Текст книги "Ля Грав. Тайные тропы"

– Мутанты не дремлют, Алексей.

– Сам ты, Беня, мутант, коромысло тебе в ухо, – Леха аж закашлялся.

А я был занят тартифлетом. Поэтому грозно покивал, поддерживая Старикана. И даже погрозил Бене массивной кастеллановской вилкой.

– Кстати, зря вы звонили своему другу, – неожиданно сменил тему Бенджи. – Теперь буряты начали за ним охоту. Они взяли след. И они уже близко.

– Ах ты, сын шакала! – разозлился Старикан. – Ты это подстроил?

– Не совсем. Я только прицепил следящий код к вашему разговору, но буряты его засекли.

– Отзови бурятов, – Леха барабанил по столу каменными от злости подушками пальцев.

– Это очень проблематично, – ответил Бенджи.

– Ты хочешь получить свои коды? – Леха перешел на конструктив.

– Конечно. И я рад, что ты стал говорить по делу, – Бенджи снова гнусно ухмыльнулся.

– Послушай, Беня, если ты не отзовешь бурятов, я сдам им и тебя, и телемаркеров. А потом поднимусь на ледник и расфигачу ваш вай-фай. Усвоил, толстолобик?

Я снова грозно покивал в поддержку Лехи и перешел к остаткам кальвадоса.

Ну а чо? – может, щас месилово начнется, так не на трезвяк же руками махать. А кальвадос – он, как молитва, – укрепляет веру и раскрепощает дух. Но все закончилось до обидного мирно.

– Я знаю, как достать коды, – просто и ясно сказал Леха, обращаясь к Бенджи. – Но сначала ты отзовешь бурятов. И быстро. Это будет мое первое условие.

– О’кей, – согласился Бенджи, – отозвать не получится, но пустить по ложному следу могу. – Он покопался в своем телефоне и через пару минут сообщил: – Послал запрос. Ждем.

Мы сидели, ждали и грызли соленые арахисы-коковеллы. Бармен принес нам пива, и нам уже было не так трудно, как могло бы бить без пива.

– Леха, – спросил я. – А на фига ты вообще Сереге звонил?

– Да… э-э… – Старикан немного замялся. – Да я просто хотел позлить этого гномского индюка. Я же ведь знал, чего Серега мне ответит, ну, не слово в слово, конечно, но основной то-смысл нетрудно предположить было…

Я понял, что стратегом мне не быть, и сдул с бокала шапку кучерявой пены.

– А знаешь, – сказал Леха. Я вот смотрю на этих древних – какая-то чушь. Никакие они не сверхлюди. Не про них говорил Заратустра. Ныкаются по лесам да по пещерам. Чо-то срутся, холиварят. Телемаркеров изготавливают. Эльфы, гномы, буряты. Чушь собачья. Отловить бы их всех да на Колыму, золото мыть, вот там скитура им будет – полные штаны. Да и стране польза…

– Ага, поймаешь их, – перебил я.

– Товарищ Сталин и не таких скитурщиков ловил, – Старикан наставил на Беню палец-маузер и хищно улыбнулся.

Фариэль, выглядывая из-за гнома, с изумлением слушала Леху.

– Эй, Фариэль, давай к нам, а?! На черта тебе эти яйцеголовые заговорщики? Для них жизнь – это война.

– А для вас? – серьезно спросила мулатка.

– А для нас – карнавал, – с улыбкой Будды ответил Леха.

Я снова покивал, но уже не с грозным, а с умным видом.

– Карнавал – как легкомысленно и ветрено, – заявила Фариэль. – А я ищу совсем другого.

– Другого! Какого другого?! – засмеялся Леха. – Андрюха, – попросил он, – найди противоположность к легкомыслию и ветрености.

– Тугодумие и тяжеложопость, – предложил я.

– Пойдет! – Старикан сделал АКМ из двух своих рук и всадил очередь в Бенджамина.

Фариэль смешно насупилась.

– Леха, но почему война? Они же не воюют, – заинтересовала меня Лехина концепция.

– Э-э, – отмахнулся он, – дело в их психосоматике и в модусе, так сказать, операнди. Они живут так – «весь мир идет на меня войной», понимаешь. Все эти прятки, заговоры, тайные письма, нелепые границы – это ж просто детсад на прогулке. Все как у обычных человеков.

Бенджи молчал и делал вид, что не слышит нас. И тут ему пришла смс.

– Все, – сказал он, – ваш друг вне подозрений.

– Теперь давай про знаки, Беня, кажи, чего там?

– В принципе, я вам все сказал, – пожевал свою бороду Беня. – Просто кроме так называемой мутации телемаркера там еще исследования по видам скачкообразных изменений в связных системах.

– А-а-а, – сказал Старикан, – золото из говна делать будете? Понятно… Мне отсыпать не забудь.

Фариэль сверкнула оливковыми глазищами. Бенджи отхлебнул красного. А Леха вежливо продолжил.

– Слушай меня далее, пещерная свеча алхимии. Мое второе условие – вы убираетесь из Ля Грава прочь. И никаких телепортов тут не строите.

Бенджи улыбнулся.

– Леша, телепортация – это пока что сказка. Мы пока только картинки передаем. Вот если получим коды – может, найдем решение.

– Ищите его в пустыне Гоби. Или на Таймыре.

– Слишком заметно будет. Но мы подумаем, я обещаю, – серьезно ответил Бенджи. – Так что там с кодами?

– Коды будут у тебя сегодня, – ответил Леха.

Мохнатые брови скитурщика поползли вверх, как гусеницы тутового шелкопряда, и будь у него побольше кожи на лице, они бы доползли до затылка. Но кожи было маловато, и брови остановились наверху лба, где так и стояли, зафиксированные неуменьшающимся Бениным удивлением. Впрочем, надо сказать, что брови не стояли неподвижно – они пошевеливались.

– Не сиди столбом, Беня. Лучше думай, как считывать будешь. Коды будут здесь через час, – добавил драйва Леха.

«Ох, нифига се – Старикан – организатор! – подумал я. – Это как же – через час?»

Буйное воображение – я уже говорил – опасная штука.

– То есть – к нам едет Агата? Интересно, как? Вся? Или частями? – Ужасные видения Венеры Милосской пронеслись по «Кастиллану» и, слава богу, уехали куда-то в сторону Гренобля.

Беня усилием воли и пальцев поставил-таки свои брови на место и шумно засуетился, как еврейская мамаша. В окно светила полная луна.

В «Кастиллане» нас было трое: Леха, я и невозмутимый бармен-японец.

– Мы едем к вам, – шумел в своих пенатах Беня. – Фариэль, – кричал он, – Фариэль, детка, собирай программаторы. А где? Где моя книжка с шифрами? Фариэль, где моя книжка с шифрами? – Беня копался в ящиках стола, выгребая то древние видеокассеты, то баллончик со спортивной заморозкой, то полбутылки «Курвуазье».

– Ты шифры-то найди, алхимик, – волновался Леха.

– Найду, не ссы, – бубнил гном, зарываясь все глубже под стол.

Если вы настоящий взрослый человек. Если вам не 14-, а 18+18n. Если поздним и зябким вечером после ста граммов сладкого гасконского арманьяка вы не отправляетесь на подвиги, а долго читаете на ночь бумажную книгу в твердом переплете. Если после этого не удается заснуть и на помощь приходит «Капитан Морган».

Если вы беседуете с ним часа полтора, но беседа заходит в тупик, и приходится лезть в холодильник, греть рассольник, и сто пятьдесят граммов из морозилки под рассольник уже идут самокатом. А потом хочется петь. А ведь все давно уже спят. И, задушив Карузо шершавым репшнуром (чтоб никого не разбудить), вы идете на балкон. На теплый и противный балкон. А за окнами – мрак, автомобили и бездомные собаки. Лишь в редких светлых окнах такие же узники бессонницы, как и вы.

Короче, если вы мудрая сова, а не этот юркий, хитрожопый жаворонок, то знаете ночь не хуже меня. И знаете, как ночью быстротечно время.

Р-ра-аз! И три часа. Еще чуть-чуть – и уже шесть. Но в «Кастеллане» время в тот вечер текло, как пробка на Фонтанке в часы пик. Изредка ускорялось, а затем замедлялось практически до полной остановки. Время плевало на часы над стойкой бара и жило своей черепашьей жизнью.

Потом приехали Бенджи и Фариэль.

Без лишних вопросов они распаковали свои приборы. Книгу с шифрами положили на стол. И уселись круглыми попами на крепкие стулья лучшего в мире кафе.

– Мы готовы, – произнес Бенджи в предвкушении.

Леха загадочно покивал в ответ. Потом по-отечески обнял Фариэль и, глядя из-за ее плеча, сказал:

– Вообще-то мы тоже. Но!.. Есть еще одно условие. Надо блокировать всех, кто искал или ищет Агату. Прямо сейчас.

– Э… Во-первых, быстро – не получится. А во-вторых – зачем? Здесь мы и так обеспечим ей безопасность и конфиденциальность.

– Слушай, гном, – возмутился Леха. – Задавать вопросы – это не твое. Делай, что сказано.

Бенджи опять кому-то звонил, слал смс-ки и снова звонил. В конце концов он порешал все вопросы и поклялся мамой, что все тип-топ.

А Леха в это время ворковал с мулаткой, по-отечески посадив ее себе на колени. Бенни злобно косился, но помалкивал.

– Ну, что ж, можно начинать, – провозгласил Старикан и легким шлепком согнал Фариэль со своих колен.

Смуглянка озорно подмигнула Лехе, легкой рукою взъерошила его прическу и села рядом с Бенджи.

А Леха по-простому, без всякого пафоса обратился к гному:

– Беня, ты задавал вопросы, и здесь – ответ. Ты искал путь, и здесь – начало его. Многие вероятности сошлись в этой точке, но ничего случайного в этом нет. Сложился тот пазл, которому суждено было быть сложенным. Мы не знали тебя, но поверили, как верит усталый мореход маленькой бабочке, принесенной рассветным ветром с невидимой пока еще суши.

Я посмотрел на Бенджамина. Вид у него был удивленный, как у атеиста на том свете. Он сидел, вытаращив глаза, и ни черта не мог понять в Лехиных построениях.

Довольный произведенным эффектом, Старикан щелкнул пальцами, и в колонках «Кастеллана» зазвучала старинная песня группы «Наутилус Помпилиус»:

 
«… Разденься. Выйди на улицу голой.
Я подавлю свою ревность.
Если так нужно для дела.
Разденься…»
 

– под героическую музыку пели взволнованные юноши.

И Леха начал раздеваться. Он снял флиску и начал снимать футболку. Удивилась даже Фариэль. Но ей нравилось. И только я не удивлялся.

– «Если так нужно для дела. Разденься!» – подпевал я древним уральским рокерам. – «Старикан явно что-то задумал», – понимал я.

Бенджи пытался прийти в себя, но танцы со звездами продолжались, мрачный молодой Бутусов безостановочно требовал «Разденься!», Лехина флиска чайкой летела на низкое кресло и…

И Бенджи закричал:

– Стоп, сто-оп, сто-о-оп! Стойте! Где Агата? Что происходит? Где мои коды?

– Какой любознательный гномик! Не правда ли? – спросил Леха.

– Здесь твои коды, Франкенштейн, здесь, – воскликнул он и протянул к Бенджамину свои мускулистые обнаженные руки.

Леха распахнул ладони и напряг плечи, гном растерялся и отпрянул.

– Не ссы. Будешь светить сюда, – показал Старикан на свои нечахлые плечи.

– К-к-коды у-у тебя, что ли? – ошарашенно пробормотал Бенджи.

– У меня, брат, у меня.

– А-а-а, а Агата?

– Агата – чиста. Чиста, брат, как штанишки ребенка в подгузниках «Хаггис».

– Ты… Ы… ы… – по-хакасски заговорил Бенджи. – Но как?! И где теперь шифр?!

– Как? Я тебе сейчас поведаю, – сказал Леха, присаживаясь на край стола и закуривая воображаемую сигарету. На самом деле Леха курить бросил, но иногда, в потоке воображения, мог себе позволить немного ароматных затяжек.

«О-о-о-о-о-о-о…» – (такое саркастическое «о» с прищуренными глазом) подумал я и пошел к бармену за хоть какими-нибудь чебуреками. Но уши мои были вытянуты к самому столу, где присел Старикан, ибо я был не в меньшем шоке, чем Бенджи.

И только не очень быстрая моя сообразительность не давала мне сформулировать и задать Лехе сотни вопросов, которые столпились у меня на выходе из головы и толкались там, перебивая друг друга.

– Бенджи рассказал нам только первую часть настоящей истории, – начал Леха. – Про то, как приисковский доктор Саня (по совместительству – мутант и телемаркер) по предварительному сговору с группой подельников втайне от Агаты нанес ей невидимые татуировки с целью скрытно передать важную информацию своим литовским коллегам по древнему подполью. Но! – Леха замолчал, обвел весь зал взглядом и глубоко затянулся воображаемой сигаретой. – Вот что было дальше.

Через несколько дней поздним холодным вечером док сидел на своей узкой металлической кровати и раскачивался. Кровать скрипела, а внутри дока бились в истерике две маленькие неугомонные птички.

Голубая сойка – душа и белая иволга – совесть.

Доктору было сильно не по себе. Разместив на Агате секретные татухи, он обрек эту маленькую беззащитную девочку на самое опасное плаванье в буйном океане древней межклановой вражды.

Белая иволга – совесть – долбила доктора изнутри крепким клювом, царапала острыми лапами и обидно ругалась. А голубая сойка – душа – забилась пестрым комочком в дальний угол темной докторской сущности и жалобно пищала.

Доктор, конечно, был мутант. И какое дело мутанту до человеческого детеныша?

Но он не мог, просто не мог сжечь дотла бьющуюся на ветру благородную хоругвь гиппократовой клятвы.

Доктор был просто солдат. Солдат бесконечной войны, нескончаемой битвы тайных сообществ. И, как любому солдату, ему предстояло выбрать между черным вороном приказа и белой иволгой совести.

Доктор покачался на кровати еще, послушал невыносимый скрип, встал и последовал за ведущей его белой иволгой.

Док решил обратиться к самому серьезному члену питерской банды в Приисковом. А самым серьезным в этом плане был, как вы понимаете, Старикан. А у Старикана в этот день болел живот. Оленина с медвежатиной каждый день – хорошо, конечно, но овсяной кашки ему не хватало. Чай, не мальчик.

И весь белый свет был ему в этот день немил. И пришедший к нему в этот день огромных размеров доктор был бы немил вдвойне, но Леха обрадовался.

– Дай пилюльку мне, доктор, – воскликнул он жалобно. Доктор вытащил сотни пилюлек и попотчевал Старикана. Отпустило Леху, заулыбался он, и прошелся гоголем, и сказал доктору:

– Проси чего хочешь, многоопытный мастер пипетки.

Док не смутился и выложил Лехе все как на духу. Док просил совета и помощи. Помощь ближнему – что может быть проще? Помощь ближнему – что может быть важнее? А уж сразу двум ближним! Леха ни секунды не колебался.

Они с доком разработали план. План назывался «Спасти Агату». Агате прописали новые пластыри от простуды и облучение синей лампой. Под эту физиотерапию Док с поварихой Машей безопасно сняли татуировки с Агаты, а позднее нанесли их на Леху, дабы не сорвать хакасский транзит и не подставить дока, Машеньку и всех остальных телемаркеров.

Потом где-нибудь в Европе к Лехе должны были явиться связники, сказать пароль и предъявить шифр. Шифр был нанесен в виде третьей части штрих-кода, и посланники должны были просто знать, где его искать.

А вот пароль… Я, пожалуй, его не скажу вам. Возможно, это действующий кое-где пароль. Пароль Леха ждал от Бенджи весь день, пока не убедился, что тот вообще не в курсе всех перипетий.

Тогда он поговорил с Филиппом. Филипп поручился за Бенджи, и мой стратегически подкованный друг решил все-таки довериться этому сколь угодно мутному персонажу.

И вот теперь Леха стоял посреди «Кастиллана» и готовился к сдаче татуировок. Надо отдать должное Бенджи, он недолго колдовал и нашел-таки шифр, комбинируя рисунки на Лехе и свою книгу.

Пять лет Лехиного ожидания встречи с неизвестными агентами подходили к финалу. Если сейчас все будет нормально и Бенджи правильно построил ключ к шифру, то через десять минут мы выпьем по стопке да пойдем наконец-то домой. А если нет… Про «нет» думать не хотелось вовсе.

Бенджи нажал на кнопку программатора, вылетел зеленый, как полярное сияние, свет, и специальные группы фотонов понеслись к Лехиной руке.

Леха стоял бледный, но веселый.

Хитро обученные фотоны летели и летели. Садились на Лехину руку. Взаимодействовали с татуировкой, извлекали нужные гигабайты информации. Леха немного вибрировал, пахло озоном и кварцем. Программатор скучно щелкнул.

– Получилось, – тихо сказал Бенджи и устало облокотился на стол.

– Йес! – порадовался Леха.

Над Ля Гравом начинался новый восход.

 
                                                       *  * *
 

Бенджи встал перед нами, изобразил полупоклон, махнул рукой и шаркнул по полу своей скарпой:

– Всем спасибо и до новых встреч, дорогие друзья! – торжественно объявил он. – Фариэль, мы торопимся, собирайся скорей! – добавил сварливо.

Он явно был очень доволен и процессом, и результатом и даже чуть пританцовывал. (Так, бывало, выглядела одна моя давняя знакомая после случайных ночевок в общагах Вифка. В лабораторию она приходила веселой, слегка помятой и немного пританцовывающей. Ок, – не отвлекаюсь!)

Леха по-ковбойски рухнул в кресло и закинул на стол ноги в тяжелых поцарапанных нордиках.

– Бамм! – грохнули серые расстегнутые нордики.

– А ю хоккей, бро? – по-американски спросил я.

– Ам абсолутли хоккей, – отвечал полиглот, – по траве, с шайбой, йо-о…

Фариэль спешно собирала программаторы, Бенджи торопил ее и шумно бил ладонью по больному плечу Старикана:

– Вот ты – шельма! Как провел…

– Угомонись, Бенджи, я до сих пор тебе не очень-то верю, – морщился Леха.

– Кстати, плечо исцелил бы в знак, так сказать, дружбы и доверия, а?

– Это желание? Одно из трех? Если нет, то я не имею прав на исцеление человеков.

– Сука ты, Беня.

– Это да… – улыбнулся гном.

Я завороженно смотрел на Фариэль.

«Что, и чайку не попьете?» – вертелось в голове, но я воскликнул:

– Э-э-э, как-то не по-христиански! А отметить? Тосты, танцы, обмыть финал. А?

– Это не финал, Андрэ, – серьезно (чтобы не проставляться, как я понимаю) сказал гном. – Надо срочно все данные передать в наш центр. Во-первых, чтобы на вас на всех прекратили охоту. А во-вторых, сюда, неровен час, могут и назгулы прискакать. Извини, товарисч, но еще «по одной» не получится. Так что «тафай-тафай», «пока-пока», – он закинул сумку на плечо…

В подсобке раздался грохот. Фариэль бросилась туда – и в ее смуглой руке сверкнул клинок компактного мачете… Раздался шум борьбы, потом пьяный хохот, и из темноты она вернулась в обнимку с хмельным и сонным Малышом Гарри.

– Парни, – орал он радостно, – смотрите, кого я нашел!

– М-мм-ммм, – Гарри вытянул губы на фут и почти дотянулся до мулатки, но та загородилась тарелкой, и Гарри, словно минога, присосался к белой провансальской керамике.

– Фариэль, конфетка, – бормотал Бенни, – гоу, радость моя, гоу. Бай, храбрые русичи, бай, бай…

– Хрен с тобой! Бай-бай, – сказали мы, отлепили Гарри и основательно сели за стол.

Фариэль с Бенджи выбежали на улицу. И растворились в рассвете, как минорные пентатоники в песнях «Чижа».

Открытая дверь «Кастиллана» впустила в помещение сотню галлонов сумеречного морозного воздуха, луна бросила несколько прохладных бликов нам на стол, Гарри вытащил из бездонных карманов своей большой куртки бутылку белого «Пибарона» и разлил по бокалам.

Я нервно дополнил эти слабые градусы теплой яркостью женепи, а Леха тем временем спросил у Гарри:

– Ну что, умелец, засек пеленг?

– Не-а, – ответил вдруг довольно трезвый Гарри.

– Пеленгатор вообще ничего не увидел. Да черт с ним, – весело добавил он. – За тебя! – и выпил.

Я офигел. То есть, похоже, только я не в курсе всех раскладов.

И тоже выпил.

– Так, колись давай, – обратился я к Лехе.

– Колись, було лито-лито, а тэпер зыма, розумиешь? – ответил мне усталый друг. И следом выпил.

За стойкой раздавался храп Японца.

– Вот человек, – сказал Леха, – тут генетическая судьба мира решалась, а он – храпит!

– Стариканчик, – вкрадчиво начал Гарри, – а у меня есть кое-что получше пеленга.

– Что? – молча, бровями спросил Леха.

– Я взял у Фариэль телефончик. – И Гарри помахал в темном воздухе сиреневой визиткой.

– О-о-о! – орлами разметались Лехины мохнатые бровищи.

– Ага! – заблестели глаза.

Но Гарри показал Лехе язык, ухмыльнулся, как маньяк, и спрятал визитку в бездонный карман горнолыжных штанов.

– Пойдем домой, – скучно произнес он и кивнул на выход.

– Пойдем, – согласился Леха. И добавил, уже обращаясь ко мне: – Да ничего нового я тебе не расскажу, просто не хотел отвлекать и поэтому попросил Гарри поискать Бенину частоту сканером и потом запеленговать. Пеленгатор взяли у спасателей, ну… дальше ты слышал.

В общем, на этом можно завершить наш рассказ. Здесь мы выходим в прохладный лягравский космос.

Эпилог

А на другом конце Европы, в дикой России, в сердце Кольского полуострова – в суровых Хибинах, в густой и вязкой темноте полярной ночи на перевале Географов в большом иглу сопит и ворочается во сне Агата. Давешний туман и тучи ее нескучной экзистенции бесследно рассеялись. С потолка иглу неслышно капает вода. Вокруг сопят и ворочаются друзья-кочевники. Древняя саамская магия наблюдает их сон.

Агате снится распахнутое небо Приэльбрусья и дрожащие полоски торопливых облаков-цирусов. Тропа в снегу, идущие по тропе люди. Они поднимаются с Чегетской поляны по плечу Донгуз-Оруна – на пик Интеркосмос. Впереди – Кирилл, за ним Катя Коровина и Агата. Кирилл что-то говорит, но озвучка во сне – так себе, и слова его теряются в порывах ветра, тогда Кирилл указывает на пирамиды Когутаев, и они снова и снова, словно бодхисаттвы к просветлению, с лыжами на рюкзаках продолжают бесконечный путь по белым полям.

А у подножия Кукисвумчорра в огромном деревянном баре длинноволосый древний абориген читает непонятную Агате книгу. « …Когда она двигается в этом сне, то это – ее миры. Тогда она – словно великий царь, словно великий брахман; она словно вступает в разные состояния. И как великий царь, взяв подданных, двигается, как ему угодно, по своей стране, так и она, взяв чувства, двигается, как ей угодно, в своем теле…» Абориген приближает к себе Jack’a Daniels’a…

В бесконечно далекой Хакасии веселые мутанты-телемаркеры на склонах своей любимой Заозерной, укрытой многометровыми сибирскими снегами, в кулуаре «22-я жопа» уже пятый час совершают громкие фрирайдерские подвиги.

А в Ля Граве пьют кофе и собираются в свой горный ресторан Филипп и Вика. По соседству, в Виллар-Арене Энди с Диной укрыли утренний стол крахмальными салфетками, выложили салат из сушеных помидоров и песто в хрустальные пиалы…

 
                                                       * * *
 

С перевала Col du Lautaret навстречу нам шагает древнее солнце и бросает яркие теплые лучи в суровый горный край. Лучи согревают маленькую церковь Святого Антония, и над речкой Романш начинают звучать песни колоколов. Золотыми шарами плывут над долиной невесомые звоны и растворяются в высоком небе. Срывая, как вуаль, ночную тишину, по трассе Гренобль – Бриансон мчатся шумные авто.

Мы поднимаемся по булыжникам узких улиц.

АЛОХА, бразаз!

Бонус-трек