Текст книги "Мамины глаза"

На небе след моих губ

Филиппу Киркорову

 
Я бы спел тебе песню, но ты ее не услышишь,
Я построил бы дом, но ты в нем не захочешь
                                                             жить, —
И огромное небо, свернувшись, лежит на крыше,
Я смотрю на него – и не знаю, о чем просить.
 
 
                На небе след моих губ —
                Это я целовал тебя,
                На небе след моих рук —
                Это я обнимал тебя.
                У неба цвет твоих глаз,
                Оно плачет и плачет дождем —
                Небо помнит о нас —
                Это мы забыли о нем.
 
 
Может, мы заблудились, когда улетали к звездам,
Может быть, потеряли друг друга
в земной толпе…
И я небо листаю, как будто читаю прозу —
А когда-то стихи я на небе писал тебе.
 

Прибалтийский сюжет

 
Пустынно.
              Сосны.
                        Мелкая вода.
Ручей в ладони ткнулся по-щенячьи.
А горизонт еще не обозначен,
и осторожно светится звезда,
переплетая светом дым рыбачий.
 
 
И волны вновь касаются песка,
как тысячу судеб назад касались,
и рыбаки целуют жен-красавиц,
как целовали в прежние века.
 
 
И ожиданье тягостно, как встарь,
и, боже мой, как далеко до ночи,
когда рыбак единственный хохочет
и голосит: «Хозяйка, куховарь!» —
красивый черт, как на рассвете кочет.
 
 
И связку рыбин спелых тянет ей:
– Хорош улов?
– Давай домой, бродяга…
Рыбачка мужа встретит у дверей,
вмиг позабыв про день тревог и тягот.
 
 
И уплывает древняя вода,
И тысячи судеб – как не бывало…
Рыбачка убирает покрывало,
И осторожно светится звезда.
 

Конец дождя

 
В миг равенства дождя и синевы
зашелестит тугая ветка клена —
и вспыхнет каждый лист огнем зеленым,
и мокрые очнутся соловьи.
 
 
Оказывается, уже закат
себе гнездо свивает в поднебесье.
Давайте, соловьи, включайте песню —
чтоб цветомузыкой был этот миг объят!
 
 
Полнеба – для дождя, полнеба – для заката,
и тишины всего чуть громче соловьи…
Так что – приобретенье, что – утрата
в миг равенства дождя и синевы?
 

«Освобождалось небо от грозы…»

 
Освобождалось небо от грозы,
от ветра дерева освобождались,
хотелось быть счастливым и босым,
как этот сумасшедший мокрый аист,
который, в небеса разинув клюв,
взмахнул крылами, радугою брызнув.
И женщина, из-под руки взглянув
на радугу, повисшую так близко,
освобождала плечи от плаща,
и с каждым мигом становились глуше
воспоминания воды, притихшей в луже,
о времени стремительном дождя.
 

Апрель

 
Апрель – и стрелки переводятся вперед,
и недоволен заспанный народ,
и в организме витаминов не хватает,
и под ногами черный снег не тает.
 
 
Мы существуем из последних сил,
и, как соломинку, зеленый лук хватаем,
и космос обживаемый ругаем,
считая, что он климат изменил.
 
 
Мы ссоримся без видимых причин
и по утрам в трамваях не молчим,
и стекла вроде громче дребезжат,
чем это было день всего назад.
 
 
Так трудно просыпаться в темноте,
и мысли в голове совсем не те —
нам кажется, что самый лучший час
реформа времени отобрала у нас.
 
 
Нам не хватает утреннего сна,
и хмурится рассветная планета…
«А где весна?» – вы спросите, да это
уже давным-давно и есть весна.
 

Осень наступила ночью

 
Швыряла осень в наступленье
дожди и ветры, и всю ночь
о крышу билась в исступленье,
и уносила листья прочь.
 
 
Забытый ставень гулко хлопал,
старинный сотрясая дом
и заглушая шепот стекол,
озвученных ночным дождем.
 
 
Ломилась осень в двери, в окна,
хмельна от удали своей,
и, брызжа суриком и охрой,
сминала зелень тополей.
 
 
…А утром небо стало чистым,
окончился кутеж ночной —
и осень, зарываясь в листья,
похмельной мучилась тоской.
 

Осенний романс

 
Угловатость лишней встречи,
угловатость октября.
Да, я знаю, время лечит —
только как же без тебя?
 
 
Угловатая улыбка,
угловатые слова…
Значит, было все ошибкой,
значит, осень позвала.
 
 
Угловато прячешь плечи,
лист осенний теребя.
Да, я знаю, время лечит —
только как же без тебя?
 
 
Угловатое прощанье
с горьким привкусом беды…
Что-то время обещает?
В голом небе – ни звезды.
 
 
Что то будет – чет иль нечет?
Угловатость бытия.
Да, я знаю, время лечит —
только как же без тебя?
 

«Я прощаю тебя за обиду осеннюю…»

 
Я прощаю тебя за обиду осеннюю
И по желтой листве не иду за тобой…
Не осилили мы дуновения севера —
Пожелтела по осени наша любовь.
 
 
Но печалиться мне почему-то не хочется,
Словно это случилось сейчас не со мной —
Буду осень теперь я делить
                                      с одиночеством,
Как весну мы когда-то делили с тобой.
 
 
Пусть бурлит листопад,
                             как река полноводная,
Но укроет зима его горестный след…
Я прощаю тебе свои ночи холодные,
Потому что в окно постучался рассвет.
 
 
Видно, с осенью я одного рода-племени,
Раз уже не болит моя летняя боль…
До весны буду жить я по зимнему
                                               времени,
А потом переставлю часы на любовь.
 

Зимние дожди

 
Закипает чайник
или дождь идет?
Музыка прощаний…
Скоро Новый год.
 
 
Скоро, скоро, скоро —
ходики стучат.
К мокрому забору
жмется листопад.
 
 
Скрипнет пол дощатый,
двери заскрипят.
Музыка прощаний,
музыка утрат.
 
 
В омут лета канул
ялтинский бульвар…
Чай налью в стаканы,
Темный, как загар.
 
 
В темень дверь открою —
кто там? Заходи…
Но стучат о кровлю
зимние дожди.
 

Зимняя Ялта

 
Зимняя Ялта туманом одета —
Трудно поверить, что было тепло.
Кончился праздник счастливого лета —
Что же меня сюда вновь привело?
 
 
Воспоминанья по улицам бродят,
К морю спускаются нашей тропой,
Ветер доносит обрывки мелодий —
Все, словно прежде, но я не с тобой.
 
 
Зачем на белом свете есть зима?
Зачем по зимней Ялте я слоняюсь?
Мне кажется, что я схожу с ума,
Когда с тобой на пристани встречаюсь.
 
 
Небо швыряет нам ветер колючий,
Снег беспросветный и дождь проливной…
Хочется верить, что это не случай —
С летом опять повстречаться зимой.
 
 
Как обезлюдела зимняя Ялта,
И пустотой болен сумрачный пляж…
Но к горизонту уносится яхта —
Если, конечно, она не мираж.
 

Письмо

 
Напишу Вам смешное письмо,
чтобы Вы, прочитав, улыбнулись.
Напишу, с кем бываю в кино —
и ни слова о том, что люблю Вас.
 
 
Отыщу я такие слова,
чтобы Вам на мгновенье взгрустнулось.
Напишу, что желтеет листва —
и ни слова о том, что люблю Вас.
 
 
Я попробую так написать,
чтоб волнение к Вам прикоснулось…
Обо всем я сумею сказать —
и ни слова о том, что люблю Вас.
 

Пьяный вальс

 
Пьяный пианист, пьяный контрабас
Ночи напролет нам играют вальс.
Этот пьяный вальс так на жизнь похож:
Где тут раз-два-три, разве разберешь…
 
 
Обними меня, чтобы свет погас…
Вечность напролет мы танцуем вальс.
Это пьяный вальс все сбивает счет:
То ли раз-два-три, то ль наоборот…
 
 
Давай станцуем вместе пьяный вальс,
И, может быть, он снова сблизит нас…
Щекой слезу мою сотри,
И пусть не слышно раз-два-три,
Давай попробуем последний раз.
 

Амулет

 
Ты склонись над огоньком свечи
И молитву тихо прошепчи,
Чтобы бог
Вам помог
И его не оставил:
В день, когда случится черный час,
Чтобы пуля мимо пронеслась —
И вернулся он домой
Живой.
 
 
Господи, пусть жизнь его спасет любовь,
Ведь вернее нету амулета,
Жизнь его спасет любовь,
Только им двоим известно это —
И поэтому она
Над свечой в ночи молитву шепчет
И верит в сны…
Господи, пусть жизнь его спасет любовь,
Ведь вернее нету амулета,
Жизнь его спасет любовь,
Только им двоим известно это —
И поэтому она
Обязательно его дождется
С этой войны.
 
 
Ни разрывов не слыхать, ни птиц…
Ввысь душа рвалась, а тело – вниз…
Слышал он
Тихий звон —
Это ангелы пели…
Но вдруг вспыхнул огонек свечи
От ее молитвы в той ночи —
И глаза он смог открыть,
Чтоб жить.
 

Столичная штучка

 
Ну что нам жизнь столичная,
У нас свои дорожки,
Наш городок не так не сяк —
Таких в России тьма,
Но ты шагнула с поезда —
Ну прямо как с обложки —
И городок застенчивый
Совсем свела с ума.
 
 
Улыбка голливудская
И от бедра походка,
А из Парижа платьице —
Всем мужикам беда,
Но лишь в моих объятиях
Окажешься, красотка, —
Забудешь жизнь столичную
Ты раз и навсегда.
 

«Словно голову страус…»

 
Словно голову страус,
Чувства прячу в песок —
Чтоб ты не догадалась,
Как я одинок.
 
 
Я разбил на кусочки
Телефоны свои,
Чтоб тебе не признаться
В любви.
 
 
Я застегнут до горла,
Как парадный мундир —
Только сердцу сегодня
Я не командир.
 
 
Зря пишу на листочке
Недостатки твои —
Трудно быть одиночкой
В любви.
 

Черно-белый фотоснимок

 
Мы на фото получились очень мило:
ты с улыбкой, я с усами, как гусар,
а за нами – белоснежный куст жасмина…
Так пускай же будет вечным этот кадр.
 
 
Он напомнит, как стояли мы в обнимку,
и на темном фоне как белел жасмин…
Этим скромным черно-белым фотоснимком
дорожить мы будем больше, чем цветным.
 
 
Нужно сделать, чтоб за кадром оставались
все невзгоды, что подстерегают нас,
и чтоб мы всегда друг другу улыбались,
как на этой фотографии сейчас.
 
 
Пронесутся наши годы золотые,
цвет жасмина обернется сединой —
а пока что мы с тобою молодые,
и фотограф нам попался молодой!
 

«Поцелуи – словно выстрелы…»

 
Поцелуи – словно выстрелы,
Мы с тобой смертельно ранены,
Наши танцы будут быстрыми,
Мы танцуем не по правилам.
 
 
Ничего, что ночь – случайная,
Лучше так, чем в одиночестве.
Может, снова повстречаемся,
Если музыки захочется.
 
 
Тает дымка сигаретная,
Опустели рюмки узкие…
Не шепчи слова запретные —
Все равно утонут в музыке.
 
 
Две улыбки на прощание —
И розетка обесточена…
Может, снова повстречаемся,
Если музыки захочется.
 

«Я один стою на пристани…»

 
Я один стою на пристани,
Мой корабль оставил порт…
Я теперь на берег списанный,
Вроде как не первый сорт.
 
 
И у моря на окраине
Я слоняюсь просто так —
И такой же неприкаянный
Жмется к берегу маяк.
 
 
Я бросаю в море камушки,
Мимо ходят корабли —
Все мои подруги замужем,
Все друзья мои вдали.
 
 
И ни имени, ни отчества
У печали нет моей —
Просто это одиночество
Стало к вечеру сильней.
 

«Ничему не научился…»

 
Ничему не научился,
только время промотал —
без веселья веселился,
без печали горевал.
 
 
Порастратил все авансы,
все ошибки совершил,
с нелюбимой целовался,
с неприятелем кутил.
 
 
Я былое не исправлю,
за него мне бог судья,
я лишь крест на нем поставлю,
раз уж так легла судьба.
 
 
У разбитого корыта
я не стану горевать,
все мы были жизнью биты —
я хочу ей сдачи дать.
 
 
Я еще чего-то стою,
что-то есть еще в груди…
Пусть полжизни за спиною,
но полжизни – впереди!
 

Все цветы

Я прервал повествование на рассказе о своих литинститутских буднях. А ведь были еще и праздники. Вернее, каникулы – для студента любого возраста это всегда праздник. На каникулы я, естественно, ездил в свой родной город Львов, где оставались мои родители и мои друзья. Поэтому мне там было хорошо. Львов первой половины восьмидесятых годов прошлого века был чем-то средним между нашей Прибалтикой и всей остальной страной. Не такой европейский, как Рига или Таллин, но и не такой советский, как все остальные наши города. Сказывалось то, что несколько столетий он входил в состав Австро-Венгрии и Польши, а советская власть там установилась фактически только после войны. Поэтому архитектура, ландшафты да и традиции были не вполне советскими. Ну и кроме того, так как Львов был столицей Западной Украины, то и влияние украинского языка было очень сильно. Практически никто из русскоязычных львовян не говорил по-русски правильно, даже не владея в полной мере украинским языком. Кстати, я-то украинский знаю в совершенстве, потому что у меня было много приятелей украинцев, и вообще я считаю, если живешь среди людей определенной национальности, нужно уметь говорить на их языке. А великодержавное отношение к этому вопросу до добра не доводит, в том числе и на бытовом уровне. Так вот, это знание украинского языка, помогая мне быть своим во Львове, сыграло со мной злую шутку в Москве. Оказалось, что в моей речи было очень много украинизмов, неправильных ударений и глагольных форм, причем это проявлялось не только в разговоре, но и в стихах. Но я не обижался, когда мне делали замечания, наоборот, просил как можно чаще указывать на мои ошибки, чтобы я их преодолел. Ну и довольно быстро я избавился от этого недостатка, помог, наверно, музыкальный слух – и теперь я уже сам остро реагирую на неправильности в русском языке, которых сегодня так много и в разговорной речи и, увы, в песнях. Потому что тексты пишут все подряд, кто и говорить-то толком не может, а худсоветов, к сожалению, не осталось и критерий только один – прибыль. А то, что калечится родной язык, современных радиокоролей не волнует. Главное – рейтинг. Впрочем, я отвлекся. А говорили мы о моих львовских каникулах, которые я проводил в основном в кофейнях, кои в почти европейском Львове были на каждом углу. И вот однажды я там разговорился с одним молодым человеком, который оказался композитором, студентом консерватории. И вот он ко мне пристал с предложением написать песню. Я отказываюсь, мол, какие песни, я занимаюсь серьезной поэзией, а это низкий жанр и все такое. Но он не отставал, а мы подружились и встречались почти ежедневно – и я понял, что мне проще согласиться, чем убедить его в своей позиции. И я написал нечто, что, как мне казалось, могло бы быть текстом песни, – а через две недели мой новый приятель позвал меня во Дворец молодежи послушать нашу песню. И вот я в зале, полном зрителей, и музыканты поют стихи, которые я сочинил. И пятьсот человек их слушают, представляете? Нет, вы не можете этого почувствовать, но поверьте, это невероятное ощущение. Потому что кто сегодня, в наше непоэтическое время интересуется стихами? Ведь эпоха стадионной поэзии канула в Лету вместе с шестидесятыми годами, а сейчас ну кому я могу показать свои стихи? Ну послушают их пять-десять ненормальных, а остальным и дела нету. И я понял: вот он, выход к аудитории. Я обязательно буду писать песни, но только такие, чтобы их тексты были самоценными, чтобы их не стыдно было дать почитать глазами, без музыкальной поддержки. Вот так случай привел меня к песне. А не зайди я тогда в ту кофейню, не разговорись я с тем парнем – и не было бы сегодня песен Симона Осиашвили. Это я к тому, что это уже второй случай, который кардинально изменил мою судьбу. Второй, но не последний. Но об этом позже, а пока что я вернулся в Москву, полный желания писать песни с самыми лучшими композиторами. Но одного желания мало – никто не ждал меня на этом поле, никто не собирался поддерживать. И только почта была за меня. Да-да, я выписал из справочника Союза композиторов адреса тех авторов, чьи песни мне нравились, и разослал им свои стихи. А потом звонил им и… И в основном они мне говорили, что мои стихи им неинтересны. Помнится, так же мне ответил и замечательный композитор Марк Минков. А потом, через несколько лет, когда в моем багаже уже были и «Дорогие мои старики», и «Не сыпь мне соль на рану», дома у меня зазвонил телефон, и голос в трубке назвался именно Марком Минковым, который предлагал мне посотрудничать – конечно, я согласился, не напоминая ему о нашем первом разговоре… Так вот, в основном композиторы вежливо меня посылали, и только Владимир Мигуля, царство ему небесное, сказал, что мои стихи ему понравились, и пригласил меня к себе. Я был поражен, когда увидел его рабочий стол, заваленный стихами, которые ему слали отовсюду – все же он был очень популярным композитором. И как он в этом потоке выудил мои опусы – непонятно. Повезло мне, что ли, не знаю. И вот Мигуля, отложив мои листки в сторону, говорит, что есть у него одна мелодия и хорошо бы, если бы я написал на нее стихи. На профессиональном жаргоне это называется «писать на рыбу». Это для меня была незнакомая работа, но я, конечно, не отказался – уж очень хотелось мне сочинить песню с известным композитором. Я и сочинил, только получилось забавно: Мигуле стихи понравились, но он написал на них другую музыку. Так родился первый в моей жизни шлягер, который назывался «Дни летят», исполнила его София Ротару – и через месяц песню запела вся страна. Но тут Мигуля обратил мое внимание, что его исходная мелодия осталась не у дел, и предложил написать на нее новые стихи. Что я и сделал, но Мигуле не понравилось то, что я сочинил, – и тогда я снова обратился за помощью к почте. Давид Тухманов, которому я отправил эти стихи, написал на них музыку. Так в моей жизни появилась песня «Старое зеркало», ее исполняли и Катя Семенова, и Ирина Аллегрова, а я получил за нее первый свой диплом на телефестивале «Песня года». Это был 1986 год. Всего этих дипломов у меня 19 штук. А в 2004 и в 2012 годах мне был дважды вручен «Памятный приз им. Р. Рождественского за вклад в развитие отечественной эстрадной песни».

Особенно мне приятно, что некоторые песни, соавтором которых я являюсь, стали визитными карточками для многих артистов, исполнивших их: для Вячеслава Добрынина это «Не сыпь мне соль на рану», для Тамары Гвердцители – «Мамины глаза», для Игоря Саруханова – «Дорогие мои старики», для Ирины Аллегровой – «Все мы, бабы, стервы», для Алексея Глызина – «Зимний сад» и «Ты не ангел», для Ирины Понаровской – «Ты мой бог», для Ярослава Евдокимова – «Колодец», этой песней он начинает и заканчивает концерт уже больше двадцати пяти лет. А под песню «Все цветы» Николай Басков обходит зрительный зал и собирает урожай букетов. Другим артистам уже не остается.

Я благодарен всем артистам, давшим жизнь моим песням, и считаю их полноправными соучастниками успеха этих произведений. Я глубоко убежден, что кроме композитора и поэта певец является полноценным «родителем» песни, потому что исполнением можно подарить песне крылья, а можно и приземлить ее, чему есть немало примеров. Так, Алла Пугачева, мало того что замечательно спела песню «Одуванчик» на мои стихи, так она еще и придумала очень глубокий видеоряд, повернувший произведение совсем другой гранью. У меня облетающий одуванчик был символом любви, не выдержавшей порывов жизненных ветров, а Алла Борисовна показала на экране призывников, которых стригут «под ноль», привнеся в песню такую пронзительную интонацию, которую я как автор и не закладывал в нее.

Я с удовольствием вспомню эти и многие другие песни, а также артистов, которые дали моим стихам жизнь, – им я их и посвящаю.

Все на свете музыка

 
                 Сколько музыки вокруг:
                 Музыка дождей и вьюг,
                 Музыка цветов и птиц,
                 Музыка любимых лиц.
 
 
                 Из далекой тишины
                 Песни мамины слышны…
                 Музыка со мной всегда,
                 С ней и радость и беда.
 
 
Потому что все на свете – музыка, музыка, музыка!
Пробуждает на рассвете музыка и кружится
                                                          над землей.
Потому что все на свете – музыка, музыка, музыка!
Потому что все мы дети музыки —
                                             ты в себе ее открой!
 
 
                 Нас уносят из гнезда
                 Корабли и поезда —
                 Но слышна в любой дали
                 Музыка родной земли.
 
 
                 Если в комнате темно,
                 Распахни скорей окно:
                 Музыка приносит свет,
                 Тишины на свете – нет.
 

Дни летят

Софии Ротару

 
В юности кажется: жизнь бесконечной
Будет всегда —
Можно мгновения тратить беспечно,
Дни и года.
 
 
Но незаметно полжизни проходит —
Не возвратить…
И невозможно ушедшие годы
Снова прожить.
 
 
         Дни летят,
         За рассветом – закат,
         За годами – года,
         Дни летят…
         Не забудь,
         Что ни дня не вернуть,
         Не вернуть никогда —
         Не забудь.
 
 
Пусть нам достались несхожие судьбы,
Нужно суметь
Выбрать дорогу и тех, кого любим,
Счастьем согреть.
 
 
Нужно спешить, нужно жизни навстречу
Сердце открыть —
Жизнь так прекрасна и так быстротечна —
Нужно спешить.
 

Не сыпь мне соль на рану

Вячеславу Добрынину

 
Ну почему меня не лечит время?
Ведь столько дней прошло с той черной ночи,
Когда, захлопнув дверь, ушла ты в темень,
А рана заживать никак не хочет.
 
 
Зачем звонишь, когда почти уснули
Воспоминанья о минувшей боли?
Мы календарь с тобой перевернули —
Так дай мне право жить своей судьбою.
 
 
         Не сыпь мне соль на рану,
         Не говори навзрыд,
         Не сыпь мне соль на рану —
         Она еще болит…
 
 
Когда-нибудь еще раз позвонишь ты,
И я, чтоб мы с тобою стали квиты,
Тебе отвечу: «Знаешь, третий лишний…»,
Быть может, полоснув по ране бритвой.
 

Зимний сад

Алексею Глызину

 
Которую неделю
Метут метели —
Не видно неба над землей…
И вот в такую вьюгу
Столкнулись мы друг с другом
В саду, где встретились весной.
 
 
Наверное, случайно,
Мы друг от друга втайне
Вернулись оба в этот сад —
Расстались мы однажды,
И нам уже не важно,
Кто прав из нас, кто виноват.
 
 
Зимний сад, зимний сад
Белым пламенем объят —
Ему теперь не до весны.
Зимний сад, зимний сад —
Белым сном деревья спят,
Но им, как нам, цветные снятся сны.
 
 
Наверно, мы напрасно
В былой вернулись праздник,
Когда такие холода —
И, как другим прохожим,
Нам холодно, но все же
Зачем-то мы пришли сюда…