Текст книги "Железный волк"

Несколько сотен лет подошли к концу, но в этот самый миг… В этот самый миг он был зажат между мужчиной и женщиной, и три первых вновь воссоединились. И они пока ещё не мертвы.

Мерзавец

Юва в тысячный раз прижала палец к спиральной пружине и нажала на спусковой крючок. Арбалет издал тягучий щелчок, и ей пришлось признать, что она не в состоянии починить поломку сама. Механизм был испорчен полозьями саней.

Она ещё долго не сможет им пользоваться, но это слабое утешение. Лок и Эмбла ждут ребёнка, а Броддмар занят охотой на людей, а не волков, поэтому, скорее всего, их отряд уже поохотился этой зимой в последний раз. И даже если они успеют сходить в ещё один поход до начала весны, у неё всё равно нет денег на новый арбалет. А всё из-за Рюгена.

Проклятый говнюк.

Она отлично понимала, что это не новость – ну и что с того? С ним вместе было так легко. Его ни о чём не надо было спрашивать, он сам всё выбалтывал, лживый кровоед.

Но он ли – убийца?

Холод пополз по телу, и рука, лежавшая у окна, онемела. Что он делал там, у трупа? Она никому не говорила, что побывала в Узком проулке, только слышала, как об этом болтали. Сольде наслаждалась сильно преувеличенными описаниями убийства, которые весьма отличались от виденного Ювой, а Лагалуна восхищалась страхом толпы и считала, что это правильно. Что, скажите, небеса, не так с этими людьми? Юва поклялась никогда не создавать семью.

Она положила арбалет на кровать и осмотрела чердачную комнату, которую занимала с детства. В те времена она могла стоять в полный рост в оконном проёме, сейчас же ей приходилось сидеть, подтянув к себе колени, чтобы уместиться в нём.

Далеко внизу море бросалось на скалы. Многие считали это зрелище жутким. Например, Иве, которая всегда отказывалась мыть окна, если ставни были открыты. Но эта служанка с кухни вообще была пуглива. Даже стая волков не смогла бы загнать её в подвал, где, по её мнению, живут привидения.

Юве было наплевать как на привидения, так и на скалы. Она боялась ударов собственного сердца, а шум моря помогал ей забыть о них.

Был отлив, и Юве стали видны гнилые столбы под старинными пристанями. Чёрные кривые палки торчали вверх, как обугленные пальцы, и ей вспомнилось, как она когда-то думала, что в этом месте умерла Гаула, повелительница Друкны, и теперь лежит на спине в глубине моря, как и все моряки, чьи жизни она забрала. Было что-то успокаивающее в том, что перед твоим окном находится мёртвый бог – и это в городе, где все озабочены вопросом, сколько лет может прожить человек.

Чтицы крови, долговечные и больные волчьей хворью…

Сердце беспокойно стукнуло пару раз, и Юва вскочила на ноги. Надо постоянно чем-то заниматься, чтобы не думать о нём. Клыкарышник нельзя принимать в неограниченных количествах.

Она вынула альбом из мешка, который до сих пор не распаковала. Она и не собиралась этого делать, потому что в противном случае получилось бы, что она переехала обратно в этот дом. Но она оказалась здесь не для того, чтобы остаться. Она здесь для того, чтобы всё закончить. Юва останется на день или два, ведь мама наконец начала процесс передачи наследства. Человек из банка уже побывал здесь, и законник тоже. Если повезёт, можно будет подписать все бумаги и убраться уже сегодня вечером. В таком случае ей больше не придётся ругаться с Сольде.

Юва села в кровати и подкрутила масляную лампу, чтобы стало светлее. Она развязала ремни на альбоме, открыла его и пролистала назад. Её притягивали самые первые наброски, те, от которых по коже бежали мурашки. Волк. Волк и зубы, вот что она рисовала. Всегда. Всякий раз это было похоже на тяжёлые роды, на изгнание дьявола, ей требовалось исторгнуть гнилое нутро – то, что внезапно проснулось ото сна, когда она увидела Нафраима и начала вспоминать.

Я ненормальная.

Всю жизнь она размышляла, чего ей не хватает, чтобы быть обычной. Она рисовала волков и мужчин в волчьем обличье и сжигала рисунки, потому что так она могла предотвратить ужасные события. Потому что это заглушало чувство вины. Стыда. Кто из обычных людей так поступал?

Она как арбалет: на первый взгляд совершенно исправная, но испорченная, если приглядеться.

– Может, станешь уличным художником, когда съедешь отсюда?

Юва вздрогнула, услышав голос, и захлопнула альбом. В дверях стояла Сольде с такой фальшивой улыбкой на губах, что можно было подумать, она улыбается впервые. Юва встала, чтобы закрыть дверь, но Сольде протиснулась внутрь.

– Ты думаешь, я идиотка, Юва? – прошипела она.

Юве страшно хотелось ответить «да», но она знала, что ни к чему хорошему это не приведёт. Вместо этого Юва вышла из комнаты, но Сольде рванула за ней так быстро, что зазвенели побрякушки на её ногах.

– Мы не желаем видеть тебя здесь! Ни я, ни мама! Она медлит с подписанием бумаг, потому что ты давишь на неё, и дело затягивается. Ты думаешь, что можешь украсть у меня всё!

Юва остановилась и повернулась к ней.

– Всё? Что всё? Что, по-твоему, Друкна тебя побери, мне нужно в этом покинутом богами доме?

Губы Сольде дёрнулись, словно она съела что-то испорченное, но она не успела ничего сказать – из кладовки вышла Иве со стопкой льняного белья в руках. Служанка пробормотала извинения в напряжённой тишине и проскользнула мимо сестёр в коридор.

Сольде дождалась, когда девчонка скроется за углом, а потом снова заговорила, на этот раз немного тише.

– Твоё фальшивое смирение – это так очевидно. Ты, конечно, можешь обманывать деревенских дурачков, с которыми охотишься, но меня ты не обманешь, Юва. Тебе никогда не удавалось обмануть меня! Дом мой, и место в Ведовской гильдии тоже принадлежит мне!

Юва прикусила губу. Она поклялась, что не позволит себя дразнить, но с Сольде это оказалось практически невозможно. Юва мечтала разорвать с ними связь и нервничала всё больше и больше, потому что время шло, а бумаги так и не были подписаны. Казалось, Юва ожидает некоего божественного вмешательства, которое заставит её пожелать остаться здесь, и страх превращал её в маленькое чудовище.

Это не её вина. Моя.

Сольде пропала. Она с тринадцати лет жила вдвоём с Лагалуной, потому что Юва бросила её здесь, в этой крысиной норе, полной тайн и неискренности, оставила один на один с маминой извращённой действительностью.

Открылась дверь, и из кабинета гордо вышла мама. По пятам за ней следовал какой-то высокий мужчина с редкими волосами. Он пытался закрыть кожаную папку и одновременно поспеть за Лагалуной, которая спускалась по лестнице, подметая подолом ступеньки. Затянувшись сигарой, она заметила Юву и Сольде.

– Сольде, у меня есть для тебя поручение, – она не стала дожидаться ответа, и Сольде без разговоров поспешила за ней.

Хотелось бы Юве испытывать облегчение от того, что скоро она покинет этот дом, но она не могла избавиться от мысли, что тут что-то затевается. Не такое сложное дело – перевести дом и деньги на имя Сольде, и Юва готова была с радостью отдать ей всё это. Так что за спектакль разыгрывала Лагалуна?

Она что-то планирует. И это касается меня.

Это грызло Юву изнутри. Чтицы крови наследовали и дом, и ремесло – так было всегда, но вдруг мама решила разделить их? Сольде совершенно слетит с катушек, а Юве абсолютно ничего не нужно от Лагалуны. Или же мама рассчитывала, что сёстры станут жить здесь вместе, чтобы защититься от вардари, которые начали угрожать Лагалуне?

Юва проскользнула в кабинет в надежде взглянуть на бумаги и получить представление о том, что её ожидает.

Кабинет был одним из немногих помещений в доме, где она любила находиться в детстве. Здесь было тепло, комнату отделали деревом коричневого оттенка, а не мрачного чёрного. Кроме того, кабинет не предназначался для манипулирования людьми, поэтому в нём не было ничего, имеющего отношение к чтению крови. Возможно, именно по этой причине Юва раньше считала эту комнату самой таинственной в доме.

Кабинет всегда занимала Лагалуна, и всё же он напоминал об отце. Он оставил память о себе вполне приземлёнными вещами. Два глубоких стула с набивными подставками для ног с белой полосой посередине, где каблуки стёрли с ткани узор. Коллекция черепов мелких грызунов на камине. Старинный арбалет на стене – наверняка один из первых, что изготовили в Наклаве. Рядом – несколько картин, изображающих любимые места мамы. Крекнаборк в Фимле с высокими деревянными домами в гавани. Хайена в Гримсе, город почти таких же размеров, что и Наклав, со светлыми каменными домами и куполами. Во всех этих городах находились каменные круги, в которые можно переместиться, но ни один из них не превосходил по размерам круг Наклы, откуда можно было отправиться в семь пунктов назначения.

В восемь, если считать мёртвую пару камней. Фанатики считали, что они ведут в Друкну.

Юва всегда полагала, что Друкна существует, но, говорят, между двумя мёртвыми камнями находится лишь дно морское, а это опасно для жизни – вполне естественно, что камни столетиями не использовались.

Она коснулась ладонью деревянной настенной панели и вспомнила, что в детстве нажимала на них, потому что они были похожи на дверцы. Другие дети искали тайные ходы и сокровища. Она же искала дорогу из этого дома.

Посреди комнаты стоял письменный стол из полированного дуба. К сожалению, на нём не оказалось никаких секретных бумаг, в которые Юва так надеялась заглянуть. Выцветший зелёный коврик для письма, костяная пепельница с тонкими окурками Лагалуны, две чашки с разводами от чая. Но ни завещания, ни актов о передаче имущества.

Юва сочла это хорошим знаком. Возможно, она просто позволила воображению разыграться. По словам мамы, с ней такое случалось постоянно. Она говорила, что Юва боится непонятно чего и принимает фантазии за реальность. Выдумывает.

Но это не выдумки. Не всё. Научиться бы только отличать реальность от всего остального…

Она услышала стук в дверь для посетителей – этот звук преследовал её всю жизнь. Всегда кто-то ждал у дверей. Всегда были чужаки, которые хотели знать то, что никто не в силах рассказать им, о болезнях и любви, о том, сколько им осталось. Только самые большие циники решались лгать им за деньги. И эти циники – её семья.

Юва поклялась больше никогда не предсказывать.

Она взглянула на портрет отца. Красивый светловолосый небритый мужчина. Ширкоплечий. Сильный. Вальяр, говорилось на раме. Картина была создана в год рождения Ювы.

Она стояла там, прямо под картиной, а он уселся на подставку для ног перед ней и смотрел на неё тем взбудораженным взглядом, который она так любила. Он протянул ей руку, словно она уже была чтицей крови, хотя ей исполнилось всего семь. Игра. Невинная игра.

Так скажи мне, Юва, сколько лет я проживу?

Воспоминание становилось всё отчётливее, поэтому Юва отвела взгляд и подошла к окнам, которые выходили на Фонарный переулок. Она прислонилась лбом к стеклу, чтобы остудить мысли. Злоба походила на угли мёртвого дерева – постоянно тлела и, возможно, никогда не затухла бы.

Красные фонари на улице раскачивались на ветру в полумраке, как капли крови. Люди протискивались мимо друг друга на узкой улочке. Мужчина остановился у булочной, где уже начали продавать солнечные калачи, хотя до первого солнечного дня оставалось ещё почти две недели. Золотистые калачи выглядели соблазнительно, и мужчина не отходил от витрины. Потом он повернулся к дому Саннсэйров, и Юва мгновенно узнала его.

Рюген?! Какой Гаулы?!

Юва отпрянула за тяжёлые шторы и украдкой выглянула из-за них. Какого чёрта он здесь делает? Он вроде нервничал, плотно прижимался к стене, как будто ждал кого-то, с кем на самом деле встречаться не хотел. Потом он сделал пару шагов к её дому, к ней, но передумал и снова отступил.

Он что, планировал ещё раз её ограбить? Злость пожаром вспыхнула в её душе. Юва выскочила из кабинета, большими прыжками сбежала вниз по лестнице, нацепила ботинки и вырвалась на улицу без верхней одежды. Она заметила его спину в проходе к улице Ловцов судьбы и помчалась за ним. Внезапно он зашагал медленнее, будто что-то забыл. Юва инстинктивно остановилась. А потом он побежал.

Он знает, что я гонюсь за ним!

Юва мчалась до тех пор, пока не подобралась к нему так близко, что услышала его хриплое дыхание. Она бросилась ему на спину и повалила. Они упали на землю, он отбивался изо всех сил и кричал, как ребёнок. Юва уселась ему на грудь и придавила его руку коленом к земле, чтобы он не смог её ударить.

– Ты стоил мне нового арбалета, трупный червь!

Рюген смотрел на неё полными ужаса глазами.

– Юва?

А потом его отпустило и он расхохотался. Она сообразила, что он принял её за другого. За того, кого он действительно боялся.

– А кто же ещё? Чего ты стоишь и пялишься на наш дом? Что тебе надо? И где мои деньги?

Рюген попытался встать, но она давила коленом ему на локоть.

– Что тебе надо, Рюген?

Мимо них прошли две женщины с солнечными калачами. Они на мгновение притормозили, но, судя по всему, быстро решили, что придурок на земле заслужил побоев, с чем и удалились.

Рюген восстановил дыхание, успокоился и посмотрел на Юву честными глазами.

– Мне нужна помощь, Юва.

Помощь?

Юва искала любые признаки лжи, но пришла к выводу, что это самые правдивые из всех его слов, которые были обращены к ней. Она встала и позволила ему подняться на ноги, но только для того, чтобы прижать его к стене. Рюген не сопротивлялся. Больше того, он помогал ей, от чего раздражение Ювы только возросло.

– Плевать я хотела на то, что тебе нужна помощь! Ты меня ограбил!

Он сглотнул и опустил глаза.

– Да. Да, но ты должна…

– Я ничего тебе не должна, Рюген. Ничего. Мне нечего тебе сказать, не имеет значения, что случилось и почему, я просто хочу вернуть свои деньги. Если этого не произойдёт, я воткну свой сломанный арбалет тебе в горло, понял?

Мимо прошёл мужчина с собакой, и Рюген попытался попятиться, но отступать было некуда.

Чего он боится? Во что, Друкна его побери, он впутался?

Мужчина не удостоил их даже взглядом, повернул за угол и скрылся из вида. Юва заметила нишу в стене и затащила Рюгена в неё. Они оказались в маленьком закутке с лестницей, похожей на ту, где нашли труп. Она протолкнула его в дальний конец, и он присел на ступеньку, а Юва нависла над ним.

– Мне нет дела, что ты натворил, Рюген. Я уверена только в одном: во всех своих бедах виноват ты сам.

– Юва…

– Даже не думай об этом! Прибереги сироп для других.

Рюген стянул капюшон и провёл руками по лицу.

– Юва… Юва, я сожалею. Ты даже не представляешь себе, как я сожалею. Обо всём. Я – говнюк, который тебя ограбил, но у меня не было выбора, мне пришлось так поступить!

Юва уставилась на него. Он был не на шутку напуган, хотя это не имело никакого значения.

– Никто не должен воровать, – произнесла она и в тот же миг пожалела о сказанном, потому что дала ему возможность объясниться.

Его губы исказила горькая улыбка.

– Нет, ты бы не поверила, даже если бы я попытался всё объяснить, а я не могу этого сделать. Я могу сказать тебе только одно: прости меня. Я придурок, который сбежал, как крыса. Говнюк, который пропал и не появился. Я понимаю, что ты ненавидишь меня, и это нормально, Юва. Но я пришёл, чтобы вернуть тебе деньги. Вот!

Он пошарил в кошеле и протянул ей пять золотых монет. Двадцать рун.

– Это только половина, но скоро ты получишь остальное, обещаю. Если только я проживу ещё немного – а вот это зависит от тебя.

Юва со стыдом смотрела на монеты. Она не думала, что у него есть деньги и что он когда-нибудь вернёт их ей. Просто он казался человеком, который не беспокоится о таких вещах. Неужели она в нём ошибалась? Снова придумала чудовище? Боги знают, она не всегда отличала действительность от фантазий.

Прекрати выдумывать.

Так говорила Лагалуна, не замечая, что сама зарабатывает на жизнь выдумками.

Юва засунула монеты в карман и пробормотала:

– Какая помощь? Ты обокрал не того человека?

Рюген помотал головой.

– Я обещаю объясниться, когда всё закончится, но мне нужно укрыться. На несколько дней.

– Только не у меня.

– Для тебя это не опасно, – сказал он. Можно подумать, её страшил риск. – Это касается только меня. Если они… Если кто-нибудь… Слушай, Юва, я не хотел сбегать от тебя, я никогда не собирался заканчивать всё вот так. Нам было хорошо вместе. Ты что, не помнишь?

Он провёл рукой по каштановым кудрям и осторожно улыбнулся пухлыми губами. Она всегда считала, что они придают ему плаксивый вид.

Но Юва помнила, что они провели вместе несколько прекрасных месяцев. Он был таким простым и понятым. Он не искал предсказаний, а просто хотел проводить с ней время в постели, и именно это было нужно ей. Она говорила ему, что никогда не станет чтицей крови, а он просто пожимал плечами и не требовал от неё объяснений.

Но она ничем не была ему обязана, даже наоборот.

– Забудь, Рюген. Если речь идёт о жизни и смерти, можешь пожить в моей комнате на Шкурном дворе, но сначала я спрошу Эстер.

– Нет! – он схватил её за руку. – Никого не спрашивай, Юва. Не говори ни слова. Я могу поспать на полу в вашем доме. Ты даже не будешь меня видеть.

Юва отступила на шаг.

– На полу? Что, Друкна тебя побери, ты натворил?

– Не я. Натворили другие, не я, – он засунул руки в карманы, и стало заметно, что он замёрз. Она тоже начала ощущать холод после того, как ярость отступила. Юва обхватила себя руками.

– Кровавые жемчужины. Ты украл у кого-то кровавые жемчужины, раб.

– А сама-то? – резко бросил он, защищаясь. – Ты разве не жрёшь те проклятые ягоды, а?

Юва с облегчением выслушала его нападки. Хорошая причина отказать ему. Хотя она знала, что он прав. Она так же зависит от клыкарышника, как он от кровавых жемчужин. Она развернулась и собралась уйти.

Он схватил её.

– Нет! Юва, подожди! Прости меня! Я совершил так много ошибок. Кровавые жемчужины. Деньги. Не те люди не в том месте. Но это не имеет отношения к крови, слово даю. И к вардари, можешь даже не спрашивать. Но я ни за что не пришёл бы сюда, если бы не был в отчаянии. Обещаю не мешать, никому не мешать. Юва…

Юва чувствовала, как угасает её ярость. Она обдумывала, не помочь ли ему, и это страшно раздражало. Надо бы бросить его на лестнице и надеяться, что его заберёт Гаула, но она не могла заставить себя произнести это вслух. Последние его слова повисли в воздухе морозным туманом.

Обещаю не мешать, никому не мешать.

Разумеется, он будет мешать, но, может быть, в данный момент это как раз то, что нужно? Не хочется быть такой одинокой в собственном доме, да Сольде вообще с катушек съедет…

Юва спрятала улыбку и помогла Рюгену встать на ноги.

– Одна ночь, не больше. И если ты хоть до чего-нибудь дотронешься, я заставлю тебя это сожрать, понял?

Она повернулась к нему спиной и пошла. Он поспешил за ней, не говоря ни слова, и она не поворачивалась к нему до тех пор, пока не впустила его в дом. Тяжёлая чугунная дверь заскрипела в знак протеста, а потом захлопнулась за ними. Ей нравилось, что она привела его сюда. В этом было что-то извращённое. Рюген – придурок, попавший в беду; он, без сомнения, станет грязным пятном в раю чтицы крови Сольде. Как же ей нравилась возможность хоть немного испачкать этот дом.

Юва стянула ботинки и направилась в зал. Из комнаты чтения крови на нетвёрдых ногах вышла Лагалуна. Она облокотилась на скелетоподобную скамью и согнулась, будто была в стельку пьяна.

– Мама?

Лагалуна взглянула на неё. Она была бледна как смерть, лицо обвисло, тёмные волосы выбились из причёски и прилипли к шее.

– Юва, – пробормотала она и рухнула на пол.

Наследство

Юва замешкалась, подозревая, что у неё на глазах разыгрывается спектакль. Лагалуна корчилась на полу, схватившись руками за живот, и стонала, будто в припадке. Очень скоро она встанет на ноги. Наверняка.

– Лагалуна? – раздался голос из комнаты чтения.

Юва осознала серьёзность положения и вышла из ступора. Она подбежала к маме, опустилась рядом с ней и положила её голову себе на колени. Тело мамы отяжелело и обессилело. Юва изо всех сил старалась собраться – она знала, что время на исходе, знала, что должна что-то сделать, но не могла вспомнить, что именно.

Никогда никому не позволяй увидеть слабость чтицы крови.

Бессмыслица из детства – и единственная ясная мысль в её голове. Юва попросила Рюгена закрыть дверь в комнату чтения, чтобы посетитель не увидел слабость мамы.

– Мама?

Она дышит? Юва повернула голову мамы набок и залезла пальцами в её рот, раздвинув выкрашенные в чёрный цвет губы. Тёплый язык распух. Мама содрогнулась от спазма, и её вырвало. Кровавые массы полились на ковёр и слились с рисунком, изображавшим фазы луны. Наступило, так сказать, затмение.

Мама…

Ей нельзя здесь лежать, она задохнётся. Юва взяла её под мышки и приподняла повыше. Коготь чтицы на её большом пальце заскрёб по полу. Юва сняла его и отшвырнула в сторону. Сочленённое кольцо покатилось по ковру и осталось лежать, указывая когтем в потолок. Юва услышала звон осколков и повернулась. Иве прикрывала рот рукой, стоя посреди моря стеклянных осколков. Кто-то закричал. Захлопали двери.

Сольде? Где Сольде?

Прибежала Хеймилла, подняв юбку, чтобы не задеть осколки. Домоправительница без промедления взяла ситуацию под контроль. Она послала Иве за доктором Эмельстейном и отправила новую помощницу чтицы в комнату ожидания, чтобы разогнать посетителей по домам.

Примчался повар Гомм, вытирая на ходу руки о передник. Он помог Юве поднять Лагалуну на ноги.

– Сожги его, – бормотала мама словно во сне, пока её вели в спальню и укладывали на чёрную кровать с балдахином.

Юва сняла с мамы украшения – длинные ремни с костяными фигурками, которые спутались у неё на шее.

– Юва? – взгляд её блуждал по сторонам, как будто она ослепла. Она вытянула руку и схватила Юву.

– Чем вы её кормили? – спросил Рюген, который стоял в дверях и пристально смотрел на повара.

Гомм поник и заикаясь ответил:

– Спросите лучше, чего она не ела, она… она жрёт как медведь, я не…

Юва уставилась на Рюгена. Не тот человек, не в том месте, не в то время. Придурок. Говнюк. Раб крови. А теперь он запугивал повара своими домыслами.

Она жестом велела ему уйти.

– Убирайся, Рюген! Оставь нас!

Рюген пожал плечами и удалился из комнаты. Повар помедлил, но потом отправился вслед за ним.

– Сожги его, Юва. Ты должна его сжечь.

Юва нашла на тумбочке стакан с водой и попыталась напоить маму, но та рукой отвела стакан в сторону и приподнялась на кровати. Это вызвало приступ кашля. На подушку полилась кровь, мама посмотрела на неё, а потом легла на спину. Внезапно она успокоилась и рассмеялась. Смех показался неприятным и неуместным.

– А у него, чёрт возьми, есть яйца. Чтоб он сгнил, – бормотала она, улыбаясь зловеще и кровожадно.

Нафраим… Её отравили, и она об этом знает.

Юву словно парализовало. Она остолбенела и не могла ни действовать, ни чувствовать.

Лагалуна сильнее сжала её локоть и взглянула на неё. Взгляд её прояснился, улыбка потухла.

– Юва… Ты должна… – голос подвёл её, она сглотнула и попробовала начать ещё раз. – Ты должна сжечь его, Юва. Сожги дьявола! Не дай им завладеть дьяволом! Найди мои карты и сожги его. Дьявол – это кровь, Юва. Сольде сломается, она не такая, как ты. Ты сможешь, трудный ребёнок… Ты всё знаешь, Юва. Ты видела его. Помнишь? Железный волк? Ты назвала его… железным волком.

Юва не отводила глаз от бледной руки, сжимавшей её локоть, как будто мама хотела уволочь Юву за собой в Друкну. По спине побежал холодок.

Железный волк…

Эти слова буром врезались ей в голову: казалось, череп разлетится на части. Воспоминания хлынули потоком, все одновременно. Она почувствовала себя беспомощной. Ей казалось, она тонет. Она ребёнок. Она впервые нарисовала волка. Мама повела себя странно: она очень разозлилась, бросила рисунок в огонь и ударила её. Юва схватилась за щёку, напуганная тем, что боль может быть такой внезапной.

А потом мама рассмеялась. Корчилась от смеха. Сказала, что Юва всё выдумала и что ей больше никогда не позволяется говорить о нём. О железном волке. О волке в шкафу. О дьяволе. Всё это имена одного чудовища, которое её заставили забыть.

И вот теперь мама лежит перед ней и умоляет её вспомнить? Шок перешёл в злость. Как она смеет? Как ей не стыдно просить её вспомнить, Друкна её побери?! И это после того, как её всю жизнь заставляли забыть? Переводили всё в шутку и сбивали с толку. Почему?

Потому что она умирает.

Осознание этого факта остановило поток воспоминаний. Лагалуна провела рукой по губам. Кровь и чёрная губная помада испачкали её щёку. Последний спектакль. Самое последнее представление мамы, а она в нём не главное действующее лицо. Главное лицо – он. Нафраим. Долговечный нёс с собой смерть – так повелось со времён отца.

Вардари решили убить маму, потому что она отказала им. В чём? Что такого они хотели получить, а она не захотела отдать?

Мама улыбнулась, сверкнув почерневшими зубами. Она хрипела, как утопающая.

– Сольде… Не оставляй её одну. Она не выдержит – ты знаешь, это так. Так всегда было. Дьявол – это твоя судьба. Это ты – чтица крови. Ты знала об этом всю свою жизнь, Юва. Бумаги… Письменный стол. На твоё имя. Всё… твоё.

Лагалуна зажмурила глаза, и её лицо исказилось гримасой боли.

– Я должна была спросить, Юва. Я должна была объяснить, но ты такая, Свартна забери тебя, упрямая. Не позволяй им завладеть дьяволом. Сожги его!

Её зрачки сжались до точки, и резкий запах экскрементов подтвердил, что она утратила контроль над телом.

– Они не получат его, мама, – сказала Юва и положила ладонь на лоб мамы. Он был тёплым и липким.

Мама отыскала её взглядом.

– Юва, что я всегда говорила о дьяволе?

Юва не знала, смеяться ей или плакать. В этом доме о дьяволе было сказано много, гораздо больше, чем стоило слышать ребёнку, и больше, чем способна вместить человеческая память. Взгляд мамы устремился вдаль, как будто она что-то увидела там, за спиной Ювы. А потом она ушла из жизни. Лицо её застыло, щёки обвисли.

Юва повернулась к ней спиной, но осталась сидеть на краю кровати, разглядывая пару капель крови на полу у двери. Она чувствовала себя полностью опустошённой и знала, что это неправильно, что сейчас ей надо испытывать другие чувства.

По дому разнёсся стук входной двери. Голоса в зале. А потом вой, который могла издать только Сольде.

Разумная часть горячечного бреда мамы ледяным ветром пролетела по её груди.

Бумаги… Всё твоё.

Если существуют документы о наследовании, она должна найти их раньше Сольде. Найти и уничтожить. Юва открыла ящик тумбочки и пошарила рукой в поисках ключа, который, как она знала, должен лежать там. Отодвинула в сторону колбу с кровавыми жемчужинами и нащупала ключ. Из коридора донёсся звук шагов Сольде. Юва засунула ключ в карман и закрыла ящик.

В спальню влетела Сольде и резко остановилась у кровати. Прикрыла нос рукой и отступила на шаг. Её глаза расширились, не веря увиденному. Она посмотрела на Юву, и потрясение ушло, уступив место чему-то другому, гораздо более страшному. Верхняя губа поднялась в зверином оскале.

– Ну что, теперь ты готова попробовать? Готова обманом заполучить дом и ремесло?

Юва закрыла глаза. В её словах заключалось всё то, от чего она сбежала, всё то, что она презирала в чтицах крови. Легкомысленная игра словами, которая позволяла им спекулировать, обвинять и принимать решения, не задумываясь о последствиях. Как всего несколько слов смогли вместить в себя столько гадкого?

Она опустила глаза на свои руки, и у неё появилось страшное ощущение, что они гвоздями прибиты к бёдрам. Один гвоздь за каждое мамино слово.

Сольде. Не оставляй её одну.

– Что она сказала? – спросила Сольде и подошла ближе, скользнув вокруг столба от балдахина.

Подол красной шерстяной юбки намок от снега, а кристаллы льда на поясе сверкали, как битое стекло. Сольде не разулась. В руке она держала мамино кольцо. Коготь. Наверное, она подняла его с пола в зале, когда услышала, что мама при смерти.

До Ювы дошло, что, хотя Сольде была больше похожа на мать, она тоже не любила её. Но Сольде было всего шестнадцать, и какие бы чувства она ни испытывала, у неё не хватило воли уехать отсюда. Всё, что она знала, и всё, что хотела получить, находилось здесь. Стать чтицей крови, занять место в Ведовской гильдии. Кольцо у неё в руках было важнее маминой жизни.

Сольде указала на Юву серебряным когтем.

– Никто не поверит тебе, Юва. Никто! Даже не пытайся. Они знают, что ты – охотничья шлюха! Твоё место на спине под стариками на Шкурном дворе, а не здесь. Это я читаю по крови, и я могу точно сказать, кто ты такая!

Юве показалось, что она ощущает вкус слов Сольде, похожий на вкус гнилого яблока. Терпкий и порочный. Она покачала головой:

– Нет, Сольде. Сейчас ты рассказываешь мне лишь о том, кто ты такая.

Рука Сольде затряслась, как будто она хотела ударить, но зайти так далеко она бы никогда не осмелилась. Она склонилась к Юве и прошипела:

– Что она сказала? Отвечай!

Юва почувствовала, что к наполнявшей её пустоте начинает примешиваться мелочная жажда мести. Сейчас она могла забрать у Сольде всё. Всё, чем та владела, всё, чего жаждала. Её слишком грязный рот можно было заткнуть раз и навсегда. Но что она станет делать, раздавленная шестнадцатилетняя девчонка? Здесь всё, что у неё есть, и всё, что она умела. А Юва ни за что на свете не хотела всё это получить.

Юва подняла глаза. Они были уже не одни. Хеймилла подошла к кровати и закрыла глаза Лагалуны. Гомм и Рюген замерли в дверях. За ними маячила Фрейса, новая помощница чтицы. Она плакала. Только она одна.

Все смотрели на Юву, и она поняла: не только её сестра хочет знать, что сказала мама. Слуги тоже хотели знать. Кто станет следующей чтицей крови в доме Саннсэйров?

Юва встала. Ноги покалывало, как будто они пребывали в спячке.

– Она сказала, это твоё, Сольде. Всё твоё.

Казалось, с плеч Сольде свалился огромный груз. Они опустились, лицо смягчилось, почти как у мамы, к губам вновь прилила кровь. Извращённое облегчение у постели, воняющей смертью. Юва протиснулась мимо неё и других и покинула спальню. Она радовалась, что ей дали уйти. Надо было действовать быстро, пока Сольде не начала искать бумаги.

Юва удостоверилась, что за ней никто не пошёл, а потом поднялась по лестнице в зал и вошла в кабинет. Очаг не горел, в комнате было темно и холодно. На улице поднялся ветер, который слабо свистел в одном из окон, как ребёнок, который пытается научиться этому искусству. С картины на стене поглядывал отец, и мужество грозило в любой момент подвести её, но Юва уже почти достигла цели. Осталось последнее дело, после которого она сможет вернуться к той жизни, которую вела до того, как на Шкурный двор явилась Сольде. Она вернётся к жизни Ювы-охотницы. Но сейчас ей предстоит охота на других волков.