Текст книги "Загробные миры"

Скотт Вестерфельд
Загробные миры

Чтобы выжить, мы рассказываем себе истории.

Джоан Дидион

Образование – путь от самоуверенного невежества к жалкой неуверенности.

Марк Твен

Scott Westerfeld

AFTERWORLDS

Copyright © 2014 by Scott Westerfeld

All rights reserved

© А. Макеева, перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Глава 1

Самый важный мейл в жизни Дарси Патель состоял из трех абзацев.

Сначала она написала о самой себе, опустив мелкие подробности, вроде крашеных иссиня-черных волос и тонкого золотого колечка в левой ноздре. Но взамен она рассказала о мрачной тайне, о которой умалчивали родители. Информация касалась ее матери: когда той было одиннадцать лет, кто-то убил ее лучшую подругу. Это открытие Дарси сделала совершенно случайно во время праздного шатания по мировой паутине. Она была просто потрясена, однако тот момент оказался поворотным. Теперь Дарси стала гораздо лучше понимать собственную мать, а кроме того, именно тогда в ее голове зародилась мысль о написании книги.

Второй абзац Дарси посвятила роману, который она только что закончила. Конечно, она не упомянула, что настрочила целых шестьдесят тысяч слов «Возрожденной» за один календарный месяц. Уж это-то ни к чему сообщать литературному агентству «Андербридж»! Зато она отдала должное главной интриге произведения. Дарси емко живописала нападение террористов и главную героиню – девушку, которая позволила себе умереть и повстречала на том свете одного обаятельного парня. А еще Дарси намекнула, что в ее романе есть затаившиеся привидения, семейные драмы и даже маленькие девочки, которые на самом деле оказываются куда умнее, чем о них думают окружающие. Используя короткие предложения и глаголы настоящего времени, Дарси обрисовала место действия, набросала характеры персонажей и мотивы их поступков, а также заинтриговала концовкой истории. Кстати, позже ей заявили, что второй абзац получился наиболее удачным.

В свою очередь, третий абзац был чистейшей воды лестью, поскольку Дарси очень сильно хотела, чтобы в «Андербридж» не отказали начинающему автору. Она восхваляла широту кругозора его сотрудников, осыпала комплиментами поистине гениальных писателей, которые сотрудничали с «Андербридж», но робко осмелилась поставить себя рядом с этими знаменитыми мастерами. Дарси объяснила, чем ее роман отличается от прочих паранормальных книг последних лет (ни в одной из них не было пылкого ведического[1]1
  Веды – сборник самых древних священных писаний индуизма на санскрите. (Здесь и далее – прим. пер.).


[Закрыть] психопомпа[2]2
  Психопомп – существо, дух, ангел или божество, во многих религиях ответственное за сопровождение душ умерших в иной мир. Роль проводника – не свершение суда над умершим, а предоставление безопасного прохода.


[Закрыть] в качестве предмета любовного увлечения).

Имейл не являлся формальной заявкой, но успешно справился с поставленной задачей. Спустя семнадцать дней после того, как Дарси кликнула на опцию «Послать», она подписала контракт с «Андербридж» – процветающим и уважаемым агентством, а вскоре с ней был заключен договор на два произведения за баснословную денежную сумму.

Оставалась лишь горстка испытаний: торжественно получить диплом об окончании средней школы, принять рискованное решение и получить родительское одобрение… а потом Дарси Патель будет паковать чемоданы и рванет в Нью-Йорк.

Глава 2

Спустя несколько дней после Нового года, как раз перед полуночью, мне в аэропорту повстречался мужчина моей мечты. Я пересаживалась на другой самолет в Далласе и едва не погибла.

Спасло меня то, что в это время я писала маме эсэмэс.

Я часто набиваю ей сообщения во время путешествий: по пути в аэропорт, когда по громкой связи объявляют название рейса, и, конечно же, в салоне, когда пассажиров еще не попросили выключить телефоны. Знаю, вы скажете, что так обычно ведут себя с парнем, а не с мамой. Однако я всегда побаивалась поездок в одиночку, даже до того момента, как начала видеть призраков.

И поверьте, мама нуждалась в весточках от меня. Очень. Она, в общем-то, всегда докучала мне, но с тех пор, как папа сбежал в Нью-Йорк, стало еще хуже.

Итак, я прогуливалась по почти пустому аэропорту, уставившись в мобильник в поисках лучшего сигнала. В столь позднее время большинство магазинов уже закрыли, и в них было темно. Я бродила, пока не добралась до противоположного крыла здания, которое перекрывали свисающие с потолка металлические ворота. Сквозь ячейки стальной сетки я разглядела два ленточных транспортера, работавших вхолостую.

Я упустила начало атаки. Сосредоточившись на телефоне, я наблюдала лишь за тем, как автозамена воюет с моей орфографией. Мама расспрашивала о новой подружке моего отца, с которой я познакомилась на зимних каникулах. Рэйчел оказалась красивой, она хорошо одевалась и носила одинаковый со мной размер обуви. Но не могла же я рассказать все это маме! Не стоило начинать с того, что у Рэйчел – потрясные туфли и она мне их иногда одалживала.

Новая квартира отца тоже поражала воображение: на двадцатом этаже, с окнами от пола до потолка, выходящими на Астор-плейс.[3]3
  Астор-плейс – короткая, в два жилищных массива улица в нижнем Манхэттене (Нью-Йорк) – очень престижном районе большого бизнеса и дорогого жилья. Она названа в честь Джона Якоба Астора, некогда богатейшего человека Соединенных Штатов, который умер в 1848 г.; вскоре после его смерти в его честь назвали улицу.


[Закрыть] Папин встроенный шкаф для одежды со множеством ящиков, которые выезжали со звуком, напоминавшим о крутящихся колесиках скейтборда, был размером с мою спальню. Но мне бы не хотелось жить в этой квартире: холодный хром и мебель с белой кожаной обивкой производили слишком официальное и неуютное впечатление. Но мама была права: когда отец нас бросил, он заработал целую кучу денег, будь они неладны! Теперь он разбогател: здание со швейцаром, собственный водитель и блестящая черная кредитка, которая заставляет продавцов-консультантов вытягиваться в струнку. (Называть работников магазинов «продавцами-консультантами» я научилась у Рэйчел.)

Естественно, для полета я надела джинсы и худи, а мой чемодан ломился от превосходных новеньких вещей, которые предстояло спрятать по возвращении в Калифорнию. Папино богатство не зря бесило маму: она содержала своего бывшего мужа, пока он учился на юридическом факультете, а потом он дал деру. Иногда я бесилась из-за его поступка, но затем он присылал мне подарки и я волей-неволей смирялась.

Звучит мелочно, скажете вы. Когда тебя покупают теми самыми купюрами, которые должны по праву принадлежать твоей матери? Поверьте мне, я знаю. Близость смерти заставляет осознать, какая ты пустышка.

Мама только что прислала эсэмэс: «Надеюсь, что его подружка старше предыдущей. Неужто она очередные Весы?»

«Не спросила у его подлюги про день рожденья».

«Хм, что?»

«Ой, подруги, автозамена ошиблась».

Мама практически не реагирует на то, как плохо я печатаю. Например, еще прошлой ночью она не заметила, когда я написала, что ела с папой на ужин ростбиф с… членом. А вот с Рэйчел ни одна опечатка не обходилась без замечаний.

«Ха! Вот бы ты ее так назвала!»

Я решила не обращать на это внимания и ответила: «Кстати, она передает тебе привет».

«Как мило».

«Не думаю, что ты шутишь. Мама, мы просто обмениваемся эсэмэс».

«Я чересчур стара для шуток. Я проявила ехидство».

Позади, у контрольно-пропускного пункта послышались крики. Я развернулась и пошла обратно, не отрываясь от телефона.

«Думаю, мой самолет вот-вот помахает мне крыльями». – «Прекрасно. Увидимся через три часа, детка. Скучаю!»

«Взаимно», – начала печатать я, но вдруг мир разлетелся на острые кусочки.

В обычной жизни мне не доводилось слышать выстрелы из автоматического оружия. А сейчас в реальности они были такими громкими, что их не воспринимали мои уши. Это был не звук, а скорее рвущийся вокруг воздух, дрожь, которая ощущалась в костях и в глазной жидкости.

Я оторвалась от телефона и остолбенела в прямом смысле слова.

Боевики выглядели не по-людски. Они напялили на себя маски, как из ужастиков. Они водили стволами по толпе, а вокруг них клубился едкий дым. Сперва все оцепенели. Никто не бежал и не пытался спрятаться за рядами пластиковых кресел, а террористы, похоже, совсем не торопились.

Пока они не остановились, чтобы перезарядить оружие, я не различила никаких криков.

Затем все побежали, кто-то на меня, кто-то – в противоположную сторону. Парень моего возраста в футболке – Трэвис Бринкман, как выяснилось позже, – повис на двух стрелках, обхватил их руками и закружился вместе с ними по липкому от крови полу. Будь в зале только два террориста, он, наверное, выиграл бы поединок. Превратился бы потом в героя и рассказывал бы свою историю внукам, зевающим от скуки. Но стрелков было четверо, и патронов у них было в избытке.

Когда Трэвис Бринкман упал, меня настигли первые беглецы. За ними клубился дым, принесший с собой вонь горелого пластика. А я молча хлопала глазами, но, испугавшись резкого запаха, присоединилась к толпе.

В ладони зажегся экран телефона, и я тупо на него уставилась. С маленьким светящимся, звонящим предметом полагалось что-то делать, но я забыла, что именно. До меня еще не дошел смысл происходящего, но я понимала: остановиться – значит погибнуть.

Но смерть оказалась прямо передо мной – те стальные ворота перекрывали весь коридор: от пола до потолка, из конца в конец. За ними виднелся закрытый участок аэропорта, где еще работали транспортеры. Значит, террористы дождались полуночи и загнали нас в ловушку.

Высокий мужчина в кожаной байкерской куртке бросился на ворота, и металл прогнулся. Мужчина присел, чтобы ухватиться за низ решетки, и поднял ее на несколько сантиметров. К нему присоединились другие люди.

Я пялилась на телефон. От мамы прилетела очередная эсэмэс:

«Постарайся поспать в самолете».

Я ткнула пальцем в экран, чтобы вызвать цифровую клавиатуру. Какая-то часть моего сознания отметила, что я никогда не вызывала службу 911. Пока шел вызов, я развернулась в сторону выстрелов.

Пол усеивали люди – настоящий шлейф из трупов. Мы убегали, а боевики тем временем нас расстреливали.

Один из них приближался ко мне и был уже в тридцати метрах. Он смотрел вниз, осторожно переступая через тела, словно ему было плохо видно сквозь маску.

В руке раздался голос, слабый из-за моих оглохших ушей.

– Откуда совершен экстренный вызов?

– Из аэропорта.

– Мы в курсе вашей ситуации. Служба безопасности докладывает с места событий и скоро прибудет к вам. Вы в безопасности?

Эта женщина сохраняла полное бесстрастие. Вспоминая эти минуты, я едва не плачу: она была такой спокойной, такой смелой! Зная, что творится на другом конце линии, я бы уже давно вопила от ужаса. Но тогда я не кричала, а следила за медленно приближающимся террористом.

Он методично расстреливал раненых из пистолета.

– Нет, я не в безопасности.

– Вы можете добраться до безопасного места?

Я оглянулась на ворота. Теперь их тянула вверх дюжина человек. Металл грохотал и дрожал, но был заблокирован чем-то вроде затвора. Ворота отказывались подниматься выше двух-трех сантиметров.

Я принялась лихорадочно искать дверь, коридор, автомат с напитками, за которыми можно спрятаться, но тянущиеся вдаль стены были голыми и лишенными выступов.

– Я не могу, и он сейчас всех расстреливает, – тихо ответила я и удивилась своему тону.

Мы как будто мирно беседовали друг с другом.

– Тогда, моя милая, вам стоит притвориться мертвой.

– Что?

Стрелок поднял взгляд от раненых, и я заметила, как сквозь отверстия маски блеснули его глаза. Теперь он смотрел на меня в упор.

– Если никак нельзя добраться до безопасного места, – осторожно предложила она, – то вам лучше лечь и не двигаться.

Боевик вложил пистолет в кобуру и снова поднял автомат.

– Спасибо, – сказала я, а когда оружие дымно и шумно рявкнуло, рухнула вниз. Колени тотчас взорвались от боли, но я расслабила каждую мышцу, перевернувшись на живот, подобно тряпичной кукле. Мой лоб так сильно стукнулся о плитки пола, что в глазах вспыхнул свет, и я почувствовала на бровях какую-то липкую теплоту.

Веки один раз моргнули: кровь текла прямо в глаза. Я валялась на полу, как куча тряпья, и вслушивалась в автоматную очередь. Прямо надо мной свистели пули. Крики вызывали желание свернуться клубком, но я заставляла себя лежать неподвижно, пыталась не дышать.

«Я мертва. Я мертва».

Мое тело содрогнулось, сопротивляясь и требуя более глубоких вдохов.

«Мне не нужно дышать – я умерла».

Наконец стрельба прекратилась, но звенящую тишину наполнили звуки похуже автоматных очередей. Молила о пощаде женщина, кто-то пытался дышать с дырой в легком. Вдалеке раздавались одиночные хлопки и треск пистолетов.

А затем раздался самый худший из звуков: поскрипывание теннисной обуви, медленно пробирающейся по мокрой плитке. Я помнила, как он расстреливал беззащитных людей, чтобы никто не мог сбежать из этого кошмара.

«Не смотри на меня. Я мертва».

Сердце глухо стучало. Казалось, оно бьется настолько сильно, что способно заставить дрожать весь аэропорт. Однако мне каким-то образом удалось удержаться от вдоха.

Скрип теннисных кроссовок начал ослабевать, вытесняясь тихим гулом в голове.

Легкие успокоились, прекратили бороться, и я почувствовала, что покидаю свое тело и лечу вниз – сквозь пол – туда, где темно, бесшумно и холодно.

Гибель мира перестала иметь значение. Я не могла ни дышать, ни двигаться, ни думать, только напоминала себе…

«Я мертва».

Красноту за веками сменила тьма, растекшаяся по разуму подобно пролитым чернилам. Меня наполнил холод, головокружение сменилось равномерным укачиванием. Воцарилась абсолютная тишина.

Казалось, будто прошла уйма времени и ничего не случилось.

А затем я очнулась в другом месте.

Глава 3

Бежевый конверт из манильской бумаги от литературного агентства «Андербридж» был толстым, как посылка при приеме в колледж. Но вместо анкет, буклетов и брошюр в нем содержались четыре копии одного документа – издательского контракта – и конверт для ответа, с адресом и наклеенной маркой.

Дарси еще неделю назад узнала обо всем из мейла и уже читала контракт на разных стадиях составления. Она прекрасно знала, что находится в конверте. Однако сам факт его вскрытия казался чем-то эпохальным. Ради такого случая она позаимствовала отцовский нож для бумаг с эмблемой Принстонского университета.[4]4
  Принстонский университет – частный университет, входит в так называемую «Лигу плюща» и в двадцатку наиболее престижных вузов США. Находится в городе Принстоне (штат Нью-Джерси).


[Закрыть]

– Письмо у меня! – крикнула она сестре через дверь.

Ниша отбросила книгу, выскочила из кровати и последовала за Дарси в ее спальню.

Они тихо крались по коридору. Дарси не хотела, чтобы отец снова просматривал контракт и давал очередные юридические советы. (Во-первых: он инженер, а не юрист, во-вторых: у Дарси уже есть агент.) Но без Ниши было никак нельзя. Она прочла дебютный роман сестры в ноябре прошлого года, пока Дарси еще писала свою книгу. Порой Ниша читала вслух из-за плеча Дарси.

– Закрой дверь, – Дарси уселась за стол, чувствуя, что руки немного дрожат.

Ниша повиновалась и прошла внутрь.

– Что-то они долго! Когда «Парадокс» обещал купить роман? Три месяца назад?

– Мой агент предупредила меня, что на утверждение некоторых контрактов уходит год.

– Уже седьмой раз за сегодня, а еще только утро!

По обоюдному согласию сестер Дарси разрешалось использовать словосочетание «мой агент» в присутствии Ниши не более десяти раз в сутки. Штраф за нарушение правила стоил доллар, что казалось вполне великодушным обеим заинтересованным сторонам.

Дарси повернула конверт лицевой стороной, взвешивая на руке нож.

– Ладно. Поехали.

Сначала нож резал, как по маслу, но на полпути наткнулся на что-то, наверное, скобку или зажим, и начал спотыкаться и рвать бумагу.

А потом он застрял.

– Черт, – выругалась Дарси и принялась сражаться с конвертом.

Нож двинулся снова, но следом за ним из разреза выползла и стала завиваться тонкая стружка.

– Аккуратней, Патель, – произнесла Ниша, которая встала у сестры за спиной.

Дарси вытянула контракт. Она порвала верх первой страницы.

– Великолепно. Мой агент решит, что я полная дура.

– Это восьмой, – констатировала Ниша. – Зачем им вообще нужно столько копий?

– Думаю, так все выглядит официальней. – Дарси проверила содержимое конверта. Больше она ничего не повредила. – Как ты полагаешь, порванная копия теперь считается?

– С такой здоровой дырой? А если честно, Патель, твоя карьера накрылась.

Что-то кольнуло Дарси между ребер, словно сбившийся с пути нож для бумаг поранил ее в самое сердце.

– Не смей так говорить! И кончай называть меня по моей фамилии. Это же наша фамилия! Как-то странно ее от тебя слышать.

– Тьфу, – отмахнулась Ниша. Примерно раз в неделю она выдумывала новые прикольные словечки, которые зачастую шли в дело. Главная героиня из романа Дарси позаимствовала немало ее своеобразных ругательств. – Возьми скотч.

Дарси вздохнула, выдвигая ящик письменного стола. Мгновенье спустя контракт был заклеен, но теперь почему-то выглядел еще более жалким. Ни дать ни взять – неумелая презентация школьного проекта третьеклашки: «Мой ИздаТильСкий КантРакт».

– Теперь он какой-то ненастоящий.

– Ой, ну и что! – Ниша плюхнулась на кровать Дарси и начала подпрыгивать, сбивая покрывало, будто в предсмертной агонии. Люди частенько говорили, насколько старше своих четырнадцати лет выглядит Ниша. Видели бы они ее сейчас!

– Абсолютно все кажется ненастоящим, – прошептала Дарси, разглядывая порванный контракт.

Ниша села.

– Знаешь из-за чего, Патель? Потому что ты до сих пор скрываешь все от родителей.

– Я им скажу. На следующей неделе, после церемонии вручения дипломов. А может, и позже, когда нельзя будет тянуть с поступлением в Оберлинский колледж.[5]5
  Оберлинский колледж – частный колледж высшей ступени в городе Оберлине, пригороде Кливленда, один из лучших в штате Огайо, был основан в 1833 году.


[Закрыть]

– Нет, сейчас! Сразу после того, как забросишь контракт в почтовый ящик.

– Сегодня? – При мысли о том, как воспримут известие отец и мать, по спине Дарси пробежал холодок.

– Да. Выложишь им все, и тогда это станет реальным. А пока ты просто девчонка, которая мечтает стать знаменитой писательницей.

Дарси пристально посмотрела на сестру.

– Ты ведь не забыла, что я старше тебя, верно?

– Вот и поступай соответственно.

– Но они могут отказать.

– Не могут, тебе стукнуло восемнадцать. Ты практически взрослая.

У Дарси вырвался смех, и Ниша присоединилась к сестре. Сама мысль о том, что старшие Патели признают независимость своих детей, когда тем исполнится восемнадцать лет, почему-то казалась сестрам весьма забавной.

– Не волнуйся из-за них, – продолжила Ниша, когда они успокоились. – У меня есть идея.

– Какая?

– Пока тайна. – На лице Ниши появилась лукавая улыбка, обнадеживавшая не больше порванного контракта.

Дарси беспокоило не только то, как отец и мать отнесутся к ее решению. Было в ее планах нечто страшное и смехотворное, как если бы она захотела стать космонавтом или рок-звездой.

– Ты думаешь, что я спятила, раз хочу это сделать?

Ниша пожала плечами.

– Если собралась быть писательницей, тебе лучше ничего не откладывать на завтра. Сама же твердишь, что могут не продаться, и тогда никто тебя не напечатает.

– Я всего раз обмолвилась об этом, – вздохнула Дарси. – Но спасибо, что напомнила.

– Не за что, Патель. Послушай, у тебя есть самый настоящий контракт, имеющий юридическую силу! Пока твоя книга не провалилась, ты – классная романистка. А ты предпочитаешь промотать денежки как писательница в Нью-Йорке или как жалкая первокурсница, которая штампует эссе о мертвых белых парнях?

Дарси уставилась на заклеенный контракт. Не исключено, что он порвался потому, что она слишком сильно хотела его получить. Наверное, рука всегда будет подводить ее в последнюю минуту, уничтожая самое желанное. Однако и в поврежденном виде контракт казался ей чем-то прекрасным. На первой странице ей, Дарси Патель, давалось определение – «Автор». Наконец-то она вплотную приблизилась к осуществлению своей мечты.

– Я бы предпочла стать писательницей, а не первокурсницей, – ответила Дарси.

– Тогда тебе придется признаться во всем старшим Пателям… но только после того, как бумаги упорхнут в почтовый ящик.

Дарси посмотрела на конверт с обратным адресом и задумалась: снабжает ли агентство «Андербридж» марками всех своих клиентов или только неоперившихся авторов-подростков. Зато теперь отправить обратно контракт было проще простого, требовалось лишь выйти на улицу и завернуть за угол, а это, конечно, гораздо легче, чем противостоять Нише. Ведь если у младшей сестры появилась идея, она точно не отвяжется.

– Ладно, за ужином, – буркнула Дарси, взяла свою любимую ручку и подписалась четыре раза.

– Народ, мне нужно вам кое-что сообщить, – начала она, – но вы не расстраивайтесь.

Сидящие за столом – кстати, включая Нишу, – сразу как-то напряглись. Их лица незамедлительно приняли странное выражение, которое заставило Дарси задуматься о последствиях своей необдуманной речи. Отец замер с куском во рту, а Анника Патель изумленно округлила глаза.

Они ужинали остатками купленной прошлым вечером еды «навынос»: жареным красным перцем и нутом[6]6
  Нут – растение семейства бобовых.


[Закрыть] с тамариндом – все это плавало в смеси специй гарам-масала и стояло прямо в пластиковых контейнерах. Не самое удачное обрамление для важного сообщения.

– В общем, я хочу отложить колледж на год.

– Что? – спросила мать. – С какой стати?

– У меня есть обязательства. – Когда Дарси мысленно репетировала, эта строчка звучала лучше. – Нужно отредактировать мой первый роман и написать продолжение.

– Но… – Мать запнулась, и старшие Патели перекинулись встревоженными взглядами.

– Но ты ведь не будешь вечно работать над книгой, – произнес отец. – Ты настрочила свой роман за месяц, верно? И он не помешал твоим занятиям.

– Меня это чуть не убило! – воскликнула Дарси.

В ноябре она временами боялась идти домой, так как знала, что, помимо домашней работы, эссе для поступления в колледж и подготовки к отборочному тесту, ее ждут две тысячи слов романа. – Кроме того, я написала за месяц не книгу, а просто черновик.

Родители удивленно воззрились на нее.

– Не бывает хорошо написанных произведений, существуют только хорошо отредактированные, – процитировала Дарси, не совсем уверенная в том, кому принадлежит данная фраза. – Все говорят, что здесь кроется самая большая сложность. Мне надо превратить черновик в настоящий роман. Согласно условиям контракта, я должна сдать окончательный вариант до конца сентября. Это целых четыре месяца, и наверняка в издательстве считают правку очень важным делом.

– Уверена, так оно и есть. Но ведь в сентябре начинается учеба в колледже, – возразила Анника Патель и просияла. – Поэтому никаких конфликтов у нас не намечается, согласна?

– Да, – вздохнула Дарси. – Но когда я закончу книгу, мне придется написать продолжение, а затем править и его. А еще мой агент говорит, что надо начинать себя рекламировать!

Ниша вскинула руки, беззвучно показывая на пальцах, что Дарси употребила слова «мой агент» уже в девятый раз.

– Дарси, мы всегда поддерживали твое желание творить, – заявил отец. – Но разве главная причина, по которой ты написала роман, заключается не в том, чтобы приложить текст к заявлению для поступления в колледж?

– Нет! – крикнула Дарси. – С чего ты взял?

Анника Патель сложила ладони вместе, будто взмолившись о тишине. Когда матери удалось добиться всеобщего внимания, ее лицо смягчилось, и вместо неизбывного страдания на нем появилась лукавая улыбка.

– А это все из-за того, что ты боишься покидать дом? Да, Огайо кажется очень далеким, но ты можешь звонить нам в любое время.

– Ох, – поморщилась Дарси, осознавая, что сообщила еще не все. – Здесь я не останусь. Я переезжаю в Нью-Йорк.

Повисла гробовая тишина, в которой Дарси не слышала ничего, кроме жующей самосу[7]7
  Самоса – разновидность пирожка произвольной (чаще квадратной, треугольной или округлой) формы с начинкой из приправленного луком и специями картофеля, тыквы, гороха, чечевицы. Имеется множество вариаций приготовления данного блюда.


[Закрыть] Ниши. Хоть бы сестра попыталась выглядеть не такой довольной!

– Как в Нью-Йорк? – наконец, выдавила мать.

– Я хочу быть писательницей, а именно в Нью-Йорке издают книги.

Анника Патель медленно, с досадой произнесла:

– Дарси, ты не дала нам прочитать свою книгу, а теперь отказываешься от престижного колледжа ради… мечты!

– Нет, мама, я только на время откладываю, – парировала Дарси. – Я потрачу год на изучение издательского дела и познаю его изнутри! Вы хоть представляете, как это будет смотреться в анкете для колледжа?

Она помотала головой.

– Поймите же, кроме того, мне не придется снова подавать документы в колледж, потому что я беру лишь отсрочку.

Теперь ее голос виновато задрожал. Согласно справочнику для студентов Оберлина, отсрочка разрешалась лишь в случае «исключительных обстоятельств», а вот что считать «исключительным», определяла администрация колледжа. Дарси могли сказать «нет», и тогда пришлось бы начинать все заново.

Но контракт и обязательство написать роман – вполне исключительный случай, не так ли?

– Даже не знаю, Дарси, – пробормотал отец, – сперва ты не подала документы в несколько индийских университетов, а теперь…

– Мне никогда не попасть в Индии в хорошее учебное заведение! Саган же не смог, а он – математический гений! – Дарси повернулась к матери в поисках одобрения: та все-таки любит читать всякие романы. – Вы сами твердили, что это потрясающе, когда права на мою книгу купили.

– Конечно, Дарси, это замечательно, – сказала Анника Патель, – хоть ты и не разрешаешь нам ее почитать.

– Дождитесь, пока я ее отредактирую.

– Решать тебе, – подытожила мать. – Но не стоит думать, будто каждый твой роман заработает такую же кучу денег. Ты должна смотреть на мир трезво. Ты никогда не жила одна, не оплачивала собственные счета и не готовила себе пищу…

Дарси молчала, чувствуя, что в глазах начинает щипать и в горле пересохло. Ниша была права. Теперь, когда она призналась родителям, ее мечта стала реальной – слишком реальной, чтобы Дарси могла ее потерять.

Но на поверхности забурлили другие бесчисленные детали: обыденные, избитые вопросы крова и пропитания. Ей еще ни разу не доводилось заниматься стиркой.

Дарси с мольбой посмотрела на младшую сестру. Ниша положила вилку с легким стуком, но все же достаточно громко.

– Я подумала, – уверенно произнесла она, – в денежном плане лучше, если Дарси на год повременит с поступлением в колледж.

Никто ничего не сказал, и Ниша с минуту наслаждалась тишиной.

– Я просмотрела существующие в Оберлинском колледже формы заявлений о предоставлении финансовой помощи. Понятно, что там, в основном, интересуются, сколько зарабатывают родители. Однако есть один пункт, где спрашивается о доходе будущего студента. Оказывается, все, что Дарси заработала, в принципе, гораздо выше той суммы, по которой предоставляется помощь.

Ниша медленно кивнула и важно скрестила руки на груди.

– Сейчас Дарси получит больше ста штук просто за то, что подписала контракт. Значит, если она начнет учиться в колледже, ей не видать финансовой помощи как своих ушей.

– Ой! – вырвалось у Дарси. Ее аванса за две книги почти хватало на четыре года обучения. К тому времени, как она закончит учебу, все будет потрачено до пенни.

– Это как-то нечестно, – сказал отец, – в смысле, может, есть способ изменить контракт и отложить…

– Уже поздно, – сказала Дарси, восторгаясь лицемерием младшей сестрички, – я подписала его и отослала.

Теперь отец и мать взирали друг на друга, общаясь неким бессловесным родительским способом, что означало: они обсудят все наедине, позже. А это означало: Ниша немного расчистила ей путь.

Пора закрепить успех.

– Нью-Йорк намного ближе Оберлина, – выпалила Дарси, – всего-то и нужно сесть на поезд, а еще там живет тетя Лалана, и община гуджарати[8]8
  Гуджарати – выходец из штата Гуджарат, расположенного на западном побережье Индии, а также официальный язык индийского данного штата.


[Закрыть] там куда больше, чем в…

Анника Патель подняла ладонь, и Дарси запнулась. Возможно, стоило приберечь пару доводов на потом, на тот случай, если бой перейдет ко второму раунду.

Но за столом уже произошло нечто знаменательное, и Дарси почувствовала, как ее курс в жизни, который был решительно проложен еще в детстве, изгибается согласно новой траектории. Она изменила кривую собственной истории просто тем, что в течение месяца печатала пару тысяч слов в день.

Вкус силы собственных слов еще больше разжег ее аппетит.

Дарси не желала, чтобы перерыв продолжался год. Ей хотелось посмотреть, насколько удастся растянуть новое дивное ощущение. Снова опьянеть от того жара, как в ту восхитительную неделю в конце ноября прошлого года, когда все разом встало на свои места. Она нуждалась в этом чувстве – и не только на один год.

Дарси желала его навеки.