Текст книги "Судебные ошибки"

– Ларри, таким образом Бог не велит мне давать волю рукам?

– Не знаю, Мюриэл. Я не общаюсь с ним напрямую.

– Но тебе хочется этого, так ведь? Чтобы прошлое оставалось прошлым?

Он долго молчал.

– Сказать по правде, не знаю, чего хочу. Знаю только одно. У меня нет желания возвращаться на грань самоубийства.

– И как это понимать? Ты говоришь «нет»?

Он слабо улыбнулся.

– Мужчинам говорить «нет» не положено.

– Ларри, это самое обыкновенное слово.

Мюриэл снова посмотрела на ладонь. Светлая пыль пристала к выступающим местам, оставив складки чистыми. Линия любви и линия жизни, на которые смотрят гадалки, были четкими, как реки на карте. Потом она подняла руку и нашла то место на его плече, где остался ее отпечаток.

* * *

Мысль, что он способен устоять, промелькнула в сознании Ларри бесследно. Главной чертой Мюриэл была способность добиваться своего. И, как всегда, у нее имелось преимущество перед ним. Зачем было звонить, спросила она, если он ничего от нее не хочет? Он сам привез ее сюда. И теперь Мюриэл взяла на себя инициативу. Маленькая, бесстрашная, она поднялась на носки, положила руку ему на плечо, а другой нежно коснулась щеки и притянула его к себе.

Тут в их действиях появились отчаяние и быстрота пытающейся вылететь из клетки птицы. Бессмысленных метаний и биения крыльями. В этом пылу плоть Мюриэл была соленой, потом появился запах крови, который Ларри не сразу распознал. Сердце его испуганно колотилось, в результате все кончилось гораздо быстрее, чем ему хотелось бы. Неожиданно. С грязными следами. У Мюриэл начиналась или кончалась менструация, и она так спешила принять Ларри в себя, словно боялась, что он может передумать.

Мюриэл под конец находилась сверху и потом прижалась к нему, будто к скале. Ощущение ее тела на нем было гораздо приятнее, чем все остальное. Ларри повел руками и с болью в сердце обнаружил, как хорошо все сохранилось в памяти: рельефные позвонки на спине, ребра, выступающие, словно клавиши пианино, округлость зада, который он считал самой привлекательной частью ее фигуры. С того времени, как они расстались, он плакал всего раз – когда скончался его дедушка, колесник-иммигрант. Ларри был ошеломлен мыслью, насколько тяжелее была бы жизнь двадцати трех детей и внуков старика, если бы он не набрался смелости приехать в Штаты. Этот образец мужества не позволял Ларри оплакивать теперь свою судьбу. Но самым надежным спасением служил юмор.

– Как я объясню своим рабочим, почему приходится чистить совершенно новый ковер?

– Потребуй возмещения урона, – ответила Мюриэл. Ее маленькое лицо было задрано перед ним. Скрепляющую воротник брошку она впопыхах не сняла, и платье с расстегнутыми пуговицами ниспадало с нее подобно плащу. Плечи ее покрывала тонкая черная ткань в горошек, обнаженные руки держали его пониже шеи.

– Сожалеешь об этом? – спросила она.

– Пока не знаю. Может, и пожалею.

– Не надо.

– Мюриэл, ты сильнее меня.

– Уже нет.

– Какое там, нет. По крайней мере способна постоянно наступать. У меня с тобой это не получится.

– Ларри. Не думаешь ты, что я упустила тебя?

– Сознательно?

– Оставь, Ларри.

– Я серьезно. Ты не позволяешь себе оглядываться на прошлое. До тебя только сейчас доходит.

– Ты о чем?

– Тебе нужно было выйти за меня.

Темные глаза Мюриэл были неподвижны; крылья маленького носа, усеянного крохотными летними веснушками, раздувались. Они неотрывно смотрели друг на друга с расстояния всего в несколько дюймов, пока Ларри не почувствовал, что сила его убежденности начинает брать верх над ней. Он видел, что Мюриэл уже поняла его правоту. Но как было ей возвращаться домой, признав это откровенно? И все же Ларри уловил что-то вроде подтверждения в ее глазах перед тем, как она снова опустила голову ему на грудь.

– Ты был женат, Ларри.

– И всего-навсего полицейским, – ответил он.

Ему всегда недоставало смелости бросить ей в лицо эту суровую правду. И Мюриэл ни за что бы ее не приняла. Он чувствовал, как она с трудом доходит до истины.

– И всего-навсего полицейским, – сказала она наконец.

Ларри толком не видел Мюриэл, но, касаясь рукой ее кожи, ощущал взволнованно бьющийся пульс. Она была хрупкой, щуплой, маленькой, и он, широкий, рослый, окружал ее со всех сторон. Лежа на светлом ковре, Ларри долго покачивал ее, словно они находились на судне, бросаемом из стороны в сторону по волнам бурного моря жизни.

34
9 августа 2001 года
Старая знакомая

В восемь часов вечера Джиллиан ждала Артура в «Спичечном коробке», потягивая газированную воду. Он почти наверняка засиделся с Памелой. Им требовалось срочно подать ходатайство о пересмотре дела в апелляционный суд.

В последнюю неделю, за исключением ужина во вторник со Сьюзен, они каждый вечер куда-нибудь отправлялись – побывали в театре, на симфоническом концерте, посмотрели три фильма. Покидая квартиру, Артур забывал о беспокойствах в связи с делом Гэндолфа. Идя по улице, Артур даже принимал слегка самодовольный вид. Ну и пусть. Она почти все в Артуре находила привлекательным.

Джиллиан ощутила на себе чей-то взгляд. Это было ей не в новинку – в конце концов, она скандально известная Джиллиан Салливан, – но, увидев смотревшую на нее красивую брюнетку несколькими годами помладше, отважилась едва заметно улыбнуться. Женщина была не из юридического сообщества. Джиллиан поняла это сразу. По фешенебельному виду – на женщине была шелковая куртка с воронкообразным воротником, которые продавались у них в магазине по триста с лишни м долларов, – ее можно было принять за одну из покупательниц, но Джиллиан догадалась, что помнится она ей с более давних времен. И постепенно вспомнила, кто это. Тина. Джиллиан усилием воли заставила себя не отшатнуться, и только сознание, что Артур, видимо, уже в пути, позволило ей подавить побуждение удрать.

Они обращались друг к другу только по именам. Эта женщина была просто Тиной, бедной красивой девушкой с Западного берега, которой приходилось торговать наркотиками, чтобы удовлетворять пристрастие к ним. Она открывала дверь, когда Джиллиан приходила за героином. Джиллиан оказалась в удивительном сообществе наркоманов с высшим образованием. Манеры здесь были получше, опасность поменьше, но это окружение было почти таким же ненадежным, как уличное. Люди то и дело исчезали, неожиданно исчезла и Тина. Ее арестовали. Джиллиан в страхе, что та выдаст ее или что ее уже засекли следившие за Тиной полицейские, поклялась завязать. Однако наркотик уже стал потребностью. Как и все торговцы, Тина не называла ей других сбытчиков. Джиллиан несколько раз видела в той компании актера из местного театра, но звонить ему было бы безумием. Через тридцать шесть часов после последней дозы она надела шарф на голову, пошла из здания суда в Норт-Энд и на каком-то углу нашла то, что нужно. В случае ареста она собиралась сказать, что проводит исследование для вынесения приговора или для возможных изменений в ведении дел о наркотиках. У нее хватило ума обратиться к проститутке в леопардовой мини-юбке и таких же сапогах. «Идите к Леону», – сказала та, но оглядела Джиллиан с головы до ног, покачивая головой с сочувствием и упреком.

Стало быть, это Тина. Они смотрели одна на другую с расстояния в сорок футов, пытаясь разобраться в сумасшедших поворотах жизни и бремени прошлого, потом Джиллиан первой отвела взгляд, расстроенная чуть ли не до смеха мудростью своего нежелания показываться на людях.

Вскоре появился Артур и сразу же спросил, что случилось. Джиллиан хотела рассказать откровенно, но представила, как он смотрит на нее и с его лица исчезает улыбка. «Не сегодня», – подумала она. Ей не хотелось портить ему настроение в этот вечер. Да, собственно говоря, и в любой другой. Она много раз была на грани того, чтобы рассказать ему, потом передумывала. Хранила свою тайну.

– У тебя такой вид, будто произошло что-то хорошее, – сказала она.

– Хорошее? Возможно. Пока что приходится ломать голову. Нашелся Фаро.

– Шутишь!

– Это еще не самое главное. Мюриэл написала мне письмо.

– Можно взглянуть?

Она протянула руку еще до того, как Артур вытащил из кармана конверт. Письмо было написано на бланке Мюриэл Д. Уинн, первого заместителя прокурора округа Киндл. В шапке письма было указано «Народ против Гэндолфа» и номер старого судебного дела. Даже на этой поздней стадии Мюриэл не хотела признавать, что вторглась на враждебную территорию федерального суда.

Уважаемый мистер Рейвен!

В течение двух последних месяцев прокуратура в ходе продолжительного расследования обнаружила многочисленные сведения относительно Коллинза Фаруэлла. Как Вам известно, мистер Фаруэлл отказался давать показания на основании Пятой поправки. К тому же полученные сведения, кажется, не имеют прямого отношения к Вашему клиенту. Тем не менее в интересах полной ясности мы хотим сообщить Вам следующее...

На странице было восемь пунктов. Мюриэл составила письмо весьма непонятно. Не для Артура – он мог разобраться в неясностях, – а для федерального суда, где, как она знала, вскоре будет показан этот документ. Однако в подробностях разнообразных свидетельств о Фаро Коуле, с большинством которых Артур ознакомил Джиллиан на этой неделе, оказалось два важных предмета: резюме заявлений, которые сделал Коллинз Фаруэлл, племянник Эрно, в июне, когда ему в Атланте вручали судебную повестку. И уведомление, что двое полицейских недавно опознали на фотографиях Коллинза Фаро.

– Господи! – воскликнула Джиллиан, прочтя последнюю фразу. Сердце ее часто колотилось. Через несколько секунд она поразилась собственной реакции, тому, что больше не чувствует себя посторонней. И спросила Артура, что он думает.

– Не уверен, что происходящее у меня в голове можно назвать думанием, – ответил Артур. – Мы с Памелой все время натыкались на стены. Однако скажу тебе вот что: я не вступлю в комитет по проведению избирательной кампании Мюриэл. Здесь много закулисных интриг. – Артур подозревал, что Ларри или Мюриэл устроили слежку за Памелой, когда та ездила в регистрационное управление. И злился из-за того, что поздно узнал о заявлениях Коллинза в Атланте. – Я уже подал ходатайство о предоставлении Коллинзу иммунитета. Мюриэл в ответе заявляет: нет оснований полагать, что Коллинз располагает какими-то благоприятными для Ромми сведениями.

Но досадовал он главным образом на Эрно, сказавшего, что Фаро был мелким жуликом и давным-давно исчез.

– Нам никогда не добраться до дна той лжи, что наговорил Эрно, – сказал он. – Это как зыбучий песок. Мы все погружаемся и погружаемся.

– Я вот о чем думаю, – сказала Джиллиан. Покойный Эрдаи тоже был у нее на уме. – Эрно сказал, что защищал Коллинза, когда навел на него Ларри в девяносто первом году. Я вот думаю, не защищал ли он его все время?

– Пулей в спину? Вот так защитник-дядюшка. Думаю, я предпочел бы подарочный жетон[21]21
  Для покупки в магазине любой веши на указанную там сумму.


[Закрыть].

Джиллиан засмеялась. Артур был прав. Но не совсем.

– Однако в баре Айка Эрно предпочел помалкивать о том, что Фаро его племянник. Ты не задумывался, почему?

– Могу догадаться. Коллинз вошел в бар с пистолетом в руке. Он бывший заключенный, и за ношение огнестрельного оружия ему грозило минимум два года.

– Вот Эрно и защитил племянника, – сказала Джиллиан.

Артур повел плечом, признавая, что тут может быть какой-то смысл.

– Я думаю, Артур, не вел ли Эрно себя вполне последовательно. Интуиция подсказывала тебе, что Эрно в одном случае говорил правду.

– О чем?

– О невиновности Ромми.

– А, – произнес Артур. – Да.

– Поэтому давай предположим, что он руководствовался двумя мотивами: оправдать Ромми и защитить Коллинза.

Артур взял конверт с письмом Мюриэл и, постукивая им по руке, задумался. Вскоре он кивнул.

– Это объясняет, почему Эрно помалкивал о билетах до допроса Женевьевы. Он защищал не столько свою пенсию, сколько Коллинза. Если бы авиакомпания узнала, что Коллинз крал билеты вместе с Луизой и Ромми, хоть это было и давно, они, видимо, добились бы изгнания его из агентов бюро путешествий и привлекли бы к суду.

– Возможно. Но я думала о другом. Ромми злился на Луизу за то, что та его обманывала. Может быть так, что на нее злился и Коллинз? За то, что поставила под угрозу их сговор? Или, может, она и его обманывала. Вспомни, мы решили, что Фаро, видимо, был в ту ночь в «Рае».

Артур уставился на нее. Вокруг них шумел вечерний ресторан, слышались негромкая музыка, позвякивание бокалов, веселые разговоры.

– Ты думаешь, что убийца – Коллинз?

– Не знаю, Артур. Мы обмениваемся соображениями. Но Эрно определенно хотел вызволить Ромми, не раскрывая дел Коллинза.

Обдумав это, Артур сказал:

– Нашим следующим шагом должно быть возобновление ходатайства о предоставлении Коллинзу иммунитета. Правильно?

– Тебе определенно нужно его выслушать.

– Как думаешь, есть вероятность, что апелляционный суд удовлетворит ходатайство о пересмотре дела, чтобы заслушать показания Коллинза?

– Небольшая. Это похоже на желание отсрочить казнь. И они захотят держаться уже принятого решения, как все люди.

Артур, нахмурясь, кивнул. Он тоже так считал.

– Тебе нужен более доброжелательный судья. Который был склонен верить Эрно.

– Харлоу?

– Почему бы нет?

– Прежде всего у Харлоу нет юрисдикции. Дело находится в апелляционном суде.

Но у Джиллиан были соображения и на этот счет. Как и Мюриэл, она сделала себе карьеру в судах штата. В Олдерсон она попала, ничего не зная о федеральных законах и процедурах, однако многолетняя помощь другим заключенным в составлении тщетных прошений об освобождении принесла ей значительные познания.

Артур поднял с пола портфель. Они вдвоем стали составлять черновик ходатайства. Каждый предлагал фразы, потом Артур их зачитывал. Он придвинул стоявшую на столе свечу к своему блокноту. В слабом свете Джиллиан смотрела на Артура, воодушевленного, довольного ею и собой. В центре ее внимания находились и Артур, и Гэндолф, но она разделяла его волнение в поисках какой-то надежды для Ромми. Потом ее поразила власть закона, скучная реальность которого представляла собой просто-напросто слова на странице. Закон был ее профессией, основанием ее достижений, падения и теперь, через Артура, источником обретения утраченного. Слова закона, которые она вынужденно не могла долгое время произносить, оставались языком ее взрослой жизни. Даже когда они с Артуром негромко обсуждали, что писать дальше, она не знала, принимать это осознание с радостью или с горечью.

35
10 августа 2001 года
Бог дактилоскопии

В полдень пятницы Ларри получил сообщение от Мориса Дикермена, главного дактилоскописта и начальника криминалистической лаборатории полиции округа Киндл, с просьбой зайти к нему в кабинет в Макграт-Холле. Прочтя, что написано на полоске бумаги, Ларри скатал ее в шарик величиной с горошину и выбросил. После встречи с Дикерменом будет необходимо связаться с Мюриэл, а он избегал звонить ей уже два дня. Сегодня утром она оставила ему сообщение на автоответчике по поводу последнего ходатайства Артура, поданного в апелляционный суд. Голос ее звучал бодро и жеманно, она явно была рада получить повод поговорить с ним. Ларри тут же стер запись.

В прежние времена он бежал от нее после каждой встречи, так как не хотел говорить себе, что влюблен в нее, что воздух в ее присутствии становится чище, свежее, что ему нужна женщина, идущая с ним нога в ногу. Теперь скрывался, так как не знал, под чем из этого хотел бы подписаться сегодня.

Избегая Мюриэл, Ларри избегал и жены. Он думал, что больше не придется обнюхивать свою одежду перед тем, как положить ее в корзину для белья. Десять лет назад, когда Мюриэл порвала с ним, он был так расстроен и сломлен, что не сумел скрыть этого от Нэнси. Однажды вечером, когда он плюхнулся в кресло, выпив несколько баночек пива, она подошла к нему.

– Опять в подпитии? Позволь мне догадаться. Одна из твоих цыпочек бросила тебя?

Ларри был слишком слаб, чтобы лгать, но она поразилась этой правде.

– Я должна пожалеть тебя?

– Ты спросила, я ответил.

– И мне нужно тебя простить?

Но по доброте душевной простила. Они мирно согласились пойти к адвокату, с которым уже обсуждали полюбовный раздел имущества. Когда Ларри будет в лучшем расположении духа. Полгода спустя они все еще собирались это сделать. Даже по прошествии двух лет Ларри считал, что они оба просто ждали, не подвернется ли что-то лучшее. Однако Нэнси обладала достоинствами, каких не было ни у кого. Она ни за что не хотела покидать его сыновей. И со временем благодарность Ларри за это и за характер, достойный причисления к лику святых, стала почти безграничной. Другие женщины его уже не привлекали – им было далеко до Мюриэл, и, что более важно, он проникся глубоким уважением к Нэнси после того, как она не воспользовалась возможностью послать его к черту. Иногда задумываясь о существующем между ним и женой дружелюбии, он задавался вопросом, не должен ли брак и быть просто таким, спокойным и уважительным. Однако нет. Нет. Нужна мелодия, которая захватывает тебя, одного благозвучия мало.

Этот вывод возвратил его к Мюриэл. «Ничего хорошего из этого не выйдет», – подумал он. Так часто говорила его мать и сейчас сказала бы то же самое. Со среды он проспал в общей сложности от силы два часа. В желудке было такое ощущение, словно по нему прошлись наждачной бумагой, глаза при взгляде в зеркало напоминали кратеры. И даже он сам не видел в них никакого ответа на вопрос, чего же хочет. Подойдя к кабинету Дикермена, Ларри наверняка знал, что его жизнь не удалась.

Угловатого ньюйоркца Мориса Дикермена полицейские, работники прокуратуры и даже многие адвокаты называли богом дактилоскопии. Мо регулярно читал лекции в университетах и на совещаниях сотрудников правоохранительных органов по всей стране, был выдающимся ученым, автором лучших учебников. При его известности ему больше подобало давать заключения специалиста где-нибудь на Аляске или в Нью-Дели, чем возглавлять криминалистическую лабораторию. Однако в полиции, где скандалы случались нередко – в прошлом году были арестованы две преступные группы полицейских, одна за торговлю наркотиками, другая за грабеж ювелиров, – Мо являлся драгоценным работником, уникальным источником надежности и безупречности. В середине девяностых годов его угроза уволиться заставила наконец власти округа приобрести автоматизированную систему опознавания по отпечаткам пальцев. Новшество, которым другие управления полиции сопоставимого размера владели уже несколько лет.

В девяносто первом году, когда были убиты Гас Леонидис, Пол Джадсон и Луиза Ремарди, неизвестный отпечаток пальца не мог быть идентифицирован без ареста конкретного подозреваемого. Если преступник не оставил всех тех отпечатков, которые появлялись на его дактилоскопической карте – чернильных оттисков всех пальцев, снятых при аресте подозреваемого, – невозможно было определить, кто оставил частичный отпечаток пальца. Следовательно, невозможно сравнить неизвестный отпечаток с обширным дактилоскопическим каталогом, который полиция вела на местном уровне, а ФБР на национальном. Компьютерные изображения изменили это. АСООП, автоматизированная система опознавания по отпечаткам пальцев, позволяла компьютеру сравнить неизвестный отпечаток со всеми накопленными в стране оттисками. К примеру, АСООП помогла Мюриэл установить за ночь, что ни один из отпечатков, оставленных в «Рае» в июле девяносто первого года, не принадлежал Эрно.

Главной проблемой в работе АСООП являлось время. Хотя компьютеры работали быстро, проверка каждого отпечатка занимала примерно час. В деле Гэндолфа в ресторане было снято около восьмисот отпечатков, практически не существовало возможности попытаться идентифицировать все, учитывая другие требования полиции. Однако если Мо обнаружил хоть один отпечаток на пистолете, которым Фаро Коул угрожал Эрно в баре, будет делом нескольких минут сравнить его с окружной базой данных, где наверняка находились отпечатки пальцев людей, которых арестовывали несколько раз, как Коллинза Фаруэлла.

Мо недавно вернулся из Парижа, где провел две с половиной недели, обучая жандармов новшествам в дактилоскопии, отсутствие не позволило ему ответить на первое требование Ларри обследовать пистолет Фаро Коула. Теперь он захотел показать ему парижские снимки. Прерывать себя Мо не позволял. Богом дактилоскопии его прозвали не только из почтительности. Обычно он изъяснялся развернутыми мыслями и настаивал на том, чтобы их закончить. Теперь, щелкая мышью компьютера, Мо рассказывал Ларри гораздо больше, чем тот хотел знать, о скульптурах в Тюильри и древнем квартале в шестом районе. Ларри дожидался возможности спросить, обнаружил ли Мо что-нибудь на пистолете. Когда наконец он задал этот вопрос, Мо медленно отвернулся от компьютера и подпер языком щеку.

– Насколько я понимаю, Ларри, это связано с делом Гэндолфа? О котором читал в газетах?

Зная о сложных союзах в Макграт-Холле, Ларри не обозначил в документах дела, и предвидение Мо его поразило. В Дикермене было нечто не от мира сего. В Макграт-Холле имело смысл притворяться, будто ничего не замечаешь, и все думали, что интересы Мо ограничиваются всего двумя темами: дактилоскопией, само собой, и бейсболом, о котором он, казалось, знал все – от общего количества очков забивающего Бейкера за сезон до статистической вероятности того, что «Трапперы» сделают три перебежки в конце девятого периода.

– Мо, это превосходная догадка.

– Я бы не назвал это догадкой, Ларри.

С другой стороны письменного стола, где все еще валялся оставшийся от обеда бумажный пакет, Мо устремил на Старчека долгий взгляд.

– Мо, и что ты мне скажешь?

– Знаешь, давай просто покажу тебе, что сделал. К выводам приходи сам.

С этими словами Дикермен вынул из железного ящика позади него пистолет и копии нескольких документов, с которыми оружие было отправлено из хранилища улик. Оружие было завернуто в толстый пластик, уже хрупкий и бурый на складках, в котором лежало с девяносто седьмого года, когда Эрно стрелял в Фаро. Ларри видел его впервые. Это был револьвер, судя по виду, тридцать восьмого калибра. При существующих процедурах, препятствующих скандальной склонности огнестрельного оружия и наркотиков исчезать из хранилища улик, Ларри без судебного распоряжения было бы проще увидеть королевские драгоценности. Он просто потребовал передать пистолет в криминалистическую лабораторию. Когда обвинение заканчивало работу, законный владелец оружия, использованного при совершении преступления, мог потребовать его возврата. Однако Фаро Коул не потрудился этого сделать, что не удивляло Ларри, учитывая исчезновение Фаро после ранения.

Теперь Мо на свой занудный манер объяснял, как трудно было снимать отпечатки пальцев через несколько лет после контакта подозреваемого с объектом. Поскольку отпечатки обычно оставляются жирным веществом, выделяющимся вместе с потом, они имеют свойство испаряться. Ларри это знал и потому, с головой уйдя в поиски Фаро, требовал, чтобы бог дактилоскопии сам проводил экспертизу. Несмотря на его лекции, эта мысль была удачной, поскольку Мо как будто бы добился некоторых успехов.

– В данном случае единственные отпечатки, обнаруженные с помощью обычных методов, находились здесь. – Мо надел темные очки и ткнул карандашом через пластик в несколько мест на стволе, потом показал Ларри на мониторе своего компьютера цифровые снимки. – Они очень уж частичные. АСООП перебрала с полдюжины дактилоскопических карт. После визуального осмотра я решил, что они оставлены средним и большим пальцами правой руки. Но для суда это заключение не годится. Хороший адвокат поднял бы меня на смех за выводы, сделанные по столь скудным отпечаткам.

Мо положил на стол дактилоскопическую карту. Размером шесть на девять дюймов, заполненную знакомыми черными оттисками кожных узоров, с двумя рядами отпечатков четырех пальцев правой и левой рук, двумя более крупными клетками для отпечатков больших, а внизу совместными отпечатками всех пальцев обеих ладоней. Для гарантии надежности опознания в верхнем левом углу карты была приклеена фотография дактилоскопируемого. Красивый молодой человек с совершенно бессмысленным в ярком свете фотовспышки лицом был Коллинзом.

– Судя по всему, он держал пистолет за ствол, – сказал Дикермен.

– В отчетах так и указано, – сказал Ларри. – Но мне требуется стопроцентная уверенность, что отпечатки оставлены этим человеком.

Ларри постукал по дактокарте. Без такой уверенности Артур не допустил бы использования этой улики.

– Понимаю. И я захотел подтвердить свой вывод. Провел более глубокое обследование. Обнаружил кое-что здесь, в нижней части рукоятки. На что, по-твоему, это похоже?

Мо указал на тонкую полоску почти того же красновато-желтого цвета, что и рукоятка.

– Кровь?

– Думаю, этот человек смог бы работать в группе расследования убийств. При стрельбе обычно бывает кровь. А она представляет собой любопытный материал для отпечатков. Высыхает быстро. И отпечаток зачастую сохраняется дольше, чем жировой. Но когда идентифицируешь отпечатки в крови, обычные химикалии, которые пристают к жировым выделениям, не годятся. Тут отпечаток буквально выгравирован в крови и зачастую так слабо, что его не видно. Ты не видишь на этом пистолете никаких кровавых отпечатков, так ведь?

Ларри не видел.

– Десять лет назад на этом пришлось бы ставить точку. Сейчас мы делаем инфракрасные цифровые снимки, они выдвигают кровь на первый план и делают невидимым находящийся под ней материал, в данном случае рукоятку. Потом я подверг этот снимок дальнейшей обработке в поисках полосатого изображения. И обнаружил четыре кровавых отпечатка – три частичных и очень четкий отпечаток большого пальца. Один частичный на спусковом крючке, три остальных на рукоятке.

Мо отодвинулся вместе со стулом, чтобы Ларри видел изображения на большом мониторе. Старчек почтительно кивнул, но его снедало нетерпение.

– Ты пропустил их через АСООП?

– Конечно.

Дикермен полез в папку и положил перед Старчеком две дактокарты. Одна была почти двадцатипятилетней давности, с отпечатками Эрно Эрдаи, снятыми, когда он поступил в полицейскую академию, на другой были снятые при его аресте за выстрел в человека. Коллинза, как теперь Ларри знал наверняка.

– Потому ты и понял, что тут дело Гэндолфа, – сказал Ларри.

Мо кивнул.

– Понимаешь, – сказал Ларри, – Эрно вырвал пистолету человека, который держал его за ствол – предположим, то был Коллинз, – и выстрелил в него. За это и отбывал срок. И вот почему на спусковом крючке есть отпечаток его пальца.

– Эта информация могла бы мне пригодиться, – сухо произнес Мо. – Не располагая ею в то время, я снова обследовал пистолет, надеясь подтвердить идентификацию мистера Фаруэлла. И по запоздалому соображению сделал то, с чего следовало начинать: проверил патронный барабан. С удовольствием обнаружил, что из хранилища мне прислали заряженный пистолет и что у меня хватило глупости касаться спускового крючка без предварительной проверки.

– Извини, – сказал Ларри, – но это объяснимо. Когда Эрно доставили в участок, его адвокат сказал, что он признает себя виновным. И видимо, никто после этого не потрудился осмотреть оружие.

– Видимо, – сказал Мо, покачивая головой при мысли о баснословной глупости всех, включая себя. – Моя жена считает, что у меня приятная работа за письменным столом. Как думаешь, счел бы кто-то это самоубийством?

– Мо, во время бейсбольного сезона – нет.

Дикермен скривил рот и кивнул. Об этом он не подумал.

– Сколько там было патронов? – спросил Ларри.

– Всего один. Но в барабане находились еще четыре стреляные гильзы.

Следовательно, из пистолета было произведено четыре выстрела. В отчетах полицейских указывалось, что Эрно выстрелил в Коллинза всего один раз. С разрешения Дикермена Ларри взял пистолет и прижал пластиковую обертку, чтобы получше разглядеть оружие. Это был пятизарядный револьвер, определенно тридцать восьмого калибра.

– В общем, – сказал Мо, – когда сердце у меня заработало снова, оказалось, что я заглянул туда не зря. На всех гильзах очень четкие отпечатки. Насколько я понимаю, в гнездах барабана они не высохли.

Он щелкнул мышью компьютера, продемонстрировал новые снимки, потом указал на отдельный пластиковый пакет с пулей и гильзами в мешке с револьвером.

– И ты проверил отпечатки по базе данных?

– Да. Этот человек был арестован в пятьдесят пятом году, когда ему было двадцать два, за участие в действиях агрессивно настроенной толпы.

Эти действия обычно означали драку в баре, обвинения по ним почти никогда не выдвигались. Мо выложил и эту дактокарту. По прошествии десяти лет Ларри пришлось напрячь память, чтобы узнать человека на фотографии. На ней он был гораздо моложе, чем в то время, когда Ларри знал его. Однако Старчек вспомнил, кто это. Человек с отталкивающим лицом на черно-белом снимке был Гасом Леонидисом.

Сначала Ларри был очень доволен собой, потому что сумел вспомнить. Потом, когда понял, что это означает, его пронизало ощущение острой тревоги.

Макграт-Холл строился как арсенал во время Первой мировой войны. Полиция занимала это здание с двадцать первого года, и ходила шутка, что с тех пор там оставалось несколько служащих. Оно представляло собой мрачный, неподвластный времени склеп. Мо в признание его положения занимал кабинет с большими окнами на север. Из них был виден приходящий в ветхость район Кевани, отделенный от Макграт-Холла нестриженым газоном, железной оградой и несколькими деревьями. Ларри увидел обертку от бутербродов, гонимую ветром по тротуару, и наблюдал за ней, пока она не скрылась из виду. «Ну и дело, – думал он. – Черт возьми, ну и дело».

Ларри вновь склонился над оружием. Это был «смит-вессон» – несомненно, пистолет Гаса. И на его спусковом крючке отпечатался палец Эрно, в барабане находился один нестреляный патрон. Одну выпущенную пулю извлекли из тела Коллинза в операционной. О трех остальных сведений не было. «Нет, – сказал себе Ларри, потом снова, – нет», – затем довел ход мыслей до конца.

– Мо, думаешь, это орудие убийства в моем деле?

– Думаю, баллистическая лаборатория сможет установить это наверняка. И полагаю, эксперты по ДНК смогут определить, чья кровь была на руке Эрдаи. Мне нужно отправить пистолет обратно в хранилище для соблюдения последовательности. Но позабочусь, чтобы кто-то пришел и расписался за него. Я просто хотел дать тебе предварительные сведения.

Mo протянул конверт со своим заключением. Ларри сунул его в карман куртки, продолжая ломать голову. Сейчас ему оставалось только полагаться на то шестое чувство, которое часто его направляло. А оно подсказывало, что кровь на руке Эрно принадлежала не Коллинзу. Имея теперь время задуматься, Ларри осознал, что во всех отчетах о стрельбе в баре указывалось: после выстрела на Эрно набросились не менее полудюжины полицейских. Пистолет у Эрдаи вырвали до того, как он приблизился к истекавшему кровью племяннику. Значит, кровь на рукоятке пистолета Гаса Леонидиса принадлежала кому-то другому. Ларри неторопливо перебирал возможности, споря главным образом с собой. Выстрел в Луизу был произведен в упор. И если палец Эрно отпечатался в ее крови, значит, четвертого июля девяносто первого года в ресторане «Рай» стрелял он.