Текст книги "Нарушай правила"

Глава 39
Дерек

ЭШТИН ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕТ, что со мной делает. Когда я открыл глаза и под дождем увидел ее перед собой, то подумал, что мне это снится. Теперь она лежит рядом, прижавшись всем телом, и я беззащитен. Я хочу ее. Хочу рассказать ей о своем прошлом, о том, что футбол был всей моей жизнью. Он определял, кто я и кем я собирался стать. Я хочу сделать эту ночь бесконечной. Но не могу.

Будь все проклято, я знаю, что зашел слишком далеко. Следует убежать от всего этого, от нее, но не получится. Нас так мощно влечет друг к другу, что с этим приходится считаться. Она проводит пальцем по моему подбородку, губам и смотрит так, будто я – ответ всему. Но это не так, и мне не следует притворяться.

– Прекрати все это анализировать, – говорит она.

– Не могу. – Между нами столько несказанного.

– Я знаю, сколько боли у тебя внутри, – говорит она. – Вижу ее в твоем лице, глазах. – Она кладет ладонь туда, где сердце. – Вот сейчас, Дерек, я вижу тебя настоящего. Того, кого ты пытаешься прятать.

Она и половины не знает. Смысл ее слов доходит до меня. Я никогда не чувствовал то, что чувствую сейчас, но, по правде сказать, я никогда не был с девушкой, похожей на Эштин. Я целую ее, и мягкие полные губы пускают по всему телу электрические молнии. Она обхватывает меня ногой, и я кончиками пальцев провожу по ее бедру. Урча от моего прикосновения, она выгибается и прижимается ко мне, и я чувствую, что теряю голову.

– Мне с тобой удивительно хорошо, – задыхаясь, шепчет она. Слова проникают мне в сердце.

Черт, все идет не так. Я должен контролировать свои чувства и иметь дело только с теми девчонками, кому лишь надо хорошо провести время, а не с теми, кто изо всех сил хочет превратить все это в нечто большее. Но ведь она не просит отношений навсегда и не просит меня снова играть в футбол – эти две вещи я никогда не смогу пообещать. Она просит быть с ней сегодня, и больше ничего. Мне нужно просто принять ее предложение. Взяв ее за запястье, я подношу его к губам и нежно целую, чувствую, как под теплой нежной кожей стучит пульс.

Я провожу по всем линиям ее тела сначала пальцами, потом языком. Ее сердце бешено колотится, как и мое, она стонет и настойчиво привлекает меня к себе. Эштин удивительная, привлекательная и сексуальная. Я ласкаю ее пальцами и целую ее губы, и она двигается с такт моим движениям. Кладу ее ладонь на себя, и это вызывает новый виток удовольствия. Теперь моя очередь стонать. Сейчас я просто взорвусь.

– Ты готов к этому? – спрашивает она.

– Да, черт возьми. А ты?

Она кивает.

– Да-а.

Я приказываю себе успокоиться. Это просто секс с девушкой. Никаких обязательств или ожиданий, помимо сегодняшней ночи, так почему же мой организм реагирует так, будто это навсегда изменит курс моей жизни? Безумие какое-то. Сегодня мы повеселимся, а завтра каждый пойдет своей дорогой. Наклонившись, она нежно меня целует, ее волосы ниспадают вокруг нас, как занавес. Дождь стучит по палатке, вдали отрывисто гремит гром.

– Мы на самом деле это сделаем, – шепчет она в мои губы. Что-то подозрительно похожее на каплю чая падает на мою щеку. Темно и плохо видно, но осязание у меня сейчас обострено до предела.

– Ты что, плачешь? – спрашиваю я.

Она молчит. Я провожу большим пальцем по ее щеке. Там слезы. Черт. Я так не могу.

– Эштин, ничего не получится. – Я сажусь и раздраженно провожу рукой по волосам. Какой же я идиот, если думал, что мы сойдемся на одну ночь и к утру все позабудем. Она может притворяться легкомысленной девчонкой, но это не так.

– В январе я планирую уехать и, когда вернется отец, перебраться в Калифорнию. Я не могу… Не могу быть тем парнем, которого ты хочешь из меня сделать.

Она молчит.

– Эштин, скажи что-нибудь.

– Я ничего не хочу говорить. Просто оставь меня в покое. – Она садится и лезет в сумку за сухой одеждой.

– Прости, – тупо говорю я.

Черт. Я хочу сказать больше, но что скажешь? Что всегда буду ей опорой? Что ей на меня всегда можно рассчитывать? Это вранье, пустые слова, и она все это уже слышала.

Повернувшись спиной, она одевается.

– Спи, Дерек.

Я ложусь и вздыхаю. Когда лучи солнца проникают в палатку, Эштин крепко спит, все еще ко мне спиной.

Глава 40
Эштин

ПРОСНУВШИСЬ, Я ВИЖУ, что Дерек, кажется, глаз не сомкнул. Волосы всклокочены, сидит и трет глаза. От ночи осталось странное чувство, ощущение неловкости. Я испытала все оттенки чувств, но к концу мне стало грустно, что он даже на одну ночь не смог сделать вид, что любит меня.

– Привет, – по-утреннему хрипло говорит он.

– Привет. – Я сдерживаюсь, чтобы эмоции не захлестнули и не выдали меня. Не давая ему ничего сказать, поднимаю ладонь.

– Не спрашивай меня, хочу ли поговорить о вчерашнем, потому что ответ «нет». Я никогда на захочу об этом говорить, так что, пожалуйста, держи при себе то, что собирался сказать.

Кивнув, он выходит из палатки. Ночью я столько раз хотела сказать ему о своих чувствах. Слова чуть не слетели с губ на улице под дождем, а потом в палатке. Расплакалась я потому, что знала: если сказать правду, он как можно быстрее убежит от меня и физически, и эмоционально.

Он хотел секса без последствий и без обязательств, и я на это шла. Но, наверное, глубоко внутри я ожидала, что под воздействием сильных эмоций он признается мне в любви. Какая дура! Это я оказалась под воздействием сильных эмоций и не смогла сдержать слез.

Ночью мои глупые фантазии раздавило колесо реальности, вот и все. Прижав колени к груди, я приказываю себе не плакать, надеясь, что со временем боль в сердце утихнет. Собрав свои вещи, иду умываться. Мне тяжело дается высоко поднятая голова и контроль над эмоциями, и я надеваю темные очки. Дере-ка нигде не видно. Когда возвращаюсь, то вижу, что Дерек уже загрузил все в машину и сидит на водительском сиденье.

Проезжая мимо Сильвии и Ирвина, которые сидят за раскладным столиком и играют в карты, мы не говорим друг другу ни слова. Я машу им рукой, они машут в ответ. Пара, которая вопреки всему столько лет вместе, вызывает у меня противоречивые эмоции. Мои родители не смогли, сестра с Ником не смогли… Мы с Дереком даже одну ночь не продержались.

Я еду, отвернувшись к окну, пока Дерек, остановившись у придорожного кафе, спрашивает, что я буду на завтрак.

– Я ничего не хочу, – отвечаю я, не поворачиваясь.

– Тебе надо поесть.

– Я не голодна, – подняв очки, говорю я.

Он заказывает два стакана апельсинового сока и два бублика с яйцом, после чего заезжает на парковку.

– Вот, – говорит он, кладя мне на колени завернутый бублик. – Ешь.

Швырнув сверток обратно ему, я выхожу из машины.

– Эштин! – зовет Дерек.

Я бреду по улице и не обращаю внимания.

– Эштин!

Он меня догоняет. Даже темные очки не закрывают струящихся по моим щекам слез.

– Что я должен сказать? – Он преграждает мне дорогу. С напряженным, растерянным лицом проводит пальцами по волосам. – Извини, что нас влечет друг к другу и это влечение никак не проходит. Извини, что тебе нужен тот, кто останется с тобой, когда других уже рядом нет. Извини, что не смог провести с тобой одну ночь, видя твои слезы по этому поводу. Извини, что я не тот парень, которого ты хочешь из меня сделать.

– Не нужны мне твои извинения! – Я вытираю слезы. Мне нужны твои слова, что я что то для тебя значу. Но я не могу этого произнести. Трусиха – боюсь его реакции, если скажу о своих настоящих чувствах. – И бублик в качестве утешительного приза тоже не нужен.

– Эштин, никакой это не утешительный приз, – засунув руки в карманы, возражает он. – Это завтрак. Я пытался сделать так, чтобы все пришло в норму.

– В норму? Дерек, в моей жизни нет ничего нормального. Но если хочешь, я буду притворяться. У меня хорошо получается. – Я прижимаю руки к груди. – Большое спасибо за бублик, – говорю я неестественно слащавым голосом. – Сейчас пойду им давиться, чтобы создать у тебя ощущение, что все пришло в норму.

Развернувшись, иду обратно к машине. Идти мне больше некуда и скрыться нельзя, так что придется смириться с тем, что нам с Дереком быть вместе, пока не доберемся до Техаса. В напряженной тишине мы едим, и когда с моим бубликом покончено, я показываю Дереку пустую обертку.

– Доволен?

– Не надейся, – упрямо отвечает Дерек.

Я замечаю, что мне нужно потренироваться, и он отвозит меня на поле. Я делаю растяжку и отрабатываю удары, а Дерек, облокотившись на машину, шлет эсэмэски. Даже не предлагает помочь собрать мячи. Время от времени он поднимает глаза в мою сторону, но в основном ему наплевать на футбол и на меня. Так и торчит в телефоне, пока я не сообщаю, что готова продолжать путь.

Часть дороги, что я за рулем, Дерек спит. Когда мы меняемся, я, прижавшись головой к стеклу, тоже засыпаю.

– Эштин, – сквозь сон слышу низкий голос Де-река. – Приехали.

Открываю глаза, но после сна все как в тумане. Де-рек снова трясет меня за плечо. Пару раз моргнув, я наконец фокусирую взгляд на Дереке – он смотрит на меня сверху вниз удивительными голубыми глазами, которых не заслуживает. Нечестно, что ему даны эти глаза – они смущают девушек, смущают меня.

Мы подъезжаем к главному входу в «Элит», и мое сердце начинает биться быстрее. Вот оно – все, чего я так ждала. Здесь будут работать агенты, которые передадут тренерам информацию, кто здесь, по их мнению, лучший и кого стоит взять. Осмотревшись, я понимаю, что, кроме меня, девушек здесь нет. Толпа родителей и подростков рассредоточилась по лужайке. Одни стоят в очереди на регистрацию, другие смеются и шутят, будто давно друг друга знают.

Дерек надевает бейсболку и темные очки. Он напоминает кинозвезду, которая не желает быть узнанной, и помогает выгрузить багаж.

– Ты справишься?

– Да, я справлюсь, – говорю я, не глядя ему в глаза.

– Послушай, я бы остался, пока ты не устроишься, но… – Он бросает взгляд на бесцельно слоняющихся игроков и надвигает бейсболку пониже. – Надо ехать к бабушке, посмотреть, что с ней.

– Конечно. – Я беру у него сумки. – Ну, тогда увидимся через неделю.

– Ну вроде того. – Он вздыхает.

От меня не укрывается тот факт, что с ночи в палатке он ко мне не притронулся. Мы не ругаемся, как обычно, и вовсе не общаемся. Мы просто… сосуществуем. Он еле заметно улыбается.

– Счастливо, Дерек.

– Счастливо. – Я собираюсь отойти, но он берет меня за локоть, и я задерживаюсь.

– Желаю тебе хорошо провести время. Задай жару, покажи им всем, на что ты способна. Ты знаешь, у тебя получится.

– Спасибо.

– Слушай, Эштин, я не знаю, что сказать. Вчера ночью…

Не желая больше слушать, как он извиняется, я останавливаю его.

– Все в порядке. Иди.

Он медленно опускает голову. Когда он садится в машину, мне хочется позвать его назад, сказать, что хочу наладить наши отношения, но я этого не делаю. Не могу. Я просила полюбить меня на одну ночь, а он не смог. Машина Дерека постепенно удаляется и, завернув за угол, исчезает из виду. Хочешь не хочешь, теперь я одна.

Расправив плечи, встаю в конец очереди на регистрацию. Среди игроков и родителей есть такие, кто провожает меня взглядом. Девчонка и мальчишеский спорт – хотя у нас в команде уже привыкли к игроку женского рода, некоторые ребята из других команд считают, что девчонкам не положено играть в футбол. Считают нас слишком хрупкими. Надо высоко держать голову и действовать так, будто мне здесь место не меньше, чем им.

В мозгу крутятся слова Дерека: «У тебя получится». Несколько ребят впереди меня толкают друг друга в бок, чтобы поглазели на единственную в очереди девчонку.

– Эй, лагерь чирлидинга дальше. Ты, видно, заблудилась, – обернувшись ко мне, говорит один из них.

Остальные хохочут.

– Я-то в нужном месте. – Поправив на плече сумку, я выгибаю бровь. – А вот ты уверен, что попал куда надо?

– Бэби, я уверен.

Я уже собираюсь что-то ответить, как парень за регистрационным столиком кричит: «Следующий!» и машет мне подойти.

– Имя?

– Эштин Паркер, – откашлявшись, говорю я.

Парень меряет меня взглядом:

– Ты девочка.

– Ну да. – Какой-то вундеркинд, честное слово. Он протягивает мне новый рюкзак, бутылку для воды и папку – все это с логотипом «Элит».

– Здесь расписание на неделю и ключ от комнаты. Форму будут выдавать завтра перед тренировкой. Не забудь постоянно носить именной бейджик, – говорит он, приляпывая наклейку с именем мне на футболку. Получается у него неуклюже, и наклейка оказывается где-то возле шеи, потому что ему, как и всем остальным, безусловно, неудобно прикреплять ее в районе груди. – Кафетерий на втором этаже общежития, прямо рядом с холлом.

– О’кей.

Я отхожу, но меня подзывает один из тренеров.

– Эштин, добро пожаловать в «Элит», – говорит он. – Моя фамилия Беннетт, тренер по спецкомандам. Буду с тобой работать всю неделю.

– Я очень рада, что попала сюда, тренер. Спасибо вам за такую возможность, – пожав ему руку, говорю я.

– Если еще не знаешь, ты единственная женщина в программе. Так как женских душевых у нас нет, для остальных игроков душевые будут закрыты с пяти до пяти сорока пяти утра и с семи до семи сорока пяти вечера, чтобы обеспечить тебе приватность.

– Поняла.

– И еще, – добавляет он. – Мы против сексуальных домогательств в любой форме. Если станешь объектом домогательств, сообщи мне или кому-то еще из работников. Вместе с тем, надеюсь, ты необидчива. Мальчишки есть мальчишки. Не спеши с выводами, если понимаешь, о чем я.

Выслушав беседу о домогательствах, я направляюсь в общежитие: моя комната в конце коридора. У всех соседи, только я в комнате одна. Бросив сумки на пол, сажусь на край кровати. Есть небольшой стенной шкаф, окно, односпальная кровать и письменный стол. Довольно примитивно, но чисто и без пауков. А также без Дерека. Я уже привыкла к его голосу и к тому, что он рядом. Даже сейчас мне его не хватает.

Разложить вещи мне удается очень быстро. Будь я другим человеком, сидела бы в комнате и пряталась до завтра, когда официально начинаются занятия. Я же, наоборот, направляюсь в холл, чтобы познакомиться с ребятами, – мне с ними целую неделю играть. На одном из диванов в обществе нескольких парней замечаю Лэндона. У меня никаких эмоций, лишь желание продемонстрировать здесь ему и всем остальным, что я конкурентоспособна и приехала это доказать.

Ни в коем случае нельзя дать Лэндону подумать, что я напугана. Я капитан команды, которая осталась дома, но я их здесь представляю. Речь идет не обо мне одной.

– Привет, Лэндон, – встав перед ним, говорю я. Взглянув на меня, он невнятно бурчит что-то вроде приветствия и принимается снова болтать с ребятами, так и не представив им меня. Ясное дело, не хочет, чтобы я сидела с ним, и я нахожу свободный стул в другом конце холла. Делаю попытки заговорить с сидящими вокруг меня ребятами. Коротко ответив, они отходят, будто я заразная или что-то в этом роде.

Уже по дороге к себе я через открытую дверь случайно слышу голоса каких-то ребят. Если бы это была моя команда, я бы сидела с ними. Здесь я чужая на чужой территории. Робость не прокатит – в одиночку мне на поле завтра будет нелегко. Выпрямившись, я уже хочу войти к ним в комнату и представиться.

– Видел утром ту телку в очереди? – вдруг говорит один из парней.

Другой издает короткий смешок.

– Тот чувак, Макнайт, говорит, что ее взяли в программу, чтобы обозначить присутствие участников женского пола. А сама девица питает иллюзии, что ей и в самом деле здесь место.

– Хоть бы с ней в команду не попасть, – замечает кто-то.

Все остальные соглашаются, и у меня вдруг пропадает всякая охота с ними знакомиться. Я торопливо возвращаюсь к себе и бросаюсь на кровать. Обычно я готова поспорить с ребятами, чтобы показать, что меня не пугает их нежелание играть с девчонкой. Но сейчас мне не хочется ничего доказывать, я совершенно подавлена. Впервые с тех пор, как меня выбрали капитаном, я себя им не ощущаю.

Глава 41
Дерек

КОГДА Я ЧЕРЕЗ ИНТЕРКОМ объявляю о своем приезде, автоматические ворота на моих глазах медленно открываются. Кто-то другой при виде огромного бабушкиного поместья пришел бы в восторг, но я не большой любитель выпендрежа при помощи денег или положения. Бабушкин дом отличается и тем и другим.

Припарковав машину на кругу, я, задрав голову, смотрю на высокие колонны, обрамляющие огромную входную дверь. Я весь в поту, но это не из-за палящего утреннего солнца. Встреча с бабушкой на ее территории – что-то вроде матча на выбывание с незнакомой командой. К такому матчу особо не подготовишься, вот и психуешь всю игру. Мужчина в черном костюме и с суровым выражением лица ждет меня у входа.

– Вы из контрразведки? – чтобы разрядить обстановку, спрашиваю я.

Он и ухом не ведет.

– Следуйте за мной.

Меня ведут в дом. Высокие потолки и широкие коридоры напоминают роскошные домищи, которые показывают по телику. Лестница из полированного металла, мебель чересчур мягкая и, скорее всего, чересчур дорогая. Чувак в костюме останавливается перед комнатой, окнами выходящей на сад с бассейном. Здесь белая мебель с фиолетовыми подушками. Донельзя женственно и, честно говоря, с перебором. Интересно, Эштин бы понравилось или она предпочитает старенькую потертую мебель, как у нее дома?

Утром я хотел побыть с ней, пока она не устроится в общаге. Но потом увидел ребят, которые наверняка бы меня узнали. Хотел рассказать ей о своем прошлом, но только для чего? Легче было ничего не говорить и поскорее оттуда смыться, пока меня не засекли, – так я и сделал.

Стоя у окна и глядя на большой бассейн в саду, я жалею, что здесь со мной нет Эштин, но тут в комнату кто-то входит. Обернувшись, сразу узнаю свою бабушку. На ней ослепительно белый костюм, волосы уложены в пышную прическу, слишком много косметики. Я ошарашен ее загаром, будто она только что с курорта, а не из больницы. С высоко поднятой головой, раскинув руки, как королева перед придворными, она подходит ко мне.

– Ну поздоровайся же с бабушкой!

– Здравствуй, бабушка, – с серьезной миной говорю я. Даже не пытаюсь скрыть, что не особо ее жалую, но мне удается выстоять и не дрогнуть, когда она подходит вплотную и чмокает воздух около моей щеки.

Не отпуская меня, она отстраняется. Меня оценивают, как племенного быка, – жалко, в рот не заглянула, чтобы обследовать зубы.

– Тебе нужно постричься. И новую одежду. А так ты похож на голодранца в этих рваных джинсах и футболке – по мне, так ею пол мыть, а не на себя надевать.

– К счастью, это моя одежда, а не твоя.

Она фыркает. В комнате появляется женщина в форме горничной, которая вносит серебряный поднос с мини-сэндвичами и чаем. Когда она выходит, бабушка указывает мне на плетеный диванчик.

– Садись и перекуси.

Я продолжаю стоять.

– Послушай, не хочу констатировать факт, но по тебе не скажешь, что ты на смертном одре. Ты писала, что умираешь.

Присев на краешек стула, она медленно наливает чай в вычурную чашку.

– Господь с тобой. Я не писала буквально, что умираю.

– Ты писала, что ходишь на процедуры. У тебя рак?

– Нет. Сядь. Чай остынет.

– Диабет?

– Нет. Сэндвичи с сыром из Южной Франции. Попробуй.

– Болезнь Паркинсона? Лу Герига? Инсульт?

Рукой она отмахивается от перечисленных мной недугов.

– Если хочешь знать, я была на отдыхе.

– На отдыхе? Ты писала, что тебе поставили диагноз. Что увидеть меня – твое предсмертное желание.

– Дерек, все мы умираем. Приближаемся к смерти каждый день. А теперь сядь, пока у меня давление не поднялось.

– У тебя неполадки с давлением?

– Сейчас по твоей милости начнутся.

Я не двигаюсь, и она тяжело вздыхает.

– Если так уж хочешь знать, у меня была небольшая процедура. Для поправки здоровья я до двадцатого была на минеральных источниках в Аризоне.

Процедура? Я попал в ловушку, меня обманом вынудили сюда приехать. По мере того, как она выдает фрагменты информации, меня внезапно осеняет. Какой же я дурак!

– Ты сделала пластическую операцию.

– Мне больше нравится выражение «пройти сервисное обслуживание». Тебе оно должно быть знакомо – твой отец постоянно сам возился со своими автомобилями, вместо того чтобы доверить их профессионалу.

– Если это был выпад, то ты промахнулась.

– Ну что ж… – В бабушкином взгляде ни грамма стыда. – Я вот к чему веду: тяжело видеть, как сама стареешь. Ты мой внук, другой семьи не осталось. Уже десять лет, как вдова, и твоей мамы тоже нет. Ты последний из Уортингтонов.

– Не Уортингтон я, а Фицпатрик.

– Ну, это как раз печально.

На самом деле она так привыкла вести себя как техасская царственная особа, что вряд ли понимает, как бесцеремонно звучат ее слова.

– Не думаю, что папа с тобой согласится.

Она откашливается так, будто что-то в горле застряло.

– И как этот военный человек поживает?

– Он во флоте.

– Без разницы.

– Уверен, он прислал бы тебе привет, но ему еще пять месяцев на подводной лодке служить.

– Что ж он свою новобрачную сразу после свадьбы покинул? Жаль, – говорит она без выражения. – Дерек, сядь. Ты действуешь мне на нервы. Уже достаточно того, что ты отказываешься обналичивать вознаграждение своего траст-фонда, и мне приходится посылать наличные деньги.

– Я не просил ни траст-фонда, ни вознаграждения. Бабка с дедом открыли его, когда я родился. Думаю, хотели таким способом заманить меня в Техас в надежде, что буду когда-нибудь работать в «Уортингтон индастриз».

– Кстати, дом престарелых в Саннисайд сердечно благодарит тебя за щедрый дар.

Бабушка вздыхает.

– Уже получила благодарственную открытку. Я и так жертвователь многих благотворительных обществ. Дерек, эти деньги для тебя. Хотя ты и одеваешься, как голодранец, но жить ты так не будешь. А теперь садись и ешь.

– Я не голоден. Слушай, бабушка, в письме было, что ты хочешь сообщить мне что-то важное. Давай уже, колись – и дело с концом, потому что, если по правде, эта фигня – сближение бабушки с внуком – на меня что-то не очень действует.

– Хочешь услышать правду?

Ну наконец-то. Подняв руки, я жестом приглашаю ее говорить быстрее. Сейчас умотаю отсюда подальше и сниму гостиницу на неделю.

– Я хочу, чтобы ты переехал ко мне. – Она не моргает, на лице ни тени улыбки. По-моему, это всерьез. Может, она и не больна смертельно, но крыша все-таки едет.

– Этого не будет. Зря время теряешь.

– У меня неделя, чтобы тебя переубедить. – Она демонстративно делает глоток чая и ставит чашку на стол. – Дерек, ты дашь мне неделю, не так ли?

– Назови хотя бы одну причину, почему я не могу уйти прямо сейчас.

– Потому что твоя мама хотела бы, чтобы ты остался.