Текст книги "Школа Добра и Зла. Падение"

Он сунул в рот два пальца и громко свистнул, и по его сигналу цветущие лианы раздвинулись, словно занавес. За ними оказался «Веселый Роджер», втиснутый между двумя палисандровыми деревьями, знаменитый корабль Крюка, лихой, изящный, похожий по форме на драконий хвост, с черным корпусом с высокими бортами, семью кроваво-красными парусами и флагом с черепом и костями.

По крайней мере, так было раньше.

Потому что на вершинах деревьев сидели двое светловолосых мальчишек-подростков, один постарше, другой помладше, в оранжевых саронгах и с медальонами в виде золотых солнц, сиявшими вдвое ярче, чем серебряные звезды Пропавших мальчишек. Еще несколько Пропавших трудились на палубе: перекрашивали корабль в зеленый цвет, поднимали новые зеленые паруса с силуэтами головы Питера, укрепляли на форштевне[7]7
  Форштевень – носовая часть обшивки корабля, выступает вперед и вверх.


[Закрыть] бронзовый бюст Питера.

Крюк схватился за сердце, словно его ударили ножом.

– Я отправляюсь в путешествие, – объяснил Пэн. – И у меня нет времени сейчас с тобой драться, Джеймс.

Ботик нахмурился. И Пропавшие мальчишки – тоже. Вот такого они точно никогда не слышали.

– В путешествие? Но… но это же Крюк! И мы доставили его тебе, как рождественского поросенка! – недоверчиво проговорил Ботик. – Что за путешествие такое?

– Совершенно секретное, конечно же, – протянул Питер, подмигивая двоим золотым мальчикам на корабле. Те в ответ едва заметно кивнули. Ботик открыл было рот, чтобы возразить, но Питер уже встал с трона. – А Крюка я убью потом, если и когда вернусь…

– Если? – вскричал Ботик.

– …и вот тогда точно состоится старая добрая битва Крюка против Пэна, как уже было тысячу лет, и исход тоже будет прежним, – сказал Питер, забираясь на дерево. – Ну а пока посадите Крюка с его дружками в Пещеру Каннибалов и скажите Луото Бахти, что без моего приказа их убивать нельзя. Но вот если они лишатся пальца или там ступни… А, вот еще что: думаю, они сюда добрались не вплавь, так что отправьте на разведку фею, чтобы узнать, где спрятан новый корабль Крюка. Команду тоже посадите в Пещеру Каннибалов. И хватит уже лыбиться, Ботик, а то я и тебя с ними туда брошу.

Питер забрался по веткам и запрыгнул на корабль. Кто-то из мальчишек тем временем закрасил название «ВЕСЕЛЫЙ РОДЖЕР» и вместо него написал…

МОГУЧИЙ ПЭН

Аладдин и Кима покосились на Крюка – тот стал еще бледнее обычного, – а потом их всех связали одной веревкой. Никакого Пэна они не разозлят, никакую тень не убьют, и команда, которая сбежала из школы в поисках славы, не добьется победы. Ботик и Потерянные мальчишки увели троих пленных обратно в джунгли; Крюк обернулся и увидел, как прилетела целая стая фей. Они осыпали старого «Веселого Роджера» блестящей пыльцой, корабль взлетел и направился к морю. Корабль его отца и отца его отца, который сейчас оказался в руках Пэна. Джеймс покраснел от стыда, жажду мести полностью вытеснило унижение.

Но даже не это больше всего беспокоило Крюка. И не то, что его самого и его друзей ведут на смерть.

Нет, больше всего Крюка напугали те два мальчика, украшенные золотыми солнцами.

Он знал этих мальчиков.

Это братья, с которыми он познакомился в тюрьме Монровия.

Братья Садеры.

Ясновидящие, которые когда-то спасли Крюка со дна моря – а теперь собираются куда-то плыть с его смертельным врагом.

Почему они здесь?

Что они увидели, что заставило их предать Крюка?

И что у них за общее будущее с Питером Пэном?

Ибо если Пэн считает, что это будущее – ценнее, чем смерть вечного врага…

У Крюка похолодело в животе.

Значит, это очень мрачное будущее.

10

Один Директор школы вместо двух.

Вот что предсказали Садеры.

Что умрет один из братьев.

Райан или Рафаль.

«И это буду не я», – думал Рафаль, стоя у окна в башне Директоров и окидывая взглядом Школу Добра и Зла, освещенную полумесяцем.

Он больше не мог доверять брату. Это очевидно. То, что произошло с Вулканом и Крюком, напугало Рафаля – брат на удивление легко был готов бросить Рафаля ради дружбы с очередным незнакомцем, предать родную кровь. Вполне логичным будет предположить, что Райан в конце концов зайдет дальше и вообще избавится от Рафаля. Пророчество сбудется, причем не в пользу Рафаля. Вот зачем Рафаль хотел заполучить читателя: чтобы защитить себя… чтобы найти союзника, которого не сможет испортить брат… чтобы верный солдат прикрыл его от пророчества. Но ошибка с Арабеллой испугала его. Лучше отказаться от плана и вернуть прежние чувства к брату, каким бы ни был риск. Забыть о пророчестве. «Убить» брата добротой и верностью. Любовь ведь может изменить ход судьбы. В этом мире любовь всегда побеждает.

«Но ведь так рассуждает Добро», – понял Рафаль.

А Райан – не добрый. Как бы им ни притворялся.

И именно поэтому, когда Рафаль отказался от плана похитить читателя, Райан нашел читателя для себя.

Мидаса.

Райан хотел, чтобы мальчик стал всегдашником. Для чего – Рафаль не совсем понимал. Но, судя по тому, что произошло с Вулканом и Крюком… это все явно не к добру.

Только вот на этот раз случился неожиданный поворот.

Рафаль, как и его брат, тоже заглянул в душу мальчика. В тот момент, когда прижал его к дереву, когда поймал его гневный взгляд. Там, где Райан увидел уверенность в себе, Рафаль увидел что-то другое. Что-то, что заставило и Рафаля заинтересоваться Мидасом.

Оба Директора школы выбрали себе одного и того же читателя.

Райан, конечно же, об этом не знал.

Пока что Рафаль позволил ему забрать мальчика к себе в Школу.

На лестнице послышались шаги.

– Я попросил зачарованную кастрюлю приготовить твои любимые, – сказал Райан, входя в комнату с кружкой сандалового чая и тарелкой сэндвичей. – С огурцом, сливочным маслом и специями.

– Это твои любимые, – ответил Рафаль, стоя у окна.

– А твои что, нет?

– Нет, я люблю с кресс-салатом и яйцами. Ты так носишься со своим новым учеником, что вообще забыл обо мне.

Райан похолодел:

– Неправда…

– Как дела у Мидаса? – спросил Рафаль. Насчет сэндвичей он соврал. Он действительно больше всего любил сэндвичи с огурцом, сливочным маслом и специями. Но пора уже отомстить брату за все его игры.

– Учится пять дней, всегдашники постепенно его принимают, – ответил Добрый Директор, быстро ставя кружку и тарелку на стол. – Сначала они его дразнили за то, что он из неволшебной страны, – ну, знаешь, обычные подколки по поводу того, что его превратят в тритона или в артишок. Но потом он начал побеждать их на зачетах. Возможно, он станет нашим лучшим учеником. Твой декан Хамбург, кстати, недоволен. Он написал мне докладную записку, в которой заявил, что не одаренный магией читатель, учащийся в школе, – это отвратительная мерзость и он обязательно доведет это до твоего сведения. Я написал ему, что это была твоя идея.

Рафаль не заглотил наживку:

– А Мидас доволен? Не пытается сбежать?

– В первую ночь попытался, но быстро понял, что в Лесу живут жуткие существа, которые могут легко его съесть, а если он будет плохо учиться, то и в школе долго не проживет. А я убеждаю его, что его место именно здесь. Ну, знаешь, нахожу время, чтобы поговорить с ним.

«Еще бы ты не нашел», – подумал Рафаль. Он дохромал до своего стола и присел. Он попытался использовать заклинание, чтобы заживить ногу, которую сломал, когда врезался в барьер Гавальдона, но оно не сработало. Его магия теперь так же уязвима, как и его тело. Он мог бы попросить Хамбурга срастить кость… но Хамбургу, учитывая все последние события, тоже доверять не стоило, так что чем меньше декан знает о его состоянии, тем лучше.

Райан смотрел на него, переводя взгляд со сломанной ноги Рафаля на незаживающую рану на руке и обратно.

«Он знает», – подумал Рафаль.

Райан показал на перо, которое писало в открытой книге.

– Сториан начал новую сказку, я смотрю, – сказал он.

– Какую-то странную, про трех детей, которые отправились исследовать зачарованный остров, их схватили и отвели к каннибалам. Она никак с нами не связана, – отмахнулся Рафаль. – Я вот думаю, что нам делать с мостом Крюка.

Он показал кивком на каменный переход между черным замком Школы Зла и стеклянными башнями Школы Добра.

– Ну, «мостом Крюка» его лучше не называть, хотя именно Крюк таинственным образом сотворил его под покровом ночи и украл с его помощью наших учеников. Не надо увековечивать имя вора и грубияна.

– Я думал, мы его разломаем, – ответил Райан.

– Ты хоть раз задумывался, какую магию он использовал? – спросил Рафаль, смотря прямо на брата. – У Крюка в роду нет волшебников. Никакого магического дара. Кто-то должен был ему помочь. Кто-то, кто обладает чародейскими силами. Может быть, нам поискать ясновидящего…

– Давай разрушим его сегодня же, – настаивал Добрый Директор. – Можем сделать это показательно, на глазах учеников. Ты же знаешь, как никогдашники любят смотреть на разрушения.

– Но зачем его уничтожать? Ты так хочешь от него избавиться, словно тебя беспокоит один его вид, – подколол его Рафаль. – Я рассуждаю практично, как и должен Директор школы. Нам с тобой нужен легкий способ добираться из одной школы в другую, особенно учитывая, что ты не умеешь летать. И учителям – тоже. А на полпути мы поставим магический барьер, который не будет пропускать между школами учеников. Как тебе название? Мост-на-Полпути… Ну, если, конечно, ты не захочешь, чтобы его назвали в честь тебя.

– Меня? – переспросил Райан.

– Если бы ты не пытался так сильно сдружиться с Крюком, этого моста вообще бы не существовало, – сказал Рафаль.

Райан поднял брови. Он немного подождал, чтобы пауза стала неловкой. А потом сел на подоконник и посмотрел прямо на брата.

– Кстати, о барьерах. Мне интересно, почему щит в Гавальдоне пропустил нас, хотя мы забрали лишь одного читателя. Это тебя не беспокоит? Почему он пропустил нас, несмотря на нарушенное равновесие? Пожалуй, стоит и об этом спросить ясновидящего.

Рафаль не двинулся, хотя сердце забилось сильнее. Прежний Райан бы сейчас краснел от стыда, пытался умаслить его и все исправить. У этого Райана взгляд был другой.

– Я на самом деле хотел тебе еще кое-что сказать, – спокойно проговорил Добрый Директор. Он снял ботинок и показал кривую рану на голой ступне. – Она не заживает – точно так же, как не заживает твоя нога.

– Моя нога?

– Та, на которую ты хромаешь. – Райан отклонился назад, спрятав лицо в тени. – Ты что-то от меня скрываешь? Что-то, что мне нужно… знать?

Рафаль наконец выложил карты на стол:

– На что ты намекаешь, Райан? Что мы внезапно по прошествии ста лет стали… смертными? Если да, то это значит, что Сториан впервые усомнился в нашей любви. Что один из нас провалил испытание. Один из нас разрушил наши узы.

Райан, застигнутый врасплох, уставился на него. Он попытался найти, что ответить, но Рафаль уже встал и пошел к нему.

– Я не хромаю. Я исцеляю себя магией. Я бессмертный чародей. Больше того, наши узы кажутся мне крепкими, как никогда. Я простил тебя за то, что произошло с Крюком. Я помог тебе найти читателя, чтобы ты заменил украденных всегдашников. Я снова, снова и снова доказываю тебе свою верность. И тут приходишь ты и хочешь сказать, что наша любовь сломалась? Я бы дважды подумал, прежде чем говорить такое. Ибо если кто-то из нас и нарушил узы, если кто-то из нас провалил испытание, если кто-то из нас недостоин быть Директором школы, уверяю тебя… этот кто-то – не я.

Братья стояли лицом к лицу. Лицо Доброго Директора омрачилось.

А затем мрак исчез, словно прошла гроза и снова светит солнце.

– Знаешь, если так посмотреть, то рана вполне нормально заживает. Как и твоя нога, – легкомысленно сказал Райан, снова надевая ботинок. – Все между нами идет так, как и должно. Лучше не бывает, как ты и сам сказал. Но мне пора. Меня ждут мои любимые ученики… Жаль, что ты не заполучил себе читателя. Мидас – просто идеальный ученик. Вообще не похож на Крюка или Вулкана, которые постоянно что-то замышляли. Он будет бриллиантом в моей короне. Всегдашником, которого я возьму под крылышко. И, конечно же, за это я благодарен тебе.

Райан пронзил Рафаля взглядом синих глаз, затем направился к лестнице. В дверях он обернулся и улыбнулся брату.

– Я готов поклясться, что ты любишь эти сэндвичи.

Он спустился по лестнице и вскоре исчез из виду. Эхо донесло звук хлопнувшей двери.

Рафаль остался сидеть один. Он весь напрягся.

Маски медленно спадают.

Добро станет Злом, а Зло – Добром.

Дразнить злодея опасно, подумал Рафаль. Ибо сейчас, в этот момент, оба брата смертны. Это доказывает рана на ноге Райана. Пророчество Садеров действует. Один из Директоров школы может в любой момент умереть. Двое могут стать одним-единственным.

И Рафаль должен сделать все, чтобы это был нужный Единственный. Чтобы выжил именно он.

Но пока нужно ждать.

Ключ ко всему – Мидас.

Судя по тому, что он увидел в глазах мальчишки, тот тоже себе на уме, что бы ни думал его брат.

Это лишь вопрос времени.

Всегдашник, которого Райан возьмет под крылышко, отправится в собственный полет.

Любимец Добра станет тайным оружием Зла.

«Терпение», – сказал себе Рафаль.

Скоро читатель придет к нему.

11

У принцессы Кимы была привычка давать мальчикам затмевать себя.

Она выросла с тремя старшими братьями, и все они должны будут побывать королями Мейденвейла, прежде чем она сможет претендовать на трон. Когда она пожаловалась отцу на эту несправедливость, король посоветовал ей найти принца из какого-нибудь хорошего королевства, чтобы выйти за него замуж.

– Вот как девочки вроде тебя становятся королевами, – подмигнул он ей.

Ей тогда было одиннадцать.

Но потом пришло время Кимы: именно ее, а не братьев выбрали учиться в Школе Добра. Она прославит свое имя в сказке, которую будут знать все Бескрайние леса… ее запомнят не как королеву, а как легенду…

Все началось хорошо. Сториан написал о ней в своей сказке об Аладдине и его лампе с плохой магией. Да, ей там отвели всего лишь роль подружки, перо уделило основное внимание нахальным и невоспитанным мальчишкам, но само то, что ее упомянули, уже говорит о том, что она стоит на пути Добра.

Так почему же, следуя этому пути, она оказалась в тысяче миль от Школы Добра, в компании еще более нахальных и невоспитанных мальчишек, и сейчас ее ведут к каннибалам?

Прихвостни Пэна вели их вверх по холму, связанными. Солнце превратилось в красный шар на горизонте. Крюк и Аладдин, которые шли перед Кимой, по-прежнему одетые только в шортики с перьямими, о чем-то шептались; кожа Крюка после самбы на жарком солнце стала ярко-розовой. Ботик и двое других Потерянных мальчишек тоже о чем-то шептались. Кима слышала лишь обиженное бубнение: «Какое еще путешествие… поймали Крюка… никакой награды…» – но этого оказалось достаточно, чтобы она смогла незамеченной сунуть нос между двумя друзьями.

– Нас вот-вот съедят. Надо что-то делать!

Мальчики не ответили. Она пнула Аладдина пониже спины.

Крюк сердито глянул на нее:

– То, что нас съедят, далеко не самая большая проблема, принцесса. Смотри.

Она вслед за ним посмотрела на горизонт. «Веселый Роджер» летел на юг, превратившись в крохотную точку на небе.

– Питер Пэн на этом корабле. На моем корабле. Пэн, которого мы пришли убить!

– А теперь его нет, а мы станем обедом! – прошипела Кима. – Нам нужно бежать на наш корабль, к Капитану Пиратов, Гефесту и никогдаш…

БУМ!

Издалека послышались взрывы, затем появились всполохи огня и клубы дыма, и все дружно повернулись на запад. Из тумана выплыл горящий корабль и погрузился в Свирепое море.

Кима схватилась за сердце.

«Буканьер».

Толпа «Мальчишек ПЭНА» на берегу вскинула оружие и радостно закричала.

В глазах Аладдина стояли слезы.

– Гефест.

Он посмотрел на Киму, потом они оба – на Крюка. Он разглядывал тонущий корабль, надеясь увидеть хоть какие-то признаки жизни среди дыма и обломков…

Ботик толкнул их в спины, заставляя пленников идти дальше. Двое мальчиков в перьях шли бок о бок, принцесса Кима – позади.

В Нетландии наступала ночь, чернильно-черная, сырая и туманная, и в этой темноте светились холмы, по которым поднимались пленники, пятна флуоресцентных красок, не имевшие ни смысла, ни закономерности. В нескольких милях от них из дырки в скале шел яркий дым, красный, как расплавленная лава.

Киме даже карта не понадобилась, чтобы понять, что это и есть Пещера Каннибалов.

Ботик ухмыльнулся Крюку:

– Луото Бахти.

Джеймс с трудом сдержался, чтобы не вздрогнуть, словно само имя имело странную силу.

Но, хотя страх смерти должен был придать Крюку сил, вместо этого он шел, опустив голову, а оглядывался не на погибшего «Буканьера», а на свой фамильный корабль, удалявшийся все дальше и дальше. У него же есть магия Райана, подумала Кима. Почему он не воспользуется ею, чтобы победить врагов? Да, он сказал, что не может ее контролировать, но попытаться-то можно! Аладдин же был бледен и мрачен, переживая из-за гибели Гефеста. Того самого Гефеста, который был первым ухажером Кимы в школе. Но Кима не могла позволить себе горевать – ей нужно было спасать себя и друзей, потому что один мальчик оплакивал корабль, другой – своего друга, и они явно не собирались спасаться сами. Если бы только она могла сбежать и заставить прихвостней Питера погнаться за ними, то отвлекла бы их внимание и Крюк с Аладдином сбежали бы. Она была быстра как молния и легко бы убежала от кого угодно. Нужно лишь как-то сообщить о своем плане. Но в этом-то и была проблема с этими мальчиками… да вообще со всеми мальчиками. Общение. И, как и обычно, Аладдин и Крюк игнорировали ее, какими бы свирепыми взглядами она их ни окидывала и как бы многозначительно ни покашливала.

Но потом ребята Питера замедлили шаг. На холмах стояла зловещая тишина. Конвоиры оглядывались и шли вперед очень осторожно, словно ожидая нападения чего-то невидимого.

– Видите ее? – прошептал Ботик.

– Она знает наши голоса, – ответил другой мальчик. – Знает, что нам нечего ей предложить.

– Кто? – спросил Аладдин, вдруг насторожившись. – Кто знает ваши голоса?

Ботик развернулся к нему, широко раскрыв фиолетовые глаза, и поднес палец к губам…

– ААААААЙ-ЯЯЯЯЯЯЯЯИИИИ-ИИЙ!

Страшный крик потряс землю. Все дружно зажали руками уши, а потом под ногами Кимы провалилась почва. Она пошатнулась и упала, но затем Аладдин бросился к ней и успел закованными руками схватить ее за запястье. Его подруга висела прямо над пастью розового чудовища со склизкой кожей цвета лосося, слишком большого и покрытого пылью, чтобы можно было понять, где у него голова, а где хвост. Длинный, похожий на ленту язык пытался схватить Киму, но принцесса висела слишком высоко. Кима сильнее схватилась за Аладдина и подтянулась выше.

– Не отпускай! – взмолилась она.

– Ни за что, – поклялся Аладдин.

Но дыхание чудовища было горячим и влажным, окутывало их, словно гнилая роса, и рука Кимы выскользнула из хватки Аладдина. Аладдин снова схватил ее и потянул на себя сильнее, но из-за этого земля начала обваливаться и под ним, он покачнулся вперед и вот-вот должен был упасть вместе со своей возлюбленной…

Крюк обхватил Аладдина за талию и потащил наверх, но Аладдин еще сильнее ухватился за Киму, так сильно стиснув зубы, что в висках застучало, и Крюк тоже оказался уже на самом краю ямы. Мальчишки Питера бросились к Крюку, чтобы спасти его – они не хотели вот так потерять самого ценного пленника Пэна. Они схватили Джеймса, который схватил Аладдина, дернувшегося назад и выпустившего руку принцессы.

– НЕТ! – закричал Аладдин.

Кима ахнула и полетела вниз. Она видела, как Крюк прижимает Аладдина к себе, а сама падала, падала и падала…

…и приземлилась в теплую, густую слизь, из которой было не выбраться. Она смахнула гадкую жидкость с глаз, но со всех сторон увидела лишь темные стенки. Большая черная яма. Но затем тьма искривилась и задрожала, и она поняла, что чудовище движется, закапывается все глубже, звуки обваливающейся земли разносились эхом, как лавина. Воздух вокруг Кимы пах чем-то кислым, все так пыхтело, словно она оказалась в легких чудовища. А потом на мгновение все остановилось: движение, дыхание, чудовище было так же неподвижно, как ее добыча, застрявшая в слизи…

Снизу донесся поток воздуха и шума, утробное чиханье, которое выбросило Киму сквозь слой слизи, как воду из шланга. Размахивая руками и крича, Кима вылетела из ноздри чудовища и приземлилась на что-то мягкое и мокрое. Вокруг по-прежнему царила полная темнота.

– Аладдин? – прошептала она. – Ты здесь?

Со всех сторон зажегся свет – оранжевые вспышки светлячков, жужжащих в пещере-землянке.

Кима медленно подняла голову и посмотрела на чудовище, державшее ее в мокрой, склизкой ладони – огромную массу розовой плоти, увенчанную моргающими черными глазами, носом, напоминающим слоновий хобот, острыми серыми зубами и тонкими кудрявыми белыми волосами. У него было толстое брюхо, костлявые руки и ноги с обвисшей кожей, темные волосатые подмышки, вокруг которых крутились мухи, изо рта торчал длинный обвисший язык.

«Тролль», – подумала Кима; похожее существо она видела на картинке в учебнике. Но не просто тролль…

– Ингертролль! – выпалила она.

Удивленный тролль уронил Киму. Та перевернулась и обнаружила, что тролль поднес свой нос вплотную к ее носу.

– Ты зна-а-а-аешь, кто я! – воскликнула ингертроллиха таким высоким и визгливым голосом, что Кима подпрыгнула от неожиданности.

– Ингертролли – женщины-тролли, которые селятся во всех королевствах, где слишком много мужчин, – выпалила Кима, стараясь затянуть разговор и не дать троллю проглотить ее снова. – Вы ищете красивых юношей, чтобы увести их у возлюбленных. Но я вообще не мужчина, а значит, бесполезна для тебя, и ты должна меня отпустить…

– Но он-то твой возлюбленный, а? Тот, чей голос я не узнала! – проскрипела ингертроллиха. – Должно быть, не так он тебя и любит, раз уронил. Я не хочу такого мужа! Оставь себе! Хи-ха!

Из носа троллихи вылетела новая порция соплей, Кима увернулась.

– Ну, если тебе не нужны ни Аладдин, ни я, тогда, будь добра, отпусти…

– А как насчет другого мальчишки, который с твоим Аладдином? Худой, красивый! Они оба такие милые в своих перьях! – взвыла ингертролль и встряхнула задом.

– Это Джеймс, – раздраженно сказала Кима. – Джеймс и Аладдин… они как братья…

– Значит, Аладдин предпочел брата возлюбленной и оставил тебя умирать! Да, похоже на то! Он такой же, как все мальчишки из Нетландии. Их всех больше интересуют мальчишеские забавы, чем девочки! Вот почему ты сидишь тут со мной в яме! Хи-ха!

Кима встала:

– Ты все неправильно поняла. Послушай, госпожа… тролль. Пожалуйста, отпусти меня. Мои друзья в опасности. Наш корабль погиб, мы не можем вернуться домой, а они скоро умрут. Мне нужно вернуться к…

– …мальчику, которому ты даже не нужна? – Ингертроллиха почесала подмышку, разгоняя мух. – Ты для этого приплыла на остров, где девочки ничего не стоят? Потому что считаешь, что и сама ничего не стоишь?

Лицо Кимы запылало.

– Ты вообще не знаешь ни меня, ни Аладдина.

– Останься тут, со мной! – проскрежетала ингертроллиха и потрепала Киму по волосам. – Со мной ты будешь счастливее, чем с этим ужасным мальчиком. Ты и я, в нашем маленьком мире. Мальчикам вход воспрещен!

– Пожалуй, все-таки предпочту жизнь наверху, – отрезала Кима и отошла подальше. В ушах звенело от жуткого визга троллихи. Но потом она увидела ее лицо: скорбное, несчастное, словно отказ действительно стал для нее ударом. Кима покачала головой: – А зачем ты живешь в Нетландии, раз уж девочки здесь ничего не стоят? Зачем осталась, если никто не хочет быть с тобой?

Ингертролль отвела глаза. На этот раз ее голос был печальным и мягким, без визгливости и напускного тона.

– Я могу спросить то же самое и у тебя. Эти мальчики бросили тебя. Зачем ты здесь?

«Чтобы творить добро, – тут же подумала Кима. – Чтобы спасти Нетландию. Чтобы свергнуть с трона злого тирана».

Но вслух она ответила совсем не то. Она почувствовала, как в сердце что-то предательски кольнуло, словно здесь, глубоко под землей, где ее может слышать только троллиха, она наконец-то может сказать правду.

– Чтобы быть с ним, – выдохнула она.

После того как Добро проиграло Вечер Талантов, Аладдин тут же принял предложение Крюка сбежать из школы и отправиться в Нетландию. Он даже сам предложил ее кандидатуру, хотя и Крюк, и Капитан Пиратов совсем не хотели брать с собой девочку. Но Аладдин их убедил. Она вообще ничего не сказала сама и не рассматривала других вариантов. Школа Добра после Вечера Талантов казалась какой-то неустроенной, она сомневалась в Добром Директоре… Быть рядом со своим парнем казалось самым безопасным вариантом. Если она останется с Аладдином, то пойдет по пути Добра. К счастью. К «жили они долго и счастливо». Разве не так заканчиваются лучшие сказки? Принцесса остается с принцем?

Но с каждым новым днем, проведенным в экспедиции, она все больше сомневалась в верности этого пути.

Словно, последовав за мальчиком, она лишь уходила все дальше от самой себя.

Кима посмотрела на троллиху, та грустно улыбалась.

– Говорила же, у нас много общего, – сказала она. – Мы жертвуем собой ради мальчиков, которых любим. И что потом? Сидим на этом острове. Одни.

– Ты любишь здешнего мальчика? – удивилась Кима. – Я думала, что ингертролли презирают любовь. И мальчиков.

– Этот – другой. – Ингертроллиха тяжело вздохнула. – Единственный, кого здесь можно любить.

– Дай угадаю. Питер Пэн, – проворчала Кима.

– Питер Пэн! Хи-ха! – Троллиха визгливо расхохоталась, Кима поспешно отвернулась и зажала уши. – Сердце, бьющееся ради Луото Бахти, никогда не будет биться ради Питера Пэна!

Кима медленно повернулась:

– Луото Бахти. Каннибал. Он твоя настоящая любовь?

– Когда-то у него была милая, мягкая, скромная душа, он думал только обо мне. Но потом стал беспокойным и захотел чего-то большего. Теперь я ему не нужна и не знаю, что делать, – ответила ингертроллиха уже спокойнее. – Видишь? Ты и я – мы сильные. Но в этом мире главные – мальчики. Они заставляют нас в себе сомневаться. Они решают наши судьбы, а мы следуем за ними. Тебя привели сюда. Меня бросили. И теперь мы обе потерялись. Потому что наши концовки сочинил какой-то мальчик. А мы ему это позволили, как все другие девочки. В наших историях последнее слово всегда за мальчиками. И неважно, насколько мы сильны… мы недостаточно сильны, чтобы это изменить.

Кима вздрогнула от горькой правды.

Ее отец. Аладдин. Крюк. Все мальчишки в школе.

Они видели в ней только девочку. Принцессу, а не человека.

В ней, словно два факела, вспыхнули гнев и целеустремленность.

– Мы достаточно сильны, – сказала она и подняла голову. – Да, достаточно.

Троллиха удивленно взглянула на нее и заморгала.

– Что, если последнее слово в наших историях больше не будет за мальчиками? Что, если я смогу помочь тебе добиться той концовки, которую хочешь ты? – спросила Кима. – Ты тогда поможешь мне?

Ингертроллиха шумно вдохнула. Она наклонилась, полностью накрыв девочку своей огромной тенью:

– Да.

Глаза Кимы заблестели, как светлячки, освещающие темноту.

– Тогда нам пора нанести визит в Пещеру Каннибалов.