Текст книги "Небеса в смятении"

9. Совершенно рациональный акт… в безумном мире

Большинство либералов в США отреагировали на убийство генерала Сулеймани в январе 2020 года в том духе, что это был акт безумия, безрассудная демонстрация жестокой силы без учета долгосрочных последствий, из-за чего теперь все сторонники разумного и умеренного подхода должны работать вместе ради предотвращения катастрофы… Короче говоря, их девиз: нет войне с Ираном!

Но что, если убийство Сулеймани есть акт, в некотором смысле подходивший обеим сторонам и, следовательно, совершенно рациональный с их соответствующих точек зрения? Что, если США, Саудовская Аравия и Израиль хотят подтолкнуть Иран к массовому акту возмездия, который, наконец, оправдает полномасштабный удар по стране и, таким образом, предотвратит появление в ней ядерной бомбы, а также устранит ее как серьезный фактор на Ближнем Востоке? Что касается Ирана, то достаточно вспомнить новости за предыдущие два месяца, которые теперь затмила новая напряженность в отношениях с США: массовые демонстрации, спровоцированные ростом цен на бензин, вызвали массовое недовольство, в том числе среди бедных, которые в остальном поддерживали режим. Это привело к самым ожесточенным политическим беспорядкам со времен Исламской революции сорок лет назад, погибло по меньшей мере 180 человек (а, возможно, и на несколько сотен больше), поскольку протесты подавлялись с применением необузданной силы³⁰. Многие сравнивают недавнее кровопролитие с печально известной резней в Черную пятницу 1978 года на площади Джалех в Тегеране, в результате которой год спустя шах Мохаммед Реза Пехлеви был свергнут исламскими революционерами, стоящими во главе страны сейчас, так что круг замкнулся… В условиях новой международной напряженности правящая элита, терявшая свою легитимность из-за роста экономических проблем, теперь снова способна мобилизовать толпы людей для массовых проявлений патриотического рвения.

Как мы пришли к этому моменту? Тут необходим ретроспективный анализ: сегодня взыскиваются старые долги; прошлые грехи, из-за которых возник нынешний беспорядок, продолжают мучить нас. «Первородный грех» был совершен в 1953 году, когда ЦРУ организовало государственный переворот в Иране с целью свержения умеренно прогрессивного режима президента Мохаммеда Мосаддыка. Это был, пожалуй, первый постмодернистский переворот, инсценированный как народный карнавал, и ЦРУ даже наняло двух известнейших бандитов южного тегеранского гетто, чтобы мобилизовать людей на протест против Мосаддыка. Благодаря этому перевороту шах смог навязать свою авторитарную светскую модернизацию, открыв мусульманским священнослужителям пространство для организации народного недовольства.

Затем внимание США переключилось на Ирак, где они вели опасную двойную игру. Сначала они тайно поддержали Саддама Хусейна в его агрессии против Ирана вскоре после революции Хомейни, когда Саддам решил, что сможет воспользоваться хаосом в Иране и захватить его богатые нефтяные месторождения на юго-западе. После того, как эта стратегия с треском провалилась и Саддам обратил свой взор на Кувейт, США атаковали и оккупировали сам Ирак, не имея ясного осуществимого плана того, что делать там впоследствии. Таким образом, главным результатом «освобождения» страны Соединенными Штатами явилось то, что Ирак, не став оплотом против Ирана, теперь политически находится под иранским господством.

Третий этап начался с возвышения ИГИЛ[5]5
  Запрещена в РФ. – Прим. изд.


[Закрыть]. Поскольку шииты являлись мишенью суннитского ИГИЛа[6]6
  Запрещена в РФ. – Прим. изд.


[Закрыть] и поскольку для Израиля шиитский Иран был главной угрозой, Израиль тайно поддерживал (или «терпел») ИГИЛ[7]7
  Запрещена в РФ. – Прим. изд.


[Закрыть] в борьбе против «Хезболлы» на юге Ливана и в Сирии. Турция тоже играла в эту игру. Если бы Турция установила такую же абсолютную блокаду территорий ИГИЛа[8]8
  Запрещена в РФ. – Прим. изд.


[Закрыть], какую она установила в удерживаемых курдами районах Сирии, не говоря уже о том, чтобы проявить такое же «мягкое пренебрежение» к вооружен– ным курдам, какое она проявила к ИГИЛу[9]9
  Запрещена в РФ. – Прим. изд.


[Закрыть], то ИГИЛ[10]10
  Запрещена в РФ. – Прим. изд.


[Закрыть] рухнул бы гораздо быстрее. Точно так же и Саудовская Аравия молча приветствовала войну ИГИЛа[11]11
  Запрещена в РФ. – Прим. изд.


[Закрыть] против шиитского ислама. Это позво– лило Ирану выступить в роли спасителя Ирака от ИГИЛа[12]12
  Запрещена в РФ. – Прим. изд.


[Закрыть], когда ИГИЛ[13]13
  Запрещена в РФ. – Прим. изд.


[Закрыть] уже подо– шел к Багдаду (оборону организовал Сулеймани). Это цена, которую приходится платить, когда твоими союзниками являются такие страны, как Саудовская Аравия и Турция.

Таким образом, в историческом контексте убийство Сулеймани можно рассматривать не как акт безумия, а как вполне рациональный акт в обезумевшем мире. Именно с этим базисным безумием мы должны бороться, вместо того чтобы ссориться из-за второстепенных мер контроля, которые могут только подлить масла в огонь.

10. Победители и проигравшие в иранском кризисе

Один из моих любимых видов анекдотов – американские на медицинскую тему, следующие формуле «сначала плохие новости, потом хорошие…». Вот немного безвкусный анекдот такого рода. После того как его жена перенесла долгую и сложную операцию, муж подходит к врачу и спрашивает о результатах. Доктор начинает: «Ваша жена выжила; она, вероятно, проживет дольше вас. Но есть некоторые осложнения: она больше не сможет контролировать свои анальные мышцы, поэтому кал будет непрерывно капать из ее заднего прохода. Также из ее влагалища будет постоянно сочиться дурно пахнущая желтая слизь, так что секс исключается. Кроме того, ее рот будет работать неправильно, и из него будет выпадать еда…» Заметив паническое выражение, постепенно появляющееся на лице мужа, доктор дружелюбно хлопает его по плечу и с улыбкой говорит: «Не волнуйтесь, я просто пошутил! Все в порядке – она умерла во время операции».

Мой хороший друг Камран Барадаран написал мне о том, что эта шутка отлично описывает нынешнюю ситуацию в Иране, который едва избежал полномасштабной войны с США после того, как последние убили иранского генерал-лейтенанта[14]14
  Sik! – Прим. пер.


[Закрыть] Касема Сулеймани в результате удара беспилотника. Сначала последовала череда плохих новостей об успехе операции (по устранению Сулеймани): скептицизм союзников США по поводу этого акта, разъяренные толпы на антиамериканских протестах и угрозы иранской мести, способной спровоцировать крупномасштабную войну… Затем было восстановлено (хрупкое и временное) равновесие, но это кажущееся разрешение напоминает кульминационный момент нашего анекдота: «Не волнуйтесь, кризис был просто шуткой! Все в порядке», вот только ничего не решено, и теперь возобновляются унизительные геополитические игры, загоняющие нас в перманентный кризис.

Все выглядело так, будто убийство Сулеймани пошло на пользу обеим сторонам. В Иране оно привело к народной мобилизации и триумфальной демонстрации единства, мгновенно отменившего внутреннюю борьбу; для США это, казалось, открыло путь к войне, сулящей устранить иранскую угрозу. Теперь мы видим, что на самом деле никто не хотел войны.

Какова ситуация в Иране сейчас? Крушение самолета «Международных авиалиний Украины» в январе 2020 года вызвало всплеск массовых волнений, которые теперь угрожают самим основам революции Хомейни – под сомнение открыто ставится сама ее базовая легитимность, а не только главная роль сторонников жесткой линии. Попытка режима использовать напряженность в отношениях с США как средство мобилизации населения в свою поддержку привела к обратным результатам, и режим находится в большей опасности, чем когда-либо. Таким образом, непредвиденно сбитый украинский самолет только помог стратегии Трампа: Трампу не нужно начинать войну против Ирана, поскольку похоже, что Иран тонет в собственноручно созданных проблемах.

Реальность, однако, такова, что, каким бы ни оказался конечный результат иранского кризиса, США не только быстро теряют контроль над Ираком, но и постепенно вытесняются с большей части Ближнего Востока. Фальшивое «решение» кризиса с курдами в Сирии (Турция и Россия навязывают мир, чтобы каждая из них контролировала свою сторону), теперь повторяется в Ливии, и в обоих случаях США молча отказываются от активной роли. Россия и Турция сейчас находятся в идеальном положении для оказания давления на Европу: эти две страны контролируют поставки нефти в Европу, а также поток беженцев и могут использовать и то, и другое для шантажа.

Но что, если этого хочет и Трамп? Есть зловещие признаки, указывающие на то, что так оно и есть. Трамп сейчас угрожает перенести таможенную войну с Китая на ЕС, и ясно, что ненависть к сильному ЕС объединяет Трампа, Россию и Турцию. И какая именно Европа беспокоит Трампа, Путина, Эрдогана и других европейских популистов? Это Европа транснационального единства, Европа, догадывающаяся, что для ответа на вызовы современности мы должны выйти за рамки ограничений национальных государств; Европа, отчаянно пытающаяся каким-то образом сохранить верность старому девизу эпохи Просвещения о солидарности с жертвами; Европа, осознающая тот факт, что человечество сегодня Едино, что мы все находимся на одном и том же «Космическом корабле Земля» и что страдания других есть одновременно и наша проблема. Европа находится в огромных клещах между Америкой с одной стороны и Россией с другой, грозящих ее расчленить – и Трамп и Путин поддерживают Брекзит и евроскептиков повсюду, от Польши до Италии.

Таким образом, Европа проиграла от продолжающегося ближневосточного кризиса в гораздо большей степени, чем Соединенные Штаты Америки.

11. Утратила ли Америка моральное лидерство? Как США становятся четырехпартийной системой

В феврале 2020 года, продвигая свой новый фильм в Мехико, Харрисон Форд заявил, что «Америка утратила моральное лидерство и доверие»³¹. Неужели? А когда Соединенные Штаты Америки имели моральное лидерство над миром? При Рейгане или Буше? Они утратили то, чего у них никогда не было, а именно: иллюзию («убедительность» притязания на) наличия морального лидерства. Эпоха Трампа лишь сделала видимым то, что всегда было правдой. Еще в 1948 году, в начале холодной войны, эту истину с жестокой откровенностью сформулировал Джордж Кеннан:

На нашу [США] долю приходится 50 % мирового богатства, но только 6,3 % населения. В этой ситуации наша реальная задача в предстоящий период… состоит в том, чтобы сохранить эту позицию неравенства. Для этого мы должны отказаться от всякой сентиментальности… Мы должны перестать думать о правах человека, повышении уровня жизни и демократизации³².

Здесь мы обнаруживаем то, что Трамп подразумевает под лозунгом «Америка прежде всего!» – только в гораздо более четких и честных выражениях. Поэтому мы не должны быть шокированы, когда читаем, что «администрация Трампа, пришедшая к власти с обещанием положить конец “бесконечным войнам”, санкционировала оружие, запрещенное более чем 160 странами, и готовит его к использованию в будущем. Кассетные бомбы и противопехотные мины, смертоносные взрывчатые вещества, калечащие и убивающие мирных жителей еще долгое время после окончания боевых действий, стали неотъемлемой частью будущих военных планов Пентагона»³³.

Но тех, кто сожалеет об утрате американского морального лидерства, подобные факты не волнуют. Что им не нравится, так это стиль Трампа. Трамп является примером новой фигуры откровенно непристойного политического господина, презирающего основные правила приличия и демократической открытости. Пит Венер, занимавший в Белом доме высокий пост советника президента при Джордже У. Буше, недавно сказал: «Некоторые наши президенты были более нравственными, некоторые – менее нравственными, но у нас никогда не было президента, который получал бы психическое удовольствие от разрушения моральных норм или дискредитации морали как концепции»³⁴. Логику, лежащую в основе действий Трампа, объяснил Алан Дершовиц (между прочим, сторонник узаконенных пыток), который в январе 2020 года

заявил в Сенате, что если, по мнению политика, его переизбрание отвечает национальным интересам, то любые действия, предпринимаемые им с этой целью, по определению не могут быть оспорены. «И если президент сделал нечто такое, что, по его мнению, поможет его кампании, в интересах общества, то это не может быть такого рода quid pro quo, который ведет к импичменту»³⁵.

Здесь ясно обозначена природа власти, существующей за рамками серьезного демократического контроля.

Но как насчет классического аргумента в пользу видимости? А именно, что, даже если мы лишь лицемерно притворяемся высоконравственными, эта видимость все же по-своему действительна – она вынуждает нас избегать прямой и беззастенчивой непристойности, а потому совершенствует наш образ действий. Притворяясь нравственными, мы можем захотеть стать чуть более нравственными на деле. Как говорят в группах анонимных алкоголиков, «играй роль, пока роль не станет тобой». Разрыв между видимостью и реальностью также позволяет человеку критически отнестись к реальности. В той мере, в какой марксистская критика «формальной свободы» основана на понимании того, что «буржуазное» общество не верно собственным принципам свободы и равенства, такая критика также относится к господствующей идеологии более серьезно, чем та относится к себе самой… Проблема в том, что, как только мы вступаем в область чистой циничной непристойности, такая имманентная критическая стратегия теряет опору; возврат к старой порядочности, какой бы лицемерной она ни была, более невозможен, игра окончена.

Что заметно в недавних дебатах об импичменте Трампа, так это распад общей этической основы, необходимой для аргументированного полемического диалога. США вступают в идеологическую гражданскую войну, когда нет точек соприкосновения, к которым могли бы апеллировать обе стороны конфликта: чем сильнее каждая сторона развивает свою позицию, тем яснее становится, что никакой диалог, даже полемический, невозможен. Мы не должны быть слишком очарованы театральностью импичмента (например, тем, что Трамп отказывается пожать руку Пелоси, а Пелоси рвет копию президентского доклада конгрессу о положении в стране), поскольку истинный конфликт происходит не между двумя партиями, а внутри каждой из них.

США превращаются из двухпартийного государства в четырехпартийное. Вообще говоря, в настоящее время есть четыре партии, делящие политическое пространство страны: республиканский истеблишмент, демократический истеблишмент, ультраправые популисты и демократические социалисты. Уже звучат предложения о создании партийных коалиций: Джо Байден в конце 2019 года намекнул, что может выдвинуть умеренного республиканца на пост своего вице-президента, а Стив Бэннон упомянул о своем идеале коалиции между Трампом и Сандерсом. Чрезвычайно важно, что, если популизм Трампа легко утвердил свою гегемонию над республиканским истеблишментом, раскол внутри демократической партии становится все глубже, и это неудивительно, ведь борьба между демократическим истеблишментом и крылом Сандерса – единственная настоящая политическая борьба, продолжающаяся до сих пор.

Таким образом, мы имеем дело с двумя антагонизмами: один из них между Трампом и либеральным истеблишментом (причина импичмента), а другой – между крылом Сандерса в демократической партии и всеми остальными. Решение об импичменте Трампа было отчаянной попыткой вернуть США доверие и моральное лидерство, комичным упражнением в лицемерии. Вот почему нас не должен обманывать моральный пыл демократического истеблишмента: открытая непристойность Трампа просто высветила то, что и без того уже было. Лагерь Сандерса это ясно видит: пути назад нет, политическую жизнь США необходимо радикально переосмыслить.

Перечислив все меры Трампа, направленные против рабочих и солидарности, Джулиан Зелизер обращает внимание на то, как Трамп систематически нарушает неписаные правила применения политической власти: «Все президенты придерживались определенного набора неписаных правил, когда дело касалось приличий. Президент Трамп отбросил все эти условности. Он сделал обыденностью токсичную форму президентской речи, которая подрывает нашу гражданскую культуру»³⁶. Зелизер правильно заключает, что, хотя мейнстримные демократы одержимы опасностью выдвижения слишком радикального кандидата, они упускают из виду ключевой момент: «Когда доходит до публичной политики и использования политической власти, ни один кандидат, включая сенатора Сандерса, и близко не дотягивает до радикализма действующего президента». Все попытки «умерить» Трампа, включая слушания по импичменту, еще больше подтолкнули его к крайним проявлениям своей радикальности. Урок, который они должны усвоить, заключается в том, что радикальность Трампа по-прежнему направлена на защиту существующей системы. Как говорится, Трамп меняет некоторые вещи так, чтобы они в сущности остались прежними. Слишком поздно возвращаться к старой «нормальной» вежливости; единственный способ действительно победить Трампа – делать прямо противоположное ему и вести себя прилично и достойно, сочетая это с радикальными изменениями в содержании наших действий. Пришло время услышать голос истинного морального большинства.

Но олицетворяет ли Сандерс настоящую альтернативу или, как утверждают некоторые «радикальные левые», он лишь (довольно умеренный) социал-демократ, стремящийся спасти систему? Ответ заключается в том, что эта дилемма ложна. Демократические социалисты в США начали массовое движение радикального возрождения, и судьба таких движений не предопределена. Несомненно одно: худшая позиция, какую только можно себе представить, – это позиция некоторых западных «радикальных левых», которые склонны списывать рабочий класс в развитых странах со счетов как «рабочую аристократию», живущую за счет эксплуатации стран третьего мира и попавшую в ловушку расистско-шовинистической идеологии. По их мнению, источником радикальных перемен может быть лишь «кочевой пролетарий» (иммигранты и бедняки из стран третьего мира) как революционный агент (возможно, совместно с некоторыми обедневшими интеллектуалами среднего класса в развитых странах). Но верен ли этот диагноз? Действительно, сегодняшняя ситуация глобальна, но не в том упрощенном маоистском смысле, что она предполагает противостояние буржуазных наций и пролетарских наций. Иммигранты – это субпролетарии, их положение очень специфично; многие из них не эксплуатируются в марксистском смысле слова и, таким образом, не предназначены для роли агентов радикальных перемен. Следовательно, я считаю этот «радикальный» выбор самоубийственным для левых. Вместо этого я утверждаю, что Сандерса следует безоговорочно поддерживать.

Эта битва будет жестокой. Критики Сандерса снова и снова повторяют, что он не может победить Трампа, опираясь на свою слишком левую платформу, и что наше внимание главным образом должно быть направлено на избавление от Трампа. Истинный смысл, скрытый в этом аргументе, таков: если выбор стоит между Трампом и Сандерсом, то мы предпочитаем Трампа… Даже если Сандерс чудесным образом будет выдвинут, и если он (еще более чудесным образом) выиграет президентскую гонку, это приведет к страшному контрнаступлению. Ллойд Бланкфейн, бывший исполнительный директор Goldman Sachs, заявил, что Сандерс «погубит» экономику США³⁷. Это не нейтральная констатация факта, на самом деле его посыл был таким: «Я предпочитаю крах нашей экономики победе Сандерса». Но здесь у нас нет выбора – мы должны вступить в борьбу с полным осознанием того, что мы заходим в бурные воды.

12. Призыв к умеренно консервативным левым

В связи с тем, что забастовки работников общественного транспорта Франции затягиваются на большую часть 2020 года, некоторые комментаторы даже начали высказывать предположения, будто бы Франция приближается к своего рода революционному моменту. Хотя мы пока еще далеки от этого, нельзя отрицать, что конфликт между государством (выступающим за новое единое пенсионное законодательство) и профсоюзами (отказывающимися как-либо менять то, что они считают своими тяжело завоеванными правами) не оставляет места для компромисса.

Человеку левых взглядов легко сочувствовать бастующим рабочим, которых Макрон хочет лишить тех условий выхода на пенсию, которых они добились с большим трудом. Однако следует также отметить, что работники железнодорожного и другого общественного транспорта относятся к числу тех, кто все еще может позволить себе бастовать. Они наняты государством на постоянной основе, и сфера их деятельности (общественный транспорт) дает им сильную позицию для ведения переговоров, поэтому им и удалось получить такие выгодные условия выхода на пенсию. Их продолжающаяся забастовка направлена именно на сохранение этого привилегированного положения. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы бороться за сохранение с трудом завоеванных элементов государства всеобщего благосостояния, от которых современный глобальный капитализм стремится отказаться. Проблема в том, что с (не менее обоснованной) точки зрения тех, кто не имеет таких привилегий (прекариат, молодежь, безработные и т. д.), эти рабочие, способные позволить себе бастовать, неизбежно выглядят классовыми врагами, усугубляющими их отчаянное положение – как новая фигура «рабочей аристократии», если воспользоваться словами Ленина. Власти могут легко манипулировать этим отчаянием и действовать так, как будто они борются против несправедливых привилегий от имени действительно нуждающихся работников, включая иммигрантов.

Кроме того, не следует забывать, что работники общественного транспорта адресуют свои требования правительству Макрона и что Макрон выступает за существующую экономическую и политическую систему в лучшем виде: он сочетает прагматичный экономический реализм с четким видением объединенной Европы, а также решительно выступает против антииммигрантского расизма и сексизма в любых его формах. Нынешние протесты знаменуют конец мечты Макрона. Вспомните энтузиазм по поводу того, что Макрон дал новую надежду не только на победу над правой популистской угрозой, но и на создание нового видения прогрессивной европейской идентичности, благодаря чему его поддержали такие разные философы, как Хабермас и Слотердайк. Вспомните, что всякая левая критика Макрона, всякое предупреждение о фатальных ограничениях его проекта отвергались как «объективно» помогающие Марин Ле Пен. Сегодня, когда во Франции идут протесты, мы жестко сталкиваемся с печальной правдой промакроновского энтузиазма. Макрон может быть лучшим представителем существующей системы, но его политика остается в либерально-демократических координатах просвещенной технократии.

Итак, какие существуют политические варианты помимо Макрона? Есть левые политики, такие как Джереми Корбин и Берни Сандерс, выступающие за необходимость сделать решительный шаг дальше, чем Макрон, в направлении изменения основных координат существующего капиталистического порядка, оставаясь при этом в базовых рамках капитализма и парламентской демократии. Они неизбежно заводят в тупик: радикальные левые критикуют их за недостаточную революционность, за то, что они все еще цепляются за иллюзию возможности радикальных перемен обычными парламентскими средствами, в то время как умеренные центристы, включая Макрона, предупреждают их, что меры, которые они отстаивают, недостаточно продуманы и приведут к экономическому хаосу (представьте моментальную реакцию финансовых и деловых кругов, если бы Корбин победил на выборах в Великобритании в 2019 году…). В каком-то смысле обе критические оценки верны. Проблема в том, что ни одна из позиций, с которых формулируются эти критические замечания, не работает. Продолжающееся народное недовольство ясно указывает на пределы политики Макрона, а «радикальные» призывы к революции просто недостаточно сильны, чтобы мобилизовать население, часто не способное четко сформулировать, какой новый порядок необходимо установить.

Таким образом, как ни парадоксально, единственным решением является (по крайней мере, на данный момент) участие в политике Сандерса и Корбина; они единственные доказали свою способность вызвать реальное массовое движение. Мы должны терпеливо работать и организовываться, чтобы быть готовыми действовать, когда разразится новый кризис – будь то неожиданная экологическая катастрофа или бурный всплеск народного недовольства. Радикальным левым не следует стремиться участвовать в сомнительных заговорах с целью захвата власти в момент кризиса (как это делали коммунисты в двадцатом веке); напротив, им нужно постараться предотвратить панику и неразбериху, когда наступит кризис. Нас должна вести вперед одна аксиома: настоящей «утопией» является не перспектива радикальных перемен, а надежда на то, что нынешнее положение вещей может продолжаться бесконечно. Настоящий «революционер», подрывающий основы наших обществ, – не внешний террорист или фундаменталист, а сама динамика глобального капитализма.

И то же самое касается культуры. Часто можно услышать, что сегодняшняя культурная война ведется между традиционалистами, верящими в неизменный набор ценностей, и постмодернистскими релятивистами, считающими этические правила, сексуальную идентичность и так далее результатом продиктованной обстоятельствами борьбы за власть. Но так ли это на самом деле? Крайние постмодернисты сегодня сами являются консерваторами. Как только традиционная власть теряет свою фундаментальную силу, вернуться к ней невозможно – все подобные возвращения сегодня являются постмодернистской подделкой. Утверждает ли Трамп традиционные ценности? Нет, его консерватизм – постмодернистский спектакль, гигантский выпендреж. Играя с «традиционными ценностями», смешивая отсылки к традиции с откровенной непристойностью, Трамп стал абсолютно постмодернистским президентом, в то время как Сандерс – старомодный моралист.

Вот что я подразумеваю под «умеренно консервативными» левыми: это левые, оставляющие позади постмодернистскую одержимость несущественными проступками и не стыдящиеся позиционировать себя как голос истинного морального большинства. Сегодня, как никогда, обычные порядочные люди не являются нашими врагами.