Текст книги "Священная"

7
Неожиданный поход

Когда я на следующее утро выглядываю в окно, то обнаруживаю там полметра снега. Наш двор сейчас напоминает зимнюю страну чудес, которая укутана уютным пуховым одеялом. Но так уж заведено в Вайоминге. За один день лето сменяет осень, и деревья вмиг окрашиваются в красные цвета, белки начинают носиться по лесу, закапывая желуди, а в воздухе повисает легкая дымка от каминов в домах. А затем за одну ночь наступает зима. Белая и безмолвная. И становится чертовски холодно.

Мама на кухне жарит бекон. При виде меня на ее лице появляется улыбка.

– Присаживайся, – говорит она. – Я только что приготовила тебе завтрак.

– Ты такая веселая, – отмечаю я, что кажется мне несколько странным, особенно учитывая наш вчерашний разговор.

– А почему нет? Сегодня прекрасный день.

Я захожу на кухню и вижу Джеффри, сидящего за стойкой с таким же полусонным видом, как у меня.

– Она просто сумасшедшая, – как ни в чем не бывало говорит он, когда я усаживаюсь рядом.

– Я вижу.

– Она объявила, что мы сегодня идем в поход.

Я поворачиваюсь и смотрю на маму, которая переворачивает блины и, черт возьми, насвистывает.

– Мам? – зову я. – Ты не заметила, что за окном идет снег?

– Подумаешь, небольшой снежок, – отмахивается она, посмотрев на меня сияющими глазами.

– Я же сказал, она сумасшедшая, – вставляет Джеффри.

Как только мы заканчиваем завтракать, мама поворачивается к нам с решимостью директора круизного судна, готового устроить незабываемый день пассажирам.

– Клара, помой, пожалуйста, посуду. А ты, Джеффри, загрузи вещи в машину. Мне нужно закончить кое-какие дела, и мы можем ехать. Давайте постараемся собраться к десяти. Нам еще несколько часов идти до нужного места.

– Но, мама, я не могу отправиться в поход на все выходные, – хнычу я.

– Потому что хочешь остаться дома и по вечерам пробираться к Такеру?

– Попалась, – смеется Джеффри.

Кажется, мои ночные вылазки оказались не такими уж и тайными.

– Чур, я спереди! – восклицает брат, и на этом наш завтрак заканчивается.

К десяти часам мы успеваем принять душ, одеться и загрузиться в машину, где тут же врубаем печку на полную мощность. Мама передает мне термос с горячим какао. У нее все еще до безумного отличное настроение. Она включает режим бездорожья и дворники, чтобы очистить лобовое стекло от снега, а затем, подпевая радио, выруливает на шоссе в Джексон. И едет до «Розовой подвязки».

– Клара, твой выход, – с озорной улыбкой говорит она.

Я в замешательстве смотрю на нее.

– Сходи за Анджелой. Скажи ей, чтобы собрала вещи на выходные.

– Она в курсе? – спрашиваю я. – Знает, что мы собираемся в безумный поход, несмотря на снег?

Мамина улыбка становится шире.

– На этот раз Анджела ничего не знает. Но у меня такое чувство, что она не откажется от поездки.

Я подхожу к театру и стучу в двери. Мне открывает мама подруги. Ее темные глаза устремляются за мою спину к маме, которая вышла вслед за мной из машины и направляется к нам. На секунду мне кажется, что Анна Зербино сейчас упадет в обморок, потому что на ее лице появляется странное благоговейное и в то же время испуганное выражение, и ее рука невольно поднимается к золотому крестику, висящему на шее. По-видимому, Анджела рассказала ей, что у всех членов нашей семьи в венах течет ангельская кровь, а по опыту Анны Зербино такие люди внушают страх и требуют поклонения.

– Привет, Анна, – говорит мама своим самым милым, ласковым и доверительным голосом. – Я бы хотела забрать вашу дочь на пару дней.

– Это все связано с ангелами? – шепчет та.

– Да, – отвечает мама. – Время пришло.

Анна молча кивает и приваливается к дверному косяку, словно ей не устоять на ногах без дополнительной поддержки. Я же несусь вверх по лестнице, чтобы отыскать Анджелу.

– Мне кажется, моя мама гипнотизирует твою или что-то в этом роде, – выпаливаю я, открывая дверь в комнату Анджелы.

Она лежит на животе на своей кровати и что-то пишет в черно-белом блокноте. На ней красная толстовка с логотипом Стэнфорда, и только слепой бы не заметил огромный баннер Стэнфорда, который подруга прикрепила над своею кроватью.

– Ого, «Кардиналы», вперед! – комментирую я.

– О, привет, Клара, – удивленно говорит Анджела. А затем захлопывает блокнот и прячет его под подушку. – Разве мы должны были сегодня встретиться?

– Да, ведь нам суждено быть вместе.

– Ну-ну.

– На самом деле я пришла похитить тебя на два волшебных дня и одну ночь, которые мы проведем посреди снежной глуши. Спасибо за это моей маме.

Анджела садится. В это мгновение она становится точной копией своей матери, за исключением золотистых глаз.

– Твоей маме? Ничего не поняла.

– Ну она решила отправиться с нами в поход. У нас уже есть палатки, спальные мешки и даже те металлические штуки, на которых обычно жарят хот-доги.

– Серьезно? – спрашивает подруга, а затем переводит взгляд на окно. – Но на улице же идет снег.

– Серьезно. Я тоже удивлена этому, – говорю я. – Так ты поедешь с нами или нет?

Не прошло и десяти минут, как Анджела собрала вещи и, усевшись на заднее сиденье нашего внедорожника, пристегнула ремень безопасности. Выглядела она настолько возбужденной, словно выпила с десяток чашек кофе. Она частенько ведет себя так рядом с моей мамой. Думаю, это как-то связано с тем, что она никогда не видела других обладателей ангельской крови до встречи с нами. И конечно же, ей было не на кого равняться, кроме тихой, задумчивой и совершенно человеческой мамы со всеми ее религиозными убеждениями, которая сейчас стоит на тротуаре и машет нам на прощание со слезами на глазах, будто боится, что никогда больше не увидит Анджелу.

Мама опускает свое окно.

– Не переживай, Анна. Я верну ее тебе в целости и сохранности.

– Да, все в порядке, мама, – смущенно бормочет Анджела. – Я буду дома в воскресенье вечером.

– Хорошо, – тихо отвечает та. – Желаю вам хорошо провести время.

И мы в полной тишине отправляемся в горы. Джеффри включает радио, но мама убавляет громкость до еле слышного бормотания. После нескольких крутых поворотов мы оказываемся на однополосной дороге, с одной стороны которой возвышается отвесный скалистый склон, а с другой тянется ущелье. Интересно, что будет, если мы встретим кого-нибудь на пути? Наконец, примерно через час, у дороги появляется небольшое ответвление. Мама съезжает на обочину и паркуется.

– Вот и все, дальше на машине не проехать. Отсюда придется идти пешком, – объявляет она и вылезает наружу.

Как только мы открываем свои двери, в нас ударяет порыв ледяного воздуха. Мы подхватываем рюкзаки из багажника и с минуту просто стоим, глядя на тропинку и горные хребты, которые виднеются вдалеке над верхушками деревьев.

– Ну хотя бы снег перестал идти, – говорит Джеффри.

Мама возглавляет нашу процессию. За ней шагает Джеффри, а позади идем мы с Анджелой рядышком друг с другом. На тропе столько снега, что ботинки проваливаются на пару сантиметров. Мы долго идем пешком. И уже кажется, что воздух стал более разреженным. Эта поездка напоминает мне тот день, когда мама привезла меня на скалу Баззардс Руст, едва мне исполнилось четырнадцать лет, где рассказала об ангельской крови, а затем расправила крылья и пролетела над долиной, чтобы доказать, что не шутила надо мной. Интересно, что мы узнаем на этот раз?

Через пару часов пути по однообразным ландшафтам мама сворачивает с тропы и направляется в глубь леса. Здесь холоднее и темнее от теней высоких сосен, а снега намного больше, отчего иногда мы проваливаемся по колено. Через несколько минут я замерзаю до костей и начинаю дрожать так сильно, что мои волосы выбиваются из хвоста. Анджела, идущая рядом со мной, неожиданно поскальзывается и падает на землю, полностью скрываясь под снегом. Я наклоняюсь и помогаю ей подняться.

– Уверена, ты уже жалеешь, что отправилась с нами в поход, – говорю я сквозь стучащие зубы.

Нос и щеки подруги приобрели ярко-розовый оттенок и кажутся немного клоунскими на фоне копны черных волос.

– У нас должен быть иммунитет к холоду, – насупившись, говорит она, будто не понимает, почему это не срабатывает.

Мама, идущая впереди, заливается смехом.

– Иногда, Анджела, ты действительно несешь чушь, – говорит она с оттенком нежности в голосе.

Подруга на секунду открывает рот, словно собирается что-то сказать, но мама продолжает смеяться, невольно заражая нас всех, даже Анджелу.

– Я читала об этом в книге, – возмущается она. – Серьезно.

– Иммунитет появляется, когда ты призываешь венец, – объясняет мама. – Он согревает тебя. Но без него ты вполне можешь замерзнуть до смерти.

– Как сейчас, например, – вставляю я.

– Ох, это надо записать, – смущенно говорит Анджела. – Как только я отогрею руки и смогу вновь ими пошевелить.

– Уже немного осталось, – заверяет мама. – Потерпите.

Но только через десять минут медленного продвижения по заснеженному лесу мама останавливает нас. Она поднимает голову, принюхивается и расплывается в безмятежной улыбке, с которой и просит Джеффри резко повернуть направо.

– Туда, – говорит она, указывая на узкий овраг, расположенный чуть ниже по склону горы. – Нам нужно пройти туда.

Джеффри шагает впереди, медленно спускаясь по скользкому склону, пока не останавливается так резко, что мама чуть не врезается в него. Его рюкзак соскальзывает с плеча. А мама с усталой, но торжествующе-злорадной улыбкой отступает в сторону, чтобы мы с Анджелой могли подойти и увидеть, на что они смотрят. И через мгновение наши рты открываются, а рюкзаки летят на землю.

– Святые… – выдыхает Джеффри.

Да. Какое же это верное слово.

Мы оказываемся перед просторной поляной, окруженной с двух сторон горами, а с третьей – красивым сверкающим озером. Настолько чистым, что в нем отражается весь пейзаж. В нескольких метрах от нас снег заканчивается, сменяясь длинной, мягкой и такой зеленой травой, что после нескольких часов, проведенных среди белых пейзажей, на нее даже больно смотреть. Здесь не идет снег. Солнце заходит за дальнюю гору, и небо затягивают яркие разводы оранжевого и синего цвета. Над поляной носятся птицы, которые, судя по всему, как и мы, не могут поверить, что наткнулись на этот райский уголок в самой глуши.

Но наше внимание приковано не к поляне. И каким бы удивительным ни было это место, не оно заставило нас троих (кроме мамы, конечно же, ведь она обо всем знала заранее) выпучить глаза. А множество палаток, расставленных то тут, то там. Вокруг них суетятся около двадцати человек. Кто-то разводит костры, кто-то ловит рыбу на озере, а кто-то просто стоит, сидит или лежит на траве и разговаривает.

Мой взгляд останавливается на одной конкретной женщине с кожей цвета красного дерева, длинными, блестящими волосами и лицом, напоминающим Сакагавею[9]9
  Сакагавея – молодая индейская женщина, которая помогала экспедиции Льюиса и Кларка исследовать американские земли в 1804–1806 гг.


[Закрыть] на монете достоинством в один доллар, а еще парой ослепительно-белых крыльев, сложенных за спиной, словно великолепное одеяние.

– Это что-то вроде собрания, – говорит мама, указав на поляну. – Встреча обладателей ангельской крови.

– Congregarium celestial, – выдыхает Анджела.

Женщина с крыльями замечает нас и машет нам рукой. Мама тут же отвечает ей.

– Это Билли, – говорит она. – Пойдемте.

Она снимает пальто и прочую теплую одежду, пока не остается в простой фланелевой рубашке и джинсах. А затем снимает и обувь.

– Пойдемте, – снова зовет она. – Они будут рады с вами познакомиться.

Мы оставляем свои рюкзаки у кромки снега и нерешительно вступаем на поляну. Несколько человек тут же поворачиваются и рассматривают нас.

– Где мы? – спрашивает все еще сбитый с толку Джеффри.

Мама уже успела добраться до Билли, и сейчас они обнимаются, как давние подруги. А затем поворачиваются и идут к нам. Когда они подходят, Билли сжимает меня в своих медвежьих объятиях с удивительной силой.

– Клара! – восклицает она. – Даже не верится. Я не видела тебя с тех пор, как ты пешком под стол ходила.

– Э… Здравствуйте, – натянуто отвечаю я, вдыхая окутывающий ее аромат полевых цветов и кожаной одежды. – Я не помню…

– Ну конечно же, нет, – смеясь отвечает она. – Ты была еще такой крошкой. – Она заглядывает мне через плечо. – А это Джеффри. Боже мой! Настоящий мужчина.

Брат ничего не отвечает, но я уверена, ему польстили эти слова.

– Познакомьтесь, это Вильма Фэйрвезер, – официально представляет нас мама.

– Билли, – с ухмылкой поправляет ее Вильма.

– А это Анджела Зербино, – продолжает мама, завершая представление всех присутствующих.

Билли так пристально смотрит на Анджелу, что та краснеет, а затем кивает.

– Из «Розовой подвязки», верно?

– Да, – подтверждает Анджела.

– Приятно познакомиться! Вы голодны?

Мы косимся друг на друга. Еда – это последнее, о чем мы сейчас думали.

– Ну конечно же, голодны, – продолжает Билли. – Тогда скорее бегите туда, – она показывает в сторону чего-то, напоминающего огромный гриль из камней, над которым вьется дым, – там точно есть что перекусить. Клянусь, Корбетт готовит настолько вкусные гамбургеры, что я даже позволяю себе поесть мясо несколько раз в год. – Она снова смеется. – Идите, поешьте, а потом начнете устанавливать палатки. Я хочу, чтобы вы разместились рядом со мной. – Билли обхватывает мамину руку. – Ты наконец набралась смелости и привела их сюда, Мэгс. Я горжусь тобой. Хотя, думаю, это означает, что…

– Билли, – смотря на меня, перебивает ее мама с предостерегающими нотками в голосе. Но тут же одергивает себя и улыбается своей подруге. – Нам с тобой нужно о многом поговорить.

И с этими словами они уходят, а нам остается лишь смотреть им вслед.

Через несколько мгновений мы направляемся к барбекю. За большим грилем стоит светловолосый мужчина с длинным хвостом, одетый в цветастую гавайскую рубашку, шорты цвета хаки и шлепанцы, и мастерски переворачивает мясо на решетке.

– Что будете есть, молодежь? – спрашивает он, даже не посмотрев на нас. – Чизбургер или гамбургер?

– Чизбургер, – выпаливает Джеффри, потому что всегда думает лишь своим желудком. – И лучше два.

– Отлично, – откликается мужчина, а потом поворачивается к нам. – А ты, Клара?

Это мистер Фиббс. Мой учитель английского. Мистер Фиббс стоит передо мной в шлепанцах. Кажется, моя голова сейчас взорвется.

– Немного шокированы? – добродушно замечает он, всматриваясь в наши лица, будто ему только сейчас пришло в голову, что нас может удивить встреча с ним. – Мы решили, что будет лучше, если вы ничего не узнаете.

– Кто решил? – не удерживаюсь от вопроса я.

– Ну, по большей части, твоя мама, – признается он. – Но в итоге мы все сошлись во мнении.

– Так вы знали о нас все это время? – спрашивает Анджела.

Он фыркает, и это самый странный звук, который я от него когда-либо слышала.

– Конечно. Вот почему я здесь. Кто-то же должен присматривать за вами, ребята.

Мистер Фиббс вновь поворачивается к грилю и, насвистывая, подает нам по два бургера каждому, которые мы пытаемся уместить на бумажных тарелках вместе с картофельными чипсами и фруктовым салатом, словно на пикнике в День независимости. Через секунду мы ошеломленно бредем прочь, усаживаемся на траву и принимаемся за еду. Оказывается, я сильно проголодалась. К тому же еда очень вкусная.

– Боже, это невероятно, – говорит Анджела после того, как съедает все до крошки и пища слегка укладывается у нее в желудке. – Я бы никогда не догадалась, что здесь собирается столько обладателей ангельской крови. Настоящая община. – Она произносит это слово так, словно оно обладает какой-то магической силой. – Я хочу еще раз поговорить с Билли. Она показалась мне просто невероятной. Боже мой, – внезапно восклицает подруга. – Это Джей Хупер, ну, знаете, управляющий ареной родео в Джексоне.

– Все эти люди из Джексона?

– Не думаю, – говорит она. – Хотя несколько точно оттуда. Не верится, что я прожила здесь всю свою жизнь и не знала об этом. Интересно, такие общины есть в каждом городе или Джексон особенный? У меня есть теория, что обладателей ангельской крови тянет к горам. Я тебе рассказывала о ней? Ничего себе, это Мэри Тортон? Никогда бы не подумала, что она одна из нас.

Я молча смотрю на подругу.

– Наверное, в этом никогда нельзя быть уверенным наверняка, – говорит Анджела и вновь оглядывается по сторонам. – А вот и Уолтер Прескотт. Он владелец банка.

– Уолтер Прескотт? – Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, про кого она говорит. – Где?

– Вон тот блондин у большой зеленой палатки.

Я замечаю высокого светловолосого мужчину, который разводит костер. Никогда бы не догадалась по его виду, что это дядя Кристиана, потому что его волосы практически белые и совершенно не походят на темные спутанные пряди племянника.

– Интересно, увидим ли мы Кристиана, – говорит Анджела.

И в этот момент я понимаю, что он тоже здесь. Чувствую его.

– А вот и он. – Анджела указывает на группу людей, которые помогают спустить моторную лодку с прицепа в озеро. – Кристиан! – вдруг кричит она. А затем прижимает руки ко рту, словно рупор. – Кристиан Прескотт!

Как же унизительно, но зато эффективно. Кристиан поворачивается в нашу сторону и смотрит на нас. На нем подвернутые джинсы, футболка и никакой обуви, как и у многих здесь на поляне. Он медленно шагает к нам по траве, засунув руки в карманы, отчего кажется расслабленным.

– Кристиан, – кричит кто-то у озера. – Мы же собирались покататься на водных лыжах.

– Может, чуть позже, – махнув рукой, отвечает он, когда добирается до нас. – Привет, девчонки. – Он быстро переводит взгляд на Анджелу, а затем вновь смотрит на меня. – Джеффри с вами?

Я оглядываюсь, но нигде не вижу брата.

– Да, Клуб Ангелов в полном составе, – говорит подруга. – Мне все еще не верится, что мы здесь.

– Да. Мне тоже. Вроде как. – Он пожимает плечами.

– Только не говори мне, что это тебя не удивило. Ты знал об этих ангельских посиделках, да? – спрашивает Анджела.

Кристиан хватает горстку картофельных чипсов с ее тарелки, закидывает себе в рот и начинает громко хрустеть.

Анджела сверлит его сердитым взглядом, а потом фыркает и уходит к маме и Билли.

Подняв бровь, он смотрит на меня.

– Что я такого сделал?

– О, ты даже не представляешь, в какие неприятности влип, парень, – с улыбкой отвечаю я.

Чуть позже, после самого невероятного заката в моей жизни, который я наблюдала вживую, а не по телевизору, Кристиан помогает мне установить палатку, где мы с Анджелой должны ночевать. Подруги, как и следовало ожидать, нигде не видно. Она даже не потрудилась перенести свои вещи от края поляны, поэтому нам с Кристианом приходится тащить оба рюкзака и выбирать места для палатки. Мы как безумные носимся вокруг, потому что скоро окончательно стемнеет. Но, судя по тому, как он справляется, ему приходилось не раз ставить палатку.

– И как давно ты знаешь об этом месте? – спрашиваю я, пока Кристиан вбивает колышек в землю.

– Дядя привез меня сюда в мае, – говорит он, переходя к другому углу. – И, поверь мне, я удивился не меньше вас. До того момента я даже не догадывался о чем-то подобном.

– Значит, ты действительно ходил в поход с дядей, – медленно произношу я, когда у меня в голове наконец складываются все кусочки пазла.

– А ты подумала… – Он замолкает и, перестав стучать молотком, смотрит на меня. – А что ты подумала?

– О, ничего. Ну, я решила, что это лишь предлог, чтобы не ходить в школу. Потому что ты…

– Кей, – заканчивает он за меня. – Ты решила, что я прогулял школу, чтобы не встречаться с ней.

– Ну, да.

Он вновь принимается забивать колышки.

– Нет. Но в каком-то смысле это произошло из-за нее. Когда я расстался с Кей, то дядя посчитал, что это означает, будто я стал серьезнее относиться к своему предназначению. Поэтому сказал, что пришло время мне узнать больше, и привез меня сюда. Мы провели здесь целую неделю, летая, тренируясь и медитируя. А на выходные приехала вся остальная община.

«Интересно, почему мама решила, что пришло время привести нас сюда», – задумываюсь я.

– А ты видел мою маму? – спрашиваю я, потому что хоть она и скрывала от меня информацию об ангелах, но мне все еще не верится, что она приезжала сюда и ничего не говорила мне об этом.

– Нет. Но я слышал, как некоторые упоминали Мэгги, – отвечает он. – Жаль, что я не знал тогда, кто это.

– Ох.

Я внезапно осознаю, что последние полчаса просто засыпала его вопросами, а он за это время умудрился самостоятельно поставить палатку.

– Ты, наверное, думаешь, что я идиот, – вдруг говорит Кристиан.

Я с удивлением смотрю на него. У меня в голове крутится множество слов, которыми бы я могла описать Кристиана Прескотта: таинственный, загадочный, предназначенный судьбой, пугающий и, что греха таить, сексуальный, – но слово «идиот» никогда не приходило мне в голову. Ну, если не считать выпускного.

– Идиот?

– Да, ведь все указывало на то, что именно ты девушка из моего видения. Но я никогда не понимал, что в тебе течет ангельская кровь. Эх, если бы я понял это раньше, то, возможно… – он замолкает.

Я сглатываю.

– Что указывало?

– Я всегда чувствовал, что в тебе есть что-то особенное, с нашей первой встречи, – говорит он.

– Той, когда я потеряла сознание посреди школьного коридора? Думаю, в тот момент ты подумал совершенно иное.

– Тогда у меня еще не было видений, – признается он, вновь усевшись на траву. – Поэтому я решил, что сделал нечто плохое и от этого ты потеряла сознание.

– Что-то плохое?

– Ну, с помощью своего разума.

– Вроде твоих мысленных разговоров?

Кристиан принимается ковырять траву, то дергая ее, то разглаживая пальцами.

– Тогда я еще не умел это контролировать, – говорит он.

– То есть ты всегда это умел? Ну, передавать свои мысли другим людям?

– Эта способность появилась в прошлом году, как раз перед твоим приездом в Джексон-Хоул. И у меня все еще не очень хорошо это получается. Я могу улавливать, о чем думают люди, и отправлять им свои мысли, но, думаю, дело еще и в том, что человек должен уметь принимать их.

– Значит, в тот день в холле ты мысленно заговорил со мной?

– Попытался.

– И что ты сказал? – спрашиваю я.

– Я сказал… привет.

– А затем я…

– Затем ты потеряла сознание, словно я ударил тебя по голове бейсбольной битой.

Я вздыхаю, представив себе эту картину.

– Прости, – говорит он. – Я не нарочно.

– Ты в этом не виноват, Кристиан. Я упала в обморок потому, что стоило мне увидеть тебя впервые, как мне пришло видение. В нем я в первый раз смогла рассмотреть твое лицо, а потом вспыхнул пожар. И все было настолько ярко и реалистично, что я потеряла сознание.

– Ох, – немного смущенно вздыхает он.

– Знаешь, я ведь тоже ничего не поняла. Так что если ты идиот, то нас таких двое.

Услышав мои слова, он вздохнул с облегчением. Наверное, идиоты любят компанию.

Мы продолжаем забивать колышки в повисшей между нами тишине, пока я не выпаливаю:

– А какие были еще знаки?

Он ударяет в последний раз, вгоняя колышек в землю, а затем поднимается на ноги.

– Не такие уж и значительные, – отвечает он. – То, как ты танцевала на выпускном. То, что говорила о своем будущем, когда я пришел извиниться за произошедшее на выпускном. – Он смотрит на меня, а затем переводит взгляд на свои босые ноги и улыбается. – Как только я понял, что это ты, то тут же почувствовал, что мне предстоит не только спасти тебя.

Я стараюсь никак не реагировать на его слова, но мое сердце начинает колотиться. Потому что в глубине души я и сама это знала. И, наверное, именно это больше всего меня смущает в нашей ситуации.

«Что ты нашла в Кристиане Прескотте?» – спросил меня Такер, когда привез домой с выпускного, и я ответила ему, что не знаю, потому что не могла ничего ему объяснить. И до сих пор не могу.

Такер. Я даже не сказала ему, что отправляюсь в поход. И вот какая из меня защитница? Такая же, как и девушка.

– Спасибо, Кристиан, – чересчур громко говорю я. – За то, что поставил мне палатку. – Я начинаю собирать использованные нами инструменты, притворяясь занятой, а затем старательно отряхиваю штаны от травы, которой на самом деле даже нет. – Уверена, Анджела тоже бы поблагодарила тебя, но, думаю, ты на какое-то время попал в опалу. Ты позабыл, что в Клубе Ангелов нет секретов?

– Я никогда не соглашался с этим правилом, – протестует он. – Кроме того, Анджелу тоже сложно назвать открытой книгой.

Интересно, что ему известно? Но прежде чем я успеваю спросить об этом, какой-то мужчина зовет Кристиана из центра поляны. Мы дружно поворачиваемся в ту сторону.

– Пойдем туда, – говорит Кристиан. – Уже развели костер. – Он вскакивает и протягивает мне руку. – Давай же. Тебе понравится.

Я колеблюсь мгновение, а затем вкладываю руку в его ладонь, позволяя поднять себя на ноги. Но быстро отстраняюсь и иду в сторону дыма, поднимающегося от большого костра, который развели в центре поляны.

– Что ж, добавим жару, – говорю я.

Кристиан шагает рядом со мной с ухмылкой на лице.

«Не смей восхищаться его улыбкой», – одергиваю себя я.

Но при этом прекрасно осознаю, что его рука ощущалась невероятно привычно в моей руке.