Текст книги "Новогодние истории"

Лиля Подгайская
Сюрприз новогодней ночи

1

Предновогодний вечер оказался грустным и откровенно мрачным. Такого никогда еще не было в жизни Вероники. В прошлом году, помнится, она тоже грустила под Новый год, потому что они с Андрюшей поссорились накануне и он грозился провести праздничную ночь дома, с маменькой. Однако все же пришел к ней. Она, конечно, ждала. Накрыла стол, зажгла лампочки на елке. Но сама была зареванная, с опухшими глазами, хоть и постаралась скрыть следы проведенной в слезах ночи, применив все известные ей ухищрения. Но все-таки она ждала его. И он пришел. Позвонил в дверь буквально за пятнадцать минут до заветной полуночи. Улыбнулся как ни в чем не бывало, чмокнул ее в щеку и протянул незатейливый новогодний подарок – щедрым он не был никогда.

Но все это было в прошлом году. Тогда она еще имела надежду. Сегодня надеяться было не на что. Уже ровно неделя прошла с того дня, когда Андрюша поставил точку в их отношениях. Он пришел тогда очень серьезный и даже какой-то торжественный. Целовать ее не стал.

– Нам надо поговорить, Ника, – сказал чуть хрипловатым голосом.

Потом уселся за стол, а не на диван, как обычно, вроде бы отгородившись от нее гладкой деревянной поверхностью, и выложил свою точку зрения на их отношения, длящиеся уже около двух лет. А вернее, как поняла Вероника, это было изложение точки зрения его маменьки, Натальи Сергеевны. Ее Вероника ни разу не видела, но очень хорошо представляла себе со слов сыночка. Красивая, ухоженная, властная женщина, твердо держащая в руках свое повзрослевшее чадо.

– Наши отношения были хороши, Ника, – продолжил Андрюша окрепшим голосом (видно, вспомнил наставления матушки), – но они себя исчерпали.

Он перевел дух, высказав главное.

– Годы-то идут, – продолжил он, завершая мысль, – я подхожу к тридцатилетию, и мне пора уже остепениться. Пришло время подумать о женитьбе, а это серьезный шаг.

Вот это оказалось самым обидным из всего, что довелось услышать Веронике. Она, значит, и рассматриваться не может как претендентка на роль жены. Спать с ней, выходит, можно, и нежиться в ее заботливых объятиях тоже. А жениться нет? Она для этого нехороша? Ну конечно. Кто она для его матери? Никто. Обыкновенная молодая женщина со средним образованием, скромными доходами и однокомнатной квартирой в спальном районе. К тому же далеко не красавица, как каждый день напоминает ей зеркало, когда она дает себе труд заглянуть в него, уходя из дома. Хотя некоторые находят ее очень милой. Но его маменьке, как видно, нужна принцесса для сыночка, уж никак не меньше. А как же! Несмотря на то что, если говорить по правде, он и ее-то, Вероники, не заслуживает по своим мужским достоинствам. Что уж говорить о принцессе.

И молодая женщина сама себе удивилась, когда, услышав эти слова, вдруг ощутила высоко поднявшуюся внутри волну гнева. Это взыграла ее женская гордость, которую она вот уже скоро как два года сдерживала, убеждая и уговаривая себя – ну не быть же ей одной, а Андрюша такой милый, безобидный, хоть и маменькин сынок.

Она гордо подняла голову, сверкнула гневным взглядом и жестом королевы указала ему на дверь.

– Вон из моего дома, ничтожество, – жестко произнесла самой себе незнакомым голосом, – и забудь сюда дорогу навсегда.

Андрюша опешил в первый миг, но потом в его глазах появилось послушное выражение – к таким командам он, надо думать, привык, как хорошо выдрессированный пес. Поспешно встал, оделся и ушел, тихо закрыв за собой дверь. Она даже не вышла его проводить. А потом вдруг горько разрыдалась, заревела белугой, оплакивая свою несчастливую, такую нескладную жизнь.

2

Сколько Вероника помнила себя, столько она жила в этой квартире. Хотя родилась, говорила мать, не здесь. Но выяснить подробности своего раннего детства, не сохранившиеся в памяти, девушка так и не смогла. Мать на такие вопросы не отвечала, а иногда и прикрикивала на излишне любопытную девочку. Особенно ласковой с дочерью она не была никогда.

Из всего этого Вероника сделала вполне правдоподобный вывод, что в этом самом раннем периоде ее детства скрыта какая-то тайна. Тем более что жили родители, что называется, как кошка с собакой. Ссоры, крики и даже драки были в семье явлением обычным. В небольшой однокомнатной квартире все это, естественно, происходило на глазах у ребенка. Вероника страшно пугалась каждый раз, когда начиналась ссора. Тогда она забивалась куда-нибудь в укромный уголок, крепко зажмуривала глаза, закрывала руками уши и сжималась в комочек. И сидела там до тех пор, пока кто-нибудь из родителей не вытаскивал ее из укрытия, как котенка. Однако реакция в край перепуганной девочки не останавливала взрывоопасных супругов, в любую минуту готовых к новой схватке.

Когда Вероника подросла, она стала думать, что эти бурные сцены доставляют родителям удовольствие, причем обоим. Это все-таки было проявление эмоций, а других между ними дочь не замечала. Никаких улыбок, никаких ласковых слов – никогда. Было удивительно, как они до сих пор не разбежались в разные стороны. Но их развела смерть.

Отец умер, когда Вероника была в седьмом классе. Во время очередного скандала в семье он замахнулся, чтобы ударить жену, да так и осел на пол с поднятой рукой. «Скорая» приехала быстро и увезла его в больницу. Домой он больше не вернулся, скончался на больничной койке.

Мать была сама не своя от горя. Она так надрывно рыдала, когда мужа увезли в больницу, что у девочки сжималось сердце. А на кладбище на нее вообще невозможно было смотреть – она кидалась на гроб, громко стенала и выражала желание тоже умереть и быть похороненной вместе с ним.

Вероника долго не могла понять, что же происходило на самом деле. Мать после похорон притихла. Она стала совсем неразговорчивой и частенько замирала с остановившимся, направленным в никуда взглядом. И казалось, что находится она сейчас не здесь, а совсем в другом месте, скорее всего в своем прошлом. И однажды девочка задала-таки вопрос, который так долго не давал ей покоя. Мать посмотрела на нее каким-то странным взглядом, которого Вероника не поняла, отвернулась. Потом заговорила.

– Тебе этого не понять. И не дай тебе бог когда-нибудь испытать такую любовь, обжигающую как пламя, острую как нож и мрачную, как сама преисподняя. – Голос матери звучал глухо, словно из подземелья.

Вероника ничего не поняла, но спрашивать больше не решилась. Ей представлялось, что любовь – это светлое и радостное чувство, а оказывается… И она стала бояться любви – пример перед глазами был слишком ярким и впечатляющим.

Красавицей девушка не выросла, так себе, что-то серенькое и не слишком заметное. Хотя вроде бы все на месте и само по себе неплохо выглядит, а общее впечатление никакое. Среди ребят не нашлось того, кто стал бы говорить ей о любви. А и найдись такой, она бы бежала от него без оглядки.

Но время шло. Умерла мать, и Вероника осталась совсем одна. Стало тоскливо и даже временами страшно. И когда не очень-то видный из себя парень из находящегося неподалеку общежития проявил к ней интерес, девушка решилась пойти ему навстречу. Однако ничего хорошего из этого не вышло. Паша был неласков, порой даже груб, хотя в интимной жизни довольно силен, и очень скоро Вероника поняла, что интересует его не столько она сама, сколько квартира в городе. Отделалась от бойфренда не так уж легко. И года полтора выдыхала свой неудачный первый опыт. А потом встретила Андрюшу.

Он был такой милый, такой спокойный, ласковый, как котенок. И ей после всех бурь семейной жизни родителей, которые забыть было не так-то просто, казался чуть ли не идеалом. Каков он на самом деле, что представляет из себя как мужчина и человек, об этом она даже и не задумывалась. Ждала его, тихо радовалась его приходу, а когда уходил, не слишком-то и скучала. Знала: придет опять. Ему здесь тоже было хорошо и спокойно, видимо, он испытывал потребность время от времени отдохнуть от своей слишком авторитарной маменьки. Однако слушался ее всегда беспрекословно, просто сбегал иногда, вот и все. Так и шло время. Андрюша иногда пропадал на две-три недели, потом снова появлялся. А она жила как будто во сне. Или под водой, в тихом и мирном подводном царстве. И это ее устраивало. Но теперь вот он ушел совсем, и она ревет уже целую неделю. Хотя, по большому счету, сама не знает, почему ревет. Наверное, больше всего от обиды. Потому что за самим Андрюшей как-то не скучалось совсем. Нет его – и ладно, невелика потеря. Все равно он был в квартире явлением преходящим и скорее чем-то вроде говорящей мебели, чем живым человеком, от которого можно ожидать тепла и поддержки.

3

Утро следующего дня потребовало от нее, однако, каких-то действий. До Нового года остается всего ничего, а в квартире, что называется, конь не валялся, да и сама она похожа скорее на чучело, каким птиц в селе распугивают, чем на приличную девушку, каковой была по утверждению любимой подруги Тошки. Антонина, она же с самого детского садика Тошка, была подругой верной. Она поддерживала Веронику, как могла, и частенько ругала ее за Андрюшу.

– Он же не любит тебя, – говорила, – неужели не понимаешь? И ты его не любишь, а как кошка к нему ластишься. Бросит он тебя, помяни мое слово, бросит. И будешь тогда куковать совсем одна. Годы-то бегут, убегают, не догнать.

Сама Тошка нашла себе славного парня, и они любятся уже года три. Но со свадьбой все откладывают, ждут, когда ее Егор на квартиру заработает. К себе он ее взять не может, некуда, а к ней отказывается идти категорически. «Не по-мужски это, – говорит, – муж жену должен в свой собственный дом брать, не иначе». Таковы его убеждения, и Тошка к ним относится с уважением. Верит ему и ждет. А милый ее за любую работу хватается, где может подрабатывает и, кажется, уже близок к заветной цели. «Дай-то бог, чтобы у Тошки сложилось, как мечтается, – думала девушка, – не всем же быть такими неприкаянными, как я».

Вспомнив любимую подругу, Вероника оживилась. Вот где она встретит Новый год – у Тошки. Та обычно на все новогодние праздники к бабуле своей завеивается. Там вся семья собирается. И Егор туда всегда приезжает, его вся ее родня уже своим считает. Это совсем недалеко, хоть и за городом. С автобусами в новогоднюю ночь связываться – дело ненадежное, так она такси себе закажет, приедет как королева. Решено – должно быть сделано. И Вероника закрутилась как белочка, которая колесо вертит.

Перво-наперво в квартире порядок навела, затем себе вернула нормальный облик, хотя это было и нелегко. Потом решила сделать пирожки, которые Тошка очень любит, с курагой. Быстренько смоталась в магазин, купила что требуется и, закатав рукава, принялась за работу. Дело пошло хорошо, и Вероника совсем забыла о своих недавних горючих слезах, даже напевать стала себе под нос что-то новогоднее, радостное. «И чего я ревела белугой целую неделю, не пойму, – подумала, – ведь он мне никогда и радости особой не приносил, Андрюша. Привыкла просто. Права Тошка, дурища я. Жизнь надо по-другому строить». Но как ее строить по-другому, жизнь эту, было все равно непонятно. И Вероника задумалась.

Присела на диван, обвела взглядом свою комнату, такую привычную, родную. И поняла вдруг, что сама себя как бы в заключение поместила здесь, никуда не выпускала, свободы себе не давала. Сюда и Паша к ней приходил, а потом и Андрюша. Но все происходило тут. Действующие лица менялись, а декорации оставались неизменными. Ну и ну. Оказывается, детский страх перед родительскими побоищами крепко в ней засел и из лап своих не выпускал. И только теперь в голове прояснилось. А ей уже двадцать четыре скоро стукнет. Совсем старуха, можно сказать.

Сидела, думала, а потом посмотрела на часы и ахнула. Время-то, время. Пора уже и ехать. Тошку она специально не предупредила, сюрприз решила сделать. Подруга такому повороту событий будет рада. А еще больше обрадуется она тому просветлению, что внезапно наступило в голове девушки. В общем, вперед. И Вероника забегала по квартире, собирая себя, праздничный подарок, и на ходу вызвала такси. Боялась, что пролетит с заказом, новогодняя ночь все же. Но в этом ей повезло, и приветливая девушка на том конце провода заказ приняла. Из квартиры вылетела слегка взъерошенной, как воробей после драки, однако с твердым намерением изменить свою жизнь, ну прямо сегодня, сейчас.

А шалунья-судьба, будучи по случаю Нового года в игривом настроении, уже готовила ей сюрприз, да такой, что и во сне не мог присниться скромной девушке Веронике, не избалованной ни людьми, ни жизненными обстоятельствами.

4

Машина уже ждала ее у подъезда. Здоровенный верзила-водитель – Вероника даже опасливо на него покосилась – предупредительно вышел ей навстречу, поместил в багажник сумку и даже открыл пассажирскую дверь. «Ишь, вежливый какой, – подумала девушка, – однако очень уж большой, даже страшно». Но дальше этого предупредительность водителя не пошла. Он молча сел за руль и сосредоточился на дороге, время от времени бросая взгляды на часы. Видно, тоже спешил к праздничному столу. Такого, небось, дома красавица дожидается, стол накрыла, елочку зажгла. И вдруг поймала себя на остром чувстве зависти и даже непонятно откуда всколыхнувшейся в душе ревности к незнакомой женщине, которую он будет целовать и ласкать после того, как ее, Веронику, в село доставит.

Водитель молчал, она тоже. За окном сгустилась тьма, город с его огнями остался позади. В воздухе стали мелькать снежинки, вначале редкие, потом все гуще. Вероника смотрела в эту непроглядную ночь, стараясь увидеть хоть какой-нибудь огонек вдали, но ничего подобного вокруг не было. Казалось, что они с водителем остались совсем одни на земле, окруженные непроглядной тьмой и весело кружащимися снежинками.

Шло время. Машина плавно скользила по дороге. Вокруг тишина – никого. И по-прежнему непроглядная тьма, ни огонечка нигде. Только в голубоватом свете фар стелилась впереди дорога, да танцевали в ярком луче снежинки, которых становилось все больше. И вдруг…

Вероника вздрогнула, когда машина внезапно дернулась пару раз на ходу, мотор чихнул и смолк. Автомобиль встал как вкопанный.

– Ах ты елки-моталки, – раздался в наступившей тишине сердитый голос водителя, а дальше тихо что-то совсем неразборчивое.

– Что случилось? – У перепуганной Вероники широко открылись глаза, голос предательски дрогнул.

Водитель взглянул на нее свирепо, но, увидев, как она дрожит от страха, словно пойманный в силки заяц, смягчился.

– Двигатель заглох, – проговорил более спокойно, – говорил же я этому долбаному технику, что нужно…

Дальше последовал поток слов и выражений, из которых далекая от техники Вероника не поняла ровным счетом ничего. Водитель же вышел из машины, открыл капот, долго там копался в каких-то проводочках, пару раз попробовал завести мотор, но безуспешно. Машина явно не желала ехать дальше. Тогда он вытащил из кармана телефон, кому-то звонил, кого-то убеждал, с кем-то долго объяснялся. И устало опустил руки.

– Надо ждать, – сказал он и опять беззвучно выругался про себя, – прямо сейчас они не могут.

– А я теперь как же? – пискнула Вероника.

Водитель зло усмехнулся, бросив на нее исподлобья хмурый взгляд.

– Как и я, – проговорил сквозь зубы, – ждать помощи будем.

Он взглянул на часы, и лицо его стало еще мрачнее.

– До Нового года остается всего-то чуть больше часа, – пробурчал, – конечно, никто сейчас не приедет.

И замер на своем месте, сердито сопя.

– Но я же… – начала Вероника и осеклась, осознав весь ужас положения, в котором оказалась. Пустая дорога в чистом поле, вокруг закручивается метель, а она в неподвижно замершем автомобиле вдвоем с этим хмурым верзилой, который сам по себе пугает ее своей мужской мощью, исходящей от него волнами. И как будто нарочно, чтобы ей стало еще страшнее, он вышел из автомобиля, покопался в багажнике и вернулся с какой-то большущей железкой в руках. Положил ее под ноги.

– А это зачем? – спросила девушка и сама услышала, как дрожит ее голос.

– На всякий случай, – сердито пробормотал он. – Некоторых излишне резвых искателей приключений только монтировкой и можно успокоить.

Потом взглянул на нее внимательнее и неожиданно улыбнулся.

– Да не дрожите вы так, – проговорил успокаивающим тоном, – я никому не дам вас в обиду, не бойтесь. – И, не сводя с нее взгляда, добавил: – Но дверь со своей стороны на всякий случай заблокируйте.

Она не поняла. Тогда он перегнулся через нее, протянул руку и нажал какую-то кнопочку на двери. Ее обдало запахом мужчины. Настоящего мужчины, который способен защитить от любого зла и себя, и ее. Такой, наверное, и любит горячо, подумалось вдруг, не то что ее Андрюша. Впрочем, теперь уже не ее. И хорошо, что так. Сама себе удивилась, но вдруг обрадовалась, осознав свое освобождение от него. А она-то рыдала, дурочка.

И тут зазвонил телефон в кармане у водителя. Мужской голос в трубке звучал громко и возмущенно.

– Ты совсем офигел, Алекс, – грохотал он. – Мы тут ждем-ждем. И где ты шляешься, спрашивается? Мы…

– Погоди, не кипятись, Димон, – спокойно перебил его водитель, которого только что назвали Алексом. – Я тут застрял на дороге, за городом. Двигатель заглох.

– И что? – Димон явно еще не остыл.

– Эвакуатор ждать надо. А за окном новогодняя ночь, если не забыл. Так что раньше утра на помощь рассчитывать не приходится, сам понимаешь.

– Один застрял или вдвоем? – подозрительно поинтересовался голос.

– Вдвоем конечно, – как-то беспечно проговорил Алекс.

– Ну и как она? Хорошенькая хоть?

Алекс обернулся и окинул свою пассажирку совсем другим, откровенно мужским взглядом.

– Красивая, – хмыкнул. – И больше меня не дергайте. Все.

Потом снова взглянул на свою спутницу:

– Ну что ж, девушка, раз так вышло, давайте знакомиться. Я – Алекс, как вы, наверное, уже поняли. Этот бугай ревел, как дикий тур в разгар весны. А вы?

Веронике вдруг стало легко и весело. Еще никогда в жизни никто не называл ее красивой, а этот верзила, нет, Алекс…

– Я – Вероника, но друзья зовут меня просто Никой.

И тут как по заказу затрезвонил телефон у нее в сумочке.

– Ника, – затараторил в трубке Тошкин голос, – я тебе звоню-звоню на домашний, а ты не отвечаешь. Ты что, не дома?

– Нет, я еду к тебе, Тошка.

– Ой, как хорошо…

– Погоди радоваться, – перебила ее Вероника, – застряла я в такси на дороге, мотор заглох.

Подруга помолчала немного, осмысливая ситуацию. До Нового года остается пятнадцать минут. И что на это скажешь?

– А водитель хоть симпатичный? – осторожно поинтересовалась она.

– Очень, – почти пропела в ответ Вероника и отключилась.

Они остались вдвоем, отделенные от всего мира плотной пеленой снега и непроглядной тьмой. Это было приключение. Совершенно неожиданное, но очень волнующее приключение, первое в ее тихой и до зубовного скрежета размеренной жизни. Это был как бы порыв свежего ветра из новой жизни, которая открывалась перед ней. Она и страшила ее, и влекла к себе.

Вероника повернулась к водителю, который буквально окрылил ее, назвав красивой, сверкнула озорным взглядом и смело заявила:

– Часы вот-вот пробьют полночь, а мы не готовы, Алекс. У меня там в сумке, в багажнике, пирожки есть, вкусные. А больше ничего.

Мужчина удивленно посмотрел на нее и вышел из машины, запустив в теплый салон несколько веселых снежинок. Вернулся с ее сумкой и бутылкой водки.

– А у меня вот и беленькая нашлась. На всякий случай вожу, вот и пригодилась.

Он улыбнулся и достал из бардачка два пластиковых стаканчика. Быстро соорудив подобие стола, плеснул в стаканчики по чуть-чуть водки, и они чокнулись. На мгновение замерли оба, остро ощутив, как время перешагнуло за полночь, увлекая их в другой год, совсем новый во всех отношениях. Уж так, как сегодня, его точно не встречал ни один из них.

Алекс закусил пирожком и прямо онемел от удивления.

– Вкуснотища какая! – проговорил, прожевав. – Никогда ничего подобного не ел.

– Это Тошка, подруга моя, пирожки с курагой очень любит, вот я и сделала, – скромно отозвалась Вероника, очень, ну очень польщенная похвалой.

– А мои друзья, небось, чисто мужской стол соорудили, – задумчиво проговорил Алекс.

Потом повернулся к своей пассажирке и рассказал ей как на духу свою историю. Сам не знал, почему вдруг разоткровенничался с совершенно незнакомой девушкой. Ему показалось, что она сможет понять его как никто другой. Наваждение какое-то, волшебство новогодней ночи, не иначе.

Вероника слушала внимательно. История была невеселая. Александр вырос в детском доме. Родителей своих не знал. Отца, а вернее деда, ему заменил старенький учитель математики в школе, щедро даривший подрастающему мальчику и время, и внимание, и человеческое тепло. Смерть его стала самым большим горем в жизни Алекса. А семью ему заменили друзья – Димон и Славк, он же Вячеслав. Начитавшись Дюма, мальчишки старательно изображали из себя мушкетеров короля, отчаянно дрались с «гвардейцами кардинала», часто, но не всегда выходя из сражений победителями. «Один за всех и все за одного!» – этот девиз остался с ними навечно. Вот и теперь друзья ждут его, а он тут… застрял.

В глазах мужчины промелькнул загадочный огонек, вспыхнул на мгновение и погас. Вероника покачала головой и в ответ выдала свою историю, тоже совсем невеселую. Без купюр, как говорится. Правду и только правду. Сама удивилась, что исповедалась этому чужому человеку, которого и не увидит больше никогда, открыла душу до донышка. И почувствовала вдруг, что очистилась, освободилась от наросшей в душе коросты страха – засевшего с детства страха перед жизнью и любовью. И еще поняла, что не хочет и не вернется больше к старой жизни. Пусть впереди неизвестность, пусть ямы и колдобины на дороге, что только вот сейчас открылась перед ней в эту волшебную ночь, она все равно пойдет по ней. И ничего больше не будет бояться.

Алекс смотрел на нее мягко, даже с какой-то затаенной нежностью.

– Ну, вот мы и познакомились, Ника, – сказал. – Теперь еще по три капли за наступивший, и вы можете вздремнуть.

Он плеснул еще чуток водки в стаканчики. Они снова чокнулись, выпили и закусили пирожками. А потом Алекс извлек откуда-то маленькую подушечку, удобно устроил девушку на заднем сиденье и прикрыл ей ноги нашедшейся тут же старенькой курткой. Это было странно, даже дико, но Вероника, благодарно улыбнувшись заботливому водителю, преспокойно уснула, и никакие мысли об опасности ей даже в голову не пришли.

5

Когда она открыла глаза, уже рассвело. Алекса в машине не было. Она испугалась, но потом увидела его – он прохаживался возле автомобиля, разминая ноги. Тоже, наверное, вздремнул. Когда она пошевелилась и села, он открыл дверь в салон.

– С добрым утром, – проговорил приветливо, – и с Новым годом!

Вот уж действительно новый год, ну совершенно новый. Она на пустой дороге с незнакомым мужчиной и довольна, как слон.

Вероника весело рассмеялась.

– С Новым годом! И утро доброе. И спасибо вам за заботу – я выспалась замечательно.

– Вот и хорошо, – улыбнулся он, – скоро эвакуатор приедет, они уже звонили.

Но первым приехал автобус. Алекс остановил его, помог своей пассажирке войти в салон, подал сумку и помахал вслед рукой. Автобус тронулся, и фигура Алекса, такая мощная, стала стремительно уменьшаться, пока не скрылась вовсе за поворотом дороги. Вероника вздохнула. Приключение осталось позади, а было таким славным. И ей отчаянно захотелось вернуться туда, к нему, в остывающую уже машину, которую вот-вот увезет эвакуатор. Но автобус вез ее вперед, к ожидавшей с нетерпением – она чуяла это всем своим существом – Тошке.

Подруга и правда сразу накинулась с вопросами, поглядывая на нее любопытными глазами.

– И что, так уж хорош оказался водитель, что ты и уезжать от него не захотела, да?

«И как учуяла?» – удивилась Вероника. Но ответила сдержанно:

– Да, водитель был мужчина надежный, вроде твоего Егора. Но уехала я с радостью. Не слишком-то удобно спать на заднем сиденье в машине, знаешь ли.

Она, конечно, бессовестно покривила душой, но правду признавать не спешила, даже самой себе ее открыть было страшновато.

– Так ты спала в машине! – Глаза Тошки расширились. – И не боялась?

– А чего мне было бояться? Алекс вон монтировку под ноги положил на всякий непредвиденный случай. И двери в машине заблокировал.

– Ну-ну, – пробормотала Тошка, – спектакль начался. Каково будет продолжение, интересно?

И потом вовлекла подругу в праздничный коловорот. Рассказала собравшимся членам семьи о Вероникином приключении. Бабушка опасливо покачала головой, младшая сестренка смотрела с любопытством и даже завистью – вот бы ей так, она бы не растерялась. А Егор, выслушав рассказ девушки, несколько сокращенный, вдруг похвалил Алекса:

– Молодец парень, наш человек!

И праздник покатил дальше.

Телефон в ее сумочке зазвонил часа в три. Она метнулась, выхватила маленький аппаратик и уединилась в спальне хозяев, так, на всякий случай. А вдруг это он звонит? Это и был он.

– Ника, – прозвучал в трубке знакомый голос, – как вы добрались?

– Нормально, а как у вас дела?

– Да вот только недавно все закончил. Полдня угробил, пока все утряс и домой добрался. Вернее, до ребят. Они меня покормили, чаем напоили и все про вас расспрашивали. Скажи им да скажи, какая вы. Разве я могу это рассказать? Ответил им, сами увидите. Мы ведь встретимся еще, правда?

Она замерла на мгновение, потом тихонько рассмеялась каким-то новым, незнакомым ей самой, мурлыкающим смехом.

– Ну конечно встретимся, Алекс, непременно.

И они встретились. Раз, другой, третий. На ее территории и на его. Первый его поцелуй едва не лишил ее сознания. Она и не знала, что это может быть так сказочно прекрасно. Когда он обнимал ее, Веронике казалось, что она просто тает. А потом в ее крови начинался пожар, и она забывала все на свете. Был только он, ее Алекс, его губы, руки, все его крепкое тело. И его любовь, которая окутывала ее, как плащом.

Она спохватилась, когда поняла, что беременна. Перепугалась насмерть. «Вот и конец сказки», – подумала. Быстро очень, как жаль. И как она будет жить дальше? Разревелась. Когда пришел Алекс, следы слез еще были видны, и никуда их не спрячешь.

– Что случилось, Ника? – встревожился он. – Тебя кто-то обидел?

Она отрицательно покачала головой, собираясь с силами, а потом бухнула:

– Беременная я.

И опять залилась слезами. Он удивился поначалу, потом понял, и в душе защемило. Вот дурочка, и чего она плачет, когда радоваться надо?

– И чего ревешь, глупенькая? – сказал ласково, прижимая ее к себе. – Это же здорово. Просто заигрались мы, не сообразили сразу, что пора свадьбу сыграть. Теперь поспешить надо. Ты ведь не откажешь мне, правда?

Он слегка отстранился и заглянул в заплаканные глаза. То, что увидел в них, заставило его снова прижать ее к себе и целовать, целовать до изнеможения, пока тревога не оставит ее. Говорить он не мог. Да и трудно найти такие слова, что могли бы успокоить все ее всколыхнувшиеся в душе страхи. Уж лучше идти этим проверенным путем.

Надежное средство подействовало. Вероника успокоилась, и теперь можно было обсудить гору дел, которые надвинулись на них. Их было великое множество. Прежде всего, конечно, свадьба. Потом надо решить вопрос с жильем, подготовить все для будущего ребенка.

И вообще, это ведь уже совсем новая жизнь начнется, новая для обоих. Вот как закрутила их новогодняя ночь, проведенная в заглохшей машине на пустой дороге.

6

Свадьба была скромная, но веселая. Все только свои – Тошка с Егором и друзья Алекса, Димон и Славк, доблестные «мушкетеры короля». Поздравляли от всего сердца и искренне радовались за них, веселились тоже от души. Свадебное путешествие молодожены совершили в укутанное снегом лесничество, где у «мушкетеров» был друг, в прошлом «гвардеец кардинала» Севка. Лесник принимал их с размахом, и заснеженный зимний лес показался Веронике сказочной страной счастья.

Потом были хлопоты, за которыми время летело незаметно. Друзья помогали, а Веронике становилось все труднее двигаться. Она сама себе казалась бочкой, поставленной на две тонкие ножки. Алекс заботливо ограждал ее от всяких нагрузок. Но не сидеть же сложа руки, право слово. И Вероника находила в себе силы активно двигаться и делать несложные домашние дела. И гулять – Алекс вычитал где-то, что беременным женщинам надо много ходить и дышать свежим воздухом. Вот он и водил ее в парк и выгуливал там каждый день.

– Ты должна беречь себя, Ника, – внушал он жене, – я ведь без тебя уже не смогу.

При этом смотрел на нее таким взглядом, что у Вероники сладко сжималось сердце, а на глаза наворачивались слезы.

– И не реви, солнышко мое. – Он бережно прижимал к себе ее ставшее необъятным тело и целовал ласково и нежно.

К рождению двойни супруги были готовы – умный аппарат под названием УЗИ уже давно сообщил им об этом. Алексу пришлось, что называется, вывернуться наизнанку, чтобы добыть им нормальное жилье. Из Вероникиной однушки и его подселенки много не выжмешь, вот и пришлось вертеться на одной ножке. Однако он справился. Ведь нужно же детям создать нормальную обстановку. Тем более что детей ему хотелось много. Но вот разделяет ли его стремление к большой семье Вероника, он не знал. Пока что она готовилась к предстоящим родам, и он изо всех сил успокаивал ее. Она слушала, кивала, но страх все равно не уходил.

Однако к тому, что произошло на самом деле, Вероника не была готова совершенно. Роды оказались очень тяжелыми. Она даже не представляла себе, что на свете существует такая боль. Но приходилось терпеть и послушно тужиться, когда велел властный голос в родильном зале. Лиц окружающих ее людей она не видела, не различала за пеленой боли.

Но, когда эти муки остались позади, два маленьких тельца, оказавшихся наконец в ее руках, обрадовали Веронику безмерно. Они были такие крохотные и беспомощные, такие родные. Ей казалось, что она, обессилевшая и истощавшая до крайности после всего перенесенного, тигрицей накинулась бы на любого, кто станет угрожать благополучию ее драгоценных мальчиков, откуда бы и силы взялись. Впрочем, волноваться ей было незачем, поскольку рядом был Алекс. Согласно законам природы, он быстро превратился из обычного человека в свирепого хищника, заботливо охраняющего свою семью – подругу жизни и их потомство. И Вероника твердо знала, что он, ее муж, никакого зла и близко не подпустит к ним.

Алекс же был откровенно счастлив, когда ему впервые позволили увидеть их, измученную родами жену и детей. Состояние Вероники, ставшей худой как щепка, очень его тревожило. Но врач успокоила его. Пожилая женщина с улыбкой посмотрела на молодого папу и объяснила, что жена быстро войдет в норму, надо только хорошо кормить ее и не позволять перегружаться. И он придумал, как можно обеспечить все это в их скромных условиях. Договорился с соседкой по подъезду, одинокой приятной женщиной средних лет, что она будет приходить на несколько часов каждый день и помогать Веронике.