Текст книги "Знаки Луны"

Девушка со страхом схватилась за лицо и с облегчением вздохнула, увидев себя в зеркале, висящем напротив.

– И запомни, Сесилия, – строго сказал ей профессор, – где бы ты ни была, что бы ни переживала, всегда полезно мысленно добежать до последнего вздоха, постоять у финиша, у которого тебе придётся стоять, и медленно вернуться обратно. И жить. Помня, что ты ощутила там, в конце.

– Да, мистер Стоун. Да. Вы правы.

Когда Сесилия ушла, к дому профессора подкатила чёрная машина, из которой вышел… Боже, Дэн автоматически вытянулся в струнку – это же Мартин Лоу! Он выдвигался в сенат, и сейчас шла его выборная кампания. Лоу легко вспорхнул на крыльцо, оставив охранников у входа, глянул в зеркало в коридоре. Видимо, то, что он там увидел, ему понравилось, потому что он одобрительно хмыкнул и, засветившись отработанной улыбкой, которую Дэн видел по сто раз на дню на предвыборных плакатах, зашёл к доктору Стоуну.

– Ваш новый ассистент? – Улыбнулся Мартин, тряся руку профессора и указывая на Дэна.

Стоун, коротко кивнув, предложил присесть. Видно было, что Лоу волнуется.

– Ну что, каков ваш вердикт? Выиграем ли мы выборы? Сейчас вся команда работает только на них! – спросил он.

– Мартин, позвольте мне по-стариковски не подбирать слов, а сказать всё так, как есть!

Будущий без-пяти-минут-сенатор заёрзал в кресле.

– Конечно-конечно. Ничего, кроме правды! – Он шутливо поднял правую руку, словно в присяге.

– Выборы вы проиграете. К сожалению. И вот почему: вы разогнали тех, на кого могли бы опираться в этой борьбе. Все ваши сторонники, которых мы отбирали… где они теперь? Им на смену пришли лицедеи и лизоблюды. У вас нет друзей и верных надёжных единомышленников. Вы сами от них избавились.

– Вы про бывшую жену, что ли? Или про человека, которого я много лет считал другом, но недавно рассорился из-за его высказываний и критики? – занервничал Лоу. – Предатели! Их было много. Даже родная мать. Посмела мне сказать, что я не совсем верно поступаю с близкими… Но вы ошибаетесь. Как раз сейчас меня окружает много верных людей. Настоящая боевая команда, которая понимает меня с полуслова. У меня новая жена, она подходит мне гораздо больше. Хотя вы и предупреждали, что наши гороскопы несовместимы, но я думаю, что только из-за того, что она хищница по натуре и не совсем моего круга. Я её вытащил из грязи вместе с её дочуркой. Но она не забывает об этом и ценит. Всегда умолкает и осекается, когда я ей напоминаю сей факт. Мои новые заместители тоже наконец ценят и уважают меня. Не то что старые. Смели рот разевать, шавки подзаборные. Забыли, за счёт кого поднялись.

– Позвольте спросить: когда вас критиковали в последний раз члены вашего окружения? – перебил его Стоун.

– Не припомню. А вас? – быстро парировал, приподняв брови, Лоу.

– Меня? Сегодня утром! И это прекрасно!

– Что же прекрасного в вашем несовершенстве, о котором вам напомнили? – хмыкнул политик.

– Само осознание своего несовершенства прекрасно! Значит, я живой. Я развиваюсь! А вы реально считаете, что вас не за что критиковать?

– Считаю. И, как видите, так же полагает и вся моя команда.

– Ошибаетесь. Если человека не критикуют вслух, это давно делают за его спиной. И очень активно. Так что не считайте себя совершенством, Мартин. Лучше бы критиковали в лицо, но, видимо, вы приучили окружающих, что после любого такого высказывания будет следовать наказание. Вот они и подстроились. На время. Обычно тем, кого не критикуют, приходится несладко в тяжёлые моменты. Они-то думали, что вокруг почитатели, оказалось же, что остались лишь люди, которым было удобно. Но при первой же опасности члены команды разбегутся. Или съедят вас, как это делают шакалы, когда падает лев. И случится это после ближайших выборов. Весной.

– Ах, хватит прорицать! Вот тут вы перегнули палку. Как раз в сегодняшней команде я уверен на все сто. Меня ценят за мудрость и профессионализм. Бо́льшая часть работающих на меня людей записалась на курсы самосовершенствования, получают за счёт фирмы второе образование. Понимают, паршивцы, что не дотягиваются до меня. И всё только для продуктивной работы в дальнейшем!

– Если человек рядом с вами внезапно стал прогрессировать, меняться и повышать свою квалификацию, то, скорее всего, он хочет от вас уйти, мой друг. И это работает, к сожалению, не только в профессии. Но и в жизни, – сухо ответил профессор.

– Без исключений? – удивился Лоу. – А то и моя жена пошла получать образование.

– Конечно, бывают исключения, но редко. Люди меняются перед тем, как изменить жизнь, – сказал Стоун.

– Профессор, ну, покинут они меня. Что с того? Я всего в жизни добился сам и только сам.

– Нас всех кто-то питает, – не согласился Уолтер. – «Я всего добился сам» – самообман. Мы питаемся чужими идеями, чужими толчками, даже чужой отрицательной энергией. Как цветок не может раскрыться без соков дерева, на котором вырос, так человек не может превратиться в личность без общества. Но став плодом, налившись чужой энергией, он уже сам будет питать и давать жизнь другим росткам. Круговорот энергии.

Политик молчал, задумавшись. Лицо его стало серьёзным.

Стоун спросил его:

– Чем я ещё могу помочь вам?

…Через пару часов, когда приём был закончен, Альберт пригласил профессора и Дэна в столовую отужинать. На белой скатерти был расставлен старомодный фарфор и увесистые серебряные приборы. Камердинер поставил на стол супницу. До этого Дэн видел их только в кино.

Парень был восхищён работой Стоуна. За один сегодняшний день он понял многое и многое впитал.

– Вы настоящий профи, доктор Стоун. Я невероятно впечатлён. Как легко и просто вы расшифровываете гороскопы и преподносите людям информацию! Кажется, ничего нет в этом сложного, вроде бы всё на поверхности, и ты думаешь – ну как так-то?! Ведь ты смотрел на эту же схему и видел то же самое. Я растерян, профессор. Даже обескуражен. Но и воодушевлён. Мне кажется, что ещё чуть-чуть – и, может, я сам смогу так же…

– Я рад это слышать от тебя, Дэн. Приятно, что ты считаешь меня профессионалом. Впрочем, – Стоун засмеялся, – я тоже себя им считаю. Знаешь, какова разница между профи и любителем?

– Нет. – Мотнул головой Дэн, поглощая суп – очень уж он был хорош.

– Я понял это неожиданно. И помог мне в этом балет.

– Балет? – удивился Дэн.

– Да. Моя мать в юности увлекалась балетом. И пусть жизнь свою с ним не связала, но горячо его любила. С детства я слушал её рассказы об известных балеринах, она водила меня на все ведущие выступления. Когда, слушая пояснения матери, я смотрел на все эти па-де-де, вариации и адажио, то всем сердцем и даже телом чувствовал, сколь гигантский это труд и какая колоссальная нагрузка! Вот танцор собирает себя в один узел, напрягается, прыгает или крутится в фуэте, и ты физически ощущаешь, какое великое мастерство и долгая работа вложены в это движение. Но однажды к нам в город прибыла труппа Большого театра из России. Они показывали «Лебединое озеро». Мать сказала, это лучшее, что я вообще могу увидеть из балета. Я отнёсся снисходительно к её словам – в то время меня было трудно уже чем-либо удивить, столько я видел постановок. И вот в один из вечеров в своих лучших нарядах мы двинулись в Метрополитен. Мать волновалась, и мне передалось её чувство. Погасли огни, началось действо. И я скажу тебе, Дэн, что я действительно не видел балета прекраснее. Но самое удивительное было не это.

– А что же, профессор?

– Ощущение лёгкости. Такого раньше не чувствовал никогда. Всё представление труппы Большого театра мне казалось, что я тоже так могу. Танцоры просто кружились в воздухе, забывая о земном притяжении. Им всё давалось легко, словно ты видел полёт птицы. Надо лишь разбежаться – и ты воспаришь, как они. Вот что значит профессионализм. Это состояние, когда преодолена гравитация жизни и ты, наблюдая за работой профи, видишь только неоспоримую лёгкость его мастерства. Выше упражнений, опыта, усилий и тренировок всегда и во всём – преодоление притяжения. Поэтому профессионализм – это свобода космического пространства.

– Я подумаю об этом. – Кивнул Дэн. – Скажите ещё, доктор Стоун, почему бы вам не добавить в свою работу некого шарма в виде специального костюма или знака? Ваши приёмы хороши, но если бы вы были как-то специально одеты… или ваш кабинет украшали бы регалии и награды, статьи и символы, которых у вас немало, то было бы ещё круче.

– Ты говоришь о мантиях, сутанах и плащах? Они нужны только тем, кому надо за ними скрыться, как за ширмой, чтобы чувствовать себя увереннее. Специальный наряд – это всегда присутствие маски и театра. Настоящему профессионалу это не требуется. Я считаю, что хорошего костюма и мозгов в голове вполне достаточно. Мне не нужны психологические уловки, чтобы поднять свою значимость в чужих или своих глазах. Если же ты видишь иное – обвешанный знаками кабинет, разрисованного или разодетого специалиста, то, скорее всего, это неуверенная в себе личность, которой, чтобы произвести впечатление, хочется пустить пыль в глаза.

– Да, профессор. Вы совершенно правы! – поразился Дэн. – Вы умеете так подобрать слова, что в голове всё становится ясно и просто.

– Ну, надеюсь, что это так, – сказал Стоун. – Спасибо.

У Дэна зазвонил телефон, и, увидев, что это Адель, он смущённо посмотрел на профессора.

– Собственно, на сегодня ты свободен. – Кивнул ему Уолтер.

Дэн торопливо вышел в коридор и принял звонок.

– Ты закончил? – без вступлений начала Ада.

– Да.

– Отлично! Пойдём гулять! – Она назвала станцию метро, где будет ждать его, и отключилась.

Дэн, наскоро одевшись, попрощался с профессором и Альбертом и выскочил на улицу, на бегу наматывая шарф. Он спешил, ведь сама мысль о том, что Ада его ждёт, подгоняла парня не хуже ветра в спину.

6

Он увидел её сразу, хотя Адель окружала толпа. Но все мгновенно поблекли на её фоне, словно только на неё был направлен свет неведомого софита. Аделия была одета словно француженка: тёмное пальто, высокие сапожки и кокетливый берет с помпоном.

Дэн протянул ей яблоко, которое мусолил всю дорогу.

– Какое тёплое! И большое! – удивилась она, прижав его к щеке. – Я люблю яблоки.

Девушка схватила Дэна за локоть и потащила по улице.

– Куда мы идём? – спросил он.

– Куда глаза глядят. – Улыбнулась она, надкусила яблоко и дала откусить ему.

Так они и шли, рассматривая витрины, и вдруг Адель сказала:

– Смотри, какая огромная!

Она указала на луну в просвете между домами. Тут, внизу, от иллюминации было светло как днём. Но в небе над городом давно царил осенний сумрак и ярко светила луна, окружённая большим гало.

Дэн повернулся к застывшей Аде и выпалил:

– Знаешь, у меня есть секрет. Его почти никто не знает. И я боюсь говорить кому-либо, потому что меня примут за сумасшедшего. – Он вдохнул побольше воздуха. – Я люблю луну.

– Что?! – побледнев и отшатнувшись от него, переспросила она.

Её реакция опять поразила его. В глазах Адели был неприкрытый страх, если не ужас. Возможно, она подумала, что он конченый псих? Но всё же Дэн решился рассказать:

– Я люблю луну. Вернее, она любит меня. Мне так сказала моя первая наставница. В полнолуние она со мной говорит. Ну точнее, вижу на ней знаки… разные картинки… Чёрт, говорю тебе, слушаю сам себя и кажусь себе больным…

– Отчего же, – Ада стала серьёзной, – я знала ещё одного человека, который видел знаки на луне.

– Кто это?! – заволновался, остановившись, Дэн. – Для меня это очень важно – поговорить с кем-то, кто может объяснить… Кто это?

– Может, когда-нибудь я тебе расскажу. Но не сейчас, – медленно сказала Аделия. – А пока давай пойдём в парк.

Она взяла Дэна под руку и потащила его через дорогу к воротам.

Они гуляли по Центральному парку, фонари рассыпали перед ними на дорожках цветные блики, и от этого на душе было светло и торжественно. Аделия шутила, Дэн смеялся и чувствовал себя совершенно счастливым.

Неожиданно они увидели, как в одной из аллей фотографировали свадебную пару. Бегали осветители, фотограф устанавливал камеру, помощница поправляла невесте фату, пока та трогательно прижималась спиной к плечу жениха. Ада и Дэн подошли ближе и присоединились к группе зевак, следивших за происходящим.

– Как красиво, – проговорила Аделия и вздохнула, грустно качнув помпоном берета.

– Девочкам важны такие вещи. – Понимающе кивнул Дэн.

– Нет, я грущу, потому что мне иногда кажется, что у меня никогда не будет свадьбы, – сказала Ада, – я никогда не буду стоять в белом платье, не надену фату. И даже туфли… на свадьбах ноги невестам обычно натирают их туфли… Даже белые туфли мне никогда не натрут…

Дэн засмеялся:

– Ты всё-таки неисправима. Реальная пессимистка, как говорила мисс Патрисия. Просто удивительно, что я, не зная тебя, вначале услышал твой смех. Оказывается, смеёшься ты нечасто. И что заставляет тебя думать, что ты скоро умрёшь? Ты здорова, молода. – Он сделал паузу и добавил на одном дыхании: – Если хочешь, я женюсь на тебе и устрою лучшую свадьбу!

Глаза Адели повеселели, она чмокнула Дэна в щёку.

– Спасибо, ты настоящий друг! Мне ни с кем не было так легко, как с тобой. Я в жизни столько не смеялась.

– Но я не хочу быть другом! – возмущённо воскликнул он.

Ада лишь ещё сильнее рассмеялась.

– Не отводи мне место во френдзоне, – серьёзно сказал Дэн. – И не смейся, пожалуйста.

Он вырвал руку и обиженно пошёл вперёд.

Она догнала его, схватила за рукав.

– Если хочешь знать… я… люблю тебя, – сказал Дэн.

Аделия стала серьёзной и ответила:

– Ты любишь не меня. А луну.

– Ты несёшь полный бред. Это из-за секрета про луну? Зря я тебе рассказал. – Он от досады опять вырвал руку. – А ведь мы с тобой идеальная пара психов! Нет, определённо, мы должны быть вместе: абсолютный скептик, видящая во всём знаки Смерти и конца, и такой дурак, как я.

…Когда они расставались в холле общежития, Дэн ещё раз спросил у неё:

– Ты правда была знакома с человеком, который говорил с луной?

– Да. И это был самый прекрасный человек, которого я знала до тебя.

– Этот человек жив?

– И да, и нет.

– Ада, ты говоришь загадками.

Ад ель нахмурилась и отвела взгляд.

– Я не хотела бы обсуждать это. Просто не спрашивай меня. Пожалуйста.

И столько в том «пожалуйста» было тихой боли, что Дэн тут же пообещал Адели никогда не говорить об этом.

– Может, – добавила она, – я действительно тебе когда-нибудь расскажу. Но не сейчас.

– Ну что?! – дёрнул Дэна Митч, как только тот зашёл в комнату.

Однако Дэн был с головой погружён в размышления об Адели, поэтому не сразу уловил, что имел в виду Митч. Он непонимающе уставился на рыжие вихры соседа и только через пару секунд спросил:

– Ты про Стоуна?

– Ага. Про что же ещё?! Что там у него дома?

– Красивый домик в английском стиле, – устало начал рассказывать Дэн, раздеваясь.

– А комната есть тайная? А камердинер? Как устроен его кабинет? – забрасывал вопросами друга Митч.

– Скорее это комната его уединения. Я не знаю, что там. Камердинера зовут Альберт. Кабинет красивый, но обычный. Не поймёшь, то ли приёмная зубного, то ли математика, то ли астролога.

– А каков он в работе? Хорош, как все говорят?

– Нет, – укладываясь спать, ответил Дэн, – он не хорош… Он просто гений. И всё. Он… он как артист лучшей балетной труппы.

– Что? – не понял Митч.

– Завтра объясню, – зевнул Дэн, – очень хочу спать.

И почти тут же провалился в сон.

7

Дни побежали за днями. Недели сменялись неделями. Знаний в голове Дэна прибывало, а в сердце разрасталась любовь к Адели. Он рьяно учился утром, днём ассистировал Стоуну, а вечера проводил с Адой. Хоть по ночам было уже достаточно холодно, порой они, как и раньше, вылезали на крышу школы и там в темноте целовались. Или наблюдали за луной, и Дэн рассказывал Адели, какие он видит на ней изображения.

Время летело совершенно незаметно. Дэн с удивлением теперь считал жизнь неделями. Надо же. Просто он помнил, что на буровой и дома время было тягучим, как мёд на ложке. А сейчас оно лилось, только и успевай срывать листки календаря.

– Отчего так быстро бежит время? – как-то спросила у ребят на лекции По и тут же сама ответила: – Если за ним не следить, оно ускоряется, ускользает. Течёт сквозь пальцы. Но попробуйте его контролировать, обуздать – и оно тут же присмиреет, подчинится и ляжет у ваших ног.

К её лекциям все привыкли и кропотливо заполняли карточки с её странными то ли балладами, то ли рассказами, то ли сказками. Их накопилось немало. Вот и сегодня она, как всегда неожиданно, поменяла тему разговора:

– Записывайте: «Шитьё», – и стала медленно диктовать, кутаясь в толстую мохнатую шаль: – Любые отношения – это шитьё. Шитьё на полотне судьбы. Стежок за стежком, ниточка за ниточкой. Тёплое слово, подарок, объятие, помощь, разговор. Трудоёмкая это работа, кропотливая да ежедневная… И сшиваются две судьбы между собой крепко-накрепко. Тогда и в беде, и в радости – вместе.

Нет стежков таких – не будет и отношений тёплых, хоть век бок о бок живите. Что с невесткой, что с сестрой, что с мужем или ребёнком… Но только бывает часто, что один вышивает, а другой – пользуется да любуется. И тогда при первом попутном ветре унесёт его вместе с вашим шитьём в дальние дали – поминай как звали… Внимательно глядите, рукодельнички, на пару ли вы чувства вышиваете…

Элисон вздохнула и начала новую историю:

– Новое название – «Уходя – уходите»… Я ухожу. Мы разводимся… Есть важные слова. Векторные. После которых меняется всё. Они как землетрясение. Произнёс – и ландшафт жизни изменился. Ты умерла, и родился новый… Бух-х-х-х! Взрыв сверхновой звезды. Ослепляющий, мощный, острый, как разрез скальпеля… И произносить их в отношениях нужно единожды. Иначе, когда станешь повторять их снова и снова, тебя уже никто не услышит. Ты умираешь и рождаешься по-настоящему, вновь и вновь нанося острые удары себе в сердце. А окружающие смотрят на это как на опостылевшее шоу – позёвывая и качая головой. И эти внутренние землетрясения разрушают только твою психику, твою жизнь, твоё будущее… Уходя – уходите… О чём вам ещё рассказать? – спросила вдруг внезапно По у студентов.

Все замерли. Никогда ещё она их об этом не спрашивала.

– Расскажите о зависти, – вдруг попросила Адель.

«Странно, почему она это сказала?» – подумал, глядя на неё, Дэн. Но побоялся спросить.

– Хорошо, – ответила Элисон, – «Зависть». Многие грехи может признать в себе человек. Многие пороки… Кроме одного – зависти. Зависть ядовитой змеёй обвивается вокруг сердца и жалит. Это чувство мимикрирует под поиск справедливости, правдоискательство, критику или немотивированную агрессию… Кого-то трясёт от вашего путешествия? На вас срывают злобу и пускают шпильки, пытаясь «вывести на чистую воду»? Значит, вы столкнулись с человеческой завистью. Успокаивает только то, что завидуют лишь тем, кто выше, сильнее, лучше. Тем, кто хуже или менее удачлив, скорее сочувствуют. Говорят, что дружба проверяется в беде. В нашем мире чаще всё наоборот – дружба проверяется в радости. Когда испытывают зависть, то бессознательно пытаются спрятать её внутри себя, как мастер прячет плохо сделанную работу среди других. Душа, отравленная завистью, пытается с этим жить, унять воспаление и обесцвечивает то, к чему человек испытывает это чёрное чувство. И человек активно обесценивает то, чему завидует. Как в басне Эдипа Лиса обесценивала виноград.

Она помолчала и опять спросила:

– О чём ещё вы хотите услышать?

И вновь к ней обратилась Адель:

– Есть на свете неправильная любовь. Как узнать, что любовь неправильная?

По внимательно посмотрела на девушку, подумала и ответила:

– Записывайте: «Неправильная любовь». Какая она – неправильная любовь? Когда ты ждёшь от человека безупречности. В мыслях, поступках, манерах… Если любящий не критикует нас, любя по-настоящему, просто такими, каковы мы есть, то мы считаем себя в итоге идеальными. Думаем, что даём ему всё, в чём он нуждается. Но это не так. Мы сами всегда небезупречны. Хотя и не осознаём это. Не любите неправильной любовью. Любите любимых, помня и о своём несовершенстве.

– А расскажите об ответственности! – попросила Кэри Тайлер и посмотрела на Фонаря, с которым у неё начался роман.

– Ответственность? Что ж, извольте, – сказала По. – «Моя жена предложила, и мы переехали в другой город…», «Сын играл рядом, и я разлила чай…», «Начальница наорала, и я сделала ошибку в отчёте…», «Подруга предложила поехать в отпуск, и я сломала ногу…» Я часто сталкиваюсь с тем, что даже убелённые сединами люди не умеют брать на себя ответственность. За свой выбор, за свои поступки, за то, что происходит в их жизни. Они этого даже не замечают. В каждой их фразе «спрятан» другой человек. И если всё сложится удачно, – так тому и быть, если же нет, то выбранный перейдёт в роль виноватого. Так проще, конечно. Так легче, несомненно. Но так неправильно, потому что ваша жизнь – только ваша. С возрастом же такие люди приобретают лишь опыт более ловко вуалировать виноватых, прибегая к неопределённым формам глаголов, размытым выражениям: «Раньше со мной были жестоки, поэтому я такой вредный…», «Меня в детстве били, и я бью…», «…Он заставил меня родить», «Она заставила меня с ней жить», – эти фразы только тогда правда, когда вас привязали к батарее и совершали насилие. Если же такого не было, вы забываете об одном важном эпизоде. Об одном мгновении: когда вы делали выбор и решали – послушать человека, поддаться желанию или нет… В этом и состоит взросление – взять ответственность на себя. В своём спасении, в своём развитии, в своём счастье…

Элисон подошла к окну, постояла, глядя на жёлтую листву, и сказала:

– А закончим мы коктейлем. Итак, «Коктейль». Каждый день мы готовим себе коктейль. Сегодня я положу в свой мёрзлые лучики осеннего солнца, зарядку, которую наконец сделала, и хорошее настроение дочери. Недовольное лицо почтальонши, холод и сквозняк по ногам? Нет, пожалуй, нет… Будет горчить. Лучше кину горсть жёлтых листьев, бликов из луж, оставшихся после ночного дождя, и добавлю хорошую музыку. Теперь можно выпить, надеть тёплые носки и улыбнуться. А что в свой коктейль положили вы?

Прозвенел звонок, и Элисон сказала:

– Пожалуйста, напишите мне дома рецепт своего коктейля.

А Дэн подумал, что основной ингредиент сегодняшних дней у него Адель. Адель и… Стоун. К которому за короткое время он привязался всей душой. Порой Дэн признавался сам себе, что дружба и уроки Профессора были для него так же важны, как и свидания с Аделью. И то, что лекция Стоуна шла следующей, Дэна несказанно радовало.

Профессор сегодня облачился в добротный коричневый костюм с белой гвоздикой в петлице. Его ботинки были безупречно начищены. Взглянув на них, Дэн вспомнил Альберта – добрейшего человека. Наверняка он и чистил эти самые ботинки.

Когда Дэн приходил к Уолтеру Стоуну, его неизменно встречал Альберт и всегда кидал ему одну-две фразы. Сдержанные, лаконичные, полные мудрости и лёгкой иронии. Например, вчера, когда Дэн примчался, опоздав, Альберт помог ему снять пальто и коротко сказал: «Профессор ждёт вас в кабинете. Там же и ваша ответственная душа, догоняйте телом».

Доктор Стоун же начал лекцию весьма неожиданно:

– Сегодня мы будем говорить о самом важном чувстве в жизни человека. О любви. Мы научимся видеть её в сочетаниях звёзд и планет, вычислять в прогностике. Но вначале я хотел бы просто порассуждать. Что же такое любовь? В любви ингредиентом всегда присутствует нежность и забота. В страсти же нежности и заботы нет, но есть сильное желание. Сейчас и здесь. Выпить до дна, вкусить. Запомните это. И когда мы будем составлять гороскопы, вам такое знание очень пригодится.

– Профессор, а как понять, что отношения разрушаются? Какой брак сохранить не то что сложно, но и попросту невозможно? – вдруг спросил Питер.

Дэн обернулся к нему – парня действительно волновало это. Чем больше Дэн сталкивался с Питером, тем меньше мог понять, нравится ему всё же этот человек или нет. Он видел его силу, лидерские качества, умение вести за собой. Пит мог молниеносно подобрать нужные слова, которые будто гипнотизировали его оппонентов и заставляли их поступать так, как желал он. Питеру не хотелось сопротивляться, он был очень убедительным. Об этом говорил и Уилкокс на своих лекциях, когда они разбирали гороскопы друг друга. В натальных картах Пита отмечались такие редкие тригоны и бомбические сочетания планет – взять хотя бы его почти идеальную «звезду Давида», – что не признать за ним некую гениальность было бы невозможно. Но Дэн считал, хоть и оставлял своё мнение при себе, что Питер неправильно распоряжается данным ему от Бога багажом. У Дэна же гороскоп был явно попроще. Пусть и более гармоничный.

– Что ж, на этот вопрос ответить легко, – сказал Стоун, взмахнув мелком.

Дальше он быстро написал на доске: «Отрицание – гнев – торг – депрессия – принятие».

– Кто знает, что это такое? – спросил он аудиторию.

– Это этапы принятия! – выкрикнул кто-то из зала.

– Всё верно, это таблица принятия Элизабет Кюблер-Росс. Запомните: в рассыпающемся браке всё двигается по этой таблице. Только наоборот. Сначала принятие и абсолютное оправдывание партнёра. Потом затяжные депрессии… Затем торг, гнев и отрицание. Отрицание, что были счастливые моменты, отрицание собственной вины.

Дальше профессор углубился в чисто технические детали, называя планеты и сочетания, при которых любовь между двумя пройдёт достаточно быстро. Он много говорил о страсти и о том, как разглядеть её в сочетании планет. Дэн прокручивал в голове их с Аделью гороскопы и очень радовался, находя признаки того, что их любовь будет длиться долго и что это не скоротечное чувство.

– А есть ли способы продлить любовь? – спросила Пола Уиггинс.

Профессор задумался, а потом ответил:

– Чаще говорите «спасибо» тем, кого любите. Замечайте каждую малость, которую вам делают. «Спасибо» – волшебное слово. Оно говорит: «Я увидел твоё добро. Я оценил твои старания». «Спасибо» приумножает каждую мелочь, сделанную нам. Нас осветили теплом, пусть даже крохотным, а «спасибо» размножит его, словно зеркало – солнечные зайчики. И всем станет теплее. Человек, недополучивший своих «спасибо», выглядит как больной, которому не хватает сил. Он вреден, грустен и занудлив. Дайте ему «спасибо». Искренних, от сердца. И эти витамины души сделают его добрее, мягче и улыбчивее…

Все в аудитории заулыбались. Строгий Стоун сегодня был не похож на самого себя, но только Дэн знал, что в действительности этот человек такой и есть: за его жёсткостью прячется вселенская мягкость и доброта, прикрытые железными латами убеждений.

– Всегда надо любить. Всей поверхностью сердца, – продолжил профессор.

– А если некого? – спросил Митч.

– Тогда надо ещё больше любить. Себя. И жениться нужно первый раз на себе. Как и выйти замуж. Взять ответственность за самого себя, какую мы ждём от партнёра в браке. Тогда, может, больше и не захочется в другой брак. По крайней мере, в дефективный. Где нет настоящей любви и уважения.

– А как это – любить себя? – спросила одна из девчонок.

– Узнать, что ты любишь и чего терпеть не можешь. Чего хочешь от жизни. К чему стремишься. И помочь себе дойти до этого.

– А если влюбляешься не в того человека? И болезненная любовь к нему мучает, сжигает, испепеляет нутро? И умом понимаешь, что это губительно, а ничего поделать не можешь? – опять подала голос одна из девушек.

– Нездоровые чувства – всегда без любви к себе. Там есть страсть, ненависть, презрение, отрицание, собственничество, а уважения и любви нет, – обратился к спросившей Стоун. – Представь, что твой мозг прояснился и ты в какой-то момент осознала, что психически больна. Рассудок на мгновение просветлел. Больная любовь – и есть твоё сумасшествие… Если ты снова и снова бросаешься на шипы нездоровых отношений, твой рассудок болен. Здоровый человек никогда себя не губит. Ни вольно, ни невольно. Уколовшись, он дует на рану, вытирает кровь и даже, возможно, плачет от боли, но больше никогда не кидается в терновник. Потому что осознаёт, что убивает себя. Только у больного и не любящего себя включён инстинкт саморазрушения. И тут нужен врач. Или же ты надолго запрёшь себя в палате сумасшедшего дома. Внутри своей души.

– Доктор Стоун, а есть ли такие сочетания планет, которые указывали бы на то, что человек будет в жизни несчастным? Потому что порой мне кажется, что я очень несчастливый человек, – спросила Кэри.

– Быть несчастным – это только плохая привычка. Всего лишь старая, отработанная со временем нейронная цепочка твоих собственных клеток, – ответил ей профессор. – Знаешь, как при анорексии у человека рвота после еды? Автоматическая. Вот и тут так же. Только реакция уже на саму жизнь. Так что ощущение несчастья – чаще всего лишь анорексия души.

– А как же быть? Это лечится?

– Да. Но лишь выстраиванием новых нейронных цепей. Ежедневной тренировкой новых привычек. Привычек жить, улыбаться и быть счастливым. Но, как и мышцы, такое ты не накачаешь за один день или силой убеждения. – Он потёр переносицу. – Кэри, ты понимаешь, какая предстоит работа в спортзале, если ты хотела бы изменить своё тело? Точно такие же усилия уходят на то, чтобы поменять душу. Гороскоп здесь ни при чём. Вообще чаще задумывайтесь, что положение планет – это всего лишь набор инструментов, сочетания сильных и слабых сторон вашей личности, которую вы можете менять и контролировать. Поэтому так важно рефлексировать: наблюдать за собой, насколько это можно, беспристрастнее, осознавать и делать выводы. Понимать, к каким последствиям приводят ваши слова и действия. Какой имеют эффект. Тот ли, которого вы хотели?

Стоун задумчиво походил у доски и сказал:

– То, что происходит вокруг нас, – часто пустые бесцветные факты. Это вы их окрашиваете в эмоции, когда пропускаете через себя.

Профессор замолчал. И студенты тоже примолкли. Перед тем как сказать что-то важное, Уолтер Стоун всегда делал такую длинную паузу. В это время аудитория переставала дышать: никто не клацал по клавишам ноутбука, поднимали головы те, кто скрипел до этого ручками. В полной тишине Стоун продолжил:

– У каждого человека три рта.

Кто-то от неожиданности подавился и хрюкнул, вслед за ним аудитория взорвалась смехом. Профессор медленно оглядел всех через очки, подождал, когда шутки утихнут, и повторил:

– У каждого из нас три рта. Пусть и невидимых. Через один рот всегда выходят положительные эмоции, через другой – отрицательные. А через третий – нейтральные.

Профессор подошёл к доске, изобразил смайлик и нарисовал ему три рта. Один был ровной полоской, другой – грустной дугой над ней и третий – улыбочкой под. Издали казалось, что у нарисованной рожицы обычные мясистые губы.