Текст книги "Свободная"

– Она…

Даже он не может поверить в это.

«Что она будет делать? – мысленно вопрошаю я, чувствуя, как жжет от слез глаза. – Что она будет делать?»

Кристиан сжимает мои руки своими.

– Клара, – тихо произносит он. – Думаю, самое время рассказать о том, что произошло в Италии.

И я выкладываю ему все. Рассказываю, как однажды ночью на одной из станций метро Рима мы столкнулись с парнем, и Анджела залилась краской при взгляде на него. И как она вечером ушла из дома, чтобы увидеться с ним, а вернулась домой лишь под утро. Что этот парень оказался Пеном, ангелом, который рассказывал ей все о тех, кто обладает ангельской кровью. Но мне казалось, их связывало что-то больше.

Я рассказываю, как сильно хотелось Анджеле, чтобы он мне понравился, но мне так и не удалось себя пересилить. Я видела истинное лицо Пена, его серую душу и усталость от мира. Понимала, что он не сможет по-настоящему полюбить ее, но Анджелу это не остановило. Хотя она и вела себя так, будто ей плевать на него, а все их встречи случайны.

– Что думаешь? – спрашиваю я, закончив свой рассказ.

– Думаю, это все меняет.

8
Когда я встретил твою маму

Спустя несколько недель наступили зимние каникулы. И вот мы с Кристианом стоим, взявшись за руки, пока гроб Уолтера опускают в землю. С неба слетают крупные снежинки, укрывая кладбище Аспен-Хилл белым покрывалом. Вокруг нас собрались все знакомые по общине: пастор Стивен, Кэролин, которая ухаживала за мамой, Джулия, которую я все еще считала занозой в заднице, и, наконец, Корбетт Фиббс, старый Квартариус, который в школе преподавал мне английский язык. Он, впрочем, как и всегда, с мрачным видом смотрит на могилу. Наверное, вскоре и его ожидает подобная участь. Но стоит мне об этом подумать, как он поворачивается и подмигивает мне.

– Аминь, – заканчивает речь Стивен.

Скорбящие начинают расходиться по домам, опасаясь, что метель превратится в буран (что не редкость в Вайоминге в декабре), но Кристиан продолжает стоять у могилы, и я остаюсь с ним.

К тому же я почти не сомневаюсь, что снег идет из-за Билли. Она замерла по другую сторону от меня, одетая в длинную белую парку, на которой ее блестящие черные волосы смотрятся как пролитые чернила. Снежинки кружатся вокруг нее, опускаясь на землю, пока она смотрит на яму перед нами с такой болью в глазах, что мне хочется обнять ее покрепче. Снег – ее способ поплакать. Но как же тяжело видеть ее такой, ведь обычно она старается выглядеть сильной и уравновешенной, а любое напряжение способна снять шуткой. Помню, на похоронах мамы она улыбалась каждый раз, когда мы встречались взглядами, и это дарило мне успокоение, будто улыбка Билли подтверждала, что с мамой не произошло ничего по-настоящему ужасного. Подумаешь, смерть, ведь это лишь смена места жительства.

Но сейчас в гробу лежит ее муж.

Как только яму начинают засыпать землей, Билли отворачивается. Я протягиваю руку и касаюсь ее плеча. Острая, ноющая боль тут же заполняет мое сознание. «Так мало времени, – думает она. – Для всех нас».

– Я хочу убраться отсюда, – выдыхает она.

– Хорошо. Увидимся дома? – уточняю я. – Я могу приготовить ужин.

Она кивает и крепко обнимает меня.

– Билли…

– Со мной все будет в порядке. Увидимся позже, малыш.

И она уходит, оставляя за собой цепочку темных следов. А через пару мгновений снег прекращается.

Стиснув челюсти и не произнося не слова, Кристиан наблюдает, как работники кладбища закапывают гроб. Я подхожу ближе, пока наши плечи не соприкасаются, а затем вливаю в него свои силы, как это делал он во время похорон мамы.

Жаль, я плохо знала Уолтера. Да и знала ли вообще? Мы редко обменивались больше чем парой фраз. Он был сложным человеком и, казалось, всегда оставался настороже. К тому же ему никогда не нравилась я, как и мысль, что мы с Кристианом связаны нашими видениями. Но Кристиан любил его. И сейчас я чувствую это, а также боль из-за смерти Уолтера и осознания, что Кристиан остался один во всем мире.

«Ты не один», – мысленно говорю я.

– Я знаю, – сжав мою руку, произносит он вслух.

Его голос хриплый от слез, которые он сдерживает, но на лице появляется улыбка, когда он смотрит на меня своими потемневшими и покрасневшими глазами. Протянув руку, Кристиан стряхивает снег с моих волос.

– Спасибо, что пришла, – благодарит он.

Мне на ум приходит множество ответов: «Не стоит благодарности», «Никаких проблем», «Это меньшее, что я могла для тебя сделать», – но ни один не кажется мне правильным, поэтому я отвечаю:

– Мне хотелось быть здесь.

Он кивает и косится на белую каменную скамью, стоящую рядом с могилой его матери. Делает глубокий вдох, а затем выдыхает.

– Мне тоже хочется убраться отсюда.

– Составить тебе компанию? – интересуюсь я.

– Нет. Со мной все будет в порядке, – говорит он, но в его глазах на мгновение появляются слезы.

Кристиан отворачивается, но тут же поворачивается вновь. И с грустной улыбкой смотрит мне прямо в глаза.

– Наверное, это прозвучит странно и неуместно… Но я хочу пригласить тебя.

– Пригласить куда? – непонимающе спрашиваю я.

– На свидание, – отвечает он.

– Что? Прямо сейчас?

Он смеется, будто ему вдруг стало неловко.

– Боже, нет, – стонет он и закрывает лицо руками. – Сейчас я отправлюсь домой. – Кристиан открывает лицо, и на нем появляется застенчивая улыбка. – Но, когда мы вернемся в университет, мне бы хотелось сходить с тобой на свидание.

Свидание. Я вспоминаю выпускной бал два года назад, на который он меня пригласил. И как я танцевала в его объятиях, окутанная ароматом и теплом его тела, и смотрела в его глаза в надежде, что мне наконец удастся преодолеть стену непонимания между нами, а Кристиан увидит меня настоящую.

Но после этого у его бывшей, Кэй, случился нервный срыв, и он решил, что ему следует отвезти домой ее, а не меня.

– Ты никогда не забудешь об этом, верно?

– Скорее всего, нет.

– Это означает «нет»?

– Нет.

– Нет?

– Я имела в виду «да». Я пойду с тобой на свидание.

Мне даже не нужно время, чтобы все обдумать. Мы всегда встречались независимо от своего желания: во время лесного пожара, на танцах, на похоронах. Так неужели мы не заслужили чего-то нормального? К тому же прошло уже больше шести месяцев с тех пор, как мы с Такером расстались. Так что самое время дать шанс нашим отношениям с Кристианом.

– Я планировал пригласить тебя на ужин и сходить в кино, – говорит он.

– Я с удовольствием поужинаю и схожу в кино с тобой.

И нас вдруг окутывает неловкая тишина, пока работники кладбища бросают последние горсти земли на могилу Уолтера Прескотта.

– Я хотела… – стараясь унять участившееся сердцебиение, начинаю я, а затем указываю на обычное мраморное надгробие у осин, стоящее над могилой мамы.

Он кивает, после чего засовывает руки в карманы и уходит к своему пикапу. Я провожаю его взглядом, пока он не скрывается вдали. А после этого направляюсь к бетонной лестнице, которую не раз наблюдала в своих видениях в прошлом году. Сейчас, когда кладбище укутал снег, оно выглядит совершенно по-другому: уродливее, равнодушнее, более серым и пустынным.

Я останавливаюсь у могилы матери и просто смотрю на нее в течение нескольких минут. В верхнем углу надгробия появилось какое-то темное пятно, но, сколько бы я ни терла его перчатками, мне не удается его убрать.

Некоторые приходят на кладбища, чтобы поговорить с умершими. Жаль, у меня ничего не выходит, потому что как только слова: «Привет, мама» – слетают с губ, я ощущаю себя невероятно глупо. Ведь ее здесь нет. Под землей и снегом лежит лишь ее тело, но мне не хочется думать об этом. К тому же я знаю, где сейчас мамина душа. Я видела своими собственными глазами, как она шла навстречу восходу солнца от внешнего края небес. И в этом ящике, под землей, ее уж точно нет.

Интересно, когда я умру, меня тоже похоронят здесь?

Я подхожу к сетчатой ограде на краю кладбища и всматриваюсь в заснеженный лес. Меня тут же окутывает знакомая скорбь, не оставляющая сомнений в том, кто решил присоединиться ко мне.

– Выходи. Я знаю, что ты здесь, – зову я.

На мгновение повисает тишина, а затем раздается хруст снега от чьих-то шагов, и из-за деревьев появляется Семъйяза. Когда он останавливается в полуметре от забора, меня охватывает чувство дежавю. И я тут же воздвигаю ментальную стену между нами, чтобы укрыть свой разум от него. А затем мы несколько секунд просто пялимся друг на друга.

– Зачем ты пришел, Сэм? – спрашиваю я. – Чего хочешь?

Он громко хмыкает. Я замечаю, что одна из его рук спрятана в кармане длинного кожаного пальто, и тут же задаюсь вопросом, не держит ли он сейчас в ней мамин браслет. Ведь это единственное, что у него осталось от нее.

– Зачем ты отдала мне его? – после долгого молчания спрашивает он. – Она тебя об этом попросила?

– Мама сказала, чтобы я надела его на похороны.

Он склоняет голову.

– Первый раз это случилось во Франции, – вдруг говорит он. – Она тебе когда-нибудь рассказывал об этом? – Он улыбается и поднимает к небу сияющие глаза. – Мэг работала в больнице. И с первого взгляда на нее я понял, что в ней есть что-то особенное. Словно на ней стоял божественный отпечаток.

«Так вот в чем дело, – поняла я. – Он хочет поговорить о маме». Мне следовало бы остановить его, сказать, что мне неинтересно, но я так и не решаюсь на это.

Семъйяза подходит ближе к забору, и я слышу, как проскакивает статическое электричество по металлу.

– Как-то раз она вместе с другими медсестрами отправилась к пруду на окраине города, чтобы искупаться. Она смеялась над какой-то шуткой одной из подруг, когда почувствовала мой взгляд и подняла глаза. Другие девушки тоже увидели меня и тут же бросились прикрываться одеждой, потому что купались в нижнем белье. Но не она. Тогда она красила волосы в каштановый цвет и подстригала их до самого подбородка, но мне нравилось, как локоны вьются вокруг ее шеи. Через мгновение Мэг подошла ко мне. Помню, она пахла розами и облаками. Я застыл на месте и не сводил с нее взгляда, чувствуя себя невероятно странно, а она ухмыльнулась и залезла в передний карман моих брюк, где всегда лежала пачка сигарет, правда, больше для вида. Она вытащила одну из сигарет, а затем вернула пачку обратно и сказала: «Мистер, будьте любезны, дайте мне огонька». Я не сразу понял, что она просит у меня зажигалку, но у меня даже не было зажигалки. А когда я сказал ей об этом, она ответила: «Ну, тогда от тебя не так уж много толка». После чего развернулась и ушла.

Кажется, Семъйяза полностью погрузился в это воспоминание, но мне оно не нравится. Эта дерзкая шатенка с сигаретой, которой он так очарован, совершенно непохожа на мою маму.

– Мне понадобилось много времени, чтобы заставить ее вновь заговорить со мной. И еще больше, чтобы добиться поцелуя…

– С чего ты решил, что я хочу это слушать? – перебиваю я.

Уголок его рта приподнимается в лукавой улыбке.

– Мне кажется, ты очень похожа на нее.

Холодный ветер забирается под рукав и скользит по руке, отчего я плотнее закутываюсь в пальто. По эту сторону забора мне ничего не угрожает. Это освященная земля. Но я же не смогу провести здесь всю свою жизнь.

– Расскажи мне о ней, – просит Семъйяза, невозмутимо смотря на меня своими золотистыми глазами. – Какую-нибудь короткую историю. Что-нибудь новое.

Я нервно вздыхаю.

– Поэтому ты преследуешь меня? Ради историй?

– Расскажи мне, – повторяет он.

Мысли начинают метаться в голове в поисках истории, которой я могла бы поделиться с ним. Конечно же, у меня сохранилось множество воспоминаний о матери: разных, глупых, о тех временах, когда я злилась на нее из-за того, что она из моего лучшего друга превращалась в строгую мать, которая устанавливала границы и наказывала меня, если я переступала их, а также моменты нежности, в которые я понимала, что она любит меня больше всего на свете. Но я не хочу делиться этим с ним. Это наши истории.

– Что-то ничего не приходит на ум, – покачав головой, отвечаю я.

Его взгляд мрачнеет.

«Он не может причинить мне вреда здесь, – успокаиваю себя я. – Не сможет до меня добраться». Вот только дрожь не стихает.

– Понятно, – говорит он так, словно я законченная эгоистка. Но с этим уже ничего не поделаешь, ведь я на четверть человек. – Может, вспомнишь что-то в другой раз, – более небрежным тоном продолжает он.

Вот только я очень в этом сомневаюсь.

– А ты узнала тот важный секрет, который скрывала твоя мать? – спрашивает он так, будто мы обсуждаем погоду.

Ну а мне приходится призвать все свои силы, чтобы сохранять равнодушное выражение лица и скрывать от него свои мысли.

– Не понимаю, о чем ты, – с такой же небрежностью в голосе отвечаю ему я.

На его лице появляется улыбка.

– Значит, все-таки узнала, – говорит он. – Иначе бы не закрывалась от меня так сильно.

Видимо, он понял, что я отгораживаюсь от него. Интересно, насколько хорошо мне удается сохранять спокойствие, или он все же слышит бешеный ритм моего сердца, замечает, как участилось дыхание, и ощущает кислый запах страха, сочащийся из моих пор.

Я беспомощно качаю головой. Не стоило говорить с ним. С чего я решила, что смогу с ним справиться?

Я поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Подожди, – окликает он, стоит мне сделать первый шаг. – Тебе не стоит бояться меня, маленькая птичка, – говорит он и вплотную подходит к забору. – Я не причиню тебе вреда.

Я замираю, но не поворачиваюсь к нему.

– Ты же лидер Наблюдателей, верно? И должен стараться всячески навредить мне?

– Уже нет, – отвечает он. – Меня… лишили этого звания.

– Почему? – удивляюсь я.

– Мы с братом разошлись во мнениях, – поколебавшись, признается он. – Из-за твоей матери.

– С братом?

– Да, и именно его тебе нужно бояться.

– Кто он? – спрашиваю я.

– Азазель.

Я уже слышала это имя. Кажется, его упоминала Билли.

– Азазель ищет Трипларов, – продолжает Семъйяза. – Он всегда считал себя коллекционером красивых женщин, сильных мужчин и тех, в ком превалирует ангельская кровь. Он верит, что тот, кто будет контролировать Трипларов, получит преимущество в предстоящей войне. Поэтому старается всеми силами заполучить их. Так что если он узнает, кто ты на самом деле, то не успокоится, пока не подчинит своей воле или не уничтожит тебя.

Я поворачиваюсь, пока слова «если он узнает, кто ты на самом деле» эхом отдаются в ушах.

– Это очень интересно, Сэм, но я понятия не имею, о чем ты говоришь. Мама хранила лишь один секрет, – я заставляю себя посмотреть ему в глаза, – о том, что она умирает. А это уже не новость.

Как только я произношу слово «умирает», его на мгновение окутывает отчаяние, которое ощущается даже сквозь воздвигнутую между нами стену. Но затем на его лице вновь появляется улыбка.

– Ох, какую запутанную ложь мы сплетаем, когда делаем это впервые, – говорит он.

– Думай что хочешь.

Да уж, моему положению не позавидуешь. Меня некому подвезти. А я приехала сюда с Билли и собиралась улететь домой, но где гарантия, что он не превратится в птицу и не отправится за мной?

– У меня возникли подозрения на твой счет с самой первой встречи, – спокойно продолжает он, будто и не заметил, как я пыталась уйти от разговора. – Потому что у меня в голове не укладывалось произошедшее в лесу. Ты сопротивлялась мне сильнее, чем остальные. Да еще и умудрилась вернуться из ада на землю. Ты не только призвала венец, но и одолела меня. – Семъйяза качает головой, словно я очаровательная малышка, которая вдруг решила надерзить.

– Это сделала мама, – возражаю я, надеясь, что он мне поверит.

– Твоя мать была необыкновенной, – отвечает он. – Прекрасной, сильной, наполненной огнем и жизнью, но все же оставалась лишь Демидиусом. И не умела переходить из одного мира в другой. На это способны лишь Триплары.

– Ты ошибаешься, – дрожащим голосом говорю я, несмотря на все попытки казаться спокойной.

– Нет, – тихо говорит он. – Твой отец ведь Михаил? Везучий ублюдок.

Видимо, мне не удастся легко отделаться от Семъйязы, но чем больше он говорит, тем сложнее становится не выдать себя.

– Что ж, мы мило поболтали, но на улице холодно, и мне пора идти. – Я вновь поворачиваюсь к нему спиной и устремляюсь вглубь кладбища.

– А где сейчас твой брат, Клара? – кричит он мне вслед. – Он знает о своем происхождении?

– Не смей говорить о моем брате. Отстань от него, или, клянусь…

– Не нужно ругаться, дорогая. Меня не интересует этот мальчик. Но, как я уже говорил, есть те, кто посчитает его происхождение интересным.

Кажется, он пытается меня шантажировать.

– Чего ты хочешь от меня? – остановившись, спрашиваю я через плечо.

– Чтобы ты рассказала мне хотя бы одну историю.

Он сумасшедший. Я вскидываю руки от отчаяния и вновь устремляюсь подальше от него.

– Хорошо. Как-нибудь в другой раз, – посмеивается он.

Даже не оборачиваясь, я знаю, что он превратился в птицу.

– Кар, – раздается издевательский птичий крик за спиной.

Проклятые сумасшедшие ангелы! Он так разозлил меня, что мне хочется расплакаться. Я пинаю снег ногой, и он разлетается в стороны, оголяя мокрую черную землю, сосновые иголки, гниющие листья, мертвую траву и несколько камней. Я наклоняюсь и поднимаю небольшой гладкий и темный камешек, который очень похож на те, что встречаются на дне рек. Я верчу его в руке.

– Кар, – вновь кричит ворон Семъйяза.

И я швыряю в него камень.

Это отличный бросок, благодаря которому я могла бы с легкостью попасть в команду по софтболу в Стэнфордском университете. Вот только такой бросок вряд ли бы смог повторить человек. Камень, словно пуля, перелетает через забор и летит прямо в назойливую черную птицу. Я невероятно точна.

Но камень пролетает мимо.

Потому что на ветке уже никого нет. И о вороне напоминает лишь снег, упавший с нее на лесную подстилку. Я снова одна.

Хотя бы сейчас.

Внутри все зудит от желания развести огонь в камине в гостиной, приготовить ужин для нас с Билли и, возможно, развесить рождественские украшения. Еще хочется позвонить Венди и узнать, вдруг она не против сходить в кино или еще куда-нибудь. Мне просто необходимо сейчас хоть ненадолго окунуться в обычную жизнь. Но для начала необходимо заглянуть в продуктовый магазин.

И именно там, в середине прохода с выпечкой, я натыкаюсь на Такера.

– Привет, – выдыхаю я.

А про себя проклинаю свое глупое сердце за то, что оно пускается вскачь от одного взгляда на Такера в белой футболке и дырявых джинсах, с корзиной в руках, в которой лежат зеленые яблоки, лимон, брикет масла и упаковка белого сахара. Видимо, его мама собирается готовить пирог.

Он с минуту молча смотрит на меня, словно раздумывает, стоит ли вообще разговаривать со мной, а затем выпаливает:

– Оригинальный наряд. – Он вновь обводит взглядом мое пальто, черное платье, черные сапоги до колен и волосы, собранные в слегка растрепанный пучок на затылке. – Дай угадаю: ты собиралась телепортироваться на какую-нибудь шикарную вечеринку в Стэнфорде, но вновь ошиблась? – усмехается он.

– Я возвращалась с похорон, – натянуто отвечаю я. – С кладбища «Аспен-Хилл».

Его лицо тут же становится серьезным.

– С чьих?

– Уолтера Прескотта.

Он кивает:

– Да, я слышал. У него случился инфаркт, верно?

Я не отвечаю.

– Или инсульт, – продолжает Такер. – Или он был одним из вас.

«Из вас». Мило. Я начинаю разворачиваться, чтобы уйти – ведь как было бы правильно просто уйти и не пытаться поговорить с ним, – но тут же останавливаюсь и вновь смотрю на Такера.

– Не делай так, – прошу я.

– Как именно?

– Я знаю, что ты злишься на меня, и понимаю, по какой причине, но не веди себя так. Ты самый добрый, милый и порядочный парень из всех, что я знаю. Не веди себя как придурок из-за меня.

Он опускает взгляд в пол и сглатывает.

– Клара…

– Мне очень жаль, Такер. Знаю, мои слова не так уж много для тебя значат, но знай: мне ужасно жаль. Из-за всего. – Я вновь поворачиваюсь, чтобы уйти. – Я постараюсь держаться от тебя подальше.

– Ты не позвонила мне, – говорит он, прежде чем я успеваю сбежать подальше.

Я оборачиваюсь к нему и удивленно моргаю.

– Что?

– Летом. Когда вернулась из Италии и перед тем, как уехать в Калифорнию. Ты ведь провела дома две недели, верно? И при этом не позвонила мне. Ни разу, – объясняет он с обвинительными нотками в голосе.

Так вот из-за чего он злится?

– Я хотела, – признаюсь я. Я каждый день думала о том, чтобы позвонить ему. – Но была слишком занята, – вру я.

Он усмехается, но его гнев исчезает, сменяясь чем-то напоминающим смирение и разочарование.

– Мы могли бы провести немного времени вместе пред твоим отъездом.

– Мне жаль, – вновь бормочу я, потому что не знаю, что еще сказать.

– Просто… Я думал, мы… – Он несколько раз сглатывает, прежде чем наконец выдавить: – …будем друзьями.

Такер Эйвери хочет стать моим другом.

Он выглядит таким уязвимым, пока разглядывает ботинки, со слегка покрасневшими от загара ушами и напряженными плечами. Мне так и хочется протянуть руку и сжать его плечо. И с улыбкой ответить: «Конечно. Давай будем друзьями. Мне очень хочется стать твоим другом».

Но нужно быть сильной. Нужно помнить главную причину, из-за которой мы расстались: у него должна быть спокойная жизнь. На него не должны нападать падшие ангелы после свидания. Он должен целовать девушку, не боясь, что она начнет светиться, как фейерверк на День независимости. Никто не должен скрывать от него бесчисленное количество тайн. Ему нужен кто-то нормальный. Кто-то, кто будет стареть вместе с ним. Кого он будет защищать, как мужчина защищает свою женщину, а не наоборот. Кто-то не такой, как я.

Да боже мой, ведь еще пару минут назад меня шантажировал Чернокрылый. К тому же за мной охотится падший ангел, мечтающий заполучить меня. А если верить видениям, вскоре мне предстоит сражаться. И, возможно, умереть.

Я делаю глубокий вдох:

– Не думаю, что это хорошая идея.

Такер поднимает голову:

– Ты не хочешь быть моим другом?

Я стараюсь уговорить себя встретиться с ним взглядом.

– Нет. Не хочу.

И в этот момент я безумно рада, что он не умеет читать мои мысли, как Кристиан. Иначе Такер бы увидел, как много я думаю о нем. Как мечтаю оказаться с ним рядом. Как даже после стольких месяцев разлуки сердце продолжает ныть от желания увидеть его, прикоснуться к нему, услышать его голос. Он бы понял, что мы не сможем быть друзьями, потому что каждую проведенную с ним минуту мне бы хотелось обнять его. Почувствовать прикосновение его губ. У меня никогда не получится относиться к нему лишь как к другу.

«Так будет лучше, – повторяю про себя я. – Так будет лучше. Намного лучше. Он должен жить своей жизнью, а я своей.

Его челюсти сжимаются.

– Хорошо, – выдавливает он. – Я все понял. Мы расстались. И ты двигаешься дальше.

«Да», – следует сказать мне. Но это слово застревает в горле.

Он кивает и сгибает руку, словно хочет надеть ковбойскую шляпу, вот только у него сейчас ее нет.

– Мне пора, – говорит он. – У меня много дел на ранчо.

Такер доходит до конца прохода и останавливается. Он явно хочет еще что-то сказать. И от осознания этого у меня перехватывает дыхание.

– Желаю счастливой жизни, Клара, – говорит он. – Ты заслуживаешь счастья.

Мои руки сжимаются в кулаки, пока я провожаю его взглядом.

«Ты тоже, – думаю я. – Ты тоже».