Текст книги "Последние парень и девушка на Земле"

– А когда ты купишь такое платье мне? – спросила Морган.

– Когда ты принесешь мне из школы табель, в котором не будет троек, мы сможем об этом поговорить. – Потом, вновь обращаясь к моей маме, миссис Дорси вдруг сказала: – Помнишь, как я умоляла свою мать позволить мне потратить деньги, которые мне подарили на конфирмацию, вот на это?

Тут миссис Дорси распахнула свой банный халат, и обнаружилось, что под ним она одета в обтягивающее красное кружевное платье.

– Энни! Я поверить не могу, что оно до сих пор тебе впору! – воскликнула мама. – После своего развода миссис Дорси сбросила около сорока фунтов, и теперь они с Морган иногда носили одни и те же вещи. Мама вздохнула: – Жаль, что у меня нет времени на физические упражнения.

Я повернулась в ее сторону:

– Мамуля, о чем ты говоришь? Ты выглядишь просто классно.

– Тут речь идет не о похудении, а о поддержании здоровья. Причем как физического, так и о психического, – пояснила миссис Дорси. – И ты никогда не найдешь на себя времени, если не заставишь себя это сделать.

Морган застонала:

– Мама, перестань цитировать свои книги по самоусовершенствованию.

В машине по дороге домой мама снова расстегнула молнию на футляре, в котором лежало мое платье, осторожно срезала все этикетки с ценой и выбросила их вместе с чеком в придорожную урну, когда мы остановились на мигающий красный сигнал единственного светофора на Главной улице. Оставшуюся часть пути мы провели, придумывая тысячу и один повод, когда я смогу надеть это платье опять, чтобы оправдать потраченные на него деньги, а также договорились о той сильно урезанной цене на него, которую мы назовем папе, если он о ней спросит.

Мама не любила врать, но ради такого случая она готова была сделать исключение. Во-первых, мужчины вообще не представляют, какой дорогой может быть одежда, и особенно это относится к такому человеку, как папа. К тому же мы скажем неправду, чтобы его защитить.

– Он хочет, чтобы у тебя было все самое лучшее, Кили, – уверяла меня мама. – И он очень страдает от того, что не может внести в наш семейный бюджет свой вклад. Ты же знаешь, какие все Хьюитты гордые. Думаю, это заложено в их генах. В общем, я не хочу, чтобы отец мучился из-за того, что он не в силах исправить.

Я кивнула.

Немного более двух лет назад папа провалился сквозь прогнивший пол сеновала, когда чинил чей-то амбар. Тогда он пролетел двадцать футов, упал на цементный пол, раздробил кости таза и так повредил левую бедренную кость, что она переломилась надвое. Ему сделали множество операций, ввинтив в кости несколько металлических штырей и пластин. Он по-прежнему мог ходить, но сильно хромал, потому что одна его нога больше не сгибалась. Так что починка того амбара была последним плотницким заказом, который он получил.

Но нашим заговорщицким планам так и не суждено было осуществиться. Когда мы вошли в дом, папа сидел за своим компьютером, и он едва оторвал взгляд от монитора, чтобы посмотреть на нас с мамой и спросить:

– Ну как, хорошее выбрали платье?

– Хорошее, – подтвердила я с лестницы, уже наполовину поднявшись на второй этаж.

Глава 5. Суббота, 14 мая

Проливные дожди, возможно создание условий для разлива реки. Максимальная температура 43 градуса по Фаренгейту.

Утром того дня, когда должен был состояться Весенний бал старшеклассников, я проснулась рано и в доме у Морган, как если бы занятия в школе все еще продолжались. Но на этот раз я не чувствовала себя невыспавшейся и не умоляла дать мне поспать еще пять минут, как тогда, когда мне предстояло идти на уроки. Едва я открыла глаза, как мой мозг, словно готовя воздушную кукурузу, взорвался множеством вариантов текстовых сообщений и фоток, которые я могла послать Джесси Форду, и сотнями разных забавных и вместе с тем кокетливых способов пожелать ему доброго утра.

В конце концов я остановилась на селфи, на котором я лишь наполовину проснулась, со спутанными развевающимися волосами, заспанными глазами и ртом, разинутым в широком притворном зевке. Пока я его снимала, Морган подняла голову с подушки и, щурясь, отвела глаза от светящегося экрана моего телефона. За окном все еще было темно из-за разыгравшейся бури. По правде сказать, я думаю, что солнце в тот день так и не появилось.

Морган сонно сказала:

– Кили, пусть он сначала пошлет тебе сообщение.

Я сдержанно засмеялась, давая знать Морган, что на этот раз она в корне не права.

– Я просто хочу скинуть ему шутливую фотку. Никаких объяснений в любви и всего такого прочего. – Хотя на одной мне понятном языке именно об этом говорилось в каждом сообщении, который я посылала Джесси.

Морган попыталась отобрать у меня телефон, но она была еще вялой после сна, и я легко ее победила. В конце концов она опять повернулась к стенке.

– Ладно, но помни вот о чем, – зевая, сказала подружка. – Сегодня вечером ты не должна вести себя так, чтобы смешить Джесси. Тебе надо держаться так, чтобы он решил тебя поцеловать.

Разумеется, она была права.

Я еще раз посмотрела на свое изображение. Я выглядела на нем отнюдь не симпатичной. Напротив, я выглядела так, будто у меня не все дома.

И я быстренько его удалила. Потом я снова легла на кровать Морган и стала наблюдать, как качаются пластиковые жалюзи, то всасываясь в ее наполовину открытое окно, то опять высовываясь наружу, а вентилятор на потолке ее комнаты вращается от порывов ветра. Я слушала шум дождя и изучала инструкции, которые нашла в глянцевом журнале, о том, как надо подводить глаза и красить ресницы. Я просматривала их, мечтая о том, как встану на цыпочки, чтобы поцеловаться с Джесси Фордом, и надеясь, что при этом он набросит мне на плечи свой блейзер, чтобы защитить меня от холода, принесенного обещанным на сегодня дождем, потому что, по моему разумению, это самый романтичный жест, который парень может сделать для своей подруги. Я послала Джесси мысленную просьбу скинуть мне сообщение. Чтобы подать мне знак, что в эту минуту он тоже о думает обо мне. Или хотя бы что он уже проснулся. Я бы с радостью удовольствовалась и этим.

В конце концов мой телефон загудел после полудня, когда я сидела в столовой дома Дорси, которую мама Морган, миссис Дорси, превратила в салон красоты. В эту минуту она как раз втыкала в мои волосы заколки-невидимки.

Раньше у миссис Дорси был салон на главной улице, но после того, как мистер Дорси от нее ушел, она, чтобы сэкономить деньги, перестала его арендовать и начала работать на дому. В тамбуре она установила раковину для мытья волос клиенток, а рядом поставила стиральную машину и сушилку для белья. Свою столовую она переоборудовала в салон красоты, продав свой столовый гарнитур на большой гаражной распродаже и заменив его на специальное кресло и зеркало, висящее на стене.

Морган придвинула свой стул к моему креслу. В одной руке она держала пачку шоколадного печенья, которое мы вдвоем поедали, а в другой – скачанную мною с компьютера фотографию прически, которую я хотела попросить ее мать сделать мне, сверяясь с этой картинкой. Сначала я рассчитывала, что Морган займется моими волосами сама, но она не захотела так рисковать, чтобы не запороть дела, ведь ставки были слишком высоки.

Волосы Морган были уже уложены. Поначалу вид у ее локонов был слишком неестественным, этакие закрученные темно-шоколадные ленты, но вскоре, как нам и обещала миссис Дорси, кудри Морган начали вытягиваться, с каждой минутой становясь все более пышными и похожими на естественные волны.

Миссис Дорси побрызгала мою шевелюру лаком для волос и повернула мое кресло так, что я оказалась лицом к зеркалу. В основном мать Морган делала укладки пожилым людям, и я была не вполне уверена, что она добьется нужного мне результата, но все вышло просто идеально. Она сделала мне косой пробор, затем заплела несколько прядей в косички и собрала их в пучок, заколов его шпильками, так что он оказался одновременно снизу и сбоку. Моя прическа казалась красивой и необычной, но хотелось бы надеяться, что, взглянув на нее, Джесси не догадается, насколько менее красивыми мои волосы выглядят без всех этих ухищрений.

Как раз в этот момент телефон в моей руке и загудел. Два сообщения от Джесси, следующие одно за другим.

На первом была старая фотография, видимо переснятая из семейного альбома, потому что на ней виднелся отблеск защитного полиэтиленового чехла. Это было фото маленького Джесси – на нем ему было, наверное, лет девять-десять, – снятое, по-видимому, на какой-то свадьбе. На нем Джесси был окружен взрослыми, волосы его взмокли от пота, и он сосредоточенно отплясывал на танцполе. Его руки были слегка разведены в стороны и подняты над головой, одна нога поднята над полом, подбородок выдвинут вперед, глаза закрыты, а рот разинут так широко, что можно было разглядеть нижние коренные зубы. На этой фотографии волосы у маленького Джесси были совершенно белые, как середина солнечного диска, и он был одет в миниатюрный смокинг.

При виде его сердце мое растаяло, и я не могла скрыть довольной улыбки.

Второе сообщение было текстовым: «Предупреждение: такова автоматическая реакция моего тела, когда я слышу танцевальную песню певца Купидона „Шафл“. Так что сегодня вечером будь готова танцевать со мной».

Я была готова, Джесси Форд. О, господи, я была полностью готова.

Моя мама должна была зайти к миссис Дорси, чтобы нас сфотографировать, но она не смогла вовремя объехать всех своих пациентов, так что фотографии сделала на свой телефон сама миссис Дорси и скинула их моей мамуле. А потом миссис Дорси достала старый семейный фотоальбом и показала нам фотки тех лет, когда мои отец и мать вместе учились в старших классах нашей средней школы. Весенний бал старшеклассников назывался тогда Весенней вечеринкой. Моя мама на этой вечеринке выглядела такой красивой и такой юной, и волосы у нее были цвета имбирного пива. В жизни я никогда не видела у ее волос такого цвета, только на фотографиях. Может, это и прозвучит вульгарно, но мой отец на этих старых фотках выглядел настоящим красавцем, просто-таки мачо, высоким, стройным, загорелым с темными волосами и еще более темными бровями. Он стоял, сложив руки на груди, задрав подбородок, слегка расставив ноги и излучая полную уверенность в себе. На некоторых снимках я увидела своих бабушку и дедушку и прабабушку и прадеда – все они были из рода Хьюиттов, семейства моего отца. Родители мамы умерли, когда она была еще совсем юной, и Хьюитты, можно сказать, удочерили ее, как только она начала встречаться с моим отцом.

Для прикола мы с Морган попытались сымитировать наших матерей на старом фото, на котором обе они присели друг перед другом в чудных позах, похожих на реверансы. Потом миссис Дорси торопливо выбежала из дома и загнала свою машину в гараж, чтобы мы с Морган не промокли под дождем, когда будем в нее залезать.

В эти минуты бушующая за окнами буря казалась нам не страшной, а просто доставляющей некоторые неудобства, хотя, именно готовясь к ней, мы на всякий случай нарастили берег реки с помощью мешков с песком.

Наши нынешние приготовления носили другой характер. Мы обе думали сейчас, как благополучно добежать от машины до школьного спортзала, где должен был проходить бал. На Морган была куртка, поверх нее дождевик, а сверх того еще резиновые сапоги и такого же цвета зонт, а свои серебристые туфельки на высоких каблуках она спрятала в пластиковый пакет. К тому же ей пришла в голову гениальная идея подоткнуть свою длинную юбку с помощью надетых на бедра широких резинок, чтобы она не волочилась по лужам. Я облачилась в свою зимнюю куртку и тоже обулась в резиновые сапоги и прикрылась зонтом, а свои одолженные у Морган золотистые босоножки засунула в карманы.

Когда мы выезжали из гаража, я была сама не своя от волнения. Я предвкушала, как пойду на Весенний бал, с того самого дня, когда поступила в старшие классы средней школы. Но тогда я думала только о том, что приду на него со своими двумя ближайшими подругами и мы будем танцевать всю ночь напролет, отрываясь по полной, и снимем при этом миллион фоток.

Мне хотелось всего этого по-прежнему, но теперь я желала и чего-то еще. Чего-то, что еще какую-то неделю назад казалось мне совершенно немыслимым и недосягаемым, а теперь вдруг сделалось доступным и близким. И хотя из-за дождевых туч я не могла сейчас видеть звезды, у меня было такое чувство, что они волшебным образом расположились так, чтобы принести мне удачу.

* * *

Весенний бал должен был начаться ровно в семь вечера, но без четверти восемь и мы с Морган, и большая часть других старшеклассников все еще сидели в своих машинах с работающими моторами и разрывающими серую мглу включенными фарами, ожидая, когда дождь хоть немного стихнет, чтобы во все лопатки добежать до спортзала. Я никогда еще не видела, чтобы так лило. Из-за этого ливня было трудно даже разговаривать, так оглушительно он барабанил по крыше машины Морган. И я была этому рада, потому что, по правде говоря, слишком нервничала, чтобы разговаривать.

Джесси пока нигде не было видно. Когда он доберется сюда? Что произойдет между нами этой ночью? Те два сообщения, которые он мне сегодня прислал, были для меня все равно что ингалятор для больного астмой – они помогали мне дышать. Должно быть, я просмотрела их нынче сотню раз.

– Кили.

– Что?

Морган ласково отвела в сторону мою руку, которую я, не отдавая себе в этом отчета, прижимала к губам.

– У тебя отслоится лак на ногтях еще до того, как мы попадем внутрь.

В восемь часов школьный сторож открыл двери спортзала и подпер их снаружи, чтобы они не закрылись от ветра, как будто только это мешало нам войти. Я видела, что творится в спортзале, только урывками, в те мгновения, когда «дворники» на ветровом стекле машины Морган сметали с него пелену воды. Тренер Дин принес из раздевалки несколько полотенец и расстелил их на паркетном полу. Остальные взрослые, которые должны были следить за порядком: мистер Лэндо, мисс Кэй, директриса Банди, – какое-то время стояли кружком и разговаривали, потом принесли раскладные стулья и, усевшись на них, принялись молча скучать. Внутри было совсем мало старшеклассников – только те, кто входил в комитет по организации балов, вроде Элизы, и те девушки и ребята, которых их родители подвезли к самым дверям. Кто-то выстроил на столе для еды пирамиду из банок с газировкой, несколько парней гоняли по пустому танцполу мягкий поролоновый мяч, а две девушки покачивались в такт музыке, которая нам была не слышна.

Все остальные ребята угодили в ловушку.

В хреновом положении оказались все, но думаю, особенно отстойно чувствовали себя мы, девушки, потому что парни были одеты в свои повседневные брюки цвета хаки и рубашки на пуговицах, ничего особенного, а вот девушки разоделись в пух и прах. К тому же мы были одеты так, как положено одеваться в погоду, которая обычно бывает в мае, а не в такую, которая стояла на дворе сейчас. А значит, регуляторы подогрева в наших машинах были в эти минуты повернуты вниз, в сторону наших голых ног, бронзовых либо от автозагара, либо от ультрафиолетовых лучей в солярии, но никак не от весеннего солнца. Они ужи давно потеряли всякую чувствительность от холода. К тому же мы сбрызнули себя слишком большим количеством духов, благоухающих ароматами цветов или свежеиспеченных бисквитов, потому что после зимы воздух в нашей школе все еще пах перегретыми металлическими батареями.

А хуже всего было то, что надетые нами на бал самые красивые весенние платья были сейчас скрыты под зимними куртками и пальто.

Моя удлиненная пуховая куртка с капюшоном выглядела отнюдь не лучшим образом после двух лишних месяцев носки. Я потеряла от нее пояс, который прежде не давал ей смотреться как спальный мешок с рукавами. К тому же ее давно было пора постирать, но я боялась, что она не выдержит прокручивания в барабане стиральной машинки. Уже сейчас, стоило мне сесть, из ее швов вылезали перья, как будто я была не шестнадцатилетней девушкой, а линяющим гусем.

Скоро мы все узнаем, что частично виной тому, что случилось позже, были эти самые холода. Земля так и не оттаяла после зимней стужи и оставалась промерзшей на пять дюймов в глубину и твердой, как бетон. Так что дождю просто было некуда деваться, не во что впитываться. В то время я этого еще не знала, а если бы и знала, мне, наверное, было бы это тогда неинтересно. Меня тогда бесило одно – то, что сейчас я вынуждена прятать под курткой свое платье.

Морган уронила голову на руль:

– А что если он не перестанет? Как ты думаешь, они отменят бал и разошлют нас по домам?

Я тоже этого боялась, но затрясла головой, как будто сама мысль о таком исходе казалась мне нелепой:

– Нет уж! Банди же не слепая, она видит, что мы все ждем здесь. И нам совсем необязательно дожидаться, когда дождь перестанет совсем, просто нужно, чтобы он хоть немного стих.

В то время как я с течением времени приходила во все более и более радостное возбуждение, с Морган происходило прямо противоположное. Я была похожа на бутылку с газировкой, которую все время трясут, увеличивая количество пузырьков газа, а из подружки газ, казалось, наоборот, постепенно улетучивался, так что скоро его не останется совсем.

Изначально Морган собиралась надеть свое платье, приготовленное к Весеннему балу, еще и на выпускной вечер в школе Уэса. Темно-зеленое, без бретелек, оно открывало плечи, имело плоеный прилегающий корсаж с вырезом в форме сердечка и пышную длинную юбку, доходящую до земли. Я боялась, что оно будет слишком похоже на наряд, однозначно надеваемый только на выпускной, но сегодня моя подруга просто надела к нему другие аксессуары, заменив сверкающие украшения из горного хрусталя на свою повседневную серебряную подвеску в форме подковы и вдев в уши крошечные сережки-колечки. При этом она наложила на лицо совсем легкий свежий макияж, ограничившись мерцающими тенями, тушью и клубнично-алым блеском для губ. В этот вечер Морган так гордилась своим видом, но теперь ей наверняка стало казаться, что она только зря старалась.

Я очень надеялась, что ниже градус ее настроения уже не опустится.

– Ты сегодня такая красивая, что я подумываю, а не послать ли мне Джесси куда подальше и не лечь ли сегодня в постель с тобой, – засмеялась я.

Морган улыбнулась грустной, вымученной улыбкой.

Как только мы доберемся до спортзала, я сделаю все, чтобы Морган стало весело. Может, попросить диджея посвятить ей какую-нибудь нелепую детскую танцевальную песенку, чтобы она смутилась. А потом я что-нибудь придумаю, чтобы поднять ей настроение и помочь забыть Уэса. При нынешних обстоятельствах это самое малое, что я могу сделать для своей лучшей подруги.

Лежащий у нее на коленях мобильник зазвонил.

– Это Элиза, – сказала она. – Говорит, что поперек Бэйсин-стрит упало огромное дерево и всех, кто там проезжал, отправили в объезд.

Я чуть-чуть опустила стекло, чтобы вдохнуть хоть немного свежего воздуха, но в машину тут же занесло косой дождь, и я вновь подняла стекло. Затем я сама послала Элизе сообщение, чтобы спросить, не придавило ли это упавшее дерево какие-нибудь машины. Собственно, меня интересовало, не придавило ли оно случайно черный «хетчбэк» вроде того, на котором ездил Джесси, но я сформулировала свой вопрос более общо.

«Насколько мне известно, нет, – написала мне Элиза. – Но оно, похоже, порвало несколько проводов электросети. Телевизионщики уже прибыли на место и установили свои дурацкие камеры».

Начиная с того самого дня, когда мы уложили вдоль реки мешки с песком, журналисты из новостных каналов постоянно появлялись в нашем городе на своих грузовичках, предвкушая сегодняшнюю бурю. Они парковали свои автомобили, наполовину заехав в кювет, и оттуда операторы снимали, как журналисты стоят на берегах нашей речки, нацепив рыбацкую амуницию, и наблюдают, как вода все ближе и ближе подбирается к мешкам с песком, которые уложили мы. Для меня это стало чем-то вроде игры – всякий раз, когда мы проезжали мимо них, я тянулась к клаксону Морган и сигналила или орала на них из ее окна, чтобы испортить им кадр.

Я представляла себе Джесси Форда, застрявшего в заторе на Бэйсин-стрит, и была практически уверена, что на Весенний бал он наденет какой-нибудь классный прикид, что-нибудь этакое, что выделит его из толпы остальных парней. Вроде резиновых шлепанцев и галстука-бабочки. А может быть, он, наоборот, нарядится по полной программе и придет в смокинге, то ли взятом напрокат, то ли купленном в каком-нибудь секонд-хенде, где продаются шмотки в стиле ретро. Это было бы так в стиле Джесси!

Дождь полил так сильно, что «дворники» уже едва справлялись с потоками воды, и Морган отключила их, то ли для того, чтобы сэкономить бензин, то ли для того, чтобы не было чрезмерной нагрузки на аккумулятор, то ли зачем-то еще. После этого мы уже почти ничего не могли разглядеть. Морган до отказа откинула назад спинку своего сиденья. Синяя ткань на потолке машины отклеилась и провисла. Образовавшиеся воздушные карманы стали похожи на провалившийся шатер цирка шапито. Морган провела по ним кончиками пальцев, и они заколебались, точно морские волны. Машина была старой, она принадлежала отцу подружки. Это было единственное, что он оставил им с матерью после того, как свалил из города в прошлом году.

Морган была подавлена. Это было видно по тому, что она все время вздыхала и то и дело просматривала погодное приложение на своем телефоне. И в этом она была не одинока. На экране моего мобильника то и дело появлялись жалобные сообщения от девочек из нашего класса о том, в каком невыносимом положении мы все оказались. О том, что с них хватит и их терпение подходит к концу. К этому времени наше ожидание продолжалось уже больше часа.

И я решила, что попробую их всех расшевелить. Сделаю так, чтобы девчонки не падали духом и были в полной готовности для того, чтобы начать зажигать. Я несколько раз сфоткала Морган и себя и начала обмениваться фотографиями с Элизой и прочими нашими школьными подругами, застрявшими в своих машинах в других рядах на стоянке. Понятное дело, увидеть платья друг друга мы не могли, так что в основном пришлось хвастаться друг перед другом прическами и макияжем, но и это было уже что-то. В Эбердине у людей было в общем-то мало случаев для того, чтобы принарядиться. Разве что для посещения церкви, но мои домашние туда не ходили.

Потом я убедила всех девчонок настроить стереосистемы своих машин на одну и ту же радиостанцию, чтобы представить себе, будто мы все вместе находимся в спортзале. Сначала мы протанцевали, ерзая на сиденьях по мере сил, под две или три песни, но потом реклама и частые прогнозы погоды так всех достали, что в конце концов мы выключили радио.

После этого, заметив перышко, вылезшее из моей пуховой куртки и воткнувшееся в цветок маргаритки на кружевном платье, я уговорила Морган начать дуть на него, так чтобы оно летало по всей машине туда-сюда, как летает мячик при игре в пинг-понг. Оно перелетало от Морган ко мне и от меня к Морган, пока мы не дошли до шести раз, но на седьмой раз у нас ничего не вышло, и мы бросили это дело. Я втянула ладони в рукава куртки, чтобы согреть их опять, и попыталась придумать какой-нибудь другой способ убить время.

Внезапно сильно ударила молния, и все на парковке на миг осветилось.

– Надеюсь, мы сможем добраться домой, – нервничая, сказала Морган. – И кстати, подкрась губы, а то помада уже почти стерлась.

До этого вечера я никогда не пользовалась такой яркой губной помадой, но сегодня Морган настояла, чтобы я позаимствовала ее у нее. Ее цвет пришелся мне по душе, потому что напомнил мне розовые азалии, которые росли вокруг нашего дома. Сейчас они должны были бы полностью расцвести, но в этом году на их ветках не было даже бутонов. Из-за холодов и дождей нынешняя весна получилась странной. Можно сказать, что она так и не пришла.

Я осторожно наносила помаду на уголки своих губ, когда мой телефон звякнул. Прежде чем я успела просмотреть сообщение, Морган отобрала у меня мобильник и сказала:

– Сначала закончи то, что начала.

Я так торопилась, что размазала остаток помады по лицу.

– Это от него?

– Хм… – протянула Морган и вместо телефона протянула мне бумажный носовой платок. – Сначала вытрись.

Я вырвала у нее и носовой платок, и телефон, торопливо провела платком по нижней губе, к которой он и прилип, и прочла сообщение:

«Эй, на палубе! Как ты там, подружка?»

Морган осторожно отлепляла бумагу от моей губы, пока я писала ответ:

«Сто акул тебе в глотку! Где тебя черти носят?»

Я нажала «Отослать», прежде чем Морган успела мне помешать, потому что знала: она не одобрит флирта, если он будет вестись на жаргоне, которым в фильмах пользуются пираты.

«Посмотри в окно».

Я потерла запотевшее от сконденсировавшейся влаги окно, и получился корабельный иллюминатор. Машина Джесси стояла на соседнем парковочном месте и была под завязку набита парнями из футбольной команды выпускного класса. Думаю, на заднем сиденье их было человек пять. Точно я бы сказать не могла, потому что окна его машины запотели, все, кроме его собственного, которое явно было недавно протерто. Несколько из сидящих в машине ребят принялись трясти и раскачивать ее, словно во время бурного секса. Джесси сделал большие глаза, всем своим видом показывая: «Вот идиоты!»

Я сочувственно улыбнулась и постаралась не подать виду, что ужасно нервничаю.

Джесси снова стер со своего окна влагу и несколько раз моргнул, пытаясь рассмотреть, как я выгляжу.

Понравится ли ему мой макияж? Поймет ли он, как я ради него старалась? Но старалась не так, как в тот день на реке, еще до того, как у меня появилась хотя бы малюсенькая надежда и я готова была сморозить все что угодно, лишь бы его рассмешить. Сегодняшние мои старания казались мне куда более откровенными, чем тогда, и куда более вгоняющими в краску.

Джесси усмехнулся, а потом прижал свой розовый язык к стеклу и размашисто лизнул его, глядя прямо на меня, словно какой-нибудь долбаный золотистый ретривер.

И я, ни секунды не раздумывая, тоже прижала язык к стеклу и понарошку лизнула Джесси в ответ, но это длилось лишь секунду, потому что Морган тут же оттащила меня от окна, визжа:

– Кили! Фу!

Мое сердце неистово билось.

Морган достала из кармана еще несколько салфеток:

– Будь добра, сотри с окна свои слюни и следы помады!

Я уже собиралась это сделать, когда Джесси написал мне:

«Эй, это что, был наш первый поцелуй?»

А потом добавил: «Высуни язык»

Меня словно ударило током. Это было самое сексуальное сообщение, которое он когда-либо мне посылал.

«Я мигом. У меня проблемы», – ухитрилась написать я, хотя Морган терла мое лицо салфетками и при этом твердила, что теперь я должна вымыть ее машину.

Джесси ответил: «У меня тоже. Зито только что пернул и провонял всю машину».

Я рассмеялась: «Фу! Вытолкай его вон!»

– Кили, что он тебе пишет?

«И дать ему утонуть прямо на школьной парковке? Говно я тогда буду, а не друг!»

«Говно – это самое подходящее слово, – ответила я. – Вы, ребята, будете теперь пахнуть анальными газами Зито. Так что держитесь от нас подальше!»

«Значит, ты сегодня вечером со мной не потанцуешь?»

Морган начала меня трясти.

– Не делай вид, что меня тут нет, – обиженно сказала она.

– Ладно, ладно, прости! – усмехнулась я. – Только дай мне еще минутку!

Я как раз пыталась придумать какой-нибудь ответ, когда Джесси написал: «Угу. Думаю, нам лучше вернуться в берлогу Зито. Скинь мне фотку того чувака, который быстрее всех добежит до входа, если вы вообще туда доберетесь».

– Эй, что случилось? – спросила Морган. – Почему у тебя вдруг сделалось такое лицо?

Я повернулась к ней и попыталась выдавить из себя улыбку.

– Джесси уезжает, – потрясенно вымолвила я.

Морган затрясла головой из стороны в сторону быстрее, чем ходили туда-сюда по ветровому стеклу «дворники» ее машины.

– Нет, нет, нет, Кили, нет! Заставь его остаться!

Вдохновленная ее уверенностью, что это возможно, я вытерла свои вспотевшие руки о голые коленки и быстро написала: «Ты это серьезно?» А когда он не ответил сразу, в отчаянии добавила: «Вы, слабаки, только что приехали сюда и уже сбегаете?»

«Я не собираюсь погибнуть в этой газовой камере, ожидая момента, когда можно будет попасть на школьные танцульки».

Воздух сотрясся от гулкого раската грома. Мы ждали начала Весеннего бала уже полтора часа. Джесси собирался уехать, и тогда Морган наверняка захочет отчалить тоже, потому что в основном она была здесь ради меня. Мы не могли сидеть в машинах и ждать вечно. В конце концов бал просто отменят.

В этот миг я вдруг увидела свое отражение в зеркале заднего вида и поняла, что такого шанса, как сегодня, больше не будет. Джесси был уже в выпускном классе, он вот-вот закончит школу и уедет бог знает куда. На этот счет до меня доходили самые разные слухи, от пересудов о том, что ему дают стипендию как футболисту, до толков, что он собирается переехать в Калифорнию, чтобы стать актером. Мои подруги не водили компанию с его друзьями, к тому же к концу школьного года ученики выпускного класса старались держаться вместе и общаться в своем кругу.

Но главное, я чувствовала, что никогда больше мне не удастся выглядеть такой красивой, как сейчас. Сейчас был мой звездный час. На некоторых людей такое прозрение подействовало бы угнетающе, но только не на меня. Я была рада, что достаточно хорошо знаю свои достоинства и недостатки, чтобы понимать: сейчас или никогда. И это сознание придало мне мужества сделать то, что я сделала в следующую минуту. Нынешняя буря и то, что случилось с Эбердином потом, заставили всех нас проявить мужество, и притом не раз. Но сегодня это случилось впервые.

– У меня есть идея, – сказала я и скинула одно и то же сообщение Джесси, нескольким моим подругам и Морган.

Телефон в руке подруги звякнул, и она прочла мое сообщение вслух:

«Предлагаю всем пробежаться до спортзала. Старт ровно в 20.26. Кто “за”?»

Морган повернулась ко мне, удивленно округлив глаза:

– Эй, погоди. Я имела в виду совсем не это.

– По-моему, дождь стихает!

Пока я это говорила, над нашими головами снова прогремел гром.

– Ты что, обалдела? Да сейчас льет еще сильнее, чем раньше! Ты слышала, что сказала Элиза? Ветер валит деревья! Люди сидят без электричества! А тут еще и гром, и молнии, и залившая парковку вода! Да нас всех может убить!

Я сжала колено Морган:

– А разве это не самый классный способ отдать концы?

– Как же! – усмехнулась Морган. – Умереть от удара током в луже! Это будет ужасный конец, Кили. Может быть, самый худший.

Мы обе посмотрели на приборную доску. Часы показали 20.25 и погасли, потому что я вырубила мотор и выдернула ключи из замка зажигания.