Текст книги "Круг Земной"

Одного человека звали Эйвинд Турий Рог. Он был из Восточного Агдира. Он был могущественным человеком и знатного рода. Каждое лето он ходил в викингские походы то на запад за море, то в Восточные Страны, то на юг в Страну Фризов. У него был хорошо оснащенный корабль на сорок гребцов. Он был с Олавом конунгом в битве у Несьяра и помог ему там. Когда они расставались, конунг обещал ему свою дружбу, а Эйвинд обещал помогать конунгу и впредь, когда бы тот в этом ни нуждался. Зимой, на йоль, Эйвинд был в гостях у Олава конунга и получил от него богатые подарки. С конунгом тогда был и Брюньольв Верблюд. Он получил от конунга меч, отделанный золотом, и поместье Ветталанд, а это очень большое поместье. Брюньольв сочинил вису об этих подарках. В ней сказано так:

 
Дал мне владыка
Булат и Ветталанд.
 

Конунг дал ему звание лендрманна, и Брюньольв навсегда оставался лучшим другом конунга.

Той зимой Транд Белый отправился из Трандхейма на восток в Ямталанд, собирать подати для Олава Толстого. Когда он уже собрал все подати, туда приехали люди конунга шведов и убили Транда и сопровождавших его одиннадцать человек, забрали подати и отвезли конунгу шведов. Об этом узнал Олав конунг, и ему это не понравилось.

Олав конунг велел ввести христианство в Вике таким же образом, как он сделал это на севере страны. И дело шло успешно, поскольку жители Вика были знакомы с христианскими обычаями намного лучше, чем люди на севере, так как и зимой и летом там бывало много датских и саксонских купцов. К тому же и сами жители Вика часто ездили торговать в Англию, Страну Саксов, Страну Флемингов и в Данию, а некоторые бывали в викингских походах и оставались зимовать в христианских странах.

Весной Олав конунг послал гонца к Эйвинду и просил его приехать. Они долго беседовали наедине. Вскоре после этого Эйвинд собрался в викингский поход. Он плыл на юг по Вику и пристал к берегу у Хисинга, на островах Эйкрейяр. Там он узнал, что Хрои Кривой отправился на север на Ордост, собрал там подати и налоги для шведского конунга и теперь должен был возвращаться с севера. Тогда Эйвинд поплыл в пролив Хаутасунд, а с севера по этому проливу плыл Хрои. Там они встретились, и завязался бой. Хрои погиб, и с ним полегло около тридцати его людей. Эйвинд захватил все добро, которое было у Хрои. Потом Эйвинд отправился в Восточные Страны и все лето был в викингском походе.

Одного человека звали Гудлейк Гардарикский. Он был родом из Агдира. Он много ездил и был богатым купцом. Он ездил по торговым делам в разные страны и часто бывал на востоке в Гардарики, поэтому его прозвали Гудлейк Гардарикский. Той весной Гудлейк снарядил свой корабль и собрался летом плыть на восток в Гардарики. Олав конунг послал к нему сказать, что хочет встретиться с ним. Когда Гудлейк приехал к конунгу, тот сказал ему, что хочет заключить с ним соглашение. Он просил Гудлейка купить дорогие вещи, которые трудно достать здесь в Норвегии. Гудлейк говорит, что сделает то, о чем его просит конунг. Конунг велит дать Гудлейку столько денег, сколько тому понадобится, и Гудлейк летом отправляется в Восточные Страны. Они остановились надолго у Готланда, и случилось то, что случается часто, – не все смогли удержать язык за зубами, и готландцы узнали, что корабельщик едет с деньгами Олава конунга. Летом Гудлейк отправился в Восточные Страны, побывал в Хольмгарде и купил там драгоценных тканей для праздничных нарядов, дорогие меха и роскошную столовую утварь. Осенью Гудлейк отправился обратно, но дул сильный встречный ветер, и они долго простояли у Эйланда. Торгаут Заячья Губа узнал, что везет Гудлейк. Он подплыл к нему на боевом корабле и сразился с ним. Гудлейк и его люди долго оборонялись, но у Торгаута людей было намного больше. Гудлейк и многие его люди погибли, а многие были ранены. Торгаут захватил все их добро и драгоценные вещи, купленные для Олава конунга. Всю добычу Торгаут и его люди поделили поровну, но Торгаут сказал, что драгоценности Олава должны достаться конунгу шведов, и добавил:

– И это будет частью той подати, которую он должен получать с Норвегии.

Потом Торгаут отправился на восток, в Швецию.

Об этих событиях скоро стало известно. Немного позже к Эйланду подплыл Эйвинд. Когда он узнал, что произошло, он поплыл на восток вдогонку за Торгаутом и его людьми. Они встретились в Шведских Шхерах, и завязался бой. Тут погиб Торгаут и большинство его людей, а многие попрыгали в воду. Эйвинд взял все то добро, которое Торгаут захватил у Гудлейка, а также драгоценности Олава конунга и в ту же осень вернулся в Норвегию и поднес Олаву конунгу его драгоценности. Конунг его поблагодарил и обещал ему еще раз свою дружбу. К тому времени Олав конунг уже три зимы был конунгом Норвегии.

Тем же летом Олав конунг собрал войско и отправился на восток к Эльву и долго там пробыл. Он посылал гонцов к ярлу Рёгнвальду и его жене Ингибьёрг, дочери Трюггви, а они посылали людей к нему. Ингибьёрг приложила много сил, чтобы помочь Олаву конунгу, и во всем его поддерживала. Она делала это по двум причинам: во‑первых, она была в близком родстве с Олавом конунгом, а во‑вторых, она не могла простить конунгу шведов того, что тот был причастен к гибели ее брата Олава, сына Трюггви. Поэтому она считала, что имеет право на участие в делах конунга Норвегии. Под влиянием ее уговоров ярл был очень расположен к Олаву конунгу. В конце концов конунг и ярл договорились о встрече и встретились на Эльве. Они беседовали о многом, но особенно долго они говорили о вражде между конунгом Норвегии и конунгом шведов. Оба говорили, что как жители Вика, так и гауты терпят бедствия от того, что между конунгами нет мира и нельзя торговать, и это было сущей правдой. В конце концов они заключили мир до следующего лета. Когда они расстались, то поднесли друг другу подарки и поклялись в дружбе. Потом конунг направился на север в Вик и собрал там все подати, которые ему причитались, до самого Эльва, и все местные жители ему подчинились. Олав, конунг шведский, так ненавидел Олава, сына Харальда, что никто в его присутствии не смел называть того его настоящим именем. Его называли Толстяком и всегда сильно поносили, когда о нем заходила речь.

Бонды в Вике посовещались и решили, что лучше всего для них будет, если конунги заключат между собой мир. Они говорили, что плохо придется бондам, если конунги будут продолжать разорять земли друг друга. Но никто не мог набраться смелости и рассказать конунгу об этих толках. Тогда они попросили Бьёрна окольничьего, чтобы он обратился к конунгу с просьбой: пусть тот пошлет людей к конунгу шведов, чтобы те от его имени предложили ему мир. Бьёрн сначала не хотел делать этого и отговаривался, но когда его стали просить многие друзья, он в конце концов обещал поговорить с конунгом. Он сказал, однако, что предчувствует, что конунг не захочет ни в чем идти навстречу конунгу шведов.

Тем летом из Исландии приплыл Хьяльти, сын Скегги, по вызову конунга. Он явился к Олаву конунгу, и тот хорошо его принял. Конунг пригласил Хьяльти остаться у него и посадил его рядом с Бьёрном окольничьим. Они стали сотрапезниками и скоро подружились.

Однажды, когда Олав конунг созвал своих людей и бондов, чтобы поговорить о делах в стране, Бьёрн сказал:

– Что ты думаешь, конунг, о немирье между тобой и шведским конунгом Олавом? Уже много полегло людей и у нас и у них, но до сих пор не принято решение о том, кому какой частью страны владеть. Ты со своими людьми был в Вике два лета и одну зиму, оставив на произвол судьбы все земли к северу отсюда, и тем, у кого на севере остались имущество и отчина, надоело оставаться здесь. Лендрманны и другие знатные люди, и бонды считают, что нужно на что-то решиться. И так как сейчас с ярлом и вестгаутами заключен мир, а они наши самые близкие соседи, то все считают, что сейчас было бы самым лучшим, если бы ты послал послов к конунгу шведов и предложил ему мир. Многие из тех, кто сейчас с конунгом шведов, будут рады миру, потому что он на пользу и этой и той стороне.

Эта речь Бьёрна всем понравилась. Тогда конунг сказал:

– Лучше всего, Бьёрн, если то, о чем ты здесь говорил, сделаешь ты сам. Поезжай-ка послом к конунгу шведов, и если твой совет хорош, тебе же и будет лучше, но если ты подвергнешься какой-нибудь опасности, то будешь сам виноват. Впрочем, ведь твоя обязанность говорить на людях то, что я велю сказать.

Тут конунг встал и пошел в церковь. Он велел, чтобы для него отслужили мессу и отправился потом к столу.

На следующий день Хьяльти спросил у Бьёрна:

– Почему ты такой хмурый? Ты заболел или сердишься на кого-нибудь?

Тут Бьёрн рассказал об их разговоре с конунгом и о том, что тот дал ему поручение. Хьяльти говорит:

– Так всегда бывает с теми, кто служит конунгу! Все они уважаемые люди, и почестей им оказывают больше, чем другим, но жизнь их часто оказывается в опасности. Однако, как бы то ни было, они не должны ударить лицом в грязь. Впрочем, удача конунга велика. И если все хорошо обернется, эта поездка принесет тебе большую славу.

Бьёрн сказал:

– Легко тебе говорить так об этой поездке. Может, ты сам хочешь поехать вместе со мной? Конунг сказал, чтобы я отправился в путь, взяв с собой своих людей.

Хьяльти говорит:

– Конечно, если хочешь, то я поеду, потому что, если мы расстанемся, трудно мне будет найти другого такого сотрапезника.

Через несколько дней, когда Олав конунг был на совете, явился Бьёрн, и с ним одиннадцать человек. И Бьёрн говорит конунгу, что они готовы отправиться в путь, и лошади их уже оседланы.

– А теперь, – говорит Бьёрн, – я хочу знать, с каким делом я еду и что ты нам поручаешь.

Конунг говорит:

– Вы должны передать конунгу шведов такие мои слова: я хочу, чтобы между нашими странами был мир и чтобы граница между ними проходила там, где она проходила при Олаве, сыне Трюггви. И пусть этот договор будет скреплен так, чтобы никто из нас его не нарушал. И если мы заключим мир, то не надо вспоминать о потерях в людях, потому что конунг шведов не сможет деньгами возместить нам потерю тех людей, которые погибли от руки шведов.

Потом конунг встал и вышел с Бьёрном и его людьми. Он вручил Бьёрну роскошно отделанный меч и золотой перстень и сказал:

– Даю тебе этот меч, его подарил мне этим летом Рёгнвальд ярл. Ты должен поехать к нему и передать, что я прошу его помочь вам советами и поддержкой выполнить мое поручение. Я считаю, что ты хорошо выполнишь поручение, если конунг шведов тебе ясно ответит – да или нет. А этот перстень ты передашь Рёгнвальду ярлу. Он должен узнать этот знак.

Тут к конунгу подошел Хьяльти, приветствовал его и сказал:

– Мы очень хотим, чтобы твоя удача, конунг, не покинула нас в пути.

И он выразил желание вернуться целым и невредимым. Конунг спросил, куда тот собирается ехать.

– С Бьёрном, – отвечает Хьяльти.

Конунг говорит:

– Раз ты едешь с ними, то эта поездка должна хорошо кончиться, так как тебе часто сопутствовала удача. Будь уверен, я буду всей душой с вами, если это сможет вам помочь, и пусть моя удача будет с тобой и со всеми вами.

Бьёрн отправился в путь со своими людьми и приехал в усадьбу Рёгнвальда ярла. Их там хорошо приняли. Бьёрн был известным человеком. Те, кто когда-либо видел Олава конунга, сразу узнавали Бьёрна по его виду и по речам, потому что на каждом тинге Бьёрн говорил от имени Олава конунга.

Ингибьёрг, жена ярла, подошла к Хьяльти и приветствовала его. Она знала его, потому что была со своим братом Олавом, сыном Трюггви, в то время, когда с ним был и Хьяльти, кроме того, Вильборг, жена Хьяльти, была в родстве с конунгом. Дело в том, что у Кари Викинга, лендрманна из Вёрса, было два сына – Эйрик Бьодаскалли, отец Астрид, матери конунга Олава, сына Трюггви, и Бёдвар, отец Алов, матери Гицура Белого, отца Вильборг.

Их там хорошо принимали. Однажды Бьёрн и его люди завели разговор с ярлом и Ингибьёрг. Бьёрн сказал о своем поручении и показал ярлу перстень – знак конунга. Ярл тогда спрашивает:

– Что ты, Бьёрн, такого сделал, что конунг хочет твоей смерти? Вряд ли тебе удастся выполнить твое поручение. Я думаю, что нет такого человека, который бы смог сказать эти слова конунгу шведов и уйти безнаказанным. Олав конунг шведов слишком высокомерен, чтобы выслушивать речи, которые ему не по вкусу.

Бьёрн тогда отвечает:

– Ничего со мной не случилось такого, за что на меня мог бы разгневаться Олав конунг, но многие его замыслы могут показаться опасными и особенно тем, у кого не хватает мужества. Но все его замыслы до сих пор удавались, и мы надеемся, что и дальше так будет. Сказать по правде, ярл, я намерен поехать к конунгу шведов и вернусь назад, пока не заставлю его выслушать то, что поручил передать ему Олав конунг, если только смерть или плен не помешают мне выполнить поручение конунга. Я сделаю так, даже если ты не захочешь помочь мне.

Ингибьёрг сказала:

– Мое мнение я скажу прямо. Я хочу, ярл, чтобы ты приложил все силы и помог послам Олава, так чтобы они смогли передать слова Олава конунгу шведов, что бы тот ни ответил. И хотя этим мы можем навлечь на себя гнев конунга шведов или потерять все наше имущество и владения, по мне лучше уж это, чем если все узнают, что ты отказался помочь посольству Олава конунга, потому что испугался конунга шведов. Ты знатного рода, и у тебя много родичей, и по всему твоему положению ты можешь свободно высказывать здесь в Шведской Державе все, что захочешь, и все прислушаются к твоим словам, кто бы тебя ни слушал: многие или немногие, могущественные или немогущественные, или даже сам конунг.

Ярл отвечает:

– Нетрудно понять, на что ты меня толкаешь. Ты, должно быть, добьешься того, что я пообещаю людям конунга помочь им выполнить их поручение к конунгу шведов, понравится это ему или нет. Но я намерен действовать так, как считаю нужным. В таком трудном деле не надо спешить, и я не стану стремглав бросаться за Бьёрном или кем-нибудь другим. Я хочу, чтобы они оставались у меня до тех пор, пока я не уверюсь, что в этом деле можно добиться успеха.

И когда ярл таким образом объявил, что он поможет им и приложит для этого все свои силы, Бьёрн поблагодарил его и сказал, что будет следовать его советам. Бьёрн и его люди оставались у ярла долго.

Ингибьёрг очень хорошо их принимала. Бьёрн говорил с ней о своем поручении и сказал, что его беспокоит, что их поездка так надолго откладывается. Они часто говорили об этом с Хьяльти, и Хьяльти сказал:

– Я поеду к конунгу, если хотите. Я не норвежец, и шведы мне ничего не сделают. Я слышал, что исландцам хорошо живется у конунга шведов. Сейчас у него живут скальды Гицур Черный и Оттар Черный, мои знакомые. Там я постараюсь разузнать, что могу, о конунге шведов: такое ли безнадежное наше дело, как об этом здесь говорят, и нельзя ли уладить все как-нибудь по-другому. Я попытаюсь придумать что-нибудь, что могло бы нам помочь.

Ингибьёрг и Бьёрну это предложение показалось разумным, и они так и решили сделать. Ингибьёрг собирает Хьяльти в дорогу, дает ему двух гаутов и приказывает им поехать с Хьяльти, служить ему и в случае надобности быть его посланцами. На дорогу Ингибьёрг дала ему двадцать марок серебра. Она послала с ним свои знаки Ингигерд, дочери конунга шведов, и просила передать ей, чтобы та постаралась всеми средствами помочь в его деле, если это будет необходимо. Хьяльти собрался и отправился в путь. Когда он приехал к конунгу шведов, он быстро нашел там скальдов Гицура и Оттара. Они были ему очень рады и сразу же пошли с ним к конунгу и сказали, что приехал их соотечественник, человек очень уважаемый в Исландии, и просили конунга, чтобы тот хорошо его принял. Конунг велел, чтобы Хьяльти и его люди остались у него.

Когда Хьяльти пробыл там некоторое время и его лучше узнали, то все его стали очень уважать. Скальды часто бывали у конунга, потому что они были смелы на правду. Они часто сидели днем у престола конунга, и Хьяльти был с ними. Скальды очень хвалили Хьяльти, и конунг стал обращаться к нему, беседовал с ним и расспрашивал о том, что делается в Исландии.

Еще до того, как Бьёрн отправился в дорогу, он попросил Сигвата скальда, который был тогда у Олава конунга, чтобы тот поехал с ним. Многим тогда эта поездка не нравилась. Бьёрн и Сигват были друзьями. Сигват сказал:

 
Дорожил я дружбой
Окольничьих добрых,
Бывал близок к ближним
Людям войнолюба.
Бьёрн, и ты, премудрый,
Ратуя за правду,
За скальда нередко
Вступался в палатах.
 

Когда они проезжали по Гаутланду, Сигват сложил такие висы:

 
Весело бывало
Спорить с бурей в море,
Ветры парус вздутый,
Разъярясь, терзали.
Мчался конь кормила,
Кипели под килем
Валы. Пенным долом
Мы ладьи гоняли.
Мы пускали вепрей
Эгира  [543]543
  …вепрей Эгира – корабли (Эгир – морской великан).


[Закрыть] у брега
Славного по воле
Волн в начале лета,
А под осень выпал
Скальду путь на пустошь
Бурьянную коня
Гнать. Пусть смотрят девы!
 

Когда они однажды вечером ехали по Гаутланду, Сигват сказал:

 
Путь копытом топчет
Мой конек в потемках.
Скачет, –  вот и вечер —
Отощал, к палатам.
Несет –  сбиты ноги —
Конь меня, –  но кончен
День, подходит полночь —
По долам от данов.
 

А когда они ехали по городу Скарар по дороге, ведущей ко двору ярла, Сигват сказал:

 
Светлые, завидят
Из окон нас жены,
Как, пыля, протопчем
К Рёгнвальду дорогу.
Скакунов ретивых
Пустим вскачь, пусть слуха
Дев их бег достигнет
В дальних домах, добрых.
 

Однажды Хьяльти вместе со скальдами был у конунга. И вот Хьяльти сказал:

– Вам известно, конунг, что я приехал сюда, чтобы встретиться с тобой, и для этого я проделал долгий и грудный путь. Когда я переплыл море и услышал о вашем величии, то я подумал, что было бы неразумно возвращаться домой, не повидав тебя во всем вашем великолепии. Сейчас между Норвегией и Исландией есть такой закон: когда исландцы приезжают в Норвегию, они должны платить пошлину. Когда я переплыл море, я собрал пошлину со всех людей на моем корабле и поехал сюда, чтобы заплатить ее вам, так как знаю, что Норвегия по праву принадлежит вам.

Тут он показал конунгу серебро и высыпал на колени Гицура Черного десять марок. Конунг сказал:

– Мало кто в последнее время привозил нам подобное из Норвегии. Я очень благодарен вам, Хьяльти, за то, что вы приложили столько сил, чтобы привезти пошлину мне, а не заплатили ее нашим недругам. И я хочу, чтобы вы приняли эти деньги в подарок от меня вместе с моей дружбой.

Хьяльти поблагодарил конунга многими словами. С тех пор Хьяльти был в чести у конунга и часто с ним беседовал, так как конунг считал его – и справедливо считал – мужем мудрым и красноречивым.

И вот Хьяльти рассказал Гицуру и Оттару, что он послан к Ингигерд, дочери конунга, со знаками, которые должны были помочь ему снискать ее расположение. Он попросил, чтобы они устроили ему встречу с ней. Они ответили, что легко могут сделать это, и однажды они вошли с ним в ее покои, когда она сидела и пировала, а вокруг нее было много мужей. Она хорошо приняла скальдов, так как они были ей знакомы. Хьяльти передал ей привет от Ингибьёрг, жены ярла, и сказал, что та послала его сюда, чтобы он снискал ее расположение и получил от нее помощь, и показал знаки, которые ему дала Ингибьёрг. Дочь конунга благосклонно выслушала его и обещала ему свою дружбу. Они долго сидели у нее и пировали. Дочь конунга расспрашивала Хьяльти о новостях и просила его приходить беседовать с ней. Он так и делал, часто приходил и беседовал с ней. Он рассказал ей с глазу на глаз о посольстве Бьёрна и спросил ее, как, по ее мнению, конунг шведов отнесется к тому, чтобы заключить мир с Олавом Толстым. Она ответила, что, по ее мнению, попытка примирить конунгов не может иметь успеха, и добавила, что конунг так зол на Олава, что даже не может слышать его имени.

Однажды Хьяльти был у конунга и беседовал с ним. Конунг был очень весел и сильно пьян. И вот Хьяльти сказал конунгу:

– Большое великолепие можно увидеть здесь. Я теперь сам вижу то, о чем часто слышал: нет другого конунга в северных странах, который мог бы сравниться величием с тобой. Но очень досадно, что нам пришлось проделать такой долгий и такой опасный путь, прежде чем мы смогли тебя увидеть. Сначала надо было долго плыть по морю, а потом проехать через Норвегию, что особенно опасно для тех, кто едет сюда с дружбой. Почему не найдется никого, кто бы захотел помирить вас с Олавом Толстым? Я слышал, что многие и в Норвегии и в Западном Гаутланде очень хотят, чтобы был заключен мир, и мне сказали точно, что, судя по словам конунга Норвегии, он охотно заключил бы с тобой мир, и я знаю, что он хочет этого потому, что считает себя гораздо менее могущественным конунгом, чем ты. Говорят, что он бы хотел взять в жены твою дочь Ингигерд, а такое сватовство было бы лучшим путем к миру. Знающие люди говорят, что он очень достойный человек.

Конунг отвечает:

– Не следует тебе так говорить, Хьяльти, но я не хочу упрекать тебя за твои слова, так как ты не знаешь, чего ты должен остерегаться: нельзя при мне называть этого толстяка конунгом, и он гораздо менее достойный человек, чем многие думают. И ты тоже так будешь считать, если я скажу тебе, что этой женитьбе не бывать, потому что я десятый конунг в Уппсале, и все мои предки единовластно правили Шведской Державой и многими другими большими странами, и им подчинялись другие конунги в Северных Странах. А Норвегия мало заселена, и отдельные области ее находятся далеко друг от друга. Там всегда правили мелкие конунги. Харальд Прекрасноволосый был самым большим конунгом в этой стране. Он воевал с местными конунгами и подчинил их себе, но и он считал, что не в его выгодах притязать на владения конунга шведов. Конунги шведов жили поэтому с ним в мире. К тому же они были с ним в родстве. А когда в Норвегии правил Хакон Воспитанник Адальстейна, с ним тоже жили в мире, пока он не стал совершать набеги на Гаутланд и Данию. Тогда собрали войско против него, и он погиб, и страной стали править другие. Сыновья Гуннхильд тоже лишились жизни, когда они перестали слушаться датского конунга. Норвегию тогда захватил Харальд сын Горма и заставил платить себе подати. Но все же мы думаем, что Харальд сын Горма был меньшим конунгом, чем уппсальские конунги, потому что наш родич Стюрбьёрн подчинил его себе, и Харальд сделался его человеком, а мой отец Эйрик Победоносный одолел Стюрбьёрна, когда они сразились. А когда в Норвегии появился Олав, сын Трюггви, и назвался конунгом, мы воспрепятствовали этому.

Мы с конунгом датчан Свейном выступили против него и сразили его. Так я захватил Норвегию, и не с меньшей силой, чем та, о которой ты только что слышал, и я владею ею по праву, так как я сражался с тем конунгом, который раньше там правил, и победил его. И ты должен теперь понять, мудрый человек, что непохоже на то, чтобы я уступил эту страну тому толстяку. И странно, что он не помнит, с каким трудом ему удалось выбраться из Лёга, когда мы его там заперли. Я думаю, что, когда ему еле удалось спасти свою жизнь, у него было другое на уме, чем снова связываться с нами, шведами. Так что, Хьяльти, не заводи больше этого разговора.

Хьяльти понял, что нет никакой надежды на то, что конунг будет дальше слушать о предложении мира, и завел речь о другом.

Немного погодя, когда Хьяльти беседовал с Ингигерд, дочерью конунга, он рассказал ей о своем разговоре с конунгом. Она сказала, что такого ответа и следовало ожидать. Хьяльти попросил ее поговорить с конунгом и сказал, что так будет, наверное, лучше. Ингигерд ответила, что конунг не будет ее слушать, что бы она ему ни сказала.

– Но если ты хочешь, – говорит она, – я могу поговорить с ним.

Хьяльти сказал, что будет ей за это благодарен. Однажды Ингигерд беседовала со своим отцом и, когда она увидела, что конунг в хорошем настроении, она сказала:

– Что ты думаешь о своей распре с Олавом Толстым? Многие считают ее бедствием. Одни говорят, что потеряли добро, а другие – родичей из-за распри с норвежцами. И никому из ваших людей нельзя сейчас проехать по Норвегии. Тебе самому только хуже от того, что ты хочешь владеть Норвегией. Страна эта бедная, проехать по ней трудно, и на народ там нельзя положиться, они хотят в конунги кого угодно, только не тебя. Я бы на твоем месте оставила Норвегию в покое и отвоевала те земли на востоке, которыми владели раньше конунги шведов и которые недавно подчинил себе наш родич Стюрбьёрн, а Олаву Толстому позволила владеть своей отчиной и помирилась с ним.

Конунг в гневе отвечает:

– Ты хочешь, Ингигерд, чтобы я отказался от Норвегии и выдал тебя замуж за Олава Толстого? Нет! Этому не бывать! Лучше я этой зимой объявлю в Уппсале на тинге всем шведам, что народ должен собраться на войну, прежде чем растает лед. Я отправлюсь в Норвегию и предам эту страну огню и мечу, чтобы отплатить им за их неверность.

Тут конунг так разбушевался, что ему и слова нельзя было сказать, и Ингигерд ушла. Хьяльти ее ждал. Он сразу же подошел к ней и спросил, чем окончился их разговор с конунгом. Она говорит, что все было так, как она и ожидала. Конунг не захотел и слушать ее и страшно разгневался. Она просила Хьяльти никогда больше не говорить с конунгом о его поручении.

Когда Ингигерд и Хьяльти беседовали, они много говорили об Олаве Толстом. Хьяльти ей часто рассказывал о нем и о его обычаях и хвалил его, как только мог, и похвалы эти были справедливы. Ингигерд нравилось слушать все это. Однажды, когда они беседовали, Хьяльти сказал:

– Могу ли я, конунгова дочь, сказать тебе откровенно, что у меня на уме?

– Говори, – отвечает она, – но так, чтобы никто больше не слышал.

Тогда Хьяльти сказал:

– Что бы ты сказала, если бы Олав, конунг Норвегии, послал к тебе сватов?

Она покраснела, подумала немного и тихо ответила:

– Я не могу ответить на этот вопрос, так как не думала, что мне придется на него отвечать. Но если Олав в самом деле такой достойный человек, как ты об этом рассказывал, то я не пожелала бы себе лучшего мужа, если только ты ничего не преувеличил.

Хьяльти говорит, что он рассказывал о конунге чистую правду. Они часто говорили наедине обо всем этом. Ингигерд просила Хьяльти никому ничего не рассказывать:

– Конунг разгневается на тебя, если узнает.

Хьяльти рассказал обо всем скальдам Гипуру и Оттару. Они сказали, что замысел очень хорош, если только удастся его осуществить. Оттар был красноречив, и знатные люди любили его. Он сразу же повел разговор с конунговой дочерью и рассказал ей то же, что и Хьяльти, о достоинствах Олава. Они с Хьяльти часто говорили об этом деле. И так как они часто о нем говорили и Хьяльти уже видел, что ему удалось кое-чего достичь, он послал гаутов, которые с ним были, обратно с письмом от него и от Ингигерд, дочери конунга, к ярлу и Ингибьёрг. Хьяльти дал им знать о беседах, которые он вел с Ингигерд, и об ее ответе. Гонцы приехали к ярлу незадолго до йоля.