Текст книги "Меламед Бойаз"

Шолом-Алейхем
Меламед Бойаз

1

– То, что я пережил в тот день, когда мать взяла меня за руку и отвела в хедер к меламеду Бойазу, чувствует, вероятно, малый цыпленок, когда его несут к резнику. Бедный цыпленок дрожит весь, трепещет. Понимать-то он не понимает, но чувствует, что тут дело пахнет не просом, а чем-то другим… Недаром мать меня утешала, говорила, что добрый ангел сбросит мне грош с потолка, недаром подарила она мне целое яблоко и поцеловала в лоб, недаром просила Бойаза, чтобы он обращался со мной помягче, бога ради помягче, потому что «дитя лишь недавно болело корью».

Так сказала мать, показав рукой на меня, словно передавала Бойазу дорогой хрустальный сосуд, с которым надо обращаться очень осторожно, не то он разобьется.

Довольная, счастливая, ушла мать домой, а «ребенок, недавно болевший корью», остался один. Я сначала немного поплакал, но потом вытер глаза и возложил на себя иго «прилежания и благочестия», поджидая доброго ангела, который вот-вот сбросит мне грош с потолка.

Ох уж этот добрый ангел! Ну и добрый ангел! Лучше бы уж мать и не поминала его. Потому что, когда Бойаз подошел ко мне, схватил меня своей жесткой волосатой рукой и толкнул к столу, мне тошно стало до обморока. Когда же я задрал потом голову к потолку, я сразу же получил изрядную нахлобучку от ребе. Он дернул меня за ухо и крикнул: «Негодяй, куда смотришь?»

Ребенок, только «недавно болевший корью», конечно расплакался: «ма-ма!» – и тогда лишь по-настоящему узнал вкус учительской розги: «Не смотри куда не следует!», «Не реви, как теленок, – ма-ма!»

2

Метод учителя Бойаза был очень прост: розги. Почему именно розги? Он объяснял это путем логики и приводил в пример лошадь. «Почему лошадь бежит? Потому что боится. Чего лошадь боится? Кнута. Точно так же с детьми. Ребенок должен бояться: бояться бога, бояться ребе, бояться родителей, бояться греха, бояться дурной мысли… А для того чтобы ребенок всегда боялся, надо ему отстегнуть штанишки, положить его как полагается и всыпать десятка два горяченьких: березовая каша – пища наша! Да здравствует розга! Да здравствует плеть!»

Так говорит Бойаз и берет в руки плетку, берет медленно, не спеша, осматривает ее со всех сторон, словно священный цитрус, потом принимается за работу серьезно, с толком; при этом он подпевает, покачивая головой:

 
Березовая каша —
Пища наша.
 

Чудеса, да и только! Бойаз никогда не считает розог и никогда не ошибается. Бойаз порет и никогда при этом не сердится. Бойаз вообще человек не сердитый; он сердится только тогда, когда мальчик не дает себя пороть, рвется из рук, дрыгает ногами. Тогда, видите ли, уж дело другое. Тогда глаза у ребе наливаются кровью, и он порет без счета и без припева: «Мальчик должен лежать спокойно, когда ребе его порет. Мальчик должен вести себя прилично, даже когда его порют…»

Сердится еще Бойаз, когда мальчик смеется под розгами (есть такие ребята, которые смеются, когда их порют, говорят, это такая болезнь). Смех для Бойаза самое нестерпимое. Бойаз сам никогда не смеется и не терпит, когда другие смеются. Можно смело обещать самую крупную награду человеку, который заверит честным словом, что видел, как Бойаз смеется. Бойаз не из тех людей, что смеются. Его лицо и не приспособлено к этому. Если бы Бойаз вздумал смеяться, лицо у него выглядело бы хуже, чем у человека, который плачет (бывают же такие лица на свете!). Да и в самом деле, что это за занятие – смех? Смеются одни бездельники, пустоголовые, шуты гороховые. Но люди, занятые добыванием хлеба насущного, возложившие на себя иго «прилежания и благочестия», – им некогда смеяться! Бойазу всегда некогда. Он либо учит, либо порет, – вернее, он учит, не переставая пороть, и порет, не переставая учить; вообще трудно отделить одно от другого и указать, где у него кончается учение и где начинается порка.

А порол нас Бойаз, да будет вам известно, всегда по заслугам. Причина всегда находилась: за то, что не учились прилежно, за то, что не желали молиться, за то, что не слушались родителей, ребе, за то, что не смотрели в книжку, отвлекались от книжки, за то, что слишком торопливо молились, слишком медленно молились, слишком громко говорили, слишком тихо говорили, за оборванный лацкан, за пуговицу, за дыру, за царапину, за грязные руки, за пятно в молитвеннике, за лакомство, за бегство, озорство и так далее и так далее, без конца.

Это он все порол за грехи, «содеянные на виду у всех». Но он порол еще и за грехи, «содеянные втайне»; так, например, он порол всех каждую пятницу, в канун праздников и перед каникулами и пояснял это так: «Если вы этих розог еще не заслужили, то вы их, с божьей помощью, заслужите в будущем». А то выпорет потому, что кто-либо, свой или чужой, хотел вам услужить и пожаловался ребе; или порол и намекал при этом: «Ты, верно, и сам знаешь, за какие добрые дела тебя порют». А то выпорет из любопытства: «Ну-ка, посмотрим, как ведет себя мальчик под розгой…» Одним словом, розги, плетка, страх и слезы – вот что властвовало тогда в нашем маленьком глупом детском мирке, и не было ни способа, ни средства, ни луча надежды на выход из этого ада.

А добрый ангел, о котором говорила мать? Где он, этот добрый ангел!

3

Должен признаться: по временам у меня закрадывалось сомнение в существовании доброго ангела. Искра недоверия слишком рано за

...

конец ознакомительного фрагмента