Текст книги "Здесь водятся бесы"

Глава 4
Договор с бесом
2 октября

Тогда Бесёне казалось, что она все делает правильно и все получится. Но пробовать что-то новое нелегко даже нечистой силе. Да и случай к тому же необычный: девушка собралась продать бесу душу, вот только души у нее не было. Правда, Бесёна до последнего в этом сомневалась.

Кинув взгляд на дверь подъезда Глафиры, она торопливо проговорила:

– Пойдем на остановку.

Когда девушки выходили со двора, Цветане показалось, что ее окликнула бабушка, но она была еще слишком сердита из-за ее предательства и даже не обернулась.

В автобусе Цвета дала кондуктору деньги на два билета. Бесёна же заняла спаренные сиденья, усевшись на крайнем. Цвета протянула ей билетик, но та не взяла, только улыбнулась лукаво и пропустила спутницу к окну.

Цвета разочарованно сжимала в руке две бумажки. Вообще-то она не собиралась угощать незнакомку проездом. Но, в конце концов, за приворот нужно было заплатить. Видно, оплата уже пошла.

С бабушкой было бы проще. Цвета думала договориться, попросив вычесть стоимость приворота из «конвертных» денег. Все равно часть из них откладывалась на поступление в какой-нибудь техникум или училище и на занятия с репетитором – подтянуть тройки хотя бы до призрачных четверок. Но она решила, что любовь для нее важнее будущей учебы.

Какую плату попросит Бесёна, Цвета не знала. Та ничего об этом не сказала, а она сама подумала о деньгах только сейчас, в автобусе. Цветана сложила цифры на билетиках – оба оказались несчастливыми.

– Что я тебе должна? – спросила наконец Цвета.

Бесёна глянула удивленно:

– Не в автобусе же обсуждать!

Цвета отвернулась к окну и заскользила взглядом по людям на очередной остановке.

Вдруг рядом кто-то плюхнулся так, что ее, кажется, подбросило на месте. Она вздрогнула, повернулась и обнаружила на соседнем сиденье дородную женщину. Цвета, растерянно заморгав, подняла глаза и увидела, что ее спутница стоит в проходе и ухмыляется. Какая она проворная! Цвета и не заметила, как Бесёна уступила место женщине. А ведь они не договорились, куда едут, Цвета просто последовала за рогатой. Хотя это был сто второй автобус – на нем она и приехала к бабушке, а сейчас он вез ее в сторону дома.

За острым предметом.

Цвета повысила голос, чтобы за гулом автобуса ее расслышала Бесёна:

– Мы до моего дома едем?

Женщина недоуменно глянула на нее, потом проследила за ее взглядом и снова уставилась на Цвету:

– Простите?

– Я не вам, – удивленно зыркнула Цвета на соседку.

Бесёна же рассмеялась громко и заливисто. Но никто не обратил на нее внимания.

И тут до Цветы начало доходить. Она побледнела, а девчонка кивнула:

– Да, к тебе.

Остаток пути пунцовая Цвета не отворачивала лица от окна.

Как только они зашли в пустынный проулок, ведущий к дому Цветы, та остановилась, повернулась к спутнице и прямо спросила:

– Тебя ведь не видят?

Бесёна озорно улыбнулась и кивнула.

– Какие-то чары?

Рогатая пожала плечами, но ее болотные глаза смотрели хитро-хитро.

Цвета, сокрушенно вздохнув, с обидой проговорила:

– Могла бы предупредить, а то выставила дурочкой.

– Да как-то к слову не пришлось, – снова пожала плечами Бесёна.

– Надо было мне самой догадаться, раз ты приворот умеешь, – пробубнила Цвета и пошла вперед. – Почему я сразу не подумала об этом: ты тоже знахарка… У вас там, что ли, ведьминский район?

– Я была знахаркой в прошлом, – ответила Бесёна, последовав за девушкой. – А живу в другом районе. Но ты привлекла меня, и я отправилась на тебя посмотреть. Меня видишь только ты. Сначала я удивилась, но потом поняла…

– Что я знахарская внучка? – досадливо бросила Цвета.

– Наоборот. Что ты ей не внучка, – опять загадкой ответила Бесёна.

Как же раздражала эта ее манера недоговаривать! Бес, знахарка в прошлом или просто какая-то ненормальная…

– Слушай, извини, но, кажется, я передумала, – сказала вдруг Цвета.

Бесёна равнодушно развела руками.

– Хозяин – барин. Я тоже не уверена, что у тебя получится.

Цвета прикусила нижнюю губу.

Никогда у нее ничего не получалось, и никогда никто не помогал, чтобы получилось. И вот в кои-то веки предложили помощь, а она теперь сама отказывается. Наверное, она, Цвета, и впрямь с тяжелым характером. Как там говорили маме? Нелюдимая, замкнутая.

Бесёна, словно прочитав ее мысли, сказала:

– Ладно, я отходчивая. У тебя дома есть кто?

– Мама на работе, – ответила Цвета.

– Тогда пойдем к тебе, для приворота нужно спокойное место, – решила Бесёна. – Ну или можно укрыться в какой-нибудь заброшке. К себе не приглашаю.

– К тебе я бы и не пошла, – заметила Цвета. – Уже договорились ведь у меня.

И тут ей подумалось, что ее рогатая спутница тоже нервничает. Поэтому и ведет себя так странно. Цвета сжала кулаки. Она явно делает что-то неправильное. Но делать правильное уже надоело – от этого все равно никакого результата.

Дальше до дома шли молча.

– Только у нас собаки, но они ласковые, – предупредила Цвета, уже выходя из лифта. – У тебя же нет аллергии?

– Собаки?! – глаза Бесёны испуганно расширились, но тут Цвета открыла дверь, и на лестничную клетку выскочили два лабрадора.

Однако псы не стали вертеться волчками, радостно прыгать на хозяйку и гостью, крутить вертолетно хвостами, словно собираясь взлететь. Лорд и Граф на секунду застыли и вдруг заскулили жалобно, поджав хвосты, после чего неожиданно стали рычать, озираясь по сторонам.

– Граф! Лорд! Успокойтесь!

Цвета затолкала собак обратно в квартиру и через какое-то время снова высунулась:

– Проходи, я заперла их в маминой комнате.

Бесёна опасливо заглянула в квартиру:

– Они четырехглазые?

– С бровками, имеешь в виду?

Цвета, как истинная дочь кинолога, в детстве читала в первую очередь книжки о собаках, поэтому она знала о «четырехглазых» – с контрастными пятнышками-бровками. Такие собаки, считалось, видели то, что не могли разглядеть их хозяева.

Цветана невольно хмыкнула, глянув на Бесёну. Кажется, здесь четырехглазой собакой была она, раз видела свою спутницу. Но если и лабрадоры учуяли гостью, значит, та не воображаемый друг – уже хорошо.

– Заходи, они не четырехглазые, а обыкновенные. И заперты теперь.

– Таких я не боюсь, – с облегчением выдохнула рогатая и переступила порог.

Девушки сразу прошли в комнату Цветы. Бесёна удивленно огляделась:

– Ого, как у тебя тут зефирно!

Комнату захлестнули розовый с фиолетовым, и она казалась мультяшной. На окне не ютилось ни одного растения в горшке, мебель была в основном белой, шторы лавандовые. Сюда словно боялись пустить зеленый, или теплый коричневый, или мягкий серый.

Но Бесёне у Цветы понравилось. Она с удовольствием отметила на столике тюбик розового блеска для губ с картинкой лесных ягод в капельках воды. Уже скоро он будет ее.

Затем она перевела взгляд на полку, где расположились мишки, сжимающие в плюшевых лапках блестящие сердечки. Один из них сидел на «Сказках» Андерсена. Книга была ветхой, потрепанной и не раз заклеенной скотчем – видно, маленькая Цвета не на шутку увлекалась этими сказками.

Бесёна улыбнулась. Она тоже знала эти истории, вернее, их знали люди, чьи души Бесёна щипала. И с украденными ниточками душ к ней переходили человеческие знания. В сказках было много правды.

Рогатая снова посмотрела на Цвету. Та сидела на кровати, заправленной покрывалом оттенка ядреной фуксии, и не сводила с нее глаз.

Вот гадкий утенок, гадкий не потому, что с ним что-то не так, а потому что он лебедь, а не утка, – другого рода-племени. Вот единственный его изъян. И такой же – у Цветы. Но Бесёне он оказался на руку.

Цвета, наблюдая, как гостья изучает ее комнату, извинилась:

– Да, я уже выросла из этой зефирности, но ремонт пока не предвидится. Тут мама всё обустроила, когда я еще маленькой была. Совсем девчачья комната. Я другое люблю.

– Ладно, перейдем к делу, – кивнула Бесёна. – Я же не в гости пришла. Иголка есть?

Цвета достала с полки маленькую шкатулку:

– Какую тебе? Подлиннее, потолще?

– Поострее.

Цвета протянула Бесёне всю шкатулку:

– Выбери сама.

Та спрятала руки за спину и покачала головой.

– Не-не, тебе же колоть. Палец.

Ну вот, они снова дошли до этого.

– Но мне страшно, – хныкнула Цвета и поглядела на беззащитные подушечки пальцев. У нее снова задрожали от волнения руки.

– Ты должна сама, – упрямо повторила Бесёна.

Она больше не хихикала, не кривлялась и даже не улыбалась. Теперь она была серьезна. Шутки закончились.

– Значит, ты все-таки бес, – мрачно проговорила Цвета, не отрывая взгляда от своих пальцев.

Сейчас она взаправду сделает это, как в книжках, проткнет палец и… Что дальше? Распишется кровью?

– Я и не скрывала, – отозвалась Бесёна.

– А я, значит, одержимая бесом?

– Пока нет, – все так же серьезно проговорила рогатая, не отрывая взгляда от иглы. – Одержимой будешь, когда в тебе поселится разумная сущность. Я то есть. Хотя вы, люди, бесами кого только не зовете. Я из той породы, которые подселенцы.

– Слушай, – спросила Цвета, оттягивая неприятный момент, – а если тебя вижу только я, то как ты заключаешь договоры с другими людьми? Э-э-э… подселяешься?

– Омут, – ответила Бесёна, и Цвета вспомнила, что случайная знакомая уже о нем упоминала. – Он там, где сердце, похож на черную дыру в груди. Через эту дыру я и проникаю внутрь.

Цветана, высматривая омут, машинально склонила голову, почти уткнувшись подбородком в ямку между ключиц. Вспомнились картинки из интернета с сентиментальными фразами о несчастной любви – там как раз изображались человечки с черными дырами вместо сердец. Да, она сейчас тоже так себя ощущала. Конечно, Бесёна выражалась образно, но если учесть, что Цвета сейчас болтает с девушкой-невидимкой, которая пришла делать ей приворот, то можно поверить в любую чертовщину.

– Люди говорят, что бесы пробираются в человека через рот, – продолжила рогатая. – Поэтому и прикрывают его рукой, когда зевают, а то и крестят, загораживая вход к душе. Но это неверно. Бесы попадают в тело через омут – тягучее озеро из тоски, разочарования и других темных, тяжелых чувств. У некоторых омут так велик, что войти туда можно легко, как в ворота. И поговорка есть: «Пришла беда, отворяй ворота». У других это узкий лаз, а у третьих омут не больше ушка иголки в твоих руках, и проще в него войти верблюду, чем бесу.

– Я, видимо, не из последних, – не удержавшись, заметила Цвета.

Бесёна кивнула.

– Когда ты испытываешь то, что люди зовут плохими чувствами, по омуту идут волны, как по реке от теплохода. Волны опускаются сверху вниз, наполняют тяжестью, поэтому и говорят «раздавлен горем». Если наполняешься хорошими чувствами, то по омуту идут круги, как от брошенного камушка, но в обратную сторону, к центру, и омут уменьшается, словно ты засыпаешь его позитивом.

Цвета криво улыбнулась. Позитив – глупое интернетное слово, приторное, как шоколадный батончик.

– И что я чувствую сейчас? – спросила она.

Бесёна опустила глаза.

Черное озеро было спокойно и в эту минуту как раз походило на дыру.

– Надежду. Ты доверяешь мне и надеешься, что я помогу, – сказала Бесёна, не отрывая от омута взгляда.

По черному озеру пошли круги, и рогатая облегченно улыбнулась.

– Да, иногда нужно просто поверить, – добавила она и снова посмотрела Цвете в глаза. – Я тоже боюсь. По меркам бесов я еще совсем зеленая и ни разу не заключала договор. Ты у меня первая.

Цвета грустно улыбнулась:

– Запомнишь меня, как первую любовь.

Она глубоко вздохнула, зажмурилась и ткнула иголкой в подушечку пальца.

Капля крови упала на ламинат, и Цвета инстинктивно подняла палец вверх. От вида собственной крови на нее нахлынула паника.

А вот Бесёна оставалась спокойной.

– Ты спрашивала о плате, – сказала она. – Договор такой: ты одалживаешь мне тело на три дня, а я за это помогу тебе.

– Э-э-э… Чего? – возмутилась Цвета.

Зачем ей приворот, если тело у нее отберут? Да и зачем тогда вообще все это нужно? Рогатая не говорила об отсрочке.

Ну вот, сейчас сказала.

– А вдруг ты по барам будешь шататься? – Цвета попыталась прикрыть испуг шуткой.

– Нет, ничего такого, я буду бережно обращаться с этим телом! – заверила Бесёна. – Я просто хочу немного обычных радостей. Знаешь, у бесплотного состояния есть свои минусы, иногда я тоже мечтаю о шоколадке.

– Ладно, – обреченно кивнула Цвета.

Ей нечего было терять. Она не видела своего будущего, вернее, она чувствовала, что его просто нет.

А это был шанс. Возможно.

И она ухватилась за него, как утопающий за соломинку.

– Мне надо расписаться кровью? Где? Бумага нужна? – затараторила Цветана. – Кровь не бесконечна!

Ей хотелось, чтобы это все побыстрее закончилось.

Бесёна положила руку на сердце девушки, но на самом деле обмакнула ладонь в омут. Сначала Цвета не почувствовала ничего, а потом явственно ощутила тяжесть ладони беса.

– Мне нужно печать поставить? – продолжала нервно бормотать она, словно в бреду.

– Поставь, – улыбнулась Бесёна.

Взяла ее окровавленный палец и приложила к своим губам.

И Цвета провалилась в темноту.

Девушка в обмороке упала на кровать. Бесёна с красным мазком на бледных губах смотрела на нее сверху вниз.

Первый договор, первое тело. И сразу не душа, а дух. Но слишком уж нечисть была похожа на человека, вела себя как человек, даже пахла почти как человек. Еле-еле угадывались влажноватые нотки мха, сырой коры, земли, корней.

Бесёна знала, что с Цветой придется трудно. Но она не боялась трудностей, так даже казалось интереснее. Будет чем похвастаться перед другими бесами.

Девочка-семечко.

Подменыш.

Да, знахарки иногда крали лесных детенышей и продавали их бездетным женщинам. Но это же была внучка Глафиры. Знахарская внучка.

Зачем ведьма подсунула девочку-семечко своей же дочери?

Ведь старуха должна была знать, что такие дети не доживают до шестнадцати лет.

Глава 5
Она – кошка
6 октября

– Мам, иди сюда! Я не знаю, что с ней делать! Прицепилась, и все! – прокричал Демьян с порога.

Из кухни вышла растрепанная, раскрасневшаяся от готовки женщина в замусоленном халате. Переводя взгляд с кошки на сына и обратно, она не переставая терла руки полотенцем, словно муха лапку о лапку.

День смущенно кашлянул. Он так и стоял у порога вместе с кошкой, не решаясь пройти дальше в квартиру, словно тоже был нежданным гостем.

– Кошка? Мы же договорились, – наконец устало выдохнула мать.

– Сначала заведите собственный дом… – пробормотал День.

– А в этом никаких лотков и шерсти не будет! Я и так с уборкой не успеваю, а от вас помощи не дождешься!

В коридор выбежал девятилетний братишка Дня Лешка и сразу взвизгнул восхищенно:

– Ух ты, какая!

День глянул на кошку, словно не видел ее до этого. Совершенно обычная, дворовая.

Лешка подскочил к зверьку и присел на корточки:

– Мам! Можно она останется?

Кошка спряталась за Демьяна.

По мальчишкам сразу было видно, что они братья, и оба походили на мать. Светлокожие и светловолосые, они оправдывали свою фамилию Белые. Только братья были высокими и худыми, а Белая мама низкой и полненькой.

В коридоре пахло котлетами. Они угрожающе шкворчали на кухне, треща жиром, но вдруг вкусный аромат готовящегося мяса сменился на горький и дымный. Белая мама учуяла подозрительный запашок и бросилась на кухню.

День снял ветровку и глянул на кошку у своих ног.

– Голодная, наверно. Лех, налей ей молока. Блюдечко у мамы спроси, какое взять.

Демьян предусмотрительно решил, что на младшего брата мама будет меньше бурчать.

– Хорошо! Давай назовем ее Мурка? Давай? Да?

– Посмотрим сначала, что папа скажет, – уклончиво ответил День и растерянно почесал макушку. – Но за лотком я, пожалуй, схожу. Ору-то будет, если она напрудит в ботинки, тогда меня точно выкинут вместе с ней.

Лешка радостно захохотал, словно брат сказал что-то смешное. А День снова надел ветровку.

– Чур, расходы на нее пополам, – заявил он младшему брату, пока тот путался у него в ногах, пытаясь поймать увертливую кошку и забрать ее на кухню.

Лешка на мгновение застыл – он копил на какой-то там конструктор. Но потом глянул на кошку, вздохнул и сказал:

– Ладно, скажешь потом, сколько я тебе должен.

– Тогда я за лотком.

Едва Демьян открыл дверь, кошка тут же выскользнула в подъезд и застыла на лестничной площадке, вопросительно глядя на него: мол, ты идешь?

– А ты не замерзла? – удивился День. – Вон вся мокрая же!

Он-то думал, что кошка ищет еду и тепло, а она, кажется, реально привязалась к нему. Вот дела! Разве кошки так себя ведут? Он всегда думал, что преданность – удел собак, а кошки гуляют сами по себе.

– Ладно, Найденыш, – вздохнул День, – идем.

И улыбнулся ей.

Вечером с работы пришел Белый папа. Зайдя на кухню и заметив гостью, вернее, нового жильца, или, еще точнее, нахлебника, спросил, нахмурившись:

– Что за блоховоз?

Лешка тут же прискакал, запрыгав мячиком вокруг отца:

– Мы ее с Днем полностью… – запнулся, а потом выпалил: – финансово обеспечим!

Белый папа хмыкнул и посмотрел на Белую маму (та пожала плечами), а потом на Демьяна.

– Это так?

– Лоток я уже купил, – промямлил День.

– Куска курицы не жалко, она много не съест, – вдруг сказала Белая мама, видимо, уже смирившись со шпротным жильцом.

– Ну а блохи? Обработали?

День как-то не задумывался о проблемах уличных кошек и теперь лишь пробурчал тихо:

– Завтра куплю.

– А к ветеринару, вдруг она глистная или заразная? Обрастем все лишаем.

– Жень, – с укором проговорила Белая мама.

Лешка сидел на табуретке с круглющими глазами – расходы росли быстрее его доходов.

– Что? Пусть учатся ответственности, раз уж взялись, – отмахнулся отец и придвинул к себе миску с борщом. – Мы же их воспитываем, раз завели, – он хмыкнул, довольный своей шуткой. – А то еще и другое притащат. Мам-пап, это ваш внук, теперь он будет жить с нами.

День покраснел. А Лешка посмотрел на него и прошептал:

– У меня еще остались деньги. И скоро мой день рождения. Мы справимся!

Демьян улыбнулся брату и, ободренный Лешкиным энтузиазмом, кивнул:

– Завтра после уроков сходим к ветеринару. Пап, можно взять твою спортивную сумку? Я ее потом вымою с мылом.

Родители переглянулись.

– Нормальных мы из них людей воспитали, – довольно пробурчал себе под нос отец. – Ответственных.

Лешка засиял:

– Мы не подведем, пап!

И День тоже кивнул.

Вечером, когда все разбрелись по своим постелям, кошка свернулась на груди Демьяна. Лешка с завистью поглядывал на брата.

– Жалко, что она ко мне не идет, – вздохнул он, надевая пижаму. – Даже гладиться не дается.

Да, это было несправедливо, отметил День, ведь именно Лешка бросился защищать кошку от родителей, больше всех радовался ей и легко расстался с деньгами на все кошачьи потребности, а ведь выдавали ему меньше карманных, чем Дню. И даже уже позвонил однокласснице, чтобы узнать, как выращивать кошачью траву, о которой прочитал в интернете.

Но кошка выбрала не Лешку. Как там говорят – сердцу не прикажешь?

День погладил полосатую спинку, а кошка внимательно посмотрела на него зелеными глазами. Дню показалось, что она очень довольна.

И ему это даже немного льстило.

– Ты ведь понимаешь, что она выбрала меня, – на всякий случай уточнил День у Лешки, – и все равно готов покупать для нее все эти прибамбасы и глистогонки?

– Готов, – смиренно ответил брат.

Он взял со стола пустой стакан и отправился на кухню. У Лешки была привычка просыпаться среди ночи и пить, за что в семье его прозвали водохлёбом.

День продолжал поглаживать кошку. Странно, именно сегодня он узнал о пропаже той девчонки, которую обидел, а возможно, даже толкнул на необдуманный поступок. И вот судьба послала ему одинокую кошку в дождь.

– Ты мне карму чистишь? – в шутку спросил День у кошки. – Ведь это хороший поступок – помочь тому, кто нуждается?

«Я здесь за своей второй попыткой, дурень, – подумала Бесёна и свернулась клубочком, – я знатно напортачила, так помоги мне, ведь я и правда в этом нуждаюсь».

Глава 6
Девочка-семечко
2 октября

У людей найдется миллион историй о том, как в них вселялся бес. Иногда начинает казаться, что буквально каждый второй имел дело с подселенцем: «бес попутал», «седина в бороду – бес в ребро», «не было печали, бесы накачали». Ну и самая правдоподобная: «Никто беса не видит, а всяк его ругает», – эту поговорку сочинили сами подселенцы.

Людям кажется, что вселяться в них и завладевать душами так же легко, как выпить поутру чашку кофе. Любой же бес возразит, что щипать души – это вам не в супермаркет за пельменями прогуляться. А ведь бесы питаются именно душами: пробираются через омут и щиплют их.

Но временно вселиться в человека – это одно, а завладеть его телом, как говорят бесы, «надеть» – невероятно сложно.

Бесёна с восторгом смотрела на лежащую без чувств девушку. Так, наверно, глядела Золушка на прекрасное бальное платье – стоит нарядиться в него, и вмиг превратишься в принцессу.

Особенно в такой розовой комнатке.

Сейчас тело Цветы было лишь мертвой оболочкой. И Бесёне предстояло снова его оживить.

Кровь из пальца девушки больше не текла. Черты лица заострились, стали будто бы угловатыми. Наверное, если зарыть пальцы в ее волосы, то уже удастся нащупать пока невидимый взгляду влажный мох. Но это такие мелочи! В остальном тело Цветы было безупречным. И на три дня оно принадлежит Бесёне!

Подселенка закусила губу, но, конечно, ничего не ощутила. Совсем скоро она сможет почувствовать это по-настоящему. А еще намазать губы блеском, съесть хлеб с маслом, понюхать влажную осеннюю листву во дворе… Столько всего можно успеть за эти три дня! А если повезет, то и дольше.

Бесёна нахмурилась. До этой минуты она думала, что самое трудное – найти подходящее тело, да еще с такой душой, которая согласится его отдать.

Теперь, когда Бесёна с легкостью провернула первую часть плана, ей стало казаться, что самое сложное еще ждет впереди. Хотя, может, удача и дальше будет на ее стороне.

Лабрадоры, запертые в соседней комнате, снова завыли.

– Ладно, – сказала Бесёна сама себе. – Пора действовать. Мое время уже пошло.

Она стала водить руками над девушкой, ища свою цель.

Мозг – это вотчина разума. Душа же живет в домике, который обычно скрывается в сердце.

Иногда этот домик перемещается, может обнаружиться даже в ногах – тогда говорят «душа ушла в пятки». Иногда он тонет в омуте, но у Цветы Бесёна нашла его там, где ему и место.

Она, словно джинн, залетающий в лампу, взвилась дымком и юркнула в омут.

И вот ее рогатая голова показалась из темной тягучей воды уже в другом пространстве. Бесёна, пуская ртом пузыри, уставилась на сердечный домик, ютившийся на маленьком островке посреди черного омута.

Ей всегда было интересно загадывать наперед форму сердечного домика. Она думала, что у Цветы это будет нечто лесное, может, дупло или ямка в корнях. Что-то заметно отличающееся от ее принцессьей комнаты.

Домик действительно отличался. В бордово-красном свете на крошечном островке стоял узкий сарайчик, похожий на строение дачника, у которого только сотка земли, а он еще хочет грядки. Не совсем лесное, конечно, но все же деревянное.

Бесёна огляделась в поисках охранника – части иммунной системы, защищающей душу. Того нигде не было, но если бы он и имелся, то все равно не смог бы помочь – омут Цветы уже походил на море, и берега его затерялись вдали. Черная вода подобралась к самому сердечному домику, почти поглотив остров, на котором тот стоял. Кое-где тягучие волны облизывали стены, и на рассохшемся дереве оставались выпуклые капли, похожие на птичьи глаза.

Бесёна подплыла к крылечку и, поднявшись, забралась внутрь сарайчика, словно в шкаф – до того внутри было тесно. Но ей места хватило. И хозяйке домика тоже.

Дух Цветаны парил над полом. Карие глаза уже были открыты, но выглядела она оглушенной. Внутренняя Цвета только отдаленно походила на человека, а больше на дерево. Вместо ног у нее были корни, на голове – зеленые иглы, сизый мох и папоротник, словно кусочек лесной подстилки. Кожа была темно-коричневой, блестящей, как отполированное дерево, с темными бороздками трещин. В этих разрывах сияли, словно светлячки, зеленые огоньки, и от них тянулись, оплетая стены домика, длинные мерцающие стебли, похожие на хмель. Где-то они совсем высохли, где-то чуть подвяли, а мелкие листья да крохотные чешуйчатые шишки местами пожелтели, словно в сердечном домике наступила осень. Эти стебли, догадалась Бесёна, и были нитями связи, которыми дух пришивался к телу. Раньше она такого не видела. Нити связи человеческих душ походили на мягкую светящуюся шерстяную пряжу.

Больше сомнений не было. Дух, а не душа.

Подменыш.

Ух, вот так история, похвастается потом другим бесам!

В конце октября, когда дни коротки и пасмурны, а ночи длинны и темны, подселенцы сбивались в стайки и устраивали сходбища. Бесёна обычно летала на пустырь недалеко от Тихого Омута. В темноте пышно разросшиеся там пшенично-золотистые метелки вейника казались бегущей водой.

На сходбищах бесы делились своими приключениями и историями людей, чьи души они щипали. Раньше Бесёна слышала там о подменышах, но потом они совсем перевелись, и больше никто не рассказывал о духах в человеческих телах. Только старые бесы могли похвастаться подобной встречей.

А в прошлые времена, бывало, среди людей гуляли слухи о том, как их хороших, красивых детей уносили лесные духи, а взамен оставляли своих – болезненных, глупых, злых, – которые рано умирали или превращались в деревянные чурбачки. Сказка – ложь, да в ней намек. Лесные дети в самом деле редко доживали до взрослых лет – куда чаще они увядали, едва достигнув шести годков, лишь единицы дотягивали до шестнадцати. Когда их приемные матери охладевали к чужим отпрыскам, те больше не могли вить нити связи. У человеческих душ таких проблем нет, они-то умеют вить нити даже из любви к себе.

Но вот о чем все эти истории умалчивали – лесные духи никогда никого не уносили, это их потомство похищали ведьмы и знахарки, ценя подменышей за возможность принимать любой облик и прорастать в любых условиях, особенно если знать, чтó нашептать над семечком. Они заговаривали лесных детей, после чего дух в женском чреве обрастал плотью, попадал в ловушку человеческого тела, занимал место души.

И начинал считать себя человеком.

А теперь – внутри оболочки, в сердечном домике – Бесёна видела истинное обличие духа.

Девочка-семечко. Древляница.

Красивая сказка о Дюймовочке в жизни оказалась не такой доброй. За Цветой прилетела не ласточка, а бес.

Бесёна с любопытством крутила головой. По стенам гуляли тени, похожие на изображения от плохо настроенного проектора. Оборвешь нити связи – погаснут всполохи, и не сможет больше душа управлять телом. Умрет. А если, наоборот, вдруг случилась травма, например, тело потеряло конечность, но ниточка связи еще не успела отсохнуть, – то будет душа ощущать фантом и человеку какое-то время будет казаться, что у него всё на месте.

Кроме мелькающих теней да стеблей, цепляющихся за шероховатые доски деревянных стен, в домике больше ничего не было, даже окон. Бесёна привыкла быстро дергать нити душ, сматывать их в клубок и нырять в омут, пока не очухался охранник. В этот же домик она зашла не на минуту и сама не знала, с чего ей начать обживание, словно неожиданно выиграла в лотерею квартиру и вот ей вручили ключи – радостно, да, но и волнительно.

Тут Бесёна увидела оборванную нить связи. Стебель не тянулся больше к стене домика, а скрутился у корней древляницы, мелкие листочки его подвяли, но он все еще был жив и слабо мерцал. Другой конец стебля тянулся к кисти подменыша и начинался от сияющей зеленой звездочки под ее кожей.

Эту нить оборвала кровь договора. Нити не терпят членовредительства, поэтому бесы и придумали ритуал с кровью. Единство духа и тела было нарушено.

Бесёна подняла свободный конец и снова глянула на девочку-семечко. Еще секунду помедлила, а потом решительно сжала плющ в руке.

Да, ей будет что рассказать другим бесам. Но она надеялась, что не скоро.

Теперь начиналась настоящая борьба.

Сначала Бесёна просто глядела в потолок. Тело оказалось слегка близоруким.

Потом подселенка решилась и не спеша, привыкая к этой новой удивительной тяжести, подняла руку и посмотрела на свою ладонь, на линию жизни. У Цветы она была короткой. Но это всего лишь черточка на коже.

Бесёна не выдержала и рассмеялась: сухо, скрипуче, каркающе.

А потом ей стало больно. Впервые за все время существования. Подселенка скрутилась в сердечном домике внутри тела и закричала. Миллиарды нервных импульсов пронзили ее, передавая управление телом и его память.

Нить связи, мигая зеленым, бешено пульсировала и вырывалась, но Бесёна, крепко обернув ее вокруг своего запястья, затянула узел. И бес с телом стали едины, хоть еще оставались чужими друг другу. Ведь бес никогда не заменит телу душу.

Но и дух ее тоже не заменит.

Цвета-с-бесом глубоко вздохнула и медленно села.

Вдруг раздалась трель дверного звонка. Лабрадоры в соседней комнате неистово залаяли, словно призывая на помощь.

Пора было подниматься с постели и начинать жить.

Цвета-с-бесом аккуратно встала, держась за спинку кровати. Голова кружилась, и девушку слегка мутило. Еще одно неприятное чувство, но и его нужно было перетерпеть. Пальцы разжались, отпуская металлический набалдашник – украшение кровати, и тут же лихорадочно вцепились в столешницу. Цвета-с-бесом сделала шаг, схватилась за стул, потом за угол комода, уперлась в шкаф и наконец сжала ручку двери. С каждым шагом тело слушалось все лучше, и голова перестала кружиться.

Толкнув дверь комнаты, девушка на секунду прикрыла глаза.

Цвета в сердечном домике окончательно очнулась. Она не была удивлена, для нее нынешнее состояние не казалось новым. Опять этот сон. Цвета видела, словно издалека, сквозь полупрозрачные стены домика – нет, не омут, а собственную розовую комнату снаружи. И эти багровые всполохи на серых досках она, кажется, тоже раньше иногда мельком видела. Только рогатой прежде не было. Бесёна с закрытыми глазами парила над полом домика, иногда вздрагивая и шевеля руками. Вдруг она распахнула глаза и сразу же коснулась ногами досок.

– Ох, не так уж и легко! – сообщила она своей соседке.

– На что похоже? – тихо спросила подменыш.

– На что похоже? – задумалась подселенка. – Я словно в первый раз села на лошадь. Училась управлять живым, сноровистым, но в моей власти было заставить ее идти туда, куда я хочу.

Цвету кольнула ревность. Бесёна первый раз в ее теле, а уже подчинила его себе. Никаких тебе сонных ступоров.

– Но это тяжело? – не удержалась и спросила она, надеясь себя немного утешить.

– Тяжеловато, – призналась Бесёна.

– И ради этого ты заключила со мной договор? Ведь ты даже по комнате еле ходишь.

– С непривычки, – возразила Бесёна. – Дальше легче пойдет.