Текст книги "Механические птицы не поют"

– А разве ваша фамилия не Штармвайд? – спросила Эльстер, садясь на стул. Она не стала протягивать Томасу руку.

– Нет, фройляйн, это сценический псевдоним. Почти «Штормовой ветер», людям нравятся такие громкие слова и не нравятся простые альбионские фамилии.

– Так вы из столицы? – спросил Уолтер.

– Нет, из Эгберта. Ужасную путаницу вносит, когда столица зовется так же, как и вся страна, не правда ли? – спросила Тесс.

– «Альбион – это мы, а мы – это Альбион», – скривившись процитировал Уолтер строку из гимна.

К их столику подошел стюард и положил в центр четыре узкие голубые полоски бумаги.

– Чай – из Лигеплаца, – безапелляционно заявил он, словно готовясь защищаться.

– Прекрасно, – проникновенно ответил Томас. – Альбионскими помоями мы еще насладимся.

Несколько минут они в молчании изучали меню. Уолтер заметил, что Эльстер растеряна, но она не стала просить его совета, а он не стал предлагать помощь, понимая, что она не привыкла делать выбор и ей приходится преодолевать себя даже в таких мелочах.

– А вы из столицы? – спросил Томас после того, как они сделали заказ.

– Да, – ответил Уолтер, не распространяясь о своем происхождении.

– В таком случае, возможно, вы знаете хорошую клинику, занимающуюся протезами? Мы хотели обратиться к доктору Лэньону, но буквально перед вылетом узнали, что он закрыл практику.

– Доктор Харрис – один из лучших на Альбионе, учился у Рейне, – не задумываясь ответил Уолтер.

– Кажется, я слышала о нем. Мой сын все хочет узнать, можно ли что-то сделать с позвоночником. Я пыталась объяснить этому мальчишке: мой недуг таков, что мне не помогут даже две механические ноги, но он не желает меня слушать, – сказала Тесс, раскладывая на коленях салфетку.

– И каков же ваш недуг? – спросила Эльстер прежде, чем Уолтер успел ее остановить.

– Я стара, девочка, и ужасно устала от этой бессмысленной возни. Вот поэтому я и предпочитаю корабли, Том: посмотри на эти тарелки, они же чуть ли не бумажные! – с возмущением отозвалась Тесс, увидев тарелки, которые расставлял перед ними стюард.

– Моя мать сопровождает меня много лет. Я артист и постоянно нахожусь в дороге, но она никак не может привыкнуть к отсутствию фарфоровых тарелок, – усмехнулся Томас. – Матушка, после того, что случилось в прошлое наше плавание, я предпочитаю не возить вас на кораблях, мы же не раз об этом говорили.

– А что случилось? – с искренним недоумением спросила Тесс, наливая чай из общего чайника сначала Томасу, а затем себе.

– Спасибо. На нас напали пираты, и какой-то нелюдь прорвался в пассажирские каюты. К несчастью, меня рядом не было – я был занят в коридоре с тремя его… коллегами. Он пинком опрокинул кресло и лишь по воле Спящего не убил мою мать. Совсем молодой, сразу рванулся к шкафу искать деньги.

– Том, негодный мальчишка, застрелил мерзавца, когда тот открыл шкаф! – в голосе Тесс звучало искреннее возмущение. – Мне пришлось выбросить все вещи, которые там висели – их забрызгало кровью!

– Это все, что вам стоит знать о приоритетах моей матери, – усмехнулся Том.

– Мои кружева против жизни какого-то бродяги с кривой железкой! – возмущенно выдохнула Тесс.

– Но на дирижабли ведь тоже нападают пираты? – отметил Уолтер, решив уйти от скользкой темы.

– Вы видели эти нападения? Нет? Я вам расскажу, – сказал Томас, откидываясь на стуле. – Во-первых, никто не достает огнестрельное оружие – потому что упавший дирижабль для них бесполезен, и даже с падающего корабля в их корабль долетит не одна пуля. Во-вторых, вы представляете себе ангар для стоянки дирижабля? Знаете, где располагаются причальные мачты? Представляете себе, сколько стоит обслуживать эту махину на земле? Одно только топливо… Обычно воздушные пираты – дурачки, которым удалось вырезать экипаж и пассажиров. Они понятия не имеют, что делать с захваченным дирижаблем, и потом просто ищут следующую жертву. Чаще всего не находят, кое-как приземляются, иногда неся при этом потери и почти всегда уничтожая корабль.

– Зачем тогда они вообще нападают? – спросила Эльстер.

– На дирижаблях обычно путешествуют состоятельные люди, и корабли кажутся легкой мишенью. А вообще – кто их, отморозков, разберет, – пожал плечами Томас. – Вот если кто-то изобретет летательный аппарат, не требующий огромного мешка водорода для подъема – у нас будут очень серьезные проблемы.

Уолтер не стал говорить, что еще когда он жил на Альбионе, такие разработки уже велись. Тестовый аппарат был нелепым, огромным, с крыльями, напоминающими веера с Востока или паруса джонок, и, что ожидаемо, упал почти сразу после набора высоты. Насколько Уолтер помнил, тогда речь впервые зашла об использовании винтов.

Столовая заполнялась пассажирами. Вчерашней служительницы Уолтер среди них не заметил. Он со скучающим видом разглядывал людей, сидящих за столиками, и с тоской думал, что снова скоро окажется на улицах города, где лица заменяют фильтрующие маски и респираторы. Когда он сойдет с дирижабля, ему, может быть, бросят под ноги окурок. Или он наступит в лужу, подернутую радужной масляной пленкой. Никакого вереска, никакого моря и искренних улыбок.

– Вы, кажется, грустите, Уолтер, – отметил Томас, указывая на него серебристой вилкой. – Я вижу скучающие лица среди сотен восторженных, простите мне эту профессиональную привычку.

– Альбион – не самый приятный город в не самой дружелюбной стране, – через силу улыбнулся Уолтер.

– Но вы, судя по выговору, альбионец, притом житель столицы.

Уолтер быстро вспомнил, как общаются жители столицы. Вспомнил, как липнет к лицу надменное выражение, и как делать вид, что презираешь людей. Даже под маской лицо должно оставаться таким – на Альбионе безошибочно чувствуют чужаков. Те, кто не хотят играть по их правилам – тоже чужаки. Уолтер вспомнил, как носить маску ледяного презрения под маской-фильтром и понял, что больше не проглотит ни куска. Воспоминания вызывали искреннее отвращение и отзывались нарастающей тошнотой.

– Увы. Если бы на то была моя воля – я бы не возвращался, но, видите ли, мы сбежали с Альбиона, когда там орудовал этот ужасный человек, Риппер. Кто знает, в какой момент ему перестанет хватать шлюх из Нижних Кварталов, и он обратит внимание на честных женщин. И представьте себе, как только все успокоилось, как только поймали этого мерзавца и мы обжились в Лигеплаце – появляется еще один выродок!

– Да, это ужасно. Мы с матерью тоже посчитали необходимым покинуть Лигеплац еще и по этой причине. Местные власти совершенно не следят за порядком: где это видано, чтобы Пишущие имели больше информации, чем жандармы, и при этом не способствовали следствию!

– Не знаю, что случилось с беднягой Сатердиком и его бедной женой, но кто застрелил Хагана, я могу сказать абсолютно точно, – сказала Тесс, ставя чашку прямо на скатерть.

Уолтер заметил, что Эльстер, не отрываясь, смотрит на расползающийся по ткани темный ободок.

– И кто же это был? – тихо спросила она.

– Совершенно точно – он сам. А перед этим зарезал эту девочку, Марию.

– Герр Хаган был попечителем нескольких благотворительных фондов и, как я слышал, очень любил свою жену, – усомнился Уолтер.

– Мария – несчастная девочка, которую Хаган взял замуж не от большой любви, а от больной совести, – категорично заявила Тесс. – Я была близко знакома с Хаганом и с Марией, разумеется, тоже.

– Можно спросить, что связывало вас с этими людьми? – спросил Уолтер.

– Безусловно. Я – одна из первых художниц «Механических Соловьев», молодой человек. Стояла, так сказать, у истоков. Но когда началось… у меня возникли разногласия с фирмой. Я не согласна с их политикой, а уж «Пташки»… ничего не стану говорить. Поверьте, мне нельзя вести такие разговоры. Зато я точно могу сказать, что за отношения связывали Хагана с женой, – вернулась к безопасной теме сплетен Тесс. – Он нашел Марию во время благотворительного рейда в приют Вахерлинга.

– Для душевнобольных? – Уолтер не смог скрыть удивления.

– Именно. Мария страдала от серьезного душевного расстройства. Она была нервной, неуравновешенной девушкой, у нее часто менялись настроения, а еще она была болезненно ревнива. Устраивала Хагану скандалы едва ли не каждый день, а уж когда она увидела те фотографии, наверное, сама же бросилась на него с ножом.

– Какие фотографии?

– Вы не читаете газет, Уолтер? Извольте, я вам расскажу: у Марии нашли фотографии, на которых Хаган был с другой женщиной.

– Позвольте, может это были старые фотографии! – вдруг сказала Эльстер, улыбаясь Тесс.

– Видите ли, Сулла, Хаган упал с лошади через неделю после своей свадьбы. Ничего серьезного, но на бедре у него остался заметный шрам, и снимавший позаботился о том, чтобы этот шрам попал на фотографии.

– Предусмотрительный человек! – Эльстер не переставала улыбаться.

– Вот именно. А дальше все просто: скандал, возможно, покушение, убийство и после – суицид. Даже их хваленый «Парнас» подтвердил справедливость этой теории. Но настоящий убийца Хагана и Марии – человек, приславший ей эти фотографии.

– Моя мать склонна увлекаться, – тихо сказал Томас. – Настоящий убийца Хагана и Марии убил Сатердика и Мирабель, и у него личные счеты к «Пташкам». Столько людей, у которых по разным мотивам есть к ним счеты, что я затрудняюсь ответить, кто же с большей вероятностью пошел на такие крайние меры. Не слушайте наших сплетен, молодые люди, и лучше всего не читайте газет.

С этими словами Томас положил салфетку в пустую тарелку и встал из-за стола.

– Благодарю вас за компанию, польщен знакомством. Надеюсь, мы сможем скрасить путешествие друг друга.

Томас пожал руку Уолтеру, поцеловал запястье Эльстер и снял салфетку с колен матери.

Тесс только кивнула им на прощание. Ее лицо стало задумчивым и отрешенным.

– Моя мать быстро устает, хоть и не показывает этого, – тихо сказал Томас, ногой снимая кресло с тормоза.

– Я понимаю. Мы тоже уходим; пожалуй, последуем вашему совету и не станем читать газет, – вымученно улыбнулся Уолтер.

– И не слушайте наших сплетен, – напомнил Томас.

Уолтер заметил, что глаза у Томаса за своей яркостью удивительно усталые, в красных прожилках и окружены частыми лучами морщин. Он смотрел вслед фокуснику и думал о том, что он, наверное, тоже давно не верит ни в какой флердоранж.

Глава 7. Смех оставшихся в живых

Уже к вечеру первого дня рояль на «Гиденбурге» перестал казаться блажью. Полет проходил спокойно, но пассажиры отчаянно скучали. Уолтер краем уха слышал, что компания студентов из соседнего крыла собирается скинуться на оплату выступления Томаса. На корабле не было библиотеки, новости передавали по громкой связи в обед и вечером. Новости приходили только альбионские, а из Кайзерстата озвучивали политическую сводку. Единственным сообщением, заинтересовавшим Уолтера, было короткое: «Комиссия по этике отказалась от проверок убийств в Лигеплаце, Кайзерстат».

Служительница Спящего появилась в столовой на втором завтраке. Обведя зал испуганным взглядом, она встретилась глазами с Уолтером. Он жестом пригласил ее сесть за их стол, и она, благодарно кивнув, заняла свободное место.

– Да продлится вечно Его Сон! – сказал Уолтер, улыбнувшись.

– И да будут светлы Его Сны… – тихо отозвалась она.

При свете Уолтер смог лучше рассмотреть девушку. Невысокая и почти болезненно худая, она выглядела в своем плотном шерстяном платье гимназисткой. Волосы мышиного оттенка она собрала в тугой узел на затылке и скрепила широкой черной лентой с огромным бантом – единственным украшением. Худое бледное лицо, светлые глаза, тонкие губы, маленький нос – когда Уолтер отворачивался, ее лицо распадалось на отдельные детали и словно стиралось из памяти.

– Меня зовут Уолтер Честейн, это моя сестра – Сулла, – привычно представил Уолтер обоих.

Эльстер широко улыбнулась и склонила голову к плечу, разглядывая собеседницу. Уолтер давно заметил эту птичью привычку и задавался вопросом, было ли это особенностью всех «пташек», но спросить стеснялся.

– Бекка, герр… фройляйн… – тихо отозвалась она. – Я хотела поблагодарить вас, герр Честейн, за то, что вы обратили на меня внимание и… и не посчитали выше себя найти слова… слова утешения… Спящий не просыпается… благодаря таким людям, как вы, герр Честейн…

Бекка говорила тихо, часто сбиваясь, заикаясь и отчаянно краснея. Уолтер чувствовал нарастающую с каждым ее словом неловкость, но боялся перебить Бекку, опасаясь, что она смутится еще больше и расплачется.

– Надеюсь, сейчас вам лучше? – спросил Уолтер, решив избежать продолжения неудобного разговора.

– Да, герр… Простите, я в первый раз куда-то лечу, наш настоятель, патер Штольц, отпустил меня в альбионский монастырь святой Лукреции… Потому что я очень боялась оставаться в Лигеплаце…

– Неужели вы думаете, что служительницам Спящего что-то грозило? – с неожиданной неприязнью спросила Эльстер.

– Мне не дано проникнуть в разум монстра, фройляйн, но монстру… дано проникнуть в мой! Я не могла ни есть, ни спать – мне казалось, что фигура в черном плаще и цилиндре стоит рядом, занося лезвие… Я молилась, чтобы это кончилось, но больше молилась за всех жителей Лигеплаца, и Спящий не видел во Сне ничего из того, о чем я Ему нашептывала…

Уолтеру всегда казалось немного странным рассказывать Спящему о своих желаниях, надеясь, что он увидит их исполнение во Сне, но он помнил, как сам молился каждый вечер на Альбионе. Потому что молодой лорд Говард должен быть религиозен, а если это не так – рано или поздно об этом узнают. Маска под маской, притворство даже наедине с самим собой.

– Поверьте мне, фройляйн Бекка, для вас не было никакой опасности. Убийце интересны создатели механических шлюх, до благочестивых женщин ему дела нет, – ядовито выплюнула Эльстер.

Уолтер заметил, как побелели ее пальцы, сжавшие чашку с кофе. Он впервые видел Эльстер такой.

– Вы не правы, фройляйн Честейн… Простите, но вы… вы верите в Спящего?

– Нет, – спокойнее ответила Эльстер, делая глоток.

– Простите, фройляйн Честейн, но тогда вы не знаете… Наш настоятель, патер Штольц… он известный исследователь, этик… занимался проблемой… «пташек». Он не раз ходил по их… туда, где они…

– По борделям, – подсказала Эльстер.

– Да, да, вы правы, фройляйн Честейн. По… по борделям. Ходил бы и по домам с Соловьями… Но домой его никто не пускал. Вы знаете, Соловьи стоят больших денег, а условия договора обязуют прятать их от посторонних… – голос Бекки становился уверенней. – Но в бордели пускают всех желающих. Не подумайте, патер Штольц… приличный человек. Он… святой человек.

– Что святой забыл в борделях?

Уолтер незаметно тронул Эльстер за руку. Но она будто не заметила, не сводя с Бекки тяжелого золотого взгляда.

– Он хотел доказать, что у тех, кто уподоблен людям… есть душа, – сказала Бекка и, наконец, подняла взгляд.

– Душа?! – расхохоталась Эльстер, и Уолтер заметил, как в ее глазах блеснули слезы. – Душа, только подумайте! У механических потаскух есть душа! Как же тогда, по мнению вашего патера Штольца, оправдать то, что происходит с теми, у кого есть душа?!

– Сулла, милая, а тебя не слишком сильно волнует судьба этих… женщин? – тихо спросил Уолтер, сильнее сжимая ее руку.

Эльстер оторвала взгляд от Бекки и посмотрела на Уолтера. Ее глаза, и правда, наполнялись слезами, и она быстро вытерла их рукавом.

В столовую зашел Томас с матерью. Уолтер махнул им рукой, радуясь, что появился повод сменить тему.

– Доброе утро! – улыбнулся Томас, отодвигая стул, чтобы поставить кресло.

– Доброе утро, герр Томас, доброе утро, фрау Тесс, – поприветствовал их Уолтер чуть суше, чем хотел бы. – Познакомьтесь, фройляйн Бекка – служительница Спящего, как раз рассказывала нам о своем настоятеле, патере Штольце.

– Патер Штольц – тот джентльмен, что исследует «пташек» и вечно пишет в «Парнас» письма? – вдруг спросила Тесс. – Это достойнейший человек, скажу я вам. Один из немногих, кто не поджимает хвост и рассматривает проблемы честно. Кстати, Уолтер, не знаю, сколько вы переучивались, но вам с сестрой пора вспомнить, как звучат слова «сэр», «мистер», «мисс» и «мадам». И остальные прекрасные слова прекрасного альбионского языка. На Альбионе, как вы помните, за «герра» и «фрау» вам достанут специальный прайс в гостинице и подадут специальное меню даже в самом захудалом кабаке.

Бекка смотрела на Тесс с немым обожанием. Эльстер, улыбаясь, цедила кофе, и Уолтеру казалось, что она сейчас откусит кусок от чашки и начнет пережевывать стекло.

– Простите, моей сестре нехорошо.

– Ночью немного трясло, фройляйн Честейн, вы чувствительны к качке? – спросил Томас.

– Весьма, – хрипло выдохнула она, с трудом ставя на стол пустую чашку.

– Могу я предложить вам капли? Не волнуйтесь, они из аптеки в Лигеплаце. Я сам их пью, никак не могу привыкнуть ни к высоте, ни к волнам, – подмигнул он.

– С вашей стороны будет чрезвычайно… – Эльстер осеклась, зажмурилась, а когда открыла глаза – в них не было и следа прежних чувств. – Спасибо, герр Томас, вы так милы! Правда, мне в последнее время нездоровится…

Томас, улыбнувшись, достал из нагрудного кармана пузырек из темно-красного стекла и подвинул к себе пустой стакан и графин с водой.

– Трех капель хватает на сутки. Вы сможете спокойно спать всю ночь, даже если будет трясти сильнее, – сказал он, отмеряя капли и разбавляя их водой.

– Спасибо вам, герр Томас, – Эльстер, широко улыбнувшись, залпом выпила раствор.

Уолтер заметил, что Бекка почти ничего не ела. Она пила кофе, сильно разбавленный водой, и отщипывала по крошечному кусочку от тоста. Служительница переводила настороженный взгляд с Эльстер на Томаса, а потом опускала глаза.

Томас пообещал представление в середине путешествия. «Винсент» не делал пересадку во Флер, как более мелкие дирижабли, поэтому их шестидневное путешествие нужно было чем-то скрасить. Уолтер рассказал, что был музыкантом в пабе. Оказалось, что Томас вез с собой гитару и попросил Уолтера выступить вместе с ним. Он уже договорился с капитаном, и ради такого вечера им обещали открыть ящик виски.

– Ох, Томас, не нравится мне эта идея. Все перепьются, а это никогда ничем хорошим не заканчивалось, – Тесс явно была настроена скептически.

– Увы… мадам Даверс. Путешествие всегда чем-то скрашивается. Не попойкой, так выступлением, не выступлением – так дракой. Люди избалованы до крайности и терпеть не могут скуки, – отметил Уолтер.

Слово «мадам» неприятно царапнуло горло чем-то забытым. Уолтер понял, что ему стал окончательно отвратителен даже альбионский язык. Желание дождаться высадки и тут же пересесть на другой дирижабль, убравшись с Альбиона, было так велико, что он почти пообещал себе сделать это. Но потом осекся. Нужно поговорить с отцом. Даже если жандармы Лигеплаца уже записали его в подозреваемые и обнаружили, что он сбежал…

«И оставил деньги Хенрику, идиот! Нет чтобы прислать их потом переводом, позволив всем думать, что я вернусь!» – сокрушенно подумал Уолтер.

Отец не должен думать, что Уолтер виновен. Все подозрения с него, скорее всего, снимут после первого же убийства, совершенного в его отсутствие. В том, что человек, сделавший это, не остановится, Уолтер не сомневался ни минуты. Но до того момента семья Говардов снова превратится в род убийц.

– Верно, матушка, тем более экипаж не будет пить, а от этой публики в случае опасности толка все равно не будет, – сказал Томас, обводя выразительным взглядом сидящих в столовой людей.

Уолтер тоже оглянулся по сторонам и был вынужден признать правоту Томаса. В основном, пассажирами «Винсента» были семьи явно среднего достатка. Достаточно богатые, чтобы позволить себе дирижабль подобного класса, и недостаточно обеспеченные для «Гиденбурга» с его роялями. На одну женщину приходилось в среднем двое детей и один мужчина. Большинство мужчин были немолоды и имели вид типичных мещан – разная степень полноты, округлые размеренные движения привыкших к бумажной работе служащих. Если и вправду случится что-то плохое – помощи от них не будет. Вообще-то никто не заставлял пассажиров вступать в бой в случае нападения на судно, но Уолтер, как и многие другие, считал ниже своего достоинства отсиживаться в каюте.

– Вы думаете, на нас все же нападут, герр Томас? – подала голос Бекка.

– В последние пару лет я все реже слышу о воздушных пиратах, фройляйн. Уверяю вас, нет никаких причин для беспокойства – вас никто не тронет. Здесь достаточно людей, способных защитить корабль.

– Но… я слышала, что эти люди способны убить всех, кто находится на корабле…

– Фройляйн, жестокие и умные пираты – большая редкость, иначе нам всем пришлось бы сидеть там, где мы родились.

– Зато купцы плавали бы на золотых кораблях, – отметила Эльстер.

– Те, что смогли бы довезти товары в целости – безусловно. Впрочем, фройляйн, они и так не бедствуют. Мне довелось бывать в Сигхи. Там живет уникальный человек, факир, который согласился дать мне несколько уроков за немалую, скажу вам, сумму. Так вот, знаете, сколько стоят там те «бесценные сокровища», которыми полнятся корабли торговцев? Гребень из черного дерева я купил там за пару их мелких монет, которые в нашей валюте стоят примерно, как пара листьев с дерева. Впрочем, что нам за дело до чужой жадности. Скажите, Уолтер, что вы сможете завтра сыграть?

Остаток завтрака прошел в обсуждении программы выступления. Никто больше не касался темы убийств и «пташек», никто не вспоминал о пиратах и неизвестном Уолтеру клирике патере Штольце.

Впрочем, есть вещи, напоминающие о себе сами.

* * *

Свет в каюте сменился на красный в ближе к полудню следующего дня. Уолтер успел понять, что произошло, еще до того, как после трех световых сигналов тревожно завыла сирена.

– Просыпайся! – он легонько потряс за плечо задремавшую Эльстер. От капель Томаса ее клонило в сон, и она шутила, что шестеренки удивительно не сочетаются с лекарствами. Но сейчас сонливость оказалась некстати.

– Что?! Меня нашли?! – прошептала она, дернувшись из-под его руки.

– Нет, милая, на нас просто напали, – обнадеживающе ответил Уолтер. – Пойдем.

Они вышли в коридор, уже заполнившийся пассажирами. Стюарды стояли в начале, в середине и в конце коридора, давая указания пассажирам.

Стюард, высокий молодой человек с совершенно непроницаемым лицом, тут же обратился к Уолтеру:

– Герр, вы будете защищать корабль?

Уолтер кивнул. Эльстер сжала его запястье ледяными пальцами и испуганно прижалась к плечу.

– А если тебя убьют?!

– Все будет в порядке, – пообещал он ей. – Куда пройти фройляйн?

– Женщины, дети и мужчины, не желающие участвовать в схватке, будут заперты в курительных комнатах. Фройляйн, пройдите к выходу, вас проводят.

Эльстер с трудом разжала пальцы и медленно пошла к выходу, часто оборачиваясь, словно надеясь, что Уолтер передумает.

– Герр, вы будете защищать корабль?..

Уолтер не стал дожидаться ответа бледного юноши, вышедшего с маленькой девочкой на руках.

– Где оружейная? – спросил он у второго стюарда, только что отправившего к выходу пожилую леди.

– Пройдите в столовую, оружие вынесут туда, там же объяснят ситуацию, – холодно отозвался он. – Герр, вы будете…

В столовой собрались полтора десятка пассажиров и два десятка членов экипажа. Уолтер увидел Томаса, задумчиво разглядывающего разложенное на столах оружие, и подошел к нему.

– Мы зря обещали Бекке, что ей ничего не угрожает? – криво усмехнулся Уолтер.

– Железо – дрянь, – тоскливо сказал Томас. – Чудо, что оно еще насквозь не проржавело. Чем вы фехтуете? Надеюсь, не рапирой?

– Много чем, – уклончиво ответил Уолтер, взвешивая в руке фальшион.

Клинок со свистом рассек воздух, и Уолтер, вздохнув, положил его обратно.

– Фальшион для вас не слишком массивен?

– Фальшион для меня слишком не отбалансирован… не вижу сабель… проклятье, лишь бы это были какие-нибудь идиоты на сдувающемся мягком дирижабле!

– Я бы не рассчитывал. Вот сабля в приличном состоянии, – сказал Томас, протягивая Уолтеру клинок.

Сам Томас предпочел кутласс, короче и тяжелее сабли и более удобный для схватки в узком коридоре.

– Кто на нас напал-то?

– Сейчас капитан придет и наконец-то нас просветит. Каждый раз одно и то же, что такое! Неужели никак нельзя избавить нас от этой нечисти раз и навсегда?! – вдруг раздраженно отозвался полный мужчина с вислыми усами.

– Увы, – просто ответил Томас. – Скажите спасибо, что здесь не море, в котором, кроме пиратов, полно левиафанов.

– За поездами – будущее, – глубокомысленно отозвался мужчина, вешая на пояс пятый по счету нож.

– Изобретете поезд, ездящий по воде – напишите мне. К чему вам столько ножей?! – спросил Уолтер, глядя, как он пихает за пазуху шестой.

– Они ломаются, – кровожадно усмехнулся он.

Капитана и чародея Уолтер узнал сразу. Как он помнил из инструктажа перед полетом, капитана звали Фредерих Воррамайн, а чародея – Лимман ОʼШейли. Капитаном оказался пожилой мужчина в темно-синем кителе. Его лицо было густо усыпано веснушками, и на их фоне только сильнее была заметна смертельная бледность. Чародей выглядел так, будто его привезли прямиком с фермы – простое, широкое лицо, явно не раз сломанный нос-картошка. Черный комбинезон из грубой ткани только усугублял сходство с фермером.

– Господа, – обратился к собравшимся капитан, – вам нужно подняться на смотровую палубу и лично увидеть противника. Признаться, мы в некотором замешательстве.

Поднявшись вместе с остальными по короткой винтовой лестнице, Уолтер оказался в просторном помещении, полном белоснежного дневного света.

– По левому борту, господа, – сказал капитан, указывая на окна.

– Томас, вы такое видели?

– Никогда, – ответил он, и Уолтер не услышал в его голосе ни одной эмоции.

Корабль приближался медленно. Внешне он напоминал узкую и длинную гондолу обычного дирижабля старого образца. Но было два существенных отличия – вдоль бортов корабля располагалось с десяток «плавников», похожих на те крылья летательных аппаратов, что видел Уолтер на Альбионе, и над гондолой ничего не было.

– Как он летит? – ошеломленно спросил стоящий рядом молодой человек. Уолтер узнал своего соседа.

– Мы не знаем, господа, – холодно ответил капитан. – Мы нашли способ отпугивать пиратов еще на подходе – герр ОʼШейли искусно обращается с воздушными потоками. Он либо вызывает достаточной силы боковой ветер, либо просто помогал воспламеняющемуся снаряду попасть в цель.

Уолтер мало знал о магии, но знал, что существует множество школ, деление на которые было скорее вопросом национальности, потому что каждый чародей колдовал по-своему. Магия была силой, которую так и не удалось изучить. Точно было известно только одно – она деструктивна и подвластна немногим. И «немногие» почти всегда оказывались боевыми магами. Исследователи объясняли это тесной связью с определенными особенностями человеческой натуры, необходимыми для колдовства. Клирики давали ответ куда проще: сон Спящего, как и всякий сон, может быть абсурден и не все в нем поддается осмыслению. Исследователей это, конечно, не останавливало.

Но сейчас не имело никакого значения, почему на других дирижаблях не пользуются способами герра ОʼШейли. Имело значение только то, что эти способы бесполезны.

Корабль приближался, похожий на огромную, неуклюжую рыбу, плывущую прямо в воздухе.

– Наша радистка пытается связаться с ними… Они молчат. Не выдвигают условий.

– Значит, будет бой, – просто сказал Томас.

– А герр ОʼШейли не может сдуть от нас эту штуку? – спросил кто-то из пассажиров.

– Увы, форма судна такова, что не представляется возможным…

– А кроме как работать вентилятором герр ОʼШейли что-нибудь умеет? – раздался неприязненный голос.

– Послушайте, я лучший чародей, которого могло нанять воздушное судно! Кто же знал, что кто-то научится взлетать без мешка с газом?!

«А если я и правда умру – что станет с Эльстер? Останется на Альбионе? Что ее там ждет, кроме Нижних Кварталов?» – подумал Уолтер.

Он не боялся смерти. Каждый сон когда-нибудь заканчивается, и небытие, в которое уходят сны, не может пугать, ведь в нем нет никаких чувств. Но Эльстер, которой он обещал помочь, ждет сейчас в комнате для курения, и она должна его дождаться.

– А мы можем попытаться уйти? – спросил Уолтер.

– Мы подставим им спину, герр. Видите ли, над нами как раз есть баллон с газом, делающий нас уязвимыми.

Корабль подошел почти вплотную. Уолтер увидел, как на его бортовых экранах медленно появляется изображение.

– Надо же. Господа, если мы продадим весь корабль – у нас наберется такая сумма? – усмехнулся Томас.

– Выведите на экран «изумруд», – скомандовал капитан в небольшой микрофон в петлице кителя.

Четыре темно-зеленые полосы – переговоры.

На борту корабля заплясали языки пламени.

– Мы разговариваем с ними общепринятой знаковой системой, а эти недоноски общаются с нами метафорами и картинками. Интересно, есть готовое изображение хоть одной подходящей части тела, чтобы их послать? – задумчиво спросил стоящий рядом студент.

– Герр Томас, мы так воодушевленно похватали мечи, а вы не расскажете, как они в небе пойдут на абордаж? – спросил Уолтер, которому ситуация начинала казаться все более бредовой. Он ни разу не присутствовал при захвате дирижабля.

Вместо ответа Томас кивнул на противника. Из-под гондолы выдвигались длинные крюки.

– Они же попросту уничтожат наш корабль.

– И с добычей уйдут на свой. Скажу честно, я никогда не видел таких кораблей, и такую технику используют редко…

– Все на нижнюю палубу, в левое крыло! – приказал капитан после недолгого молчания. – Выключите сигнал тревоги на нижних палубах! Передайте в Монсек, что нам нужна их причальная мачта и команда для встречи!

Уолтер хорошо понял, что означает последний приказ. Если их не захватят, то корабль в любом случае будет нуждаться в ремонте и придется делать пересадку.

– Команда пойдет вниз, пассажиры будут ждать в коридоре, не хватало толкучки… – распорядился капитан.

В коридоре горел белый утренний свет, отражающийся от белых стен. Уолтер стоял, положив руку на эфес и ждал неизбежного. По левую руку от него стоял Томас, задумчиво разглядывающий дверь.

– Уолтер? Куда отвезти вашу сестру, если вас убьют?

– Подальше от Альбиона и Кайзерстата, – попросил он. – А вашу мать?..

– К доктору Харрису. Оттуда ее заберет моя труппа, они следуют за нами. Спасибо вам.

– И вам. Но мы переживем этот день.

С нижней палубы раздался треск. Лязг металла и свист ветра.

– Сейчас прорвутся сюда, – спокойно сказал Томас, доставая кутласс.

Уолтер не слушал. Весь мир сжался до двери, из которой должны были появиться противники. Весь мир потерял звуки и цвета, вокруг была только стерильная, белоснежная пустота, звенящая тишина и дверь.