Текст книги "Священная"

3
Чужие секреты

Услышав, как я перешагиваю порог дома, мама тут же выходит из кабинета.

– Привет, – говорит она. – Как дела в школе?

– Все обсуждали мои волосы. Но в хорошем смысле.

– Мы можем попробовать покрасить их снова, – предлагает она.

Я пожимаю плечами.

– Может, это знак? Видимо, Бог хочет, чтобы в этом году я была блондинкой.

– Хорошо, – соглашается она. – Хочешь печенья, блондинка?

– И ты еще спрашиваешь? – Я устремляюсь вслед за ней на кухню, где, конечно же, чувствую запах чудеснейшей выпечки из духовки. – Это печенье с шоколадной крошкой?

– Разумеется.

В этот момент начинает пищать таймер, поэтому мама надевает рукавицу и достает из духовки противень с печеньем, а затем ставит его на столешницу. Я пододвигаю стул и усаживаюсь с другой стороны от нее. Все кажется невероятно нормальным, и именно из-за этого странным, ведь еще совсем недавно мы переживали драму, боролись за собственные жизни и страдали от душевных переживаний, а сейчас… собираемся есть печеньки.

Добираясь домой после пожара, я думала, что у нас будет долгий разговор и она раскроет все, что знала, ведь мое видение наконец-то сбылось. Но когда я вернулась, мама спала, просто спала в самую важную ночь в моей жизни. Но я не стала будить ее или укорять этим, потому что она повстречалась с падшим ангелом, чуть не умерла и все такое. И все же последующие дни прошли не совсем так, как я думала.

Не то чтобы мы вообще не разговаривали. Но это скорее походило на разбор произошедшего. Никакой новой информации. Никаких откровений. Никаких объяснений. Так что в какой-то момент я не выдержала и спросила:

– И что же происходит сейчас?

– Я не знаю, милая, – ответила она.

И все. Мне хотелось надавить, но у нее все время было такое мрачное выражение лица и столько боли и грусти в глазах, будто она разочаровалась во мне и в том, к чему привело мое предназначение. Конечно, она никогда не скажет мне этого в лицо. Никогда не скажет, что я все испортила, хотя она не сомневалась – в нужный момент я сделаю правильный выбор и докажу, что стала достойной обладательницей ангельской крови. Но все видно по взгляду.

– Знаешь, мне казалось, что ты придешь домой пораньше, – говорит мама, пока мы ожидаем, когда печенье немного остынет. – Ты была у Такера?

Недолго пришлось ждать момента, когда приходится принимать важное решение: рассказывать маме о Клубе Ангелов или нет.

И что же ответить? Мне тут же приходят на ум слова Анджелы о правилах и о том, что нельзя никому говорить о клубе, особенно взрослым. А потом я вспоминаю, как Кристиан отверг эту идею и сказал, что все расскажет дяде. Но нам с мамой не раз приходилось скрывать что-то друг от друга. Мы привыкли к этому. И у меня уже нет никакого желания делиться с ней своими переживаниями, рассказывать о Клубе Ангелов, о повторяющемся сне, о том, какие чувства меня гложут после пожара или каково мое истинное предназначение. Так что мне совершенно не хочется сейчас вдаваться в подробности.

Так что я действительно не знаю, что ей ответить.

– Я была в «Розовой подвязке», – наконец решаюсь я. – С Анджелой.

И по сути это правда.

Я ожидаю, как мама начнет высказывать мне, что хоть у Анджелы и добрые намерения, но она непременно втянет нас в крупные неприятности. И что каждую проведенную вместе минуту мы тратим на разговоры об обладателях ангельской крови и обсуждения многочисленных теорий подруги.

Но она говорит совершенно другое:

– Ох, это классно.

А затем спокойно перекладывает печенье с помощью лопаточки на проволочную стойку.

– Классно? – подхватив одно из них, переспрашиваю я.

– Подай тарелку, пожалуйста, – говорит она.

Я выполняю ее просьбу. А затем отправляю в рот очередную печеньку.

– Я никогда не собиралась лишать тебя общения с обладателями ангельской крови. Я лишь хотела, чтобы ты пожила обычной жизнью как можно дольше и узнала, каково это – быть обычным человеком. Но ты уже достаточно взрослая. У тебя были видения. Ты даже сталкивалась с истинным злом в этом мире. Так что я не вижу ничего плохого в том, что ты начинаешь понимать, каково это – быть обладательницей ангельской крови. Что в свою очередь приводит к тому, чтобы общаться с себе подобными.

Интересно, она сейчас имеет в виду Анджелу или еще и Кристиана? Может, она считает, что мне суждено быть с ним? Что бы сказали феминистки на то, что цель моей жизни – подцепить какого-то парня?

– Будешь молоко? – подходя к холодильнику, спрашивает мама и, дождавшись моего кивка, наливает мне стакан.

– Мама, меня накажут? – наконец, набравшись смелости, спрашиваю я.

– За что? – Она тянется за печеньем. – Ты сделала сегодня что-то такое, о чем я должна знать?

Я отрицательно качаю головой.

– Нет. Из-за моего предназначения. Меня накажут за то, что я его не выполнила? Я попаду в ад или во что-то подобное?

Она начинает кашлять, словно подавилась печеньем, и быстро делает глоток молока.

– Все совершенно не так, – говорит она.

– А как же? Мне дадут второй шанс? Или велят сделать что-то еще?

Мама с минуту обдумывает мои слова. И я практически вижу, как крутятся колесики в ее голове, пока она решает, как много мне рассказать. Конечно же, это бесит меня, но я ничего не могу с этим поделать. Поэтому просто жду.

– У каждого обладателя ангельской крови есть свое предназначение, – говорит она спустя, кажется, целую вечность. – Для некоторых это конкретное событие, которое привязано к конкретному времени. И тогда мы должны оказаться в определенном месте в определенный момент и выполнить задуманное. А для других… – Она переводит взгляд на руки, пока тщательно подбирает слова. – Предназначение затягивается.

– Затягивается? – переспрашиваю я.

– Да, и состоит больше чем из одного события.

Я молча смотрю на нее. Наверное, это самый странный разговор, который когда-либо случался между матерью и дочерью, пока они ели печенье с молоком.

– Насколько больше?

Мама пожимает плечами.

– Даже не знаю. Мы все разные, как и наши предназначения.

– А как было у тебя?

– У меня… – Она изящно прочищает горло. – Все тоже оказалось не так просто, – признается она.

И это все?

– Мама, ну давай, – требую я. – Хватит уже отмалчиваться.

Отчего-то на ее лице появляется крошечная улыбка, словно мама считает меня забавной.

– Все будет хорошо, Клара, – говорит она. – Ты разберешься во всем, когда придет время. Я знаю, как неприятно это слышать. Поверь мне, очень хорошо знаю.

Я пытаюсь успокоить нарастающее безумие, которое скручивает все внутренности.

– Откуда? Откуда ты это знаешь?

Она вздыхает.

– Потому что мое предназначение затянулось на сто лет.

Моя челюсть невольно падает на пол. Сто лет.

– То есть… ты хочешь сказать, что на пожаре все не закончилось?

– Я хочу сказать, что твое предназначение не заключалось в выполнении одной задачи.

Я вскакиваю на ноги, потому что не в силах усидеть на месте.

– Ты не могла сказать мне этого… ну, до пожара?

– Я не могу поделиться с тобой ответами, даже если знаю их, Клара, – объясняет она. – Если бы я так поступила, это могло бы изменить итог. Так что просто поверь: ты получишь все ответы в нужное время.

И снова в ее взгляде мелькнула грусть. Словно я разочаровала ее прямо в это мгновение. Но в ее сияющих глазах я вижу кое-что еще: веру. В ней все еще жива вера, что все в нашей жизни соответствует какому-то плану или замыслу и следует по выбранному кем-то свыше направлению. Я вздыхаю. У меня никогда не было этой веры и, боюсь, никогда уже не возникнет. Но несмотря на некоторые проблемы с взаимопониманием, я доверяю ей. В том числе свою жизнь. И дело не только в том, что она моя мама, но и в том, что она, не задумываясь, отправилась спасать меня.

– Ладно, – говорю я. – Но знай, что мне это не нравится.

Она кивает и снова улыбается мне, но отголоски печали все еще видны на ее лице.

– Я в этом и не сомневаюсь. Ты же все-таки моя дочь.

Я решаю рассказать ей о своем сне. Чтобы узнать, считает ли она это действительно важным. Вдруг это не просто сон. Что, если это видение? О моем, судя по всему, не закончившемся предназначении.

Но тут в дом входит Джеффри и, конечно же, тут же кричит:

– Что у нас на ужин?

Он всегда думает о еде. Мама отвечает ему и сразу же начинает суетиться на кухне, разогревая нам ужин. Меня поражает ее способность вести себя так, словно мы обычные подростки, вернувшиеся домой после первого учебного дня. Словно нет никаких предназначений, отданных небесами, падших ангелов, которые открыли на нас охоту, и плохих снов. Словно она ничем не отличается от любой другой мамы на свете.

После ужина я расправляю крылья и отправляюсь в «Ленивую собаку», чтобы повидаться с Такером. Добравшись до места, я стучу в окно его спальни и вижу удивление на его лице.

– Привет, красавчик, – говорю я. – Можно войти?

– Конечно, – отвечает он и целует меня, а затем быстро перекатывается через кровать и запирает дверь.

Я пролезаю в окно и, выпрямившись, оглядываю его комнату. Здесь тепло, уютно и чистенько. Хотя с последним я погорячилась. Клетчатое покрывало небрежно наброшено поверх простыней, стол завален стопками учебников, комиксами и журналами о родео, в углу дубового пола, покрытого тонким слоем пыли, валяется скомканная толстовка и пара носков, на комоде выстроилась коллекция ковбойских шляп вместе со старыми солдатиками из зеленой пластмассы и парой рыболовных приманок, а над дверью шкафа прибита ржавая подкова. Это так по-мальчишески.

Он поворачивается ко мне, почесывая затылок.

– Ты же не станешь теперь появляться посреди ночи, чтобы посмотреть, как я сплю, словно маньячка? – шутливо спрашивает он.

– Каждая минута вдали от тебя медленно убивает меня, – говорю я в ответ.

– Это значит «да»?

– Ты что, жалуешься? – изогнув бровь, интересуюсь я.

– Нет, – усмехается он. – Определенно нет. Просто хотел знать, стоит ли надевать что-то еще, кроме боксеров, в постель.

От его слов я тут же заливаюсь румянцем.

– Ну… не стоит менять свои привычки из-за меня, – заикаясь, выдавливаю я.

Такер смеется, а затем пересекает комнату и снова целует меня.

Несколько минут мы обнимаемся в его кровати. Но дальше нескольких поцелуев не заходит, потому что Такер считает, что не должен покушаться на мою добродетель, раз в моих жилах течет ангельская кровь. А затем мы просто лежим, пытаясь отдышаться. Положив голову Такеру на грудь, я прислушиваюсь к мерному биению его сердца и в тысячный раз думаю о том, что он, без сомнений, лучший парень на планете.

Такер поднимает мою руку и переплетает наши пальцы. Мне нравится грубая, мозолистая кожа на его ладонях, которая лишь подтверждает, как много ему приходилось работать в жизни. А ведь именно благодаря этому он стал таким, какой он есть, и, несмотря на грубоватые руки, его прикосновения наполнены нежностью.

– Так ты когда-нибудь расскажешь мне, что случилось во время пожара? – неожиданно спрашивает он.

Что ж, время обнимашек прошло.

Думаю, я понимала, что он когда-нибудь задаст этот вопрос. Но надеялась, что это никогда не случится. Ведь я не смогу рассказать свои секреты, невольно не упомянув секреты других.

– В тот вечер…

Я поднимаюсь и усаживаюсь на кровати. Но не знаю, что сказать. Слова просто застревают у меня в горле. Думаю, именно так чувствует себя мама, когда пытается утаить правду от людей, которых любит.

– Не переживай, – говорит он, усаживаясь рядом со мной. – Я все понимаю. Это сверхъестественные ангельские штучки, и ты не можешь мне об этом рассказать.

Я отрицательно качаю головой. И решаю не идти по стопам мамы.

– Анджела решила собрать клуб для обладателей ангельской крови, – начинаю я, хотя и понимаю, что он спрашивал не об этом. И совершенно не это ожидал услышать.

– Так в Анджеле Зербино тоже течет ангельская кровь?

– Да.

Он фыркает.

– Ну, думаю, это многое объясняет. Она всегда казалась мне немного странной.

– Эй. Во мне тоже течет ангельская кровь. Ты хочешь сказать, что и я тоже странная?

– Да, – отвечает Такер. – Но мне это нравится.

– Ох, ну тогда ладно. – Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, но затем быстро отстраняюсь.

– В Кристиане тоже течет ангельская кровь, – продолжаю я и, собрав всю свою храбрость, встречаюсь с ним взглядом. – Но я не знала об этом до пожара. Он Квартариус. Вроде меня.

Глаза Такера округляются.

– Вроде тебя, – отведя глаза, равнодушным голосом повторяет он.

Долгое время никто из нас не произносит и слова.

– Какое совпадение, правда, что столько обладателей ангельской крови собрались в Джексоне? – наконец выдает он.

– Да уж, это оказалось большим сюрпризом, – признаю я. – Но вот насчет совпадения не уверена.

Такер громко сглатывает. Я вижу, как он старается сохранять спокойствие и притвориться, что его не пугают все эти ангельские штучки. Что он не встал на пути у чего-то более важного, чем он сам. Уверена, он отступил бы, если бы думал, что хоть как-то мешает исполнению моего предназначения. И уже готов примерить маску уходящего от любви мужчины. Как делал это раньше.

– Я не знаю, что должно было случиться тем вечером, – быстро говорю я. – Но пожар закончился. А я продолжаю жить своей жизнью.

Надеюсь, он не заметил нотки отчаяния в моем голосе и то, как сильно мне хочется, чтобы эти слова стали правдой только потому, что я просто произнесла их. И как сильно меня пугает мысль, что мое предназначение придется выполнять еще сотню лет.

– А значит, теперь я вся твоя, – продолжаю я, вот только эти слова звучат невероятно фальшиво в моих устах.

И в этот момент я еще сильнее хочу рассказать ему всю правду. Вот только я ее не знаю. А может, и не хочу знать.

– Ну и хорошо, – говорит он, хотя, кажется, не поверил мне. – Очень хорошо. Потому что я не хочу, чтобы ты встречалась с кем-то еще.

– Я только твоя, – шепчу я.

Он снова целует меня. И я отвечаю ему.

Но перед глазами внезапно вспыхивает образ Кристиана Прескотта, который стоит на Фокс-Крик-Роуд в ожидании меня. И, кажется, он готов там ждать целую вечность.

Когда я возвращаюсь домой, то натыкаюсь на зад-нем дворе на Джеффри, который рубит дрова под дождем. Увидев меня, он кивает, а затем поднимает руку и вытирает рукавом пот над верхней губой. После чего хватает следующее бревно, заносит топор и с легкостью раскалывает древесину. А потом еще одно. И еще. Вокруг него уже выросла довольно большая куча дров, но, кажется, брат не собирается останавливаться.

– Решил наколоть дров сразу на всю зиму? Не дожидаясь холодов? – интересуюсь я. – Ты в курсе, что еще только сентябрь?

– Мама замерзла, – объясняет он. – Она уже надела свою фланелевую пижаму, закуталась в одеяла и, дрожа, пьет чай. Так что я решил растопить камин.

– Ох, – выдыхаю я. – Это отличная идея.

– В тот день с ней что-то случилось. Когда вы столкнулись с Чернокрылым, – медленно растягивая слова, говорит он.

А затем поднимает голову и встречается со мной взглядом. Иногда он выглядит настолько юным, что напоминает ранимого маленького мальчика. Но бывают моменты, как сейчас, когда он выглядит, словно настоящий мужчина. Человеком, который пережил множество печальных событий. Как такое возможно? Это несказанно меня удивляет, ведь ему всего пятнадцать лет.

– Да, – соглашаюсь я, потому что пришла к тому же выводу. – Он же пытался ее убить. И это была довольно грубая схватка.

– Но с ней же все будет в порядке?

– Думаю, да.

Венец исцелил ее. Я видела, как он омыл ее, словно теплая вода, стирая ожоги и синяки от рук Семъйязы. Но все же трудно забыть, как она повисла в его руках, хватая ртом воздух и пытаясь высвободиться, пока его пальцы все сильнее сжимали ее горло. Как все слабее и слабее становились ее удары, пока она не обессилела совсем. Пока мне не показалось, что она умерла. Глаза щиплет от этих воспоминаний, и я быстро отворачиваюсь в сторону, чтобы брат не увидел моих слез.

Джеффри продолжает колоть дрова, пока я пытаюсь взять себя в руки. Это был долгий день. И мне хочется забраться в постель, натянуть одеяло на голову и поскорее погрузиться в сон.

– Кстати, а где был ты в тот день? – неожиданно спрашиваю я.

– В какой? – словно не понял, о чем я, переспрашивает Джеффри.

– В день пожара?

Он хватает еще одно полено и ставит его на колоду.

– Я же говорил тебе, что отправился в лес на твои поиски. Подумал, что смогу тебе помочь.

– Почему мне не очень-то в это верится?

Брат вздрагивает, отчего замах получается несильным и топор застревает в полене.

Джеффри издает звук, похожий на рычание, а затем вытаскивает топор.

– Вот и мне интересно, почему, – говорит он.

– Эм, может быть, потому, что я хорошо тебя знаю. И сейчас ты ведешь себя странно. Так где ты был? Расскажи мне.

– Может, ты знаешь меня не так уж и хорошо.

Он бросает топор на землю, а затем собирает охапку нарубленных дров и проходит мимо меня к дому.

– Джеффри…

– Да нигде я не был, – огрызается он. – Просто заблудился.

Вот только в этот момент брат выглядит так, будто сейчас расслабится. Он скрывается в доме, и я слышу, как он предлагает маме развести камин. А я все стою на заднем дворе, пока первые клубы дыма не начинают виться из трубы. Перед глазами то и дело всплывает напряженное от страха и чего-то, похожего на боль, лицо Джеффри, когда он вылетел из-за деревьев в тот вечер. А еще его глухой смех, когда я сказала, что спасла Такера. И внезапно меня охватывает беспокойство за него. Ведь что бы он ни делал тем вечером, чутье подсказывает мне, что все закончилось не очень хорошо.

А значит, у моего брата тоже есть свои секреты.

4
Сама не своя

В этот раз мне снится лестница. Десять или двенадцать бетонных ступеней с черными перилами, ведущих вверх между двумя осинами. Откуда посреди леса взялась лестница? И куда она ведет? Я хватаюсь за обшарпанные перила, на которых сквозь отвалившуюся краску проступает ржавчина. Ступени и вовсе заросли мхом. Ступив на лестницу, я замечаю, что на мне черные мамины практичные туфли-лодочки, которые она разрешает мне надевать на торжественные мероприятия.

Между деревьев я различаю силуэт Джеффри. Но рядом с ним, на вершине холма, стоят еще несколько знакомых мне людей: Анджела, мистер Фиббс, Венди. Кажется, они все смотрят на меня, но я не понимаю, почему. Я оглядываюсь, и в этот момент каблук на моих красивых туфлях подворачивается. Но Кристиан снова оказывается рядом и, обхватив рукой мою талию, не дает мне упасть. С мгновение мы смотрим друг на друга. Его тело излучает такое тепло, что мне невольно хочется прижаться теснее.

– Спасибо, – шепчу я.

А потом открываю глаза и впиваюсь взглядом в потолок своей спальни, пока порывы холодного ветра треплют за окном ветви деревьев.

– Ты сама не своя, – говорит Анджела с ртом, набитым салатом из зеленой фасоли.

Субботний вечер. Мы сидим за столиком в закусочной «Рандеву» в Джексоне, куда заглянули после кинотеатра, и едим салаты, потому что это все, что мы можем себе здесь позволить.

– Я в порядке.

– Ну конечно. Ты бы видела себя со стороны.

– Ладно, мне не по себе, довольна? Я просто до сих пор не могу понять, сон ли это был, видение или что-то еще.

Анджела задумчиво кивает.

– Твоя мама как-то говорила, что у некоторых обладателей ангельской крови видения приходят во сне, верно?

– Да, она говорила мне это еще до моих первых видений. В то время она еще делилась со мной хоть чем-то полезным. Вот только все мои видения приходили, пока я бодрствовала.

– И мои, – добавляет Анджела.

– Поэтому я и задумалась, это вещий сон или кошмар, вызванный перееданием чоу мейн[3]3
  Чоу мейн – блюдо китайской кухни, которое готовится из яичной лапши, овощей и грибов.


[Закрыть] за ужином? Это божественное послание или просто мое разыгравшееся подсознание? И что вообще это означает?

– Вот видишь, я же говорю, ты сама не своя. Ты запуталась, Клара. И даже не смотришь на Кристиана во время собраний Клуба Ангелов. Да вы оба старательно избегаете друг друга. Я бы решила, что это забавно, не будь это так грустно.

– Знаю, – говорю я. – И работаю над этим.

Она сочувственно склоняет голову ко мне.

– Мне нравится Такер, Клара. Правда нравится. Он отличный парень, и с этим никто не поспорит. Но ты задумывалась хоть раз, что не должна быть с ним? Что ты должна была остаться с Кристианом? Что он твоя судьба? Что вы должны были улететь вместе в закат?

– Конечно, задумывалась. – Я откладываю вилку в сторону, растеряв остатки аппетита, что не удивительно при таких-то разговорах. – И не понимаю, почему ему на это не наплевать.

– Кому именно? Такеру? Или Кристиану?

– Богу.

Анджела смеется.

– Ну, этого нам никогда не узнать.

– Нет, я к тому, что мне всего семнадцать. Почему его так волнует…

– Любовь, – продолжает она, поняв, что я не собираюсь заканчивать предложение. – Почему его так волнует, кого ты любишь.

Мы замолкаем на минуту, пока официант наполняет наши стаканы.

– Но в любом случае ты должна записать этот сон, – говорит она. – Потому что это может оказаться чем-то важным. Проверь, изменяется ли в нем что-то, как это бывало с твоими видениями. А еще поговори об этом с Кристианом. Вдруг вам снится один и тот же сон. И тогда вам придется разбираться со всем вместе.

Это не такая уж плохая идея. Ну, за исключением того момента, что мне придется рассказать Кристиану, что я вижу сны о нем.

– А что говорит твоя мама? – спрашивает подруга, грызя хлебную корку.

– Я не рассказывала ей об этом.

Она смотрит на меня так, словно я только что заявила, будто собираюсь попробовать героин.

– А зачем мне ей что-то рассказывать? Уверена, даже если я решусь это сделать, она вновь засыплет меня банальностями о том, что мне нужно доверять своим чувствам, слушать свое сердце и так далее. Кроме того, мы еще и сами не поняли, что это, – объясняю я. – Возможно, это просто сон. Людям часто снятся одни и те же сны.

– Решать тебе, – говорит она.

– Давай лучше поговорим о чем-то другом, – прошу я.

Так мы и делаем. Обсуждаем дождь, который, по мнению Анджелы, уж слишком затянулся. Болтаем о Неделе Духа[4]4
  Неделя Духа – это событие в начале учебного года, когда ученики в течение недели каждый день надевают какую-то тематическую одежду (например, пижамы, гавайские костюмы и т. д.), а в конце недели обычно проводится спортивный матч и встреча выпускников, где выбирают короля и королеву бала.


[Закрыть] в школе и о том, справедливо ли будет использовать свои способности во время игры в женский американский футбол, которая состоится в среду. Затем подруга рассказывает мне о старинной книге, которую отыскала летом в Италии и в которой, кажется, находился список всех обладателей ангельской крови в семнадцатом веке.

– Мне показалось, что они все объединены в одну группу, – объясняет она. – Congregarium celestial – что дословно переводится как «стадо ангелоподобных». Община. И именно тогда у меня возникла идея создать Клуб Ангелов.

– А что еще интересного приключилось с тобой в Италии? – спрашиваю я. – Ну, скажем, с сексуальным итальянским парнем, о котором ты мне сейчас расскажешь?

Ее щеки мгновенно заливаются румянцем. Она качает головой и утыкается в тарелку, словно увидела там что-то интересное.

– У меня нет парня. Итальянского или какого-то другого.

– Ну-ну.

– Это было глупо, – говорит она. – И мне не хочется об этом говорить. Давай так: я не стану приставать к тебе по поводу Кристиана, а ты не станешь вспоминать о несуществующем итальянском парне.

– Но мы уже успели поговорить о Кристиане. Так что это не очень-то справедливо, – говорю я.

Но, к моему удивлению, в ее глазах отражается такая неподдельная боль, что я решаю закрыть эту тему.

Вот только мои мысли вновь возвращаются ко сну, Кристиану и тому, что он присматривает за мной и поддерживает меня, не давая упасть. Будто он опекает меня. Будто лишь он один не дает мне сбиться с пути.

Вот только мне неизвестно, куда ведет этот путь.

Когда мы выходим на парковку, меня внезапно окутывает скорбь. По крайней мере, мне кажется, что это скорбь. Вот только она не такая ошеломляющая, как в тот день в лесу. Она не парализует меня, как бывало прежде. Вместо этого за несколько секунд мое веселое настроение сменяется желанием разрыдаться.

– Эй, ты в порядке? – спрашивает Анджела, пока мы идем к машине.

– Нет, – шепчу я. – Я чувствую… грусть.

Ее глаза становятся круглыми, словно блюдца, и она замирает. А затем начинает оглядываться по сторонам.

– Откуда? – вскрикивает она. – Где он?

– Не знаю, – отвечаю я. – Не могу понять.

Подруга тут же хватает меня за руку и тянет к машине. Она ускоряет шаг, но при этом старается сохранять спокойствие на лице, словно ничего и не случилось. Даже не спрашивает меня, может ли сесть за руль моей машины, вместо этого идет прямо к водительскому месту.

– Пристегнись, – приказывает она, как только мы забираемся в салон. И быстро заводит машину и выруливает с парковки. – Не знаю, куда ехать, – признается она, но в ее голосе помимо страха слышится еще и возбуждение. – Думаю, нам лучше остановиться в каком-нибудь многолюдном месте. Вряд ли он настолько безумен, что набросится на нас перед толпой туристов. К тому же мне не хочется приводить его домой. – Она быстро проверяет зеркала. – Позвони своей маме. Сейчас же.

Я принимаюсь рыться в сумочке в поисках телефона. А затем звоню маме. Она берет трубку с первого же гудка.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Думаю… возможно… мы наткнулись на Чернокрылого.

– Где вы?

– В машине на сто девяносто первом шоссе, едем на юг.

– Езжайте к школе, – говорит она. – Встретимся там.

Кажется, это были самые долгие пять минут в моей жизни. Но наконец мама приземляется на парковке у Старшей школы Джексон-Хоул и забирается на заднее сиденье.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она, трогая мою щеку, словно у меня обычная лихорадка.

– Уже лучше. Кажется.

– Вы его видели?

– Нет.

Она поворачивается к Анджеле.

– А ты? Ты что-нибудь почувствовала?

Подруга пожимает плечами.

– Ничего. – В ее голосе слышится нотка разочарования.

– И что же нам теперь делать? – интересуюсь я.

– Давайте подождем, – говорит мама.

Поэтому мы ждем, ждем и еще немного ждем, но так ничего и не происходит. Мы молча сидим в машине, наблюдая, как дворники сметают капли дождя со стекла. Время от времени мама интересуется моим самочувствием, но мне трудно подобрать правильные слова, чтобы описать его. Поначалу я чувствовала дикий ужас оттого, что Семъйяза появится и убьет нас. Затем все сменилось простым страхом, что нам придется собрать вещи и уехать из Джексона, а я больше никогда не увижу Такера. Но еще через пару минут все стало легким испугом. И, наконец, смущением.

– Наверное, это была не скорбь, – признаю я. – Ведь чувство было не таким сильным, как раньше.

– Я бы удивилась, если бы он пришел за нами так скоро, – говорит мама.

– Почему? – спрашивает Анджела.

– Потому что Семъйяза слишком самолюбив, – отвечает мама как ни в чем не бывало. – Клара оторвала ему ухо и вдобавок обожгла руку и голову, и мне не верится, что он захотел бы показаться кому-то на глаза, пока не исцелится. А у Чернокрылых это происходит очень долго.

– Я думала, на них все быстро заживает, – говорит подруга. – Ну, знаете, как на вампирах или ком-то подобном.

– Вампиры, – усмехается мама. – Ну конечно. Раны Чернокрылых заживают долго, потому что они не подпитываются целительными силами этого мира. – Она снова касается моей щеки. – Ты правильно сделала, что, выйдя из закусочной, тут же позвонила мне. Даже если это оказался не Чернокрылый. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть о случившемся.

Анджела вздыхает и поворачивается к боковому окну.

– Прости, – посмотрев на маму, выдавливаю я. – Наверное, я слегка перенервничала.

– Не извиняйся, – отмахивается она. – Тебе пришлось многое пережить.

Они с Анджелой меняются местами, и уже через мгновение мама выруливает со школьной парковки и везет нас обратно в город.

– Что-нибудь чувствуешь? – спрашивает она, когда мы проезжаем мимо ресторана.

– Ничего, – пожав плечами, отвечаю я. – Кажется, я просто схожу с ума.

– Не имеет значения, была это ложная тревога или нет. Когда-нибудь Семъйяза придет за нами, Клара. И ты должна быть к этому готова.

Отлично.

– Разве можно подготовиться к нападению Чернокрылого? – саркастично интересуюсь я.

– Можно. С помощью венца, – говорит она.

На лице Анджелы тут же появляется выражение: «Я же тебе говорила».

– Ты должна научиться управлять венцом.

– Привет, кажется, ты сияешь, – говорит Кристиан, невольно пугая меня. – Ты действительно сияешь.

Я резко открываю глаза. Когда я поднялась на сцену и решила попробовать «управлять венцом», Кристиана здесь не было. Но сейчас он сидит за одним из столиков «Розовой подвязки» и с удивлением смотрит на меня, словно я приготовила для него шоу. На долю секунды наши взгляды встречаются, а затем я опускаю глаза и смотрю на свою руку. Но не вижу никакого сияния. И никакого венца.

Видимо, я могу призвать его, только когда оказываюсь в смертельно опасной ситуации.

– Какое сияние? – спрашиваю я.

Один уголок его рта приподнимается в полуулыбке.

– Видимо, у меня разыгралось воображение.

Так я и поверила. Но это не помешало возникнуть еще одному классическому «неловкому молчанию от Кристиана и Клары».

– Прости, что прервал твою тренировку овладения венцом, – прокашлявшись, говорит он. – Продолжай.

Мне следовало закрыть глаза и попробовать еще раз, но я понимаю, что это бесполезно. Мне ни за что не призвать венец, пока он смотрит на меня.

– Боже, как же это бесит! – восклицает Анджела.

Затем захлопывает ноутбук и слегка отталкивает его, а с ее губ слетает долгий и раздраженный вздох. Она просматривала сайты колледжей, пытаясь определить, куда же ей поступить, что для большинства и так не просто. Но для Анджелы все намного сложнее, ведь она считает, что должна учиться в том колледже, кампус которого является ей в видениях. А это то еще давление.

– Не удалось заполучить ту древнюю рукопись, которую увидела на «eBay»? – спрашивает Кристиан.

Подруга сердито смотрит на него.

– Очень смешно.

– Энджи, не злись, – прошу я. – Может, я могу помочь?

– Я вижу не так уж много. Только множество широких ступеней, каменные арки, а еще людей, которые пьют кофе. Это можно найти практически в каждом колледже страны.

– Ищи деревья, – говорю я. – У меня есть отличная книга, где указано, в каких районах произрастают различные сорта.

– Ну, надеюсь, мне удастся что-то разглядеть, – бормочет Анджела. – Просто мне надо подать заявление. И как можно скорее.

– Не переживай, – беззаботно говорит Кристиан, не поднимая взгляда от своей тетради, где, как мне кажется, делает домашнее задание по математике. – Ты все поймешь в свое время. – Он поднимает голову и вновь встречается со мной взглядом.

– И у тебя так было? – Я не могу не спросить, хотя и знаю ответ. – Ты понял все, когда пришло время?

– Нет, – признается он, и с его губ срывается короткий, горький смешок. – Не знаю, зачем я это сказал. На самом деле я вообще в это не особо верю. Просто дядя все время мне это твердит.

Он мало что рассказывал о своем дяде. Или о предназначении, кроме: «У меня были видения о тебе и лесном пожаре, поэтому я думал, что должен спасти тебя. Но теперь уже ничего не понимаю». Однажды Кристиан показал нам, что умеет летать, как Супермен, не хлопая крыльями, и даже продемонстрировал это, пропарив над сценой, словно Дэвид Блейн, пока мы с Анджелой и Джеффри пялились на него с открытыми ртами. И еще время от времени он выдает какой-нибудь неизвестный факт об ангелах, чтобы внести свой вклад в жизнь клуба. Думаю, он знает больше, чем мы, но все же предпочитает отмалчиваться.