Текст книги "Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная – II"

Глава III
Вечное и индивидуальное

Он есть я.

Иша Упанишада[16]16
  Стих 16.


[Закрыть]

Вечная частица Меня становится живым существом в мире живых существ.… Око знания зрит Господа, обитающего в теле, наслаждающегося им и выходящего из него.

Гита[17]17
  XV. 7, 10.


[Закрыть]

Две чуднокрылые птицы, два друга и товарища льнут к одному дереву, одна вкушает сладкие плоды, а другая смотрит на своего спутника и не ест… Там, где окрыленные души ликуют, узрев уготованное им бессмертие, Владыка всего, Пастырь этого Мира вошел в меня, он – Мудрый, в меня – невежду.

Ригведа[18]18
  I. 164. 20, 21.


[Закрыть]

Таким образом, существует фундаментальная истина существования, Вездесущая Реальность, вечно пребывающая над космическим проявлением и в самом этом проявлении и имманентно присущая каждому индивиду. Также существует динамическая сила этой Вездесущности, созидание или самопроявление, осуществляемые ее бесконечным Сознанием-Силой. Этапом или аспектом этого самопроявления становится нисхождение в кажущееся материальное бессознательное, пробуждение индивида от сна Бессознательного и его эволюционный подъем к духовному и супраментальному сознанию и энергии Реальности, к его собственному универсальному и трансцендентному «Я» и источнику жизни. Именно на этом фундаменте мы должны строить нашу концепцию проявления истины в земном бытии и возможности возникновения божественной Жизни в материальной Природе. И здесь нам прежде всего необходимо выяснить, каков источник и природа Неведения, которое, как мы видим, порождается бессознательностью материи или обнаруживается в материальном теле, и какова природа Знания, которое должно заменить Неведение, а также понять процесс саморазвертывания Природы и осознания души. Ибо, на самом деле, Знание скрыто в самом Неведении; его, скорее, нужно открыть, чем обрести: оно не познается, а скорее, обнаруживается, раскрывается при движении внутрь и вверх. Но для начала необходимо ответить на один вопрос, неизбежно возникающий и касающийся нашей индивидуальности. Ибо даже если мы исходим из того, что Божественное имманентно пребывает внутри нас и что наше индивидуальное сознание является средством прогрессивного эволюционного проявления Божественного, нам трудно допустить, что наше индивидуальное «я» будет вечно существовать или что наша индивидуальность сохранится после того, как посредством единения и самопостижения будет достигнуто освобождение.

Эту проблему, возникающую перед логическим рассудком, должен решать более широкий, глобальный и просветленный рассудок. А если источником этой проблемы становится духовное переживание, то тогда ее можно решить, только испытав более широкое и всеобъемлющее переживание. Ее, конечно же, можно попытаться решить еще и диалектически, противопоставляя тезис и антитезис, используя приемы логики; но сам по себе этот метод искусственен, зачастую умозрителен и всегда безрезультатен. Логика, в пределах собственных границ, полезна и нужна, ибо она придает рассудку, оперирующему своими идеями и символическими понятиями, определенную ясность, точность и гибкость. Благодаря ей мы уменьшаем насколько возможно омрачающее влияние, оказываемое нашим обычным умом на наше восприятие истин, к которым мы приходим через исследование и опыт или которые мы постигаем физически, психологически или духовно. Пагубность этого влияния обусловлена путаницей, царящей в нашем уме, его склонностью принимать видимое за действительное, поспешностью, с которой он увлекается частичной истиной, его односторонними выводами, его эмоциональной и интеллектуальной предвзятостью, его некомпетентностью и неумением связывать одну истину с другой таким образом, чтобы это, в конце концов, привело к всеобъемлющему знанию. Чтобы как можно меньше погружаться в ментальную человеческую рутину, превращающую саму истину в источник заблуждений, мы должны обладать ясным, чистым, проницательным и гибким умом. Эта ясность мышления, эта привычка рассуждать четко и последовательно, приводящая в конце концов к овладению приемами метафизической диалектики, очень способствует совершенствованию ума и поэтому играет важную роль в его подготовке к восприятию подлинного знания. Но, сама по себе, эта ясность мышления не приводит ни к познанию мира, ни к познанию Бога, а тем более к примирению горнего и дольнего. Она, скорее, помогает защититься от ошибки, чем обрести истину, – хотя, анализируя уже имеющиеся данные, проницательный интеллект может случайно обнаружить новые истины и указать на них с тем, чтобы они были познаны на опыте или подтверждены с помощью более высоких и широких средств познания. В более тонких сферах объединяющего или интегрирующего знания привыкший к логике ум может даже оказаться камнем преткновения в силу своей склонности всё разграничивать и упорядочивать; ибо он настолько привыкает проводить различия, постоянно концентрировать свое внимание на различиях и действовать, опираясь на различия, что всегда оказывается в некотором замешательстве, когда требуется не принимать во внимание и превзойти все различия. Таким образом, рассматривая проблемы, с которыми сталкивается обычный ум, когда его обладатель переживает космическое или трансцендентное единство, мы, прежде всего, должны более отчетливо понять, откуда эти проблемы возникают и как их разрешить, и таким образом (что еще более важно) познать подлинную природу достигаемого нами единства и окончательную судьбу индивида, когда он становится одним целым со всем сущим и пребывает в единстве Вечного.

Первая проблема заключается в том, что рассудок давно привык отождествлять индивидуальное «я» с эго и думать, что оно существует только благодаря ограничениям и обособленности эго. Если бы это было так, то, превосходя эго, индивидуум прекращал бы свое существование; нашим уделом стало бы исчезновение или растворение в некой универсальности материи, жизни, ума или духа или же в некоем неопределимом, когда-то породившем наши эгоистические индивидуальные ограничения. Но чем же является эта формация, называемая нами «эго» и вынуждающая человека столь отчетливо ощущать себя обособленным существом? Не являясь, само по себе, чем-то по-настоящему реальным, эго представляет собой лишь внешнее формирование нашего сознания, созданное в практических целях и служащее для централизации деятельности Природы в нас. Мы ощущаем некий центр физического, ментального и витального восприятия, обособленный от всего остального существования, и, пребывая в природе, именно его – эту индивидуализацию бытия в потоке становления – считаем собой. И мы продолжаем думать, что представляем собой индивидуализированную таким образом формацию, которая существует до тех пор, пока она индивидуализирована, – то есть что мы являемся временным или, по крайней мере, конечным становлением; или же мы ощущаем себя тем, кто поддерживает или обусловливает индивидуализацию, возможно, даже неким бессмертным существом, ограниченным рамками собственной личности. Эти ощущения и эти умозаключения формируют наше чувство эго. Обычно наши познания о собственном индивидуальном существовании этим и ограничиваются.

Но, в конце концов, мы должны выяснить, является ли наше «я» только внешней формацией, практической отдельной структурой и ограниченным сознательно синтезированным образованием, созданным для целей одной жизни в конкретном теле, или же постоянно меняющейся и развивающейся формацией, которая последовательно воплощается в разных телах? Позади нашего «я» пребывает некое сознание, Пуруша, который не только не детерминируется и не ограничивается своей индивидуализацией или этой формацией, а, напротив, детерминирует, поддерживает и одновременно превосходит их. Всё его восприятие мирового бытия служит ему материалом, из которого он отбирает элементы, чтобы синтезировать эту формацию. Поэтому без мирового бытия и сознания, использующего мировое бытие для практической реализации своих способностей к индивидуализации, наше «я» не могло бы возникнуть и существовать. Оба эти фактора – Личность и мир, предоставляющий ей впечатления – необходимы для того, чтобы мы ощущали себя индивидуальными существами. Если бы Пуруша с его сознанием, способным синтезировать индивидуальные формации, исчез, растворился, тем или иным способом уничтожил себя, то вся конструкция нашего «я» рассыпалась бы, так как не было бы поддерживающей ее Реальности; а если бы, в свою очередь, исчезло, растворилось, поглотилось мировое бытие, то в этом случае наша индивидуальность также прекратила бы свое существование, так как не стало бы внешних впечатлений, которыми она поддерживается. Следовательно, нам необходимо с должным вниманием относиться к обоим аспектам нашего существования – реальности мира и индивидуализирующему сознанию, обусловливающему всё наше самовосприятие и мировосприятие.

Но далее мы видим, что Пуруша, эта основа и суть нашей индивидуальности, в конце концов, за счет своеобразного сознательного расширения начинает охватывать собой весь мир и всех существ и ощущает себя единым целым с мировым бытием. Сознательно расширяя себя, он превосходит первоначальные ощущения и разрушает барьеры своего активного самоограничения и индивидуализации; осознавая свою собственную бесконечную универсальность, он выходит за пределы всего, что осознаётся отдельной личностью или душой, ограниченной рамками индивидуального существования. Благодаря этому индивидуум перестает чувствовать себя обособившимся эго; иными словами, преодолевается ложное ощущение, что мы существуем только за счет самоограничения, за счет жесткого отделения от всего остального бытия и становления; мы более не отождествляем себя с временным индивидуальным «я», пребывающим в конкретном уме и теле. Но означает ли это, что в индивидуальности и индивидуализации нет никакой истины? Исчезает ли Пуруша и перестает существовать или же он становится мировым Пурушей, сокровенно живущим в бесчисленных умах и телах? Мы обнаруживаем, что он никуда не исчезает. Он продолжает осуществлять индивидуализацию, и именно он, индивидуализируя, по-прежнему существует и объемлет собой это более широкое сознание: но теперь ум мыслит о личности уже не как об ограниченном временном «я» (как это бывает обычно), а как о волне становления, возникшей на море его бытия, или же как о форме или центре универсального сознания. Душа по-прежнему превращает мировое становление в материал индивидуального опыта, но вместо того чтобы смотреть на это становление как на что-то внешнее, объективное и более великое, обусловливающее ее существование, оказывающее на нее влияние, вынуждающее ее приспосабливаться к себе, она чувствует, что оно разворачивается внутри нее; она объемлет своим широким и свободным сознанием как свои впечатления от мирового бытия, так и опыт индивидуальной деятельности во времени и пространстве. Обладающий этим новым сознанием духовный индивид чувствует, что его подлинное «я» единосущно с Трансцендентностью, утверждено и пребывает в ней, а на свою внешнюю индивидуальность он смотрит лишь как на инструмент, обеспечивающий контакт с миром и получение опыта.

Наше единство с мировым бытием основывается на сознании некоего «Я», которое одновременно универсализируется в мире и индивидуализируется через индивидуального Пурушу. И, как на уровне мирового бытия, так и на уровне индивидуального бытия и всех индивидуальных существ, это сознание осознаёт одно «Я», многообразно проявляющееся и воспринимающее формы своего проявления. Это «Я», следовательно, должно обладать целостным бытием – иначе у нас не было бы этого ощущения единства – и, не нарушая этой целостности, быть способно к космической дифференциации и проявлению в мириадах индивидуальных существ. Единство является сутью его бытия, а способность к космической дифференциации и множественной индивидуализации – силами его бытия, которые оно постоянно проявляет и проявление которых присуще и радостно его сознанию. Но почему, когда мы достигаем единства с этим «Я» и даже полностью и во всех отношениях уподобляемся его бытию, нам нужно отказываться от его сил и почему вообще мы должны желать и стараться освободиться от них? Нам достаточно лишь сократить масштаб единения с ним, глубоко сосредоточившись на божественном бытии и отказавшись от участия в игре силы, сознания и восторга Божественного. Именно так поступил бы индивидуум, отвергающий восторг и многообразную радость единения с природой, деятельностью и энергией божественного Существования и желающий обрести покой и отдохновение через единение с его неподвижной сутью. Такой вариант возможен, но совсем необязательно считать, что это является высшей целью нашего существования или абсолютным совершенством.

Правда, можно возразить, что на уровне энергии и деятельности сознания не может быть подлинного единства и что только в неподвижности сознания можно полностью слиться с Божественным. Сейчас в состоянии, которое мы называем бодрствующим единством индивида с Божественным, противопоставляя его забытью или глубокой сосредоточенности индивидуального сознания, погруженного в транс отождествления, конечно же, присутствует и должно присутствовать ощущение различий и многообразия. Ибо в состоянии этого активного единения индивидуальный Пуруша расширяет не только статическое осознание, но и сферу своего активного восприятия, объединяя ее с «Я» своего бытия и мирового бытия, и при этом сохраняет индивидуальность, а значит, и ощущение различий. Всех остальных индивидов такой Пуруша воспринимает как свои собственные «я»; достигая с ними динамического единения, он может чувствовать, что их ментальная и практическая деятельность протекает в его универсальном сознании, и осознавать ее столь же отчетливо, как свою собственную; благодаря своему субъективному единению с ними он может способствовать упорядочиванию их деятельности, но практические различия все-таки сохраняются. Пуруша занят непосредственно и конкретно той деятельностью, которую осуществляет в нем Божественное; с деятельностью Божественного в своих других «я» он связан не напрямую, а универсально, посредством и благодаря своему единению с ними и с Божественным. Индивидуум, следовательно, продолжает существовать, хотя и превосходит границы маленького изолированного эго; универсальное тоже продолжает существовать и объемлется им, но оно не поглощает и не уничтожает индивидуальные различия, хотя благодаря универсализации индивидуума ограничение, называемое нами «эго», преодолевается.

Теперь мы можем избавиться от этих различий, полностью забыв себя в трансе единения, но для чего? Чтобы достичь абсолютного единства? Но, приемля различия, мы не более нарушаем или преуменьшаем его, чем Божественное, которое тоже приемлет их. Пребывая в Его бытии, мы ощущаем абсолютное единство и можем углубиться в него в любой момент, но мы также ощущаем другое единство – единство различий – и всегда можем погрузиться в него и свободно действовать в нем, не чувствуя себя отдельными существами: ибо мы вышли за пределы эго и освободились от ограничивающих влияний своего ума. Тогда, может быть, от различий следует отказаться ради обретения покоя и отдохновения? Но мы и так обретаем их благодаря единению с Ним, ибо Божественное, даже пребывая в центре своей вечной деятельности, остается вечно спокойным. Тогда просто ради радости устранения всех различий? Но эти различия – часть божественного промысла: они призваны не разъединять, как в нашей эгоистической жизни, а служить средством достижения еще более тесного единства; ибо благодаря им мы наслаждаемся единством с другими «я» и с Богом во всём – с тем, что нами исключается, когда мы отбрасываем множественный аспект его бытия. В обоих случаях происходит постижение и наслаждение Божественным в индивиде: в первом случае мы объединяемся с Божественным на уровне Его чистого бытия, а во втором – к этому прибавляется еще и единение с Его космическим бытием; это не воссоединение фрагмента абсолютного Божественного с целым, от которого тот отпал. Мы, конечно же, можем предпочесть погружение в его чистое бытие и глубокое слияние с ним или переход в супракосмическую трансцендентность, но если исходить из духовной истины Божественного Существования, то нет никакой причины, вынуждающей нас отказываться от участия в Его масштабной и блаженной вселенской деятельности, позволяющей нашей индивидуальности полностью реализовать себя.

Но далее мы чувствуем, что наше индивидуальное бытие оказывается не только в космическом бытии, но также, в конце концов, и в том, что их объединяет. Как наша личность в мире является становлением этого «Я», так и мир является становлением этого «Я». Мировое бытие всегда включает в себя индивидуальное бытие; поэтому оба эти становления – космическое и индивидуальное – всегда связаны между собой и в своем практическом взаимодействии зависят друг от друга. Но мы обнаруживаем, что индивидуальное «я», в конце концов, также включает мир в свое сознание. И, поскольку это происходит не за счет разрушения духовного индивида, а благодаря достижению им полного, совершенного и абсолютного самоосознания, мы должны предположить, что индивидуальное «я» всегда содержало в себе космос и что поверхностное невежественное сознание просто не осознавало этого факта, поскольку ограничивало себя рамками эго. Но когда речь идёт о пребывании космического и индивидуального друг в друге, когда мы говорим: «Мир наполняет меня, я наполняю мир, всё во мне, я – во всём», – ибо освобождающее переживание сокровенного «я» вызывает такое ощущение, – мы очевидно выходим за пределы обычного языка. Причина в том, что слова, которыми мы вынуждены пользоваться, были созданы умом и наполнены смыслом интеллектом, думающим исключительно в категориях физического Пространства и физической реальности и использующим для описания более высоких психологических состояний образы физической жизни и чувственного опыта. Но план сознания, на который восходит освобожденное человеческое существо, не зависит от физического мира, и космос, который, таким образом, объемлется нами и объемлет нас, это не физический космос, а бытие Бога, гармонично проявленное в величественных ритмах Его сознания-силы и изначального восторга. Поэтому это взаимное включение является духовным и психологическим; это восприятие двух форм Множественности – всеобщей и индивидуальной – в объединяющем духовном переживании, наложение вечной целостности Единого на вечную целостность Множества; ибо Единый вечно объединяет в одно целое Множество, дифференцирующееся и унифицирующееся в космосе. Это означает, что космос и индивидуум являются проявлениями трансцендентного «Я», которое, будучи неделимым, кажется разделенным или фрагментированным; но, на самом деле, оно не разделено и не фрагментировано, а повсюду и везде сохраняет свою целостность. Поэтому всё в каждом и каждое во всём, всё в Боге и Бог во всем; и когда освобожденная душа достигает единства с этим Трансцендентным, ее восприятие себя и космоса психологически переживается как взаимное включение индивидуального и универсального друг в друга и неизменное сосуществование их в божественном союзе, который одновременно является единением, слиянием и взаимным охватом.

Следовательно, обычные категории рассудка неприменимы к этим более высоким истинам. Во-первых, эго является личностью только в неведении; существует подлинная личность, не являющаяся эго, но при этом сохраняющая вечные взаимоотношения со всеми остальными личностями, но не эгоистические или построенные на отделении себя от других, а такие, отличительной особенностью которых является практическая взаимозависимость, основанная на внутреннем единстве. В этой основанной на единстве взаимозависимости и заключен весь секрет божественного существования в его совершенном проявлении; любая жизнь, которую мы можем назвать божественной, должна опираться на этот принцип. Во-вторых, мы видим, что все проблемы и трудности, с которыми сталкивается обычный рассудок, возникают из-за того, что мы, даже говоря о более высоком и безграничном восприятии своей подлинной сути (основанном на божественных беспредельностях), используем язык, сформированный обычным ограниченным восприятием (основывающемся на конечном и видимом), а также четкие определения, с помощью которых мы пытаемся описать и привести в систему феномены материальной вселенной. Поэтому мы вынуждены пользоваться словом «личность» и говорить об эго и подлинной личности точно так же, как мы иногда говорим о кажущемся и истинном Человеке. Очевидно, что все эти слова: «человек», «кажущийся», «истинный», «личность», «подлинный» должны восприниматься очень условно и с отчетливым пониманием их неадекватности и невозможности выразить стоящую за ними реальность. Под личностью мы обычно понимаем нечто, обособленное и отделенное от всего остального, стоящее особняком, хотя, на самом деле, в существовании нет ничего обособленного; это вымысел, порожденный нашими ментальными представлениями, который, впрочем, полезен и необходим для выражения частичной практической истины. Но проблема заключается в том, что ум попадает во власть собственных слов и забывает, что частичная и практическая истина становится истинной только благодаря ее связи с другими истинами, кажущимися уму противоречащими ей, и что взятая сама по себе она содержит в себе элемент лжи. Так, когда мы говорим о личности, мы обычно имеем в виду индивидуализированное ментально-витально-физическое существо, отделенное от других существ и не способное, в силу самой своей индивидуализации, к единению с ними. Если мы превосходим три эти категории – ум, жизнь и тело – и говорим о душе или индивидуальном «я», мы всё еще думаем об индивидуализированном существе, отделенном от других, неспособном к единению, взаимопроникновению и взаимозависимости и, в лучшем случае, способном к духовному контакту и душевной симпатии. Поэтому необходимо подчеркнуть, что под подлинной личностью мы понимаем не такого рода существо, а сознательную силу бытия Вечного, всегда существующую благодаря единству со всем и всегда способную к тесному взаимодействию. Именно это существо, познавая себя, наслаждается свободой и бессмертием.

Но конфликт обычного и более высокого рассудка этим не ограничивается. Когда мы говорим об истинной личности, как о сознательной силе бытия Вечного, мы всё еще используем интеллектуальные понятия, – нам пришлось бы прибегнуть к чисто символическому языку и мистическим оборотам речи, чтобы полностью избежать их, – но, что еще хуже, пытаясь избавиться от идеи эго, мы используем слишком абстрактный язык. Поэтому лучше назвать истинную личность сознательным существом, которое в нашем понимании воплощает в себе Вечного в ипостаси силы, способной к индивидуализации и субъективному восприятию бытия; ибо она должна быть конкретным существом, наслаждающимся бессмертием, а не абстрактной силой. И тогда человеку становится ясно, что не только он пребывает в мире, а мир в нем, но и что Бог пребывает в нем, а он в Боге; но это, однако, означает не зависимость существования Бога от человека, а проявление Бога в том, что Он проявляет внутри Себя; индивидуальное существует в Трансцендентном, но и всё Трансцендентное скрыто пребывает в индивидуальном. Более того, я един с Богом в своем бытии и всё же я могу устанавливать с Ним субъектно-объектные отношения. Я, освобожденный индивидуум, могу наслаждаться Божественным в Его трансцендентности, будучи единым с Ним, и одновременно наслаждаться Божественным в других индивидах и в Его космическом бытии. Очевидно, мы достигаем неких фундаментальных отношений Абсолюта, которые только тогда могут быть понятны уму, когда мы увидим, что Трансцендентное, космическое и индивидуальное являются вечными силами сознания (мы снова, и на этот раз безнадежно, скатываемся к полностью абстрактному языку), абсолютного существования, единства, являющегося чем-то большим, чем просто единство, и трояким образом представляющего себя своему сознанию в нас. Но мы не можем адекватно говорить о нем на человеческом языке и даже не должны лелеять надежду рассказать о нем рассудку с помощью позитивных или негативных понятий, а можем лишь надеяться указать на него, прибегая к самым возвышенным оборотам нашего языка.

Но обычный ум, не испытавший этих, столь конкретных и несомненных для освобожденного сознания переживаний, вполне может не согласиться с тем, что покажется ему не более чем массой интеллектуальных противоречий. Он может сказать: «Я очень хорошо знаю, что такое Абсолют; это то, что лишено относительных качеств. Абсолютное и относительное взаимно исключают друг друга; в относительном не может быть ничего абсолютного, в Абсолютном не может быть ничего относительного. Всё, что противоречит этим сформулированным мной исходным постулатам, интеллектуально ложно и практически невозможно. Прочие утверждения также противоречат моему закону противоположностей, согласно которому из двух взаимоисключающих утверждений верным может быть только одно. Невозможно быть единым с Богом и, тем не менее, иметь с Ним отношения, аналогичные отношениям любящего и Возлюбленного, предполагающие радость и наслаждение. В состоянии единения не может быть субъекта, испытывающего радость, и объекта, приносящего радость; только Единый может выступать как в роли субъекта, так и в роли объекта. Бог, индивид и космос должны быть тремя различными реальностями, иначе между ними не может быть никаких отношений. Они либо изначально и вечно различны, либо различны в настоящий момент, хотя когда-то вначале возможно были одним неделимым целым и, может быть, в конце снова станут таким целым. Единство, вероятно, было и, вероятно, будет, но сейчас, пока индивидуум и космос продолжают существовать, его нет и не может быть. Космическое бытие может познать и обрести трансцендентное единство, только перестав быть космическим; индивидуум может познать или обрести космическое или трансцендентное единство, только избавляясь от всякой индивидуальности и индивидуализации. Или если единство это единственная вечная реальность, то тогда космос и индивид в реальности не существуют; они представляют собой иллюзию, налагаемую на себя Вечным. Такая точка зрения вполне может привести к противоречию или к неразрешимому парадоксу; но я лучше предпочту противоречие в Вечном, которое я могу и не разрешать, чем противоречие здесь, на уровне моих исходных постулатов, которое я вынужден буду разрешать логически и в практических целях. Исходя из этой гипотезы, я могу либо согласиться с практической реальностью мира и мыслить и действовать в нем, либо отвергнуть его, как иллюзию, и перестать мыслить и действовать; я не обязан примирять противоречия и не призван осознавать нечто запредельное мне и миру и, оставаясь сознательным в этом нечто и опираясь на эту основу, взаимодействовать, подобно Богу, с миром противоречий. Попытка уподобиться Богу, оставаясь личностью, или быть тремя вещами одновременно представляется мне логически несостоятельной и практически невозможной». Такую позицию вполне может занять обычный человеческий рассудок, привыкший проводить ясные, четкие и однозначные различия; она не предполагает чрезмерных мыслительных усилий рассудка, пытающегося превзойти себя и погружающегося в сумеречный колеблющийся свет или ту или иную разновидность мистицизма, или, если мистицизм всё же допускается, то только на начальном этапе и сравнительно простой, позволяющий избежать всех сложностей и противоречий. Именно такого рода рассуждения присущи простому рациональному уму. И всё же он допускает три ошибки: во-первых, создает непреодолимую пропасть между Абсолютным и относительным, во-вторых, делает закон противоположностей слишком простым и жестким и пытается чрезмерно расширить сферу его применения, в-третьих, рассматривает в категориях Времени развитие вещей, рождающихся и первоначально пребывающих в Вечности.

Под Абсолютом мы понимаем нечто, превосходящее нас, превосходящее космос, в котором мы живем, превосходящее верховную реальность трансцендентного Существа, называемого нами Богом, нечто, позволяющее всему видимому и осознаваемому нами существовать и оставаться в существовании. Индийские мыслители называли это «нечто» Брахманом, европейские – Абсолютом, так как, будучи самосущим бытием, оно свободно от пут всего относительного. Ибо все относительные феномены могут существовать только благодаря тому, что является их истиной, источником и основой их сил и качеств и в то же время превосходит их; это то, от чего не только каждый относительный феномен, но также и любое сочетание, которое мы в состоянии составить из известных нам феноменов – а точнее, из всего, что нам известно о них, – может быть лишь частичным, самым внешним или практическим выражением. Рассуждая логически, мы приходим к выводу, что такой Абсолют должен существовать; благодаря духовному опыту мы осознаём его существование: но, даже осознавая его предельно ясно, мы не можем описать его, потому что наша мысль и язык способны иметь дело только с относительным. Абсолют остается для нас Невыразимым.

На этой стадии не возникает и не должно возникать никаких реальных трудностей и противоречий. Но мы, следуя привычке ума, продолжаем рассуждать, анализируя, противопоставляя и выявляя пары противоположностей, и уже говорим об Абсолюте не только как о свободном от всех ограничений относительного, но и как о связанном этой свободой, как о чем-то лишенном силы творения относительных феноменов и по своей природе не способном на это, как о чем-то, по сути, противостоящем всему относительному и являющемся его вечной противоположностью. Но эта логика заводит нас в тупик. Наше собственное существование и существование вселенной становятся не только загадкой, но и чем-то логически невозможным. Ибо в нашем воображении возникает Абсолют, который не способен снизойти к какой-либо относительности, находится вне всех относительных феноменов, но при этом порождает или, по крайней мере, поддерживает всё относительное и является истиной, вместилищем и сутью всех относительных феноменов. У нас остается только один логически-нелогичный способ выйти из этого тупика; мы должны предположить, что мир является самопроизвольной иллюзией или призрачной временной реальностью, наложенной на вечность бесформенного и неописуемого Абсолюта. Это наложение производится нашим индивидуальным сознанием, которое ошибочно принимает космос за Брахмана – как человек принимает веревку за змею – и тем самым вводит нас в заблуждение; но, поскольку наше индивидуальное сознание либо поддерживается Брахманом и существует только благодаря ему, будучи относительным и вторичным феноменом, либо само, по сути, является Брахманом, в конечном счете именно Брахман налагает на себя в нас эту иллюзию и ошибочно принимает в некоем образе своего собственного сознания существующую веревку за несуществующую змею. Именно он придает своей неопределимой чистой Реальности видимость вселенной и тем самым вводит в заблуждение если не свое собственное сознание, то сознание, произошедшее, зависящее от него и являющееся его проекцией в мире Майи. Но это объяснение тоже ничего не объясняет; первоначальное противоречие остается неразрешенным, и мы просто снова констатируем его, используя иные выражения. Получается, что, пытаясь найти объяснение, мы запутываемся в сетях своей собственной бескомпромиссной логики: считая собственный ум вершиной всего, мы самонадеянно наделяем Абсолют его качествами; не в силах понять процесс миропроявления, мы считаем, что Абсолют изначально не способен проявиться в мире. Но Абсолюту, вне всякого сомнения, не составляет никакого труда проявляться в мире и одновременно превосходить миропроявление; трудности испытывает только наш ограниченный ум, не способный постичь супраментальную логику сосуществования бесконечного и конечного или понять, как связано необусловленное с обусловленным. Ибо, с точки зрения нашего рационального интеллекта, это вещи несовместные; абсолютному же рассудку они видятся не фундаментальными противоположностями, а взаимосвязанными выражениями одной и той же реальности. Сознание бесконечного Существования отличается от нашего ментального сознания и чувственного сознания, превосходит их и обладает большими возможностями, ибо оно включает их в себя в качестве инструментов более низкого порядка. Логика бесконечного Существования тоже отличается от нашей интеллектуальной логики. Сами великие фундаментальные реалии этого Существования примиряют то, что кажется нашему нынешнему уму, оперирующему словами и идеями, порожденными земными реалиями, непримиримыми противоречиями.