Текст книги "Полина Виардо. Последняя волшебница"

Соня Бергман
Полина Виардо. Последняя волшебница

Глава 1
Примадонна итальянской оперы в Париже

Полина Виардо – певица, но знаковой фигурой в русской культуре она стала не только благодаря своему певческому таланту – основная причина русской «популярности» – ее долголетний роман с русским писателем Иваном Тургеневым. Для русского самосознания Полина Виардо стала чем-то гораздо более значимым, нежели просто выдающейся примадонной своей эпохи.

О таланте Полины Виардо говорили многие. Великий Ференц Лист, друживший с ней и учившей ее игре на фортепиано, пишет в своем очерке: «После первого ее выхода на сцену стало понятно, что миру явилась блестящая драматическая певица. И она навсегда заняла место среди прославленных знаменитостей эпохи… Это не просто замечательная певица, чья музыкальная образованность составила бы достоинство и предмет гордости любого маэстро, а божественная колоратура достигала небывалых высот: она была одной из самых красивых и умных женщин, знатоком литературы, не чуждалась даже науки – и всем этим, в сочетании с глубоким знанием языков, в том числе и нескольких мертвых, вызывала непреходящий интерес и дружеское расположение у целого ряда европейских деятелей литературы и искусства». Похожие хвалебные высказывания выходили из-под пера многих авторитетных людей; имя Полины Виардо нельзя вычеркнуть ни из немецкой, ни из французской истории культуры XIX века – так часто встречалась она на пути композиторов, писателей и художников, участвовала в их жизни и вовлекала их в свою. Самые известные люди – Шопен, Мендельсон, Шуман, Лист, Мейербер, Гуно, Флобер, де Мюссе, Мопассан, Жорж Санд, Доре, Делакруа, Ренан, Мишле, Тургенев – круг ее друзей был очень велик, и не исчерпывается названными именами.

Слушателей очаровывал не только ее голос – как певица Виардо увяла довольно рано, и уже в 43 года покинула сцену. В середине прошлого века она вошла в число выдающихся примадонн, а в Париже стала даже их королевой, стяжав славу не только, как одаренная певица, но и как композитор, и самая, что ни на есть, разносторонняя личность.

Образованность и гений Виардо были почти уникальны: великолепная и вполне профессиональная игра на рояле; удивительное пение и лучшие театральные образы, та же Виардо написала несколько водевилей, опер и два альбома песен; неплохо рисовала и была настолько сведуща в литературе, что салоны экс-примадонны в Баден-Бадене и Париже еще долго оставались центром притяжения, а позже, можно сказать «на закате своего творчества», она стала лучшим педагогом по вокалу своей эпохи.

Полина Виардо являет собой полную противоположность сложившемуся традиционному образу скандальной примадонны. Она брала не эротичностью и чувственностью, источаемыми пленительной красотой голоса, а аналитическим умом и здравым рассудком. Ей сопутствовала репутация не своенравной авантюристки, но внушающей уважение величавой образованной дамы, к тому же, в амурных делах певица не выходила за рамки дозволенного приличиями лояльной крупной буржуазии.

Вступая в зрелую стадию своего развития, опера в лице Полины Виардо заново открыла первообраз певицы, предшествовавший знаменательной эре господства примадонны: ее прародительницей можно считать виртуозную, разностороннюю певицу и музыкантшу флорентийку – Витторию Аркилеи.

Педагогический талант отца и деда Гарсиа унаследовали все его потомки. Его комедиантско-певческое дарование проявилось у дочери Марии Малибран с еще более отточенной гениальностью – единственной и неповторимой. Полина Виардо, напротив, соединила в себе многообразие талантов Гарсиа. Ее индивидуальность не в неиссякаемой жизненной силе сестры, а в постепенном совершенствовании мастерства, возводимого до вкусов эпохи. В пении Малибран было что-то демоническое. Голос Виардо же стал явлением культуры.

Как непохоже раскрываются характеры в одном поколении, даже в одной семье! Полина Виардо – младшая сестра Малибран. Способности их обеих – одной, почтенной, хладнокровной и сдержанной, и другой, обожаемой, пламенной и страстной, – переданные им Гарсиа, развернулись в полную силу. Они никогда не выступали вместе за исключением одного концерта, когда Полина аккомпанировала сестре на пианино. Когда Полина дебютировала, Мария Фелисита Малибран, которая была старше нее на тринадцать лет, уже умерла. Младшая из дочерей Гарсиа делила с родителями их тяжелую бродячую жизнь; плавала через океан в Нью-Йорк и Мексику. Отец Полины – Мануэль Гарсиа – тенор, театральный предприниматель и композитор – старался дать ребенку образование, насколько позволяла его занятость. На обратном пути в Париж он в качестве упражнения написал канон для дочери на всех современных языках; позже Полина даже превзошла в многоязычии сестру – она пела на шести языках. Многому научилась и от матери, такой же оперной певицы, которая сначала хотела сделать из дочери блестящую пианистку.

В восемнадцать лет Полина Гарсиа почувствовала себя достаточно зрелой, чтобы решиться выйти на публику в качестве певицы. В 1838 году она показалась на сцене парижского «Театр де ла Ренессанс» сперва в одном концерте. Успех окрылил юную певицу. Год спустя ей уже представился шанс сравняться с обожаемой сестрой, столь рано ушедшей из жизни, чей образ Полина бережно хранила в своем сердце: она выступала с грандиозным триумфом в Лондоне, и в Итальянском театре в Париже в коронной роли Дездемоны из оперы Россини. Сестер поневоле сравнивали, и признавали, что младшая дочь Гарсиа явилась достойной продолжательницей славных семейных традиций.

Альфред де Мюссе воспел Малибран в стансах, добавив вскоре строки, которые приветствовали восходящую звезду: в Полине ему виделся «святой источник», новая «небесная искра». Были критики, отдававшие предпочтение глубоко прочувствованной скромной игре Полины перед страстным темпераментом Малибран.

Ее карьера решилась мгновенно. Итальянская опера заключила с ней договор, после чего уже юная дива имела успех в крупных городах Германии. Полина быстро освоила обычный репертуар: Донна Анна, Розина, Норма, Золушка и все, что тогда пользовалось популярностью у публики. Новые роли давались ей необычайно легко, благодаря тесному сплетению аналитического ума и интуиции. «Всякий раз, когда мне предстоит разучивание новой партии, я погружаюсь в полусознательное состояние. Мне кажется, что в моей голове выстраивается маленькая сцена, по которой движутся маленькие актеры. Даже во сне меня преследует собственный театр, и иногда становится просто невыносимо. Нет никакого средства избавиться от этого; таким образом, мои роли разучиваются сами по себе, и мне не нужно громко петь или проигрывать их перед зеркалом», – рассказывала она.

«Маленькая сцена в голове» подтверждает, насколько сильно проникло музыкальное и драматическое начало в плоть и кровь этой умной женщины, которой, впрочем, также нравилось петь оратории Генделя и Мендельсона, и в 1845 году она участвовала в торжествах Бетховена в Бонне. Мюссе высказался так: «Как отец и сестра, она обладает редким даром черпать трагическое из музыкального».

Бесстрастную виртуозность, чистое мастерство она никогда не признавала, даже при демонстрации гортанных трюков во время исполнения «Дьявольских трелей» Тартини. Лист, преклонявшийся перед «соловьиной трелью» Виардо, особенно заостряет внимание на следующем: «Как у всех великих исполнителей, которые не испытывают недостатка в священном вдохновении, ее безупречная техника служит лишь для выражения идеи, мысли, характера произведения или роли». Как глубоко музыкальна она была, как легко могла все схватывать, певица показала во время своих берлинских гастролей. Когда исполнительница роли Изабеллы в опере Мейербера «Роберт-Дьявол» отказалась выступать, представление спасла Виардо, взяв на себя помимо своей партии Алисы и партию Изабеллы – в одном спектакле она пела за двоих.

Париж, Лондон, Германия, Москва и Санкт-Петербург чествовали ее, как одну из самых выдающихся певиц современности. Правда, появление певицы никогда не приводило к сверхволнениям – она не была похожа на примадонн. В ее голосе не было магического очарования, которое могло бы сделать ее символом чувственности, она не была наделена обезоруживающей красотой, которая бы восполнила этот пробел, создав вокруг нее ореол тайны и любовных похождений.

Генрих Гейне точно описал ее строгое умное лицо с выразительными глазами и широким ртом: «Она не соловей, наделенный обыкновенным талантом к весеннему пению с его бесподобными всхлипываниями и трелями, но и не роза, так как не отличается красотой, но это тот тип благородного и, я почти готов сказать, прекрасного уродства, который приводил в восхищение великого художника Делакруа!».

Желая описать ее низкий, чуть сиплый голос, испанскую терпкость, напоминавшую Малибран и притягивавшую поэта своей «диковинностью», он вознесся до поистине тропической картины: «В действительности Гарсиа имеет мало общего с цивилизованной красотой и укрощенной грацией нашей европейской родины, больше всего ее красота похожа на зловещее великолепие экзотических джунглей, и иногда, во время ее страстного пения, в особенности, когда она слишком широко открывает свой большой рот с двумя рядами белоснежных зубов и улыбается так ужасно-сладко, прелестно оскалив зубы, кому-нибудь обязательно кажется, что сейчас появятся невиданные растения и животные Индостана или Африки; возникает чувство, будто вырастают гигантские пальмы, обвитые вокруг лианами с тысячами цветов; – и никто не удивляется тому, что вдруг леопард или жираф, а то и стадо слонят пробегают по сцене».

Из гораздо более сдержанного описания фигуры и голоса Виардо видно, что главное в них – не столько красота, сколько выразительность. Полина Виардо обладала меццо-сопрано. Из альта, уверенно и звучно берущего нижнее фа, оно выросло до универсального инструмента, что, возможно, и погубило его; в партиях Донны Анны или Нормы певица решительно переходила на сопрано, что впоследствии привело к истощению связок.

Зато в роли Розины, из оперы Россини, ей удалось сохранить оригинальное меццо-сопрановое звучание, вдвойне привлекательное от того, что оно столь явственно контрастирует здесь с женской кокетливостью, и создать целый ряд выразительнейших альтовых партий от Фидес Мейербера до Азучены Верди.

Позже перед драматургом и создателем человеческих образов Полиной Виардо стояли другие более важные художественные задачи. Тогда она исполняла партию Орфея в опере Глюка. Эту самую простонародную оперу немецкого реформатора заново переработал Гектор Берлиоз, он же стоял за дирижерским пультом.

Успех превзошел все ожидания. Виардо выходила на сцену в роли Орфея 150 раз, после чего она стала классической коронной партией всех альтисток. Два года спустя Полина Виардо в парижском «Гранд-Опера» успешно воскресила античные трагические персонажи в «Альцесте» Глюка. В эпоху, когда драматизм в музыке был низведен до простого декоративного приема, персонажи Виардо утверждали высокий трагический стиль.

Обычный репертуар примадонн – благодатные партии Россини и Беллини – тем меньше удовлетворяли ее, чем опытнее она становилась. К привычным гортанным трюкам она относилась с ироничным пренебрежением. Оставаясь равнодушной к Вагнеру, певица в качестве творческой родины избрала немецкую классическую школу и ранний романтизм – одухотворенный, наполненный чувствами мир музыкальной поэзии.

Моцарта Виардо ставила выше всех (как драгоценность хранила она оригинал партитуры «Дон Жуана»); на концертах она любила исполнять оратории Генделя и Мендельсона; с Мендельсоном, Шуманом и Листом ее связывала дружба. Но самое удивительное – ее увлечение Бахом, которое в Париже того времени могли разделить далеко не все.

Испанка по рождению, француженка по совести и европейка по духу, в 1862 году она решает поселиться за городом, что больше благоприятствовало творчеству. Она переезжает в Баден-Баден. Модный в то время курорт процветал, отовсюду стекались сюда избранные. Место встречи художников, аристократов и дипломатов не в последнюю очередь являлось своего рода культурным мостом между Германией и Францией.

Иван Тургенев в романе «Дым» очень точно передал тамошнюю атмосферу: «10-го августа 1862 года, в четыре часа пополудни, в Баден-Бадене, перед известной «Conversation» толпилось множество народа. Погода стояла прелестная; все кругом – зеленые деревья, светлые дома уютного города, волнистые горы – все празднично, полною чашей раскинулось под лучами благосклонного солнца; все улыбалось как-то слепо, доверчиво и мило, и та же неопределенная, но хорошая улыбка бродила на человечьих лицах, старых и молодых, безобразных и красивых…

Оркестр в павильоне играл то попурри из «Травиаты», то вальс Штрауса, то «Скажите ей», российский романс, положенный на инструменты услужливым капельмейстером; в игорных залах вокруг зеленых столов теснились те же всем знакомые фигуры…

К русскому дереву – a l’Arbre russe – обычным порядком собирались наши любезные соотечественники и соотечественницы; подходили они пышно, небрежно, модно, приветствовали друг друга величественно, изящно, развязно, как оно и следует существам, находящимся на самой высшей вершине современного образования; но, сойдясь и усевшись, решительно не знали, что сказать друг другу, и пробавлялись дрянненьким переливанием из пустого в порожнее…

Тут были даже государственные люди, дипломаты, тузы с европейскими именами, мужи совета и разума, воображающие, что золотая булла издана папой и что английский «poor-tax» есть налог для бедных; тут были, наконец, и рьяные, но застенчивые поклонники камелий, светские молодые львы с превосходнейшими проборами на затылках, с прекрасными висячими бакенбардами, одетые в настоящие лондонские костюмы…».

Такая пестрая картина предстала и глазам певицы. Полина Виардо собиралась наполнить свою жизнь не светскими пустяками, а чем-то большим. Ее вилла у подножия Зауерберг превратилась в настоящий культурный центр. Немецкая императорская чета, Бисмарк, Клара Шуман, Теодор Шторм были гостями на ее знаменитых воскресных утренниках и званых вечерах, молодая поросль певиц стремилась попасть в школу знаменитой дивы и превосходного педагога.

Стареющая, но по-прежнему очаровательная женщина со своим супругом и четырьмя детьми прожила в Баден-Бадене восемь лет. Двадцатилетней девушкой она вышла замуж за искусствоведа Луи Виардо, в ту пору директора Итальянского театра. Ничто не говорило о том, что их союз скрепляла пылающая страсть; однажды она написала, что на любовь своего супруга могла ответить только дружбой. Все же узы эти были достаточно крепки, чтобы выдержать любые испытания, которые не раз угрожали браку Виардо. Как приличествует взрослым порядочным людям, супруги всегда приходили к соглашению.

Так случилось, что и великий Иван Тургенев оказался большим другом дома Виардо. В Баден-Бадене он сначала жил по соседству с виллой Виардо, а потом совсем туда переселился и стал, в известной степени, членом семьи. Луи Виардо, который был старше Полины на двадцать лет, состарился. Тургенев же, напротив, был только на два года старше певицы.

Он познакомился с молодой Виардо в Санкт-Петербурге и всю свою жизнь не мог освободиться от ее чар. Их связь продолжалась четыре десятилетия, в ней была дружба и духовное общение, любовь и ревность. Русский писатель, проведший жизнь между усадьбой Спасское, Парижем и Германией, изводил себя, тоскуя по Полине, когда находился далеко от нее, и напоминал о себе, забрасывая одухотворенными, нежными и меланхоличными письмами. Он писал по-французски, но часто обращался к ней по-немецки «дорогая подруга»: «Дорогая, дорогая, человеческое сердце никогда не наполнялось таким чувством, какое испытываю к Вам я. Обожание, но это только самое слабое его определение. Я припадаю к Вашим ногам и остаюсь навсегда, навеки Вашим».

Всю жизнь он оставался преданным рабом Виардо.

«Уже давно она вытеснила все на второй план, и по заслугам! Я счастлив лишь тогда, когда нахожусь под каблуком у женщины, и она тычет меня носом в грязь!» – признался он своему русскому другу в экзальтированной самоистязающей страсти, когда до него дошел слух о романе Виардо с голландским художником Ари Шеффером. Он ревновал и к месье Виардо, что, правда, не помешало их искренней дружбе.

Отвечала ли Полина Виардо ему взаимностью? Кажется, писатель, автор бессмертного романа поколений «Отцы и дети», был для нее больше, чем любовником. Подводя итог своей жизни, Тургенев меланхолично признался: «С первого взгляда, с тех пор, как увидел ее… я принадлежал ей целиком, как собака своему хозяину, но… по правде говоря, она никогда не уделяла мне много внимания».

Обидные и несправедливые слова. Без Полины Виардо его творчество кажется немыслимым. Не только потому, что она переводила его стихи и рассказы на французский – даже на смертном одре он диктовал ей свои последние рассказы; она же помогала ему оттачивать стиль – в скольких рассказах скрывается то, что он переживал с Полиной, о чем беседовал, что узнавал!

В Париже, где супруги Виардо жили в одном доме с Тургеневым, Полина стала сиделкой умирающего от рака писателя. В последние недели жизни из-за нестерпимой боли он терял рассудок, кричал, в то время, как она старалась облегчить мучения уколом морфия, принимал ее за другую и называл своей леди Макбет, которая преследовала его.

В конце концов, он впал в кому и очнулся только, чтобы попрощаться: «Королева королев. В чем она себе отказала!» – ласково прошептал он. То были его последние слова.

Тогда, в 1883 году, Полина Виардо уже давно покинула Баден-Баден. Франко-немецкая война разожгла национальные страсти, и даже Виардо, искренняя почитательница немецкой культуры, ненавистница Наполеона III, чувствовала здесь себя чужой. С тяжелым сердцем она уехала в Лондон, после войны опять вернулась в Париж. Ее сценическая карьера закончилась еще в Баден-Бадене, но певица продолжала участвовать в концертах, как достойная уважения матрона. Несколько десятилетий она содержала парижский салон, без устали растила новые поколения певиц. Дезире Арто, Паолина Лукка, вагнеровская героиня Марианна Бранд – вот самые именитые из ее учениц.

Полина Виардо, щедро наделенная неистощимой жизненной силой Гарсиа, пережила большинство своих друзей, соперниц и учениц. Она умерла 18 мая 1910 года, дожив почти до девяноста лет.

Глава 2
Семейные тайны Гарсиа

Общеизвестно, что семья певцов Гарсиa, Мануэль Родригес Гарсиа и две женщины-певицы, обе с ребенком, – каждая считала себя его законной женой – приехала в Париж из Испании. Вот что пишет об отце Полины известный английский музыковед Майкл Стин: «Мануэль Родригес, взявший себе имя Гарсиа, был хористом в Севильском Кафедральном соборе. Он не знал отца. Согласно различным мнениям, его семья происходила от мавров, евреев или цыган».

В книге, написанной Барбарой Кендэлл-Дэвис о Мануэле Гарсиа сказано, что он родился в бедной цыганской семье в Севилье, с ранних лет остался сиротой; «имея красивую наружность, шарм, музыкальный талант, стал известным певцом и композитором в возрасте, когда многие только начинают. К семнадцати годам сделал карьеру, когда ему было двадцать с небольшим, его портретировал сам Гойя».

Происхождение матери Полины, Хоакины (Жоакины) Ситчес, также туманно. По ее собственным словам, будучи незаконной дочерью в семье испанских дворян, она воспитывалась в монастыре. В двадцать два года начала петь в Мадридской опере, где Мануэль был «главным тенором». Бракосочетание Мануэля и Хоакины проходило в церкви, но священник не знал, что у новобрачного уже есть жена и дочка. Хоакина также родила ребенка – сына Мануэля.

В 1807 году 32-летний Мануэль Гарсиа-старший, сделавший в Испании блестящую певческую карьеру, покинул страну в сопровождении двух своих жен и двух детей и отправился в Париж. Здесь Хоакина, ставшая Жоакиной, родила второго ребенка – Марию Фелиситу, впоследствии прославленную певицу Марию Малибран. Ситуация с двоеженством разрядилась довольно скоро: «первая жена» Мануэля покинула Францию – на родине ей предложили ангажемент. Правда, дочка осталась с отцом, повзрослев, сделалась профессиональной певицей Жозефиной Гарсиа Руец, иногда выступавшей вместе с Марией Малибран. В кругу семьи отец называл Жозефину «племянницей». Третий ребенок в семье Гарсиа, Полина, родилась только через 12 лет после Марии – 18 июля 1821 года. Она была самая младшая в семье, любимица отца.

Полина верила, что в ее отце текла цыганская кровь. Со стороны матери Полина Виардо имеет, скорее всего, испанские корни.

Любопытные штрихи вошли в книгу Барбары Кендэлл-Дэвис. Когда Полина Виардо осенью 1846 года второй раз приехала на гастроли в Россию, в домах русских аристократов она с большим вниманием прислушивалась к выступлениям цыган, а те завороженно слушали в ее исполнении испанские песни. Интерес был взаимный. Есть еще одно свидетельство. В 1858 году в письме к своему немецкому другу, музыканту и дирижеру Юлиусу Рицу, Полина пишет о «богемской крови, унаследованной от отца и ставшей причиной некоторой (ее) неуравновешенности, неустанной жажды перемен и отвращения к железному закону, гласящему, что дважды два – четыре». Эвфемистическое словосочетание «богемская кровь», как кажется, служит здесь обозначением принадлежности отца Полины к цыганскому племени, издавна кочевавшему по просторам Богемии, расположенной в самом центре Европы. Возможно, до младшей дочери Мануэля Гарсиа дошли какие-то семейные рассказы, а, может быть, она сама домыслила географию скитаний семьи своего отца до того, как тот попал в Испанию.

В России необычная внешность Полины Виардо также вызывала толки об ее цыганском происхождении. Известно, что мать Ивана Сергеевича Тургенева, заочно не любившая Полину, воскликнула после концерта «разлучницы»: «А все же хорошо поет проклятая цыганка!». Авдотья Панаева в своих «Воспоминаниях» считает Виардо еврейкой. По мнению Авдотьи Яковлевны, «в типе лица (Полины) было что-то еврейское; хотя Тургенев клялся всем, что она родом испанка, но жадность к деньгам в Виардо выдавала ее происхождение».

Любопытно, что утверждение о возможных еврейских предках семьи Гарсиа находит некоторые косвенные подтверждения. Так, Александр Яковлевич Звигильский, директор музея Тургенева в Буживале, полагает, что бабушка Полины по отцовской линии, Мариана Агиляр, была еврейкой, так как именно эту фамилию носили испанские марраны.

Полина порвала отношения с Вагнером, когда ей в руки попалась его антисемитская книга «Еврейство и музыка». Возможно, об этой книге Вагнера идет речь в письме Полины к Юлиусу Рицу от 15 декабря 1860 года: «Книга, которую опубликовал Вагнер, вызвала возмущение у всех, кто ее читал».

В ближайшем окружении семьи Виардо были композиторы еврейского происхождения: Мейербер, Галеви, Мендельсон. Произведения всех трех Полина исполняла. Мейербер в расчете на нее написал свою оперу «Пророк», где она с громадным успехом пела партию матери главного героя – Фидес. С Галеви, автором оперы «Иудейка», в которой Полина исполняла роль героини – Рахели, они жили в Париже на одной улице. Полина часто пела в его доме. Существует предположение, что под влиянием одной из ее испанских песен, однажды там исполненной, зять Галеви, композитор Бизе, написал сцену «гадания» трех цыганок в опере «Кармен».

Кстати сказать, в творчестве Тургенева тоже есть еврейская тема, что косвенным образом может служить отголоском каких-то разговоров о происхождении Полины. Об этом повествуют рассказы «Жид» и «История лейтенанта Ергунова», повесть «Несчастная…».

В «Кларе Милич» («После смерти») герой описывает внешность Клары, во многом совпадающую с внешностью Полины Виардо: «Лицо смуглое, не то еврейского, не то цыганского типа…».

Семья Гарсиа, уехав из Испании, первоначально вела по-цыгански кочевой образ жизни. Через несколько лет пребывания в Париже двинулись в Италию. В Неаполе, где Мануэль Гарсиа был принят «главным тенором» в Придворную Капеллу при брате Наполеона Бонапарта Мюрате, им пришлось задержаться. Здесь «великий Гарсиа» встретился с Джоакино Россини, который, как считается, именно для него написал партию графа Альмавивы в «Севильском цирюльнике». Потом снова Франция, где Мануэль Гарсиа пел в Парижской опере; свои выступления на французской сцене он перемежал длительными гастролями в Лондоне. А в 1825 году семья Гарсиа в полном составе – с цыганской бесшабашностью и авантюризмом – отправилась в неизведанную землю – Америку.

В оперной труппе все члены семьи: сам Мануэль – ведущий тенор, жена – вторая солистка, 20-летний сын – главный баритон, 17-летняя Мария – примадонна. Полине 4 года, и она уже знает все вокальные партии «Дон Жуана». Именно этой оперой Моцарта Мануэль Гарсиа собирается начать гастроли «итальянской оперной труппы» в Нью-Йорке, тем паче, что в этом городе им встретился Лоренцо да Понте, бывший проштрафившийся венецианский священник и автор либретто «Дон Жуана». Разочаровавшись в Старом свете, итальянец искал счастья в Новом.

Отец Полины отличался смелостью и необузданностью. Ходили слухи, что в юности он совершил убийство, но за недоказанностью преступления, его оставили в покое. Авантюрная складка сказалась и в том, что Мануэль Гарсиа, попав после Нью-Йорка в Мехико-сити, решился, несмотря на Гражданскую войну, не прекращавшуюся в тех местах, вместе с семьей пройти 300 миль по горам до морского порта Вера Круз на Мексиканском заливе, чтобы оттуда отплыть во Францию.

Во время гастролей семья заработала большие деньги – примерно 600 тысяч франков, Гарсиа перевел их в золото. Путников охраняли солдаты, однако в одном из ущелий эти «солдаты» превратились в разбойников и забрали у путешественников все, вплоть до дорогого шотландского пальто маленькой Полины. Существует легенда, что разбойники заставили Мануэля петь – и так восхитились его исполнением народных испанских песен, что вернули часть золота и даже проводили до порта. Феноменально талантливый, сочинивший 42 оперы, восхищавший слушателей (его будущий зять Луи Виардо в юности потратил последние 30 су на оперы с его участием), Мануэль не слишком считался ни с людьми, ни с законом. Был наивно ребячлив и одновременно вспыльчив и груб. На пароходе он разучивал с сыном партию Фигаро, но делал это по-своему, с грубой руганью и даже рукоприкладством. Известно, что капитан судна, наблюдавший эту сцену, пригрозил заковать грубияна в кандалы, если тот еще раз тронет кого-нибудь – пассажира или члена своей семьи. Марию, девушку с независимым и своевольным характером, отец учил пению в той же манере. Сохранилось свидетельство, что прохожих, обращавших внимание на громкие женские крики, раздававшиеся из дома, где жила семья Гарсиа, соседи успокаивали словами: «Ничего страшного, это Мануэль обучает свою дочку».

В операх отец и дочь пели любовные дуэты. В «Севильском цирюльнике» были идеальными графом Альмавивой и Розиной. В жизни Мария боялась отца, была скована его волей. То, что старшая дочь Мануэля Гарсиа была подвержена депрессии, страдала бессонницей, Барбара Кендэлл-Девис объясняет сексуальным насилием, которому та подвергалась со стороны отца в детстве и юности.

Как бы то ни было, Мария всеми силами стремилась выйти из-под отцовской власти. В период «завоевания Америки», в 1826 году, в неполные восемнадцать, она выходит замуж за 45-летнего неудавшегося банкира полуфранцузского-полуиспанского происхождения Юджина Малибрана. Через два года она покидает незадачливого мужа, брак с которым дал ей звучную французскую фамилию и свободу; за оставшиеся 10 лет жизни она сделает ослепительную карьеру певицы, своим теплым колоратурным меццо-сопрано будет удивлять и восхищать публику Парижа, Лондона, Венеции, Милана и Брюсселя. Погибнет она всего в 28 лет случайно и странно. Сначала на гулянье в парке упадет с лошади, потом упадет на сцене – это случится в Англии, – и врачи не смогут ее спасти.

В отличие от сестры, Полина отца обожала – восхищалась его внешностью, статной фигурой, скульптурными позами его сценических персонажей. Он также относился к младшей совсем иначе, чем к Марии, говорил, что, если старшая дочь «нуждается в железной руке, то младшую можно вести на шелковой нитке». Позже, когда Полина, уже известная певица, гастролировала в Испании, на одном из концертов ей почудилось, что она видит в оркестре отца. С ней случился обморок, концерт пришлось прервать.

Про Хоакину, жену Мануэля Гарсиа-старшего, известно гораздо меньше, причем только с ее собственных слов. Незаконнорожденная, она была отдана с детства на воспитание в монастырь, обучалась там пению, в 22 года вырвалась на волю и стала солисткой в Мадридской опере, где и встретилась с Мануэлем. Была она исправной католичкой. По-видимому, страдала вначале из-за двусмысленности своего положения «второй жены», затем из-за многолетней внебрачной связи дочери Марии с бельгийским скрипачом Шарлем де Берио. У пары рождались дети, обреченные на участь незаконных. Выйти замуж Мария могла только развязавшись с Малибраном, жившим в далекой Америке.

В конце концов, с помощью «стряпчего» Луи Виардо Марии удалось расторгнуть свой брак с Малибраном, в 1836 году они с де Берио поженились. И в том же году ее не стало. То самое роковое – последнее – выступление Марии Малибран проходило в Манчестере. Один из крупных английских критиков написал: «Англия убила ее».

Не думаю, что Хоакина бы с ним согласилась. Она бы сказала, что жизнь человеческая – в руках божьих. И, возможно, добавила бы, что Мария слишком долго испытывала Божье терпение своими эскападами.

В этом смысле младшая дочь – Полина – была идеальна. До замужества ездила на гастроли только вместе с матерью. И никаких предосудительных связей.

Мария Малибран, сестра Полины, была красавицей. В ее портретах трудно отыскать «цыганские» черты, разве что глаза напоминают отцовские. Другое дело, – ее младшая сестра Полина, чья внешность была далека от общепринятых европейских канонов красоты. Смуглая, худая, с большим ртом. Одно слово – «цыганка».