Текст книги "Храмы ночью закрыты. Книга 1. И весь мир тебе должен"

12 ч. 39 мин. 17.07.1974 г.

Амиран просто обожал ходить с мамой к её двоюродной тёте Нине. Она разрешала ему покопаться (но только аккуратно, не перемешивая ничего!) на книжных полках. Какое это наслаждение – перебирать и перелистывать увесистые тома, запоем погружаться в мир прекрасных героев и злодеев, пиратов и путешественников, забывая обо всем на свете. Художественная приключенческая литература была большой редкостью, и в магазинах ничего интересного в открытую не продавалось, хорошую книгу «доставали». Здесь же на полках рядами стояли Дюма, Стендаль, Толстой, Беляев…

За окном раскатистым неторопливым басом мужественного и уверенного в себе силача, перекатывающего по крутым мощёным старым булыжником улочкам большой овальный деревянный лоток на колёсах, раздавался клич продавца холодным счастьем для малышей и взрослых в эти жаркие летние дни: «Аба! Мааа-рооо-жниии! Ээээс-киии-мооо!», на который сбегались жители всего квартала. В основном это была ребятня.

– От него несёт чрезмерной для ребёнка послушностью, – говорила тётя Нина своей племяннице Гаянэ об Амиране. – Ему бы следовало побольше гулять со сверстниками и обзавестись друзьями. А вместо этого он у тебя читает с утра и до утра! У ребёнка каникулы! Выгоняй его на улицу, поиграет с мальчишками в кочи55
  Кочи – (груз.) кость. Игра в кости, чаще использовались «правильные» надкопытные кости овец, реже другого мелкого рогатого скота.


[Закрыть]. Пусть хотя бы сам пойдёт купить мороженного!

Можно сказать, что она слишком носилась с сыном, когда была рядом, но её влияние было настолько сильным, что Амирану было тяжело обходиться без него. Они поначалу были бедны, так как жили на одну её зарплату. В магазине и на рынке она была одной из тех домохозяек, которые, сжимая в руке почти пустой кошель, долго не сводят глаз с прилавков и ценников, не имея возможности купить всё и в достаточном количестве. Однако эта бедность рождала в Гаянэ острое желание не ударить лицом в грязь, накормить сына приличной едой, дать ему образование, чтобы в будущем он смог подняться до хотя бы стандартного-престижного положения советского гражданина. Жёсткая экономия не позволяла ей общаться и принимать тех, кого молодая мама предпочитала считать «людьми своего круга».

– Он такой, тёть Нин! Вы же видели: увидел у вас на полке «Три мушкетёра» и сразу попросился оставить его в комнате, чтобы он мог почитать. Он счастлив, что вы разрешили ему это.

Проходило время, её заметил мужчина, который довольно долго оставался рядом с ней, хотя и на расстоянии. И это «рядом, но на расстоянии» приводило к тому, что поскольку общение с людьми, которых она называла «людьми иного круга», было практически ею же сведено к нулю, фактически они с сыном жили в своём мирке. Даже когда финансовые возможности стали позволять им жить посвободнее. Доброжелатели всегда найдутся и о ней уже судачили кумушки во дворе. Но она обрела проявлявшуюся изредка некую напускную уверенность; её горделивая осанка, вскинутая голова, стали только подчёркивать в ней несдержанность до последней капли любви матери, которая видит смысл своей жизни в счастье собственного ребёнка.

В соседней комнате пробили часы, а ничто не напоминает более настойчиво о настоящем и будущем, как своевременный бой часов.

– Ты же видела, какой это толстый том, ему читать неделю. Я бы и так разрешила вам взять книгу с собой.

Однако, наделённая годами личного опыта своими представлениями о жизни, такая женщина подпитывается от своей убеждённости в собственной правоте и незаметно даже для себя начинают управлять и своими чувствами и своими детьми. В их обособленной от остальных жизни не было ничего плохого – как им обоим казалось. Скорее, это был такой уклад жизни, к которому привыкаешь; это и привязывало их друг к другу сильнее, чем остальных родителей и детей.

– Тётя, вы его не знаете! Он закончит её быстрее, чем вы выгоните нас отсюда.

Амиран обожал свою мать, которая уже сейчас, не говоря об этом сыну напрямую (мал ещё) присматривала ему подходящую пару из дочерей немногочисленных подруг. Она действовала с настойчивостью и простодушием, которые всё же не доходили до прямой бестактности.

– Не может этого быть! Он так быстро читает?

Амиран, конечно, ни о чем не догадывался.

– Особенно понравившуюся книгу. Особенно, если его могут от неё оторвать раньше, чем он дочитает. Он ещё и считает быстро. Сегодня утром, даже не знаю, что это пришло мне в голову, я задала ему задачку, спросила: «Сынок, только отвечай быстро: сколько будет – от девятисот двадцати восьми отнять четыреста двадцать, умножить на пятьдесят шесть и отнять тридцать два?» Он уже через секунду мне выпалил: «Двадцать восемь тысяч четыреста шестнадцать».

Просто ещё не пришло время выполнять и такую волю матери.

– Ну не знаю, милочка. Это не нормально для такого малыша. А тебе всё-таки не мешало бы выйти ещё раз замуж, чтобы Амиран не ходил по этой планете вечно под колпаком твоей юбки!

Что же, в конце концов, удерживало её от повторного замужества? Кто ответит на этот вопрос лучше остальных, кроме того самого мужчины?

– Тёть Нин…

Боязнь потерять его и тот достаток в жизни, который ею уже определялся «выше среднего»? Нежелание самой устраивать в своей жизни и жизни сына опасные перемены? Едва случайное чувство осветит темные глубины души, неосвещённые и редко посещаемые, пробудит её, как тут же гаснет под напором логических доводов ума, и всё снова погружается в рутину старых привычек. Ау!!!

– Гаянка, иди в жопу! Испортишь мальчишку! – тётя Нина могла спокойно и выматерить, а не только послать аппетитно в пятую точку. Впрочем, ей это подходило, этой старой матроне, черты лица которой и в восемьдесят выдавали в ней благородное происхождение её предков. И если вокруг неё женщины говорили – у меня девичья фамилия была такой-то, то тётя Нина объявляла: «Я – урождённая Тамбераци66
  Тамбераци – армянский княжеский род.


[Закрыть]!». С ударением на последний слог, чтобы не путали её фамилию с какой-нибудь там итальянской!

– Мамочка, я прочёл «Трёх мушкетёров»!

20 ч. 00 мин. 06.08.1977 г.

Время бежит неумолимо. Время – это коктейль, который можно взболтать, но при этом невозможно смешать. Невозможно представить Чингиз-хана в компании с Наполеоном! Вернее, представить-то можно, а вот послушать, как они обсуждают за столиком в кафе, выпивая по рюмочке коньяка, роскошную грудь проходящей по Елисейским полям девушки – это вряд ли. Но если ваши жизни пересекаются во времени – весьма вероятно, что вы пересечётесь и в пространстве.

Поль несколько переменился за это время. Похудел, перестал плакать, когда огорчался и даже стал находить себе друзей. После того, как он отболел корью и свинкой – особенно. Марк Мора, которого друзья называли Мамо (по первым двум буквам имени и фамилии) был из приличной французской семьи трудоголиков, живших в собственном доме в нескольких кварталах от Пуатье. У обоих подростков уже появилась редкая поросль на щеках. Марк успел попробовать марихуану, которая стала распространяться всё больше во Франции за последние десять лет протестных настроений, и знал где её достать. Деньги на неё он частенько таскал у родителей. Уже только поэтому он пользовался авторитетом у местных парней. У него появились проблемы с полицией.

Сегодня родителей Марка не было дома, и он сидел на балконе вместе с Полем и мальчишкой с кличкой «Кролик» (это благодаря широким передним верхним резцам, которые невозможно было не заметить каждый раз, как он открывал рот) на год старше него. «Кролика» звали Рикардо. Марк достал косяк с марихуаной, закурил, закашлялся, и, сделав пару затяжек, решил передать её Полю. Но тот решительно помотал головой:

– Нет, отдай лучше Кролику, он не откажется, а я что-то не хочу.

Кролика не пришлось долго уговаривать, но огонь погас, так что он поджёг его снова.

Поль и обычных-то сигарет впервые попробовал курить месяц назад, а этот дым после первой же затяжки вызвал у него головокружение и накативший град слёз. В горле першило от вонючего дыма, но он старался не дышать, сдерживая кашель. Но как это можно было показать сейчас?

– Не знаю, воняет только как куриный помёт.

– Да ты расслабься, садись, – поучил его Марк. Потом вдруг рассмеялся, хотя для этого не было повода. – Тогда всё почувствуешь.

Сесть Полю пришлось хотя бы потому, что ноги у него уже подкашивались. Глаза стали закрываться сами собой.

– Ну вот, – ухмыльнулся Кролик, – теперь ты с нами на одном облаке.

Поль приоткрыл глаза и увидел катастрофически расплывшихся по балкону Мамо и Кролика, словно круживших в танце вокруг него. А родители так переживали, что у их сына не было друзей, вот же они! Да, и с этих пор эти трое говорили не «мы пошли покурить травку», а «мы пошли на облако».

Как-то после школы, наигравшись в карты на последнем уроки геометрии, вместо того, чтобы старательно орудовать циркулем, линейкой и транспортиром, эта троица выкурила по изделию с «травкой» и отправились гулять по улицам Марселя. Вышли на проспект Амбур и решили поесть пиццы. Поев, они продолжали сидеть за столиком. Вели себя довольно шумно – эффект от «травки» ещё не успел выветриться, и их попросили уйти. Мальчишки отмахнулись от хозяина пиццерии, да ещё и пригрозили, что не заплатят за еду.

– Адамо, Саверио, вышвырните их на улицу, этих накуренных, – распорядился хозяин пиццерии двум молодым официантам. И те схватили и выволокли парней – сначала Марка и Рикардо, а затем направились за оставшимся за столом Полем.

– Не забудьте получить у мсье плату по счёту! – напомнил хозяин.

– Лучше не трогайте меня, – закричал Поль, но его постигла та же участь после того, как официанты обшарили его карманы и вытащили оттуда деньги – ровно столько, сколько было положено за съеденное мальчишками. Друзья уже ждали его неподалёку и собирались обойтись обидными выкриками в сторону хозяина пиццерии, но Поль рассудил иначе. Он обнаружил валявшийся у дерева большой камень, швырнул в витрину пиццерии и только тогда бросился наутёк. Ему удалось убежать довольно далеко, когда он обернулся и увидел, что Адамо и Саверио снарядили за ними погоню. Им удалось схватить поздно рванувших с места Марка и Рикардо, которых они затащили уже обратно в пиццерию.

Поль гордился своим поступком, хотя родителям каждого из троих мальчишек это обошлось в несколько сотен франков (друзья так его и не выдали подъехавшим сотрудникам полиции, не назвав имени и адреса где жили Пуатье; но решили поделить сумму ущерба за битое стекло на троих). Никакого раскаяния, да он ещё получил железное подтверждение того, что на Мамо и Кролика (мать которого готова была направиться и в ад, если бы там пообещали помочь сыну) можно положиться в опасной ситуации! Правда, ребят взяли на заметку за эту шалость.

– В следующий раз я сам тебя отправлю в полицию, – заметил Нестор.

Эмилия Пуатье понимала, что между мужем и старшим сыном возникает стена непонимания. Нестор часто отсутствовал в поездках, но, отдыхая в перерывах между рейсами, всегда с нетерпением ожидал вечера, когда вся семья собиралась на ужин и все они впятером общались. В последнее время, даже если Поль и был вечером дома, то торопливо съедал свою порцию жареной рыбы и спешил уединиться. Его мир был закрыт для родителей, сестры и брата. Мамо и итальянец «Кролик» заменили ему самых близких людей, и он решил больше не тратить на родных своё сердечное тепло.

У Поля было чувство обострённой справедливости, но только по отношению к себе самому и отличалось оно настолько сильно от морально приемлемых норм, как прокисшее молоко от свежевзбитых сливок. Но тому, кто не привык взвешивать свои слова и поступки, в один прекрасный день приходит в голову и закрепляется там навечно мысль, что только сам он заслуживает высокого балла. А там уже недалеко и до перегибов в самооценке. Особенно, если находить повод помешивать время от времени внутренний пепел и раздувать в себе остывающие угли превосходства над остальными, чтобы слабый огонёк снова и снова разгорался в жгучее пламя. Да ещё если со стороны раздувать его будет случайный или целенаправленный ветер…

Нестору отравляли жизнь не только нелады с сыном. Он искал виновника многих бед – и той, что изменила образ жизни сына, сделав его столь непонятно агрессивным, и той, что заставляет платить массу налогов и потому так тяжело откладываются деньги, и той, что вызывает рост преступности в Марселе и Франции вообще. Нестору казалось, что он нашёл виновника: всему виной новая волна «демократизации и свободы» в стране. И иногда говорил самому себе, что сочувствует росту проявления национального экстремизма. «Франция – для французов» – что в этом плохого? К переезду в страну арабов, и даже той части французов, которых до сих пор называли «pieds-noirs»77
  «pieds-noirs» – (фр.) «черноногие», франкоалжирцы – этнографический и историко-культурный термин; алжирцы европейского (французского, испанского, а также иногда еврейского) происхождения, составлявших довольно значительную часть населения Алжира в период французского господства в 1830 – 1962 годах. После обретения Алжиром государственного суверенитета в результате войны алжирцев за независимость в конце 1950-х – начале 1960-х, основная масса более чем миллионного европейского населения страны эмигрировала, в основном обосновавшись во Франции.


[Закрыть], белых выходцев с Африканского континента, он относился неодобрительно: мол, это именно они завозят в страну дурные идеи, а местная молодёжь их подхватывает вместе с дурными манерами.

Раньше он мог обнять старшего сына, затискать его, а сейчас вдруг это становилось как бы неуместным, несмотря на желание быть ближе к нему. Мальчишка всё больше отдалялся от него, не принимал его проявлений внимания и нежности. Оставалось только надеяться на усиление строгих мужских мер.

За Полем всё больше закреплялась репутация «безголового чудилы». Легенды о его выходках ходили по всему району. Он мог уснуть в классе, уйти посредине урока, запустить камнем в чьё-то открытое окно. Некоторые психиатры считают, что абсолютное большинство людей обладает запасом поведенческой прочности, при котором их мозг вовремя дёргает за стоп-кран, удерживающий от бездумных действий в различных случаях. Однако кому не приходилось иметь дело с людьми, у которых, почти безо всяких видимых причин вдруг щелкает в мозгу очередной предохранитель, и они рвутся вас оскорбить или избить, выкрикивая самые грязные ругательства? В обычной ситуации это нормальные, спокойные люди. Знать бы, отчего в головах начинают щелкать такие предохранители.

Как-то трое парней сели в автобус, и находившемуся с ними Полю вдруг приспичило остановить его между остановками: он увидел проходившую мимо одноклассницу. Водитель не соглашался делать дополнительную остановку и этим вызвал бурю негодования парня. Автобус пришлось остановить, потому что дело дошло до драки. Проходивший мимо отбившийся от своей группы полицейский, поняв, что самостоятельно может не справиться с драчунами, остановил проезжавшую патрульную машину и только тогда дал знак водителю автобуса открыть переднюю дверь. Молодую троицу бузотёров посадили на заднее сиденье и полицейская машина направилась было в ближайший участок, но через пару кварталов сидевший крайним справа Пуатье на полном ходу распахнул заднюю дверь не успевшего сильно разогнаться автомобиля и, сгруппировавшись соответствующим образом, кубарем выскочил на тротуар. Полицейские не сумели его догнать, но не без угроз выяснили у ребят, кто он, а также то, что на сегодняшний вечер у него имелся билет в кинотеатр, где его и стали поджидать.

В тот же вечер упустившие его полицейские подъехали к кинотеатру и сразу заметили мальчишку в собиравшейся у входа толпе. Увидев полицейскую машину, Поль замер от страха. В кармане у него была пара «интересных» таблеток, купленных полчаса назад. Он поспешно запихнул их в рот, заглотив как курица горох. И кинулся прочь. На следующий день Поль признался «Кролику» и Мамо: «Я оттуда просто улетел, как ракета». Ему и казалось, что он – летящая на бешеной скорости по улицам ракета. Полицейская погоня осталась далеко позади.

На другой день в дом к Пуатье пришли из районного управления по делам несовершеннолетних и полиции. К материалам Поля Пуатье прибавился ещё один материал. Нестор стал объяснять сыну, что через непродолжительный промежуток времени закон будет рассматривать его как взрослого по множеству из его обычных проступков и снисхождение для несовершеннолетних будет для него недоступным, что подтверждали и работники госслужбы. Кстати, они только что были в школе и выяснили, что Поль отнюдь не на хорошем счету и там, успеваемость неуклонно ползла вниз, даже по тем предметам, к которым он имеет способности. Нестор и Эмилия долго просили не наказывать сына очень строго…

Нестор никак не мог взять в толк, как же повлиять на старшего сына. Вот и недавно: он сделал сыну замечание по поводу невыполненной своей просьбы по дому – просил прибить отвалившуюся полку на стене. Поль схватил молоток и с размаху швырнул его, едва не продырявив стенку. Нестор готов был сначала броситься на сына с кулаками, но спустя мгновение растерялся от неожиданной выходки. Ему хотелось только крикнуть: «Сын, это же наш дом! Не понимаешь разве, это наш общий кров?!»

Поль Пуатье догадался, каким образом его нашли сначала у кинотеатра, а потом и дома. Вечером следующего дня он нашёл в круге собравшихся на улице вокруг магнитофона мальчишек тех двоих, которые выдали его накануне полицейским. Из динамика звучали новинки года: умиротворяющий Джо Дассен – с песней «A toi»88
  «A toi» – (фр.) «А ты».


[Закрыть], под которую Поль подыскивал подходящее орудие; когда дело дошло до «Sunny»99
  «Sunny» – (англ.) «Солнечная».


[Закрыть] группы Бони-М и солисты во второй раз затянули фразу «Sunny one so truy – I love you»1010
  «Sunny one so truy – I love you» – (англ.) «Солнышко, верно одно – я тебя люблю!».


[Закрыть], то наподобие музыкальной стилизации вилланеллы1111
  Вилланелла – жанр итальянской бытовой сатирической, игровой, любовно-лирической многоголосной средневековой песни. Музыка светлого характера, под которую нередко танцевали.


[Закрыть] Берлиоза рефреном им зазвучали голоса двух парней, по спинам которых несколько раз прошёлся кусок резинового шланга для полива водой. Они быстро покинули импровизированный музыкальный ринг и под крики и улюлюканье самого Поля и остальных ребят поспешили ретироваться:

– Проклятые ажановские1212
  Ажан – (фр., простореч.) агент, полицейский.


[Закрыть] прихвостни, не попадайтесь мне больше на глаза!

– За что ты их отстегал, Поль? – спросили парни из круга.

– У них длинные языки.

– Так надо было их подрезать.

– В следующий раз я последую твоему совету!

Через неделю Пуатье смотрели дома телевизор, когда раздался звонок в передней. Нестор открыл дверь и увидел незнакомца, который представился мсье Симоном и рассказал, что его мальчику разбили очки ударом кулака, и небольшой осколок стекла попал в глаз. Нестор и Эмилия замерли в предвкушении очередной неприятности, боясь задать страшный вопрос. Мсье Симон поинтересовался:

– Ваш Поль дома?

– Нет, он ещё не возвращался. Он в этом замешан?

– Я ещё не знаю и сам. Но мне передали, что он был там. Мой Жан точно не хотел связываться с хулиганами, хотел убежать. Сейчас он с матерью в больнице.

Потрясённого возможными последствиями драки для сына, мсье Симона трясло мелкой дрожью от гнева и беспомощности родителя что-то исправить самому.

– Я просто решил, что всегда лучше пообщаться по-хорошему. Простите, что-то у меня сердце защемило. Можно попросить у вас стакан воды? – Симон достал из кармана пачку таблеток.

– Да, конечно, – сказал Нестор. – Может, вы пройдёте, присядете в комнате? Эмилия, принеси пока стакан воды мсье Симону.

Они втроём прошли в комнату, Симону предложили сесть на диван, а Эмилия и Нестор сели напротив в кресла.

– Вам стало легче? – спросила Эмилия.

– Да, кажется, мадам Пуатье. Спасибо. Раз уж я у вас задержался, зовите меня просто Кловис.

– Хорошо. Тогда и нас зовите Нестор и Эмилия, – сказал Пуатье. – Чем вы занимаетесь, Кловис?

– Я официант. Работаю здесь неподалёку в приличном кафе. А вы?

– Эмилия у нас просто мама и жена. А я – проводник в поездах международных маршрутов.

– О, у вас такая интересная профессия, приходится много путешествовать.

Нестор пожал плечами:

– Это вряд ли можно назвать путешествиями, если большую часть времени на работе приходится проводить в пределах вагона. Скажите, Жан у вас единственный ребёнок?

– Да. А у вас есть другие дети?

– Двое. Девочка и мальчик, они сейчас в гостях у соседей, – подхватила Эмилия. – Но они младше Поля.

– И может только поэтому пока не приносят нам хлопот, как старший, – усмехнулся Нестор. – Ваш Жан… Он, наверное, тоже не проблемный ребёнок?

– Да, думаю так можно сказать. И мы так его любим.

– Как можно не любить собственного ребёнка, – согласилась с ним Эмилия. – Могу я вам предложить чай и пирог с яблоками? Я только что его приготовила.

– Спасибо, вы так добры. Я просто посижу ещё немного.

– Эмилия, пойди притащи нам пирог и чай. Может Кловис просто стесняется.

Эмилия вышла на кухню.

– Мне жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах, – продолжил Нестор, расстроенно потирая руки.

– Поверьте, я сам… Вот даже и не знаю, зачем я к вам пришёл! – ответил Кловис Симон.

– Напротив, поверьте мне, вы правильно сделали, что пришли к нам. Скажу вам откровенно, нам всё меньше удаётся справляться с Полем. И я вижу, что вы пришли к нам вовсе не затем, чтобы обострять ситуацию. Даже не знаю, что я бы делал на вашем месте, если бы услышал, что моего сына изуродовал одноклассник.

– Я пока даже не уверен, что это именно ваш сын… Просто там была драка. Много ребят, но, по крайней мере, несколько человек мне потом сказали, что удар по очкам нанёс всё же Поль.

Эмилия принесла обещанный чай и порезанный на куски яблочный пирог:

– Пожалуйста, угощайтесь. Кловис, может нам стоит съездить с вами в больницу? Может, вы сможем вам чем-нибудь помочь?

– Нет-нет, спасибо. Лишь бы у Жана не было проблем со зрением. А так просто вы поговорите с вашим сыном, чтобы он не распускал руки без необходимости. Я знаю своего Жана, он никогда не полезет драться сам. А ребятам надо доучиться вместе до выпуска.

– Каждый должен научиться отвечать за свои поступки, вот что я думаю, – сказал Нестор. – Знаете, я всё думаю… может, пытаюсь найти Полю какое-то оправдание… Что говорили остальные ребята, из-за чего они всё-таки подрались?

– Они не поделили между собой место в классе. Кажется, Жан обозвал Поля или наоборот. Остальные мальчишки разделились на два лагеря: за моего, и за вашего… Только Жан попал в больницу, а Поль единственный, кто просто сбежал после драки с занятий.

– Мы выясним у сына, как только он вернётся домой, – пообещал Нестор, и неожиданно для себя добавил, – но я прошу вас заявить и в полицию.

– Нестор, – тихо охнула Эмилия, схватив его за руку.

– Пусть они выясняют – кто нанёс травму вашему сыну, – продолжил Нестор, резким движением высвобождая свою руку от рук жены. – Часто мы, родители, старательно избегаем обращаться куда положено, когда дело касается наших детей. Но каждой выходке должно быть назначено положенное наказание. Сходите в полицию, мсье Симон. А мы вас обязательно найдём, как только сами узнаем о произошедшем.

Симон протянул ему руку:

– Спасибо, мсье Пуатье. Неожиданно с вашей стороны предложить мне это, но спасибо. Извините за беспокойство, мадам.

Ближе к полуночи Поль с приятелями подходил к своему дому.

– А у нас в окнах свет ещё горит, – сказал он. – Вы идите, а я немного подожду, пока они улягутся, чтобы обойтись без нравоучений.

Но Нестор на кухне не спал, решив дождаться сына. Спустя полчаса он услышал, как тихонько открылась входная дверь, и кто-то тихо стал красться в комнату.

– Поль, я жду тебя на кухне, – вполголоса, чтобы не разбудить Эмилию и детей, позвал отец. – Сядь на этот стул. Где ты был?

– Нигде, как обычно, – махнул рукой хмурый Поль.

– Между нами что-то происходит. Не знаю, что за чертовщина творится в нашей семье, но я хочу попробовать оглянуться вокруг и начать всё заново. Как когда-то было. Ты же не мог это всё забыть? Наши совместные прогулки впятером, твою любовь к Жермене и Сильвену, к вашей матери. Давай восстановим всё это опять.

Неловкие паузы возникали после каждого предложения, хотя вот уже нескольких часов он репетировал эту беседу, решив сделать усилие над собой и вызвать Поля на откровенный разговор, но слова не шли по намеченном сценарию. Он перепрыгивал с одной темы на другую, понимая, однако, что надо говорить спокойно, и как с равным. Учёба, планы на будущее, поиск себя в нормальной профессии. Но Поль смотрел на него и просто молчал. Никакой реакции, диалога не получалось.

– Я всего лишь проводник в поездах, – продолжал Нестор. – А ты не сын банкира или инженера. Потому что я так и останусь проводником, если случайно не получу должность бригадира поезда. У меня просто нет необходимых данных, чтобы стать кем-то посолиднее. Но ты же посообразительнее меня, я же знаю! Я помогу тебе получить образование, чего бы мне это не стоило, лишь бы тебе не мешали твои дружки и вспышки этой непонятной агрессии по отношению к нам, твоей семье и остальным людям.

Поль спокойно заметил на это:

– Это не твоё дело. С кем хочу, с тем и дружу!

– Ты ещё несовершеннолетний, и живёшь вместе с нами со всеми, – повысил голос отец, – а значит должен подчиняться мне, как главе семьи!

– Успокойся и оставь меня в покое. Я пошёл спать.

– Это ты избил Жана Симона? Знаешь, что он может остаться без глаза?

– Он сам виноват. И я там был не один.

– С этого момента без разрешения меня или матери ни шагу из дома!

– Посмотрим ещё.

Обычно именно с такой фразы и начинаются настоящие мучения родителей.