Текст книги "Жажда подлинности: Как идеи Симоны де Бовуар помогают стать собой"

Ватикан, видимо, счел «Второй пол» слишком опасным, чтобы просто отложить в сторону, поэтому в 1956 году внес его (вместе с романом «Мандарины») в ныне упраздненный список запрещенных книг{44}44
  Сильви Ле Бон де Бовуар писала, что 14 июля 1956 года Ватикан внес в список запрещенных книг «Второй пол» и «Мандарины» за создание «пагубной атмосферы» и распространение «медленного яда» (Beauvoir, MémoiresII, XIII, перевод мой – Скай Клири).


[Закрыть]. Иногда, впрочем, черный пиар – тоже пиар: «Второй пол» продавался на диво хорошо. За первые пять месяцев было напечатано около 55 000 экземпляров – огромный тираж для любой книги, а уж для философского сочинения в 1949 году просто запредельный. С тех пор книгу перевели почти на сорок языков и издают миллионными тиражами{45}45
  Число изданных экземпляров «Второго пола» см. в Rouch, Le Deuxième Sexe.


[Закрыть].

И все равно де Бовуар находилась в привилегированном положении. Немалому числу представительниц ее пола отказ соответствовать идеалу вечной женственности – мужским стандартам, определяющим, какой должна быть женщина, – может стоить жизни. –[6]6
  В связи с принятием Федерального закона от 5 декабря 2022 г. № 478-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон “Об информации, информационных технологиях и о защите информации” и отдельные законодательные акты Российской Федерации», в котором идет речь о запрете пропаганды нетрадиционных отношений и смены пола, мы были вынуждены скрыть часть текста с согласия автора.


[Закрыть]. Темнокожие американки всегда страдали больше, чем белые, – еще со времен рабства, когда им не принадлежало даже собственное тело. Если с белыми женщинами могли обращаться как с объектами иногда, то темнокожие были вещью в самом буквальном смысле, и наследие этого «белого взгляда» не изжито по сей день.

* * *

На пути прогресса часто встают и мифы, связанные с биологией. Обычно биологию привлекают для объяснения различий между полами. У животных самца и самку, как правило, определяет их роль в размножении, хотя исключения есть и здесь. Сравнивая себя с животными, мы можем что-то узнать о биологических процессах у живых существ. Но о смысле человеческого бытия биология ничего нам не скажет.

Экзистенциализм предлагает собственный ответ на вопрос, чем отличается человек от всех прочих животных: они действуют инстинктивно, а человек трансцендирует. Де Бовуар во «Втором поле» доказывала, что человек идет на риск, чтобы преодолеть свое естественное состояние, выходит за пределы данных ему обстоятельств и ищет в жизни смысл{46}46
  Beauvoir, The Second Sex, 72–73 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть]. (Животные тоже думают, чувствуют, образуют социальные связи, но, насколько нам известно, не умеют философствовать.) Быть человеком – значит деятельно преодолевать факты своего существования так, чтобы создавать смысл.

«Как только мы соглашаемся рассматривать личностную перспективу, в которой тело определяется исходя из понятия существования, биология становится абстрактной наукой»{47}47
  Beauvoir, The Second Sex, 46 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть], – писала де Бовуар. Биология задает факты нашей жизни, но не смысл. Смысл рождается из того, как мы живем, что делаем и как поступаем. Мы создаем этот смысл, совершая выбор, будучи обладателями доставшихся нам от рождения половых органов в обществе, где этим органам приписываются определенные ценности.

Биология, разумеется, способна порождать сложности и конфликты между фактичностью и свободой. Физиология то и дело встает на пути к насыщенной жизни и самореализации. В двадцать лет менструальные боли донимали меня так, что в перерывах на работе я сворачивалась в позе эмбриона под столом или на полу в ближайшем туалете. Многим женщинам менструация доставляет если не мучительную боль, то неудобство; роды оборачиваются если не угрозой для жизни, то жестокой пыткой, а кормление грудью если и не изнуряет, то ощутимо выматывает{48}48
  Beauvoir, The Second Sex, 42 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть]. Тем не менее благодаря развитию технологий, контрацептивам и медикаментам со всем этим удается справляться успешнее. Мне лично, как выяснилось, хватает либо противозачаточных, либо одной таблетки анальгетика раз в месяц, чтобы забыть о боли.

Нас определяет не только вид тела, которым мы обладаем. Важно также, что мы с этим телом делаем и что нам позволено и удается с ним делать. Проблема женщин в том, что значимость нашего тела – значимость нашей биологии – в основном определяют мужчины, чья власть основана на мифах. Мифы, связанные с биологией, часто служат орудием оправдания несправедливости, но основой социальных систем ценностей биология выступать не может.

Еще одним потенциальным мифом, препятствующим подлинности, де Бовуар считает психоаналитические теории. Теория, что женщины думают иначе, поскольку у них «женский мозг», распространена, при всей ее недоказанности, довольно широко. В продвижении этой идеи Симона де Бовуар обвиняет основоположников психоанализа во главе с Зигмундом Фрейдом. Фрейд, как известно, полагал источником множества женских проблем отсутствие пениса (эта мысль гораздо больше говорит о самом Фрейде, чем о женщинах). Фрейд не исследовал ни широкий контекст причин, позволивших мужчинам утвердить свое господство, ни воздействие социоэкономических структур, ни роль выбора и ценностей.

Фрейд и психотерапевт Альфред Адлер описывали детей как существ, которые стремясь идентифицировать себя с отцом или матерью, мечутся между маскулинностью и феминностью. Де Бовуар относит эти теории к мифам и более вероятной причиной детских неврозов у девочек видит другую: они разрываются между стремлением проявлять свободу и быть «хорошей девочкой». Хорошие девочки стараются соответствовать критериям вечной женственности. Хорошие девочки делают, что велено; первыми ни с кем не заговаривают, заботятся о том, чтобы выглядеть привлекательно, держатся скромно и всегда улыбаются.

В перечне мифов, преграждающих путь к подлинности, числится у Симоны де Бовуар и исторический материализм и, в частности, теория homo economicus Фридриха Энгельса. Она состоит в том, что средства производства и, следовательно, обусловленное ими устройство общества и разделение труда между полами зависели от орудий труда (равно как и от материалов и технологий). Соответственно, в каменном веке мужчинам больше подходила охота, а женщинам – работа более мелкими орудиями вроде копалок или приспособлений для плетения. Позже, с появлением плуга и интенсификацией земледелия, некоторые народы поработили Других, чтобы возделывать поля, и установили право частной собственности, позволяющее распоряжаться рабами. Мужчины имели дело с более крупными орудиями, которые приносили больше прибыли, и потому их труд стал считаться более ценным – по поверхностным и ограниченным финансовым меркам, – чем женская работа по хозяйству и забота о семье.

Ту же идею отстаивает и автор одного из самых известных исторических исследований неравенства «Происхождение патриархата» (1986) Герда Лернер. Она относит становление патриархата к процессам, происходившим в период с 3100 до 600 годов до н. э. Неравенство росло с развитием земледелия, утверждает Лернер, по мере того как мужчины получали власть над землей и женским телом (и телами детей) как экономическими ресурсами, которые тогда объединялись с частной собственностью{49}49
  Lerner, Gerda. The Creation of Patriarchy. Oxford: Oxford University Press, 1986: 8, 221. Есть некоторые основания предполагать, что гендерная дискриминация начала проявляться еще в VI тысячелетии до н. э. Частично вдохновляясь де Бовуар, антрополог Марта Синтас Пенья со своей научной группой взяла на себя труд проверить, подтверждают ли тезис Лернер археологические данные. Проанализировав захоронения в Испании возрастом до 8000 лет, они обнаружили, что мужских могил там вдвое больше, чем женских, то есть у женщин было меньше шансов на погребение после смерти. Больше признаков физических травм на мужских останках и больше оружия в мужских могилах указывало на то, что мужчины больше женщин участвовали в насильственных действиях. В наскальной живописи тоже чаще изображали мужчин, чем женщин. Преобладание мужчин в захоронениях и искусстве неолита означает, что в культурном отношении мужчины ценились и почитались больше женщин, а также позволяет говорить о становлении идеологии мужской власти. Если бы гендерные различия были исключительно биологическими, история не знала бы такого разнообразия гендерного неравенства в разных сообществах. Сугубо биологические различия не объясняли бы, почему женщины сейчас, получив больше свободы, добиваются в жизни не меньшего, чем мужчины (Cintas-Peña, Marta, and Leonardo García Sanjuán. “Gender Inequalities in Neolithic Iberia: A Multi-Proxy Approach.” European Journal of Archaeology 22.4 [2019]: 499–522).


[Закрыть].

Частная собственность и законы о наследовании закрепляли неравенство, принуждая женщин к зависимости от мужчин, поскольку сами женщины почти никаких прав на материальные ценности не имели. Эти законы институционализировали патриархальную семью и представление о женщине как своего рода активе. Со временем кабальные отношения между мужчиной и женщиной стали традицией. Мужчины продолжали трансцендировать – изобретать, созидать, осуществлять, рисковать собой – и превращать эту деятельность в ценности, ассоциирующиеся с мужественностью. Большинство женщин застревали в якобы данной от природы фактичности – необходимости обихаживать и кормить себя и других – и оказывались лишены возможности создавать свою подлинную сущность.

Симона де Бовуар выделяет два основных исторических фактора, которые способствовали изменению положения женщин в XX веке: свободу от непременного участия в воспроизводстве (продолжении рода) и свободу участия в производстве. Технологии свели на нет почти все физические различия между мужчинами и женщинами, касающиеся рабочих задач. Контрацепция предоставила многим мужчинам и женщинам возможность не обзаводиться большой семьей или обходиться без семьи в принципе – хотя в этой области все по-прежнему сильно зависит от культурной и классовой принадлежности. Некоторым привилегированным женщинам можно было не работать, но те, кто зарабатывал наемным трудом, попадали под двойной гнет: право на работу не гарантировало соблюдение трудовых прав. Им платили меньше, поручали скучные рутинные задачи, подвергали дискриминации и сексуальным домогательствам.

Эти тенденции только усиливали господство мужчин над женщинами. Однако де Бовуар доказывала, что такие теории, как homo economicus, поверхностны и абстрактны, поскольку не объясняют, каким образом одних только орудий труда оказалось достаточно, чтобы перейти от коммунитаризма к индивидуализму. Они не объясняют, как именно частная собственность привела к угнетению женщин и почему разделение труда основывалось на подчинении и закабалении, а не на дружбе.

Если физические различия обусловлены биологией, то различия во власти – порождения культуры. Хотя многие считают мужское господство естественным просто потому, что «так было всегда», это мнение является искажением действительности и средством угнетения. Столь же абсурдно было бы утверждать, что люди всегда умирали от болезней, а потому искать способы лечения и изобретать вакцины незачем. Симона де Бовуар призывает правильно понимать глагол «быть» применительно к женщинам в высказываниях типа «женщины [суть] кроткие». «Быть» здесь означает не «должны быть», а «стали»{50}50
  Beauvoir, The Second Sex, 12. [де Бовуар, С. Второй пол]


[Закрыть].

Пусть человек не властен над своей биологией, психологией или историей, мы можем (или, по крайней мере, должны иметь возможность) создавать рабочие места и должности, использовать технологии для того, чтобы преодолеть историческое неравенство в области разделения труда. Сводить людей к их фактичности – это угнетение, безнравственность и расчеловечивание. Человеку свойственно желание стремиться за пределы данности. Быть человеком – значит задаваться вопросами о своем бытии, искать причины для него, оправдывать свое существование. Иными словами, трансцендировать.

* * *

Фрейдистские теории в большинстве своем сейчас развенчаны{51}51
  В одной активно цитируемой статье из Psychological Science за 1996 год доказывалось, что «в пользу всей фрейдовской системы или отдельных составляющих ее догм нет буквально ни одного довода, ни научного, ни из терапевтической практики» (Crews, Frederick. “Review: The Verdict on Freud.” Psychological Science 7.2 (1996): 63–68). Хотя многие по-прежнему возносят Фрейда на пьедестал, в его наследии больше культурно провокационного и умозрительного, чем научного. В своей книге «Фрейд. Создание иллюзии» (2017) Крюс утверждает, что Фрейд был типичным кокаинистом, которого слава заботила больше, чем научная строгость. См. также: Against Freud: Critics Talk Back (Todd Dufresne, 2007). Фрейд и сам не ожидал, что его идеи станут так популярны. Прибыв в 1909 году в Нью-Йорк, он предположительно сказал своему другу и коллеге Карлу Юнгу: «Они не догадываются, что мы несем им чуму» (Lacan, Jacques. Écrits. Trans. Fink, Bruce. New York: W. W. Norton & Company, 1996: 336 [Лакан, Ж. Написанное. Том I / Пер. с фр. А. Черноглазов. – М.: Ad Marginem, 2024]).


[Закрыть]. Однако в современной культуре находит отражение множество биологических, психологических и исторических теорий, которые продлевают жизнь вредным мифам и препятствуют подлинности. Юваль Ной Харари в своем бестселлере по версии The New York Times «Sapiens. Краткая история человечества» соглашается с де Бовуар (хотя и не упоминая ее), что ролями, правами и обязанностями мужчин и женщин наделяет культура, а не биология. В то же время он утверждает, что для господства мужчин над женщинами все же должно быть биологическое основание, не отрицая при этом, что свидетельств для такого основания у нас нет.

Хотя мужчины действительно в среднем мускулистее, признает Харари, женщины во многом оказываются сильнее – в том числе в умении выдерживать голод, болезни и усталость{52}52
  Harari, Sapiens, 172 [Харари, Ю. Н. Sapiens. Краткая история человечества / Пер. Л. Сумм. – М.: Синдбад, 2022].


[Закрыть]. Более того, между мускулами и социальной властью практически нет корреляции, а если есть, то зачастую обратная. На высшие ступени политической, религиозной и законотворческой иерархии обычно поднимаются не самые мускулистые и сильные и уж тем более не самые эволюционно успешные мужчины.

Согласно ряду теорий, мужчины добились господства благодаря большей агрессивности: предполагается, что повышенный уровень тестостерона усиливает враждебность. Однако точно неизвестно, в самом ли деле мужчины агрессивнее женщин. По результатам некоторых исследований, женщины агрессивнее мужчин, но мужчина в состоянии причинить больший физический вред{53}53
  См., например: Archer, John. “Sex Differences in Aggression between Heterosexual Partners: A Meta-Analytic Review.” Psychological Bulletin126.5 (2000): 651–80.


[Закрыть]. Если рядовому бойцу агрессия, возможно, и вправду помогает приблизить победу, то полководцу, считает Харари, больше необходимы выносливость, организаторские способности, умение руководить, объединять усилия и оценивать обстановку с точки зрения противника. Свидетельств превосходства мужчин над женщинами в этих умениях у нас нет.

Другие популярные теории основываются на том, что мужчинам приходилось соревноваться с другими мужчинами за женщин ради продолжения рода, а женщинам необходима была мужская защита на время беременности и первых лет жизни ребенка. Однако никаких объективных оснований рассчитывать на мужчин в чем-то, кроме спермы, у женщин не было. Многие животные – слоны, львы, пятнистые гиены и бонобо – формируют матриархальные сообщества, где самки помогают друг другу заботиться о детенышах, пока самцы соперничают между собой. Но животные, конечно, не могут диктовать людям, как обустраивать социум.

Пользуясь экзистенциалистской терминологией Симоны де Бовуар, толкать женщин на путь, не являющийся результатом свободного подлинного выбора, – то есть не допускать их к ролям, маркированным как мужские, – значит радикально уничтожать их попытки жить подлинной жизнью. Но когда же начинается внедрение стереотипов? Очень, очень рано. К шести годам дети уже начинают считать, что девочки глупее мальчиков, что им хуже даются естественные, точные и технические науки (STEM)[7]7
  STEM (science, technology, engineering, mathematics) – международный термин, используемый для обозначения группы связанных между собой теоретических и технических дисциплин в образовательном контексте. – Прим. ред.


[Закрыть], хотя по оценкам и в стандартных тестах девочки мальчиков обходят{54}54
  См., например: Reardon, Sean F., et al. “Gender Achievement Gaps in U. S. School Districts.” Stanford Center for Education Policy Analysis.2018. Accessed July 20, 2021. http://cepa.stanford.edu/wp18–13; Voyer, Daniel, and Susan D. Voyer. “Gender Differences in Scholastic Achievement: A Meta-Analysis.” Psychological Bulletin 140.4 (2014): 1174–1204; Bian, Lin, Andrei Cimpian, and Sarah-Jane Leslie. “Evidence of Bias against Girls and Women in Contexts That Emphasize Intellectual Ability.” The American Psychologist 73.9 (2018).


[Закрыть]. Сторонники неравенства могли бы утешить себя тем, что, даже если в среднем способности к STEM у мужчин не выше, отдельные мужчины все-таки преуспевают в этой области больше, чем основная масса женщин, однако и на этот счет надежных доказательств нет{55}55
  Как показали итоги исследования с участием 1,6 миллиона учащихся (в основном из США), и дисперсия, и медианное значение у мужчин и женщин по предметам STEM, таким как математика и естественные науки, были меньше, чем по предметам, не относящимся к STEM, таким как гуманитарные и общественные науки. Если бы гипотеза о вариабельности была верна, мужчины должны были бы преобладать в профессиях, не относящихся к STEM, а это не так. Исследователи заключают, что при равной вероятности получения достаточно высоких оценок для карьеры в области STEM у мальчиков и у девочек гендерные представления, такие как стереотипы и отрицательная реакция, перекрывают девочкам путь в эту область гораздо сильнее, чем мальчикам.


[Закрыть].

Теории, провозглашающие мужчин более способными к STEM, по определению являются сексистскими, поскольку игнорируют социоэкономические и культурные факторы, целенаправленно препятствующие желанию девушек делать карьеру в этой области. Кремниевая долина, в частности, славится своей враждебностью к тем, кто не вписывается в шаблоны. Дисциплины STEM по-прежнему считаются мужской прерогативой, но исключительно из-за значимости, которую им приписывают мужчины, а не из-за врожденных биологических различий. Как объясняла Симона де Бовуар, «создавая универсальные ценности – под которыми я подразумеваю, например, математику, – мужчины часто ставили на них печать исключительности, маскулинности, мужского занятия ‹…› очень тонко и коварно»{56}56
  Schwarzer, After The Second Sex, 45.


[Закрыть].

Сделать решительный шаг к равенству возможностей – праву каждого быть значимым и востребованным, подлинному восприятию себя – означает устранить путаницу в ценностных установках, требующих от мужчин маскулинности, а от женщин – феминности. Такие ценности, как способности к математике и естественным наукам, должны, отмечала де Бовуар, стать универсальными. Мы не можем изменить систему ценностей в одночасье, но продолжать бороться с мифами необходимо, поскольку здесь изменения возможны и, когда они произойдут, это и будет настоящая революция.

* * *

На третьем курсе колледжа в Австралии я записалась в университетский полк подготовки армейского резерва. На человека, готового служить, я была не похожа совершенно – в армию шла в надежде заработать денег, получить абсолютно новый опыт и завести друзей. Когда в первый день я разбирала винтовку – старую железяку образца Второй мировой, – зрелище было не для слабонервных.

Из этого испытания я, до тех пор не державшая в руках ничего серьезнее водяного пистолета, вышла в царапинах, ссадинах, с волдырями на пальцах и ноющими мышцами. Но это меня не остановило. Во время обучения я ощущала поддержку и ободрение множества потрясающих учителей и наставников (в основном мужчин). Большинство женщин, пришедших на подготовку одновременно со мной, в последующие годы отсеялись, а я осталась в качестве своеобразного символа, одна за всех. Я гордилась собой, поскольку проходила подготовку и сдавала зачеты наравне с мужчинами, даром что они были физически крупнее и сильнее.

В двадцать лет я получила звание лейтенанта. Меня назначили командиром взвода. В тренировочном лагере под мое начало поступали тридцать новобранцев, которых я обучала навыкам ориентирования. Однажды на таких сборах я представилась кадровому сержанту вдвое старше меня, прибывшему в мое подчинение, – протянула ему руку, здороваясь. Он ее в ответ не пожал – смерил меня взглядом, расхохотался и ушел. Как уже говорилось, я мало напоминала военного. Я эту выходку оставила без внимания, сосредоточилась на деле и свою работу выполнила на отлично. В конце сборов этот сержант сказал, что недооценил меня, и извинился за неуважение. Я бы даже поверила в искренность этих извинений, если бы затем он не попытался пригласить меня на свидание. Я отказалась.

На сборах спустя неделю, которую мы провели в буше, где рыли и закапывали ямы, прочесывали густые заросли и спали под полиэтиленовыми тентами, настало время отправляться в пятнадцатикилометровый марш-бросок. Мы двигались обратно к казармам, у каждого бойца – снаряжение и разгрузка общим весом в двадцать восемь кило. Путь долгий, тяжелый, но я уже проделывала его в боевой выкладке не один раз. Когда мы построились, сверху пришел приказ всем женщинам сдать рюкзаки в машину и марш-бросок совершать налегке. Только женщинам.

Я закипела от ярости и адреналина. Как была, в пыльных ботинках, в зелено-коричневой камуфляжной раскраске, в вонючей, насквозь пропотевшей и пропылившейся за эту неделю форме, будучи на пределе, но изо всех сил стараясь сохранять самообладание, я обратилась к командиру. Я сказала, что женщины вполне способны выдержать марш-бросок и нормативы у них должны быть такие же, как у мужчин.

Командир, симпатичный дружелюбный мужчина средних лет, мог бы возмутиться наглостью девицы, посмевший обсуждать приказ, но ему хватило терпения объяснить, что решение продиктовано интересами здоровья и безопасности в связи с жарой и прочее и прочее. Приказ женщинам снять рюкзаки не был личной прихотью командира – рекомендация исходила от врачей (не помню сейчас, мужчин или женщин). Но приказ отмене не подлежит: если я не подчинюсь, растолковал командир, мне светит трибунал.

На меня бросали ободряющие взгляды и вставали рядом в знак солидарности. Но это была армия. Неподчинение было чревато серьезными последствиями. «Ну какая тебе разница?» – шепнула одна из боевых подруг, снявших рюкзак. «Радоваться надо, что нам полегче будет», – подала голос другая. Если бы приказ по моей просьбе все-таки изменили, часть женщин наверняка разозлилась бы. Я не хотела, чтобы на меня точили зубы. И мученицей за идею становиться тоже не хотела.

Сдавшись, я сбросила рюкзак. Но стыд был тяжелее любого груза, и мне было вдвойне труднее держаться и вести за собой остальных под десятками любопытных взглядов. Все эти пятнадцать километров я на каждом шагу подавляла слезы обиды и злости на то, что меня посчитали не равной остальным, и горечь поражения оттого, что я подчинилась, чтобы не раздувать конфликт.

С иной точки зрения, я и вправду должна была бы обрадоваться, что ко мне предъявили заниженные требования. Если предлагают более легкий путь, почему бы им не воспользоваться? Симона де Бовуар знала, как велик соблазн пойти путем наименьшего сопротивления. Уклоняться от свободы очень заманчиво, поскольку тем самым мы избегаем мук трансценденции. Но, избегая свободы, мы становимся пассивными и можем подчиниться свободе других людей{57}57
  Beauvoir, The Second Sex, 10 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть].

В то время я не знала о де Бовуар и не была знакома с ее идеями, но приказ меня задел, потому что зачеты по физической подготовке мы сдавали наравне с мужчинами. Я знала, что марш-бросок мне по силам, и хотела, чтобы и остальные в этом убедились. Мне нужно было, чтобы новобранцы увидели: я командую ими по праву и женщина может быть легитимным лидером.

Однако отменить приказ я не могла. Как и свою женскую физиологию. Выбор предлагался простой: либо выполнять приказ, либо не выполнять и быть готовой к последствиям. Много позже философия Симоны де Бовуар помогла мне осознать: в этой бинарной (или/или) оценке того инцидента с марш-броском недоставало ключевого понимания: приказ был сексистским. Он был основан на представлении о том, что из-за определенных биологических особенностей женщина уступает мужчине в силе, а потому требовать от нее нужно меньше. То же представление предписывает оберегать женщин, если понадобится, даже против их воли.

Философия де Бовуар объяснила мне, что экзистенциальная проблема, с которой я столкнулась в том марш-броске по австралийской глубинке, состояла в отчуждении – меня назначили Другой. Отчуждение нивелирует человека до грубых стереотипов, не принимающих в расчет, что каждый из нас представляет собой нечто гораздо большее, чем может вместить жесткий шаблон. Меня свели к имманентности – фактам, связанным с моим телом. Приписываемую мне женскую слабость поставили выше готовности выполнять работу и желания иметь доступ к тем же возможностям, что и у мужчины. Со мной обошлись как с Другим, которого нужно оберегать от него самого.

Для де Бовуар мы есть то, что делаем. То, кем мы станем, определяется нашими поступками{58}58
  Beauvoir, The Second Sex, 270 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть]. В моем примере поступком был марш-бросок в боевой выкладке. Мужчинам дали возможность оценить себя и позволить оценить себя другим. У женщин эту возможность вырасти, познать и преодолеть себя, открыть в себе какие-то умения отобрали. То есть мне, по сути, сообщили, что я свои способности оцениваю неверно.

Насколько труден будет марш-бросок для каждого из бойцов, зависело от многих факторов – физических данных, целей, силы воли, но никак не от половой принадлежности. Одни были крепче физически, другие – психологически. Сказать наверняка, что марш-бросок с боевой выкладкой окажется слишком тяжелым для женщин, но выполнимым для мужчин, было невозможно. Когда в середине марша кто-то из новобранцев стал выбиваться из сил, я предложила понести его рюкзак. Он подумал, но все-таки отказался. Я поняла: выглядеть слабее женщины слишком унизительно, платить такую цену он был не готов.

Я до сих пор размышляю иногда, какие еще варианты действий у меня были на том марш-броске. Отказаться снять рюкзак? Просить, чтобы мужчинам тоже приказали – или хотя бы разрешили по желанию – облегчить выкладку? Начать кампанию по борьбе с сексистскими правилами? Будь у меня достаточно храбрости и терпения, я бы сделала все вышеперечисленное. Вместо этого я ушла из армии, обретя свободу строить карьеру там, где меня не будут ограничивать (по крайней мере, так неприкрыто) только потому, что я женщина.

Мифы о женских способностях объясняют, почему женщинам до сих пор платят меньше, чем мужчинам, за одинаковую работу: женщин нередко считают менее компетентными. По той же причине их зачастую просто не слушают: они якобы сами не знают, что для них лучше; от них нельзя ожидать рационального мышления, потому что для их сознания в приоритете потомство; решения нужно принимать за них; их мнение ничего не значит. Наша культура по-прежнему неустанно укрепляет эти мифы.

* * *

Феминизм облагодетельствовал немногих привилегированных. Но даже феминизм во многом подчиняется правилам, созданным мужчинами, и поддерживает институциональный статус-кво. Он превозносит личный успех, выдвигая в качестве идеала некий недостижимый «баланс» и обвиняя тех, кому не удается его соблюсти. Суперженщин, которые гонятся за этим идеалом, одна из героинь романа де Бовуар «Недоразумение в Москве» описывает так:

Худо-бедно имеют профессию, якобы хорошо одеваются, занимаются спортом, содержат в идеальном порядке дом, замечательно воспитывают детей; хотят доказать, что состоялись во всех отношениях. А на самом деле разбрасываются, ничего толком не добившись{59}59
  Beauvoir, Misunderstanding in Moscow, 226 [здесь и далее цит. по: де Бовуар С. Недоразумение в Москве / Пер. Н. Хотинской. – М.: Эксмо, 2015].


[Закрыть].

Это звучит слишком драматично – в действительности многим женщинам удается преуспеть сразу в нескольких областях, – однако и здесь обнаруживается дилемма, которая по-прежнему стоит перед женщинами: феминизм недооценивает те структуры, которые препятствуют успеху, он увеличивает интерсекциональный разрыв между привилегированными и эксплуатируемыми и лишь декларирует коллективную справедливость и равенство{60}60
  Критику элитистского феминизма см. в Rottenberg, Catherine. The Rise of Neoliberal Feminism. Oxford: Oxford University Press, 2018.


[Закрыть].

Неизвестно, что сказала бы Симона де Бовуар по поводу современного положения дел, но, подозреваю, она была бы крайне разочарована нашим «прогрессом». Каждые шестьдесят восемь секунд кто-то из граждан Соединенных Штатов подвергается сексуальному домогательству, и в 90 процентах случаев этот кто-то – женского пола{61}61
  “Scope of the Problem: Statistics (Analysis of the Department of Justice, Office of Justice Programs, Bureau of Justice Statistics, National Crime Victimization Survey, 2018)”: Rape, Abuse & Incest National Network, 2019. Accessed July 20, 2021. https://www.rainn.org/statistics/scope-problem.


[Закрыть]. По всемирной статистике, физическое или сексуальное насилие испытала на себе как минимум каждая третья из ныне живущих женщин{62}62
  “Violence against Women Prevalence Estimates, 2018.” Geneva and New York: World Health Organization, 2021. Accessed July 20,2021. https://www.who.int/publications/i/item/9789240022256.


[Закрыть]. У женщин в два раза выше, чем у мужчин, вероятность оказаться жертвой торговли людьми{63}63
  “Global Report on Trafficking in Persons 2018.” Vienna: United Nations Office on Drugs and Crime, 2018: 10. Accessed July 20, 2021. https://www.unodc.org/documents/data-and-analysis/glotip/2018/GLOTiP2018BOOKwebsmall.pdf.


[Закрыть]. От рук родственников погибает в два раза больше женщин, чем мужчин; от рук полового партнера – в четыре раза больше{64}64
  “Global Study on Homicide 2019.” Vienna: United Nations Office on Drugs and Crime, 2019: 11. Accessed July 20, 2021. https://www.unodc.org/documents/data-and-analysis/gsh/Booklet5.pdf.


[Закрыть]. У женщин статистически выше вероятность жить беднее мужчин, поскольку в среднем они зарабатывают меньше и заработки их менее стабильны{65}65
  Boudet, Ana Maria Munoz, et al. Gender Differences in Poverty and Household Composition through the Life-Cycle: A Global Perspective. Washington, D.C.: UN Women and the World Bank, 2018. Accessed July 20, 2021. https://www.unwomen.org/en/digital-library/publications/2018/4/gender-differences-in-poverty-and-household-composition-through-the-life-cycle.


[Закрыть]. Особенно уязвимы цветные женщины, поскольку сталкиваются с большим числом структурных барьеров на работе и испытывают все физические и эмоциональные тяготы расового насилия{66}66
  Coury, Sarah, et al. “Women in the Workplace 2021.” LeanIn.Org and McKinsey, 2021. Accessed July 20, 2021. https://www.mckinsey.com/featured-insights/diversity-and-inclusion/women-in-the-workplace.


[Закрыть]. Женщины реже – намного, удручающе реже, чем мужчины, – управляют компаниями и государствами, и еще реже среди таких женщин встречаются цветные{67}67
  И мужчины, и женщины, когда их просят нарисовать руководителя, почти всегда рисуют мужчину. Кроме того, по некоторым данным, молодые люди реже, чем старшее поколение, считают, что мужчины и женщины одинаково годятся на руководящие роли. В 2020 году генеральные директора-женщины побили новый рекорд представленности – 7 % в списке Fortune 500, притом что, согласно исследованиям, когда начальников оценивают по критериям, которые опрашиваемые считают качествами хорошего руководителя, женщины оказываются более эффективными лидерами, чем мужчины. Между тем в 1995 году в списке не было ни одной женщины, стало быть, это прогресс? Однако в списке «самых инновационных руководителей» журнала Forbes 2019 года числилось девяносто девять мужчин и одна женщина, генеральный директор Ross Stores Барбара Рентлер, на семьдесят пятом месте. Волна возмущения в Твиттере побудила Forbes пересмотреть методологию оценки, которая до тех пор была чрезвычайно узкой и полна критериев, отражавших ориентированность на белых мужчин, – например, стоять во главе компании стоимостью не менее 10 миллиардов долларов. См.: Murphy, Heather. “Picture a Leader. Is She a Woman?” The New York Times, Mar 16, 2018. Accessed July 20, 2021. https://www.nytimes.com/2018/03/16/health/women-leadership-workplace.html;“The Reykjavik Index for Leadership2020–2021.”Kantar, 2020. Accessed July 20, 2021. https://www.womenpoliticalleaders.org/wp-content/uploads/2020/11/The-Reykjavik-Index-for-Leadership-2020-Report-2–1.pdf; Zenger, Jack, and Joseph Folkman. “Research: Women Score Higher Than Men in Most Leadership Skills,” Harvard Business Review. (Jun 25, 2019). Accessed July 20, 2021. https://hbr.org/2019/06/research-women-score-higher-than-men-in-most-leadership-skills;“The Data on Women Leaders”: Pew Social Trends (September 13, 2018). Accessed July 20, 2021. http://www.pewsocialtrends.org/fact-sheet/the-data-on-women-leaders/.


[Закрыть].

Мифы усложняют положение женщин по-разному. Некоторые женщины, особенно привилегированные белые, обходят или преодолевают многие из препятствий, проанализированных Симоной де Бовуар. Но многим помимо тех же препятствий приходится сталкиваться с еще более серьезными, совокупными вызовами. Де Бовуар можно в определенной степени упрекнуть в тех же ошибках, которые присущи и представительницам раннего американского феминизма: его активистки добивались избирательного права и других прав для белых женщин, а продолжить борьбу за то же самое для цветных не потрудились{68}68
  Темнокожие женщины, в отличие от остальных борцов, которые о них то и дело забывали, часто боролись за свободу для всех рас и полов. Так, например, философ Кэтрин Гинес подчеркивает, что на съезд в Сенека-Фолс – первую конференцию по правам женщин в Соединенных Штатах – темнокожих женщин не приглашали (Gines, “Sartre, Beauvoir, and the Race/Gender Analogy,” 36). В XIX веке активистка Соджорнер Трут высказывалась против рабства и за права женщин, а философ Анна Джулия Купер доказывала, что «это не противопоставление образованной женщины и необразованной, белой женщины и черной, смуглой, краснокожей, это даже не противопоставление женщины мужчине ‹…› когда раса, цвет кожи, пол, положение осознаются как случайность, а не жизненная суть ‹…› тогда урок женщины усвоен и дело выиграно – не белой женщины, черной, краснокожей, а просто любой женщины или любого мужчины, которые молча корчатся под гнетом вселенской несправедливости» (Cooper, The Voice of Anna Julia Cooper, 107–108).


[Закрыть]. Некоторые белые феминистки забывают о цветных женщинах и сейчас.

Прежде чем продолжить разговор о философии де Бовуар, обратимся ненадолго к критике ее работы. Некоторые оппоненты считают, что она слишком много внимания уделяла препятствиям, сдерживающим преимущественно привилегированных белых женщин, и недостаточно глубоко рассматривала эти препятствия на пересечении возрастных, классовых, расовых и других различий, порождающее еще более жесткое – или, пользуясь известным термином Кимберли Креншоу, интерсекциональное – угнетение.

Философ и активистка Анджела Дэвис утверждала, что в своем анализе Симона де Бовуар недооценивает сложные варианты пересечения дискриминаций. Дэвис приводит много примеров расового, полового и классового угнетения – указывая, в частности, на то, что в историческом плане белому мужчине не могли предъявить обвинение в изнасиловании темнокожей женщины, поскольку темнокожая считалась заведомо согласной на это соблазнительницей, а также на то, что белые женщины очень часто несправедливо относились к темнокожим мужчинам{69}69
  Nelson, “Angela Davis.”


[Закрыть].

Это продолжается и до сих пор: вспомним, например, Эми Купер, белую жительницу Нью-Йорка, которая в 2020 году пожаловалась в полицию на темнокожего мужчину Кристиана Купера (однофамильца. – Прим. ред.), который наблюдал за птицами в парке. Он попросил ее взять собаку на поводок в зоне, не предполагавшей свободного выгула домашних животных. Эми заявила, что этот человек ей угрожает.

По-прежнему творят беззаконие и белые мужчины: вспомним полицейского из Оклахомы Дэниела Хольцкло, который в 2013–2014 годах подверг сексуальному насилию как минимум тринадцать афроамериканок. Он выбирал уязвимых женщин с криминальным прошлым из бедных районов, рассчитывая, что их жалобы никто не примет всерьез.

Еще одним поводом для критики де Бовуар стало то, что она ошибочно считала основой угнетения именно пол, тогда как свободу и фактичность человека формирует множество других факторов. белл хукс, восхищаясь Симоной де Бовуар как мыслительницей, также критиковала ее за недостаточное внимание к интерсекциональности: «Пока де Бовуар рассматривает по отдельности вопросы класса, расы и гендера – искажая тем самым истинную действительность человеческого бытия, – я повторяла и буду повторять: мы не поймем, что значит быть мужчиной или женщиной, если не сможем критически и пристально исследовать пересекающиеся друг с другом системы господства»{70}70
  hooks, “True Philosophers: Beauvoir and bell,” 235.


[Закрыть].

Некоторые оппоненты недовольны тем, что де Бовуар сбрасывает со счетов свою принадлежность к белой расе. В книге «Против белого феминизма» (Against White Feminism, 2021) адвокат, правозащитница и писательница Рафия Закария подчеркивает, что не все женщины находятся в одинаково невыгодном положении, поскольку у белых есть преимущество в виде расовой принадлежности. Закария считает, что де Бовуар должна была знать, насколько тяжелее приходится цветным женщинам, а демонстрировать неосведомленность значило игнорировать их страдания.

Наконец, находятся те, кто порицает де Бовуар за умолчание о проявлениях расизма со стороны белых женщин. Профессор английского языка Кэти Гласс считает, что де Бовуар упускает из виду склонность белых женщин маргинализировать цветных, неспособность к эмпатии и нежелание подключать цветных женщин к политической борьбе. Тем не менее та же Гласс утверждает, что в философии де Бовуар все-таки имеется «возможность коалиции», поскольку эта философия отвергает фиксированные сущности и идентичности, на которых зачастую и основывается угнетение{71}71
  Glass, Calling All Sisters, 228; Heter, “Beauvoir’s White Problem.”


[Закрыть].

Действительно, анализ де Бовуар не касается всех женщин во всех жизненных ситуациях, и цветным женщинам как социально-демографической прослойке и правда не отводилось центральной роли в работе. Трудно представить себя в чужом положении и тем более – говорить от чужого лица. Однако критика де Бовуар в адрес привилегированных женщин, которые защищали патриархат и поддерживали угнетение посредством экономической эксплуатации, для того времени была достаточно радикальной.

Более того, Симона де Бовуар осознавала свою привилегированность и понимала, что многие женщины поставлены в гораздо более жесткие и жестокие рамки, чем подобные ей представительницы западного общества. Во «Втором поле» де Бовуар открыто признает, что со своими угнетателями женщины – особенно привилегированные белые женщины – связаны прочнее, чем друг с другом{72}72
  Beauvoir, The Second Sex, 8 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть].

Де Бовуар признавала всеобъемлющий характер расизма в Америке. Она искренне восхищалась произведениями Ричарда Райта и приводила цитату из его мемуаров «Черный» как иллюстрацию того, насколько труднее темнокожим американцам пробиться на то поле, где ведут свою игру белые{73}73
  Beauvoir, The Second Sex, 148, 343–344, 736 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть]. (Отметим, впрочем, что цитирует она все же черного мужчину.)

Не укрылись от внимания Симоны де Бовуар и несправедливое обращение с женщинами в сельской местности, где их низводят до положения «вьючных животных»{74}74
  Beauvoir, The Second Sex, 154 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть], а также эксплуатация работниц секс-индустрии и ужасные условия их труда{75}75
  Beauvoir, The Second Sex, 610 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть]. Кроме того, она указывала, что мужчины инфантилизируют угнетаемых, диктуя им, что думать и как себя вести, а за неповиновение наказывая{76}76
  Beauvoir, The Second Sex, 639 [де Бовуар, С. Второй пол].


[Закрыть]. Также она с тревогой смотрела на то, как в патриархальных обществах сталкивают между собой непривилегированные группы людей, подавляя солидарность и увеличивая гнет.

В более поздних интервью Симоны де Бовуар спектр известных ей вариантов угнетения расширился. Она сознавала, что в результате классовой борьбы автоматически отвоевать права для всех без исключения не получится. «Угнетение женщин, разумеется, принимает разные формы, в зависимости от классовой принадлежности, – говорила она. – Кто-то становится жертвой сразу по двум фронтам, как, например, работающие жены представителей рабочего класса»{77}77
  Schwarzer, After The Second Sex, 71.


[Закрыть]. Историк литературы Мерил Альтман доказывает, что де Бовуар не закрывала глаза на интерсекциональный гнет, но в своих философских работах сосредоточивалась на эксплуатации труда{78}78
  Altman, Beauvoir in Time, 128, 204.


[Закрыть].