Текст книги "Незабытые чувства"

12 глава

Телефон разрывается на приборной панели, как сумасшедший. Я перевожу звонки на Инну и жду Шипиеву на парковке. Откидываюсь на спинку сиденья и тянусь к сигаретам. Спорт и курение несовместимы. Пора завязывать с пагубной привычкой. Но щелкнув зажигалкой, я затягиваюсь, выпуская струю дыма в окно. Это успокаивает. Ненадолго.

Алёна появляется на горизонте лишь спустя полчаса. Смотрю, как она со спортивной сумкой медленно идет к машине и с кем-то опять разговаривает по телефону. Подходит к серебристому седану и забирается в салон. Долго сидит и уезжать не торопится.

Я тоже.

Даже объяснить не могу, зачем ждал Алёну столько времени. Убедиться, что с ней всё в порядке? Неужели травма ноги дает о себе знать? Видимо, дает. Как и мои периодические мигрени. И какие-то неотпустившие эмоции и чувства, от которых жжет в груди. Дискомфорт становится чуть тише, когда машина Алёны трогается с места и покидает парковку. Разжав кулаки, смотрю по сторонам, понимая, что дышал через раз все это время. Да-а… С таким успехом лучше и впрямь завязывать с нашими встречами. Добром они не кончатся. Хотя у нас с Алёной разные представления о доброте. Моя явно почеловечнее выглядит.

– Янис Артурович, хорошо, что вы ответили, – быстро тараторит Инна, когда я включаю громкую связь. – Вам звонил отец и просил подъехать к нему. Он сейчас встречается с Вахрушевым по тендеру. Константин Сергеевич тоже перезвонил. Сказал, что будет в офисе до шести, а потом улетает в Новокузнецк.

Поднимаю запястье Смотрю на часы, прикинув в уме, что с отцом и Вахрушевым переговоры затянутся надолго. Вряд ли я успею оказаться в двух местах одновременно. Но по телефону не хочу задавать Косте интересующие меня вопросы. Впрочем, нет никаких гарантий, что получу на них правдивые ответы. Гончаров привык в свою пользу поворачивать любую ситуацию и выходить сухим из воды. А мне бы не хотелось перегибать палку в отношениях с Алёной и тешить свое любопытство за счет ее нервов. Но эта тяга к Шипиевой выше моих моральных сил и нравственных убеждений. Как бы я себя ни сдерживал.

По дороге к отцу набираю Рину, чтобы спросить, как она себя чувствует и нужна ли помощь. Эрик укатил в командировку, оставив жену и ребенка на меня.

Светлая часть нашего семейства упадническим голосом сообщает, что сегодня справится сама, но если есть время и желание повозиться с мелочью, то меня будут рады видеть в стенах гостеприимной квартиры Багдасаровых.

– Хорошо, постараюсь, – отвечаю я и завершаю разговор, снова возвращаясь мыслями к Алёне и проводя параллели.

Она теперь так же возится каждый вечер с ребенком. Трехлетним. От Слуцкого. С ума сойти.

Желание наплевать на встречу с отцом и Вахрушевым становится только сильнее. Я мечтаю посмотреть Косте в глаза, когда спрошу у него про нормальную жизнь Шипиевой.

Избавиться от наваждения не помогают ни скучные переговоры, ни деловые звонки, ни даже тот факт, что в пять сорок семь я поднимаюсь в офис к Гончарову. Все мысли крутятся возле Алёны и нашей сегодняшней встречи. Вчерашняя тоже оставила след в душе. Картинка, как Алёна обнимает и успокаивает маленького черноволосого пацана в гипсе, никак не выходит из головы.

– У себя? – спрашиваю у секретарши, направляясь через приемную к кабинету Гончарова. – Еще не уехал?

– Ждет вас, Янис Артурович.

Я открываю дверь и решительным шагом прохожу через кабинет. Сажусь в кресло.

Костя отрывается от бумаг и смотрит на меня исподлобья. Короткая челка едва прикрывает лоб. Холодный взгляд задерживается на моем лице.

– По какому вопросу? – сухо интересуется он, оценив степень моей летящей к чертям выдержки.

С ней стало значительно лучше за эти годы. Если на горизонте не появляется никаких раздражающих факторов.

– По личному? – пожимаю я плечами.

После чего следует протяжный вздох и губы Константина Сергеевича трогает едва заметная усмешка. Робот, блядь. Вот у кого с годами ничего не меняется. Неудивительно, что Гончаров добился таких заоблачных высот в бизнесе. О чем-то еще, кроме работы, думать не в его правилах.

– Я мысли читать не умею, Янис. – Костя собирает бумаги и закрывает ноутбук. – Но полагаю, что Шипиева?

– Ковалёва, – поправляю я.

– Даже так? – заинтересовано хмыкает он.

– Алёна сказала, что сама попросила тебя говорить, якобы у нее все, как и прежде. Если буду что-то о ней узнавать. Так?

– Так.

– Ну ладно, допустим, это правда. Тогда меня вот что интересует: когда вы так сблизиться успели, а ты в золотую рыбку превратиться, которая исполняет желания других по первому требованию? Что за аттракцион невиданной щедрости? Благотворительностью у нас Дина Сергеевна занимается, а ты, Костя, по другой части и разговоры ведешь иначе.

– Сделал исключение из правил. Стало жалко девчонку.

– В какой момент?

– Когда она тебя встретила.

Внутри поднимается волна ужасающих по своей мощности чувств. Которые рвутся наружу. Костя тоже это замечает и начинает хмуриться.

– Ближе к делу, Янис. Что ты хочешь узнать?

Мысли и картинки об Алёне наконец отпускают. Теперь я представляю перед собой грушу, которую буду пинать вечером, думая, что это Гончаров.

– С документами по смене фамилии ты подсуетился? В базе все подчистую про Алёну снесли или хоть что-то оставили? Стоит копать?

– В базе ничего не сносили. Смена фамилии – простая формальность, чтобы девушку меньше дергали из прошлой жизни. Слуцкий после себя оставил кучу дерьма и руины. Копать можешь, но все равно ничего не найдешь. Я не оставляю улик и выполняю свою работу безупречно.

– А салон она зачем продала?

– У всего в этой жизни есть цена. Ковалёвой срочно потребовались деньги. Она их получила, продав салон. Еще вопросы?

– Это ты Слуцкого посадил? Руками Кириянова?

– Без моей помощи не обошлось, – подтверждает Костя мои догадки.

Бесит его невозмутимый и спокойный тон. До зубовного скрежета. Заставляю себя дышать, сосредоточившись на этом простом действии.

– То есть Алёна, родив от этой падлы сына, к тебе за помощью потом обратилась? Да еще и за моей спиной? В таком случае вывод сам собой напрашивается, Костя. Это ты ее подтолкнул тогда уйти от меня? Шантажировал, да? Никакого салона Слуцкий Алёне не отписывал? Ты подачки ей кидал и мне байки травил, чтобы она, беременная от другого, с моих горизонтов исчезла и у нас в семье не случилось на тот момент новой шумихи, которая поставила бы жирную точку в предвыборной кампании отца?

Гончаров трет рукой подбородок, заросший щетиной.

– Хм… – задумчиво тянет он. – То есть Ковалёва призналась тебе, что родила сына от Слуцкого?

– Ушла от ответа. Но мы оба прекрасно знаем, что с моим сыном ты бы так не поступил. Как и не допустил бы, чтобы он рос безотцовщиной. Пунктик у тебя на этот счет имеется. Поэтому версию, что ребенок мой, я сразу же отмел. А другого мужчины, кроме Слуцкого, на тот момент у Алёны не было.

– Да, пунктик, – тяжело вздыхает Костя. – Правильно ты рассуждаешь, Ян…

– Правильно это, по-твоему, да? Девчонке жизнь ломать в угоду каким-то своим принципам?

Повисает молчание. Гончаров сканирует меня долгим и внимательным взглядом.

– Ян, я в тебя столько души вложил, – начинает Костя вкрадчивым голосом. – Постоянно учил выстраивать логические цепочки. Требовал не рубить с плеча, держать эмоции под колпаком. Но эти пункты ты исправно проваливал, а я потом платил штрафы, прикрывал тебя от отца, огребая за это, когда твои косяки все равно всплывали. Ну допустим, девушка тебя сильно зацепила, эмоции вызвала своим уходом. Затем сложная операция Эрика, какие-то твои личные переживания по этому поводу и как итог – ты сам в коматозе на больничной койке провалялся пару недель. Но остальные-то три года ты где был? Слушал мои однотипные ответы и тебя все устраивало? Только сейчас возникли ко мне вопросы?

Это называется «брать на понт» и «бросать пыль в глаза». Любимая Костина фишка. Отец не зря доверил ему свою предвыборную кампанию. До сих пор занимает высокие строчки в рейтинге, благодаря подвешенному языку Гончарова и его связям.

– Я тебя прямо спросил: ты Алёну подтолкнул к этому решению? Не надо мне лить в уши воду, отвлекая от главного.

– Прямо отвечаю. Ковалёва сама приняла такое решение. И на твоем месте я бы оставил всё как есть и больше не трогал девушку. У нее своя устоявшаяся жизнь. С чужим для тебя ребенком. У тебя своя. Пересеклись ненадолго в прошлом и разошлись кто куда. Гормоны свои усмири и направь в рабочее русло. На твои плечи сейчас возложена большая ответственность, ты занимаешь кресло руководителя. Поэтому держи себя в руках, – чеканит Костя последние предложения.

– Как ты?

– Как я. У Ковалёвой есть молодой человек. Генрих Нейман. Он из наших. Серьезный мужчина, с такими же намерениями на нее и ее ребенка. Поэтому не надо никому вставлять палки в колеса и ворошить прошлое. Которого уже не изменить.

Еще чуть-чуть, и разум сегодня возьмет отгул, а Костя полетит в Новокузнецк с разбитым лицом.

– Ты, смотрю, для постороннего человека хорошо осведомлен о ее жизни, да?

– Я не интересовался ее жизнью. Но с Иващенко мы с теперь ведем переговоры, а Генрих представляет его интересы в Москве. Нейман прилетает на координационные совещания раз в две недели. На одном из корпоративов я увидел их с Ковалёвой вместе. Отличная пара. Буду рад, если у них все сложится.

– Ясно, Костя. – Я поднимаюсь на ноги, глядя на часы.

Уложились в десять минут. Но если сейчас не уйти, то наш разговор закончится очень печально. Ударить Костю – все равно что поднять руку на отца. А мне бы этого не хотелось.

– Что тебе ясно? – летит в спину.

Я поворачиваюсь, прожигая Гончарова взглядом.

– Душу ты в меня вложил, да, Константин Сергеевич? Как в сына своего, к которому теперь на могилу ходишь?

У робота тоже есть слабые места. Я знаю все до единого. Костя ожидаемо меняется в лице, когда напоминаю про Кирилла.

– Другого от тебя и не ожидал. – Он отрицательно покачивает головой, в глазах появляется ярость. – Оставь девушку в покое, Ян. Сломаешь. С Нейманом ей будет спокойнее и проще, чем с тобой. Хватит подкармливать свои эмоции и искать с ней встреч. Научись себя контролировать. Это мой тебе совет.

– Блядь, мне тебе уебать сейчас охота за все твои слова и хладнокровие.

– И мне. Потому что я заебался разруливать твою бурную деятельность. Ты порой берегов не видишь. Совсем. Как что-то вдолбишь в свою отшибленную голову, и намертво. Какого хера опять в спорт вернулся? Адреналина в жизни не хватает? А о девчонке забудь. Она тебя к себе не подпустит.

– Я теперь еще сильнее хочу знать, Костя, в чем твой интерес к Ковалёвой. Явно не в автомобильном салоне, который вдруг оказался у нас на балансе. Ты никогда и ничего не делаешь просто так.

– Ян, – снова окликает Костя, когда я открываю дверь. – Неужели так зацепила? Даже с чужим ребенком примешь? – спрашивает он.

– Ты же однажды тоже принял такую. А потом оплакивал ее сына как родного, когда он умер. Разве не так?

Лицо Кости превращается в камень. В глазах лед. Гончаров коротко кивает на дверь, тем самым показывая, чтобы я убирался вон.

Вот и поговорили.

Надавили на болевые точки друг друга, оставив в душах осадок. Но хотя бы что-то прояснилось. А если докопаюсь до правды и узнаю, что Костя подтолкнул Шипиеву к тому, чтобы она со мной рассталась, и затем покрывал ее беременность и ребенка от Слуцкого, то не сносить Гончарову головы. Хотя нет. Обойдемся без рук. Отплачу ему той же монетой.

Я выхожу из кабинета и направляюсь на парковку, чувствуя, как потряхивает от эмоций. Никак не могу избавиться от мысли, что в последнее время все летит к черту. И настроение, и рассудок, и самообладание. Я бы и рад оставить Алёну в покое, но где взять столько терпения и выдержки?

Набираю Белова, чтобы сказать, что с этого дня он сам ведет работу с секциями Ковалёвой. Не хочу никого трогать. По крайней мере, пока не успокоюсь и не выясню кое-какие детали. Однако Семён Яковлевич сообщает, что попал в больницу и мне теперь не соскочить, пока его не выпишут. Ну отлично… Просто замечательно. И как теперь быть? Когда от одного присутствия Алёны шумит кровь в ушах и оглушительно колотится сердце.

–

История про Константина Гончарова называется «Цена согласия».

13 глава

– Не хочу, мам. – Андрей отодвигает от себя тарелку с кашей, спрыгивает со стула и идет к окну.

Оттуда открывается вид на детскую площадку. Мы не ходим на нее третий день. Все, чего я боялась перед отпуском, случилось: и новые травмы, и сопли, и плохое настроение.

Подхожу к Гарри и тоже смотрю в окно. Трогать и жалеть Андрея в такие моменты бесполезно. Маленький ежик.

– Я еще болею? – спрашивает он, держась здоровой рукой за больную.

К счастью, перелома у нас нет, лишь трещина. Но врач настоял наложить гипс на пару недель, вспомнив, что мы уже обращались к нему по этому же поводу год назад. Только с ногой. Марк Сергеевич заверил, что на море Андрей будет с поддерживающей повязкой, а я дала себе обещание, что глаз с проказника теперь не спущу.

– К Дине хочешь?

Андрей хмуро сдвигает брови.

– Хочу. Если она увидит мои бинты, то будет переживать и не отойдет от меня, перестанет общаться со Стасом. Пошли? – Он поворачивается и смотрит на меня с такой надеждой, что я готова бросить все дела и собирать Андрея на улицу.

Но загвоздка в том, что сегодня никак не получится с ним погулять. Если только поздно вечером, после тренировки в школе. Да и куда с его соплями в песочницу? Чтобы еще сильнее разболелся?

– Давай завтра сходим? – предлагаю я. – Если сопли не будут из носа течь. Ты же не хочешь Дину ими наградить? – давлю на его слабое место.

Он обожает эту девочку и постоянно о ней говорит.

– Не хочу, – удрученно вздыхает Андрей.

Я едва сдерживаю улыбку и отхожу к столу. Набираю Ульянову и прошу вместо меня сегодня съездить в Люберцы и порешать организационные вопросы по аренде, принять заявления от семей, которые откликнулись на нашу рекламу. Не знаю, как пройдет новая встреча с Яном, но прошлой мне за глаза хватило. Если он продолжит в том же духе, то не избежать нового разговора по душам и, как следствие, моего разбитого состояния. Если бы можно было сказать Янису, почему я не хочу с ним общаться, то давно бы это сделала. Чтобы Багдасаров снова исчез из моей жизни. Так всем будет лучше.

Стоит вспомнить о Янисе, как внутри опять начинает тоскливо тянуть. Понимаю, что тогда, несколько лет назад, я задела его чувства. Возможно, сейчас иначе поступила бы в такой ситуации, не знаю. Но лучше не развивать эту мысль. И без того их хватает.

– Всем привет. – На кухне появляется заспанная Ласка.

Чмокает Андрея в макушку и задерживает на моем лице внимательный взгляд.

– Ты чего такая бледная, Алён? Опять давление низкое?

– Угу, – вяло отзываюсь я.

– А у тебя сегодня тренировка?

– Да. И встреча с людьми из благотворительного фонда.

– И он там будет? – щурится Настя.

– Без понятия. Но, скорее всего, да.

– А хочешь, мы с тобой поедем? В качестве поддержки.

– На каток? – тут же оживляется Андрей. – Я хочу! Пожалуйста, мам. Очень хочу!

– Ну еще бы ты не хотел, – мягко улыбается Настя. – Ногу осталось сломать для полной радости, да, Андрюш?

– Мам, почему ты меня наказываешь, а Настю нет? Она меня постоянно обижает, – ворчит Андрей. – Накажи ее! – требует он, топая ногой.

Я не могу сдержать улыбки. Сажусь за стол и, взяв яблоко, вгрызаюсь в него зубами. Андрей заводится с пол-оборота и бурчит, как старый дед, несколько минут без остановки, чтобы выклянчить поездку в спортивную школу.

Может, и впрямь взять его с собой? Вдруг Янис, увидев со мной ребенка, начнет вести себя чуть спокойнее? А если нет, то натравлю Андрея на Багдасарова, чтобы покашлял на него или испачкал его брюки и рубашку соплями. Тогда Ян точно сместит фокус своего внимания и перестанет поедать меня голодными глазами, как в прошлый раз, когда я едва на упала на льду, выполняя его дурацкие прихоти. Сто лет не делала подобные элементы! Где он их только откопал? Это было в моих ранних выступлениях, благодаря которым я получила впоследствии известность и несколько наград.

Гумшина отсняла много материала, я выложилась на все сто, лишь пару эпизодов запорола. Мы перенесли их съемки на сегодня, но я едва ползаю с понизившимся давлением. К тому же подобные нагрузки мне пока нежелательны.

Перед поездкой неплохо было бы заглянуть к гинекологу на УЗИ. Очень смущает непрекращающаяся слабость и мажущие выделения. Тарасова говорила, что это нормально в первые дни после лапароскопии. Хотя прошло уже больше месяца. Да, в сравнении с теми болями, что я испытывала еще недавно, эти – мелочь, но не хотелось бы накануне нашего отпуска с Андреем и с моей стороны каких-нибудь неприятных сюрпризов, которые его сорвут.

– Хорошо. Собирайтесь, – подумав и приняв решение, отвечаю я. – Только никаких коньков и льда. Сидишь тихо на скамейке и наблюдаешь за мамой. – Задерживаю взгляд на Андрее. – Иначе я тебя в скафандр помещу. Договорились?

– А что такое скафандр? – тут же переспрашивает Андрей.

Выговорить это слово у него, конечно же, не получается. Приходится повторить несколько раз, чтобы сын запомнил правильное произношение, и объяснить значение.

Настя довольно посмеивается, наблюдая за нами. Включает кофемашину.

– Нет. Лучше в резиновую капсулу его поместить. Так надежнее. А потом к хоккеистам. Вместо шайбы. Да?

– Мам, в хоккей хочу, – игнорируя издевки Ласки, произносит Андрей. – Мне нравится, как они палкой по льду водят.

– Тогда лучше в бейсбол, Дрю. Там палка покороче и с собой носить всегда можно на детскую площадку. Вместо лопаточки.

Андрей недовольно хмурится, потому что Настя снова над ним подшучивает, а он этого не любит. Особенно когда не понимает, о чем говорят. Я между ними как рефери – постоянно развожу по дальним углам.

– Ладно, мир. Беру вас обоих с собой на тренировку, а вы идете играть в машины после завтрака, пока я немного полежу. Идет?

– Ура!

Андрей подпрыгивает от радости, а мне еще хуже становится, когда он, потеряв равновесие, едва не падает на больную руку, но Ласка его вовремя подхватывает и ставит на ноги.

– Хорошо. Пойдем, поиграем в машины, – говорит она Андрею и, повернувшись ко мне, тихо продолжает: – Включу ему «Бойцовский клуб». Он спросил недавно, что такое нокаут и как в него отправлять людей. Думаю, на Стасе скоро испробуем.

– Настя-я… – Я закатываю глаза, на что Ласка беззащитно пожимает плечами, мол, она не при делах.

– Я пошутила. – Задорно подмигивает.

– Вот и хорошо. Не доводи ребенка, а то правда накажу. Обоих, – предупреждаю я и строго смотрю на удовлетворенного Андрея.

– Пошли, – тянет он Настю здоровой рукой в гостиную.

У нас в каждой комнате валяется куча игрушек. Особенно у Андрея в почете плюшевые собаки, машины и роботы. А с недавнего времени он полюбил еще и мячи. Я всерьез задумываюсь о спортивной секции для такого активного ребенка. Но только о какой-нибудь максимально безопасной. Если такая существует. По-моему, Андрей везде найдет приключения на свою голову и конечности.

– Сейчас я кофе попью и пойдем играть. – Настя садится за стол и переводит на меня глаза. – У тебя во сколько тренировка?

– В двенадцать.

Открываю заметки в телефоне и смотрю список дел на ближайшие пару дней. Боже. Как всё успеть?

– А потом заедем в кафе? – спрашивает Андрей.

– Угу, – киваю я.

С удовольствием съем любимое пирожное. Но сначала встреча с людьми из благотворительного фонда и тренировка в спортивной школе, где я сегодня провожу открытый урок по хореографии у фигуристов.

Запив лекарства водой, иду чуть-чуть полежать. Потом начинаю собираться. Достаю новый спортивный костюм для Андрея, который недавно ему купила. Предыдущий он порвал на площадке на второй же день. К тому же погода стоит теплая, верх можно не надевать. С гипсом это целая проблема. Мне так жалко бедолагу, когда смотрю, как Андрей с рукой мучается. Ну за что ребенку столько травм в детстве? На ровном месте ведь в прошлый раз упал. А я всегда потом чувствую вину, что недосмотрела.

– Алён… – В дверях появляется Настя с моим телефоном, который я оставила на кухне. – Тебе Генрих звонил.

Я беру сотовый и перезваниваю Нейману. Пока крашусь и наношу румяна на щеки, болтаю с Генрихом. Он предлагает полететь на море вместе с нами. Ничего не имею против лишних рук и помощи. А если Димка вырвется с работы, то это и вовсе окажется идеальным вариантом. У нас с Нейманом тогда будет свободное время для общения наедине. Пора уже дать Генриху шанс за его настойчивость и терпение. Заодно, может, выброшу из головы мысли о Янисе.

Через два часа я паркую машину возле спортивной школы. Заметив внедорожник Багдасарова, хмурюсь. Еще в прошлый раз я обратила внимание, что он пересел со спорткара на огромную махину такого же цвета. Как заметила и то, что Ян зачем-то ждал меня на парковке после моего выступления на льду. Думала, что подойдет и опять начнет разговор, но он просто сидел в салоне и курил, глядя в мою сторону, пока я не уехала домой.

Выхожу из машины и беру Андрюшу за здоровую руку.

– Помнишь, да? Ведешь себя хорошо, – ласково произношу я.

– Помню. Ты всегда мне об этом говоришь. Я не тугодум, – бурчит сын в ответ.

В фойе школы я замечаю Яниса в компании Гумшиной и еще нескольких человек из фонда. Рябов тоже среди них. Коротко здороваюсь со всеми, проходя мимо уверенным шагом и ощущая, как при виде Багдасарова меня охватывает странное волнение, как ломаются и крошатся льды, сковавшие внутренности. Эти встречи – бесконечная мука. Я их хочу и не хочу одновременно. И сердце колотится на разрыв, едва не выскакивая из груди, когда чувствую на себе взгляд карих глаз.

Взъерошив Андрею волосы на макушке и поцеловав его в щеку, я иду в раздевалку.

Провести тренировку и отснять материал. Ничего сложного, правда? Обычные для меня вещи. Почти повседневные. Но делать это, когда на тебя смотрят слегка прищуренным и красноречивым взглядом, думая, видимо, о чем-то запретном и очень откровенном, безумно тяжело. А я отвыкла выступать на публике и держать лицо. От былого хладнокровия остались крупицы.

Собравшись с духом, выхожу из раздевалки. Гумшина вдруг заявляет, что больше никаких съемок на льду не нужно. Объясняет, что в следующий раз мое личное присутствие также не обязательно: для интервью подойдет кто-нибудь из помощников, владеющий информацией и цифрами по секциям.

Неожиданно.

Кто-то передумал мучить меня своим вниманием? Так бы сразу, Янис…

Нахожу Багдасарова глазами. Он стоит неподалеку и, вложив руки в карманы брюк, наблюдает за мной и Гумшиной. За его спиной на скамейке расположились Настя с Андреем. Проследив за моим взглядом, Янис оборачивается и смотрит на ребенка.

– В таком случае вы проводите тренировку в привычном режиме, а я кое-что отсниму с оператором в моменте, потом возьму интервью у Яниса Артуровича, и следующая наша встреча будет недели через две. Договорились? – спрашивает Гумшина, посмотрев на часы в телефоне.

– Да, – облегченно вздыхаю я.

Через две недели меня уже не будет в городе, а Ульянова отлично владеет и цифрами, и информацией. И язык у нее подвешен получше, чем у меня. Справится.

Я направляюсь в зал, где ждет моя группа, но, заметив Яниса возле Андрея и Ласки, меняю траекторию и иду к ним.

Багдасаров садится рядом с Андрюшкой на лавочку и что-то у него спрашивает. Настя меняется в лице, а следом и я, услышав кусочек их разговора:

– Мама недосмотрела, да? – кивает Ян на пострадавшую руку Андрея.

– Мам не виновата. Я случайно упал, – самодовольно отзывается он.

– А папа твой где? – спрашивает Багдасаров.

Андрюшка тут же становится мрачнее грозовой тучи.

Больная для нас тема. Которой я стараюсь не касаться. Зачем ты так, Ян? Он же еще маленький несмышленый ребенок!

– Давно не видел, – грустно отвечает сын, поджимая губы.

Да кем Багдасаров себя, в конце концов, возомнил? Неужели думает, что вот так просто можно врываться в чужую жизнь, бередить старые раны? Подходить к моему ребенку и задавать подобные вопросы? Лучше бы держался в стороне!

– Янис, – окликаю Багдасарова, выходя из себя. – Можно тебя на минуту?

Ян поднимает голову и обжигает меня недобрым взглядом.

– Да. Конечно, – кивает он.

– У мамы сейчас будет тренировка, – вдруг произносит Андрей, сильно волнуясь. – Я хочу на нее посмотреть. – Он вскакивает со скамейки, держась здоровой рукой за гипс. – А вы… – Приподнимает подбородок, – мне не нравитесь. Не подходите к нам больше. И особенно к маме, – бросает сын резко и идет в сторону спортивного зала.

По телу проносится дрожь. На несколько мгновений воцаряется гробовое молчание. Андрей безумно ревнует меня ко всем мужчинам. И к Нейману в том числе. Неужели и сейчас почувствовал соперника?

Ласка поднимается на ноги и направляется за Андреем, а мы остаемся с Яном одни.

Все-таки серьезного разговора, похоже, не избежать.