Текст книги "Самозванка"

Клятва

И вот через час наступает идеальное время для этого маневра.

Без каких-либо предупреждений или сообщений городского интерфейса прятаться в укрытие. Просто со всех сторон внезапно начинается обстрел.

Первый снаряд попадает в Яндре – краем глаза я улавливаю размытое движение, – и после хлопка его голубое платье осыпается алым порошком. Я испуганно вздрагиваю, но Кол и Яндре лишь смеются.

Следующий удар приходится мне в плечо. Он едва ощутимый – внешняя оболочка снаряда выполнена из материала наподобие аэрогеля, легкого, словно дуновение ветерка. Он раскалывается и рассыпает по моему бальному платью светящийся зеленый порошок.

Воздух над нашими головами пересекают линии пролетающих снарядов.

– Что за черт?

– Каскароны[15]15
  Каскарон – это красочное яйцо, наполненное конфетти, которое разбивают по мексиканской традиции о чужую голову «на счастье».


[Закрыть], – поясняет Кол. – Чтобы немного взбодрить эту вечеринку. Эта традиция восходит к временам доржавников, когда они устраивали фестиваль…

В этот миг ему в лоб прилетает ярко-синий заряд.

– Просто идеально, – между приступами смеха удается выговорить Яндре.

Летающие каскароны не пропускают ни одного гостя. Они попадают в бокалы с шампанским, осыпают цветной пудрой платья, костюмы, шляпы и лица. Вечеринка оживает с удвоенной силой, даже музыканты начинают играть быстрее.

Все присутствующие пускаются в пляс.

– Идем, – говорит Кол и берет меня за руку. – Аэрокамеры смогут найти укрытие всего за минуту.

Когда мы ускользаем, Яндре вскидывает бокал и кричит нам вслед:

– Желаем как следует повеселиться!

Кол уводит меня из толпы, а после провожает вдоль задней стены зала. Мимо пролетают и взрываются каскароны. Один из них попадает в мою спину – его шлепок подобен нежному поцелую между лопаток.

Добравшись до угла, Кол отворяет скрытую дверь.

– Если кто будет спрашивать, ты просто хотела привести себя в порядок.

Я уже готова воспротивиться такой легенде, ведь мне нравятся эти красочные разводы на моем бальном платье. Но Рафи бы точно не пришла в восторг от того, что ее наряд запачкан разноцветным порошком.

Должно быть, прямо сейчас она прилипла к экрану: рыщет в сети и судорожно гадает, куда я подевалась. Поняла ли она, что я сбежала с Колом? Повредит ли ее рейтингу связь с кем-то настолько скучным и прилежным, как он?

Мы заходим в дверь и оказываемся в узком помещении, заставленном лишней мебелью, которую убрали при расширении бального зала. Кол вытаскивает из кармана фальшфайер и сдергивает с него колпачок. Комнату озаряет яркая вспышка, по моему платью скользят отскакивающие от него безопасные искры. Ну конечно, как и фейерверк снаружи, этот фальшфейер своим мерцанием ослепляет любую следящую камеру.

Лавируя между креслами, диванами и столами, Кол направляется прямо к кушетке в углу. Опустившись на колени, достает предмет, упакованный в белый пластик.

И протягивает мне:

– Это то, что тебе было нужно?

Зарядное устройство выглядит громоздким, немного старомодным. Как, впрочем, и сам вибронож.

– Должно сработать.

Кол улыбается. Его глаза радостно светятся, по лицу сквозь синюю пудру бежит тоненькая струйка пота. Интересно, он впервые вот так прокрадывается в собственном доме?

– У нас еще есть время? – шепчу я.

Он кивает:

– Если Яндре скажет, что мы сбежали вместе, никто не станет нас искать.

– Ах да. Точно. – На это у Рафи точно нашлась бы шутка.

У меня же ничего нет.

– Прости, – смущенно произносит Кол.

В эту секунду я вспоминаю одну из знаменитых реплик Рафи:

– Если бы меня заботила людская молва, обо мне стали бы сплетничать еще больше.

Пародия выходит идеальной, даже устало приподнятая бровь удается на ура. Но Кол лишь хмурится, а потом подводит меня к следующей двери.

Спустя несколько минут мы бежим вдоль каменной стены старого здания. Пройдя сканер сетчатки глаза, Кол бросает фальшфайер на пол и тушит его каблуком. Дальше он ведет меня по темному коридору в оружейную комнату.

Я подхожу к контейнеру, где хранится вибронож, и опускаюсь перед ним на колени. Довольно быстро нахожу на нем нужную точку – на дне, под самым ножом.

От нажатия зарядное устройство оживает и магнитами прилипает к футляру. Обнаружив нож, оно приступает к зарядному циклу: начинает часто и слабо пульсировать.

– И как эта штука работает? – спрашивает Кол.

Я поднимаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

– Как только нож зарядится, он сможет сам освободиться. А после мы вскроем им контейнер с твоим луком.

– Я так понимаю, будет шумно?

– Как если бы разорвалась бомба. – Я пожимаю плечами. – Но ты сам сказал, что сюда никто не спускается.

– Почти никогда. – Он окидывает свой лук жадным взглядом. – Сколько на это уйдет времени?

– На полную подзарядку? День или около того. Завтра ночью мы вернемся сюда и высвободим нож – если он, конечно, до сих пор работает.

Кол подходит ближе, рассматривая армированное стекло.

Я раскрываю над ножом ладонь и пальцами делаю жест «иди ко мне» – средний и безымянный пальцы свожу вместе, остальные растопыриваю.

Мгновение ничего не происходит. А после на рукояти ножа загорается слабая красная полоска.

– Видишь? Он так и хочет прыгнуть ко мне в руку. Но ему не хватает заряда.

– И он сможет прорезать армированное стекло?

– Как бисквитный торт, – довольно ухмыляюсь я.

– Ну хорошо, – говорит он. – И все же кое-чего ты мне недоговариваешь.

Мое внимание мигом переключается с ножа на его слова. Он впивается в меня пристальным взглядом темных глаз.

– О чем ты? – я перехожу на шутливый тон Рафи.

– Что-то не так. Это не ты.

Разумеется. Настоящая Рафи не стала бы бросать мировую общественность ради помощи в краже охотничьего лука. Не стала бы весь вечер общаться только с одним парнем, когда можно очаровать тысячи гостей. И уж точно не стала бы стоять здесь и объяснять принцип работы виброножа.

Колу известно, что я – это не она.

В голове проносится план побега – ударить его ребром открытой ладони в висок. Затем каким-то образом разбить футляр и сбежать с виброножом и зарядкой. Вечеринка наверху поможет мне на несколько часов затаиться.

И все же почему Кол обвиняет меня здесь, где никто не сможет ему помочь?

Он ждет от меня какого-то ответа. У Рафии бы он обязательно нашелся.

Но не у меня.

– Теперь я понимаю, – говорит он, – что в сети твое поведение избалованного ребенка – не более чем шутка. Ты просто насмехаешься над людьми вроде нас.

Мое бешено колотящееся сердце понемногу успокаивается.

– Довольно забавно, – отвечаю я, – насмехаться над испорченными детишками.

– Тогда почему ты здесь? Наверху сотни аэрокамер, только и ждущих этого, а ты ведешь себя иначе. Что изменилось, Рафия?

Скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь.

Я касаюсь своего сирано, надеясь услышать от него хоть что-то полезное.

«Кол Палафокс. Старший сын правящей семьи Виктории».

Эта дурацкая машина решила, что я забыла его имя. Голос моего отца издевается надо мной.

– Почему моя мать заперла мой лук? – продолжает расспрашивать Кол. – Она боится тебя?

– Да, – отвечаю я, радуясь тому, что смогла все-таки что-то произнести.

Но он ждет от меня большего. И наконец я вижу выход. Дабы он не раскрыл мою главную тайну, надо предложить ему тайну поменьше.

– Только твоя мать не должна знать о том, что я тебе рассказала. – Вся моя тревога отражается в голосе.

– Рассказала что?

– Я здесь заложница.

Кол никак не реагирует. Словно и не знает такого слова.

– Я пленница, – продолжаю я. – Гарантия того, что войска моего отца не захватят руины.

В сумраке комнаты раздается его неуверенный голос:

– И моя мать согласилась на такое?

Меня охватывает странный порыв защитить Арибеллу.

– Ей тоже это не нравится, Кол. И она пообещала не причинять мне вреда.

С его губ слетает горький смешок:

– Как мило с твоей стороны. А еще она все время твердит, якобы мы отличаемся от остальных правящих семей. Я не могу ей верить!

У него такой сердитый взгляд, будто он прямо сейчас сорвется с места, взбежит по лестнице и схлестнется с Арибеллой. И для меня это противостояние может закончиться сотней разных, но непременно неверных исходов.

Я хватаю его за руку.

– Ей ни в коем случае нельзя знать, что я тебе рассказала.

– Конечно, нет, но… – Кол неуверенно смотрит на меня. – Я почти уверен, случившееся допустил твой отец. Но почему же ты на это согласилась?

Мне приходится отвести взгляд. Колу никогда не понять, что у меня не было выбора.

– Я не хочу вражды между нашими городами. И пока я здесь, этого не произойдет.

– Это очень храбрый поступок. – Трудно понять, серьезен он в своих словах или язвит.

– Мне нужно было все рассказать тебе раньше. Прости.

Он берет мою правую руку. По ее срощенным костям пробегает легкий электрический ток.

– Не извиняйся, Рафи. И не волнуйся. Я постараюсь, чтобы Хефа сдержала свое обещание.

И касается губами моей ладони. Всего на миг.

– J’en mettrais ma main au feu, – произносит он.

Я недоумевая смотрю на свою руку, потом – на его губы.

Сирано мгновенно переводит: «Даю руку на отсечение».

Я не понимаю, что означают эти слова. А этот поцелуй? В Виктории таким способом скрепляют сделки? Или же это начало чего-то иного?

В поцелуях я совершенно не смыслю.

Мы встречаемся глазами, он не сводит с моего лица темного взгляда. Ни один человек не смотрел на меня так пристально, кроме тех раз, когда Ная выискивала во мне слабые места. Меня будто оценивают, разглядывают, и в эту минуту я чувствую себя такой уязвимой.

А после Кол выпускает мою руку и поворачивается в сторону коридора.

– Нам пора возвращаться на вечеринку, – говорит он.

Я молча киваю. Внезапно мысль вновь очутиться среди вихря музыки, огней и летающих снарядов мне кажется более безопасной, чем остаться с ним наедине.

Расскажи мне все

За эту ночь случилось странное: я стала здесь популярна.

На вечеринке все ожидали увидеть своенравную утонченную Рафи, а получили меня. Вместо того чтобы очаровывать гостей и улыбаться в камеры, я все внимание уделяла исключительно Колу. Точно обычная девчонка, потерявшая голову от внезапной любви.

А когда на присутствующих обрушился дождь из каскаронов, мы вдвоем исчезли на полчаса.

Сегодня утром мировой рейтинг Рафи слегка просел, ведь по ее меркам увлечься сыном хозяев скучно. Но здесь, в Виктории, публика с волнением наблюдала за тем, как задумчивый Кол Палафокс, отпрыск их правящей семьи, превратил великолепную светскую даму в пустоголовую красотку.

При виде столь жарких обсуждений по светским каналам я начинаю нервничать, потому как все они теперь обо мне, а не о Рафи. Под пристальным вниманием мое бальное платье, моя осанка, моя прическа. Строятся различные догадки о наших с Колом взаимоотношениях, когда ответа не знаю даже я сама.

И как Рафи выдерживает столько внимания? Как ей удается не забывать о своей истинной личности, погрязшей под многочисленными слоями нарядов, слухов и сплетен? Неудивительно, что у нее случаются вспышки гнева.

Интересно, не хотелось ли ей когда-нибудь поменяться со мной местами хотя бы ради того, чтобы что-нибудь разрушить.

Я переключаюсь на новости. К счастью, в Виктории я могу смотреть мировые каналы, а не только пропаганду Шрива. Любопытно, что вся информация в сюжетах подается в сухой манере, без музыкального сопровождения и ослепляющих глаза заголовков.

Прошлой ночью войска моего отца совершили вылазку в горы, где уничтожили лагерь мятежников в сотне километров от руин. Может быть, вскоре все закончится и я смогу отправиться домой.

Хотя рассчитывать только на это, безусловно, нельзя. Поэтому, слушая новости, я параллельно подбираю снаряжение для побега.

Я собрала разные полезные вещи и расставила по комнате, чтобы в случае необходимости их можно было быстро взять с собой. Здесь и сухофрукты, припрятанные с ужина, и несколько пластиковых мешков для сбора дождевой воды, и самоочищающиеся тренировочные штаны, и растопка для костра. Сегодня утром в комплект к ним я добавляю импровизированное оружие – заостренную осветительную арматуру, которую откручиваю со стены, сделав вид, что потягиваюсь.

С виброножом было бы куда лучше.

После вечеринки у меня до сих пор немного гудит голова. Мне ужасно не хватает тренировок. Такими темпами в Виктории я совсем размякну. Ная убьет меня, если я вернусь домой, набрав больше своего боевого веса. Но от пилюль – сжигателей калорий я становлюсь нервной, а я и без них уже на пределе.

Поскольку Арибелла и так знает, как я опасна, немного отжиманий не сделают погоды.

В самый разгар тренировки раздается писк моего сирано – еще одно скрытое сообщение от Рафи.

Я хлопаю по наушнику и продолжаю заниматься.

«Фрей, ты меня убиваешь.

Мало того что мое платье испорчено, так ты еще выставила меня забывшей о достоинстве тихоней! И увлечься кем, Колом Палафоксом? Ты серьезно? А вдруг он заговорит с тобой на французском?

Или вы были настолько заняты, что вам было не до разговоров?

Фу. Ничего мне не говори.

Что на самом-то деле означает “да, расскажи мне все”».

Мои губы расплываются в улыбке. Похоже, Рафи завидует.

Конечно же, ей приходится сидеть взаперти, когда не можешь пойти даже на вечеринку. Но от мысли о том, что теперь она живет моей светской жизнью, сносит голову.

За окном, вдали, вокруг шпиля собора игриво кружит неутомимая стая голубей. Кожу на ладони, куда поцеловал меня Кол, покалывает крошечными иголочками.

Вот что значит жить своей собственной жизнью, да?

«Но еще больше, Фрей, меня убивает то, что ты никак не можешь рассказать мне о случившемся. Просто возмутительно впервые оказаться без одежды, не посовещавшись со своей старшей сестрой».

Я делаю медленный вдох.

Без одежды? Не смешите меня. Губы Кола едва коснулись моей руки.

Будь Рафи здесь, она бы сразу поняла, что же на самом деле происходит между мной и Колом. Сами мы называли себя лишь одним-единственным словом – «союзники». Это больше или меньше, чем друзья?

И все же он поцеловал мою руку…

Надо бы узнать, что этот поцелуй символизирует в Виктории, поискать в городском интерфейсе значение местных любовных традиций.

К сожалению, система безопасности Палафоксов наверняка увидит мой запрос. Вряд ли Рафи стала бы искать нечто подобное. Она и так все знает.

«Фрей, дай мне какую-нибудь подсказку. Если вы с этим парнем обменялись даже многозначительным взглядом, надень сегодня алый пиджак – тот, который с множеством пуговиц на рукавах. Если же между вами ничего нет, надень белый.

Красный – страсть. Белый – одиночество и равнодушие. Уверена, ты это запомнишь.

Подай мне знак, Фрей. Порадуй меня – я уже схожу здесь с ума!

По правде говоря, я надеюсь на белый пиджак. Я серьезно. Ведь это же первый парень, с которым ты вообще заговорила!

Люблю тебя, сестренка. И слушай своего сэнсэя – сама ты еще ничего не знаешь».

Запись заканчивается. Последние слова Рафи какое-то время звенят у меня в ушах.

Сэнсэй. Она не стала бы вот так просто употреблять это слово. С тех пор как пропала Норико.

Рафи пытается передать мне послание, которое никто не сможет перехватить, – нечто чрезвычайно важное. Но что именно, я не могу понять.

Она права. Я ничего не знаю.

Внезапно мне становится ужасно неловко. Подслушивал ли мой отец, пока она записывала это сообщение? Важно ли ему происходящее между мной и Колом?

Это при том, что между нами ничего нет. Наверняка прикосновение губ Кола к моей ладони считается в Виктории некой стариковской традицией вроде каллиграфии или написания романов.

И все же тот взгляд после поцелуя…

В эту секунду раздается стук в дверь. Не звонок, а барабанящие костяшки пальцев по дереву.

– Войдите.

Дверь открывается, и на пороге стоит Кол.

Он озадаченно смотрит на меня. Я стою в одной пижаме, потные волосы взъерошены. Вряд ли настоящая Рафи стала бы принимать гостей в таком виде.

Но раз уж я повадилась раскрывать всем свои тайны, то мои предыдущие поступки начинают принимать другой оборот.

– Я тут подумал, не прогуляться ли нам перед обедом по саду на крыше, – говорит он, изображая рукой жест «за нами следят».

– С удовольствием, Кол. Я буду готова через… сорок минут?

В ответ тот с уверенным видом кивает головой.

По крайней мере, Рафи точно бы так ответила.

Колючки

Вся поверхность крыши имения Палафоксов испещрена острыми предметами: прорезающие небо антенны, вращающиеся лопасти ветродвигателей, полный сад кактусов.

Здесь растут всевозможные суккуленты: от шипастых растений размером с футбольный мяч до трехметровых, раскинувшихся во все стороны гигантов. Некоторые из них покрыты мелкими цветами, возле которых вьется гудящий рой пчел.

– Les murs n’ont pas d’oreilles, – говорит Кол.

«Тут у стен нет ушей», – переводит сирано.

Я оглядываюсь по сторонам. Ни охранных дронов, ни умных стен. Возможно, он и прав, если только одна из пчел – не нанокамера.

Не видно здесь и новостных аэрокамер. Это хорошо, потому что я еще не выбрала цвет пиджака.

Как сказала моя сестра, я ничего не знаю.

Кол указывает на мое ухо:

– Эта штуковина подслушивает?

Я пожимаю плечами.

– Это всего лишь сирано. У меня ужасная память на имена.

– Хефа говорит, его не могут взломать даже сканеры дома, а значит, приспособление это довольно серьезное. – Он бросает на меня взгляд. – Он может доносить твоему отцу.

Я возвожу глаза к небу. Уж о шпионской технике мне известно намного больше, чем о романтике.

– Он совершенно пассивен. Иначе охранная система вашего дома засекла бы, когда он начал передавать сигнал. Но если от этого тебе станет легче. – Я снимаю с уха сирано и опускаю его в карман.

Кол и не знает, что этот аппарат все время нас подслушивает.

Некоторое время мы стоим в неловкой тишине.

– Чудесная была вечеринка, – произношу я.

Кол застенчиво улыбается.

– Хефа осталась довольна. На наше исчезновение никто не пожаловался.

Значит, Арибеллу полностью устраивает, что между мной и Колом что-то происходит. Точнее, устраивает то, что так считает весь остальной город.

Но что об этом думает сам Кол?

Я до сих пор ощущаю покалывание на коже после его поцелуя.

В голове всплывает голос Наи: «В руке огромное число нервных окончаний – это лучший способ повергнуть сильного противника».

Я знаю, как ломать пальцы. Но не как кого-то целовать.

– Сегодня утром мне написал Яндре, – произносит Кол. – Он переговорил со своим братом, сторонником мятежников, по поводу того слогана: «Она не придет нас спасти». Оказывается, она – это Тэлли Янгблад.

Мое тело охватывает легкая дрожь. Конечно же, у мятежников есть собственная святая.

– Но что означают эти слова?

– То и означают. Тэлли не вернется. Нам придется спасаться самостоятельно.

Тоже мне новость.

Я отворачиваюсь и обвожу взглядом крышу, отмечая форму здания относительно расположенных ниже этажей.

О составлении планов побега мне известно все.

Несколько деревьев во дворе устремились выше уровня крыши. Поэтому перебраться с них сюда будет нетрудно.

– Думаешь, нож уже зарядился? – спрашивает Кол.

– Еще рано. Ты уже так соскучился по охоте?

– Я соскучился по времени, когда меня не лишали вещей. – Он устремляет взгляд на горы вдали. – А в целом да. Мне нравится выживать в глуши, чувствовать связь с природой.

– Ты устанавливаешь связь с природой, поедая ее? – смеюсь я. – Надеюсь, на твоих друзей это не распространяется.

– Так вот кто мы?

Точно. Мы же пока союзники.

Кол смотрит на меня тем самым пристальным взглядом, за которым что-то кроется. Вот только что? Я никогда ни с кем раньше не дружила. В моей жизни был всего один друг – моя сестра-близнец.

– Если хочешь быть друзьями, то да.

– Отлично. – Он слегка кивает и отворачивается.

Похоже, я что-то сделала не так.

– Кстати говоря о поедании природы: нопали[16]16
  Нопаль – мексиканский съедобный кактус, являющийся ингредиентом мексиканской кухни.


[Закрыть] очень вкусные. – Вновь переключившись на тон экскурсовода, он указывает на группу кактусов с плоскими, словно продолговатые тарелки, стеблями, усеянными красными цветами. – Они сегодня на обед.

– Выглядят не очень аппетитно. – Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до одного из кактусов, боясь уколоться. Так оно и происходит. – Ай! Почему здесь все с шипами?

– С колючками, – поправляет меня Кол. – Тоненькие отгоняют насекомых. А большие – млекопитающих вроде нас с тобой.

– Значит, кактусы всего боятся?

Кол многозначительно смотрит на меня.

– Обладая водой в пустыне, приходится защищаться.

Разумеется, он говорит сейчас о руинах. Металл необходим всем городам, как вода в пустыне.

– И какими же колючками обладает твоя семья? – интересуюсь я.

– Острыми. Сегодня утром я спросил у Хефы: что она будет делать, если твой отец не захочет покидать руины.

Я хмурюсь:

– Надеюсь, в этом случае она не решит бросить меня в темницу?

– Нет. Точного ответа она мне не дала. Но сказала, что у нас для твоего отца припасено несколько сюрпризов. Он не единственный, кто возрождает старое оружие.

– От этого только хуже.

– Для него.

Я отрицательно качаю головой:

– Когда что-то идет не по его плану, он наращивает силы. Когда кто-то ловит его на лжи, он врет еще больше. Когда кто-то сопротивляется, он ударяет сильнее.

Когда кто-то лишает его ребенка, он заводит новых двух.

– Мы не боимся его, – говорит Кол.

– Тогда зачем я нужна твоей матери в качестве заложницы?

– Чтобы спасти жизни. Мы не хотим войны. – Он вновь смотрит вдаль. – Даже если правящие семьи и не повторяют ошибок ржавников, все равно погибают солдаты. Удерживая тебя здесь, Хефа открывает твоему отцу иной путь. Переговоры вместо насилия.

Значит, Арибелла думает использовать моего отца.

– Она слегка меня побаивается, – говорю я.

– Très drôle[17]17
  Очень смешно (фр.).


[Закрыть]. Учитывая, кто твой отец.

– Je suppose[18]18
  Я так думаю (фр.).


[Закрыть], – отвечаю я, радуясь, что на сей раз сирано мне не нужен. На французском языке drôle [19]19
  Droll (пер. с англ.) – смешной, забавный.


[Закрыть] означает то же, что и на английском.

Кол считает меня смешной.

– Я хочу тебе кое-что показать, – говорит он.

– Оно съедобное и колючее?

Юноша с улыбкой подводит меня к западному краю крыши, откуда видны горы.

– Самый лучший вид в городе.

Мне так не кажется. Сейчас мы смотрим на лабиринт узких улочек в старой части Виктории, где сосредоточена настоящая жизнь. Никаких парящих сказочных башен и ярких цветов.

Однако это идеальное место, где можно раствориться.

Кол опускает взгляд на пластиковый короб у наших ног. Он отмечен значком пожарной эвакуации. Спасательные куртки-парашюты.

В моей голове проносится вихрь мыслей. Он помогает мне составить план побега. Он действительно мой союзник.

Или некто больший. В конце концов, ради меня он предает собственную семью.

– Я не знаю, что сказать.

Кол пожимает плечами.

– Никто не должен становиться пленником из-за положения своего отца.

Удивительно, но здесь, в Виктории, я никогда не чувствовала себя пленницей. Перед приездом вся моя жизнь проходила за закрытыми дверями и непроницаемыми стенами. Я всегда была узницей.

И кажется, будто Кол откуда-то это знает и теперь хочет меня спасти.

Он перегибается через перила.

– Тот длинный переулок, немного петляя, ведет к окраине города.

– Спасибо.

– Это меньшее, что я могу сделать. – Кол словно хочет добавить что-то еще, но в итоге отворачивается. – Мне нужно переодеться к обеду. Собираемся на южной террасе. Из-за вчерашних сплетен повсюду будут шнырять новостные аэрокамеры.

Что бы я ни надела, оно появится в новостях, и за нарядом Рафи будет следить во все глаза. Вот только я не знаю, какой пиджак надеть. До сих пор.

И не знаю, почему она произнесла слово «сэнсэй».

В мою комнату мы возвращаемся в неуверенном молчании, между нами зависают все невысказанные слова.

У двери я останавливаюсь.

– Приятно иметь здесь друга.

Кол не отвечает и продолжает молча смотреть на меня. Мы снова вернулись туда, где дом способен нас слышать. Возможно, поэтому он не произносит свои мысли вслух. Но я не могу удержаться от вопроса.

– Что такое? – шепчу я.

– Ничего, – тихо отвечает он. – Просто… parfois je me perds dans tes yeux.

Вот черт. Слишком много французских слов. И я понятия не имею, что они означают.

Может, какая-то подсказка насчет плана побега? Или что-то смешное по поводу обеденного меню?

Я одариваю его одной из насмешливых гримас Рафи.

– Это… мило.

– О, прости, – говорит Кол. И с мрачным лицом отступает назад.

Он извиняется. Я явно напортачила.

Но не могу же я признаться ему в своем ужасном французском. Я уже и так достаточно секретов раскрыла Палафоксам.

Кол уходит, а я ничего не говорю.

Как только дверь закрывается, я вынимаю из кармана сирано, умоляя, чтобы наушник сумел уловить его слова. Затем иду в ванную, где включаю на полную мощность все краны.

– Проиграть последние шестьдесят секунд, – шепчу я.

Его слова звучат еле слышно. Но я по-прежнему не понимаю их значения.

– Перевести, – прошу я и с ужасом слышу перевод, произносимый голосом моего отца.

«Порой я тону в твоих глазах».

Я стою неподвижно, вокруг меня клубится пар. Мне все равно, что сейчас подумает охранная система Палафоксов. Важен лишь мой следующий шаг.

То веселое выражение моего лица, после того как он произнес эти слова, – должно быть, он решил, будто я стала прежней Рафи. Насмешливой, высокомерной и слишком далекой от любых сентиментальностей – таких простых и милых.

Мне нужно все исправить.

– Связаться с Колом Палафоксом, – обращаюсь я к комнате.

– Текст сообщения? – осведомляется комната.

Сердце пускается вскачь.

– Текст следующий: «Я тоже». Это все. Отправить.

Затем я иду в гардеробную и нахожу красный пиджак.

Я должна надеть его на обед – об этом твердит мое гулко стучащее сердце. Но хочу ли я, чтобы Рафи знала о происходящем у меня в голове?

Вдруг она посмеется надо мной? Я не смогу этого вынести. Наверняка Дона тоже будет внимательно следить за мной и, возможно, даже мой отец. Им явно не понравится, если я скомпрометирую себя какой-то безумной влюбленностью.

Но Рафи – моя старшая сестра, и она просила меня подать ей знак. Она произнесла слово «сэнсэй», чтобы показать мне всю важность этой просьбы.

Я обязана с ней поделиться.

Моя рука тянется к красному пиджаку.