Текст книги "Здесь водятся бесы"

Вдруг она вспомнила разговоры подселенцев на сходках. Они же и про тела рассказывали!

– О! – заликовала Бесёна. – Есть хороший способ!

Она пошевелила пальцами. Привязанный к руке стебель запульсировал.

Одна из теней на стене вдруг вздулась, стала выпуклостью, а потом и вовсе отделилась. Перед Бесёной теперь стояла маленькая кукла, похожая на Цвету, вернее, на ее человеческое тело. От куклы к пальцам подселенки тянулись почти невидимые ниточки.

Бесёна прикусила губу, нахмурилась от напряжения и зашевелила пальцами. Кроха ожила и чуть воспарила над полом.

– Марионетка? – удивилась Цвета.

– Человек, который придумал эту куклу, явно что-то знал об устройстве души. И наверняка заключал договор с бесом, – хмыкнула подселенка. – С такой проекцией управлять телом мне будет легче. А потом раздобуду еще нитей связи. Или хотя бы выпью живой воды.

– И где ты их возьмешь? – спросила Цвета. – Эти самые нити?

– Не боись, не у тебя. Ты и так в этом теле еле держишься, – съязвила Бесёна.

– Так откуда? – не унималась Цвета.

Рогатая явно что-то скрывала.

– Зачем тебе? Хочешь потом воспользоваться моим методом? – хихикнула Бесёна.

– А могу?

Но Бесёна только лукаво улыбнулась.

– Ты мне не скажешь, – поняла Цвета.

От марионетки, своей маленькой копии, она скользнула взглядом по зеленому стеблю, привязанному к руке Бесёны, взглянула на собственную кисть – коричневую, деревянную… Взгляд ее растерянно скользнул дальше, и только тут Цвета впервые заметила, что ноги исчезли – вместо них она увидела пучок корней.

– Ты украла мою внешность! – взвизгнула Цвета.

– Стоп! Ничего я не крала! – возмутилась Бесёна. – Это твое истинное обличие!

– Это все сон, – пробормотала Цвета. – Я просто сплю. Сонный ступор. Скоро все пройдет!

– Ага, просто спишь, – охотно поддержала Бесёна. – И в этом сне ты лесная русалка – древляница. Вместо ног у тебя корни, вместо волос – мох и папоротник, а кожа – как кора дерева. Ладно, мне пора возвращаться наружу, там к нам ломится кто-то.

И, оставив подменыша привыкать к своей настоящей внешности, Бесёна вернулась наружу.

Звонок стих, теперь незваный гость колотил в дверь – требовательно, настойчиво. Запертые лабрадоры продолжали откликаться лаем. Бесёна почувствовала, что ее свежеприобретенная голова начинает болеть от этой какофонии.

Хорошо, что большинство действий тело совершало само, повинуясь многолетней привычке. Мозг бережно хранил библиотеку воспоминаний, и ему было без разницы, кому предоставлять доступ – душе, духу или подселенцу. Бесёне оставалось только принимать решения. А сейчас ей хотелось побыстрее открыть дверь и прервать этот шум. Телу тоже.

Поэтому Цвета-с-бесом продолжила свой путь и вышла из комнаты.

С каждым шагом Бесёна становилась увереннее. До этого она гуляла только в кошках. Но с кошками было проще, в них Бесёна не подселялась, а просила временного приюта. Еду же она добывала, щипая души пьяниц и других потерянных, одурманенных людей. Охранники их сердечных домиков были слабыми, а иногда и вовсе в отключке. Так что справиться с ними ничего не стоило. Временами Бесёна шалила: водила пьяниц кругами, укладывала на мох, подкидывая образ теплой постельки, купала в лужах, – но не обижала особо. Не зря говорят: «Пьяному и море по колено». Если пьяниц не станет, кто тогда будет кормить бесов?

Но щипать за душу и быть за душу – это разные вещи.

Тело Цветы привычно открыло замок, и на пороге появилась мощная высокая тетка в синем платье в горошек. «Соседка с верхнего этажа, Ольга», – услужливо подсказало тело.

– Привет, что тут у тебя? – озабоченно спросила синяя гора, перекрикивая лающих собак. – Все в порядке? Я слышала, ты кричала.

Цвета-с-бесом виновато улыбнулась и показала красную точку на пальце.

– Укололась.

– А орала так, будто режут, – усомнилась соседка и сделала шаг вперед, напирая на девушку и силясь заглянуть в квартиру.

– Просто все сразу навалилось, – попыталась оправдаться Цвета-с-бесом, стойко удерживаясь в проходе, не уступая ни пяди линолеума напирающей соседке, а сама тем временем лихорадочно листала каталоги памяти, силясь придумать ответ. – Школа любого до седых волос доведет. А крик, говорят, снимает стресс.

– Они тоже стресс снимают? – недоверчиво спросила соседка, имея в виду собак. – Давно уже скулят и лают. Где Вера? На работе?

Цвета-с-бесом прикрыла глаза, и Бесёна в багровой красноте сердечного домика умоляюще посмотрела на подменыша.

– Собак еще не выводили, вот и воют, – машинально подсказала Цвета.

В какой-то миг ей захотелось позвать тетю Олю на помощь. Но она понимала по своим снам, что та ее не услышит.

– Еще не выводила, – повторила Бесёна вслух. – Не успела. Мама на работе, да.

– А чего ты их в комнате заперла? – не унималась соседка.

Какая дотошная!

– Готовлю обед. Мясо. А они мешают, – Бесёна уже и сама неплохо врала.

– Но мясом не пахнет…

Или все-таки врала плохо.

– Спасибо за беспокойство! – быстро проговорила она и захлопнула дверь.

Соседка наверняка вечером привяжется к матери, когда та вернется с работы, ну и пусть.

Бесёна сердито открыла дверь к лабрадорам и взвизгнула, оскалив зубы:

– Заткнитесь!

Псы бросились в дальний угол комнаты и спрятались за шторами.

Все-таки бесом она пока была больше, чем человеком.

Глава 7
Дружина

Дружина появилась благодаря Демьяну, как утверждал Ром-Ночка. Хотя, конечно, все это он сам придумал. Назвать их компашку Дружиной тоже предложил Ночка, давно уже. Он говорил, что ему нравится, как слово «дружина» перекликается с «другом».

День смутно помнил, что это какое-то сборище мужиков. Поискав потом в учебнике истории про дружину, он обнаружил, что так называли княжеское войско. Их компании это подходило. Они были войском своего Ночки Князева.

В шестом классе Ночка на уроках без устали трещал со своим лучшим другом и соседом по парте Илюхой, которого позже прозвали Кощеем. Хоть Илюху было нелегко разговорить, но Рому это удалось. Когда у обоих упала успеваемость, классная решила рассадить парочку. Так шебутной Ром оказался за одной партой со спокойным Демьяном.

Мальчишки уже до этого хорошо ладили, а став соседями по парте, и вовсе сдружились. У них даже появилась традиция: по вторникам на переменке между ИЗО и математикой бежать в соседнюю пекарню за пирожным «картошка», а на следующей переменке, перед уроком труда, заглядывать в столовую за чаем. Весь урок пирожные словно подбадривали: «Дотерпишь до конца и получишь сладкий приз». Поэтому перед математикой один тащил рюкзаки в кабинет, а другой несся за провиантом.

Как-то Ночка неделю болел, а потом стал уверять Демьяна, что и очередь в пекарню проболел тоже.

– А чай пить не будешь, что ли? – удивился День.

– Буду, конечно, зачем нарушать традиции? – ответил Ночка.

– Тогда ты за «картошкой». А то получается, что мне третий вторник гонцом быть, – возмутился Демьян.

– А если я снова заболею? – насупился Ночка. – Будешь тогда еще неделю один сидеть.

– Закаляйся, – отрезал День.

Раньше все споры друзья решали игрой «камень – ножницы – бумага», но Ночка обычно проигрывал и злился, поэтому он вдруг подумал сменить тактику и, схватив два карандаша, спрятал за спину.

– Богатыри вырезали липовые щепки и кидали их в реку Смородину. Такая жеребьевка. У нас реки нет, но деревяшки есть. Выбирай! Кто проиграет, тот бежит в пекарню.

– Эта.

День ткнул друга в правое плечо.

Ром вытянул руку и показал белый карандаш.

– Ты, – довольно сказал он.

– Чего это я? – возмутился День.

– Потому что ты Белый.

Ром положил на парту другой карандаш. Он оказался черным. Демьян не знал тогда, в ту первую жеребьевку, взял ли Ночка специально такой цвет или случайно. В то время Ром вроде меньше увлекался черным, хотя День особо не помнил – давно это было, лет пять назад, когда они только начали дружить, да и не интересовался он никогда Ночкиными нарядами.

– А вообще, надо Илюхе и Феликсу тоже цвета присудить, – решил Ночка, довольный своей победой в карандашной жеребьевке. – За теми же чипсами бегать.

– Когда это Феликс бегал за чипсами? – ехидно спросил Демьян.

– Вот пусть и приобщается, – уже тише заявил Ночка, не сводя глаз с Марьи Ивановны.

Та оторвалась от книги и посмотрела на класс, который за своими художествами разгуделся куда громче, чем позволяли приличия.

– А «камень – ножницы» чем не устраивает? – подколол друга День.

– Карандаши будут нашими символами, – нашелся Ночка. – Станем тайным братством. Нет, дружиной!

Мальчишки тогда и не думали, что шутка с дружиной сохранится аж до выпускного класса, а компания Ночки станет популярной в школе и на Дружину станут равняться другие, сбиваясь в кучки и тоже называясь дружинами.

А в тот раз шестиклассник День возмутился:

– У меня, значит, белый карандаш? Который самый бесполезный? Такое ощущение, что в наборы его кладут для количества. На фига он нужен?

– Чтобы рисовать по черному, – серьезно ответил Ром. – Белый день на черном листе.

– Но если я – белый день, то ты – черная ночь, – усмехнулся Демьян.

– Зови меня только не Ночью, а Ночем… О, придумал, Ночным Князем! – решил Ром.

– Ночкой, – фыркнул День. – Будешь Ночкой.

– Как-то совсем по-девчачьи, – обиженно пробурчал Ром.

– Ничё не знаю, – хмыкнул довольный День. – Ночка, и точка. О, я даже стихами заговорил!

Так и прилипло к Рому это прозвище.

Глава 8
Живая вода
2 октября

Цвета-с-бесом открыла холодильник. На нижней полке стояла тарелка с размораживающимся куском мяса. Стейк был бордово-красный, с тонкими прослойками жира, аппетитный и манящий.

Живая вода – еще один способ укрепиться в чужом теле.

Значит, молоко или кровь.

«Но кровь мы не пьем», – напомнило тело.

И Цвета в сердечном домике дернула за стебель, который связывал ее с Бесёной.

– Даже не вздумай!

– Ай! – пискнула Цвета-с-бесом и схватилась за сердце. – Хорошо, хорошо!

Она, прищурившись, глубоко вдохнула, втягивая в себя запах мяса. Надо подождать, когда тело свыкнется с ней и подменыш уже не сможет проделывать такие фокусы. А пока Цвета-с-бесом взяла высокую коробку с придурковатой коровой на этикетке.

Следует быть осторожной. Вдруг зайдет Вера или спросит потом, что ее дочь сделала с куском мяса. Можно, конечно, свалить на псов…

– Не вздумай! – снова окликнула Цвета из сердечного домика и сильнее дернула за стебель. – Я вегетарианка, а ты обещала мне беречь тело. Оно не твое!

– И не твое, – процедила Цвета-с-бесом, отдышавшись после приступа боли.

Хотя пить маленькими глотками холодное молоко и аккуратно кусать овсяное печенье, подбирая пальцем крошки со скатерти кухонного стола, тоже было приятно. Не мясо, но все же…

Бесёна с каждым глотком живой воды чувствовала, что по-настоящему становится хозяйкой тела. Вот теперь-то она полностью завладела и разумом. Больше не требовалось представлять каталоги воспоминаний – те сами услужливо развертывались перед ее мысленным взором.

От Бесёны к стенам сердечного домика протянулось несколько бус из сверкающих капелек. Это, конечно, не настоящие нити связи, но хоть что-то, теперь будет полегче.

Цвета-с-бесом допила молоко, вернулась в свою комнату и села на кровать. Положив руки на голову, она медленно провела ладонями по волосам.

Они были такие гладкие и мягкие. Трогать волосы, собирать их на затылке в хвост и позволять им снова рассыпаться по плечам было приятно. Цвета-с-бесом подошла к зеркалу и сняла с пробковой доски тонкую резинку для волос, накинутую на канцелярскую кнопку. Она отделила небольшую прядь и закрутила ее на макушке. Потом сделала еще один рог. Кривовато, но для первого раза вполне сносно.

Стоя перед зеркалом, подселенка продолжила изучать тело. Оно было прекрасным. Молодым, гибким, здоровым. Холодными подушечками пальцев Цвета-с-бесом провела по мочкам ушей, коснулась век, переносицы с маленькой горбинкой, темного пятнышка родинки на щеке, сухих губ. Наконец-то можно попробовать блеск!

Цвета-с-бесом схватила тюбик, открутила крышку и с наслаждением понюхала, прищуриваясь от удовольствия. Блеск пах не ягодами, а жевательной резинкой, но Бесёне аромат понравился. Она выдавила розовую перламутровую каплю, размазала по губам и улыбнулась отражению.

Нужно столько всего попробовать за три дня!

Нет, надо сосредоточиться на главном, ведь так хочется остаться в этом теле. Бесёне надоел Тихий Омут, ей хотелось пить каждое утро молоко, есть печенье, расчесывать волосы, носить платья. Хотя бы лет семьдесят. А там можно и в Тихий Омут вернуться.

Еще ей хотелось обниматься, обмениваться теплом с кем-то живым. Просто восхитительное преимущество людей!

Хотя почему – с кем-то?

Бесёна знала своего принца.

Теперь он увидит ее не в изгибах водорослей, коряг и ряски, а живую и настоящую. Между ними больше не будет пленки воды. Бесёна сможет прикоснуться к нему, взять за руку, прижаться и узнать, каким шампунем пахнут его волосы. Почувствовать тепло внутреннего солнца в кольце его объятий, солнца, которое прячется в нем. Которое прячется в каждом человеке. А сейчас – даже в ней… Подумать только, теперь она тоже может дарить тепло!

И Цвета-с-бесом прижала к щекам ладони. Холодные пальцы тут же нагрелись.

Да, сначала дело, а уж потом развлечения. И о подменыше нельзя забывать.

– Я обещала помочь тебе, – сказала Цвета-с-бесом, глядя в зеркало, но обращаясь к древлянице, – завтра снова отправимся к твоей бабушке. Но теперь я буду задавать вопросы. Я знаю, что спросить, и ты услышишь о себе много нового.

Глава 9
Дружина. Феникс

Следующим в Дружину позвали Феликса. Тогда он учился в восьмом классе, а после девятого поступил в техникум и подрабатывал в школе системным администратором – тетка-завуч устроила.

Феликс не был красавцем: конопатый, с рыжим ежиком волос, длинной шеей, в сочетании с низким ростом и вовсе напоминал гусенка. Но он все равно пользовался популярностью у школьниц. Во-первых, Феликс был студентом: уже не ученик школы, но еще не взрослый учитель. Во-вторых, он был властелином компьютерного класса. А в-третьих, Долгополов-отец, заядлый рыбак, как только сыну исполнилось восемнадцать, отдал ему свою старенькую машину. Да не какую-нибудь, а «буханку» небесно-голубого цвета. Внутри уазика помещались две скамейки и столик, так что Феликсу достался почти дом на колесах, вернее «кафешный закуток» на колесах, идеальный для перевозки большой компании. Словом, «избушка на круглых ножках». И он к тому же никогда не брал денег за бензин.

Раньше Феликс и Ночка были соседями по улице. Долгополовы жили в стареньком доме среди таких же старых зданий, которые постепенно исчезали под натиском новых жилых комплексов. В расселенных домах иногда останавливались цыгане, и ребята пересказывали друг другу страшилки о том, как эти кочевники похищают детей, а Феликс с напускной мрачностью добавлял, глядя на младшую сестру, что продаст ее цыганам, если она так и будет ходить за ним хвостом.

Пустые бревенчатые двухэтажки обычно скоро сгорали. Непонятно, кто их жег: то ли хулиганье, то ли новые владельцы земли. Дома пылали гигантскими кострами, жутко потрескивая, но пожарные не тушили их, лишь поливали водой соседние строения, чтобы те тоже не вспыхнули. Народ внимания на это почти не обращал: разве что подростки без дела глазели да старушки крестились, а старики приговаривали: «Быстрее расселят».

Вот и Долгополовы дождались очереди и переехали в новенький дом ближе к пустырю, тому самому, про который ходили байки, что по осени там резвятся черти. И хотя Феликс переселился, дружба с Ночкой никуда не делась.

В Дружине Феликс получил кличку Феникс, наотрез отказавшись от предложенных вариантов вроде Жар-птицы.

– Еще есть, например, Конь-огонь, – не сдавался Ночка.

Он хотел, чтобы у дружинников были прозвища, связанные с народными сказками.

– Феникс – это совсем банально же! – возмущался Ром.

– Я буду банальным Фениксом, – отрезал Феликс. – Мне хватает необычного имени. Да и не все так смелы, чтобы носить девчачьи прозвища.

– Ладно, – сдался Ночка.

И Феликсу присвоили оранжевый цвет огня.

Глава 10
Семейные тайны
3 октября

Глафира срезала последнюю мяту. Та отвоевала целый угол в ее палисаднике и стояла плотной стеной до самых морозов, заглушая не только залетавшие туда сорняки, но и культурные растения, которые знахарка пыталась посадить рядом. Но мяту Глафира любила. Надо было вчера и Цвете предложить чай с мятой: заварить свежий, посидеть по-нормальному да выслушать внучку. Но она испугалась, увидев Цвету. Испугалась за девочку. Она не была готова к этой встрече.

Прошлым вечером Глафира откопала в комоде свою старенькую «Нокиа», потом еле отыскала зарядку и наконец позвонила Вере с вопросом, как там Цвета.

Вера удивилась звонку и сразу спросила, как Глафира сама.

– У меня все хорошо. А Цвета как? – нетерпеливо повторила вопрос знахарка.

– Да нормально вроде, – ответила Вера, – мне немного не до нее сейчас, что-то с собаками… – и замолчала, а на фоне послышался голос Цветы.

Глафира вспомнила, как внучка жаловалась на то, что мать любит своих лабрадоров сильнее, чем родную дочь, и теперь это замечание больше не казалось юношеским максимализмом.

Вера добавила после паузы:

– Привет тебе передает.

Раньше Цвета не передавала приветы. Но и в гости к ней тоже не приезжала. А Глафира не звонила просто так, словно обыкновенная родственница, которая решила узнать, как дела.

Может, зря она волнуется и все обошлось? И Цвета больше не обижается на нее? Может, и про приворот спрашивала не всерьез? Пойми, что там на уме у подростков…

Глафира распрямилась, чтобы поправить съехавший на глаза берет, и тут увидела внучку. Цвета стояла, прислонившись коленями к хлипкому заборчику палисадника и скрестив на груди руки.

Или нет, это была не Цвета, а чужая незнакомая девочка, похожая на ее внучку. И в ее куртке. Не в той легкой ветровке, в которой Цвета была вчера, в другой – ночью похолодало. Но Глафира видела эту куртку на фото.

Вера присылала ей фотографии по электронной почте, хотя у Глафиры не было ни интернета, ни компьютера. Можно было, конечно, за деньги попросить на вечер ноутбук у соседей. Но они Глафиру не жаловали, сторонились, при том что она их не трогала никогда и никак не мешала им. Даже ходила заговаривать воду на пустырь в три часа ночи – в ведьмин час, когда только нечисть гуляет, а люди спать должны. Но соседи все равно не любили ее, как будто инстинктивно избегая.

Приходилось в звенящем трамвае ехать в центр, заходить в боковую дверь университета, спускаться в подвал, где размещалось интернет-кафе – несколько столиков с компьютерами. Знахарка получала от администратора билет, на котором значился номер компьютера. Она садилась перед монитором, доставала из кошелька мятую бумажку, медленно набирала написанные на ней адрес почты и пароль. В такие моменты ей нестерпимо хотелось позвать родича, чтобы он быстренько всё сделал за нее. Но Глафира считала это занятие слишком личным, словно она приходила не за фотографиями, а на встречу с самой внучкой. И поэтому упорно нажимала одну за другой клавиши с буквами и цифрами. Она скачивала файлы на флешку, почти не глядя на изображения, потом распечатывала их в фотоателье и спешила обратно домой.

И лишь дома за столом, открывая конверт со свеженькими, только-только из принтера, фотографиями, Глафира расслаблялась и долго разглядывала снимки.

Чаще Вера присылала фотографии, сделанные украдкой, и писала, что Цвета сниматься не любит. Но Глафире такие нравились даже больше – с движением, застывшими секундами обычной повседневной жизни. Все фотографии она бережно вклеивала в альбом…

– Что с Цветой? – Глафира, нахмурившись, глядела на незнакомую девчонку, похожую один в один на ее внучку.

Та мотнула головой.

– Тут она, со мной, – ответили губы Цветы, а ее руки погладили клетчатый шарф. – Догадливая какая.

– Да ты и не похожа на нее, только дурак спутает беса с человеком, – фыркнула знахарка презрительно.

– Или твоя дочь, – сказала Цвета-с-бесом.

Глафира помрачнела.

– Все-таки ты добралась до внучки.

Девушка пожала плечами.

– Просто не отказала ей в просьбе.

– Ты же знаешь, что я сделала бы только хуже! – вспылила Глафира, но тут же замолчала: у стен, как известно, тоже есть уши.

– Знаю. Но зачем ты ее вообще украла? – тихо спросила гостья.

Глафира побледнела.

Какой же все-таки Цвета стала высокой и взрослой! Худоватой, конечно, но и она сама, и Вера в ее возрасте тоже были как спички…

Почти шестнадцать лет.

– Не собираюсь отчитываться перед бесом, – прошипела Глафира, уставившись в карие глаза с зелеными крапинками.

У Цветы не было зелени в глазах.

Девушка, приоткрыв рот, задумчиво постучала ногтем по передним зубам, а потом сказала:

– Не кипятись! Мне просто интересно. Я хоть и бес, но не могу знать всё. А бесы славятся любопытством. – Она провела пальцем по сухой древесине штакетины и, видимо, посадив занозу, посмотрела с интересом и начала ковырять ранку.

Глафиру вдруг осенило.

– Из чего ты сделала нити связи? – торопливо спросила она. – Ведь, – знахарка сглотнула, – у Цветы нет души.

– Да, это усложнило задачу, – согласилась девушка, покусывая палец. – Давненько я не слышала историй о похитителях лесных духов. Я расскажу тебе про нити, а ты мне расскажешь, зачем украла девочку-семечко.

– Я не крала ее, – прошептала Глафира.

– Хм, еще интереснее… Тогда расскажи, откуда она у вас взялась.

Знахарка, вздохнув, кивнула.

– Договорились.

Она раздраженно бросила оземь пучок мяты, вымещая злость на беса, и перешагнула через заборчик палисадника.

В кухне на кране, поверх пробки от вина, теперь еще красовался молочный пакет, надежно перевязанный веревкой. Раньше люди обязательно накрывали крынки с молоком и ведра с водой крышками. В этом была доля правды: бесы – водные существа. Им нужна жидкость: вода, молоко, кровь.

Цвета-с-бесом покосилась на кран и улыбнулась:

– Напрасно. Я услышала ее раньше, чем вы зашли домой.

– Как так?

– Ты шутишь? Да у нее омут размером с океан! – воскликнула девушка. – Ее отчаяние не услышит разве что глухой бес. Ну а потом Цвета разлила чай…

Девушка погладила клеенку на столе, словно кошку.

Глафира тем временем вытащила воткнутую в обои иголку и протянула руку:

– Давай сюда палец.

– Зачем это? – подозрительно прищурилась девушка.

– Занозу уберу.

– Только без глупостей, – Цвета-с-бесом оттопырила пострадавший палец и слегка оскалилась.

– Какой же все-таки звереныш, – вздохнула Глафира.

Но рука принадлежала ее внучке. Это ей она сейчас помогала.

Как много Глафира упустила, пытаясь ее сберечь. Не сберегла. Да и Вера не оценила ее жертвы. Неужто все было зря?

Глафира подцепила занозу и вытащила ее.

– О, спасибо! Так лучше! – признала девушка и плюхнулась на табуретку, на которой еще вчера сидела настоящая Цвета.

Старуха поставила чайник, хотя понятия не имела, чаевничают ли бесы со знахарками. Просто действовала на автомате. И только потом спросила:

– Что-то будешь? Ты вообще ешь? Тело кормишь?

– Кормлю, конечно! – заверила Цвета-с-бесом. – А что у тебя есть?

Глафира открыла холодильник, девушка вытянула шею и тоже заглянула. Несколько яиц, молоко и вареный в мундире картофель.

– Ничего интересного, все это я уже пробовала, – разочарованно протянула гостья. – А можно мне попить? – И она указала на трехлитровую банку с чайным грибом.

Глафира сморщилась.

– Уверена?

Цвета-с-бесом неожиданно встала и подошла к холодильнику. Она взяла в руки банку, где во весь диаметр начал медленно колыхаться, блестя так, словно его щедро обмазали маслом, бледно-коричневый чайный гриб. И вдруг ровный кругляш метнулся к дальней стенке своего аквариума и прилип там к стеклу.

Цвета-с-бесом, глянув на знахарку, захихикала:

– Серьезно? Твой родич – чайный гриб?

Глафира сурово пожевала губами.

– Жидкость есть, что не так? Хотя мне и такой не нужен, но что уж поделаешь…