Текст книги "Обещание Габриеля"

Глава 14

Габриель взял у нее телефон, быстро надел очки и прочел вслух:

УЧЕНЫЙ СОВЕТ ЭДИНБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ИМЕЕТ ЧЕСТЬ ПРИГЛАСИТЬ ВАС ПРОЧЕСТЬ ЕЖЕГОДНЫЙ КУРС ЛЕКЦИЙ СЕЙДЖА 2013 ГОДА ПО ЛИТЕРАТУРЕ. КУРС ЛЕКЦИЙ СЕЙДЖА БЫЛ ОСНОВАН В 1836 ГОДУ ПО ПРЕДЛОЖЕНИЮ ЛОРДА АЛЬФРЕДА СЕЙДЖА. ОНИ ЧИТАЮТСЯ ЕЖЕГОДНО, ОБЫЧНО ВО ВТОРОМ СЕМЕСТРЕ.

ПО СЛОЖИВШЕЙСЯ ТРАДИЦИИ СЕЙДЖЕВСКИЙ ЛЕКТОР ДОЛЖЕН ПРИБЫТЬ В КАМПУС В ПЕРВОМ СЕМЕСТРЕ АКАДЕМИЧЕСКОГО ГОДА И ЖИТЬ ТАМ ВО ВТОРОМ СЕМЕСТРЕ, ПОКА БУДЕТ ЧИТАТЬ ЛЕКЦИИ. МЫ ПРИГЛАШАЕМ ВАС В КАЧЕСТВЕ СЕЙДЖЕВСКОГО ЛЕКТОРА-РЕЗИДЕНТА НА 2013/14 УЧЕБНЫЙ ГОД.

Он прокрутил сообщение:

– Оплата, проживание, перелет, публикации, СМИ и так далее.

Джулия, оглушенная, села на край кровати. Габриель уставился на нее поверх очков:

– Что такое, милая?

– Сейджевские лекции, – прошептала она. – Поверить не могу.

– Я сам с трудом верю. Видимо, я один из самых молодых лекторов, которых туда приглашали.

– Когда они тебе написали?

– В день выписки из больницы.

– Отчего ты мне не сказал?

Габриель нахмурился:

– Ты была очень взволнована в тот день. Я хотел тебе рассказать наутро, но мы опять оказались в больнице.

– Мог рассказать вчера вечером.

В ее тоне слышалась укоризна.

– Ждал нужного момента. Я им еще не ответил. Не говорил со своим деканом и вообще ни с кем из Бостонского университета. Хотел сперва обсудить с тобой.

Джулия закрыла глаза, потерла лоб рукой.

– Не вижу, как это получится.

Габриель замер:

– А почему нет?

– Потому что у меня в следующем году обязательные курсы. Мы с Клэр будем здесь, в Кембридже, а ты – в Эдинбурге.

– Ты можешь взять академический и поехать со мной.

Глаза Джулии распахнулись, посмотрели на Габриеля ошеломленно.

Он поскреб подбородок. Джулия встала.

– Я вообще не хотела брать отпуск по родам. И не могу взять академический, особенно если поеду в апреле на симпозиум в Оксфорде. Тогда я вообще не смогу завершить обучение.

– Отпуск по родам предложила взять твоя руководительница.

– Вряд ли она предвидела, что это займет почти два года.

Габриель посмотрел на жену внимательно:

– Такая возможность бывает раз в жизни. Я не могу просто сказать «нет». Это было бы как отказ от Нобелевки.

– Значение сейджевских лекций мне известно. – Голос Джулии стал стальным. – Это невероятная честь. Но я не могу снова сказать «нет» Гарварду после всей той работы, что я проделала.

Он поднял руки:

– Я без тебя и без Клэр не поеду.

– То есть ты отклоняешь приглашение?

– Нет, конечно! – ответил он нетерпеливо.

– А что же ты будешь делать?

Джулия подбоченилась.

– Должен быть способ для меня принять приглашение так, чтобы ты со мной поехала. – Он провел рукой по рту. – Я думал, ты за меня порадуешься.

– Так и есть. – Она издала тяжелый вздох и сняла руки с бедер. – Но я не хочу становиться матерью-одиночкой на целый год, Габриель. Я одна не справлюсь.

Габриель снял очки, и вид у него был очень, очень решительный.

Но вместо того чтобы с ней спорить, он сделал вещь совершенно неожиданную:

– В полученном письме сказано, что я должен соблюдать конфиденциальность. А я этого делать не буду.

– Почему?

– Потому что нам нужен совет. Кэтрин была сейджевским лектором двадцать лет назад. Я ей позвоню. – Габриель привлек жену к себе и обнял. – Найдем способ.

Джулия ответила на объятие мужа. Ей хотелось бы разделить его оптимизм.

Но не получалось.

Глава 15

Тем же утром, позднее

Доцент Пол В. Норрис сидел у себя в кабинете в колледже Святого Михаила в Вермонте, уставившись на экран компьютера.

Он уже несколько недель работал на своей первой академической должности. И работал усердно: готовился к занятиям, посещал установочные собрания профессорско-преподавательского состава, пытался понять, какие скрытые мины заложены на факультете английского языка и как их избежать. Но после полученного письма все это стало несущественным.

– «Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен», – процитировал он про себя.

Здесь, во входящих сообщениях на адрес колледжа Святого Михаила, лежало письмо от профессора Вудхауза из колледжа Магдалины. В кратком списке адресатов письма он заметил некую Джулию Эмерсон. А Габриеля Эмерсона, слава богу, не было.

Этого аспиранткотрахаря.

Пол дернулся. Он не любил думать о паре «Эмерсон – красавица бывшая мисс Митчелл» ни в каком контексте. И уж точно в подобном.

Он знал, что они поженились. Знал, что у них только что родилась дочь. Вчера вечером Джулия массово разослала извещения о рождении Клэр и приложила фотографию.

На фотографии была только Клэр. И даже в глазах Пола девочка была красивой. Из-под ее лилового вязаного чепчика выглядывали завитки темных волос. Но лучше бы Джулия прислала свою фотографию.

Он подумал, приедет ли она на симпозиум по Данте в апреле? Подумал, надо ли ей написать и это выяснить, чтобы самому решить вопрос о своем участии?

– Пол, привет!

Из-за спины прозвучал женский голос. Пол обернулся в кресле и на пороге увидел Элизабет – новую преподавательницу с факультета религиоведения. Элизабет была великолепна. У нее были темные глаза, безупречная кофейного цвета кожа и кудрявые темные волосы. Американка кубинского происхождения, приехала из Бруклина.

Пол уже знал, что Элизабет любит включать у себя в кабинете кубинскую музыку. Громко.

Она широко улыбнулась ему и поправила прямоугольные очки.

– Я иду кофе пить. Хочешь со мной?

– Э-гм…

Пол поскреб подбородок. Раздираемый противоречиями, глянул на экран компьютера.

– Что с тобой? – Элизабет так и стояла в дверях. – Ты будто привидение увидел.

– Типа того.

Он вздохнул и уставился на потолок. Конечно, он хочет увидеть Джулию. В этом-то и проблема. Он как-то сумел перестать о ней думать и снова стал встречаться с Эллисон, своей бывшей. А тут вот теперь…

– Давай я тебе кофе принесу, – прервала его раздумья Элизабет. – Тебе какой?

– Мне черный – как смерть.

Он встал во весь рост, все свои шесть футов три дюйма, возвышаясь над худощавой – пять футов три дюйма – Элизабет.

Она стояла в дверях, наблюдая за ним.

Он закрыл ноутбук, взял ключи.

– Я угощаю. Меня только что пригласили на симпозиум в Оксфорд.

– Так это ж здорово!

Элизабет захлопала в ладоши от радости.

Полу давно уже никто не аплодировал. И он не мог этого не отметить.

Он застенчиво одернул рубашку.

– Симпозиум в апреле, посреди нашего семестра. Сильные мира сего меня не отпустят.

Элизабет посмотрела на него недоуменно.

– Отпустят, конечно же. Это же Оксфорд. Хорошая пресса для нашего колледжа. – Она махнула в сторону холла. – Пока ты будешь угощать меня кофе, можем разработать план кампании. У меня есть идеи.

Пол, увидев такой порыв, неожиданно улыбнулся ей в ответ. И вышел в холл вслед за ней.

Глава 16

– Отказаться от сейджевских лекций Габриель не может.

Профессор Кэтрин Пиктон, в настоящий момент работающая в колледже Всех Святых, взяла с серебряного подноса изящный фарфоровый чайник. Налила Джулии, Габриелю и затем себе.

Все трое сидели перед ревущим огнем в вестибюле отеля «Ленокс». Это была одна из любимых гостиниц Габриеля в этих местах, и Кэтрин его оценку разделяла.

Добавив себе в дарджилинг ломтик лимона, она отпила из чашки. Чай – оплот Британской империи, что подчинила Англии весь мир, в том числе и Бэк-Бэй[8]8
  Фешенебельный район Бостона. (Прим. ред.)


[Закрыть]. И еще, подумала она, это напиток не только цивилизованный, но и укрепляющий.

Она показала на уставленный тарелочками журнальный столик:

– Вот сконы, угощайтесь. Они великолепны.

Джулия и Габриель переглянулись и сделали как было сказано.

Клэр мирно спала в автомобильной корзинке на диване рядом с Кэтрин – та настояла, чтобы девочку поставили рядом с ней.

– Сейджевские лекции – это знак особой чести, Габриель. Они откроют тебе невероятные возможности. Неужто ты собираешься всю жизнь торчать в Бостонском университете? Представить себе не могу.

Джулия разинула рот.

Габриель опустил глаза к чашке:

– Совместительство между романской филологией и религиоведением – не идеальная должность.

– Уж конечно. – Кэтрин отставила чай и намазала скон маслом, потом положила на него клубничный джем. – С другой стороны, Джулия, диссертацию вечно откладывать нельзя. Тебе придется над ней работать.

Джулия закрыла рот.

– Я так понимаю, что вы пришли за советом? – уточнила Кэтрин. – Предполагать мне не хотелось бы.

– Мы будем благодарны за любое твое предложение. Конечно, нам надо будет его потом обсудить.

Габриель ободряюще улыбнулся Джулии и повернулся к Кэтрин.

Искать совета у профессора Пиктон было непросто. (Примерно как просить совета у королевы Англии. Если человек не следовал предложенному совету, у Кэтрин это положительных эмоций не вызывало.)

– Ты мог бы просить Эдинбургский университет отложить твое назначение, чтобы Джулия могла закончить курсовую и сдать экзамены. И тогда вы бы поехали вместе.

Одной рукой Кэтрин уравновесила тарелку, а другой поправила одеяло на спящей девочке. И удовлетворенно кивнула ей.

– Идея хорошая, – с облегчением сказала Джулия.

– Но я бы не советовала так поступать.

Кэтрин снова откусила булочку.

– Но почему? – спросила Джулия.

– Теснота академического мира вошла в поговорку. А также его мелочность. – Кэтрин проницательно посмотрела на Габриеля. – Если Эдинбургский университет обидится, то вообще отзовет свое приглашение. И разойдется мнение, что с вами трудно иметь дело. Простите, что упоминаю, но обстоятельства, сопровождавшие ваш уход из Университета Торонто…

– Никого не касаются! – оборвал Габриель. – К тому же мы сейчас женаты.

– Я не защищаю тех старых сплетников, Габриель, а просто описываю положение дел. Ты – белый мужчина, а это значит, что патриархальность академии играет в твою пользу. Но в силу той же патриархальности Эдинбургский университет вряд ли благосклонно воспримет твое желание пожертвовать их драгоценным приглашением ради жизни дома в Америке, с женой и ребенком.

Габриель сделал глоток из чашки. Чай попал не в то горло, и Габриель закашлялся.

– Будь здоров, – сказала Кэтрин. – Прошло?

Габриель кивнул, поднял с колен полотняную салфетку и промокнул лицо. Окончательно придя в себя, он сказал:

– Это возмутительно. Для меня приоритет – быть с Джулией и Клэр. Они что, думают, что я готов просто взять и наплевать на такую возможность?

– Именно это они услышат. Они решат, что ты не всерьез, или спишут тебя в миллениалы, или еще что-нибудь.

Габриель чуть язык не проглотил.

– Я не миллениал! Слишком я стар для этого.

Джулия посмотрела на него недобрым взглядом с таким чувством, будто попала под микроскоп.

– Зрительное впечатление играет существенную роль, и глупо было бы это отрицать, – неумолимо возразила Кэтрин. Она кивнула в сторону Джулии. – Нет ничего плохого в том, чтобы быть миллениалом, если у человека есть внутренняя сила и трудолюбие, как у тебя.

Джулия не смягчилась.

Габриель оставил чашку.

– И что ты предлагаешь?

– Путь наименьшего сопротивления – Гарвард. Джулию поддерживает Сесилия, а я гарантирую, что ее поддержит и декан, Грег Мэтьюз. – Глаза Кэтрин чуть улыбнулись. – Моя поддержка у тебя тоже будет, Джулия, поскольку я в следующем году перехожу на ваш факультет…

– Не понимаю.

Джулия старалась принять какой угодно вид, лишь бы не испуганный.

– Тебе нужно прослушать курсы в осенний семестр и зимой сдать экзамены. Моя рекомендация такова: мы организуем для тебя слушание курсов в Эдинбурге осенью, а экзамены ты будешь сдавать после сейджевских лекций, зимой.

Эмерсоны переглянулись:

– А получится? – спросила Джулия с сомнением.

– Попробовать стоит. – Кэтрин отпила чаю. – Я знаю в Эдинбурге специалиста по Данте. Он учился у Дона Вудхауза. Кстати, он будет участвовать в симпозиуме, который Дон устраивает в колледже Магдалины в апреле.

– А как же Гарвард? – вмешался Габриель. – Нет гарантий, что в Эдинбурге есть курсы, необходимые Джулии в осеннем семестре.

– Надо будет узнать. И надо будет представить дело Сесилии и Грегу так, чтобы эта возможность выглядела солидно. Но есть одна вещь, которую вы должны помнить.

С этими словами Кэтрин подалась вперед и понизила голос:

– Тщеславие и самолюбие определенных институций невозможно переоценить. Гарвард, несомненно, высоко оценит твое назначение сейджевским лектором, Габриель. Ты у них будешь самым выдающимся выпускником среди гуманитариев за последние двадцать лет. Поддержать тебя и Джулию – в их интересах.

– А твое, Джулия, участие в симпозиуме Дона Вудхауза и возможность учиться за границей, в Эдинбурге, определенно ставит тебя в особое положение среди всех аспирантов. Гарварду желательно, чтобы его студенты завоевывали международную репутацию. – Глаза Кэтрин блеснули. – Меня подмывает войти в кабинет Грега Мэтьюза и потребовать признания за эту идею, но я не стану. Ты должна сперва поговорить с Сесилией.

– Эдинбург велел мне держать приглашение в тайне, – пояснил Габриель.

Кэтрин задумчиво припала к чашке.

– Смысл мне понятен. Мой совет: принять приглашение Эдинбурга. Как только объявят, что ты – сейджевский лектор, Гарвард тут же возьмет под козырек. – Она повела морщинистой рукой. – Можете мне поверить.

– Но мы к тебе пришли еще с одной просьбой.

Джулия подтолкнула Габриеля локтем. Он подался вперед:

– Кэтрин, мы с Джулией хотели бы просить тебя быть крестной матерью у Клэр.

– Согласна, – ответила профессор Пиктон настолько быстро, что Джулия едва успела перевести взгляд с Габриеля на нее.

– Тебе даже обдумывать не надо? – спросил Габриель с радостным удивлением.

– Не надо. Буду очень рада, раз мы никому при этом не наступаем на мозоли.

Кэтрин посмотрела на младенца и снова поправила одеяльце.

– Тогда договорились. Спасибо, Кэтрин!

Габриель стиснул плечи Джулии.

– Это я должна благодарить – быть крестной у ребенка, рожденного у таких выдающихся людей. Я от тебя жду великих дел, Габриель. И от тебя, Джулия. В двадцать шесть лет уже сделала себе имя. Дон Вудхауз твою статью назвал мотивом для своих симпозиумов по Улиссу и Гвидо. Ты критиковала его чтения по эпизоду с Гвидо, и он никак об этом забыть не может. – Она улыбнулась. – Очень мало кто бросал ему вызов успешно. Его неуступчивость – притча во языцех.

Джулия порозовела:

– Спасибо.

– Время открыть подарок. Давай, а то мы тут сидим, а я старею.

Кэтрин кивнула Джулии.

Джулия осторожно развязала пакет, отстегнула ленту и просунула палец под заклеенный край крышки. Под ней была резная деревянная шкатулка. Ее Джулия поставила на журнальный столик, подняла крышку – и ахнула.

Габриель недоверчиво посмотрел на Кэтрин.

– Возьми и посмотри, – весело засмеялась Джулия.

Габриель медленно приподнял кожаную обложку этого предмета. Прочитав титульный лист и последующий инципит, он сел неподвижно, пораженный.

– Как видите, это манускрипт La vita nuova пятнадцатого века, – объявила Кэтрин. Он также включает некоторые мелкие поэтические произведения. Копия одного из манускриптов Симоне Сердини.

Габриель в ошеломлении перелистал манускрипт.

– Как эта штука вообще к тебе попала?

Кэтрин перестала улыбаться:

– От старика Хата.

На глазах у Джулии радость на лице Кэтрин сменилась сожалением. Она любила профессора Хаттона, своего руководителя в Оксфорде, а он был женат. Как однажды призналась Кэтрин Джулии, он был любовью всей ее жизни.

Но потом ее лицо прояснилось.

– Много лет назад старик Хат нашел эту рукопись в одной оксфордской книжной лавке.

– Правда? – приподнял брови Габриель.

– Замечательная была находка. Подлинность подтвердил частный музей в Швейцарии, где есть другие подобные рукописи.

Габриель кашлянул:

– Название музея помнишь?

– Музей фонда Кассирера. Возле Женевы.

Габриель и Джулия переглянулись.

– Манускрипт принадлежал Галеаццо Малатеста, – продолжала Кэтрин. – Галеаццо был женат на Баттисте де Монтефельтро. Ее прапрадед, Федерико Первый, наследовал Урбино после смерти Гвидо.

Джулия потянулась к манускрипту, но не дотронулась.

– Не могу поверить, – сказала она.

– Баттиста после смерти мужа стала монахиней-францисканкой. Она была замечательным ученым – на свой лад, – и бабкой Констанцы Варано, одной из самых почитаемых женщин середины пятнадцатого века. – Кэтрин кивнула Джулии. – Твой интерес к Гвидо и францисканцам меня убедил, что этот манускрипт должен быть в твоем доме. Дарю эту книгу моей крестнице, но не возражаю против того, чтобы ее читали и родители.

Рассмеявшись своей шутке, Кэтрин откинулась на спинку кресла, с колоссальным удовольствием глядя, как Джулия с Габриелем благоговейно склонились над подарком.

– Здесь интересные маргиналии и несколько цветных рисунков. Тебе, Джулия, это может помочь в работе.

– Спасибо!

Джулия встала и обняла Кэтрин. Габриель последовал ее примеру.

– Повезло старой деве, – сказала Кэтрин предательски хриплым голосом.

Пытаясь скрыть растроганность, она оттолкнула Эмерсонов и показала на какие-то еще интересные особенности рукописи. Джулия и Габриель сделали вид, что не заметили ее мокрых щек.

Глава 17

Ночь прорезал крик младенца.

Джулия застонала, потянулась за телефоном. Удивительно, как Клэр приспособилась к графику кормления. Она реагировала точно вовремя, и ее голодный плач опережал будильник Джулии лишь на пару минут.

Джулия отключила будильник и закрыла глаза – на секунду.

Габриель спал рядом, зарывшись лицом в подушку, бросив руку поперек живота Джулии. Собственно, он храпел – этот неприятный звук наполовину глушила подушка.

У него был трудный день. Ответил Эдинбургскому университету, приняв предложение стать сейджевским лектором. Его предупредили, что сообщать о своем назначении нельзя никому, кроме его начальства, до тех пор пока не будет сделано формальное и торжественное объявление, которое должно было воспоследовать в ближайшем будущем.

Они с Джулией устроили праздничный обед с участием Ричарда, Рейчел и Кэтрин. Открывая шампанское и газировку, Габриель объявил о приглашении Джулии на оксфордский симпозиум, объяснив родственникам, какая это колоссальная честь.

Большую часть дня Габриель провел в домашнем кабинете, отбиваясь от телефонных звонков и просматривая собственные материалы. На торжественном оглашении он хотя бы в самых общих чертах должен был заявить тему своих лекций. А профессор никогда не относился к людям, оставляющим работу на последний момент.

В кровать он свалился сразу после ночного кормления. И сейчас храпел. Оказалось, что профессору отлично спится под плач Клэр.

А Джулии не спалось. Она спустила ноги с кровати – и вздрогнула.

Правая нога будто заснула. Джулия ее согнула, собравшись вытерпеть знакомую колющую боль иголок и булавок, втыкающихся в ногу – восстановление кровообращения. Но боли не было.

Джулия наклонилась вперед, потыкала ногу большим пальцем от колена до лодыжки. Нажатия ощущались, но очень тупо. А в нижней части голени онемение держалось.

Джулия пошевелила ногой. Проделала полный объем движений – голень, лодыжка, ступня. Пошевелила пальцами ноги. Но тупое онемение не проходило.

Плач Клэр стих, но все равно надо было ее кормить. Джулия встала, опираясь в основном на левую ногу. Хромая, подошла к ребенку. Взяла Клэр на руки, поцеловала ее, неуверенным шагом вышла в детскую, стараясь держаться поближе к стене – на случай, если будет падать.

Габриеля она будить не стала.

* * *

В этих ранних утренних кормлениях Джулии нравилось одно: тишина в доме. Чудесно было держать на руках ребенка и ощущать свою с ним связь. Но трудно было не заснуть.

Рейчел ей купила большую подушку в форме полумесяца, и не без причины. Как-то еще в больнице Джулия чуть не уронила девочку, засыпая за кормлением, – Рейчел успела как раз вовремя. С тех пор, когда Джулия чувствовала себя особенно усталой, она надевала эту подушку вокруг пояса и ребенка клала сверху на подушку, которая его держала.

Клэр удобно расположилась возле матери и ела, а Джулия тупо таращилась на приложение по грудному вскармливанию, которое Габриель установил на ее телефон. Оно показывало расписание кормлений, помогало вспомнить, с какой груди начать, и прочее в этом роде.

Джулия подумала, каким будет их следующий год в Шотландии. Клэр уже будет отлучена от груди, а Джулия будет ходить на занятия.

Очевидно, что Габриель, сейджевский лектор, будет завален приглашениями и деловыми встречами. Студенты и аспиранты будут драться за его внимание.

Он привлекательный мужчина с живым и острым умом. Многие женщины находят его соблазнительным. И все Полины, все профессора Пейн и Кристы Петерсон этого мира либо его соблазняли, либо пытались соблазнить.

Не то чтобы Джулия не доверяла мужу – доверяла. Он был ей верен с самого начала их отношений в Торонто. Но Джулия не доверяла женщинам, которые его окружают. Не доверяла жизни врозь – этому постепенному, ползучему отдалению друг от друга, и потому не хотела оставаться в Бостоне, если он будет в Шотландии. Но больше всего на нее давила мысль, что он будет жить в разлуке с Клэр и в таком ее раннем возрасте.

В академическом мире встречаются пары, ездящие друг к другу в гости – в Университете Торонто таких было несколько. На факультете у Джулии в Гарварде был профессор, у которого жена преподавала в университете Барселоны и там и жила с детьми. Но такой гостевой брак был не тем, чего хотелось бы Джулии, и не тем, чего она хотела бы для Клэр.

Ей была знакома боль разлуки с Габриелем. Когда Университет Торонто применил к нему дисциплинарные меры за нарушение правила, запрещающего сближение со студентами или аспирантами, он с ней порвал. И она долго горевала из-за его отсутствия и спрашивала себя, увидит ли его еще. Даже сейчас были в ней живы следы той разлуки. И она не хотела, чтобы нечто подобное повторилось.

Джулия неожиданно для себя произнесла благодарственную молитву мудрости и поддержке Кэтрин Пиктон. Эта женщина стала крестной матерью всей ее семьи.

– Вот, возьми.

Перед ней стоял Габриель со стаканом ледяной воды.

Джулия встрепенулась:

– И давно ты тут стоишь?

– Не очень. – Он вложил стакан ей в руку и рухнул в кресло-качалку. – Тебе полагается пить большой стакан воды каждый раз, как ты ее кормишь.

– Я знаю.

Джулия благодарно припала к стакану.

Габриель зевнул, протер глаза:

– Отчего ты меня не разбудила?

– Ты устал.

– Так ведь и ты, дорогая. – Габриель поднял детскую деревянную табуретку и поставил перед Джулией. Осторожно сел на нее – колени неуклюже торчали на уровне груди. – Я только что еще одно письмо получил из Эдинбурга.

– Они там рано встают.

– Это да. Они хотят запланировать объявление и торжество как можно скорее.

– Ты поедешь один?

Габриель глубоко вздохнул, тронул Джулию за левую икру.

– Нет. Я хочу, чтобы со мной поехали ты и Клэр.

Он скользнул ладонью к ее ступне, поднял ее двумя руками и стал разминать подошву.

– Мне не полагается летать, пока не пройдут шесть недель после кесарева. И я не думаю, что Клэр следует тащить в полный микробов самолет до всех прививок.

– Но ты же поехала бы со мной, если бы мы подождали до двадцать первого октября? – тихо и осторожно спросил Габриель.

Джулия на миг задумалась.

– Да. Я вряд ли смогу присутствовать на торжестве или любых мероприятиях, если только Ребекка с нами не поедет. Но мы можем попытаться. Ты думаешь, в Эдинбурге не будут возражать, чтобы я приехала с тобой?

– Пусть лучше не пробуют.

Выражение лица Габриеля не обещало ничего хорошего.

Это был Профессор в своем естественном состоянии, свирепый, заботливый, гордый, целеустремленный – как защищающий свое золото дракон.

Джулия решила разрядить обстановку:

– Не сомневаюсь, что женское население Эдинбурга будет в восторге при виде профессора Эмерсона, идущего по улицам города с коляской. И в килте.

Габриель нахмурился:

– Чушь. Никто не хочет меня видеть в килте.

Джулия подавила улыбку:

– Тебя ждет сюрприз.

Он посмотрел ей в глаза. Голубые радужки пронизывали ее насквозь.

– Это тебя и беспокоит? Женское население?

Джулия хотела соврать. Отчаянно, безумно хотела соврать.

– Чуть-чуть.

– Я с тобой. В Кембридже, в Эдинбурге – где угодно.

Палец Габриеля массировал ей середину подошвы. Глаза смотрели ей в глаза.

– Не хочу гостевого брака, – сказала Джулия слабым голосом, и в глазах у нее стояли слезы.

– С языка сняла. – Габриель встретил ее взгляд, быстро заморгал. Он попытался переключиться на ее правую ногу, но Джулия махнула рукой – не надо.

– Клэр как раз заканчивает.

Джулия выключила приложение грудного вскармливания.

Габриель встал, поднял ребенка на руки, поцеловал в щечку. С пеленального столика взял пеленку и положил себе на плечо. Погладил девочку по спинке и покачался на босых ногах, ожидая, пока она отрыгнет.

У Джулии замерло сердце.

– Я так тобой горжусь, – прошептала она.

Габриель посмотрел на нее вопросительно.

– Что ты выбран сейджевским лектором, – объяснила она. – И что ты такой хороший отец и хороший муж.

– Не такой уж я хороший, – тихо сказал Габриель и отвел глаза, будто похвала его смутила. – В основном из чистого эгоизма. И с тобой, и с Клэр – все это ради себя самого.

– Интересно, что подумает университет Эдинбурга насчет того, что у них в резидентах будет отец грудного ребенка?

– Если кто что скажет, я на этот университет в суд подам. За дискриминацию.

По лицу Габриеля было видно, что он не шутит.

Джулия поправила ночнушку и встала на левую ногу, изо всех сил стараясь скрыть от мужа свое недомогание. Правая все еще не отошла.

Габриель нагнулся и поцеловал жену.

– Отчего бы тебе спать не пойти? Я девочку убаюкаю. Она любит слушать, как я пою.

– Кто ж не любит? – рассмеялась Джулия.

Она наклонилась к нему, прижалась лбом ко лбу, потом направилась в спальню, захромав сразу же, как скрылась из виду Габриеля.