Текст книги "Сколько золота в этих холмах"

Мясо

Но кость – дело временное; они ждут дня выплаты жалованья. Когда этот день наступает на следующей неделе, в туннелях стоит треск, словно под землей собирается гроза. Вечером, словно какая-то старая грозная звезда, на гребне холма появляется хозяин шахты, он устанавливает там свой столик. Он шуршит бумагами, передвигает ящик с мешочками монет. Считает, пересчитывает. Медлит.

Появляется вереница шахтеров, она такая длинная, что конца ей не видать. Проходят минуты, час, очередь дрожит от нетерпения. Люси держится рядом с ба. Она хочет получить доказательство своего труда в свои руки.

К тому времени, когда они подходят к столику, небо усыпано звездами. Один взгляд на ба, и хозяин шахты кидает ему мешочек и уже смотрит на следующего. Ба развязывает бечевку прямо перед столом и пересчитывает деньги. Хозяин откашливается, и еще раз.

– Тут мало, – говорит ба и кидает мешочек назад. Люди за ним переступают с ноги на ногу, выгибают шеи, сердито бормочут.

– Арендная плата за твой прекрасный дом. – Босс разгибает один палец. – Уголь. – Другой палец. – Твои инструменты. – Еще один палец. – Твой фонарь. – Еще палец. – А девочка получает одну восьмую от жалованья. Давай, хромай отсюда.

Ба сжимает кулаки. Люди сзади подступают плотнее, начинают кричать.

– Ты считать не умеешь, парень?

– Он, скорее, не видит. Эй, открой уже глаза!

Кто-то говорит:

– Все равно что пытаться провести корову через трещину в стене.

Последнее высказывание встречается с одобрительным ревом[27]27
  Одобрительный рев у углекопов вызывает английское слово chink (в переводе – «трещина»). Одно из значений этого слова – презрительное название китайца: узкоглазый.


[Закрыть]. Слово передается из уст в уста, наконец оно начинает звучать из темноты со всех сторон. Ба поворачивается к оскорбителям, и Люси начинает дрожать. Ба в ярости ужасен. Когда он шлепает ее, что случается довольно редко, он становится выше ростом, несмотря на больную ногу. Он заполняет собой всю комнату.

Шахтеры, глядя на него, начинают смеяться еще громче.

– Косоглазый! – орут они полусотней глоток. Холмы эхом передают этот звук дальше, пока вся земля вокруг не начинает гоготать.

Для них ба в ярости, ба с прищуренными глазами всего лишь смешон.

Ба хватает мешочек с монетами со стола и идет прочь. Походка у него бешеная, больная нога вихляет далеко в сторону. И все же Люси едва поспевает за ним. Можно даже сказать, что ба бежит.

* * *

– Мэй гуаньси[28]28
  Все хорошо (кит.).


[Закрыть], – говорит ба, протягивая деньги ма. – В следующий раз у нас будет достаточно, чтобы купить мясо на стейки. Соль и сладости. Семена для сада. И крепкие ботинки для девочек. Запомни мои слова. Я обещаю.

Вдали от шахты, вдали от улюлюкающих шахтеров, в хибарке голос ба звучит очень громко. Наслоения прошлых обещаний ложатся на его слова, как мелкий гравий на стены их хибарки.

Ма вполголоса произносит:

– Ребенок.

Ребенку в ее чреве уже шесть месяцев, но это слово заставляет ба замереть на месте. Он смотрит на монетки, а когда поднимает глаза – в них прежний блеск.

– Я знаю, я обещал, что не буду больше играть, цинь ай дэ, но я клянусь тебе: я чувствую удачу. Сейчас как никогда. Если я возьму несколько монеток…

Ма отрицательно покачивает головой.

– Мул. Фургон.

Ба любит старый фургон, холит его, как живое существо. На каждой остановке он заново красит колеса. «Это наша свобода, – любит повторять он. – С ним мы можем отправиться куда угодно». Теперь его лицо краснеет.

Ма прикасается к своему животу.

– Ради ребенка.

Ба, не говоря больше ни слова, выходит и хлопает дверью. Они слышат скрежет колес, топот копыт мула, отъезд. В последний момент следом за ба из дома выбегает Сэм.

* * *

На деньги, вырученные от продажи старого фургона, покупается мясо. Далеко не лучшего качества. Можно сказать, что это отходы, лоскуты мяса с хрящами и костями. Ма тушит их несколько часов, в воздухе их дома висит густой запах пищи.

То, что не покупают другие, продается дешево. Свиные ножки на студень, хребет – ма обсасывает его и сплевывает, косточки со звоном падают на ее тарелку. Ма возвращается на свое место за столом и сидит дольше всех остальных. Она часами каждый вечер соскребает мясо с костей, наполняя дом зубовным скрежетом. Треск раскалывает воздух, и Люси поднимает взгляд – ее одолевают и страх, и восторг. Она ждет, что треснет и улыбка на лице матери.

– Почему мы это едим? – недовольным голосом спрашивает Люси.

– Ребенок, – говорит ма, и Люси воображает крохотные зубки, лязгающие под платьем ма. – Чем больше он ест, тем больше мяса нарастит. Оно идин[29]29
  Определенно (кит.).


[Закрыть] делает его сильным.

– Но почему все мы должны есть мясо? – говорит Люси, понимая, что испытывает судьбу. Как и ожидалось, ба отвечает ей, чтобы она заткнула свой большой рот.

Обычно упрямая Сэм без слов съедает две тарелки.

Лицо ма выравнивается. Впадины заполняются. Она возвращается к своим домашним трудам. Дом становится если не чистым, то по меньшей мере не грязным. Теперь ма два раза в день подметает пол, ходит в лавку и торгуется. Ма с ее голосом умеет выторговать у хозяина лавки несколько центов или, подмигнув, заполучить добавку в виде свиной ножки.

Ма теперь снова причесывает Сэм, когда причесывается сама. Сотня взмахов каждый вечер – она распутывает волосы Сэм, запутавшиеся за несколько недель беспризорничества. Сэм теперь снова ухоженная, в косичках и в шапочке, она больше не носится целыми днями сама по себе. Сэм под приглядом ма становится красивее и спокойнее.

Не так с ребенком. Не имея своего рта, ребенок говорит голосом, позаимствованным у ма. Ребенок может заставить замолчать ба, пресечь вопросы Люси, огорчить Сэм. Ребенок получает все, что требует.

– Посмотри, как он ест, – восторженно говорит ба как-то вечером. Ма улыбается, ее улыбка обтекает куриную шейку, которую поглощает ребенок ртом ма. Но ба смотрит так, будто ничего краше в жизни не видел.

– В нем будет силы на троих.

– Дуй[30]30
  Да (кит.).


[Закрыть], – говорит ма. – Если мы будем его кормить как полагается. – Она выплевывает изо рта пережеванную косточку. – Этого недостаточно. Ингай[31]31
  Нужно (кит.).


[Закрыть] красное мясо. Не одни кости.

– У меня есть план, – как обычно, говорит ба. Но он, с пристыженным лицом, не объявляет свой план громогласно, а тихонько делится им с ма.

Этим вечером он уходит на валку леса раньше обычного. Ма целует его на прощание, не вставая из-за стола. Все ее мысли – об оставшейся на стенках кастрюли пленочке тушеного мяса, и от скрежета и визга ее ложки у Люси волосы встают дыбом. Ни Сэм, ни Люси ма не предлагает ни крошки, в отличие от прежних времен. Люси спрашивает, разве ребенок не эгоистичен? В конечном счете ни она, ни Сэм не провоцировали у ма тошноту. В ответ ма смеется без умолку. Очень мягко объясняет им, что мальчишки вполне ожидаемо требуют к себе повышенного внимания.

* * *

Ба на протяжении нескольких следующих вечеров приходит домой поздно. На работе в шахте он зевает. Каждое утро он, полусонный, топает в навязчивом ритме ногами по напитанным голубизной холмам: Ребенок. Ребенок.

К утру следующей выплаты ба так еще и не возвращается. Завтрак проходит нервно, они все трое выглядывают в открытое окно, за которым пустое поле, хибарки других шахтеров, ручей, а за ним южная окраина. Глаза ма постоянно возвращаются к револьверу, забытому ба вчера вечером, – револьвер тяжелым грузом висит на крюке.

Ба возвращается с неожиданной стороны, выворачивает из-за дома со звоном и звяканьем. Он бросает на стол мешочек, распухший от монет.

– Где?.. – говорит ма.

– День выплаты. Я взял деньги заранее. – Голос ба взбухает от гордости, как мешок с деньгами. – Я ведь тебе обещал, цинь ай дэ?

– Этого не может быть, – говорит ма. – Цзэнмо кэнэн?[32]32
  Как такое возможно? (кит.)


[Закрыть]

Но истина свободно заявляет о себе. Ма пересчитывает монеты, и они жестко и весомо ложатся в ее ладонь. Она улыбается. Ба щелкает пальцами, как делает это хозяин шахты, и объясняет. Дом, инструменты, фонарь – за все уплачено в последний раз.

– Нюй эр, – говорит ма Люси, часть отблеска монет попадает и на ее лицо. – Больше никаких шахт. Завтра вы с Сэм идете в школу.

* * *

Утром для них приготовлены платья. Люси тянется к красному, но ма подталкивает ее к зеленому.

– Тебе подходит это, – говорит ма, подводя Люси к жестяному зеркалу. Люси смотрит, не мигая, на собственное лицо, удлиненное искривленным металлом. – Как и школа тебе подойдет. Учитель узнает твою истинную цену.

Люси думает о своем жалованье размером в одну восьмую от платы шахтеров.

– Хоть я и не мальчик?

По большей части голос ма полон огня, приветливости. Теперь он звучит надломленно.

– Ну эр, я не хочу слышать никакой жалости к себе. Рань во[33]33
  Позволь мне (кит.).


[Закрыть] сказать тебе кое-что. Когда я впервые пришла на эту территорию, у меня не было ничего, кроме… – ма смотрит на свои руки. Она, выходя из дома, никогда не забывает надеть перчатки, но здесь она не прячет своих рук. Огрубевших от мозолей, в голубых пятнах от угля. – У девочек тоже есть оружие, и это оружие – красота. И вы…

Над ними Сэм ударяет ногой по прикроватной лестнице. Ма понижает голос, прижимается лбом ко лбу Люси.

– Не то оружие, с которым играет твоя сестра. Пойми меня, девочка Люси. Сэм… она другая. Ни чжидао[34]34
  Ты знаешь (кит.).


[Закрыть]. На первом месте всегда семья. Приглядывай за ней.

Словно Люси когда-либо нуждалась в этом напоминании. Ее глаза автоматически следят за Сэм, когда та выходит из дома в красном платье, которое золотит ее загорелую кожу. Все глаза следят за Сэм. Хотя они держатся за руки, когда, пересекши ручей, идут по главной улице, взгляды, минуя Люси, прилепляются прямо к Сэм.

Что такого есть в Сэм? Люси давно изучает сестру, пытается увидеть то, что видят в ней посторонние. Смелые глаза, оглядывающие все вокруг, руки и ноги в постоянном движении. Сэм вся – само движение, она словно дикое животное. Люди смотрят на Сэм ради одного только удовольствия увидеть, какой след останется от ее фигуры в траве.

* * *

Школа похожа на неприветливый белый маяк. Но сначала нужно пересечь простор школьного двора, а там нет никакого укрытия, кроме мертвого дуба. С его голых веток смотрят мигающие глаза маленьких мальчиков, мальчишки постарше смотрят снизу, прислонившись к столу. И в траве среди извилин тянущихся теней дерева сидят группки девочек. Их глаза блестят ярче, чем у других.

Шаги Люси становятся все короче, все медленнее, она словно может исчезнуть в высокой траве, как кролик. Остальные, все они шахтерские дети, одеты в выцветший ситец и бумажную ткань в клетку. Хорошие платья ма – высокая мода. Люси отпускает руку Сэм, складывает руки на богатой вышивке на груди. «Не сутулься, – говорит ма. – Не молчи». Сколько раз Люси видела, как ма вскрывает молчание своим голосом?

– Доброе утро, – говорит Люси.

Но Люси не ма. Несколько пар глаз моргают без всякого любопытства. Какой-то мальчишка на дереве смеется.

Одна из девочек выходит вперед. Другие следуют за ней, как гусята за гусыней. У первой девочки глаза как бусинки и непослушные рыжие волосы.

– Очень мило, – говорит она, подергивая рукав на платье Люси, а потом на платье Сэм.

Девочки, словно по сигналу, начинают роиться вокруг них, гладят вышивки на их платьях, ленточку в волосах Люси, переговариваются, сколько стоит ярд такой ткани. Вопросы не задаются напрямую Люси, но они легко плавают вокруг нее. Она пытается ответить.

– Это парча. Спасибо. Спасибо, спасибо, – отвечает она даже на те вопросы, которые задаются не из добрых намерений.

Ее голос становится тише. Эти девочки не ждут ее ответов. Им вовсе не нужно, чтобы она что-то говорила. Она прикидывает, как вести себя с ними в будущем, может быть, лучший способ – молчание.

Люси, стиснутая другими девочками, неуверенно улыбается Сэм.

Сэм держится еще несколько мгновений, потом от нетерпения у нее начинает дергаться рот. «Бог с ним, – мысленно молит Люси. – Пусть они делают что хотят». Теперь девочки начинают восторгаться самой Сэм.

– У нее цвет кожи жженого сахара, ты так не думаешь? Не хочешь лизнуть? А посмотри на ее нос. Как у куклы. А эти волосы…

Первая девочка, рыжеволосая, хватает шелковистые, полураспущенные волосы Сэм.

– Миленько, – вполголоса изрекает она, ее собственные волосы – словно курчавый шар вокруг головы. Она подносит косичку Сэм к носу, принюхивается.

Два хлопка один за другим разносятся по двору. Рыжеволосая выпускает волосы Сэм, ее рот по-дурацки открывается. Раз приведенная в действие, Сэм, кажется, не в силах остановиться. Сэм шлепками и выкриками разгоняет всю эту девичью стайку, раздаются крики, похожие на птичьи. Вскоре Сэм остается одна.

– Вы все слишком много говорите, – бормочет Сэм.

Во дворе что-то изменилось. Как вода в первый холодный день года – только что она текла к ним навстречу для приветствия, а теперь начинает замерзать. До какого-то момента у Сэм еще есть шанс извиниться. У Люси тоже. Но язык у Люси вязкий и неловкий.

– Ты идиотка, – говорит она себе под нос. – Ты идиотка, Сэм.

– Это все мои проклятые волосы, – презрительно говорит Сэм и перекидывает их через плечо.

Вперед выходит девочка и плюет. Промахивается. Слюна стекает по сияющей юбке Сэм, оставляя темно-красный след, более темный, чем цвет ткани. Следующая девочка не повторяет ошибки первой. Следующие девочки используют пальцы и ногти.

Школа, похоже, мало отличается от шахты. Издевки, синяки на коже Люси, вес такого множества глаз, устремленных на тебя, давит не меньше, чем темнота в шахте. И даже ту издевку, что Люси слышала в день выплаты жалованья, шахтеры передали своим детям.

Никакой разницы, пока не раздается звонок и они не входят в здание школы.

Кругом такой порядок, что у Люси щемит сердце. Столы, стулья, дощатый пол, грифельная доска, карты – все расположено ровнехонько. Чистая комната – просторная. Ни малейшего намека на пыль, вездесущую на территории. Окна из настоящего стекла в передней части класса сверкают, отчего кажется, будто первые несколько рядов купаются в масле. Дети сидят за столами по двое, оставляя передний и задний ряды незанятыми. Люси и Сэм стоят сзади, пока не входит учитель.

Говорят, что он приехал по длинной трудной тропе с востока. Но его тонкая белая рубашка загрязнилась бы в пути за считаные минуты, а золотые пуговицы потерялись бы или были бы украдены. Его костюм не годится для дороги или шахты, его можно надеть только в этом безукоризненном месте, куда он входит, называя учеников по именам. Девочки, которые плевались и толкались, теперь светятся, глядя на него, сидят, сложив руки. Его отношение к ним изменило их. Он целую минуту тратит на разговор с одним из мальчиков, а тот краснеет от такого внимания. Закончив разговор, учитель отправляет мальчика за свободный стол в первом ряду.

Это марш победы. Люси смотрит вместе со всеми остальными, как гордость удлиняет шаги мальчика.

Когда учитель подходит к Люси и Сэм, они видят, что его ботинки отполированы не хуже досок пола.

– Я слышал про вас двоих. Надеялся увидеть вас когда-нибудь. Добро пожаловать в мою школу, которая продвигает границу цивилизации чуть дальше на запад. Вы можете называть меня учителем Ли. Откуда вы?

Люси запинается, но добрый взгляд учителя придает ей мужества. Она рассказывает про тропу, которой они приехали с прежней шахты, но учитель отрицательно покачивает головой.

– Нет, я спрашиваю, откуда вы родом, дитя. Я много написал про эту территорию и ни разу не встречал никого, подобного вам.

– Мы родились здесь, – упрямо твердит Сэм.

Люси, догадавшись, говорит.

– Наша ма говорит, мы приехали из-за океана.

Учитель улыбается. Он сажает их за самый задний стол и кладет перед ними книгу. Она такая новая, что ему приходится приглаживать страницы, и Люси не может удержаться – склоняется над страницами, чтобы вдохнуть запах краски.

Когда она поднимает голову, учитель очень мягко говорит:

– Это не для того, чтобы нюхать или есть. Это называется «чтение».

Он показывает на буквы размером с половину его ладони.

Лицо Люси покрывается румянцем. Она читает эти буквы, потом буквы в следующей книге, потом слова в следующей, и в еще одной, книги становятся толще, а буквы мельче. Наконец учитель берет книгу у мальчика за первым столом. Он хлопает в ладоши, когда Люси прочитывает целую страницу, произнося слова, которых даже не узнает. Все головы в классе поворачиваются к ней.

– Кто тебя научил?

– Наша ма.

– Она, вероятно, очень особенная женщина. Вы когда-нибудь познакомите меня с ней. Скажи мне, Люси, что бы ты хотела изучать больше всего?

Никто никогда не задавал ей такого вопроса. Мозг Люси спотыкается о его значительность. Находясь в аккуратном закрытом здании школы, она вдруг вспоминает об открытых холмах, их бесконечных перекатах. О ба, который наказывал ей: «Не боись». Сколько здесь может быть книг? Она до этого момента даже думать об этом не отваживалась. Потом она вспоминает слово.

– Историю, – говорит она.

Учитель улыбается.

– «Тот, кто описывает прошлое, описывает и будущее». Знаешь, кто это сказал? – Он наклоняет голову. – Я. Я сам историк, и, может быть, мне понадобится твоя помощь – я пишу очередную монографию. А что ты, Саманта? Ты тоже умеешь читать?

Сэм смотрит сердито. Не отвечает. Ее загорелая кожа излучает молчание, которое сгущается с каждым вопросом, и учитель наконец сдается. Он оставляет Сэм за столом сзади и протягивает руку Люси. Они идут по проходу, все смотрят на них – Сэм тоже смотрит. Она переходит в ту часть класса, где солнечные лучи падают прямо на квадрат первого стола, и мальчик, сидящий за этим столом, высоко поднимает сгорбленные плечи, словно чтобы не видеть ее. Но на этом месте он не может ее не видеть. Никто не может не видеть ее. Он подвигается. Освобождает место для Люси.

* * *

– Он сказал, что мы одаренные, – сообщает Люси тем вечером, возя стейк туда-сюда по тарелке. Ма приготовила специальный обед, но Люси слишком переполнена впечатлениями, она говорит и не может одновременно жевать. Она не говорит о том, что учитель сказал это только ей. Она ни слова не говорит ни про школьный двор, ни про молчание Сэм за столом в последнем ряду. – Он хочет познакомиться с тобой, ма. Он сказал, что ты тоже наверняка необыкновенная. – Ма замирает, держа в руках половник. Лицо ее чуть-чуть розовеет. – Он со всеми нами хочет познакомиться. И он хочет давать мне отдельные уроки. Он сказал, что там, на востоке, есть люди, которые хотели бы узнать обо мне, и, может быть, я смогу поехать с ним, когда он в следующий раз будет говорить с…

– Не нравится мне это, – говорит ба. Он тоже не прикоснулся к стейку. Он корчит гримасу, глядя на обугленное мясо. – Что это за учитель, который сует свой нос в чужие дела?

– Он пишет историю, – говорит Люси, а Сэм добавляет: – Любопытный.

– Не вижу ничего плохого в том, что учитель интересуется происхождением девочек, – говорит ма. – Гао суво[35]35
  Скажи мне (кит.).


[Закрыть], о чем еще спрашивал учитель?

– Мы сами можем обучить девочек, – говорит ба. – А не какой-то чужак со своим враньем. Фэй хуа[36]36
  Глупости какие (кит.).


[Закрыть]. Я почти решил прекратить это.

Но учитель ничего не врал. Он писал истории, и их печатали в книгах. Руки Люси впитали их запах. Даже куриный помет бледнеет в сравнении с этим запахом.

– Они научатся чему-то иному, не похожему на добычу угля, – говорит ма.

Молчание заполняет комнату. В шахте молчание смертельнее землетрясения или огня. Оно предшествует притоку рокового газа, невидимого и не имеющего запаха, его единственная примета – тишина.

– Мы не углекопы, – говорит ба.

Ма смеется гортанным смехом, полным предчувствия опасности.

– Мы… – ба обрывает себя. То слово, которое он подготовил, не может быть произнесено. Оно было запрещено в их семье два года назад, когда ма настояла на ином образе жизни. Ба не произносит его, но они, все четверо, чувствуют его весомость. «Ты просто чувствуешь это», – говорил ба Люси много лет назад, когда обучал ее лозоискательству. Когда он еще мог называть себя золотоискателем.

– Тогда как ты называешь то, чем мы занимаемся, – говорит ма, вставая. – Кто такие люди, которые живут чжэ ян?[37]37
  Вот так (кит.).


[Закрыть] В таком месте, как это?

Ма отводит ногу назад и вонзает носок в пол. Нет, никто не слышит удара ее обуви о доски пола, потому что ни того, ни другого нет. Некое подобие тяжелого вздоха. Облако пыли, песок, летящий на стейки. Люси начинает кашлять. За нею и Сэм. Но ма продолжает махать ногой, пока вся комната не погружается в дымку, пока ба не обхватывает ее сзади.

– Фа фэн лэ[38]38
  С ума сойти (кит.).


[Закрыть], – говорит он, тяжело дыша. Он поднимает ма над полом так, что ее ноги теперь молотят воздух. – Добыча угля – это то, чем мы занимаемся сейчас. Но мы не шахтеры. – Он осторожно опускает ма, потом гладит ее живот. – Мы делаем накопления. Ты не забыла? Я обещал.

– Набираться ума у этого учителя тоже накопление. Не то что твои азартные игры в грязных притонах. Не думай, что я не знаю, куда ты смываешься по вечерам. Дуй бу дуй[39]39
  Верно (кит.).


[Закрыть], девочка Люси?

Ма смотрит на Люси проницательным взглядом, такой взгляд у нее появляется, когда она делится с дочерью какой-нибудь тайной.

Люси неуверенно кивает.

Ба держит в кулаке ткань на животе ма. Потом отпускает. Она соскальзывает на свой стул, поднимая облако пыли. Теперь ее фигура на загораживает Люси от ба.

– Этот учитель воображала, – говорит Сэм.

Ма цыкает, но не возражает, когда ба фыркает от смеха, а Сэм садится к ба на колени и принимается что-то шептать ему. Этим вечером ма забывает о хороших манерах, делает вид, что не замечет песка, осевшего на стейки, или смеха Сэм, сопровождаемого фонтаном полупережеванной пищи из ее рта. Люси несколько раз улавливает в перешептываниях Сэм и ба слово «плато».

* * *

Ма отмывает остатки стейков и жарит их, засовывает между ломтями хлеба на ланч следующего дня. Люси научается глотать то, что оставляет царапины: песок, оскорбления в школьном дворе, плевок, сползающий по щеке в рот, поганое настроение, в которое приходит ба при упоминании учителя Ли. Ее большой рот осваивает другую функцию.

Кажется, что жалованье ба только растет. По прошествии двух месяцев они все немного отъелись – мясо пошло им на пользу. Живот ма увеличивается в размерах, и она уговаривает огород расцвести. Ба остается на дополнительные смены в шахте и каждый вечер возвращается поздно. В школу они ходят с разными настроениями – Люси радостно, а Сэм неохотно.

Позднее Люси обвинит мясо в том, что случится в школьном дворе. От мяса кожа и волосы Сэм становятся ярче, даже пыль не приглушает этого блеска. Люси обвинит мясо, а потом она обвинит даже цену за мясо, и долгие изматывающие дни, отработанные ради денег на мясо, и людей, которые заламывают такую цену за мясо, и людей, которые строят шахты, приносящие столь малый доход, и людей, которые оскопили эту землю и задушили ручьи, засушили дни, а еще она обвинит людей, которые присвоили себе эту землю, оставив другим только пыльный воздух… Но от долгих размышлений у Люси начинает кружиться голова, она словно получает солнечный удар на открытых холмах. Где же кончается эта жесткая золотая земля, которая преследует ее?

Так или иначе, но эти размышления приходят позднее. Конец учебы для Сэм наступает в коварный солнечный день. Жара превращает школу в духовку, самое жаркое место которой – сзади, там, где сидит Сэм. Она расплетает свои косички, распускает шелковистые волосы.

Может быть, если бы Люси тоже сидела сзади, она присматривала бы за Сэм, как ей и наказывали. Может быть, она заплела бы волосы Сэм в новые косички. Но Люси в конце дня уходит последней, когда ребята, толкаясь и пинаясь, уже выбрались на свободу. Они изнемогают от накопившейся за день ярости.

Когда Люси выходит, они уже стоят кружком.

Это похоже на игру в ковбоя и бизона. Ребята, изображающие ковбоев, стоят кругом. В середине – Сэм в роли бизона.

Ковбой, который выходит вперед, чтобы кинуть лассо, – та самая рыжеволосая девочка, вместо сплетенного из травы лассо в руках у нее ножницы. Она сегодня не плюется, она хватает Сэм за волосы. Рыжеволосая поворачивается к собравшимся, чтобы сделать шутливое заявление. В этот момент Сэм издает крик, который представляется ей индейским боевым кличем. Сэм выхватывает у рыжеволосой ножницы.

Кружок сужается. Люси никак не протолкнуться – ученики стоят слишком плотно. Она не видит, что происходит в центре. Концовка у этой игры традиционная: бизон лежит мертвый на земле.

Но, когда круг размыкается, Сэм все еще стоит. Толстая черная веревка лежит на земле. Нет – змея. Нет – клок волос Сэм. Ножницы все еще в руках Сэм, которая отрезала пучок собственных волос.

– Можете взять себе, – говорит Сэм. – Это всего лишь волосы.

Ма вскрикнула бы, но Люси смеется. Не может удержаться. Обычная игра, но Сэм сыграла в нее по своим правилам. Сэм сияет. Девочки хватаются за собственные косички. Одна только Люси понимает, что это победа Сэм.

Потом во дворе появляется учитель Ли. Рыжеволосая видит его и падает на землю. Она держится за живот, корчится, показывает на Сэм, на острые ножницы в ее пухлой руке.

Впервые в поведении Сэм проглядывает неуверенность. Она делает шаг назад, но кольцо опять смыкается вокруг нее. Мальчишки карабкаются по мертвому дубу. Руки у них не пустые. Они начинают чем-то кидаться. Красный цветок распускается на щеке Сэм. Но с дерева падают не плоды – камни.