Текст книги "Эхо Миштар. Север и юг"

– Что-то мне этот ваш совет заранее уже не нравится! – в сердцах бросила Фогарта. Купец, не привыкший к быстрому говору шимри, заинтересованно подался вперёд:

– Как-как ясноокая госпожа изволит говорить?

– Я изволю пожелать вам удачи, о почтенный Габри-Алир арх Салам, – вздохнула она. – Как говорят у нас на востоке, удача нужна даже правым.

– Верно, верно говорят, – закивал купец.

На то, чтобы вежливо и витиевато закончить беседу, у Фогарты не было ни сил, ни достаточно познаний в южных наречиях, а потому она бессовестно воспользовалась репутацией киморта и попросту углубилась в чтение собственных конспектов по лекарскому искусству. Купец благоговейно вздохнул и удалился.

Тем же вечером к Фог во время ужина подошёл телохранитель Иаллама и бросил невзначай:

– Мех береги.

Сначала она не поняла, о чём предупреждение, но затем спохватилась и убрала свою флягу с водой в сундук, накрепко запечатав крышку морт. Рыжий, заметив это, одобрительно кивнул. Ночью в лагере то и дело слышались какие-то шорохи и шепотки, но утром всё пошло своим чередом: торопливый завтрак, сборы под причитания Югиля, свистящее сопение разбуженных тхаргов…

Дабур медленно поднимался из белых песков – иссохший остов, тень от тени прежнего величия. Чем ближе подходил караван, тем выше казались стены и тем яснее можно было различить бреши в них. Тёмно-синий камень с белыми разводами, когда-то отполированный до блеска силой морт, ныне стал ноздреватым, причудливо изъеденным ветром и солнцем. Многие зубцы обрушились, площадки для катапульт даже издали выглядели заброшенными, и только смотровые башни, аккуратно «залатанные» светлым пустынным гранитом, всё так же высились над неровной линией стен.

Крохотная зелёная клякса оазиса рядом с Дабуром почти терялась.

– Три часа пути осталось, не больше, – негромко произнёс Иаллам, нагнав Фогарту. Она скосила на него взгляд и фыркнула: судя по осанке, рыжий сегодня не поленился надеть кольчугу под пышные южные одежды. – Пора бы нам причину придумать, чтоб вместе в город войти и там не расставаться… Как у тебя с пустынными наречиями, киморт?

– Плохо, – нехотя созналась Фог. – Я бегло говорю на лорги, знаю многие мёртвые языки и все диалекты Ишмирата, а вот из пустынных наречий говорю только на том, что купцы используют. Но и его знаю не слишком хорошо.

– Ну, значит буду тебе переводчиком, – усмехнулся рыжий. – Ты под своим именем в город въедешь?

– Да, – уверенно ответила Фогарта. – У меня в сундуке именная печать из цеха кимортов Великого Ишмирата. – «…ученическая, но кто об этом знает?» – А почему ты спросил? Есть причины скрываться?

– Я думал, у тебя есть, – вкрадчиво предположил он. – Ты ведь до сих пор не назвала мне своё имя…

– Фогарта Сой-рон, – чётко произнесла Фог, инстинктивно расправляя плечи, чтобы выглядеть увереннее.

«Цех всё равно не сунется в пустыню. Я никому не говорила, что у Алаойша сброс. А Дуэса наверняка думает, что убила меня. Я ничем не рискую… Почти».

Убедить себя в этом до конца не получалось.

В это время караванщик наконец заметил, что Фог нашла себе неподобающего собеседника, и засуетился. Подозвал одного охранника, второго и поспешно направил тхарга прямо к ней, вздымая целые волны мелкого песка. Иаллам беззвучно рассмеялся и сделал знак своему человеку подъехать ближе.

Что-то сухо щёлкнуло – совсем как стреломёт, когда его незаметно заряжают под широкой полой верхней накидки.

– Сей путник изволит надоедать вам, о ясноокая госпожа? – залебезил Югиль. – Только слово скажите – и я…

– Мы с этим человеком заключили сделку, – по-северному деловито откликнулась Фогарта, перебив караванщика. – Мне нужен переводчик. Да, кстати, скоро ли мы приедем? До оазиса вроде не так уж далеко, – лениво перевела она тему разговора и зевнула.

Югиль подозрительно скосил глаза на Иаллама. Тот весело мурлыкал себе под нос что-то несусветно непристойное – на лорги.

– Три часа, не больше, клянусь, о ясноокая госпожа! Да сопутствует вам удача на долгом пути.

Отозвав охранников, Югиль вернулся в самое начало каравана.

– Подозревает, паршивец, – хмыкнул Иаллам. – Точнее, уверен, что я осведомлён об эпидемии, и боится, что я тебя предупрежу. А вы, киморты, легки на расправу, как говорят. Правда это, кстати?

– Кто знает, – ответила Фог и склонила голову набок, подражая Сидше. – Морт – не яд и не сталь, следов не оставляет.

Смеяться на сей раз Иаллам почему-то не стал.

Вблизи оазис оказался больше, чем ожидалось: озеро около двадцати шагов в длину, деревья с узкими листьями, хижины из глины и известняка, два колодца под навесами… От оазиса и до городских врат тянулась мощёная дорога, полузанесённая песком, и было очевидно, что её давно не расчищали.

Югиль-Далар арх Югиль торопился уже неприлично. Не дожидаясь, пока все подтянутся к месту стоянки, он начал сгружать с повозок скарб и перепрягать ездовых ящеров. Некоторые путники забеспокоились, но караванщик состроил жалобную физиономию и запричитал, что день, мол, потерян из-за садхама, нагонять теперь надо… При расчётах кому-то сбросил монету, кому-то две – и вопросы прекратились.

Фог только зубы стискивала, наблюдая за этим, и напоминала себе, что шумиха ей ни к чему, а назад караванщик всё равно никого не повезёт.

Вскоре Югиль тронулся в обратный путь, подгоняя тхаргов. Пустые повозки удалялись так быстро, что вскоре они превратились в облако пыли посреди сияния песков.

«Точка невозврата».

Некоторые из путешественников сразу отправились к воротам. Другие задержались в оазисе, чтобы привести себя в порядок перед тем, как въехать в город: умыться, сменить дорожную одежду на торжественную, подобающую случаю, и положить за отворот пояса мешочек с благовониями. Вот тут-то и вскрылся обман.

– Эй, эй, почтенные, а у меня мех-то дырявый!

– Глядите-ка, и у меня!

– И у нас тоже… То-то, чую, ноша полегчала!

Во всеобщем гомоне Фог тихонько спросила у Иаллама:

– Это Югиль сделал?

– Его люди, – шепнул рыжий. – Чтоб никто за ним в погоню не пустился. Тхарги-то бегут быстро, но долго темп не выдерживают. Даже пеший мог бы караван нагнать, если б день и ночь шёл, но без целого меха, без запаса воды ни один безумец в пустыню не сунется. Два варианта остаётся – или в город идти, или тут сидеть. Но в оазисе, видишь ли, есть нечего. А из города обратно никого не выпустят.

– И что, люди обречены?

– Тс-с! – Иаллам по-ишмиратски прижал палец к губам, оглядываясь. Но все были слишком увлечены спорами о том, кто испортил мехи, чтобы слушать чужие разговоры. – Три четверти из них знали, на что шли. В кого ни ткни, попадёшь в убийцу, контрабандиста или мародёра. Нельзя раскрывать себя. Если до городского совета дойдут подозрительные слухи, то нас с тобой отравят при первой же возможности. И тогда конклав не узнает правды о том, что здесь происходит, и погибнет куда больше людей!

Фог вздохнула, сдаваясь. Иаллам говорил разумно.

– Но мехи-то я могу починить, если ко мне обратятся?

Рыжий так посмотрел, что ей стало стыдно.

Вопреки ожиданиям, никто и не подумал просить киморта починить флягу или мех. Фогарта побродила немного по оазису в поисках Габри-Алира с его семейством, но никого не нашла, и лишь потом заметила яркую голубую накидку одной из жён купца около городских ворот. Вспомнился маленький ребёнок, которого женщина укачивала вечерами, и сердце у Фог защемило.

«Только бы они не погибли».

– Ну что, идём? – тронул Иаллам её за плечо.

– Мы? Ах да. Сейчас, – откликнулась она, чувствуя себя соучастницей убийства. – Ты не пил воды в оазисе?

– Ты меня за кого принимаешь? – рассмеялся рыжий. Но Фог было не до веселья:

– Вот и хорошо. Я пока не знаю, где может быть источник заразы… Если в городе правда эпидемия. Ты в этой одежде будешь ходить?

– Да, – ответил он на сей раз коротко, без насмешек. Понял, видно, что сейчас перед ним киморт за работой, а не взволнованная девчонка.

– А твой телохранитель?

– И он тоже. У нас не так много сменной одежды, по правде сказать.

– Тем лучше, – сказала Фог, пытаясь отогнать от себя дурные мысли. «Дети… дети ни в чём не виноваты, почему он потащил их с собой?» – Я сейчас окутаю ваши одежды особой морт. Так зараза не коснётся вас – только воздух, необходимый для дыхания. Пачкаться одежда тоже не будет, по крайней мере, десятидневье точно. Пищу и воду для питья мне придётся проверять, а от мытья пока лучше воздержаться.

– Невелика беда, – хмыкнул рыжий. – На худой конец, смочу тряпицу чистой водой и оботрусь, если от меня так разить начнёт, что ты шарахаться будешь.

Фог покраснела и нервно поправила герку, радуясь, что за тёмным стеклом румянца не видно.

– Пока я не узнаю, что это за болезнь, лучше не есть вовсе, а дышать только через шарф. И герку не снимать – иногда зараза через глаза передаётся, – добавила она, не углубляясь в подробности. – А теперь замри, я буду вкладывать в морт стремление.

Иаллам послушно застыл, точно кукла, и охранник его тоже.

«Мысль – стремление – энергия».

Эта схема была уже столько раз отработана за последнее десятидневье, что Фогарте понадобилось всего несколько секунд, чтобы справиться.

– Закончила уже? – удивлённо переспросил Иаллам, когда Фог присела на край сундука, переводя дыхание.

– Да. Можем идти.

Путь до городских ворот занял не больше двадцати минут. Чем ближе они становились, тем сильнее напоминали Фогарте пасть какого-то исполинского хищника, вроде глубоководных рыб. Стоило подойти очередному путнику-жертве, как створки гостеприимно распахивались, зубчатая решётка поднималась. Но, как только новый человек оказывался внутри, «челюсти» тут же схлопывались.

Заранее приготовленная печать так и не понадобилась. На женщину-чужеземку, пусть и восседающую на парящем сундуке, стража размениваться не стала. Говорить стали сразу с Иалламом, причём не на общем для всего юга наречии купцов и путешественников, а на одном из местных певучих диалектов, которого Фог не знала.

«Забавно. Получается, что наш выдуманный контракт стал настоящим».

Выслушав начальника стражи, Иаллам покивал, что-то пропел в ответ и обернулся к Фогарте:

– Тут спрашивают, где твой муж, – ухмыльнулся он. – И зачем ты приехала в Дабур. Что скажешь?

– Правду, – пожала плечами Фог. – Что я – свободный киморт из рода мастеров Сой-рон, и род сей находится в особой милости у Великого ишмы, что моим учителем был могущественный киморт из рода Та-ци, а потому этому городу оказана великая честь уже потому, что я обратила на него своё внимание. О своих целях я расскажу человеку надлежащего ранга и древнего рода.

Иаллам как-то странно хрюкнул, словно смешком подавился, однако быстро справился с собой и снова затянул песню на пустынном наречии, явно добавляя в перевод витиеватости и пышности. Сложно было сказать, что произвело на внимающих большее впечатление – древность рода Фог или её статус киморта, – но начальник стражи, едва дослушав ответ, состроил масленую физиономию и предложил «ясноокой госпоже» отдохнуть от тягот путешествия в чайной, которую-де содержит его старший брат.

– Это только называется «чайная», – тихонько пояснил Иаллам. – Там наверху обычно комнаты сдаются, и неплохие. Так что соглашайся, но платить не торопись. Если всё пойдёт, как я думаю, к вечеру тебя уже пригласят в городской совет и предложат сделку. И тогда – не прогадай с ценой. С этих южан лучше побольше брать, они сразу тогда уважать начинают.

– Спасибо за совет, – невольно улыбнулась Фогарта. – Передай, что я согласна. Пусть указывают дорогу к чайной.

В провожатые начальник стражи отрядил щуплого парнишку в лёгкой накидке и пышных штанах, как у всадников-арафи. Он отвесил низкий поклон и поманил за собой в один из узких проулков, отходящих от площади.

– Про эпидемию пока ни слова, – шепнула Фог, склонившись к Иалламу. Тот кивнул:

– Ни слова. Но площадь пуста, ни одного прилавка, ни одного зазывалы… да что там, даже нищих нет.

– Может, из-за жары?

– Это для нас с тобой жара, а для них – обычное дело. Верно, Хаким? – обернулся рыжий к своему телохранителю.

– Да, господин, – пробасил он, явно не слишком вдаваясь в суть вопроса.

– Ни повязок, ни масок у стражи не было, – продолжила рассуждать вслух Фогарта. – Больных я пока тоже не увидела. Значит, зараза передаётся не через воздух.

– Хотелось бы верить, – скептически откликнулся Иаллам. – Слушай, киморт, а как ты можешь определить, здоров человек или нет?

– Сейчас на взгляд прикинула – лихорадки нет, запаха дурного нет, держатся люди уверенно, – созналась Фогарта неохотно. – Но вообще обычно сквозь человека пропускают морт, наделённую особым стремлением.

– Ты раньше такое делала?

– Конечно! – оскорбилась Фог, предпочитая умолчать о том, что это было только под присмотром Алаойша.

«Ничего. Яды в пище я научилась отыскивать. Вряд ли разглядеть болезнь в человеке будет сложнее».

Чайная неуловимо напоминала тот питейный дом, в который завёл Фогарту капитан Сидше. То же безлюдье, такой же молчаливый хозяин… Только вместо запахов еды – нестерпимо густой аромат благовоний. На втором этаже было жарко, точно в печи, хотя неведомый архитектор и предусмотрел хитроумную систему отверстий в стенах, благодаря которой по комнатам постоянно гуляли сквозняки. Мальчишка-провожатый, так и не вымолвив ни слова, поклонился и исчез; хозяин же пока не спешил подниматься и требовать плату за жильё и за чай со сладостями.

– Выжидают, – хмыкнул Иаллам, присаживаясь на сундук рядом с Фог. – И подслушивают, наверное. Через те дырки, к примеру, – указал он кивком на воздуховоды.

– Или пытаются уморить жарой, – пролепетала Фогарта, чувствуя, как сознание начинает меркнуть. – Так. Всё, хватит! Натерпелась.

Морт всколыхнулась, повинуясь воле киморта, и сгустилась внутри комнаты – а затем расплескалась тонким слоем по стенам, полу и потолку, затянула невидимой плёнкой окна. Сразу повеяло прохладой. Фогарта блаженно растянулась на сундуке, потеснив рыжего.

– Невидимое заграждение. Оно отсекает звуки и остужает воздух, – пояснила она вслух для Иаллама и его телохранителя, которые заметили перемены, но явно не поняли, что произошло. – Долго без мирцитовых капсул не продержится, пару часов разве что, но нам больше и не надо. Теперь можно говорить свободно. Чай и сладости я попозже проверю, только отдохну немного…

«Немного» закономерно превратилось в здоровый дневной сон. И снился ей какой-то город в горной долине, суетливый и опасный; высохший фонтан на центральной площади; светловолосая женщина, бьющая девочку по щеке; эстра, одетый как кьярчи, – так похожий на Алаойша, только абсолютно седой…

Проснулась Фогарта отчего-то с мокрым лицом. Иаллам тряс её за плечо.

– Что случилось? – Она присела на сундуке, щурясь.

– В дверь колотят, кажется, – сообщил рыжий. – Видишь, как трясётся? Но звука нет. Твоих рук дело?

Фог ойкнула – и торопливо сдёрнула полог из морт.

… стук в дверь был более чем отчётливым.

Открывать пошёл Иаллам. Сразу он посетителей не впустил – сперва расспросил подробно, кто и зачем пожаловал, шёпотом переводя на лорги самое важное.

– Посланники из совета, шестеро, на ужин приглашают. Приехали на повозке, запряжённой тхаргами. Я уже сказал, что ты согласна.

– А меня спросить? – ворчливо поинтересовалась Фог, сгущая морт перед лицом на манер защитной маски – надевать вечером герку было как-то глупо.

– А ты бы отказалась? Да брось, – отмахнулся Иаллам. – И накидку одёрни, с голыми ногами здесь только рабыни-танцовщицы ходят.

Фог подавила приступ недовольства и послушно оправила накидку – рыжий был абсолютно прав, хотя его фамильярность изрядно раздражала.

Посланники совета оказались людьми ничем не примечательным. Двое вельмож – бритые головы, красные ранговые татуировки, и при каждом по телохранителю и по слуге. Фогарту вежливо поприветствовали, но говорить с ней и не пытались – ни в чайной, ни потом, по дороге. Иаллам тоже помалкивал, делая вид, что он действительно всего лишь наёмный переводчик, и с некоторой завистью поглядывал на Хакима, которому пришлось бежать за повозкой вместе с остальными слугами и телохранителями. Фог скучала и, пользуясь случаем, разглядывала окрестные пейзажи. Она подозревала, что любоваться ими ей придётся ещё долго – хорошо, если только одно десятидневье.

Сейчас, после захода солнца, город стал похож на изрытое кротами поле, окружённое забором. Поспорить высотой с крепостной стеной могли разве что иглы храмовых колоколен и башни звездочётов, больше похожие на грибы на тонких-тонких ножках. Между приземистыми домами бедняков то здесь, то там проступали в лунном сиянии, точно миражи, роскошные дворцы богачей, окружённые садами. Порой дорога ныряла под землю, в длинные туннели, и тогда единственным источником света становился фонарь на крыше повозки. Вдалеке что-то постоянно звенело на одной ноте, как медная струна, которую дёргали вновь и вновь. Пахло раскалённым камнем и до тошноты сладкими благовониями.

Резиденция совета видна была издалека: это оказалось едва ли не единственное здание, где горели почти все окна.

Фог встретили на ступенях – уже пятеро вельмож с подобающим количеством прислуги и телохранителей – и проводили в просторный зал, отделанный белым мрамором. По углам стояли жаровни, где курились те же приторные благовония. Сидеть можно было только на напольных подушках, и Фогарта пожалела, что оставила сундук в чайной. Впрочем, долго скучать не пришлось. Через несколько минут отворились двери в другом конце зала и явилась новая делегация, состоявшая на сей раз из двух десятков человек. Во главе её важно вышагивал долговязый старик в ярко-алом одеянии и с таким количеством татуировок на лысой голове, что издалека чудилось, будто с неё сняли кожу.

Старик великодушно позволил Фогарте устроиться на подушках и затем сел напротив. Слуги подали чай, фрукты, пресные лепёшки и тонкие полоски вяленого мяса в специях.

Уроки Сидше не прошли даром: в некоторых плодах, в напитке и в мясе Фог с лёгкостью отыскала тот самый состав, который развязывал жертве язык. Одним жестом удалив лишние примеси с помощью морт, она пригубила чай и с улыбкой посмотрела на старика, ожидая, когда тот заговорит. Он не заставил себя ждать; Иаллам стал переводить, уже без шуток.

– Я – Абир-Шалим арх Астар арх Мирилам арх Экель, – торжественно начал старик, не поленившись перечислить своих предков вплоть до прадеда. – И мне поручено высочайшим повелением совета говорить с вами, о ясноокая госпожа Сой-рон.

– Честь для меня, – склонила голову Фог. – Я – Фогарта Сой-рон, киморт из Шимры. Но об этом вам уже доложили, похоже.

– Доложили, – не стал отпираться Абир-Шалим. – А вот о целях прибытия к нам, в Дабур, умолчали.

– Меня привело любопытство, – не моргнув глазом, солгала Фог. – Дабур был когда-то возведён кимортами. Стены созданы из песка и чистой морт, и некоторые дома, кажется, тоже. Я бы хотела поближе разглядеть их. Если, конечно, это будет дозволено городским советом.

Старик спрятал улыбку за пиалой с чаем.

– Вот здесь и таится маленькая трудность, о ясноокая госпожа. Будь сие в моей воле, я бы тотчас даровал вам дозволение, да, тотчас же! Однако нас постигло несчастье. О нём я и хочу поговорить с вами – не как с путешественницей, но как с кимортом.

– Мои услуги дороги, – вскользь бросила Фог, памятуя о совете Иаллама.

– Дабур богат. Вы не останетесь разочарованы, о прекраснейшая.

– И времени у меня не так много. Я должна вернуться в цех по истечении двух месяцев, иначе за мной вышлют людей, – добавила Фогарта. Старик любезно улыбнулся – последнее замечание явно ему не понравилось.

– У такого многоопытного киморта, как вы, наша ничтожная просьба не отнимет много времени.

– И на любой заказ должно быть подписано соглашение в трёх экземплярах – для меня, для вас и для цеха кимортов в Шимре, – упрямо гнула свою линию Фог. Иаллам сохранял невозмутимое спокойствие, но губы у него уже начинали иногда подрагивать.

– А если это будет не заказ, а дружеская просьба? С вознаграждением, щедрым вдвойне?

Торг продолжался ещё около получаса. Всё это время Фогарта нудно перебирала правила цеха и коллекционировала приторные улыбки старика. К концу беседы её уже мутило – то ли от этой сладости, то ли от благовоний, то ли от бесчисленных пиал чая. Но наконец детали были обговорены, и Абир-Шалим произнёс заветное слово:

– Эпидемия. В Дабуре эпидемия, и лекари бессильны.

– Много человек уже погибло? – спросила Фог странно высоким голосом. В горле у неё першило.

– За полгода – десятая часть города, – ровно ответил Абир-Шалим. – Числом восемь тысяч. Сперва умирали десятки, потом сотни, а ныне это проклятие забирает две тысячи добрых горожан за одну луну, и так все три последние луны…

Фог расспрашивала ещё и ещё, старик отвечал обстоятельно и уверенно, точно заранее подготовил ответы – или слышал уже большую часть вопросов от кого-то другого. Идеальная память киморта сохраняла малейшие подробности разговора. Картина постепенно складывалась, и чем дальше, тем меньше она нравилась Фогарте.

Выходило, что эпидемия началась полгода назад или даже раньше. Сперва новую болезнь приняли за обычную «сушь» – пустынную лихорадку. Но симптомы на поздних стадиях сильно различались, а вскоре городские лекари поняли, что никакие привычные средства не работают. На помощь призвали мастеров – и тут-то и выяснилось, что люди, имевшие дело с морт, погибли самыми первыми, все до единого.

Когда Фог услышала это, её замутило от инстинктивного ужаса.

– И много было у вас мастеров?

– Вольных – четверо, рабов – с десяток, – посоветовавшись со свитой, произнёс Абир-Шалим.

– А кимортов? – уточнила Фогарта.

– Своих кимортов у нас никогда не рождалось, а чужие заходят редко. За десять лет один был, и тот ушёл задолго до эпидемии.

– А эстр? – с замирающим сердцем задала она тот вопрос, ради которого и приехала в Дабур, но старик только покачал головой:

– Эстр я на своём веку вовсе не видел, а живу здесь уже восемьдесят лет.

Духота из-за благовоний на секунду показалась Фог такой нестерпимой, что взгляд заволокла пелена.

«Значит, учителя здесь не было. Дуэса лгала… Теперь нет сомнений».

Только сейчас она поняла, что в глубине души всё же надеялась отыскать его именно здесь, что бы ни говорили доводы рассудка. Абир-Шалим продолжал объяснять что-то, но слова звучали где-то невозможно далеко, точно на другом краю мира.

– …ясноокая госпожа?

– Прошу прощения, – откликнулась Фог, превозмогая дурноту. Иаллам глядел встревоженно и оттого казался младше на несколько лет. – Я… я родом с севера, и жаркие ветра пустыни мне непривычны. Прошу, продолжайте. Что вы начали говорить о симптомах?

– На «сушь» похоже, – вполголоса пробурчал под нос рыжий, но послушно перевёл долгую речь Абир-Шалима заново.

Фог с трудом заставила себя вслушаться. В висках билось настырное: «Его здесь нет, нет, нет, нет…»

– …Начинают сохнуть губы и появляется жажда. На десятый день начинается лихорадка, и, сколько бы человек ни пил, за три дня он иссыхает так, что плоть прилипает к костям, а глаза чернеют. Умирает он на двадцатый день. Не желает ли ясноокая госпожа взглянуть на одного такого? Лекари говорят, что его мучения оборвутся не дольше чем через три часа.

– Взгляну, – героически пообещала Фог, хотя больше всего ей хотелось забиться под крышку своего сундука и провести там в неподвижности и ночь, и утро, и весь следующий день. – Ведите. А среди лекарей много заболевших?

– Столько же, сколько и среди других, – ответствовал Абир-Шалим. – Мы пробовали оставлять больных без лечения, сжигать мёртвых и даже их жилища, однако меньше больных не становилось. Если в некоем доме болезнь забрала одного человека, то вскоре она заберёт ещё одного.

Фог это показалось очень интересным:

– Ровно одного? А бывало, чтоб вымирала разом целая семья или даже улица?

– Поначалу было, – уклончиво ответил старик. – Я велю передать вам записи лекарей.

– Да, пожалуйста, – живо откликнулась Фог. Таинственная эпидемия всерьёз заинтересовала её. К тому же вертелся в памяти один из рассказов Алиша о событиях времён пятидневной войны…

Больного, как оказалось, поместили в лабораторию недалеко от дворца. Лекарь, сопровождающий теперь Фогарту вместо Абир-Шалима, рассказал, что зараза передавалась не через контакт, не через питье и не через воздух, а неким иным, пока ещё не выясненным способом. До того как у больного чернели глаза, он не был заразен. А вот любой, кто оставался с ним после, мог заболеть, как бы ни защищался.

– Чудеса, – пробормотала Фогарта. Иаллам встрепенулся, услышав говор шимри. – Не слишком это похоже на болезнь.

– А на что тогда? – наклонился к ней рыжий.

– Не знаю, – пожала плечами Фог, отталкивая его машинально, как любопытного кота, увивающегося вокруг ног. – На гриб, может. Только на такой, у которого вызревают не тысячи спор, а всего несколько. Может быть, даже одна… Точнее не скажу, покуда не увижу больного.

– Не нравится мне это, – подытожил Иаллам и вернулся на своё место, по правую руку от Фог.

Тем временем маленькая процессия обогнула дворец. Проводник уверенно свернул на маленькую, тёмную улочку между глухими стенами и поднял над головой тусклую лампу. Дорога была изрядно разбита, кое-где попадались такие ямы, что нога проваливалась по колено. Когда Фогарта споткнулась в четвёртый раз, Иаллам взял её под локоть.

Молчание становилось неловким.

– А вы не боитесь заразиться? – наконец обратилась она к лекарю-сопровождающему. Когда Иаллам перевёл вопрос, тот засмеялся:

– Нет. Меня три месяца назад казнить собирались, кожу с живого содрать! Так лучше от этой новой «суши» умереть, в беспамятстве, чем так. А если я сумею отыскать корень эпидемии, то меня помилуют.

– В пустыне жестокие нравы.

– В Ишмирате не такие? – искренне заинтересовался лекарь. – Как у вас наказывают за долги?

– Продают имущество, из столицы выдворяют, – принялась честно перечислять Фог. – Если задолжал хороший мастер – отправляют в цех, работать за еду и жилье, пока не возместит весь долг. Задолжавшую женщину знатного происхождения могут сделать служанкой во дворце ишмы или его вельможи, менее знатную – отправить работать у кого-нибудь из мастеров. А если с человека совсем взять нечего, а долг очень велик – ставят ему на ладонь клеймо и выгоняют прочь из столицы. С таким клеймом он не сможет нигде в Ишмирате ни купить дом, ни жениться, ни торговлей заняться… Свести клеймо не может ни мастер, ни лекарь, оно сквозь любой ожог проступит. Ну, киморт-то, конечно, легко его изведёт, но, если кто прознает, потом этому киморту перед цехом придётся объясняться и выплачивать долг вместо заклеймённого… Погодите, – нахмурилась Фог, только сейчас осознав суть вопроса. – Вы хотите сказать, что вам определили такое жестокое наказание – за долг?

Лекарь полуобернулся на ходу. В дрожащем свете масляной лампы лицо у него казалось грубой каменной маской с беспросветно-чёрными провалами глаз, а рот был похож на кривую трещину.

– За долг. Только этого долга не было, пока я жалобу в совет не подал на…

Договорить лекарь не успел. Охранник из свиты Абир-Шалима, до того вышагивавший рядом с завидным равнодушием, вдруг на треть вытащил из ножен клинок и коротко сказал что-то на пустынном наречии. Лекарь тут же отвернулся и накинул на голову капюшон.

А Фог вдруг разозлилась разом за всё – за ложь Дуэсы, за тоскливые сны, за жару, за душные благовония, за изворотливость старика из совета и за отраву в пище.

– Скажи ему – пусть договаривает, – коротко приказала она, прикидывая, как бы намертво склеить у охранника клинок с ножнами, да и губы заодно.

Рыжий беззвучно усмехнулся:

– Давай ещё топни ножкой, брови нахмурь и одежду с одного плеча приспусти, словно капризная наложница, – тут он замолк, точно задумался. – А впрочем, и правда, разозлись, что ли. Покричи на этого охранника. Пусть они тебя самодуркой считают, этакой девочкой с севера – капризной, но не опасной. С тебя-то не убудет – а мне наверняка пригодится то, что может рассказать этот лекарь.

– Обойдёшься, – хмыкнула Фог, разом остывая. Ей подумалось, что Сидше бы такого точно не одобрил… Да и Алаойш тоже. – Всё равно охранник наверняка останется на улице, не пойдёт же он к умирающему.

– Как знаешь, – вздохнул рыжий немного разочарованно.

Улица вильнула напоследок и упёрлась в приземистое здание из белого камня. Узкие окна были наглухо закрыты ставнями. На двери ярко-алой краской были нарисованы три вертикальные черты, пересекающие круг.

– Знак смерти, – шепнул Иаллам. – Твои защитные штучки точно работают, а, киморт?

– Должны, – так же тихо ответила Фогарта. – Я рискую больше тебя. Меня нельзя будет вылечить морт. Скажи охраннику, чтоб остался здесь.

– И по какой причине? – выгнул бровь рыжий.

– Придумай что-нибудь, – отмахнулась Фог.

Выражение лица у него стало мечтательным. Немного поотстав, Иаллам вполголоса обратился к охраннику, доверительно придерживая его за отворот верхней накидки. Певучая речь мёдом растекалась по нёбу, почти ощутимая на вкус… Хаким, слушая, что плетёт чужаку хозяин, всё ниже и ниже опускал голову и как-то странно трясся. Лекарь нет-нет да и оглядывался на Фог, и глаза его становились всё более круглыми.

Тем не менее охранник так и остался на улице, даже не сделав попытку перешагнуть порог. Спускаясь по лестнице вслед за лекарем в подвал, Фогарта улучила момент и схватила Иаллама за рукав.

– Ты что ему наговорил?

– Да слухи пересказал. Сказки про кимортов, – невозмутимо ответил рыжий. Светлые глаза его азартно блестели. – Что, мол, для некоторых ритуалов кимортам разоблачаться приходиться. И женщины-киморты, чтобы свою честь сохранить, напускают на мужчин слепоту, а заодно и немощь. И слепота-то потом проходит, а вот с женщиной свидетелю уже возлечь не суждено, разве что… Ты правда дальше хочешь слушать, а?

– Нет, – честно сказала Фог. – Я теперь думаю.

– И о чём же? – хмыкнул рыжий.

– О том, как и впрямь немощь напустить… – Фогарта выдержала многозначительную паузу, торжественно и бессмысленно глядя в пространство. Иаллам ощутимо напрягся. – Языковую немощь. На тебя. Тоже мне, шутник.

– Для тебя стараюсь, – обиделся Иаллам. – Эй, куда! Тут ступеньки нет. Вот так! Держись-ка лучше за меня пока что. Вот внизу окажемся – сколько угодно отшучивайся.

Лестница оканчивалась небольшой площадкой. Там лекарь снял верхнюю накидку, надел другую, более плотную, белую, и повязал на лицо что-то вроде полумаски, закрывающей рот и нос. Предложил он переодеться и другим, но Иаллам отказался жестом – за всех. Лекарь собрался было постучать в дверь, но Фогарта его остановила и попросила рыжего перевести её вопрос.