Текст книги "Последняя любовь царя Соломона"

Глава 15
Происки рава

Тщетно взывал я к своей любимой, кто-то основательно и надолго отключил линию.

Я позвонил в колокольчик, приглашая Типа, но вошла почему-то Машенька.

Она принесла мне бокал ананасового сока и соломинку. Подавая мне бокал, она как бы невзначай, дотронулась до моего голого под халатом колена.

Нет, умышленное движение ее не вызвало у меня никаких эмоций. В эту минуту я готов был променять всех своих жен на одну лишь Веронику Абрамовну. «Счастье мое, свет очей моих…» Смысл своей жизни я видел теперь только в ней. Чем дальше отдаляли ее от меня, тем больше я тянулся к ней.

– Ваше величество, хотите, я вам сделаю даоский массаж? – предложила Машенька.

– Ну что ж, делай, – обречено согласился я.

Она разложила меня на софе и принялась растирать мои затекшие ноги. Под ее умелыми пальцами потеплевшая кровь быстрее понеслась по артериям, но как только она дошла до паха, я тут же остановил ее властным движением руки:

– Достаточно, милая, ты можешь идти.

Еще вчера я был счастлив от привалившего мне количества жен, а сегодня уже не мог ни о ком думать, кроме Вероники.

И ведь обыкновенная блядь, а как прикипел-то. Кажется, от короны бы отказался ради нее.

Почему ты назвал ее блядью, а ты то сам кто был – ничем не лучше и не выше ее. Рядовая, серая и ничтожная личность. Она человек, прежде всего и именно за это ты ее полюбил.

Что-то непонятное творилось со мной. Может быть, не зря жена всегда считала меня тюфяком? «Таких как ты, говорила она, любая, даже неумелая баба мигом подберет». А ведь на практике так оно и вышло: отнеслась ко мне Вероника по-человечески и чувство благодарности мгновенно переросло в любовь. Но с другой стороны я жил двенадцать лет со своей ныдлой и никто меня не подобрал вроде бы. Наверное, она психологически подавляла во мне мужское начало и подбирать-то, собственно, было уже нечего.

Самое ужасное, когда женщина пилит, нудит и придирается. Ни одно светлое чувство не выдержит под этим тройным натиском, и именно сей тройственный союз, подтачивает основы брака в частности и личность мужчины вообще.

Машенька удалилась, а я сморенный под ее ласковыми руками, заснул и проспал даже ужин: метрдотель не посмел будить меня, потому что с утра я был не в духе.

Глава 16
Тренинг

Проснувшись, я вновь увидел перед собой Машеньку. Она принесла на подносе небольшую шкатулку с набором чугунных гирек.

– А это зачем? – удивился я.

– Даосская система, – пояснила Машенька, – рекомендует мужчине носить на пенисе тяжести.

– Скажешь тоже, – расхохотался я.

– Я вполне серьезно, Ваше величество, ношение тяжестей развивает половую силу и выносливость мужчины.

– Что я должен делать?

Машенька лукаво улыбнулась:

– Привяжите к Илюшеньке вот эту стограммовую…

Еще в первую нашу встречу, она нарекла «мальчика» Ильей Муромцем и сейчас говорила о нем с таким благоговением, что я невольно проникся к ней благодарностью.

– А Он не оторвется? – пошутил я.

– На то он и Муромец, – сказала она, – выдюжит. Походите с нею недельку, а там поменяем вес.

Машенька вышла, а я приладил гирьку к срамному месту и прошелся немного по кабинету с оттянутым членом. В общем, ничего, хотя какой-то дискомфорт, конечно же, ощущался.

Через два часа я привык к гирьке и уже не замечал ее.

Походка, правда, у меня изменилась, и теперь я ходил как моряк в раскачку. Но зато уже совершенно точно знал, на каком именно флоте служил Тип, и какие эсминцы он брал на абордаж.

Первые результаты подобной тренировки я ощутил спустя неделю. Во время ночных эрекций Илюша проявлял такую гигантскую мощь, что свободно поднимал байковое одеяло, которым я укрывался. Вообще-то из царской каптерки мне выдали пуховое одеяло, но я решил не изменять своим привычкам и предпочел байковое.

По указанию Машеньки я пошел на двести граммовую гирьку. Через неделю я и к ней привык, но поднимать планку далее, у меня не хватило духу. Черт его знает – вдруг и в самом деле оторвется. Машенька все пыталась развеять мои опасения, утверждая, что иные спортсмены носят в штанах килограммы. Но я решил не форсировать события, поскольку и так мои достижения в сексе были на грани фантастики, и все, чего я хотел – это закрепить и стабилизировать свои успехи. Кстати, и сон у меня улучшился, по утрам меня было теперь не добудиться.

Хорошее питание, продолжительные душещипательные беседы с Вероникой и ежедневный гиревой спорт свели на нет мой хронический недосып.

Глава 17
Насилие

Поднявшись с постели как-то утром, я увидел перед собой Типа, который преданно дожидался моего пробуждения:

– Ваше величество, – сказал он дрогнувшим голосом, – мои люди добыли пленку, где рав Оладьи насилует Веронику Абрамовну.

– Не правда!

Невыносимо острая боль полоснула меня по сердцу.

– Нет, к сожалению, это правда, – Тип высморкался, как будто пытался справиться с потрясением.

Я причислял себя к разряду людей неспособных на убийство, но в эту секунду я не мог справиться с сильным желанием придушить Типа. Я понимал, что он не имеет к страшному известию никакого отношения, но горестная весть эта причинила мне нестерпимую душевную боль, и уже потому он заслуживал казни.

Тип включил видео и я увидел то, что не забуду до конца своих дней.

Звука не было и качество съемки оставляло желать лучшего, но почти каждой клеткой своего тела я болезненно и чутко воспринимал все, что происходило на экране.

Старый пес, путаясь в полах своего длинного халата, ходил вокруг Вероники и в чем-то горячо убеждал ее. Нетрудно было догадаться, что именно он от нее добивается. Вероника не уступала. В какой-то момент у этого козла иссякло терпение, и он позвал на помощь трех своих прислужников. Они порвали на ней одежду, жадно лапая ее своими грязными ручищами. Она кричала, но голоса не было слышно, и кадры постоянно прыгали: снимали скрытой камерой и в не очень удобных условиях.

Тогда на экране я не слышал ее крика, но с тех пор почти каждую ночь, когда одиночество и тоска подступают к сердцу, он беспрерывно звучит у меня в ушах.

Один из них заткнул ей салфеткой рот, другой нанес хлесткий удар в висок. Она обмякла. Обнажив свое далеко не старческое тело, мускулистую спину и, показавшиеся мне знакомыми, весьма развитые ягодицы, которые он накачал, очевидно, в своем недалеком атеистическом прошлом, рав энергично взобрался на нее и нескончаемый кошмар этот длился добрых три часа.

Несмотря на некоторое помутнение рассудка, сознание мое, тем не менее, зафиксировало неиссякаемую выносливость этого священнослужителя.

Фантазия его была неистощима. И он проделывал с ней такие вещи, о которых ранее я не имел ни малейшего представления.

Я, конечно, глубоко страдал, наблюдая за этим надругательством, но временами любопытство брало вверх и я, на мгновение, позабыв, что жертва – близкий мне человек, смотрел на происходящее с открытым ртом. Все это бесстыдство, без малейшего зазрения совести сатир, в сане раввина, проделывал на глазах у своих прислужников и они смотрели на это чудовищное зрелище с не меньшим интересом, чем я. Надо полагать, несмотря на свой религиозный сан, новоявленный марокканец тоже был не прочь побаловать с гирями.

В конце концов, я подавил свое животное любопытство, и чувство глубокого сострадания к любимой женщине окончательно овладело мною.

Потом он поднялся, устало поправил съехавшую на левое ухо чалму, несмотря на многочисленные акробатические позы, он умудрился удержать ее на темени. Мог бы, впрочем, чалму поменьше напялить.

Мне тоже по должности полагалось носить корону, но, убедившись, что она велика мне, я спрятал ее в сейф и в редкие минуты близости с Вероникой обхожусь без нее. Тогда как этот лицемер, критикуя меня за осквернение короны, с не меньшим пренебрежением относился к священной чалме.

Смачно плюнув на униженную жертву, он вышел из помещения, где томилась моя любовь. Вслед за ним двинулись обессиленные продолжительным зрелищем прислужники, оглядев в последний раз бесчувственную Веронику своими масляными глазками.

– Господи, как же я ненавижу его! – дикий стон, вырвавшийся у меня, вызвал у типа неподдельное сочувствие.

– Я установил охрану рядом с ее комнатой, – сказал он, – сейчас туда никто не проникнет, если только сам рав не возжелает опять…

– Я могу с ней говорить?

– Телефонная линия прослушивается шестерками рава Оладьи. Я принес вам мобильный телефон. Вы можете звонить Веронике Абрамовне, когда пожелаете.

– Да, но ведь…

– Я передал ей такой же аппарат, а вот и номер…

– Спасибо, маршал!

Я не знал, как благодарить Типа.

– И не пытайтесь с нею встретиться, – предупредил он, – люди Оладьи могут убрать ее. И запомните – она жива до тех пор, пока вы ладите с равом.

– Что ему нужно от меня?

– Народу объявлено, что вы потомок Давида и царя Соломона. Народ устал от войн, и ждет мудрых решений от своего монарха.

– Почему бы раву не выступить в роли такового?

– Рав человек осторожный и все делает чужими руками. Он убрал левых с помощью религиозных партий, с вашей помощью возродил монархию и вами же прикроется в случае чего.

– Мне не нравится все это. Я хотел бы выйти из игры. Могу я на вас рассчитывать, маршал?

– Я давно заметил, что это не для вас, Ваше величество, – сочувственно поддакнул Тип. – Думаю, что смогу вам помочь – Каким образом?

– Для начала я накатал анонимку на имя рава, где в деталях информировал его о том, что мамаша ваша происходит из рязанских крестьян.

– Из калужских.

– Ну да, из калужских, и к еврейству, а стало быть, и к роду царя Давида, вы имеете такое же отношение, как сам рав Оладьи к династии царей Романовых. Он тоже из бывших крестьян и родом из Сибири.

Сутенера ты кусок, да ты, я погляжу, у нас спец по доносам: анонимка на имя моей жены дело твоих рук, наверное…

Я даже не подозревал масштабы подлости, на которую был способен маршал. Но в данном случае, подлость эта была мне на руку, и я облегченно вздохнул. Типяра, однако, не преминул, тут же огорошить меня:

– Должен вам заметить, Ваше величество, что анонимка не сработала: раву Оладьи известно о вашем происхождении и на данном этапе оно его вполне устраивает. Мои агенты записали его разговор с великим каббалистом Джакузи, где он ненароком заметил, что сам царь Давид был нечистых кровей, так что ваши рязанские…

– Калужские!

– Простите, калужские корни, так же как и его сибирские, никакого рояля в данном конкретном случае не играют.

– Что же мне делать, маршал, как спасти Веронику?

– У вас два выхода: либо вы остаетесь на троне и в качестве послушного орудия главного раввина, пользуетесь всеми преимуществами монарха.

– Либо?

– Отречься от престола, вам не дадут, стало быть, вы должны бежать, подготовив почву для своего преемника.

– Кто же будет моим преемником?

Типяра потупил глаза.

– Однако, – сказал я, – скромность далеко не главная черта вашего характера, господин фельдмаршал.

– Ваше величество, на днях мне должны сделать пластическую операцию.

– Зачем, у тебя вполне терпимая рожа. Я, во всяком случае, могу смотреть на тебя достаточно долго и не блевать при этом.

Он уже знал, подлец, что придется подменять мое величество. Ну что ж, хвала и честь ветеранам военно-морского флота Израиля. Бравый десантник неплохо изучил мой характер и был почти уверен, что я сломаюсь. Я мог бы, конечно, проявить себя как тиран и наказать заговорщиков, но кроме Вероники мне не нужны были ни корона, ни трон. Все эти закулисные интриги только раздражали меня. Я понимал, что не создан для дворцовых переворотов, и мое истинное назначение любить и служить любви: настоящей, чистой и красивой.

Весь остаток жизни я буду рабом моей королевы.

Я не мог вообразить себе большого счастья в этом мире, чем возможность обожать ее ежечасно и ежесекундно. Как хорошо, что в сутках двадцать четыре часа, все это время я могу думать только о ней.

Тип явно обиделся за рожу, но не подал виду.

– У народа не должно возникнуть подозрений: после операции я буду похож на вас как две капли воды. А вам достану билет в Штаты.

– А Вероника?

– Я не забыл о ней. Вероника Абрамовна прибудет к вам через неделю.

Все продумал и за меня тоже, стратег хуев, ничего не скажешь! А может оно и к лучшему, чем быстрее наступит развязка, тем скорее я помогу ей забыть кошмар, который она перенесла, бедняжка.

Глава 18
Царевна Несмеяна

Всю неделю я томился в ожидании Типа. Это было непросто – ждать. Я весь истомился. Отвратительные сцены насилия оставили во мне неизгладимое впечатление. Хоть это было и противоестественно, но в некотором смысле они меня возбуждали необычайно.

Что ни говори, а рав проявил себя в этом деле выдающимся специалистом, далеко заткнув за пояс меня и, полагаю, добрую половину мужского населения моей страны.

Слава Богу, что Вероника лишилась чувств, иначе, несмотря на весь ужас ситуации, она бы, несомненно, сделала сравнение, далеко не в мою пользу.

Днем и ночью я разрабатывал планы мести. В воспаленном воображении, я бесконечное количество раз четвертовал и колесовал старого сластолюбца и законспирированного атеиста.

Государственные дела я возложил на плечи премьер-министра.

В первые несколько дней я не смел звонить Веронике: боялся, что не выдержу и разрыдаюсь в трубку от жалости и любви к ней.

В четверг, наконец, я решился.

Она сделала попытку рассказать мне о происшедшем, но я, сдерживая волнение, и понимая ее состояние, прервал ее.

– Не надо, милая, я все знаю.

– Я не переживу этого, Ваше величество, я не смогу…

– Ну что ты, милая моя затворница, это жизнь, а в ней всякое бывает.

– Меня будто грязью вымазали.

– Прекрати называть меня величеством. – Потребовал я, пытаясь отвлечь ее от дурных мыслей.

– Но почему, Ваше величество?

– Потому что с этой минуты ты моя царица, а я твой раб и ты можешь приказывать мне все, что угодно. Даже повеситься я готов для тебя.

– Не говорите глупостей, Ваше величество, только этого мне сейчас не достает!

– Прости, Вероника, я безнадежно поглупел, в тот самый момент, когда ты появилась в моей жизни, царица моя!

Раз моя смерть пугает ее, значит, она не равнодушна ко мне.

– Меня никогда не называли царицей. Я была девушка по вызову. Ваше величество, зачем я вам?

– Не смей говорить так, ты была, и вечно будешь моей царицей Несмеяной, – сказал я, пытаясь развеселить ее, – ты ведь у меня никогда не смеешься.

– Меня всегда унижали и покупали, – голос у нее задрожал, – а это совсем не смешно, Ваше величество. До сих пор я была вещью, у которой есть своя цена, а теперь…

– А теперь ты моя повелительница и я твоя вещь.

В ответ я услышал тихое всхлипывание.

Вероника плакала, ее горькие и очищающие душу слезы, вселяли надежду в мое истерзанное горестными думами сердце.

Глава 19
Права и обязанности царя

Шли дни. Тип, казалось, исчез навсегда.

Наступила осень. За окном завывал ветер и изредка хлестал по стеклам холодный дождь.

Пасмурная погода усугубляла мою тоску по Веронике. Я звонил ей в последнее время все чаще и чаще. Мы говорили часами, и об этом, кажется, стали шушукаться дворцовые сплетники. Опасаясь, как бы наше невинное занятие не дошло до рава, я стал общаться с ней только по ночам. Залезу в постель, натяну одеяло на голову и начинаю говорить ей о своей любви.

Точно так же в детстве я читал книги под одеялом и мама, потом искала по всем углам мой фонарик, чтобы отвадить меня от этой вредной привычки.

В один из таких грустных дней ко мне явился премьер-министр Самир.

Вечную сонливость его как рукой сняло. Походка у него на сей раз, была вперевалочку, и я понял, что и он увлекся гиревым спортом.

– Какую гирьку носишь, премьер? – без обиняков спросил я.

– За триста грамм перевалило, – сказал он с гордостью.

– Ну и как?

– Нет слов! Потенции заметно поприбавилось.

Несмотря на бравый вид и веселое расположение духа, он был, кажется, чем-то весьма озабочен и, видимо, хотел, но не решался открыться мне.

– Смелее, смелее, господин премьер, – подбодрил я его, – что-нибудь не так на международной арене?

– Там, как раз, временное затишье, а вот внутренняя политика…

– Выкладывай, не тяни!

Я приготовился к худшему.

– Ваше величество, кабинет министров уполномочил меня заняться вашими семейными делами.

– С какой это стати, вы и кабинет считаете себя вправе совать нос в мои личные дела? Меня, например, нисколько не интересует, что и как вы проделываете со своей законной женой. Хотя, судя по весу вашей гирьки, у нее есть основания, жаловаться на вас.

Премьера явно огорчило мое раздражение, и он попытался пустить в ход всю дипломатию, на которую был способен.

– Ваше величество, – сказал он, раздувая, по своему обыкновению, щеки, что еще более делало его схожим с грызунами, – со своей законной женой я давно уже пришел к полной половой гармонии, а вот ваши жены обратились в правительство с жалобой на отсутствие внимания со стороны августейшей особы.

– Что это значит?

– А это значит, что августейшая особа, то есть вы, пренебрегаете вашими прямыми супружескими обязанностями.

– Импотенты грязные! – заорал я, но тут же взял себя в руки. – Какое дело моим монстрам до моих супружеских обязанностей?

Называя так своих министров, я хотел побольнее пнуть премьера, но он оставался невозмутим, будто и не заметил моей подколки. Улыбка у него была такой же круглой и идиотской, как и его заспанное лицо:

– Заблуждаетесь, Ваше величество, согласно галахическому постановлению рава Оладьи, супруга может требовать развода, если супруг не выполняет своих законных прав.

– Ну так пусть себе и разводятся на здоровье. Лично я всегда готов!

– Легко сказать, – Ваше величество, – вы ведь лицо легендарное и не зря молва приписывает вам силу и мудрость. А тут вы с женами никак не поладите. Это может привести к тому, что авторитет ваш в глазах народа резко падет, а он, ведь чего доброго и свергнуть вас может.

– Ну и хрен с ним, пусть свергает.

– Я не знаю с кем он, хрен-то этот, – укоряюще заметил премьер, – но к женам вы входить обязаны, это постановление рава Оладьи.

Я тут же вспомнил предупреждение Типа – «Вероника жива, пока вы ладите с равом» и поспешил согласиться с ним.

Пообещав премьеру отнестись к данной проблеме с подобающей серьезностью, я отослал его ко всем чертям и дал волю своему гневу. Ну вот, достал таки меня, курва марокканская! Я тебе припомню это старый развратник.

И все-таки, куда же запропастился Тип. Я уже физически ощущал потребность в нем. Все застопорилось, запуталось и зашло в тупик. И развязки без этого пройдохи в галифе я не видел на горизонте.

Я позвонил Веронике и рассказал ей о коварных замыслах рава:

– Не смейте препятствовать ему, – заволновалась Вероника, – это такой мерзопакостник! Вы просто не представляете себе, какой он страшный человек.

– Что он может мне сделать?

– То же самое, что сделал своим слугам – поотрезал им языки, чтобы не выносили сор из избы.

– Господи, что же с ними стало?

– Они от него поубегали к вашему предшественнику Соломону Второму.

Только теперь я понял, почему вся придворная челядь у меня немая. Мой предшественник, видимо, тоже нуждался в людях, которые умеют молчать.

– Сегодня же войдите к женам, – настаивала Вероника.

– О чем ты говоришь, лапонька, я не собираюсь изменять тебе!

– А я не хочу терять вас.

– Это ты серьезно? – Да, вы первый человек, которому я это говорю.

– Знай же, девочка, что и ты первая женщина на Ближнем Востоке, которую я по-настоящему полюбил.

– Я рада это слышать.

– Я тоже рад, и все-таки ты требуешь невозможного. Я не привык предавать тех, кто мне дорог.

– Умоляю вас, сделайте это. Не выполнить требование рава, означает погубить себя и меня.

– Но я люблю тебя, Вероника. И не хочу видеть рядом с собою никого кроме тебя.

– Умоляю вас, Ваше величество!

– И не проси, коснуться другой женщины для меня невыносимая мука.

Я уж столько раз касался других, любя ее, что даже не покраснел, утверждая это.

– Сделай это для меня, Шура! – неожиданно произнесла она, – я умру, если ты не сделаешь этого.

Не ослышался ли я? Она впервые назвала меня по имени.

– Конечно, конечно, родная, я всегда готов сделать все, о чем ты попросишь.

Глава 20
Оргия

Я действительно готов был сделать для Вероники что угодно, даже Это, и поэтому дал команду премьеру:

– Подберите мне кандидатуру на ночь, я намерен приступить к своим обязанностям.

Премьер, однако, злорадно заметил, что одной кандидатурой тут, пожалуй, не отделаться и, кроме того, право выбора в данном случае не входит в его функции, подыскивать подруг я обязан сам.

– Через час они соберутся у бассейна, – сказал хомячок, – и вы сделаете свой выбор.

В указанное время огромная толпа юных жен действительно дожидалась меня у бассейна.

– Австралийский набор, – сказал хомяк, усаживая меня в кресло, – если желаете, я приглашу жен из Южной Африки.

– География в данном случае меня не интересует, – отвечал я, принимая из рук прислуги чашечку кофе и вафельное печенье.

В принципе я, конечно, был за общую между половыми партнерами ментальность и этническое происхождение, но меня уже разбирало любопытство и я сгорал от нетерпения узнать, чем это австралийки отличаются от наших русских баб.

– О’кей! – сказал хомяк и неожиданно рявкнул в микрофон, – Фельдфебель, подавай фрукты!

Приказ этот был отдан тягучим, густым басом, который я не слышал у него раньше.

Я просто не ожидал от этого неуклюжего толстяка с вечно сонным выражением лица такого беспрекословного командирского тона.

Несмотря на все мои тренировки, выработать у себя подобные интонации мне по-прежнему не удавалось. Нет, некоторых успехов я, в общем-то, добился, но случаев, когда скрипучий писк мой неожиданно срывался на жалкий фальцет, было неизмеримо больше. Это обстоятельство отравляло мне жизнь, и я не мог спокойно слышать низкие баритоны своих подчиненных.

К бассейну подошла разжалованная мною старушка с корзиной яблок. Поглядывая на меня исподлобья, она небрежно положила у моих ног корзину с фруктами. Похоже, она по-прежнему злилась. Ведь по существу, я испортил ей жизнь. Сейчас, когда глаза наши встретились, я вдруг понял, что где-то уже видел ее раньше. Но где?

– Вы можете идти, Изольда Михайловна, – распорядился хомяк. Было видно, что некогда они были в хороших отношениях и ему не хочется унижать бывшего сотрудника в его нынешнем положении. Повернувшись ко мне, хомяк продолжил:

– Вы должны бросить в Бассейн дюжину яблок, кому они достанутся, тот и получит право провести с вами ночь.

Фи, как банально! То же самое в свое время делал, кажется, эмир Бухарский. Воистину, нет ничего нового под луной.

– Зачем мне дюжина жен? – попытался противиться я.

– Этого требует Закон, – неумолимо произнес премьер, – а мы строго придерживаемся его буквы.

Мне подали корзину с яблоками. Я размахнулся и зашвырнул ее в бассейн. Боже мой, что тут поднялось! С диким визгом жены посыпались в воду и стали вырывать яблоки друг у друга. И все же австралийки темпераментнее наших. В пылу общей свалки несколько девушек, получив удары по голове, стали тонуть. Я дал команду спасателям, и тонущих вмиг вытащили из воды.

Двенадцать довольных, хотя и заметно расцарапанных жен, прижимая яблоки к блестящим от капель грудям, подошли ко мне и поблагодарили по-английски:

– Ваше величество, спасибо за оказанную честь, мы постараемся оправдать ваше доверие.

Да, но оправдаю ли его я, вот в чем вопрос?

Я продолжал принужденно улыбаться счастливым девушкам, чувствуя, как холодеют у меня яйца.

Перед тем как приступить к выполнению обязанностей, я позвонил Веронике:

– Поверь мне, я иду к ним как на эшафот.

– Не думай об этом, – главное, что ты любишь меня и готов для меня на жертвы.

Конечно же, она храбрилась, но меня не так-то легко было провести, я чувствовал боль в ее голосе. Нет, не просто, далеко не просто было ей принуждать меня к выполнению моих супружеских обязанностей. Да, она уже знала мои слабые стороны и в нужный момент сумела воспользоваться ими: до сих пор я не мог прийти в себя оттого, что она обратилась ко мне по имени и на «Ты». Я воспринял это как свидетельство ее любви. Я был бесконечно рад этому, и все же тихая безысходная грусть заполонила мое сердце: как же надо любить мужчину, чтобы своими руками толкнуть его в объятия других женщин.

Умащенные ароматическими маслами, обнаженные девушки ждали меня. Я скинул халат, сбросил тапки и присел на кровать, впервые в жизни искренне желая, чтобы «мальчик» мой не взмыл сегодня. Увы, всем моим мечтаниям не суждено было сбыться: одна из этих милых волшебниц мгновенно приняла его в теплый и влажный ротик, другая занялась массажем яичек, третья ласкала мне грудь, четвертая заняла позицию у ягодиц. Почти каждой достался свой эрогенный участок, и каждая добросовестно и с невероятным усердием принялась возбуждать его.

Минут через десять я готов был визжать от страсти и желания кончить. Но не тут-то было: одна из жен (та самая – из австралийского племени), перевязала мне яички у основания, от чего желание кончить, мгновенно улетучилось, а эрекция стала стойкой и стабильной.

И все-таки туземцы может быть не знакомы с Фрейдом, но в знании тонкостей группового секса им отказать нельзя. Девочки прекрасно знали свое дело, но и я был на высоте и проявил такой пыл, что даже сам себе удивился. Я чувствовал себя молодым и очень сильным австралийцем.

Часа четыре мы трахались, беспрерывно оглашая стены спальни воплями, стонами и кряхтением. После чего мне было дозволено кончить со страстной австралийкой из племени «Ю-Ю». В этот вечер она проявила невиданную сноровку и была, пожалуй, неутомимее всех. Я полагаю, право кончить со мной, она заслужила в предварительном розыгрыше.