Текст книги "Забеременеть и потерять. История про прерывание беременности, и как это пережить"

Ожидание приговора

Приемное отделение нейрореанимации – это такое место, куда привозят откачивать, в основном, старичков. Коридор, пронзаемый прохладным ветром, сер и печален. Слышу, как привозят людей с благородными сединами, голоса врачей и медбратьев, как берут кровь и как решают, как быть с пациентами.

Очень холодно от ветра. «Лишь бы не простудиться» – думается. Мысленно обращаюсь к своей бусинке: «Моя крохотная горошинка, всё будет хорошо». И тут же добросердечная сестра разрешает мне небольшой переезд, в отделение, где наблюдают тяжелых больных. Саму реанимацию. Там потеплее и ветер будет прятаться за большой белой железной дверью.

В теплом проходном коридоре я ждала результатов люмбальной пункции. Размышляла и настраивала себя на лучшее. Только вот результат, который пришёл – неясный. Невролог решает оставить меня и сделать МРТ завтра утром.

Чтож. Поеду на отделение.

Представляете! Меня привезли временно в платную палату! Как там славно! Две коечки, свой душ и туалет. Чистое бельё!

А дежурная медсестра отделения поделилась кипяточком и заварочкой. Я остудила немного кипяточек, попила и легла спать. Утро обещало быть добрым. Я упорно верила в лучшее для нас с малышкой.

Утром ко мне приземлился подселенец! Шучу. Просто моей соседкой стала очаровательная бабуленька с фамилией на египетский лад. Шутки шутками, а печатать что-либо мне было тяжело. Поэтому семейный чат пополнился кружочками, где я сообщила о своих делах. И сыну позвонила, на Алису.

После завтрака медсестричка отвела меня на МРТ в соседний корпус больницы. С серого асфальтового парапета я вдохнула свежий воздух, он даже немного обжигал прохладой. Я следовала вниз по дорожке за белым халатом с легким чувством тревоги из-за неизвестности. На ресепшене администраторы МРТ-центра посочувствовали моему положению и помогли разобраться с бумагами и оставить вещи в ячейке. Соображала я туго и неважно слышала.

Оказалось, что в кабинете, где проводят процедуру, шумит магнит. Ого, какой аппарат! Внушительная белая труба. Я всё еще немного волновалась перед началом. Дяденька неласкового вида помог мне удобно устроиться в аппарате МРТ и дал мягкие наушники. Главное – лежать и не двигаться для четких снимков. Это я уяснила.

Лежалось, кстати, очень удобно даже с учётом довольно большого размера наушников. Я замерла, аппарат приступил к снимкам, а громкие щелчки меня немного испугали.

«Никакого страха. Это вредно для ребёнка» – подумала я.

И под мерное гудение, пощёлкивание, я начала говорить со своей бусинкой, про себя. Глаза предательски выдавали ручьи слёз, а внутри меня рождались все новые и новые слова о том, что мы справимся. Что я выдержу. Беременные гормоны добавляли мне чувствительности.

За 55 минут исследования я не шелохнулась, спасаясь своей мыслью о том, как мы с уже родившейся дочкой будем жить в своем доме. Дружной и крепкой семьёй. В голове я крутила фильм о счастливом будущем про нас с мужем и наших троих детей…

Уже в 11 был готов примерный результат и в семейном чате дрожащими руками я написала:

– Юра. Беда. Это тромбы в мозге. МРТ Подтвердило. Все очень плохо.

– ОМГ – ответила свекровь.

– И шо делать? – спросил муж.

А я просто…. Не знаю. Я в шоке. В каменном трансе. В оцепенении.

В тот же вечер приехал муж, чтобы забрать расшифровку. Для семьи у меня только плохие новости. Тромб и кровоизлияние. Причина неизвестна. Меня проверили на всё, что только можно. Сделали кучу УЗИ и назначили уколы. По словам лечащего врача – одна из самых худших ситуаций по МРТ для женщины 32-х лет.

Я лежу как мешком прибитая. Пока что просто лечусь… Неизвестно что дальше. Неужели мне придется потерять ребенка?

Следующим утром улыбчивая АМ (это мой невролог в больнице) заходит в палату с помощницей. От нее веет умиротворяющим спокойствием. Как если бы я внезапно оказалась смотрящей в море и вдыхающей бриз. Мне нравится верить ее профессионализму. Это очень успокаивает.

– Как у меня прогресс, АМ? – робко спрашиваю я, втянув голову в плечи.

Мне страшно услышать, что все ещё хуже. И еще сильнее страшно, что может пропасть последняя возможность носить свою детку под сердцем хотя бы 36 недель.

– Вы же сами видите, мышцы уже лучше. Ригидность почти прошла. Да и возраст такой, у организма больше силы восстановиться.

– Во мне теплится надежда, что из меня может быть и не надо никого удалять. – я неловко пытаюсь пошутить и улыбнуться.

АМ сохраняет серьёзное и задумчивое лицо:

– Соберемся сегодня с гинекологом, заведующей. Всё обсудим. Подготовьте вопросы.

– Спасибо!

Через полчаса придет муж. На консилиум. Теперь я на своей шкуре знаю, что такое «вопрос жизни и смерти». И лежу в холодном поту.

В голове крутятся мысли «а может я всё-таки вынесу? Может быть не инсульт?» Я до последнего хочу бодаться, чтобы сохранить ребёночка. И начинаю рыться в литературе, писать знакомым врачам.

У моего знакомого, врача-психиатра, жена работает гинекологом. Очень умная женщина, за докмед. И приятель помог нам с ней связаться. Она сказала, что патология достаточно серьёзная и без учёта беременности. Учитывая мой небольшой срок «прерывание выглядит наиболее удобным вариантом со всех сторон».

Очень думаю. Много думаю. Если это действительно тромб, то я могу умереть, тело не восстановится, беременность дает нагрузку. Уже позже, через полгода, я прочитаю про долю смертности 40% с таким диагнозом в одном из научных статистических исследований. У меня 10 недель. С двумя рубцами на матке искусственные роды не делают вроде…. Что, мне сделают, если что -то пойдёт не так, удаление матки сходу? Пугаюсь… Ладно, еще есть время подумать.

Может, у меня больше сил чем кажется? Клексан в лечебной дозе улучшает мое состояние – 100%. Но я реву. Реву. Реву… Нельзя заткнуть в себе эмоции. От слёз правда становится легче. И мне сейчас, как никогда, нужна помощь и поддержка.

У меня есть любимая подруга Катя. Она рыженькая, милая и красивая. Та девушка, которую любой фотограф будет звать пофоткаться. Обычно, я с ней не делюсь своими переживаниями, нервы крепкие. Но, в этот раз, я сама не тащу происходящее. Катя словно поняла меня на расстоянии, и сама написала в нужный момент:

– Тебе МРТ сделали?

– Да. – Отвечаю.

– Напиши, как будет понятно, что там.

– Конечно. Предложили прервать беременность.

– Софа… Ты будешь думать? Риски большие?

– Я не могу объяснить, просто нет сил. Лежу. Реву.

Мы сошлись на том, что нужно как можно больше мнений врачей получить. И я полностью сконцентрировалась на киберленинке, кокрейне и пабмеде. Меня интересовали исходы беременностей.

И, пока я болталась на волне исследований о материнской смертности, мне приходили сообщения от неравнодушных девочек с мамского форума…

– Моя любимая девочка, чем я могу тебе помочь?..

– Я с тобой, мне очень жаль, что так вышло.

– Я хочу, чтобы ты почувствовала, что я рядом.

И много-много других теплых поддерживающих слов… Это держало меня хоть немного на плаву. Тем не менее, я попросила пригласить в мою палату медицинского психолога. А пока я пыталась разобраться в себе, врачи изо всех сил пытались найти вариант поставить меня на ноги. Для повторного пересмотра снимков мозга пригласили специального профессора.

Ночью в темноте палаты я тихо-тихо шепотом разговаривала с животиком. Крошечный эмбрион наверняка сосал пальчик и задорно толкался ножками.

Я умоляла меня простить и, если Ей захочется, – снова прийти в мою жизнь. Десятки слов о том, что Ее любят. Десятки слов благодарности за то, что Она пришла в нашу семью и помогла обнаружить такое опасное заболевание.

Мой шепот слышала соседка. Надеюсь и малышка в животе.

А на следующее утро я опубликовала этот пост:

«Наутро лечащий врач смотрела мрт с профессором. Представляете! Целый настоящий профессор на огромном экране высматривал сосуды моего головного мозга. Чтобы я жила. Дышала. Выздоравливала.

Оказалось, что кровоизлияния вроде бы и нет и ситуация кажется лучше.

Завтра будет консилиум врачей. Снова. К 10 утра мой муж войдет в палату, чтобы услышать, что он может меня потерять навсегда, если что-то пойдет не так.

Я умная. Я читаю клинические случаи. На Английском. На русском. Когда врачи пишут, что случилось с беременными с такими же проблемами как у меня.

Дома побледневший плачет мой папа. Папа, который клеил пластыри на мои коленки и учил кататься на велосипеде. Папа, который от ужаса не может сказать мне ни слова.

Дома ревёт моя мама и говорит, что «Я не выдержу, если ты умрешь и сама вслед за тобой уйду».

Дома сидит мои Первенец и спрашивает: «Софа, когда ты приедешь? Через два месяца или две недели?». И дочка поднимает на папу взгляд с большими голубыми глазами «Скучно без мамы, когда она вернется». И даже если ситуация лучше, то могу ли я подвести этих людей, которые уже родились?

Мужа, которому нужна жена. Родителей, для которых я – их малюсенькая девчушка с белым хвостиком. Сына и дочь, которые любят меня больше всех на свете.

Могу ли? Правильного ответа на этот вопрос не существует. Ни у кого»

Здесь и добавить нечего.

Хорошо, что до меня дошла медицинский психолог. И мы с ней очень чудесно позанимались, обсудили мое состояние. Она предложила сделать технику квадрат Декарта, чтобы решить делать прерывание или нет.

Надо ответить на вопросы:

Что будет если я сделаю?

Что НЕ будет если сделаю?

Что будет если я НЕ сделаю?

Что не будет, если я не сделаю?

После ответов выбор становится всё более очевидным. Продолжаю реветь. Меня как могильной плитой придавило.

Это выбор без выбора.

Без выбора… Просто потому, что я могу умереть или стать инвалидом.

И когда настадл время сделать окончательный выбор, в палату приходят врачи. Невролог, заведующая и акушер из отделения гинекологии. Они здесь, чтобы всё мне разъяснить про мое состояние.

– Высока вероятность инсультов как геморрагических, так и ишемических. В таких ситуациях они смешанные. Беременность – колоссальный риск в вашем случае – врач грустно вздохнула.

Надо мной навис дамоклов меч судорог, преждевременных родов и возможной инвалидности и меня, и ребёнка. Внутренне я содрогаюсь и начинаю понимать, что всё. Это конец.

– Есть ли еще какие-то препараты, которые могут помочь? – спрашивает муж.

– Нет, при беременности только то, которое уже колем. Самое страшное, тромб может нарастать и с ним. Нет такого лекарства, которое гарантирует удачный исход беременности. Здесь еще отёк мозга, который не рассосётся из-за нагрузки на тело. – сочувственно говорит врач.

Мы с мужем переглядываемся, осознавая, что происходит. Он понимает мою мысль и говорит:

– В любом случае мы выбираем ее жизнь.

И я с ним согласна. Нам объяснили последствиях всех двух вариантов, легче не стало. А гинеколог добавила:

– Пережить, принять и переварить самое тяжелое, морально тяжёлое состояние.

У нас еще есть дня три, чтобы подумать. Пока что меня будут лечить как беременную. Врачи закончили консультацию и вышли из палаты. А нам… Нужно осознать решение. Я в состоянии шока. Полный ступор…

Мы с мужем обсуждаем это вместе. Это наше дитя. Наша крохотная бусинка, здоровая с бьющимся сердцем. И мы очень сильно не хотим ее терять.

Той же ночью между нами состоялся особенный разговор.

– Как же мы это переживем… – его начала я.

– Думаешь мне эта идея нравится?.. Просто я мыслю рационально. Нам разъяснили все риски и варианты. И я не готов рисковать настолько. Мы не отказываемся от этого ребёнка. Фактически, просим его немного подождать, собственно, для его же блага. Сейчас не время…

– Я переживаю, что наши с тобой отношения могут испортиться из-за такого опыта. – Как же мне больно это говорить…

Просто разрывает от вины. Всепоглощающей. Огромной вины. Не смогла родить, недоженщина. Вынуждена сделать аборт, недоженщина. НЕДОЖЕНЩИНА! И к поглощающей вине солью сыпется боль, уже не физическая, словно я ничего не могу сделать. Словно меня сейчас порвёт на осколки.

Муж, подумав, отвечает:

– Не могут испортиться отношения. Это всего лишь очередное испытание, конечно, самое жёсткое из тех, что было…

Ре-ше-но.

Я не могла перестать кричать от ужаса, что беременностИ пришёл конец

В это утро мне принесли форму на медицинское вмешательство. Написала: «Даю согласие на Прерывание беременности». Подпись. Больше нельзя ничего изменить.

Я задыхалась от ужаса и вереницы мыслей, которые похожи на уколы под кожу. Доктор предложила мягко-премягко передумать. Но выбора нет. Либо я, либо беременность.

Тут как в кино. На одной чаше весов – жизнь ребенка скорее недоношенного и роды с преэклампсией и моим инсультом. На другой – мои двое детей, родители, муж и старая бабушка и мое однозначное выздоровление.

Приходила мысль, что может я – великая грешница какая-нибудь? Я не обманывала, не воровала, помогаю людям всю жизнь, привела в этот мир кучу детей других женщин, спасала потерявшихся детей. Где ж я так накосячила-то? Черт знает.

Мысли роились, а мне оставалось всего пару часов быть беременной. Сердце моё разбито на тысячи осколков. Внутри себя я рассуждала: «Но выбор должен быть в пользу здравого смысла…. Мне сделают МРТ с контрастом, поймут, что с моим организмом и скорее всего полностью вылечат.»

Вчера, перед прерыванием беременности, я написала письмо крошке в животе:

Милая моя крошечка.

Тебе всего 10 недель, а ты уже стала моим ангелом-хранителем, спасительницей моей семьи.

Маленькая храбрая крошечка, я люблю тебя всем сердцем с самого первого дня как о тебе узнала. Я уже придумала тебе комнату, имя и представляла как буду тебя смешить и целовать в носик.

Моим планам не суждено сбыться, хотя я готова была стать твоей мамой. В моем мозге что-то странное и беременность может меня убить.

Ангелочек, я не могу подвести твоих братика, сестричку и Папулю. Они уже здесь, и я одна у них.

А ты, если захочешь, приходи в другой раз, к нам или к другой маме. Пока полечусь. А ты – спасла нас. Это ты подарила мне жизнь дальше. Принимаю подарок с любовью.

И отпускаю тебя.

Лети моя милая крошечка.

Спасибо за всё.

Твоя спасённая почти-мама.

19.10.2023

Кстати, прежде чем подписать бумагу, я спросила не менее 7 разных врачей из разных городов – какие у нас шансы. Можем ли мы как-то выкрутиться. Нет. Потому что есть признаки воспаления оболочек головного мозга, которые могут оказаться менингитом или чем-то хуже. А тромб синусов мозга – очень и очень редкая вещь у беременных.

Мужа в этот день видеть мне не хотелось, и я попросила приехать любимую подругу Катю. Только ей я могу доверить видеть меня такой размазнёй. Ее милота и очарование всегда вызывают положительные эмоции у меня. Человек она такой, волшебственный! Человек-антидепрессант.

Чтож… Ожидание тянулось, бабулечка-соседка пыталась меня поддержать и подбодрить. А к 13 часам меня погрузили на каталку и повезли на последний этаж. Каждая неровность, по которой проезжала каталка, отзывалась чугунной болью в голове. Этаж светлый, хороший. Большие солнечные окна и пахнет слегка хлорочкой. Тут как-то одиноко, словно до меня никому дела нет. Я почувствовала себя брошенной и беззащитной. Наедине со своим молчаливым приятелем – ужасом бытия.

Здоровенная табличка «Смотровая» меня удивила – что, еще и осматривать будут? Перед операцией-то. А вот и нет! Смотровая оказалась операционной. Сюрприз!

Мне с горем пополам (напомню – я всё еще не могла сидеть или стоять) помогли забраться на кресло. Распахнутой Изольдой к окошечку. Вот стыдоба-то. И чайки в небе летают.

Зашли белые халаты. Видимо, это те, кто будет проводить прерывание. Одна из них с опытом 44 года. Я подумала, что она красивая. Блондинка. Пышные короткие волосы. Я с ней мило поболтала, она недалеко от меня живет. Надо же! Этот небольшой «разговор ни о чём» помог слегка расслабиться.

А вот и чинно вошёл в смотровую анестезиолог. Церемониться и беседовать со мной он особенно не стал, сел себе у стола и начал командовать процессом. Слышала, как он назначает пропофол и что-то там еще.

К моей напряженной руке прикасается кто-то из персонала, кажется женщина, и колет в руку. Щипучка! Я ору от боли. Щиплет так, что сил нет терпеть. Она резко вынимает иголку и переглядывается с анестезиологом:

– Я в вене была!

Девочки, это самый ужасный момент моей жизни. Нервы лопаются как лава прорывает жерло вулкана. Я визжу, а медсестра переходит к другой руке и начинает заново все приготовления.

Вокруг меня сгрудились врачи, пытаясь понять – чего это я горланю? Дури-то во мне много. Ору как пьяный матрос. Как умалишенная. А я просто мать, которая теряет последнюю надежду обнять свое дитя. Навсегда.

Никогда не почувствую ее шевеления, тепло маленьких ручек, не покормлю вкусным молочком. Ни-ког-да!

В голове тотальной болью взрывается мысль: «Это конец моей девочке!»

Визг отчаяния вырывается из моего нутра, и я начала люто трястись.

– Я испугалась. Просто испугалась. – еле выговариваю слова врачам.

И начинаю реветь во все горло. Просто адски. Весь этаж наверно слышал… Как еще может кричать мать об убитом ребенке… «Моя Олеся, ПРОСТИ МЕНЯ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ» – только это в голове.

Стремительно разрывающий микс из вины, боли, страха и неотвратимости потери маленького моего человечка, пронизывает меня, и я не могу это выдержать. Просто кричу.

Укол.

Наркоз берет за 30 секунд. И я начинаю ловить галлюцинации.

Вижу мужа за столом, психоделические картинки и сознание словно отдельно от тела… Потолок… Какие-то лампы светят…

Как жить дальше?

– Где я? – мямлю.

– Вы в больнице.

На каталке везут обратно в неврологию. Начинаю пускать слюни, боюсь ими захлебнуться. Страшно, вижу кружащийся потолок. Сестрички заботливо вытирают слюни. Трясут меня немножко:

– Софа. Софа. Софа. Очнись.

Из меня вытекает спутанная полубезумная речь:

– Катя! Где моя Катя! (Это я волновалась, что не успею к приходу Кати).

Довезли до палаты. Наркоз начинает отпускать, уже получше. Я в слезах тоже что-то ору про Катю и рассказываю, что убила своего ребенка и прошу прощения. Словно в лихорадочном бреду умоляю Олесю, богов, маму, мужа и кого-то еще простить меня…

Бабушка-соседка гладит меня по голове и потом тихонько скукожившись рыдает на своей кровати. И лежим мы, ревём. Одной 32 года. Другой 85. Скорбь невыносимо повисла в воздухе, его можно было ножом резать. Полная весёленькая медсестра, которая пришла меня проверить, тоже плакала вместе с нами…

Хоба! В нашем трауре мелькает яркая молния добра и любви!

В палату врывается с улыбкой моя Катя, которую я ждала. Я наконец улыбаюсь и начинаю успокаиваться. Подружка в уютном мягком свитере, разрешает мне его потрогать и погладить. Мне становится намного легче. Тем более, что она принесла мне вкусные гостинчики, которыми можно позже полакомиться.

Катя весело чирикает про своих детей, про покупку попугая и я словно возвращаюсь в жизнь. В реальность. И тут я замечаю, что подо мной кровавая лужа. Вот этот момент я не предусмотрела… Катя пригласила полненькую медсестричку, которая выдала новое бельё. Никто меня не предупредил про кровь! Опять стыдно. Да чтож такое, то рогатку мою в окно поставят, чтобы чайки любовались, то теперь это.

С трудом переборов стыд, я прошу Катю помочь мне с бельем, пока я отмоюсь от крови в душевой. Там, в душе мне снова хочется рыдать, но я понимаю, что всё уже кончено и хоть плачь, хоть не плачь. Просто всё.

На этом чистом белоснежном белье я пролежу еще несколько дней… Когда Катя ушла, я написала пост в своем блоге о том, что все прошло хорошо и я жива.

Девушки желали мне выздоровления и выражали поддержку. А одни слова тронули меня больше всех…

– Пусть твой ангелок всегда рядом оберегает тебя и дальше следит за твоим здоровьем.

И я подумала. А ведь если бы я не была беременна… Не пошла бы к платному врачу и не начала бы лечение… И действительно могла бы умереть?

Следующую неделю меня штормило виной. Перед мужем. Я писала ему полную дичь (муж, прости!):

– Я просто хочу умереть

– Найди новую жену, которая умеет вынашивать и рожать детей.

– Не хочу я жить. Убийцы должны умирать.

Он держался молодцом и говорил мне те самые слова, которые мне были нужны. Что любит меня и мы ВМЕСТЕ выдержим это жестокое испытание. Хотя ему самому приходилось несладко.

А мне действительно совсем не хотелось жить. В нашей семье никто не делал абортов. Ни у кого не было такого опыта. Никто, кроме мужа, не мог найти слов для меня.

Первые дни у меня в голове звучала мысль «Моя Олеся» и происходил неконтролируемый приступ потока слез. Потом эта пластинка сменилась на «это не со мной».

Благо, что со мной еще раз позанималась медицинский психолог. Прямо в больнице. Удивительно тактичная грамотная женщина. Плакала я гораздо меньше, чувствовалось облегчение страданий.

Дальше в больнице мне сделали еще ряд тестов и анализов, выписали под наблюдение невролога домой и начался мой путь к физическому и моральному восстановлению.