Текст книги "Отель «Странник»"

Глава 2. Дверь Далласа

Ба вернулась домой спустя пару часов, при этом делая вид, что ничего особенного не происходит. Но когда она сказала, что ей нужно перед сном поговорить с Кэсс наедине, я сразу понял, что на самом деле нас ожидает.

Очередная операция.

– Быстро в постель, – приказывает мне Ба и машет на меня рукой, как будто муху отгоняет.

Сердито бурча себе под нос, я иду в свою комнату. Ба никогда не говорит о состоянии здоровья Кэсс в моем присутствии. Разве что изрекает какую-нибудь ерунду, вроде того, что монетка на шее хранит мою сестру от злых духов, а вот от проблем со здоровьем уберечь не может. Даже с самой Кэсс она не поднимает эту тему без необходимости.

Кэсс родилась с диагнозом spina bifida. Это означает тяжелую болезнь, которая причиняет много неудобств. Мы еще счастливчики, потому что ее состояние – не самое тяжкое из возможных, могло быть куда хуже. Но все равно того, что есть, достаточно, чтобы ей провести остаток жизни в инвалидной коляске и постоянно ложиться на операции во избежание ухудшений.

Приятели в школе говорят мне, что глупо так сильно переживать из-за здоровья сестры, но они просто не понимают, насколько все серьезно. Ее жизнь постоянно подвергается опасности. Если мы не будем бдительны каждую секунду, все может измениться в мгновение ока. Я даже не хочу думать об этом – но приходится. Каждый миг может оказаться решающим.

Я довольно быстро начинаю уплывать в сон, и перед моими глазами снова возникает это величественное дерево.

Высоченный ствол в три обхвата, в десять обхватов, шириной с наш дом. Корни дерева проникают в глубину, извиваются у меня под ногами. Листья шелестят в лучах слепящего солнца.

С могучих ветвей вместо плодов свисают открытые двери. С ними что-то не так, в них есть что-то странное – помимо того, что вообще-то дверям не положено расти на деревьях. Это как раз ощущается совершенно нормальным. Странно, что, когда пытаюсь заглянуть в них, я не вижу за ними ни листьев, ни древесного ствола, ни даже яркого неба. За каждой из дверей мерцает какой-то свой, ни на что не похожий пейзаж. За одной я вижу покрытые снегом вершины гор, за другой – сверкающее море, за третьей – улицы большого города… Эти двери открываются в разные миры.

Внизу ствола тоже есть массивная дверь, и она внезапно распахивается. Из-за нее, откуда-то из-под корней, бьет золотой свет. Сквозь его пряди вдруг проникает рука и манит меня пальцем, приглашая войти…

Небо темнеет, ветер шепчет все отчетливее:

– Приди, приди…

Меня разбудил неожиданный шум в комнате.

Я резко просыпаюсь и перекатываюсь на бок, сжимая в кулаке папину монетку. Взгляд мой падает на фотографию мамы с папой, стоящую на прикроватном столике. Должен, должен же быть способ вернуть папу назад! В последнее время нам приходится так трудно. Если бы отец был здесь, он придумал бы, чем помочь. Ба ужасно устает, забывает на столе неоплаченные счета, а тут еще и Кэсс. Если бы папа вернулся, он бы нас всех спас, все уладил, отогнал всякое зло, научил бы меня, как помочь сестренке. Он мог бы…

Тук-тук.

Я сажусь в кровати. Происходит что-то странное. Похоже, звук исходит от окна моей комнаты.

Тук-тук-тук.

Я выскальзываю из-под одеяла и осторожно отодвигаю занавеску.

С той стороны стекла на меня глядит бледное лицо. Я едва успеваю подавить рвущийся наружу крик неожиданности.

– Нико! Это ты?

– Привет, дружище, – приглушенно отвечает мне парень с гладко прилизанными волосами. – Пусти меня внутрь. Hace frío[1]1
  Тут холодно (исп.). – Прим. перев.


[Закрыть].

Я отодвигаю оконную защелку, и Нико легко забирается ко мне через подоконник, как будто он проделывал это уже сто раз. Вместо форменного фрака и пиджака с отворотами он сейчас одет в черную футболку и джинсы, а там, где мог бы быть нагрудный карман, видны четыре горизонтальные петельки, нашитые поверх ткани.

– Я надеялся, в Техасе потеплее, а у вас такой мороз, – говорит он, растирая замерзшие руки. – Я просто заледенел.

Я поспешно захлопываю окно и закрываю его на защелки, чтобы из холодной ночи внутрь не проскользнул ни один из рыщущих во тьме СПСУ. Хотя, если вдуматься, я только что впустил в дом незнакомца, так что убедительно изображать осторожность у меня не получится.

– Что ты здесь делаешь?

Парень усмехается.

– Просто наношу дружеский визит.

Звучит подозрительно.

– Дружеский? Мы же виделись всего один раз. И как ты узнал мой адрес?

Нико засовывает руку в карман и вытаскивает наружу монетку. Подбрасывает ее в воздухе и снова ловит.

– С помощью магии.

Он крутит золотистый диск в пальцах. Монетка выглядит в точности как та, что он недавно мне подбросил: с улыбающимся лицом и прочими картинками.

– Но как… – едва начав, я обрываю речь, быстро вытягиваю из-под кровати «папину коробку» и начинаю рыться в бумагах. Перед сном я положил новую монетку сюда! Но сейчас она пропала.

– Это та же самая денежка, дружище. Моя монетка.

– Но… но как ты сумел забрать ее назад?

Нико только усмехается.

– Ну, сам знаешь, что говорят о волшебниках обычные люди.

Да, во что бы он ни играл, ему это отлично удается!

Нико как ни в чем не бывало плюхается ко мне на кровать, рядом с коробкой фотографий.

– Особенно хорошо у меня получается разыскивать людей. А ты оказался простой целью.

– Разыскивать людей? – мой взгляд невольно падает на снимок на столике.

– Это входит в обязанности сотрудника Отеля, – поясняет парень, откидываясь на мою подушку. – Мы ищем и находим самых разных людей, а также места и предметы. Часть повседневной работы хорошего отельного управляющего, – слово «управляющий» он произносит с таким трепетом, будто оно значит нечто особенное.

– А ты и есть управляющий?

Нико смеется.

– Пока нет, но когда-нибудь… однажды собираюсь управлять собственным Домом.

Представления не имею, о чем он говорит. Что такое – управлять собственным Домом? Что это вообще значит?

Он крутит монетку между пальцами, глядя на меня так, будто чего-то от меня ожидает, но не уверен, стоит ли спрашивать.

– Ты мне еще не называл своего имени.

– Кэмерон, – представляюсь я, попутно сгребая фотографии обратно в «папину коробку». – Хотя все называют меня просто Кэм.

Нико поднимается, чтобы обменяться со мной рукопожатием.

– Нико. Рад знакомству. Итак, – он со значением щурится, – я хочу тебя кое о чем спросить.

– Ну давай, – у меня, в свою очередь, тоже есть к нему вопросы.

– Что ты делал сегодня днем у Двери Далласа?

– Двери Далласа?

– Да, – кивает он, как будто предполагается, что я понимаю, о чем он говорит.

– Э-э-э… просто проходил мимо. Я тогда возвращался домой из школы. Ну и удивился, что в нашем дохлом торговом центре впервые открылось что-то новенькое.

– Гм, гм, – глаза его остаются сощуренными. – А когда ты последний раз бывал в Отеле?

– Там, через дорогу? Собственно, никогда.

– Никогда?

Я качаю головой.

– Давай теперь я задам тебе пару вопросов. Что это за место?

– Магия, – он снова откидывается на мою подушку и вертит монетку между пальцами. – Ты уверен, что раньше никогда не бывал в Отеле? Даже во снах?

В конце концов это начинает меня раздражать.

– Я не верю ни в какую магию, и, конечно, раньше никогда в таком месте не бывал. Вообще не понимаю, о чем ты… – но тут голос мой сам собой прерывается. Все эти сны, которые преследуют меня последнее время… Сны о дереве, о дверях, выводящих в разные места… Это ведь просто сны, не так ли?

– Я так и знал. Конечно же, ты уже бывал в Отеле, иначе откуда бы у тебя монетка? – палец Нико указывает мне на грудь.

Я расстегиваю застежку шнурка и глажу пальцами такую знакомую поверхность монетки.

– Я получил ее от папы. Когда был еще совсем маленьким.

Нико открыто хохочет.

– Значит, это твой отец ее украл.

– Мой отец никогда ничего не крал, – огрызаюсь я.

Нико поднимает руки в насмешливом жесте – будто сдается.

– Тихо, тихо. Я не имел в виду…

– Мой отец пропал, – яростным шепотом выдавливаю я. – Это его самого украли.

– Ох, – Нико опускает взгляд.

Ну вот, зря я проболтался. Я ведь даже никому из школьных друзей не говорил, что случилось с моим папой. Всегда думал, что если он где-нибудь в бегах и из-за этого оставил нас бабушке, лучшее, что мы можем сделать для его безопасности – это держать рот на замке.

– Извини, я не имел в виду ничего такого, я просто…

– Да нет, твои слова имеют смысл, – отзывается Нико.

Я смаргиваю.

– И какой они имеют смысл?

На этот раз он поспешно сжимает зубы.

– Брось, я сам не знаю, что сболтнул. Забудь.

– Нет, скажи мне! – я резко подаюсь к нему. – Что ты имел в виду?

Нико отшатывается.

– Я… я не могу.

– Почему? – я уже не стараюсь скрывать своего раздражения. Он в самом деле выводит меня из себя.

– Потому что секреты Отеля – не мои секреты, и я не вправе их раскрывать, – серьезно объясняет он. – Ты даже не представляешь, насколько тебе повезло заглянуть в щелку. Большинство даже наших дверей не видит. И никому не позволено сохранять при себе монетку по выходе из Отеля.

– Но у тебя же есть монетка, – скептически замечаю я.

– Это другое дело. Я ведь сотрудник Отеля. Я могу входить и выходить наружу, но всегда обязан возвращаться на место. По крайней мере монетка обязана возвращаться.

Мои пальцы еще крепче сжимают маленький деревянный кружок, как будто таким образом я могу вытянуть из Нико всю правду. С каждой секундой эта ночь становится все более странной.

– Я имею в виду, у тебя есть своя собственная монетка… которая дает тебе кое-какие привилегии, – Нико сжимает губы в тонкую линию. – Ты же никому не собираешься говорить?

– Говорить о чем? Расскажи мне, что ты знаешь о моем отце!

Лицо Нико расплывается в мальчишеской широкой улыбке.

– Я лучше тебе покажу.

* * *

Невозможно представить, чтобы я тайно вылез через окно на улицу в одной пижаме следом за каким-то странным, едва знакомым парнем с прилизанными волосами. Множество пунктов моего списка СПСУ включает в себя ночные прогулки с подозрительными незнакомцами. Но сегодня ночью все иначе. Таинственное Дерево, наши монетки… все это вместе говорит, что я просто должен отправиться вместе с ним, даже если меня тошнит от страха. Возможно, этот Нико – мой единственный шанс.

Одну руку я всю дорогу не вынимаю из кармана пижамных штанов, чтобы постоянно ощупывать фотографию, которую я поспешно затолкал туда перед выходом. Мы шагаем по улицам к этой – как ее там – Двери Далласа. Я изо всех сил борюсь с подозрением, что Нико – один из злых духов из историй, которые рассказывает Ба. Не может он быть злым духом. Он просто подросток, как и я сам. Ребенок. Духи из историй Ба – не дети, наоборот, они крадут детей.

А кроме того, все эти истории – просто сказки. Они не настоящие. К тому же разве может злой дух быть настолько болтливым? А Нико просто не затыкается ни на миг. Так что мне ни слова не удается вставить – хотя мне это скорее удобно. Он говорит о том, какие в Париже по ночам оживленные улицы, о северном сиянии над Рейкьявиком, столицей Исландии, о том, насколько тамошнее небо кажется больше здешнего. Он успевает спросить, куда подевались все тутошние ковбойские лошади, и зачем вообще Даллас нужен без лошадей, и сетует, что некий «Старик» вместо того не открыл дверь, например, в Орландо.

Я не успеваю следить за его речью. Но несмотря на это болтовня Нико каким-то образом помогает мне чувствовать себя лучше. Он напоминает мне папу, каким я его себе представлял: отважного путешественника по всему миру, рассказывающего о своих приключениях, описывающего экзотические блюда, которые он пробовал в лесах Ливана или в перуанских горах.

Но Нико, в отличие от папы, не смог бы успеть побывать во всех этих местах! Он слишком молод. В нем есть что-то неестественное – просто я не могу уловить, что именно. Как будто он пытается впарить мне некий товар, только я сам не понимаю, что и почем у него сейчас покупаю.

Мы заворачиваем за угол торгового центра – и перед нами в темноте светится дверь Отеля с рисунком дерева.

– Но ведь пассаж такой маленький, – я вспоминаю огромную люстру на цепях, уходящие вверх своды второго, третьего, четвертого этажей. – Этот Отель просто не может тут поместиться.

– Это точно.

– Тогда где же он?

– Прямо здесь. И сразу повсюду. – Нико вытаскивает из кармана медный резной ключ и вставляет его в дверь.

Нет, не в замочную скважину, как можно было бы ожидать. Он вставляет его именно в середину двери. Из стекла, окружающего ключ, льется яркое сияние и странный дым цвета старой бронзы. Я не могу поверить своим глазам.

Мой рот изумленно приоткрывается, когда я вижу в двери отверстие в форме скважины. Нико поворачивает ключ и отпирает дверь. На нас обоих облачными клубами, как тепло из печи, катится теплый свет. Уже знакомый запах черники, острых специй и дровяного дыма оборачивает меня, как покрывало.

Нико щелкает каблуками на пороге.

– Отель «Странник». Очень древнее заведение, полное дверей, которые открываются во все уголки мира.

– Это какая-то шутка. Ты надо мной смеешься, – выговариваю я.

– Не все в мире делится на черное и белое, Кэм, – сообщает Нико. – Иногда стоит рискнуть, чтобы узнать что-нибудь новое.

Я делаю шаг вперед, чтобы переступить порог и погрузиться в тепло, но Нико преграждающе вытягивает руку.

– Вход в Отель всегда имеет свою цену, – говорит он.

– Но… – моя рука нашаривает монетку на груди, – я думал, это значит, что я имею право войти.

Нико качает головой.

– Но это не значит, что ты должен так поступить. Отель – не то место, куда можно просто войти, и все тут. Он опасен.

Волоски у меня на руках встают дыбом.

– Но это же отель.

– «Странник» – нечто большее, чем гостиница, где можно найти временный приют. У него есть так называемая миссия, его цель существования, и, поверь, ты не захочешь быть в этом замешан.

Я невольно подаюсь вперед, вдыхая теплый черничный запах, слушая шелест струй фонтана у подножия мраморной лестницы. Люстра над головой кажется огромнее, чем я ее запомнил, светится ярче, ее длинные хрустальные цепи бросают вокруг радужные отсветы. Я действительно вижу все это собственными глазами.

– Как здесь… прекрасно, – выдыхаю я.

Нико не без гордости сцепляет руки за спиной.

– Это Североамериканский вестибюль. Фойе у нас красивые, ведь это первое, что видят наши гости.

За стойкой регистрации у дальней стены сидит девушка с волосами, заплетенными во множество косичек, и шуршит бумагами. Из-за бархатного занавеса по одну ее руку то и дело выходят люди в разноцветных шортах и солнцезащитных очках и поднимаются по лестнице на следующий этаж.

– Переступая порог «Странника», люди переходят из одной точки земного шара в другую, – объясняет Нико, взмахом руки указывая на стеклянные входные двери. – По ту сторону – Даллас. – Он указывает на темные деревянные панели внутри. – А по эту – Отель.

Хотя все это звучит захватывающе, мне вспоминается пряничный домик из сказки про Гензеля и Гретель. Все мое существо кричит от страха и хочет убежать отсюда как можно дальше, несмотря на такой теплый, притягивающий свет, льющийся изнутри. Нужно слушаться внутреннего голоса. Мне нельзя рисковать.

Нико отталкивает меня назад, отступает сам и закрывает за собой дверь. Сияние Отеля тут же гаснет в ночи, и темный пустой торговый центр теперь кажется еще мрачнее и грязнее.

– Ладно, на первый раз с тебя хватит, – Нико опирается о стену и играет с монеткой. – Ну вот, ты посмотрел на магию. Как себя после этого чувствуешь?

Я совершенно не хочу сказать вслух ничего подобного, но вопрос вертится у меня на кончике языка с самого первого мига, когда Нико упомянул о папе.

– Ты мог бы его отыскать?

Нико выхватывает свою монетку из воздуха.

– Кого его? Твоего отца?

Я медлю с ответом. С ума сойти, я что, собрался доверить свой главный секрет какому-то чужаку? Довериться магии, в конце концов? Но Нико сам сказал, что искать и находить людей – его работа. Других зацепок, кроме него, у меня нет и никогда не было.

– Мы с сестрой не видели его с раннего детства, – говорю я наконец. Ба беспокоится, жив ли он, а мы…

Нико ловко вытаскивает из нагрудного кармана фотографию.

– Это он?

Тот самый снимок папы и мамы на праздничной вечеринке, который я захватил с собой из дома.

Я хватаюсь за карман – конечно же, фотографии там нет.

– Как ты… – я задыхаюсь от возмущения. Он залез ко мне в карман, как обычный воришка!

– Просто практикуюсь, – широко усмехается Нико. – А зачем ты хочешь его найти? Если он вас бросил…

– Он нас не бросал, – я выхватываю снимок у него из рук. – Я же уже говорил. Его похитили. Кто-то охотился за ним, и, думаю, этот кто-то не только его забрал… но и убил мою маму.

Нико качает головой.

– След уже остыл. Магии нужно то, за что можно зацепиться. Если ты не получал от отца ни одной весточки за всю свою жизнь… – его взгляд останавливается на монетке у меня на шее. – Ну, или если бы у меня была его монетка…

– Нет, – я ни за что не собираюсь расстаться с папиной монеткой. Это единственное, что у меня от него осталось.

Нико пожимает плечами.

– Ну, тогда я ничего не могу для тебя сделать.

Я крепко сжимаю шнурок. Это все очень, очень плохая идея. Или даже затянувшийся скверный сон.

– Я бы заключил с тобой сделку, – говорит Нико. – Ты можешь взять взамен мою собственную монетку. Считай ее залогом, если хочешь. А я пока что возьму монетку твоего отца и его фотографию – и верну и то и другое, как только разберусь, могу ли тебе помочь. Что скажешь?

Такого я не ожидал. Монетка Нико на вид такая же, как моя, так что может обладать теми же защитными свойствами – если, конечно, у них вообще есть эти защитные свойства. Будь Нико все-таки злым духом, он бы не стал предлагать за мой талисман нечто равноценное, ведь верно?

– Даже не знаю…

Нико усмехается краями губ и кладет руку на стекло Двери Далласа.

– Я вернусь раньше, чем ты успеешь узнать.

В животе у меня растет тревожное тошнотное чувство. Эта монетка – самое дорогое, что у меня есть в жизни.

– Не волнуйся, – успокаивающе говорит Нико. – Есть контакт.

– Какой контакт?

– А, это наш отельный жаргон. Означает: все в порядке, не трусь. – Он протягивает мне руку ладонью вверх. – Твой талисман вернется к тебе целым и невредимым. Даю тебе слово.

И снова я не могу поверить, что вообще обдумываю его предложение. В одном телешоу я слышал рассказ про мозговых паразитов, которые необратимо повреждают рассудок так, что ты делаешь невозможные, безумные поступки. Список СПСУ, пункт 637. Я чувствую себя нормально, но это не значит, что мой мозг не поражен необратимо.

– Договорились, – я снимаю с шеи шнурок и отдаю ему монетку. Без талисмана на груди я словно стал голым и беззащитным на темной улице. – Только обязательно верни ее, ладно?

– Есть даже вероятность, что я смогу вернуть обратно его, – Нико снова вставляет ключ в дверь. – До скорого, мистер Кэм.

– Погоди.

Он оборачивается через плечо, ключ сияет в скважине.

Я сглатываю тугой комок, стоящий в горле.

– Ты правда думаешь, что сможешь его найти?

Он поворачивает ключ в двери и улыбается.

– Я же Нико. Я могу сделать что угодно – за хорошую плату, конечно.

Глава 3. Карточные фокусы

Надо мной нависает Дерево. Из открытой двери в его стволе льется медово-желтый свет. Я не хочу заходить внутрь. Такое чувство, что по ту сторону меня ожидает что-то скверное. Но в то же время я хочу войти. Я должен знать правду.

Один из листьев, шуршащих над головой, отрывается с ветки и летит вниз. Я подхватываю его в воздухе. Только вот это не лист, а игральная карта. Четверка червей. На обратной стороне карты вместо рубашки видны строки: «Найдите место назначения». Почему-то эти слова отзываются во мне невероятным счастьем, будто меня пригласили на великолепный праздник.

Но это ощущение быстро угасает. Дверь в стволе стремительно растет, затягивает меня в себя. Я пытаюсь бежать, но она меня настигает, и я падаю, тону в водовороте хрустальных люстр, мраморных колонн и детей в странной одежде…

* * *

Я совершил огромную ошибку. Какой-то незнакомец залез ко мне в окно – и я тут же ему доверился, понадеялся, что он поможет мне найти папу… Разве из этого может получиться что-то хорошее? Мне показалось, что, раз двери отеля отмечены тем же знаком, мои безумные надежды могут оправдаться. Давно следовало признать, что в жизни так не бывает. По крайней мере, в нашей жизни.

Миновало два дня, и за них не произошло ровным счетом ничего. Ни единой весточки от Нико. Четырежды я приходил к Дверям Далласа и стоял у них подолгу, дрожа от зимней стужи, но за стеклом не было видно ни лучика света – только пустое бетонное помещение. Ни единого признака, что за этими дверьми вообще что-нибудь есть.

Как я мог ему поверить? А теперь я лишился папиной монетки. И так всю мою жизнь – я просто родился, чтобы принимать скверные решения. Я – парень, который нечаянно запирает себя в шкафчике изнутри во время игры, который ни за что отдает самое дорогое свое сокровище, который доверяет неправильным людям. Я и сам про себя это знаю, именно поэтому мне всегда так трудно заставить себя действовать. Потому что получится только хуже.

На третье утро без всяких вестей я проснулся оттого, что надо мной склонилась Ба.

– Вставай.

– Уже пора завтракать? – спрашиваю я, потому что это единственная логичная причина, по которой Ба может в выходной поднять меня с кровати до полудня.

– Просто вставай! – она бодро улыбается, готовая лететь куда-то как реактивный самолет. Еще немного – и она подожжет меня своим энтузиазмом прямо в постели. – Ты же не можешь проспать все каникулы напролет.

Теперь, когда я потерял единственную остававшуюся связь с папой, именно так мне и хотелось бы поступить. Спать и спать, и лучше без снов.

А потом я замечаю, что нос у Ба измазан мукой. Это может значить только одно: клецки с мясной подливкой. Похоже, Ба твердо вознамерилась меня взбодрить – в последние годы она никогда не делает клецки с подливкой, потому что это недостаточно диетическое блюдо для нашего семейства.

Я встаю, одеваюсь и топаю на кухню, чтобы ей помочь. Кэсс невнятно рассказывает про какой-то знаменитый водопад в Южной Америке, а я начинаю резать колбаски. Взгляд мой падает на серую выцветшую монетку, болтающуюся у сестренки между ключиц. Ну, хотя бы Кэсс смогла сохранить мамин талисман.

Я бросаю колбаски в сковородку.

– Ба, а как умерла мама?

– Э? – она резко оглядывается и неловким движением размазывает муку по своей щеке.

Это запрещенная в нашем доме тема для разговора. Другое дело – намеки в историях, которые рассказывает Ба. Но сейчас я твердо намерен добиться истины.

– Ты никогда нам не рассказывала о маминой смерти.

Кэсс умолкает и склоняет голову на плечо, чтобы лучше слышать. Мы и раньше задавали Ба подобные вопросы, но она никогда не стремилась на них отвечать. О чем она любит рассказывать – так это о приключениях, о странствиях по всяким удивительным местам… О том, каким безрассудным и храбрым был наш папа, как он парил в облаках, и только маме удавалось порой спускать его с небес на землю и придавать ему рассудительности. Эти рассказы всегда были для нас вроде волшебных сказок. Но стоило Ба дойти до того момента, когда родительские странствия плохо кончились, ее красноречие сразу иссякало.

– Боюсь, я не знаю, – говорит она на этот раз. – Ваш отец не рассказывал мне подробностей. А если бы и рассказывал, он не хотел бы, чтобы вы их знали. Это не мои секреты, и я не вправе их раскрывать. – Ба берет полоску бекона, которая охлаждается на бумажном полотенце, и протягивает ее мне. – Попробуй, нормально жуется или слишком жесткий?

Кэсс фыркает и укатывается на своей коляске в смежную с кухней гостиную, смотреть на экран, где компания полуголых парней едет на джипе и потрясает копьями.

Ба ее не задерживает. Мы оба знаем, что происходит, если Кэсс решает обсуждать наших родителей.

Хотелось бы мне, чтобы она не ненавидела папу. Ох, я сам бы ненавидел его втрое больше за то, что его с нами нет, но стоит представить, что он сейчас гниет заживо в какой-нибудь вонючей сырой камере – и ненавидеть сразу не получается. Гниение заживо: пункт 340 списка СПСУ. Редкий, но совершенно ужасающий вид смерти.

Ба тем временем продолжает замешивать тесто для клецков.

– Знаешь, твой отец умел готовить почти все на свете. Он постоянно откуда-то привозил рецепты блюд, о которых я слыхом не слыхивала. Он бы сейчас нам пожарил те маленькие мясные штучки… как они бишь назывались… сэмми-что-то-там…

Но на этот раз я не собираюсь дать ей меня заболтать и уйти от ответа. Рано или поздно ей все равно придется нам рассказать.

– Если не знаешь, что с ней случилось, откуда точно известно, что она умерла?

Кэсс в гостиной чуть поворачивает голову от телевизора, притворяясь, что не слушает.

– Так сказал Рейнхарт, – отвечает Ба, в кои веки называя папу по имени. – Когда привез вас ко мне, он сказал, что Мелисса… – она вдруг умолкает, будто забыла, о чем вообще речь. – Ну так что скажешь про бекон?

– И он не рассказал, как именно это было? – продолжаю давить я.

Ба только вздыхает, роняя колбаску из теста на посыпанную мукой столешницу.

– Нет, он тогда очень торопился. Сказал, что скоро придут и за ним и что эти монетки вас защитят. Чтобы вы носили их не снимая. В любое время дня и ночи. Не вздумайте снимать монетки, дети, они для вашей защиты. – Она указывает на холодильник. – Можешь достать молоко?

Плечи мои поникают. Как обычно, ничего нового. И ни одного упоминания об отелях – или уточнений, кто именно собирался прийти за нашим отцом. И, конечно же, ничего конкретного про маму.

Я открываю дверцу холодильника.

– Но если он оставил мне свою монетку, это могло означать, что он сам остался без защиты?

– Нет, тут другое, – отзывается Ба. – Рейнхарт ставил цель защитить именно вас. Злые духи, которые за ним охотились, могут захватить весь мир – но пока ваши монетки остаются у вас с Кэсс, духи будут считать, что вы уже им принадлежите, и оставят вас в покое.

Я повыше поднимаю воротник, чтобы прикрыть шею, на которой больше нет шнурка, и нащупываю монетку Нико в кармане. Интересно, он носит монетку по той же причине? Чтобы злые духи считали, что он уже им принадлежит?

– Если бы ты могла отыскать папу, – говорю я после короткого молчания, – ты бы это сделала?

Ба качает головой.

– Я не могу.

– Но…

Она снова вздыхает и вытирает вспотевший лоб.

– Ваш отец был хорошим человеком, дети. Если бы он был властен вернуться к вам, он бы уже это сделал. – Она начинает раскатывать тесто, прилагая явно больше усилий, чем требуется. – А я, чтобы вернуть моего Рейнхарта, заплатила бы любую цену.

* * *

Когда день переваливает за полдень, а мой живот уже наполовину переварил бабушкины клецки с подливкой, я сижу у себя в комнате и верчу в пальцах монетку Нико, мечтая, чтобы она магически превратилась в папину.

И тут Ба стучит в мою дверь. Я едва успеваю спрятать талисман, когда она заглядывает в комнату и сообщает:

– Кэмми, к тебе гость. Очень милый мальчик и хорошо одетый.

Неужели Нико? Я вскакиваю с кровати как ужаленный и с криком «Спасибо!» вылетаю в гостиную. Это правда он – сидит на диване в своей хвостатой отельной униформе, изящно держа двумя пальцами чашку бабушкиного чая.

– Привет, мистер Кэм, – здоровается Нико и кивает в сторону Кэсс, сидящей напротив него в своей коляске. – Вот, я только что познакомился с твоей сестрой.

– Я… – я теряюсь, не зная, что и как сказать. Часть меня уже почти потеряла веру в то, что Нико на самом деле существует, – и вот он, живой и настоящий, беседует с моей сестрой – с последним человеком в мире, которому, по-моему, стоило бы знать о существовании Отеля. – Почему ты так долго не показывался?

Кэсс испускает нервный смешок.

– Кэм, не будь таким грубым.

Нико подмигивает ей, в глазах его пляшут искорки.

В ушах у меня шумно колотится пульс. Неужели ему и правда удалось что-то выяснить про папу? Но Кэсс не должна ничего об этом знать! Она тут же решит, что я спятил, доверившись незнакомцу, который к тому же претендует на владение магией…

Может, я и правда спятил?

– А где вы, ребята, познакомились? – спрашивает сестра. – Ты ведь не из нашего класса.

– Я на домашнем обучении, – поясняет Нико. – Моя семья постоянно разъезжает по всему миру.

Глаза Кэсс вспыхивают, как будто ей сообщили, что он – Санта-Клаус. Фух. Порой мне бывает так неловко за нее. Она, кстати, даже не заметила, как ловко Нико ушел от ответа.

Он ставит чашку на поднос и вытаскивает из нагрудного кармана колоду карт.

– Хотите, покажу вам кое-что забавное?

– Еще бы! – Кэсс едва не наезжает мне на ноги своими колесами, чтобы подкатиться к гостю поближе.

– Подожди, – говорю я, – а как там насчет…

– Всего один небольшой фокус, мистер Кэм. А потом поговорим о делах, – и он протягивает колоду Кэсс, чтобы та вытянула карту.

Она вытягивает и разворачивает карту ко мне. Это четверка червей, причем каждое сердечко держит в руках маленькая японская кошка.

У меня перехватывает дыхание. Это же она, карта из моего сегодняшнего сна. Снаружи поднимается ветер и шуршит древесной листвой.

Нет. Не может быть. Я просто все это выдумал. Мне сейчас кажется, что я видел во сне именно эту карту. Я запомнил неправильно. Такого не бывает…

– А теперь, – говорит Нико, обращаясь к Кэсс и тасуя колоду, – сложи карту пополам и положи ее мне в нагрудный карман.

Кэсс послушно складывает карту и легонько целует ее, прежде чем затолкать гостю в кармашек.

– А теперь – фокус! – Нико хлопает в ладоши, и колода исчезает. – Et voilá!

Кэсс недоверчиво щурится.

– Это не фокус. Ты просто взмахнул руками…

Нико поворачивается ко мне.

– Твоя очередь, мистер Кэм.

Я жду, что он сейчас что-то сделает, но он, похоже, ждет действий от меня.

– Что я должен?..

– Дай сестре ее карту.

– У меня ее нет.

Он с ухмылкой кивает.

– Проверь у себя в кармане.

– Где?

– У себя в кармане.

Я сую руку в карман штанов и вытаскиваю оттуда сложенную пополам карту – четверку червей, все с теми же японскими кошечками. Передо мной вспыхивает яркий образ из того сна, где я ловил карту в воздухе. Я невольно отдергиваюсь, будто картонный прямоугольник раскалился вроде сковородки на огне, и карта падает на пол.

Кэсс пищит от восторга, раскачиваясь в кресле.

– Кэм, вы заранее сговорились?

– Э, хм… – я даже не знаю, что ей ответить, что обо всем этом думать. Мой разум превращается в торнадо летящих карт, и все – с японскими кошками.

Кэсс щелкает языком и снова поворачивается к Нико.

– А другие фокусы ты знаешь?

– Целую кучу. Но, кажется, сейчас твоему брату хочется со мной поговорить, – он поднимается, указывает рукой на дверь. – Выйдем наружу?

* * *

– Ладно, – выдыхаю я, наконец оказавшись на заднем дворе. Я изо всех сил стараюсь не думать о связи своего странного сна с тем, что только что случилось в гостиной. – Как ты это устроил?