Текст книги "Последние парень и девушка на Земле"

Затем, поскольку Морган все еще болтала по телефону, я медленно спустилась на первый этаж.

Миссис Дорси пристально смотрела в окно кухни, разглядывая растущий чуть поодаль огромный дуб.

– Я все время твержу себе, что надо бы его спилить, – задумчиво проговорила она. – Как ты думаешь, он раскачивается слишком сильно, больше, чем следует?

Я подошла к ней и встала рядом:

– По-моему, нет.

Несмотря на то что в церкви всем прихожанам подадут ужин, миссис Дорси готовила сейчас любимое блюдо моей мамы – запеченные макароны «зити». Две порции этого кушанья, предназначенные для нее и Морган, она поставила в свой холодильник, а все остальное велела мне отнести домой:

– Так твоей маме не придется ничего готовить на ужин, и нынче вечером она наконец сможет отдохнуть. Но не давай ей ни кусочка, пока она не пообещает, что целый вечер проведет, лежа на диване и положив ноги на подушку.

Наконец в кухню спустилась Морган. На ней была блузка с рукавами-крылышками, надетая под темно-синий джемпер, к которому хорошо подходили ее зеленые резиновые сапоги и кремовые гольфы. На голове – упругие локоны, Морган завила волосы, использовав электробигуди. Рядом с ней я чувствовала себя как ее младшая сестра, все еще в куртке от пижамы, без макияжа. Я заправила свои спортивные штаны в резиновые сапоги.

Потом мы трое сели в машину, и миссис Дорси повезла меня домой.

Хотя с неба по-прежнему лило, некоторые люди, одетые в дождевики и резиновые сапоги, готовили свои дома к приходу паводка, укладывая вокруг своих жилищ мешки с песком. Вдоль краев улиц мчались потоки воды, похожие на реки, так что нам пришлось ехать по самой середине дороги. Асфальт здесь был усыпан обломками ветвей и кусочками коры, как каким-то древесным конфетти.

Я подалась вперед к пассажирскому сиденью, на котором сидела Морган:

– Мы так и не сходили на школьную парковку, чтобы поискать твою босоножку.

– Забей, – махнула рукой подруга. – Я все равно никогда их не ношу.

– А, ну тогда ладно.

Однако мне стало не по себе при мысли, что эта босоножка так и останется валяться там. Мне не хотелось увидеть ее утром в понедельник, когда мы опять приедем в школу. Это бы напомнило мне о Джесси и о том, что все у нас с ним пошло наперекосяк.

Морган повернулась ко мне и искоса на меня посмотрела:

– Почему ты сегодня такая грустная? Джесси что, ничего тебе сегодня не написал?

Я ушла от ответа:

– Я теперь уже не знаю, нравится ли он мне еще или нет.

В этом, подумала я, и будет состоять мой великий план.

Откреститься от Джесси. Убедить Морган, что это мое решение, а не его.

– Что ты такое говоришь? – воскликнула подружка. – Заткнись сейчас же! Он тебе нравится, и точка!

– По правде говоря, Джесси совсем не такой классный и забавный, как я думала до того, как узнала его ближе.

Морган развернулась и посмотрела мне в лицо:

– Может быть, ты говоришь так из-за того, что тогда наговорил о тебе Уэс? Потому что, если причина в этом, я хочу, чтобы ты прекратила это сейчас же.

Глаза миссис Дорси отыскали меня в зеркале заднего вида.

Я знала, что Морган говорит со своей матерью обо всем, но мне почему-то казалось, что эта история со мной и Уэсом – запретная тема. Но если миссис Дорси знает, что наговорил обо мне Уэс, может быть, она знает и то, что я ему сделала и что так его взбесило? От ужаса у меня свело живот.

– Нет, я просто хочу сказать, что…

– Вот и умница! Потому что для тебя я даже представить себе не могу более идеального бойфренда.

Я тоже, подумала я, и от этого мне стало совсем тошно.

* * *

Идя по тропинке к нашему дому, я заметила, что занавеска на выходящем на фасад окне отдернута. Мама посмотрела мне в глаза и улыбнулась. Сейчас она захочет поговорить со мной о бале и о том, как все пришли в восторг от моего платья. Захочет посмотреть мои фотографии. И тут я поняла, что снимала себя, только пока сидела в машине Морган, потому что после того, как Джесси станцевал со мной под дождем, я стала выглядеть как полнейшая лохушка. Мне не хотелось говорить маме неправду, поэтому я планировала просто подняться к себе в спальню так быстро, как только смогу.

Едва войдя в дом, я начала слой за слоем стаскивать с себя свою промокшую одежду.

Мама сидела на диване, что-то печатая двумя пальцами на своем ноутбуке. Она умела печатать только так, старомодно и неумело.

– Подожди секундочку, дай мне время заполнить эту таблицу! – попросила она.

Мама работает приходящей медсестрой, она ходит по домам и оказывает медицинскую помощь людям. Она обожает свою работу, любит помогать пациентам, но терпеть не может составлять обо всем этом отчеты и печатать их на компьютере.

Папа тоже сидел за компьютером, нефирменным, дешевым, купленным им на распродаже в черную пятницу. Поскольку работать плотником он больше не мог, он пристрастился к политике, несмотря на то что, по его мнению, большинство из тех, кто нами управлял, были всего лишь бандой лжецов. Он интересовался всеми видами политики: местной, внутренней, международной… он проглатывал любую информацию и не мог без нее жить. При всем том новостным сайтам папа не доверял и, вместо того чтобы просматривать их, предпочитал получать информацию с электронных форумов. Например, если в правительстве Ирландии, по его мнению, творились какие-то сомнительные дела, он находил в Интернете соответствующий форум и переписывался с людьми, которые обо всем этом хорошо знали, потому что испытали на своей собственной шкуре. Так же было и с Израилем, и с Южной Кореей, и с Мексикой – и далее по списку. Папа любил повторять, что у него есть друзья во всех странах мира. Возможно, он говорил это потому, что друзей, живущих в Эбердине, у него осталось не так уж много.

Но так было не всегда.

До того как с ним произошел несчастный случай, мой отец был человеком довольно успешным. Если кто-то из жителей нашего города и не знал его лично, ему, по крайней мере, было известно имя Хьюитт, и это имя внушало доверие. Моя семья жила в Эбердине уже давно. Мой дед и прадед оба работали на здешней лесопилке, отец, едва закончив среднюю школу, пошел работать туда же, и работал там, пока восемь лет назад производство не закрылось. Тогда отец и переквалифицировался в плотника. В то время он был сильным. И всегда загорелым от работы на свежем воздухе. Теперь же он если и выходил из дому, то только на собрания избирателей, созываемые для принятия решений по городским делам.

– Привет, Кили, – сказал он мне, не отрывая глаз от своего монитора.

– Миссис Дорси прислала нам еды. Макароны «зити». – Мамины глаза загорелись, и я рассмеялась. Я поставила форму для запекания на прилавок. – Но она сказала, что разрешает маме их есть, только если та не будет сегодня работать.

Мама загадочно улыбнулась и закрыла свой ноутбук.

– Почему же у меня никогда не получается заставить тебя передохнуть? – с ухмылкой спросил папа.

Мама взяла с дивана свой телефон – наверное, для того, чтобы с помощью мессенджера поблагодарить миссис Дорси, – потом спросила:

– Кили, твой телефон включен?

– Да, а что? – удивилась я.

– Говорят, мобильная связь работает с перебоями из-за постоянной низкой облачности. Спутники не принимают сигналов.

– А… – вмиг приободрившись, сказала я. Может быть, поэтому я и не получила ни одного сообщения от Джесси. – Кстати, у вас тут были перебои с электричеством?

– Наше освещение только мигнуло пару раз, вот и все – ответила мама. – Нам еще повезло. А как было в низине?

– Там все затопило, кругом лежат поваленные деревья и все такое. И знаете, судя по прогнозу, вечером и ночью продолжит лить дождь.

– Мы это знаем, – вздохнула мама и замолчала, потирая усталые глаза. – Во всех выпусках новостей только об этом и говорят. Так что эта буря уже начинает меня пугать.

Папа засмеялся:

– Именно этого они и добиваются. Хотят, чтобы ты все время смотрела их каналы.

Мама опустила на глаза свои сдвинутые на лоб очки и с многозначительным видом показала на последний номер газеты, лежащий рядом с отцом на столе. Он что-то проворчал и перевернул газету, чтобы скрыть броский, напечатанный жирным шрифтом заголовок: «УХОДИТ ЛИ ЭБЕРДИН ПОД ВОДУ?»

Глава 9. Воскресенье, 15 мая

ГОВОРИТ СИСТЕМА ОПОВЕЩЕНИЯ В ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЯХ. По состоянию на 11.00 губернатор Уорд издал распоряжение об обязательной эвакуации всех жителей графства Эбердин, а также всех, кто проживает в зоне Уотерфорд-Сити. Открыты и уже работают кризисные центры. Местная полиция и пожарные ведут работу по своевременному оповещению жителей и предоставлению им в случае необходимости средств перевозки. Срок действия настоящего распоряжения истекает в 6.00, но в случае необходимости может быть продлен.

Перед самой полуночью меня внезапно разбудил громкий стук во входную дверь. Я резко села на кровати. К нам в дом никто никогда не приходил, тем более в такой поздний час.

Я услышала, как мама вскочила с постели и побежала на другой конец спальни, чтобы надеть халат. Папа тоже, медленнее и с чуть большим трудом, встал со своего кресла в гостиной на первом этаже.

Я бросилась к окну своей комнаты и выглянула наружу, чтобы посмотреть, не припаркованы ли на нашей подъездной дорожке или на улице какие-нибудь машины, но ничего не смогла разглядеть из-за темноты и дождя. Схватив со спинки стула спортивную фуфайку, я тихонько вышла на лестничную площадку и перегнулась через перила.

Мама добралась до входной двери быстрее отца и отворила ее. На пороге стоял шериф Хемрик. Он был в полицейской форме и непромокаемом дождевике, том же самом, в котором Ливай появился на Весеннем балу, а голову его прикрывала широкополая шляпа, обернутая сверху пластиковой пленкой, напоминающей шапочку для душа.

– Что случилось, Мэтт? Надеюсь, все в порядке? – запыхавшись, спросила мама.

– Прости, что беспокою тебя, Джилл, но несколько часов назад вода прорвала нашу стену из мешков с песком. – Он плотно сжал губы и грустно покачал головой. – Значительную часть нижних районов долины затопило целиком. А в южной части города некоторые дома полностью смыло с фундаментов.

Мама ахнула, я тоже. Наш дом стоял на севере города, в самой высокой его точке. Ступая на цыпочках, я вернулась обратно в свою спальню и попыталась разыскать в постели сотовый телефон, чтобы посмотреть, нет ли у меня сообщений, но он не работал. Телефон был включен в розетку, но электропитания в сети не было, и он так и не зарядился.

Я услышала, как папа сказал:

– У нас тут все в порядке, Мэтт. Спасибо, что заглянул.

Я снова подошла к лестничным перилам. Отец не стал открывать дверь шире, чтобы шериф Хемрик не смог войти в дом.

– У вас в подвале стоит вода, Джим? – спросил он, обращаясь к отцу и вытягивая в шею, чтобы попытаться заглянуть в дом.

– У нас тут все в порядке, – повторил отец, на этот раз уже суше, и слегка прикрыл дверь.

За спиной его один на другом стояли ящики и коробки, которые мы с мамой, перед тем как лечь спать, вынесли наверх из подвального этажа. Остальную часть вечера мы провели, пытаясь перекрыть путь воде, начавшей подбираться к окнам нашего подвала, используя для этого доски и кирпичи.

– Это обязательная эвакуация, Джим. У тебя просто нет выбора.

– Обязательная? Кто это так решил? Мэр Аверсано? – Отец с вызовом сложил руки на груди.

Шериф Хемрик покачал головой, будто не веря своим ушам. Но он конечно же не удивился. Он перевел взгляд на маму:

– Это распоряжение губернатора.

– И куда мы, по-твоему, должны перебраться?

– Мы развернули временный эвакуационный пункт в средней школе, и…

– В средней школе? – усмехнулся отец. – Да она находится ниже, чем наш дом. Каким образом там может быть безопаснее?

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что отец тогда говорил дело. Но в те минуты все его доводы меня только раздражали. Я привыкла к тому, что он вечно спорит и конфликтует с другими горожанами, отстаивая свою точку зрения, но нельзя же спорить с шерифом, когда объявлена обязательная эвакуация.

– Поверь мне, Джим, ехать необходимо. Я понимаю, что это морока и головная боль, но послушай: в городе теперь небезопасно. Всем, кто проживает в долине, грозит неминуемая гибель. И мы просто обязаны предупредить, что здесь, на холме, дела скоро будут обстоять не намного лучше. Кто знает, возможно, этой ночью кто-нибудь из жителей уже утонул.

Кто же мог утонуть? – подумала я. Может быть, Джесси уже потерял свой дом? Или еще хуже? Я ведь даже не знала, где он жил.

Я сделала шаг вперед, и половицы громко скрипнули. Все посмотрели на меня.

– Кили, детка, иди оденься, – сказала мама, положив руку на плечо отцу.

Мама всегда умела найти подход к нему. Она не мешала отцу хорохориться, никогда не пыталась заткнуть ему рот. Но если она чего-то хотела, если ей надо было, чтобы он ее послушал, она всегда добивалась своего. Я понимала, что брак моих родителей не идеален. Отнюдь не идеален. Особенно после того, как с отцом произошел этот несчастный случай. Но наша семья приноровилась к сложившемуся порядку, и по большей части он нас устраивал.

– Ладно. Мы загрузим наши вещи в машину и выедем в течение часа.

– Дороги затопило. Я не могу допустить, чтобы улицы, по которым еще можно проехать, оказались загромождены брошенными машинами. На главной улице у нас есть перевозочный узел. Я отвезу вас туда, а оттуда другой полицейский перевезет вас к зданию школы на одной из спасательных лодок. Как думаешь, Джим, твое физическое состояние позволит тебе залезть в лодку самому? Или лучше собрать достаточно людей, чтобы тебя подняли и опустили в нее?

Отец напрягся.

По правде сказать, это было самое худшее из того, что шериф Хемрик мог сказать отцу. Теперь я даже задаюсь вопросом, не сказал ли он ему это нарочно, поскольку отец на него сейчас наезжал, да и в отместку за все другие его наезды, когда они спорили друг с другом на городских собраниях избирателей.

– Сколько времени нам придется там пробыть? – спросил отец.

– Пока не поступит официальное оповещение о том, что опасность миновала и можно спокойно возвращаться в свои дома. Паводок достигнет своего пика утром. Если ситуация не ухудшится и администрация губернатора даст нам добро, мы сможем начать развозить людей по домам в середине дня.

– Что нам надо будет с собой взять? – спросила мама.

– Немного одежды, так чтобы хватило на день или два. Туалетные принадлежности. У нас там есть достаточно продуктов, Джилл. И постельных принадлежностей.

Мама кивнула:

– Хочешь подождать нас в доме? – спросила она у шерифа.

Но прежде чем он успел ответить, отец закрыл дверь перед его носом.

Я слышала, как мои родители о чем-то тихо говорили внизу, пока я носилась по комнате, собирая вещи, чтобы засунуть их в школьный рюкзак. Если весь город направлялся сейчас в наш спортзал, то там окажутся все, кого я знаю по школе. Я пожалела, что собрала волосы в узел сразу после того, как приняла в ванной Морган душ, потому что, если я распущу их теперь, они лягут неровно, так что придется оставить все как есть. Я сняла пижаму и надела легинсы, футболку без рукавов и облегающую толстовку с капюшоном.

Сейчас мне стыдно об этом вспоминать, но, несмотря на то что я знала, что с некоторыми людьми в нашем городе произошло несчастье, какая-то часть моей души все равно испытывала приятное волнение. Главным образом потому, что теперь у меня появился шанс вновь увидеть Джесси, и потому, что я надеялась, что сумею исправить то, что напортачила в отношениях с ним – конечно, если еще не поздно.

Глава 10. Понедельник, 16 мая

Сильные дожди будут продолжаться в течение всех ранних утренних часов. Максимальная температура 45 градусов по Фаренгейту.

Когда в час ночи наша семья вошла в двери спортзала, с его стен все еще свисало несколько жалких лент белого гофрированного серпантина. Было видно, с каких мест в спешке сорвали все остальные, потому что на стенах остались прилипшие белые обрывки.

Эбердин был маленьким городком, в нем жило всего около пятисот семей, но сейчас, когда все жители собрались в одном месте, городок казался намного более многолюдным. Обогрев в зале был включен на полную мощность, было жарко и душно. К тому же было шумно: сидящие в клетках собаки лаяли на сидящих в клетках кошек, дети бегали, играя в пятнашки и крича благим матом, потому что им давно пора было спать. Взрослые стояли, сбившись в небольшие группки, заламывая руки или покровительственно похлопывая друг друга по спине.

Весь спортзал, словно огромная казарма, был уставлен бесчисленными рядами раскладушек, каждая шириной с половину односпальной кровати, туго заправленная, с белой плоской подушкой и темно-зеленым одеялом. Большинство раскладушек было уже занято, на одних лежали или сидели люди, на других стояли сумки, набитые всяким барахлом.

Внезапно школьный рюкзак показался мне слишком легким. А что, если мы застрянем здесь дольше чем на одну ночь? Судя по всему, большинство собравшихся здесь людей были готовы к тому, что им придется задержаться тут надолго. А я по своей глупости взяла с собой только одну смену одежды, наполнив большую часть рюкзака всякой предназначенной для развлечения ерундой, вроде пары маленьких колонок для телефона, чтобы слушать музыку, или двух-трех флаконов лака для ногтей различных цветов, чтобы мы с Морган и Элизой могли делать друг другу маникюр, если заскучаем.

Но среди всей этой дребедени была в моем рюкзаке и одна случайно прихваченная штучка, насчет которой у меня не было никаких сожалений. Это был блокнот для игры. Игра была очень смешная: один игрок называет какое-нибудь понятие, например «домашнее животное», «твоя любимая песня» или «число», а другой подставляет их в пропуски в заранее составленной фразе, и получается смешно. Например: «Кошка катается на коньках со скоростью сто миль в час и поет “Бесаме мучо”». Блокнот с этой игрой кто-то положил в мой чулок для рождественских подарков, когда я была еще совсем крохой. Часть страниц я успела заполнить, но еще оставалось и много пустых.

Я достала этот блокнот из переднего кармана толстовки и начала оглядывать зал, выискивая глазами Джесси.

У Джесси была маленькая сестренка по имени Джулия. Я знала об этом, потому что она фигурировала во многих видеороликах, которые он скидывал мне. Ей было лет семь-восемь, и она была такая же прикольная, как и он сам. Волосы у нее тоже были белокурые, причем всех мыслимых и немыслимых оттенков, но ее кудряшки были более круглыми и тугими, похожими на маленькие пружинки. На одном из снятых Джесси видеороликов девчушка тайком пробралась в ванную, когда ее брат был в душе, чтобы включить слив в унитазе и таким образом облить его струей горячей воды. По-видимому, Джулия прикалывалась постоянно, так что Джесси был готов к ее проказе и, взяв с собой телефон в душ, заснял ее на видеоролик через щель между душевой занавеской и стеной. И хотя он видел, как сестренка входит в ванную, после того как она нажала на смыв унитаза, он завопил так, как будто девчонка застала его врасплох, и Джулия выбежала из ванной, удовлетворенно хихикая. Для такой маленькой девчушки у нее был на удивление низкий смех, гортанный и хриплый. Она понравилась мне с первого взгляда. Джесси надеялся, что этот ролик разлетится по Интернету и станет хитом, он так и написал в своих комментариях: «Давай сделаем Джулию бешено популярной в Сети!» И действительно, ролик получил много просмотров, но все-таки не приобрел бешеной популярности. Стопудово почти половину просмотров ему обеспечила я.

Я решила, что было бы прикольно подарить Джулии мой блокнот с записанными понятиями, которые надо вставить в заранее составленные фразы с пропусками. Эта игра развлекла бы малышку и помогла ей успокоиться, на тот случай, если бы ее что-то испугало. А главное, этот подарок стал бы моим мостиком к Джесси, способом снова вовлечь его в разговор. Хотя он так со мной и не связался, я упрямо не хотела верить, что все так безнадежно.

Но я так и не увидела в спортзале ни его, ни своих подруг. Они однозначно не могли сейчас спать, потому что завтра занятий не будет. Наверное, Морган и Элиза сидят сейчас вдвоем в каком-нибудь пустом классе. И Джесси тоже ошивается где-то там.

Мама расстегнула молнию на своем водонепроницаемом плаще и стащила с головы капюшон. Она принесла с собой в школу и чемоданчик с историями болезней своих пациентов, и свой ноутбук. И то и другое она прятала под плащом, чтобы ничего не промокло. Джинсы она подвернула до самых икр, а ночную рубашку заправила за их пояс, как будто это была не ночнушка, а обычная блузка. На ногах у нее были прочные резиновые сапоги, которые она обувала только тогда, когда работала в нашем дворе. Проходя по спортзалу, мама смотрела на баннеры, прикрепленные к потолочным балкам, видимо ища тот, на котором значился год, когда они с отцом закончили школу.

Я положила блокнот с игрой в слова обратно в карман толстовки, чтобы забрать у нее чемодан на колесиках, который она толкала перед собой, но она только улыбнулась:

– Кили, я все-таки смогла взять его с собой.

Чемодан был полон предметов для ухода за больными, которые мама собрала, когда мы уезжали из дома. Там были ее стетоскоп, бинты, спиртовые салфетки и другие принадлежности – все в том же духе.

Шериф Хемрик сказал маме, что они не понадобятся, так как в эвакопункте уже развернута станция оказания первой помощи, но мама настояла.

– Несколько моих пациентов живут в Эбердине, – объяснила она.

Когда оказалось, что все, что она хочет взять с собой, в чемодан не влезает, мама выложила из него свою косметичку, оставив только зубную щетку, чтобы осталось больше места для того, что могло понадобиться больным.

Папа шел, отстав от нас с мамой на несколько шагов, одетый в джинсы и фланелевую рубашку. Одну руку он засунул в карман, а другой опирался на набалдашник своей палки. Свой ноутбук, тщательно завернутый в пластиковый пакет из супермаркета, он держал под мышкой. Перед тем как подойти к лодке, мама опустилась на колени, чтобы закатать его джинсы, но отец сделал ей знак, чтобы она от него отстала, видимо потому, что это ставило его в неловкое положение перед полицейскими. Дома мама частенько ухаживала за отцом и оказывала ему мелкие услуги, но, как видно, он не желал, чтобы это видели посторонние. Даже если из-за этого ему придется провести ночь в джинсах, промокших до самых колен.

К нам подошел волонтер и с извиняющимся видом пояснил:

– Если вы не сможете отыскать здесь три свободные раскладушки, стоящие рядом, не беда. Не беспокойтесь, сейчас дополнительные раскладушки устанавливают в классных комнатах. – И он махнул рукой в сторону коридора, где я увидела Ливая Хемрика, который стаскивал сложенные раскладушки со штабеля и, раскладывая каждую, передавал ее другому волонтеру, готовому унести ее, чтобы поставить на место, и прийти за следующей.

Мама кивнула и перевесила свою сумку с ноутбуком с одного плеча на другое.

– Думаю, нам надо найти для себя какой-нибудь уголок, – сказала она. – Предпочтительно рядом с электрической розеткой, чтобы я смогла закончить кое-какую работу. Вряд ли этой ночью мне придется много спать.

Отец показал рукой на другой штабель раскладушек, который еще один волонтер раскладывал у входа в кладовую для хранения спортинвентаря:

– Вы двое идите туда, а я схожу принесу нам кофе. – А потом, ни к кому конкретно не обращаясь, он громко заявил: – Надеюсь, кто-нибудь будет регулярно сообщать нам последнее новости. Вы не можете держать нас здесь взаперти и не информировать о том, что происходит в городе.

Я знаю, почему он это сказал. Плывя на лодке в спортзал, мы заметили что паводок не так уж и высок. Само собой, к самой реке мы не приближались, и нам было очевидно, что многие районы сильно затоплены. Но два или три раза мы оказывались в местах, где было так мелко, что лодка едва могла плыть. И каждый раз, когда она скребла днищем землю, отец рвал и метал, вне себя от злости. Точно так же он выступал на городских собраниях избирателей – этакий честный всезнайка, на все сто уверенный в своей правоте. Люди терпели его только по двум причинам: потому что он был Хьюитт и потому что все любили мою мать.

Несколько человек, стоявших рядом, повернули головы, чтобы услышать, что волонтер ответит на требование моего отца. Но тут девочка из девятого класса, которую я узнала, потому что видела ее в школе, оторвала голову от подушки и выразительным взглядом попросила отца замолчать. Она лежала на боку, прижавшись животом к спине своей младшей сестры и гладя малышку по голове, чтобы та успокоилась и заснула. Я перехватила ее взгляд, когда мы проходили мимо их раскладушки, и всем своим видом выразила, что прошу прощения. Вот тогда-то я и осознала весь ужас своего положения. Нет, я думала тогда не об опасности, которая угрожала нам всем, я думала о том, что все, кого я знала, окажутся этой ночью в одной комнате с моим отцом.

Были случаи, когда я невыносимо стеснялась своего отца, стеснялась так, как не стеснялась своего родителя ни одна из моих подруг. Может быть, их отцы слишком громко пели в церкви или, встречая их из школы, слишком настойчиво давили на клаксон, но этим все и ограничивалось. Мой отец же после того, как с ним произошел несчастный случай, стал в Эбердине человеком весьма известным. Я бы даже скорее сказала скандально известным. Счастье еще, что о его выходках и закидонах знали в основном одни лишь взрослые и никто из подростков моего возраста о них и не подозревал.

На ежемесячные собрания избирателей Эбердина всегда приходило много народу, кроме того, их еще и транслировали в прямом эфире по нашему местному кабельному каналу. Поначалу, во время своего выздоровления, отец смотрел их по телевизору, стоящему в спальне. Не знаю, посмотрел ли он хоть одно такое заседание до того, как с ним приключилась беда, но после этого он не пропустил ни одного. А поправившись, отец начал ходить на них. И на каждом заседании он выступал в роли оппозиционера и нарушителя спокойствия. Это могли быть повышение платы за парковку на главной улице, смета затрат на ямочный ремонт дорог или расхождение с остальными присутствующими по отдельным положениям строительных норм и правил. Иногда отец заранее заготавливал целую речь. И поскольку этого требовали правила, регулирующие широкое обсуждение каждого вопроса, мэру и членам его кабинета приходилось слушать, как отец все бубнит и бубнит. Но мы с мамой по большей части приветствовали его участие в заседаниях совета, потому только по таким случаям он выходил из дома.

Я услышала, что сзади ко мне подходит мама. Будто почувствовав охватившую меня тревогу, она тихонько сжала мое плечо.

Чудно было наблюдать, как вокруг, шаркая, ходят люди в домашних тапочках и пижамах, и я в основном смотрела в пол. Мне не хотелось увидеть полуодетым кого-нибудь из своих учителей или хуже того – директрису Банди. Несколько человек тепло поздоровались с моей мамой. Люди вели себя с ней так, будто она была полной противоположностью моему отцу. Куда бы в Эбердине мы с ней ни пошли, обязательно находился какой-нибудь старичок или старушка, которые лезли из кожи вон, рассказывая, какая моя мама чудесная медсестра и как замечательная она за ними ухаживала.

– Джилл! – К нам подбежала миссис Дорси и обняла мою маму так крепко, что едва не опрокинула ее на пол. – Я звонила тебе, не переставая!

– Извини. Должно быть, я положила свой телефон на самое дно чемодана.

Миссис Дорси испустила вздох глубокого облегчения:

– Я надеялась, что ваша семья в безопасности… но никогда нельзя быть уверенным на все сто.

– А ваш дом в порядке? – спросила мама.

Миссис Дорси кивнула:

– Пока что да. Подвал затопило, но этим все и ограничилось.

Они снова обнялись, на этот раз более нежно.

Потом подруга моей мамы взяла ее за руку:

– Пойдем. Я оставила для вас три раскладушки рядом с теми, на которых расположись мы. Это около трибун.

– А где Морган?

– Пошла искать Элизу.

Хромая и шаркая, к нам подошел отец, он принес две чашки кофе и всякую выпечку. Пожалуй, ее хватило бы на пятерых человек. Мама и миссис Дорси заметили это тоже и посмотрели на отца с укоризной.

Но он проигнорировал нас всех, а может быть, его мысли просто были заняты другим.

– Хоть одна из вас видела стоящие на парковке фургоны Инженерного корпуса сухопутных войск? – спросил отец.

– Должно быть, я их не заметила, – сказала миссис Дорси.

– Джим, Энни зарезервировала для нас три раскладушки рядом со своими, – сообщила мама.

Вместо того чтобы сказать «спасибо», отец внимательно оглядывал спортзал.

– Тут творится что-то странное, – заявил он.

Не обращая на него никакого внимания, миссис Дорси, заметив в руке моей мамы чемоданчик с бумагами, сказала:

– Джилл, даже не смей говорить мне, что ты опять собираешься заняться своими историями болезни. Неужели ты хоть этой ночью не можешь немного отдохнуть?

– Я все равно не засну, – робко ответила мама. – Лучше уж я займусь чем-нибудь полезным, вместо того чтобы лежать без сна, считая овец. Ведь верно?

Тем временем отец окидывал зал скептическим взором.

– Хотел бы я припереть одного из этих инженеров к стене, – пробормотал он. – Уверен, я смог бы добыть у него кое-какую информацию. Если только им не приказали ничего нам не говорить…

Нет, мне пора смываться.

– Пойду поищу Морган.

Я шла по коридорам, заглядывая в классы и сжимая в руке свой разряженный телефон. Мне навстречу все время попадались ученики из старших классов нашей средней школы, они пробегали мимо меня по коридорам или сидели на ступеньках лестниц. Было непривычно и чудно находиться здесь в такой поздний час. У меня даже появилось такое чувство, будто я нахожусь где угодно, но только не в школе. Может быть, потому, что нормальные дневные правила здесь сейчас не действовали. Не будет ни звонков, ни посещения уроков, и можно свободно входить и выходить из любых классов, стоит только захотеть.

В конце концов я разыскала группу девочек из моего класса: Эмму, Сару, Фрэнсис, Джун, Лису и Морган, – сидящих в кабинете английского языка. Они поставили парты в круг, и каждая девушка сидела на столешнице одной из парт, болтая ногами. Некоторые были в нормальной одежде, другие уже переоделись в пижамы.

Я распахнула дверь и исполнила индейский танец – заклинание для вызывания дождя, то есть запрыгала на одной ножке, хлопая ладонью по открытому рту. То, что творилось вокруг нас, было стопудово страшно, но, по крайней мере, завтра нам всем не придется ехать в школу. И сейчас я хотела напомнить девчонкам об этом – о том, что во всем этом кошмаре есть как-никак хоть один плюс.

Все вздрогнули и посмотрели на меня. Морган соскочила со своей парты и, подбежав ко мне, тихо прошептала: