Текст книги "Знаки Луны"

– Ты опять?! Какие знаки смерти?

– Ну, вот, например… – Она, закусив губу, стала сосредоточенно озираться по сторонам. – Вот гляди!

Аделия торжествующе показала на облако в окне.

– Что я должен в этом видеть? – недоумённо спросил Дэн.

– Не прикидывайся! Оно похоже на череп! – Надулась Ада.

– Ну допустим, – сказал Дэн. Облако и правда несколько напоминало череп. – Но что из этого?

Ада приблизила к парню лицо и тихо сказала:

– Это знак моей смерти!

Она сказала это так по-детски серьёзно, что Дэн рассмеялся. Аделия сначала смотрела на него презрительно, но потом стала смеяться вместе с ним.

– Ну, ты юмористка! – успокоившись, выдохнул Дэн.

– Ну а что ты скажешь о знаках на натальной карте?

Аделия покопалась в сумочке, вытащила свой потрёпанный гороскоп на год и объявила гробовым голосом:

– Если судить по нему, я умру весной!

– А вот мы сейчас и проверим. – Вскочил Дэн, вырвал у неё из рук карту и побежал навстречу мисс Хантер, которая вывернула из-за угла. – Мисс Элисон, простите, – обратился он к ней, – не могли бы вы мне помочь? Девушка утверждает, что умрёт следующей весной.

Он сунул педагогу в руки листок. Сначала Элисон недоумённо хлопала ресницами, потом, поняв, что от неё хочет Дэн, внимательно просмотрела карту и сказала:

– Ну, в принципе, смерть определить весьма трудно. Мы будем изучать это в конце года, и я вам объясню, в чём сложности… А в этом гороскопе… Хм-м-м… По количеству напряжённых конфигураций в данный период можно утверждать, что девушку ждёт смертельная опасность, но необязательно гибель. Ей просто надо поберечься в этот момент.

– Вот видишь, – сказал Дэн Адель, присаживаясь рядом. – Какая же ты всё-таки пессимистка. И выдумщица. Доедай скорее, через пять минут лекция Стоуна.

5

В страшном волнении заходил Дэн в класс, ожидая встречи с наставником, и сразу встретился с хмурым взглядом Уолтера.

– Извольте приходить первым, раз уж вы будете мне помогать, – строго отчитал тот парня. – Быстрее садитесь! Начинаем.

– Профессор! – Замотал в воздухе рукой Джон Маккарти. У Фонаря и руки были длинные, словно столбы.

– Что? – несколько раздражённо спросил Стоун, блеснув очками, которые он сдвинул к переносице.

– У вас, профессор, большой практический опыт, а доводилось ли вам встречать совершенных людей? Таких, чей гороскоп поражал вас своей правильностью? Или, может, ваши консультации сделали кого-нибудь идеальным?

– Хм, знаешь, люди – как деревья. Ты когда-нибудь видел совершенное дерево? Идеальное, с золотым сечением и полной симметрией во всех плоскостях? Вряд ли такие вообще существуют. Наверное, это было бы что-то искусственное и неживое. Но между тем красивых деревьев, скорее всего, ты видел немало, не правда ли? Так и люди. Астрологические карты позволяют вычислить их слабые и сильные ветви. Увидеть самые незащищённые места. Понять, как уберечься от бури налетающих событий и как действовать, чтобы победить. Что развивать, чтобы вырасти выше. Мы даже можем подсказать, где расти такому дереву чтобы ему было максимально комфортно. Однако астрология не ставит целью сделать человека идеальным. Только лишь внести в его жизнь больше гармонии.

– Профессор! – Поднялась Адель, и Дэн с любопытством посмотрел на неё: что волнует девушку на этот раз? Опять знаки смерти? – Почему люди натыкаются на одни и те же препятствия? Так сошлись звёзды? Это карма? Или уроки жизни? Почему некоторых жизнь швыряет в один и тот же угол? Чтобы человек усвоил что-то?

– Ну наверное, версия, что это уроки, нравится мне больше всего. Но всё же это не совсем так… – Мистер Стоун сделал паузу, потом постучал носком туфли о кафедру и вдруг неожиданно изрёк: – А как вам вариант, что, когда говорят, будто одна и та же ситуация повторяется, это сам человек снова и снова бьётся об один и тот же угол жизни? Разбегается и бьётся. Или задевает сто раз повреждённым пальцем один и тот же шкаф, который так и не удосужился передвинуть?

– Что это значит? – не поняла Ада. – А как же звёзды? Ведь по ним мы можем понять психотип человека, а значит, из-за этого у него одна и та же модель поведения?

– Всё верно. Между тем человек может после первого же раза прервать круг. Если изменится.

– Как же понять, в чём измениться?

– Во-первых, увидеть, что бежишь по кругу. Словно катаешься на карусели. И слезть с неё. Но это самое трудное.

– Профессор, вы говорите очень запутанно.

– Приведу пример. Как раз из вчерашнего приёма. Ко мне в очередной раз обратилась дама. Назовём её Л. У неё прекрасный гороскоп, он свидетельствует о целеустремлённости, силе, упорстве. Но в работе ей не везёт. Уже в третьей подряд. И вот она обратилась ко мне, чтобы выбрать между двумя фирмами. Обе довольно известные. И в обе её звали на высокую должность. Л. боялась сделать ошибку, ибо в двух предыдущих её обманули с бонусными выигрышами. Одна из фирм старая, другая – новая. Составив гороскоп, я однозначно порекомендовал ей фирму поновее. Но на неё вышли менеджеры другой, более старой, подняли гонорар, и Л. всё же согласилась на эту работу. И что в итоге? Вчера на приёме она сказала, что её опять обманули.

– Так в чём же она совершила ошибку? В том, что не послушалась вас? – спросила Пола Уиггинс.

– Печально, что не послушалась. Но нет, не это самое главное. Ошибка в том, что сделала всё по-старому. И сама не заметила этого. Когда человек не меняется – не читает, не развивается, то есть не забрасывает в топку разума новую информацию, он пережёвывает опять и опять старые знания, то есть выдаёт одни и те же ответы, не замечая этого.

– Как же мы творим такое? Как работает этот механизм? Почему же мы совершаем одни и те же ошибки? Нас обманывают, как обезьян, которых ловят на одну и ту же хитрость? – возмутился Митч.

– Нет, дорогой, мы САМИ проходим по ранее выбранной ошибочной схеме, по сложному, но старому маршруту, где действуем, как и раньше, и, естественно, приходим к тому же результату. Я расскажу вам историю. Она про освежитель.

– Про что?

– Про освежитель. Воздуха. Знаете ли, я люблю, когда хорошо пахнет в кладовках. Поэтому, когда закупщик из нанятой фирмы едет за хозяйственными покупками, а такое бывает примерно раз в год, напоминаю ему, в частности, что надо купить и коробку освежителей. Ему остаётся их только приобрести и доставить. И он об этом забудет на долгий год. Каждый раз этот человек спрашивает: «Купить ли что-то новенькое?» Я неизменно отвечаю: «Да, на твой вкус». И он всегда привозит лимонный. Один и тот же. Я думал, у нас с ним такая шутка, растянутая на двадцать лет. Но оказалось, что он действительно думал, будто всегда выбирает новый.

Он просто приходил на склад и производил те же действия, которые вызывали ту же цепочку мыслей. И, как итог, в его руках оказывалась коробка с цитрусовым освежителем. И он снова думал, что это его новый выбор… Так и в жизни. Оказываясь в новой ситуации знакомства, человек интуитивно выбирает старую модель. Если он всё тот же человек. Поэтому так важно после ошибок жизни меняться. Не думать, что меняешься, а прикладывать к этому усилия. Иначе всё повторится. И вы купите лимонный освежитель. Снова, снова и снова. Понятно, Аделия?

– Да, профессор, – печально протянула девушка.

«Почему же она всегда такая грустная? – подумал Дэн. – Я должен ей помочь». Он вскочил и громко спросил Стоуна:

– А можно ли изменить человека? Ведь мы, опираясь на гороскоп, можем понять его слабые места. А значит, и догадаться, как на него воздействовать?

– Дэн, люди – существа целостные. Говорят: подобрал к человеку ключи. Но на самом деле можно подобрать слова и действия, чтобы открыть личность для себя. Увидеть её внутренний мир. Однако изменить таким способом никого нельзя: там, внутри, запаянная оболочка его души. Без прорезей и щелей. Никакого ключа не подберёшь. Только изнутри он и может измениться. Сам. И заставить его способно лишь…

Профессор обвёл аудиторию пытливым взглядом.

– Что самое сильное на земле? Что заставляет нас двигаться, прогрессировать и меняться? Что человеку придаст силы преодолеть любые препятствия?

Все молчали, размышляя. А потом стали раздаваться робкие предположения:

– Любовь?

– Дружба?

– Мать?

– Вы говорите о святых понятиях, – кивнул профессор, – о чистых, важных вещах. Но всё же нет. Не они.

– Так что тогда? – спросил Пит.

– Я оставлю этот вопрос без ответа. Не принесу вам его на подносе, ибо в таком случае он наполовину потеряет свой смысл. Вы должны дойти до этого сами. Возможно, копаясь в гороскопах судеб, вы не раз будете задавать себе этот вопрос. И когда-нибудь поймёте простой ответ на него… А пока продолжим.

Профессор приступил к объяснению таблиц эфемерид и тонкостей их использования.

Уже под конец лекции неожиданно речь зашла о мнениях и жизненной позиции. Тут Стоун и показал свой железный, вернее, каменный характер, о котором говорила его фамилия. Уолтер Стоун поразил студентов, утверждая, что редко встречает людей со своим собственным мнением.

– Но ведь у любого человека есть своё мнение! – выкрикнул Митч.

– Разве? Хотя да, я понимаю, о чём ты говоришь. Но нет. Приглядись, понаблюдай – и ты убедишься, что у многих своего мнения нет.

– Профессор, вы не правы! – с жаром воскликнул Митч.

– Их мнение похоже на флюгер на крыше дома. Он крутится в зависимости от силы ветра. Причём по любому вопросу: отношение к близкому, политике, фактам. Часто люди не вникают глубоко. И вращаются, подхватываемые любым ветерком. Верти ими как хочешь. И да, они каждый раз будут называть это своим мнением. Мнение же – это нечто железобетонное. Иногда, очень редко, оно меняется, да, но, как любую конструкцию из железа и металла, убеждения трудно повернуть. Настоящее «своё мнение» столь же сложно перестроить, как фундамент дома. Зато те, у кого действительно есть своё мнение, всегда спасаются из любых неурядиц, в итоге добиваясь желаемого. Их жизнь держится на твёрдой позиции, как на доске спасения. Те же, кто собственное мнение меняет по сто раз на дню, объясняя это всякой попутной чепухой: то она любит мужа, то нет; то ему нравится работа, то его тошнит от неё, – барахтаются и тонут, и таких много…

– Разве людям всегда и всё должно нравиться? – опять возразил Митч. – Так не бывает.

– А что, неужели такое в принципе возможно, если ты только не больной на голову безумец? Кто же всегда живёт хорошо? Вопрос риторический. Но улови, Митч, разницу между «Я люблю свою работу, я ненавижу свою работу» и «Я люблю свою работу, но сегодня от неё невыносимо устал». Понимаешь меня?

– Да.

– Вот у первого – своего мнения нет. У второго – есть. Первый будет страдать, разрываемый постоянной дилеммой. Второму стоит научиться лишь отдыхать. И его жизнь придёт в гармонию. Поэтому для вас так важны лекции мисс Хантер. Иногда вам придётся принимать участие в формировании жизненной позиции ваших посетителей. Из той свалки, которую вы обнаружите в их голове. Так что цените людей с мнением. Пусть и сильно отличающимся от вашего. И да, Митч, спасибо за спор. Он доставил мне удовольствие. Лекция закончена. Господин Кит, – обратился профессор к Дэну, – прошу явиться сегодня к семнадцати ко мне домой. Адрес возьмёте у Вирджинии.

И Стоун, подхватив свой незабвенный портфель, вышел.

Дэн и Адель пошли отдохнуть в общежитие. Митч ушёл на работу, и комната была в их распоряжении. Они повалились на кровать, целовались и болтали. Адель заметила, что Дэн прикрепил её фотографию с собакой на стене рядом с подушкой, и опять нахмурилась.

– Ты скучаешь по нему? – спросил Дэн, указав на пса.

– Нет… Не знаю… Но ты лучше сними её. Мне не по себе. Будто нас здесь трое. – Насупилась Адель.

Дэн совершенно не понял реакции девушки, однако торопливо снял снимок и спрятал в стол.

Через час они побежали на лекцию Уилкокса. Между тем Дэн весь урок думал о Стоуне. После лекции он зашёл к Вирджинии, взял адрес профессора. Оказывается, тот жил не так уж и далеко – в частном секторе особняков через пару кварталов.

У входа Дэна опять поймала Глэдис и торопливо зашептала о том, чтобы он забыл Адель.

– У тебя будет хорошая девушка, я вижу её! – говорила Глэдис, вытаращив глаза для пущей убедительности. – Но это вовсе не Ада.

Дэн еле от неё отбился и направился к Стоуну. Времени было навалом, поэтому он не спешил. Шёл мелкий дождь, но Дэн был тепло одет и спрятался под большим зонтом. Парень глядел по сторонам, изучая незнакомые улочки.

За пару дней осень полностью завладела городом, и он безоговорочно перед ней капитулировал. А она, пропитывая собой всё, раскидала по улицам рыжие сети. Вкус осени осел везде: острый, пряный, яркий. Будто след от кайенского перца на губах, который не сотрёшь, как ни пытайся. Он чувствовался в утреннем тумане. Им отдавал кофе. Если на лекции осторожно повернуть голову в сторону Адели и втянуть воздух, даже её волосы пахли осенью.

Облака, скрывшие небо, весь день, словно большая губка, впитывали из города влагу, а в ранних сумерках осень выжимала из них всё до капли. Она проливалась дождями на город, бесчинствовала, колотясь в окна, сбрасывала с деревьев отяжелевшую листву. Увидев прохожего, кидалась к нему, пытаясь стянуть его одежду или хотя бы согреться об него. Но пешеходы быстро стыли, ёжась от холода, заслонялись от неё щитами зонтов, и она с досады швыряла им под ноги пригоршни воды. Потом на ночных пустынных улицах затевала неистовую пляску, задевая мокрым подолом здания, от этого штукатурка на них покрывалась подтёками. А с утра осень опять смирела и тоскливо сворачивалась озябшим туманом в подворотнях.

Но сегодня ветер был не такой сильный, и на улицах кое-где даже шла торговля. Дэн издали увидел лоток с фруктами. У него сжалось сердце при виде красиво сложенной пирамиды красных яблок. Он вспомнил о матушке.

У них с матерью была традиция – каждую осень они обязательно ездили на ферму покупать яблоки. Мать и сын садились в автобус и ехали до последней остановки, потом сворачивали на грунтовую дорогу и шли пешком до фермерской усадьбы. Подойдя к воротам, Дэн звонил в подвешенный на столбе старый морской колокол. К ним не спеша выходила дородная, пышная хозяйка. В резиновых сапогах, всегда усталая и всегда улыбающаяся. Они шли в сарай, где пахло сеном, отчего свербело в носу и хотелось чихать, и пересыпали яблоки из большого ящика в принесённую матерью огромную сумку. После фермерша поила их чаем с внушительным куском шарлотки, облитой заварным кремом. И только потом Дэн и мать, нагруженные, отправлялись домой.

Обратная дорога была долгой. Сумка – тяжёлой. Её ручки сильно врезались в ладони, отчего пальцы быстро немели и покрывались красными рубцами. Но даже будучи маленьким, Дэн старался поднять свою ручку выше маминой, ему казалось, что так ей нести будет легче.

А дома они разбирали душистое богатство. Из большей части мать варила джем и разливала его по банкам. Дэн же их старательно подписывал и расставлял на полках небольшого чулана. Но самое крупное и красивое яблоко мама всегда отдавала ему. Он торжественно надкусывал его, и, как бы ни старался сделать это аккуратно, яблоко лопалось, брызгая сладким душистым соком.

Дэн мысленно пересчитал деньги в кармане, выбрал из кучи огромное яблоко и, вздохнув, купил его.

Ему отчаянно захотелось поговорить с мамой, и он позвонил ей.

Рут Кит безумно рада была слышать сына. Она торопливо расспрашивала его о жизни в Нью-Йорке.

– Мам, – Дэн набрал в лёгкие воздуха побольше, – у меня появилась девушка. И, кажется, я её люблю.

– Правда, сынок? Я так счастлива! – обрадовалась Рут.

– Мам, ты её не знаешь, но она…

– Самая лучшая. Я верю в это. Дэн, я доверяю тебе и знаю, что ты выбрал самую чудесную девушку на свете.

После разговора с матерью ему стало легко. Вот он и открыл то, что жило в его душе. Он влюблён. Никого важнее Адели в его жизни сейчас не было.

Каждое её слово он ловил жадно, как страждущий ловит капли долгожданного дождя. Каждая мысль, высказанная ею, каждое воспоминание казались ему важными. Он прислушивался даже не к словам, а к движениям её души. Он всё время незаметно следил за её лицом. Она, читая, улыбалась, и он вторил ей. Она вдруг хмурилась, и его лицо заволакивали тучи.

Он не знал, откуда берётся любовь, но был уверен, что любит Адель. Дэн испытывал безграничную щемящую нежность к её короткому мизинчику, к ресничке, которая задержалась на её щеке.

Странное это чувство – когда любишь. Ему нравилось в ней всё. Мозг невольно оправдывал любой самый странный поступок Адели, соглашался с её точкой зрения, восторгался всем, что бы она ни делала. Ничто в ней не отталкивало, не пугало и не казалось инородным. Даже если он с ней спорил, то в глубине души был и на её стороне тоже. Он возражал будто бы сам себе, и от этого в такие моменты ему было вдвойне невыносимо.

…Дэн даже не заметил, как дошёл до дома доктора Стоуна. Он просто свернул на маленькую улицу и на доме из красного кирпича увидел медную табличку с именем профессора. Домик был нарядным, его окружали красиво подстриженные круглые самшиты. Они смотрелись здесь будто масляные розочки на именинном торте. Дождь закончился, Дэн свернул зонтик и размышлял, куда деть яблоко. Сунув его в карман, отчего тот нелепо раздулся, парень решительно нажал на кнопку звонка.

Дверь открыл пожилой мужчина. Это был тот самый камердинер, о котором рассказывал Митч. Говорят, что животные, которые долго живут с хозяевами, становятся невероятно похожими на них. Или хозяева – на животных? Но если два человека долго живут в одном пространстве, то манерами, стилем и даже темпераментом они тоже сравниваются и повторяют друг друга. По крайней мере, доктор Стоун и его камердинер эту теорию подтверждали на сто процентов. Издали их легко можно было бы спутать.

– Вы Дэн? – спросил камердинер.

Парень кивнул.

– Проходите, пожалуйста. Меня зовут Альберт Кларк. Вот уже более тридцати лет я домашний помощник доктора Стоуна. Мне дано распоряжение показать вам дом и проводить в рабочий кабинет.

Альберт помог парню снять куртку и отнёс её в гардеробную. Дэн огляделся. Внутри весь дом был выкрашен в белый. Определить стиль его интерьера было очень трудно: возможно, скандинавский, смешанный с замковым. И они удивительно сочетались. На чистом полотне стен висели картины и фотографии, в каждой комнате цветными были только шторы: в гостиной – бутылочные, в коридорах – солнечного цвета. Вся мебель была песочных оттенков. Кое-где глаз цеплялся за яркие акценты и удивительные инсталляции. В узких коридорах встречались выбеленные каменные стены и кирпичная кладка, на которой висели выцветшие геральдические флаги. Альберт показал Дэну первый этаж: две гостиные, кухню и столовую, выходящую в маленький пышный сад на заднем дворе. Позади дом обрамляла тисовая аллея.

Потом по дубовой лестнице они поднялись на второй этаж. Там были спальни и закрытое крыло.

– Сюда ходить запрещено, – сказал, указав на него, Альберт.

– Там тайная комната? – догадался Дэн.

Альберт снисходительно улыбнулся.

– Можно назвать и так. Это любимое место Уолтера. Место его силы и уединения. Там он запирается, когда хочет побыть один. Если он там, значит, его нет на Земле. Тогда ни при каких обстоятельствах его нельзя беспокоить… Пройдём в кабинет.

В рабочее крыло можно было попасть через дом, но был ещё один вход – с другого торца дома, так как участок располагался в начале пересечения двух улиц и посетители пользовались именно той дверью.

Кабинет был шикарен: оббитый белым деревом, украшенный зеркалами в массивных золотых рамах, он плавно переходил в маленький зимний сад со сводчатым стеклянным потолком.

Дэн понял, что дом напоминал ему английские имения из классических романов, но только в миниатюре: с высокими потолками, украшенными богатой лепниной, отчего казался воздушным. В зимнем саду был фонтанчик, а в фигурной дутой клетке пели птички. Но всё это было крошечным, словно английская усадьба съела уменьшающий пирожок из сказки «Алиса в стране чудес».

В кабинете за столом восседал Уолтер Стоун. Перед ним над дверью Дэн заметил фарфоровую табличку, на которой изящным почерком было выведено: «Осознанность».

Стул с маленьким столиком для парня стоял сбоку от массивного стола профессора.

– Твоя задача на первое время – работа секретаря. Встретить, проводить сюда тех, кто пришёл, – кратко объяснил Уолтер Дэну. – Позже заданий прибавится, и они будут усложняться до тех пор, пока ты не достигнешь мастерства и не станешь принимать посетителей сам. Можешь записывать всё, что слышишь, но, надеюсь, не надо объяснять тебе, что все, кого ты здесь увидишь, должны оставаться инкогнито.

Дэн кивнул и в волнении спросил:

– Скажите, а почему вы выбрали меня?

– Потому что ты самый способный. Я всегда выбираю только таких.

– Правда? И вы никогда не ошибались?

– Никогда. Хотя… однажды я допустил ошибку. Но всё же и не допустил её. Просто не учёл в гороскопе тщеславия одного ученика и вырастил на груди змею. Огромную. Думаю, что эта ошибка когда-нибудь будет стоить мне очень дорого.

Тут Дэн заметил на стене небольшой плакат в рамке, который как-то не вписывался в интерьер. На рисунке был кулак и надпись: «No pasarán».

– Какой интересный знак. Что он означает? – Показал на плакат Дэн.

– Это символ борьбы. Он вошёл в историю при сопротивлении Испании иноземным захватчикам. Переводится: «Они не пройдут». Я повесил его здесь, чтобы он мне напоминал, что иногда за свои интересы надо стоять до конца. Впрочем, давай начнём приём. Вижу, что первые посетители уже подъехали, встреть их, Дэн, и проводи сюда.

С трепетом и смущением парень пошёл открывать дверь. За ней стояла милая женщина в дорогом манто. Даже пахла она дорого. Дэн помог ей снять верхнюю одежду точно так же, как полчаса назад это делал Альберт, и проводил её в кабинет. Сам же пристроился за своим столиком и с любопытством стал слушать, как доктор Стоун разъяснял даме, которую звали Анжела, натальную карту. Её и дочери Кристи.

Дама сидела, поджав губы и держа перед собой сцепленными холёные руки. Она равнодушно слушала о себе, иногда качая головой и соглашаясь с профессором, но всегда волновалась, когда речь заходила о дочери. Для неё женщина не находила добрых слов. Что бы ни говорил профессор хорошего о её ребёнке, Анжела недовольно морщилась и возражала.

Сначала Уолтер обратил внимание дамы, что ей бы надо научиться давать побольше тепла близким и окружающим. Посетовал на её высокомерие и даже указал на некоторые бездушность и равнодушие. Кроме того, инфантилизм жизненной позиции. Дэн только и успевал записывать аспекты планет, их узлы и соединения, которые указывали на эти черты. Да, такого в книгах не прочтёшь.

Теперь Дэн понял, почему консультации Профессора стоили так дорого. Наблюдая за посетительницей и слушая объяснения Стоуна, парень мысленно ему аплодировал после каждого точного высказывания и чёткого ответа, ему хотелось подпрыгнуть, толкнуть в плечо даму и крикнуть: «Послушайте, как он прав! Как чертовски прав!» Но, конечно, он сдерживался и только ёрзал на месте.

– Профессор, вы не совсем верны в суждениях и выводах о Кристи, – опять перебила Стоуна Анжела. – Сейчас мы в ссоре с дочкой. Вы так хвалили её гороскоп за упорство, но пока я вижу только тельцовое упрямство и эгоизм! Почему она так со мной? – её голос дрогнул. – Так жестоко. Зачем она так? Ведь она – дочь. Как она так может? Как больно. Больно. О каком моём бездушии вы говорите? Я же испытываю эмоции, значит, не бездушна.

На глазах Анжелы выступили слёзы непонимания. Губы, ещё недавно кривившиеся от недовольства, из которых легко и незаметно день за днём выдыхались в лицо дочери слова, пропитанные сарказмом, нетерпимостью и грубостью, теперь были искажены. Брови изломаны, лицо перекошено печалью. А потоки слёз всё лились и лились. Она забыла, когда в последний раз хвалила дочь, говорила ей ласковые слова, прижимала к себе. Лишь замечания, лишь умелое воздействие на чувство вины, одни упрёки.

– Что мне делать? – спросила, всхлипывая, она.

– Извиниться, – посоветовал Стоун.

– Извиниться?! – переспросила Анжела удивлённо. – Но ведь… Ведь это она! Предала. Стукнула дверью. Ушла со словами «Ты меня не уважаешь, не любишь, не слышишь…» Это она, она меня не слышит! Столько ненависти было в её голосе.

– Да, пришла пора вам извиниться. Искренне. От души. Поменять отношение к Кристине, полюбить её. Дочь вам чётко сказала, что ей нужно: ваша любовь, уважение и умение услышать.

– Ну уж нет! – Дама встала и гневно посмотрела на профессора. – Нет уж! Пострадавшая здесь я. Никогда не извинюсь. Могу только простить. Когда она приползёт. Пу-у-у-усть, пу-у-у-у-усть… вот умру-у-у – поздно будет. – Она снова по-детски искривила губы.

– Вы упоминали, что вам очень больно, – спокойно сказал Стоун. – В ссоре больно обычно тому, кто сам ссору и затеял. Просто об этом легко забывается. Потому что ему больно. А ведь ссора – это когда один обидел – бросил камень, раздавил душу другого. И порезался. А другому – нет, не больно. Он разбит. Так что вашей дочери гораздо хуже.

– Да нет, это всё же её дурацкий тельцовский характер. Ну почему у меня не сложились с ней такие отношения, как у моей сестры – с её дочерью? Поглядишь на них – и завидуешь. А всё из-за их славных совмещений в гороскопе. Помните, я приносила вам их данные?

– Гороскоп вашей дочери не хуже.

– Ах, не верится, что вы говорите это про Кристину. Я слишком много ей отдала. И ничего не получила взамен. Она непослушна и неуправляема. Она не хочет вникать в советы. Хотя было столько жертв с моей стороны!

Профессор пододвинул к посетительнице гороскопы, снял очки и, откинувшись в кресле, медленно, тихо заговорил:

– Две матери, улыбаясь, наливают своим детям чай. Два мужа гладят своих жён по плечу. С одной из матерей её ребёнок в будущем практически не будет общаться, избегая встреч. От одного из мужей через пару лет уйдёт жена, не желая больше жить вместе. Почему? Почему так несправедливо? Люди часто путают любовь с заботой. О животных, которых выращивают на убой, тоже заботятся, потому что они нужны. Их берегут, холят и лелеют. Для себя. Но тех животных не любят. Их в итоге съедят. Так же и у людей. Иногда отсутствие любви заменяют заботой. Растят ребёнка, ухаживают за женой. Что же здесь плохого? Забота – ведь это хорошо? Если она заменяет любовь, то нет. Потому что хозяин захочет послушания и подчинения. Разве его волнует мнение коровы или курицы? Они радуют, пока прибавляют в весе и ведут себя как хочет хозяин. Но попробуй выскажи свою точку зрения, свои желания или мечты! Попробуй пожелать уйти со скотного двора! Хозяин будет в ярости. Он употребит всю силу убеждения, запугивания, упрашивания… В тебя вложились. На тебя потратили силы и средства, и от тебя должна быть отдача. Твоим телом, твоей душой… Если в отношениях нет любви и уважения, каждую минуту внимания, затрат и времени вам рано или поздно бросят в лицо. Как задолженность. Чтобы пристыдить и напомнить… Чтобы заставить самого себя принести в жертву. Чтобы предъявить. Всё предъявить, подтолкнув к разделочному столу. Потому что в итоге хозяина мало волнуют ваша жизнь, ваши желания и стремления. Вернее, вообще не волнуют…

Дама молча схватила гороскопы с приписками Стоуна и удалилась.

Когда Дэн, проводив её до порога, вернулся, Уолтер сказал:

– Возможно, когда-нибудь она перечитает то, что я ей написал, и сделает хоть какие-то выводы.

Следующей была хорошенькая девушка с печальным лицом. Она, сверкнув отборными бриллиантами, впорхнула в кабинет профессора. Видимо, здесь была не раз, потому что сразу засыпала доктора Стоуна вопросами по своему соляру. Тот доходчиво ей отвечал, а она слушала и отчего-то вздыхала, хотя ничего плохого Уолтер не говорил.

– Вы очень счастливая, Сесилия, – подвёл итог профессор. – Все ваши желания исполняются или исполнятся.

– Ах, да всё я понимаю. Но ничего меня не радует, всё как-то тускло вокруг. – Сесилия опять грустно вздохнула, опустив свой хорошенький носик и чертя пальчиком по дорогой лакированной сумочке.

– У вас чудесные родители. Вы учитесь в престижном университете. Скоро ваша свадьба…

– Да, – перебила она, – знаю я всё это. Но отчего-то мне это всё неинтересно.

– Так чего же вам хочется? – теряя терпение, спросил Стоун.

– И сама не знаю. – Пожала она плечами.

– Вы понимаете, что слишком избалованы?

– Возможно. И что же мне делать?

Профессор подошёл к ней, сел напротив, пододвинув вплотную стул.

– Можно я прикоснусь к вашему лицу? – спросил он её.

Сесилия внимательно на него посмотрела и кивнула.

Он осторожно обеими руками взял её лицо и стал медленно тихо говорить:

– Посмотрите мне в глаза. Если вы приглядитесь, то увидите, что в них отражается старуха. Это вы. Смерть близко, жизнь пролетела незаметно. Вы сидите на краю кровати и размышляете. У вас сильно болят ноги. Так сильно, что вы не можете спать по ночам, но врачи говорят, что ничем не могут помочь. К вам каждый вечер приходит медсестра и делает массаж, но от него мало толку. Да и сон стал поверхностным, беспокойным. Так часто бывает в старости. Вы просыпаетесь в пять и ещё два часа ворочаетесь, думая о бессмысленности жизни, о том, как вы бездарно второпях её прожили, словно большими глотками, захлебываясь, выпили дорогого вина, но не прочувствовали вкуса. А теперь, когда ноют кости, лицо обрюзгло и покрылось морщинами, вы шамкаете ртом с дорогими имплантами, пытаясь вспомнить, каково же оно было. Родители давно умерли, а недавно вы похоронили мужа и только сейчас осознали, как бесконечно одиноки. Дети вас утомляли, а теперь вы утомляете их. Вы воспитывали их второпях, находя наслаждение только в совместных фотосессиях, которые с удовольствием выставляли в соцсетях. Больше всего вы любили шопинг, но теперь… теперь вам ничего этого не нужно. Все эти вещи, которые вы видите перед собой… они ничего для вас не стоят. Вы жалеете о прожитой жизни. О том, что она заканчивается, так и не начавшись. Только сейчас, в это самое мгновение, вы это поняли. Но пришла пора умирать.

Сесилия в изнеможении закрыла глаза, из них текли и текли слёзы, однако профессор не останавливался.

– И вот в это самое мгновение перед тобой является человек и говорит: «Я могу вернуть твою жизнь. Могу возвратить тебя в твои 25 лет. Сейчас ты откроешь глаза, Сесилия, и вернёшься туда, в прошлое, в кабинет профессора Стоуна, но никогда не забудешь того, что поняла перед смертью, и проживёшь эту жизнь заново, но полностью прочувствовав и приняв то, что она тебе готовит». Открой глаза, Сесилия. Открой глаза!