Текст книги "Молочные реки, кисельные берега. Книга об успокаивающем воздействии рисовой каши, искусстве готовить чечевичную похлебку и превратностях любви"

Рыба с двойным гарниром от Аньоса

4 порции

600 г рыбного филе (свежевыловленной рыбы без кожи и костей)

400 г мелких кальмаров

соль

1 пучок салата-латука, очищенного от внешних листьев

4 ст. л. растительного масла

перец

1 лимон

100 г помидоров черри

1/2–1 свежий стручок перца чили

1–2 зубчика чеснока

Пригоршня нащипанной зелени (петрушки, базилика, фенхеля, тимьяна лимоннопахнущего)

оливковое масло

1 лавровый лист

100 г консервированного нута (предварительно дать стечь)

багет или чиабатта

Способ приготовления

1. Промыть филе в холодной воде и промокнуть. Кальмары бросить в кипящую подсоленную воду, тут же слить, залить холодной водой и снова слить. Просушить с помощью полотенца и выложить в миску. Латук нарезать полосками, промыть, лишнюю воду стряхнуть, затем распределить по тарелкам.

2. На сковороде разогреть масло и обжарить рыбное филе по 3–4 минуты с каждой стороны. Приправить солью и перцем, сбрызнуть каплей лимонного сока. Не снимая со сковороды, отставить в сторону.

3. Помидоры черри разрезать пополам, перец чили нарезать кольцами, порубить зелень и чеснок. В другой сковороде разогреть 5 ст. л. оливкового масла и быстро обжарить кальмаров в кипящем масле. Добавить лавровый лист, половинки помидоров и нут, сковороду встряхнуть. Добавить чеснок и чили, еще раз встряхнуть и жарить 2 минуты. Добавить зелень, встряхнуть. Приправить солью и небольшим количеством лимонного сока и вновь встряхнуть.

4. Сбрызнуть салат небольшим количеством оливкового масла и лимонного сока, посыпать солью. Выложить на листья салата рыбное филе, сверху распределить поджарку из кальмаров. Нарезать хлеб и сразу же подавать к столу.

Рекомендация

Для приготовления этого блюда лучше всего брать рыбу с плотной структурой. Зелень можно варьировать: подойдут также зеленый лук, укроп или розмарин.

Время приготовления 20 минут

Последний день

Вижу огромный зал,

Вижу в нем персонал,

И пока господа развлекаются,

В сумерках тоскливо толкаются

Люди второго сорта…

«klotz + dabeler», из песни «Персонал»

Вечно эта усталость. После полудня только одно желание – спать, забыться крепким сном, мертвецким сном. Не просто прикорнуть минут на двадцать, нет, заснуть основательно, провалиться в глубокую нору часа так на два-три, отрешиться от мира, погрузиться в ночной сумрак этой норы, несмотря на то что на улице день. Вот такая она, эта усталость, и проходить она не собирается. Рето Гампер почесывает шелудивый затылок, проводит рукой по сероватой коже, под которой ноют утомленные мускулы. Поднимается, садится и смотрит через распахнутые арочные окна королевского люкса на вершины равнодушных гор, бросающих на гостиницу послеполуденную тень. Он задремал на обитом бархатом диване – пользоваться огромной двуспальной кроватью никогда не пришло бы ему в голову. Вообще-то, он хотел лишь немного передохнуть во время своего последнего обхода – и вот он уже снова бодр, только шея совсем затекла, как бывает от дивана. Вздрогнув от холода, он закрывает окна, задергивает занавески и взбивает подушки-думочки – так, что в воздух взмывают клубы пыли.

Он тихо прикрывает тяжелые двери люкса, так, словно в нем еще есть постоялец, которого он мог бы разбудить. Усмехнувшись, качает головой. В нем ночевала Лайза Миннелли, тогда еще, после того как давала внизу в зале концерт, здесь останавливались Гюнтер Закс, Джаггеры, Онассис, молодая Роми Шнайдер. Закрыв глаза, Рето Гампер вновь видит, как Миннелли идет ему навстречу – на ней белое платье, глаза горят, словно угольки, блестит алая помада на смеющихся губах, покуда она тщетно ищет в белом клатче чаевые и находит лишь носовой платок, помаду и тушь. Что ни говори, ей носить при себе в гостинице мелочь совершенно ни к чему. Она улыбается, пожимает плечами и награждает его поцелуем. «Гуд найт, мистер Гэмпер», – произносит Лайза Миннелли и захлопывает за собою дверь. Он окидывает взглядом коридор, по которому она шла, ступая на высоких каблуках черных туфель, усыпанных сверкающими кристаллами. Под мягким густым покровом плесени не видно ковра на полу. Стебелек к стебельку, настоящая влажная лужайка из серых ворсинок. Здесь, наверху, плесени развелось больше всего, просела крыша, мягкая, словно в воде размоченный хлеб. Над прогнившими балками рассекают иссиня-черное вечернее небо галки. Галки тоже потихоньку вымирают, думает Рето Гампер, вызывает лифт и, покачивая головой и посмеиваясь над собственной глупостью, спускается по пожарной лестнице вниз.

Вот они, его владения – здесь, за стойкой регистрации. Электричество давным-давно отключено; он зажигает свечу и плюхается на раскладушку, укутывает ноги тяжелым армейским одеялом. Ох уж эта усталость, как же с ней тяжело – стоило спуститься с шестого на первый, и вот она снова настигла! Ничего, осталось потерпеть до завтра, тогда и поглядим, иначе ли спится в других местах – может, с утра он будет наконец просыпаться бодрым, может, не будут сниться сны. Завтра последний день. Завтра он последним покинет гостиницу, как гордый капитан, – так, как ему и хотелось. Чемодан собран и стоит в изножье кровати; среди его рабочей одежды, рубашек, костюмов и брюк, коробок с галстуками осталось одно-единственное свободное местечко – для ночного белья и кожаной косметички, которые он уберет наутро. Он тихо сопит и громко откашливается: споры и грибок в легких ему придется забрать с собой, равно как и ломоту в костях.

Раньше зимними ночами отель гордо сверкал огнями, а музыка и смех разносились далеко над пиками гор и, перекатываясь через гряду, спускались в тишину долины. Лето всякий раз стояло жаркое, пахло сеном и молочком для загара, а по вечерам за дамами тянулся шлейф дорогого парфюма, мужчины пускали тяжелый сигарный дым в открытые окна гостиных и в своих беседах перемывали кости всем и вся. Все это запечатлено на пожелтевших фотографиях в рекламной брошюре – в чемодане под рубашками он припрятал их целую стопку. Картинки, отпечатанные на матовой шелковистой бумаге, при перелистывании мягко и прохладно касающейся кончиков пальцев, сулят солнечные дни. Многообещающие цветные фото, показывающие, как все было; картинки, которые некогда должны были показывать будущим гостям, каким будет их пребывание здесь, какими будут дни их чудесного отдыха. Но никому не под силу попасть в будущее, а значит, никто не увидит, как гостиница исчезает буквально на глазах, исчезает вот уже за годом год, каждый день: выпадают камни, сыпется кладка, рушатся балки, расшатываются болты, пока однажды все не рухнет. Однажды. Завтра.

На последней странице – фотография Луки. Гордый, тощий, как палка, парень; там, где у других животы, его поварская куртка полумесяцем проваливается внутрь. Приехал из Южного Тироля, много слов не говорил, готовил себе и готовил, будто и не спал никогда. Непослушные волосы, выбивающиеся из-под колпака, вечно липли к мокрому от пота лбу, взгляд горел горячечным огнем; Лука вечно был сосредоточенно склонен над какой-то кастрюлей, сковородой, тарелкой или подносом, настороженный и бдительный. На этом фото он смотрит прямо в объектив, видно, как он силится улыбнуться; волосы его расчесаны, он стоит на летней террасе и занят исключительно одним – попытками приподнять уголки губ.

Через круглое оконце Рето Гамперу видна погруженная во мрак кухня. Он энергично ударяет ногой по исцарапанной жестяной обивке, защищавшей нижнюю треть маятниковой двери от пинков нагруженных официантов, чьи руки в бархатных перчатках на подносах выносили в залы блюда – внушительные тарелки с дымящимися кушаньями, накрытые серебряными клошами, в которых при свете люстр отражались очарованные взгляды публики. Какое на их лицах читалось изумление, когда по его команде сохраняющие тепло крышки взмывали в воздух, выставляя напоказ блюда, приготовленные юным Лукой, – нередко в та-кие минуты шум и смех светской компании прерывали грянувшие аплодисменты. В пару́ котелков, в чаду сковород истекала потом целая армия помощников с лицами, раскрасневшимися от открытого огня, вырывавшегося из растопленных печей и стремившегося ввысь, покуда они тяжелыми железными щипцами переставляли круглые конфорки. Треск и шорох пламени в кафельных печах с отполированными до золотого блеска ручками и крики поваров наполняли комнату и поднимались к высокому потолку; на бойне мясники по заказу нарезали из зрелых туш здоровенные стейки на серовато-белой кости; официанты сновали туда-сюда, в мойках среди до корки обгоревших кастрюль, сотейников и чугунных кокоток росли груды фарфора. Впереди, у раздачи – юный Лука, сосредоточенный, прислушивающийся, пробующий, нюхающий: привычные движения, ни одного лишнего слова. И – вперед! Новые заказы, новые заметки и сокращения на мягкой копирке, фондю из сыра с шампанским и трюфелями на шесть персон tout de suite[4]4
  Немедленно (фр.).


[Закрыть], бюнднерфляйш à part![5]5
  Отдельно (фр.). Не путать с подачей а парт – всем гостям к условленному времени.


[Закрыть] Deux fois[6]6
  Дважды (фр.).


[Закрыть] бланкет из телятины с лимоном, deux fois омар с улиточным маслом, table soixante quat-re[7]7
  На шестьдесят четвертый столик (фр.).


[Закрыть]: пять порций копченой форели с салатом из диких трав!

Сколько тысяч таких форелей он и его коллеги пронесли сквозь эти двери! А ведь именно юный Лука изобрел когда-то это блюдо. Рыбаки добывали свой улов в холодных водах горных озер, а повар коптил блестящие твердотелые рыбины в коптильне, которую сам, вопреки возражениям руководства, и построил на крыше гостиницы, – пожарные-добровольцы из-за гор заявились лишь однажды, когда в первый раз увидели поднимающиеся над гранд-отелем клубы тяжелого дыма. В быстро почерневшую коптилку он засовывал большие ванны с рыбой, завалив ее льдом, прикрывал вытяжки и ждал, пока не истлеет в пальцах самокрутка. Вернувшись на кухню, он выуживал все еще сырую, но приобретшую благородный аромат копчения рыбу из талой воды, и на заказ ее обжаривали в пенящемся сливочном масле, сохраняя весь сок. До его появления во всей долине никому и в голову такое не приходило – весь секрет был в холодном копчении во льду: твердая, иссушенная в коптильнях форель других поваров не шла ни в какое сравнение с форелью Луки. Он подавал ее под голландским соусом с молодым лучком. Мелко нарезанный свежий лук шеф добавлял в теплый, сытный масляный соус незадолго до подачи – за счет этого голландез обретал нотку изысканной свежести, подкрепленную малюсеньким глоточком свежего фендана прямиком из Вале. Это блюдо вызывало у гостей зависимость. Даже подаваемый к нему салат. Каждое утро с апреля по сентябрь молодой кулинар лично спускался с вершины к лугам, где летом пасся скот, к лесу примыкавшему к пастбищам, и собирал одуванчик, молодые листики крапивы, звездчатку, подорожник, дикий фенхель. Однажды сам он, Рето Гампер, напросился с ним, и Лука взял его с собой, в самую рань; они встретились тогда у служебного входа в сумерках идущей на убыль ночи и бродили вдвоем три часа, а в отель возвратились, лишь когда пришла пора подавать завтрак. Тем прохладным утром они почти не говорили, но именно в тот день Рето наконец осознал, что за чувство поселилось у него в сердце, преследовало его уже давно, с самого появления нового шефа – что Лука ему как сын. Сын, которого у него никогда не было – ведь он был женат на работе, как любили повторять те немногие официанточки, на которых он поглядывал с интересом: чаще всего им хватало пары недель или даже дней, чтобы вынести вердикт и поспешить ретироваться. Любовь была для Рето Гампера чем-то недоступным, но вот этим отцовским чувством, которое он испытывал по отношению к Луке, он истово наслаждался, пусть даже и втайне. И то, что за все время совместной работы в отеле и вот этой вылазки в луга они, считай, не обмолвились и парой слов, ему совершенно не мешало – недаром считается, что отцы вообще редко заговаривают с сыновьями: так само собой выходит, ведь мужчина с мужчиной понимают друг друга и без громких фраз.

Расставания Рето Гампер не помнит совсем. Могло ли статься, чтоб его сын ушел, не попрощавшись? Однажды он просто не появился больше на кухне, а пару дней спустя его место занял другой. «Таких славных людей, как Лука, нельзя вечно удерживать, герр Гампер, им надо дать волю, вы же и сами это понимали!» – сказали ему в дирекции, когда он решил навести справки. Он парень молодой, талантливый, собирался открыть свой ресторан – нет, где именно, не сказал. Годы спустя он, Рето Гампер, так это и видел: что его сын, юный повар, исчез, даже не попрощавшись. Воспоминания наводят лишь усталость и тоску. В последний раз – и он отчетливо это понимает! – Рето бредет по кухне; проходя, гладит рукой давно остывшие конфорки. В каморке за стойкой, задув свечу, укладывается на свою походную кровать, вытягивается в струнку, складывает руки на животе и тут же засыпает – вдох, выдох, – проваливается в сон; разбегаются круги, шатающиеся балки и крошащиеся камни ускользают из-под рук, он теряет опору, гуляющие болты в полу тихо выкатываются из отверстий и катятся куда-то вниз, но звуков падения не слышно.

Пора вставать.

Солнечный день нынче.

Вдох, кашель, хрип, отхаркивание. Чистка зубов. От плесени она не избавит, но пахнуть изо рта будет лучше, ну, хоть чуточку лучше, хотя бы ненадолго. И – вперед! Сегодня последний день. И он еще только начинается. Предупреждали, что придут до сиесты, сдача ключей до полудня, почтем за честь после этого с вами пообедать, внизу, в долине, вон в том красивом новом ресторане, а в понедельник начнут сносить, во вторник – строить, и в среду уже должны быть готовы новые буклеты. А до тех пор одна забота – убить время! Всегда ведь можно найти чем заняться. Еще раз перечитать брошюры, продемонстрировать твердое намерение верить, будто все, что в них изображено, существует и поныне и будет существовать впредь, ведь так и было оговорено – глядите, так и написано: «Гостиница открыта для постояльцев круглый год». Надо только отчистить плесень, отодрать руками разросшиеся лишайники спор, работенка-то не из легких – но зато из-под слоя плесени выступит прочная кладка, которую можно покрасить, сделать надстройку. Продлить будущее, раскатав его по теплому, окрашенному солнцем кирпичу. Ну а пока надо бы отскрести отслаивающуюся штукатурку, отскрести хорошенько, пускай будет больно, но оно того стоит – а к вечеру, конечно, накатит усталость. Или уже к полудню. Все это в порядке вещей. Другие тоже скребут, но при этом все ноют и ноют – гляньте-ка на мои руки, пальцы все изодраны в кровь. Те, кто ноет, – те хорошо скрести не могут. Скрести надо в тишине, полной тишине. Тут все зависит от установки. Нытье от плесени не избавит – только скреби да скреби. По вечерам сиди, превозмогая усталость, листай брошюрки, изумляйся шелковистости бумаги, которая уже не холодит кончики пальцев – вообще не ощущается, потому что пальцы перевязаны. Но картинки-то никуда не деваются, их можно взять с собою, в ночь.

Не успел отзвучать первый звонок, как Лука снимает трубку. На том конце провода – Гландерн, больница. С прискорбием сообщаем, что ваш отец скончался. В повисшей тишине врач неуверенным голосом сообщает: то, что Рето Гампер продержался так долго, то, что он столько времени боролся, сравнимо с чудом. Рассказывает о том, как не только он сам, но и его коллеги и медсестры под конец лишь удивленно пожимали плечами, глядя, как отец его цепляется за жизнь, как молча, деликатно, но упорно терпит, – такого никто в больнице припомнить не может. Казалось, он еще хотел что-то застать, чего-то дождаться, вероятно, какого-то предстоящего события или чего-то еще – разумеется, в перерывах между долгими периодами сна и утомления. Поблагодарив врачей за все, Лука Гампер вешает трубку, подходит к большому многостворчатому окну в своем ресторане и, вскинув голову, смотрит на вершину горы, на гранд-отель. Драглайны с чугунными бабами и экскаваторы уже наверху и готовы к работе; сегодня начнут сносить. Шар-баба раскачивается, словно маятник, и, описав мягкую дугу, врезается в стену; от первого удара по кругу идут трещины, стена дрожит и обваливается внутрь, оставляя дыру как раз в том месте, где когда-то была стойка регистрации.

Теплая копченая форель с салатом из диких трав и голландским соусом с зеленым луком

4 порции

1 лук-шалот

1 ч. л. семян горчицы

1 лавровый лист

1 ч. л. горошин белого перца

1/4 л белого вина

250 г масла

1 ст. л. яблочного уксуса

1 ст. л. жидкого меда

1 ч. л. дижонской горчицы

3 ст. л. оливкового масла

100 г смеси листового салата

1 пучок диких трав (одуванчика, водяного кресса, звездчатки, подорожника, дикого фенхеля, огуречника, купыря, базилика, укропа с семенами и т. п.)

4 ст. л. растительного масла

4 форели холодного копчения весом ок. 400 г каждая (выпотрошенные, без головы)

2 стебля зеленого лука

2 желтка (размер яйца: средний или большой)

соль

сахар

молотый перец

перец грубого помола

Способ приготовления

1. Для голландского соуса лук-шалот нарезать мелкими кубиками и уварить на белом вине с семенами горчицы, лавровым листом и белым перцем до 2 ст. л. Выпаренный отвар протереть через сито в металлическую емкость и оставить остывать.

2. В кастрюле растопить 220 г масла, довести до кипения и процедить через чистый фильтр для кофе или марлю. Отставить в сторону.

3. Для заправки смешать яблочный уксус с 1 ст. л. воды, медом, горчицей и оливковым маслом, посолить и поперчить. Салат и зелень перебрать, промыть и лишнюю воду стряхнуть.

4. Разогреть растительное масло на сковороде. В два захода поджарить форель на среднем огне по 6–8 минут с каждой стороны, посолить. Добавить оставшееся сливочное масло и перец грубого помола, дождаться появления пенки и поливать форель перечным маслом в течение 1 минуты. Отставить в предварительно разогретую до 70 градусов духовку.

5. Зеленый лук разрезать вдоль на четвертинки и очень мелко накрошить. В кастрюле вскипятить немного воды. В металлической емкости растереть остывший отвар с желтками и 2 ст. л. холодной воды до однородной массы. Установить емкость над кастрюлей с кипящей водой и в течение 3–4 минут взбивать массу венчиком до образования плотной пены.

6. Добавить зеленый лук и продолжать взбивать в течение 1 минуты. Снять металлическую емкость с паровой бани и, продолжая взбивать, тонкой струйкой влить растопленное масло. Посолить соус и добавить щепотку сахара. Смешать салат и дикие травы с заправкой. Подавать форель с соусом и салатом.

Рекомендация

Форель холодного копчения встречается не так уж часто – возможно, вам придется специально заказывать ее у поставщика. В качестве альтернативы можно использовать форель горячего копчения, но в таком случае ее следует не жарить, а запекать в предварительно разогретой до 80 градусов духовке в течение 20 минут, выложив в форму и добавив перечное масло. При этом постоянно поливать рыбу маслом, но не солить. Салат и голландский соус также прекрасно сочетаются со свежей форелью, поджаренной на гриле или сковороде.

Время приготовления 45 минут

С водки начал – водки и держись

– Готовься, дружище, – предупредил меня Алексей, приглашая к себе на день рождения, и посоветовал истинно русский профилактический рецепт «для долгой и бурной ночи», который мне надлежало в точности соблюсти. И вот я отварил три картофелины, разбил в стакан два сырых яйца, поставил рядом бутылку растительного масла. Откусываю от желтоватых клубней, медленно разжевываю, затем, зажмурившись и подавляя рвотный рефлекс, глотаю склизкое яйцо и заливаю сверху двумя столовыми ложками масла. Подкрепив силы, как мне и рекомендовали, выхожу из дома навстречу той самой долгой и бурной ночи. Чуток подташнивает.

Дверь открывает Соня, скуластая красотка с волосами цвета пшеницы. «Степочка!» – восторженно восклицает она; Алексей, проявляя неестественно бурный восторг, чуть не душит меня в объятиях, со мной от ужаса случается отрыжка, и в комнате начинает слегка попахивать яйцом. Мне срочно нужно чем-то это запить. Пить нечего. Посреди гостиной маленькой съемной квартирки в хозяйском доме воздвигнут стол для поклейки обоев, накрытый несколькими отрезами пестрой клеенки. За ним – представляют мне – Ваня, Юра, Андрей, Петя, Ира, Дуня, Надя и Оля! Перед каждым пустой стакан, и я даже не знаю, что меня смущает больше – то, что все присутствующие носят именно те имена, которые первыми приходят на ум при слове «Россия», или то, что ни у кого из них не налито. «Степа!» – радостно гудят они, я приветливо машу рукой и усаживаюсь на предложенный мне складной стульчик.

Соня с хозяином вносят подносы и миски с едой – тут и соленые огурцы, и винегрет с селедкой, в котором плавает свекла в окрасившемся в розовый майонезе, и яйца с жемчужинками черной икры, и хлеб с белоснежным салом, и отварная картошка, и лук, и соленые грибы. Но аплодисменты раздаются лишь когда Алексей появляется на пороге с покрытой инеем бутылкой «Столичной» – водки стольного града – в руках. Водку разливают по одиннадцати стаканам, именинник еще раз приветствует гостей, произносит слова о том, какая для него честь видеть у себя дома всех лучших людей города – ну, вздрогнем! Чокнемся и опрокинем! Сорокапроцентный спирт расширяет сосуды, внутренности мои обдает приятное тепло, пробуждается неслыханный голод. Все налегают на еду, но спустя всего ничего Юра делает обход с новой бутылкой в руке, поднимает тост за закуски на столе – те самые, запахи которых сейчас дразнят нам ноздри: «Как говорил Антон Палыч Чехов, надо знать, чем закусывать!» Он отпускает комплименты в адрес Сони, та краснеет; снова «вздрогнем!», снова чокаются и опрокидывают. Чувствую себя отличненько.

По комнатам разносятся звуки музыки, «Пакава Ить» играют бодренький русский ска; звук убавляют лишь ненадолго, чтобы выпить по третьей – на этот раз тост произносит Петр, прославляя присутствующих дам, – за их ослепительную красоту! Дамы хихикают; опять «вздрогнем!», опять чокаются и опрокидывают. Ослепительные красавицы убирают со стола, освобождая место для горячего. Подают говядину, тушеное говяжье жаркое с гречневой кашей, морковью и луком. К ней – рюмку водки, на этот раз «Крепкой». На вкус этот новый сорт, как и предыдущий, абсолютно никакой, а вот пятьдесят шесть градусов ощущаются мгновенно. На очереди Ваня: встает, подносит стакан к груди, театрально обводит собравшихся взглядом. «За жаркое!» – только и произносит он и опускается на стул. «Вздрогнем!» – чокаемся и опрокидываем.

Поднося ко рту потемневшие пряные кусочки мяса, подсчитываю в уме: на данный момент во мне приблизительно пол-литра водки, а я еще могу говорить и двигаться и вовсю наслаждаюсь процессом. Этим наблюдением я делюсь с Алексеем, он в ответ хватает меня за руку, с глубокой серьезностью заглядывает в глаза и произносит: «Мы, русские, Степан, – мы борцы. И с водкой надо бороться. И в этой борьбе мы победим – а почему? Потому что мы хитрые. Мы никогда не пьем, не закусывая. И если с водки начал – водки и держись. До утра».

Ага, понимаю. Покуда мы, немцы, дуем через трубочки сахарные коктейли из водки с соком из украшенных флажками бокалов, закусываем одной соленой соломкой, а потом переходим на пиво, в этой культуре существуют строгие ритуалы, а сытные блюда и исключительность в выборе напитков позволяют прийти в состояние сильного опьянения на удивление приятным и легким способом.

Снова тост и еще 50 грамм. Я узнаю, что произнесение тостов является важной составляющей потребления водки, так как служит обоснованием самого распития: «Пить просто так – это пьянство!» А, вот оно как. Когда я в первый раз встаю из-за стола, комната на какой-то краткий, но весьма выводящий из равновесия миг вдруг резко уезжает в сторону – выставив ногу, я успеваю вернуть мир на место и, шатаясь, бреду на кухню. Соня, Надя, Ира, Оля и Дуня разливают чай, горкой выкладывают на большой серебряный поднос сладкие пирожки. Опершись о холодильник, наблюдаю за ними – ну и пускай я ослепну от женской красоты, фиг с ним. «А теперь ты давай!» – сует мне в руку непочатую бутылку «Крепкой» Софья.

Ох ты ж мама дорогая! Ну, разлить я еще кое-как разлил – и теперь стою, схватившись за стул, а на меня в ожидании глядят десять пар глаз. И голова моя пуста.

Хотя нет. Увы, не совсем.

– За ваш добросердечный прием, за богатый русский стол и чистоту русской водки! Да будут вечно колоситься нивы Российской Федерации!

Видимо, это водка так подействовала.

– Хорошо сказано! – восклицает именинник, и глаза его загораются; сидящие за столом согласно кивают; «вздрогнем!» – чокаемся и опрокидываем. Ольга колдует над музыкальным центром: «На х..!» – вопит группа «Ленинград» поверх стремительных гитарных переборов. Хозяин при помощи Петра складывает стол, Соня делает обход с шестой бутылкой и бутербродами с колбасой. Ну что, поехали!