Текст книги "Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны"

Вирджиния, ожидавшая в Лионе появления Ле Харивеля в качестве долгожданного радиста, чувствовала себя изолированной. После семи недель одиночества она тоже ощущала недостаток руководства или поддержки. И все же какое-то шестое чувство, по-видимому, остановило ее от того, чтобы присоединиться к массовому собранию членов УСО. Она уже давно была вынуждена открыть для себя преимущества самостоятельности и была не по годам мудра. Напротив, некоему лейтенанту Марку Жюмо, высокому взлохмаченному техническому советнику, десантировавшемуся 10 октября с парашютом недалеко от Бержерака, недоставало ее осторожности, и он искал дружескую компанию в этом пугающем мире. Он был первым, кто прибыл на виллу, проигнорировав тот факт, что никто не ответил, когда он несколько раз звонил туда по телефону ранее. Он отмахнулся от беспокойства соседки по поводу подозрительного поведения Кристофа. Он не заметил ничего необычного в густо засаженных палисадниках, беспечно прошагав двадцать ярдов[73]73
  Около 18 метров.


[Закрыть] по дорожке к входной двери и миновав нескольких затаившихся полицейских. Но встретиться со своим коллегой – агентом УСО не вышло. Дверь открыли трое инспекторов Сюрте – внушающих страх французских контртеррористических сил. Они арестовали Жюмо.

Вскоре после этого была задержана еще дюжина агентов УСО, включая Ле Харивеля и Ланжелана. На вилле арестовали еще пятерых из них, в том числе Жана и Габи Пьер-Блох (которые везли пять миллионов франков, присланные из Лондона и завернутые в полотенце). Это привело к другим арестам в Шатору и Антибе. Наконец, когда после наступления темноты 24 октября, последний работающий оператор беспроводной связи УСО в свободной зоне, единственный прямой канал коммуникации с бескрайними просторами южной Франции, прошел по дороге к парадным воротам виллы и обнаружил, что дом закрыт. По крайней мере, Беге, чьи навыки передачи данных быстро сделали его звездой Бейкер-стрит, строго следовал протоколу безопасности, позвонив за полчаса до предполагаемой встречи, чтобы разузнать обстановку. Мужчина, голос которого звучал точно так же, как у Кристофа, заверил его, что все «нормально»[74]74
  Показания Жоржа Беге в УСО (SOE. HS9-1491), личное дело Гилберта Турка.


[Закрыть]. Но когда Беге позвонил в звонок и стал ждать, когда его впустят, шесть офицеров Сюрте схватили его и отвели его к остальным в камеры. Здесь следователи обычно проводили вечера, прожигая паяльной лампой ступни заключенных. Беге считал, что Кристоф, никогда не пользовавшийся популярностью, сознательно позволил выследить себя и использовать виллу как приманку. Другие[75]75
  SOE. HS9-1539-5. Филипп де Вомекур раскрывает на допросе, что он был лишь одним из тех, кто считал Кристофа предателем, – хотя следователи УСО сняли с него обвинения в правонарушениях в конце войны. Филипп также получил приглашение на Виллу де Буа, но заподозрил неладное – хотя и отправился в Марсель – сбежал и не пришел. Кристоф тогда стал пытаться заманить его в кафе.


[Закрыть] были убеждены, что он купил себе свободу, активно заманивая коллег в ловушку. Кристоф, единственный оставшийся на свободе, продолжал заявлять о своей невиновности. Но предательство это было или нет, правда заключалась в том, что одним махом французская, а не немецкая полиция практически ликвидировала УСО во всей свободной зоне. Почти все самые многообещающие агенты оказались за решеткой и столкнулись с перспективой долгих недель пыток, за которыми последует расстрел. Большинство из них даже не приступило к своей тайной работе.

Несколько дней спустя Андре Блох, который работал севернее, передавая сигналы из оккупированной зоны, также исчез. Сосед-француз донес на него просто за то, что Блох был похож на еврея. Никто как следует не учел дополнительную опасность, которая из этого вытекала. Его пытало гестапо, радостно изъявшее его радиопередатчик; но, до последнего проявляя мужество, Блох встретил расстрел, никого не выдав. Теперь во всей Франции не было ни одного продолжающего работу радиста УСО.

Для Секции F начался период, который считался новым «темным веком»[76]76
  Фут М. Р. Д., с. 157.


[Закрыть]: Управление было оглушено молчанием своих агентов. После пятнадцати месяцев напряженной работы, связанной с вербовкой, обучением и внедрением почти двух десятков агентов, в Лондоне «не осталось никого, кроме мисс Вирджинии Холл»[77]77
  SOE. HS7-121. История и агенты Секции F.


[Закрыть]. Только она могла связаться с Бейкер-стрит. Только у нее была налажена растущая, незапятнанная арестами сеть агентов. Только она снабжала УСО жизненно важной информацией о вишистах и нацистских оккупантах. Будущее разведки союзников во Франции теперь зависело от одинокой женщины, которую списывали со счетов большую часть ее взрослой жизни.

Глава третья
Подруги легкого поведения

Катастрофа на Вилле де Буа сильно пошатнула УСО. В Лондоне головы буквально летели с плеч на фоне обвинений в жутком непрофессионализме, как и предсказывали их соперники в МИ-6. Несколько сотрудников сломались, не выдержав напряжения, и в течение нескольких месяцев глава УСО, бывший депутат Фрэнк Нельсон, известный среди коллег как CD, ушел в отставку, безвозвратно подорвав свое здоровье. Тем временем для улучшения ситуации был назначен новый начальник Секции F (которого называли просто F) по имени Морис Бакмастер, но он тоже не обладал достаточным опытом или подготовкой в сфере ведения как тайной, так и традиционной войны. Бывший директор «Форд мотор компани» во Франции, он, по словам очевидцев, «принес с собой оптимизм директора по продажам» на Бейкер-стрит. Но зачастую за жизнерадостностью этого «старого итонца» на самом деле скрывалась наивность, и высшее начальство наняло его – еще одного новичка в шпионаже – только потому, что «больше было некого». Вскоре новый сорокаоднолетний босс Вирджинии уже работал по восемнадцать часов в день, возвращаясь на велосипеде к себе домой в Челси глубоко за полночь, – однако никаких новостей о его новых агентах не было слышно еще удручающе долго. События на Вилле де Буа и смерть Блоха стали поворотным моментом для УСО: теперь никто на Бейкер-стрит не думал о своей работе как о какой-то игре. «Полная тишина со стороны Франции действовала нам на нервы и тормозила наш прогресс», – вспоминал Бакмастер. – «Мы ничего не могли сделать, нам оставалось только ждать». Судорожно затягиваясь своей трубкой, Бакмастер полагался на то, что Вирджиния каким-то образом сможет выжить, узнать, что именно там произошло, и наконец-то предоставить отчет. Но лондонские сотрудники УСО, хотя их и призывали не унывать, в глубине души опасались, что они могли бы сделать больше для защиты своих агентов, – если бы только они знали, что именно!

УСО теперь могло по пальцам одной руки пересчитать количество оставшихся агентов в свободной зоне: Филипп де Вомекур (Готье), которого завербовал его брат Лукас; Фрэнсис Басен (Олив) на Лазурном берегу и Жорж Дюбуден (Ален) с Вирджинией в Лионе. От операции по сути оставался один скелет, и Вирджиния стала той, от которой зависели все остальные, – прежде всего потому, что только у нее была надежная связь с Лондоном через дипломатические каналы. Передача каждого сообщения, однако, занимала несколько дней, а без радиста УСО вскоре рисковало лишиться точки опоры.

Необходимость перезагрузки всей французской операции стояла как никогда остро, и именно Вирджинии предстояло это сделать. В течение дня не было ни часа, и ни дня в течение недели, когда бы она не работала над восстановлением утраченных позиций. Но хотя жестокость вишистов и немцев способствовала желанию все большего количества людей присоединиться к Сопротивлению, существовала опасность, что этот пузырь может лопнуть столь же быстро. Воодушевленные успехами вроде событий на Вилле де Буа, власти Виши и их немецкие хозяева начинали преследовать любого, кого они подозревали в сочувствии Сопротивлению. Множество диссидентов не усложняли им задачу. К постоянному ужасу Вирджинии, они проводили встречи на публике, громко и гордо разговаривали, не проводили проверок новых новобранцев, использовали свои настоящие имена и боролись с другими группировками. Несмотря на события в Нанте, они продолжали совершать бессмысленные поступки, часто приводившие к ужасным репрессиям, но приносившие при этом минимальную пользу. Будучи всего лишь офицером связи, Вирджиния не контролировала их действия, но, когда пришло время для вербовки людей в свою команду, она стремилась создать более безопасную и упорядоченную систему небольших дискретных ячеек, состоящих из отбираемых вручную и готовых следовать приказам участников. Они также должны были осознавать цену небрежного поведения. Она не могла допустить повторения событий на Вилле де Буа.

На тот момент Лион мог предложить беженцам относительно неплохие условия, но за городом, ставшим новой родиной Вирджинии, внимательно следили немецкие службы безопасности. И гестапо, официальная тайная полиция нацистов, и абвер, или военная разведка, работали под прикрытием и соревновались в усердии. Городской администрацией управляли коллаборационисты, перенявшие инициативу у парижских нацистов. Все боялись «ушей» своих соседей: Вишистская Франция тонула в доносах, ежедневно их поступало более полутора тысяч, и большинство граждан были слишком напуганы, чтобы высказаться или тем более нарушить закон. Вирджиния была разочарована: оказалось, что тех, кто считал своим долгом, рискуя жизнью, попытаться освободить свою страну, было слишком мало.

То обстоятельство, что британцам просто не доверяли продолжать войну, также представляло значительную проблему. Петэн откровенно обвинял их в поражении Франции. Дюнкерк, возможно, и был преподнесен Уинстоном Черчиллем как определенного рода чудо, но для французов (поддерживаемых лавиной вишистской пропаганды), он олицетворял подлый акт дезертирства. Британский престиж снова был разрушен такими военным поражениями, как унизительная потеря линкора HMS Hood[78]78
  HMS Hood – линейный крейсер британского флота. Был уничтожен 24 мая 1941 года в бою с германским линкором Bismark.


[Закрыть] и сокрушительная Критская воздушно-десантная операция[79]79
  Критская воздушно-десантная операция – стратегическая десантная операция Германии (в немецких планах – операция «Меркурий»), проходила с 20 по 31 мая 1941 года. Цель – уничтожение британского гарнизона на острове Крит – несмотря на тяжелые потери со стороны немецких десантников, была выполнена.


[Закрыть], которая привела к вынужденной эвакуации нескольких тысяч солдат. Ожидалось, что Лондон последует за Францией, быстро отступит и проведет переговоры о мире. И несмотря на то, что этого пока не происходило, за исключением СССР, где перспективы победы все еще были туманными, Германия выигрывала битву за битвой. Нацистов считали победителями. Было бы безумием бросить им вызов. Какой смысл рисковать умереть мучительной смертью ради заведомо проигрышной цели? Как Вирджиния, агент секретной службы под руководством утративших доверие британцев, может найти и убедить тех, кто захочет подчиняться ее приказам и помочь в борьбе?

Британцев считали не только слабыми, но и, чему способствовало многовековое взаимное недоверие, настроенными против французов. Режим Виши контролировал прессу и радио на юге, как это делали немцы на севере, и поэтому одной из первых жертв сотрудничества Петэна пала правда. Результатом этого стало повсеместное распространение ненависти, голода и болезней. Большинство французов заставили поверить, например, что британская блокада была главной причиной нехватки продовольствия, вина и топлива. Вирджиния знала, что это ложь. Систематическое разграбление нацистами лишило Францию большей части собственного угля и значительной доли сельскохозяйственных продуктов, таких как мясо, овощи, фрукты и рыба. И режим Виши был замешан в отправке столь ценных товаров в Германию. Неудивительно, что вскоре Вирджиния запросила у Лондона инструкции, как испортить еду, направляющуюся в Берлин. Ей посоветовали вкладывать в туши животных «небольшие кусочки разложившегося мяса», протыкать консервированные банки, заливать соленую воду в сахар или замачивать овощи и злаки[80]80
  Личное дело Вирджинии. 05.05.1942.


[Закрыть].

В одной из своих статей Вирджиния писала, как знаменитые французские crimes passionelles (преступления страсти) уступили место мелкому воровству, – доведенные до отчаяния люди выхватывали продукты из корзин или разбирали заборы на дрова. Даже тощие голуби на городских площадях и кролики, разводимые на городских балконах, ценились за мясо. Люди были в среднем на один стоун[81]81
  Около 6,3 килограмма.


[Закрыть] легче, чем до войны, многие из-за недоедания лишались зубов и ногтей[82]82
  SOE. HS9-647-4. Личное дело Вирджинии Холл. Отчет от 22.01.1942.


[Закрыть]. Дети так голодали, что их рост останавливался, и многие умирали от обычных болезней. Плохое питание приводило к эпидемиям скарлатины, дифтерии, туберкулеза, брюшного тифа, фурункулам и импетиго. Сама Вирджиния, хотя и ела, когда могла, в своем любимом лионском бистро, едва могла бы позволить себе похудеть еще больше.

В одном из сообщений в «Нью-Йорк пост», которое, как и многие другие, было не опубликовано, а отправлено прямо в УСО, Вирджиния сообщила, что тридцать человек были госпитализированы в Лионе с алиментарной дистрофией, – отеком всего тела, вызванным голоданием[83]83
  Личное дело Вирджинии Холл. Без даты, поздняя осень 1941 г.


[Закрыть]. С приближением зимы (самой суровой со времен Ватерлоо в 1815 г.) здоровье населения еще больше ухудшилось из-за сильных холодов. Одежду (в особенности бюстгальтеры) было тяжело достать из-за нехватки рабочей силы и отсутствием множества компонентов для производства. Запасы кожи были реквизированы немецкими военными, что привело к острому дефициту нормальной обуви. У той немногой, что иногда все еще встречалась в магазинах, была деревянная подошва, которая громко цокала, когда человек шел по улице. Этот нестройный звук стал привычным музыкальным фоном времен нацистского режима.

Едва ли эту обстановку можно было назвать благодатной почвой для развития контролируемой Лондоном сети. Вирджинии повезло, что Уиттингхилл в американском консульстве познакомил ее с пилотом Королевских ВВС, приходившим к нему почти каждый день. Сильно обгоревший в результате пожара на своем бомбардировщике над Бельгией в первый день немецкого блицкрига в мае 1940 года, Уильям Симпсон провел несколько месяцев в госпитале, с ног до головы покрытый смазанными маслом бинтами, и теперь ожидал репатриации, пока подобные гуманитарные мероприятия все еще разрешались Францией. Некогда красивое, теперь его лицо было покрыто ужасными шрамами, а часть носа и левого века отсутствовали. Ему ампутировали пальцы, так что он не мог расстегнуть брюки без посторонней помощи: ему всегда требовался кто-то, чтобы помочь сходить в туалет. Его левая ступня и колено были сильно обожжены, и он мучительно хромал, опираясь на палку и каждый раз перед выходом собираясь с духом, чтобы справиться с неизбежными любопытными, испуганными или сочувствующими взглядами. Они с Вирджинией сразу же нашли общий язык, и Симпсон изо всех сил старался вознаградить ее за понимание и возможность снова почувствовать себя полезным.

Симпсон полагал, что, у него есть способ удовлетворить ее острую потребность в надежных агентах. Он предложил познакомить Вирджинию с одним из самых знаменитых жителей Лиона. Его подруга-француженка уже однажды рисковала жизнью, помогая ему найти убежище в Лионе, и при необходимости вносила свою лепту в борьбу с нацистами почти в одиночку (как и многие участники Сопротивления на тот момент). Американке предстояло завоевать ее доверие – если она сможет – и завербовать для помощи в разработке операции Сопротивления, подконтрольной Лондону и УСО. Симпсон считал, что если кто-то и может это сделать, так это Вирджиния. Он видел, что она отличалась от других женщин; она обладала тем, что он считал (в представлениях того времени) мужскими чертами: «храбростью и целеустремленностью», несмотря на ее «преимущественно женственную внешность»[84]84
  Симпсон У., с. 36.


[Закрыть].

Любимица Симпсона Лионез (которая, по его словам, вернула ему «чувство мужественности») совсем не была похожа на типичного представителя Сопротивления. Тридцатисемилетняя «жгучая брюнетка» с «животным сексуальным магнетизмом», она была совладелицей одного из самых успешных публичных домов Лиона. Она любила кутаться в шелках и мехах и увешиваться драгоценностями, и она излучала «цыганское тепло» на вечерах, которые устраивала в квартире над своим местом заработка в окружении целого зверинца из черных кошек – один из ее котят даже преданно ходил за ней по улицам. Снаружи здание выглядело как обычный многоквартирный дом на неказистой улочке Лиона (теперь его сменили современные офисы Национального казначейства Франции), но внутри пряталась настоящая сокровищница: гобелены, деревянные сундуки, наполненные золотыми монетами, и шкафы, набитые парижской одеждой от кутюр. Состоятельные и влиятельные люди приходили сюда ухаживать за хозяйкой и в обмен на ее благосклонность были счастливы выполнить ее волю.

В расположенном внизу maison close, или «доме терпимости», блестящая Жермен особым образом приветствовала немецких офицеров, французскую полицию, чиновников Виши и промышленников. Она снабжала их шотландским виски с черного рынка и первоклассными стейками по непомерным ценам, оставляя, впрочем, немного для своих друзей. Ее клиенты никогда и не думали сомневаться в ее мотивах, не говоря уже о том, чтобы провести обыск в ее помещениях. Они с удовольствием снабжали Жермен бензином, который было невозможно получить иным образом (не подозревая, что она будет использовать свою машину для перевозки агентов и беглецов), а также углем (почти невозможная роскошь для зимы 1941 года). Жермен «жила в грязном окружении, и ее моральные ценности отклонялись от стандарта, – вспоминал Симпсон, хотя он также признавал и ее скрытую добродетель. – Она была сияюще чиста, точно морской котик»[85]85
  Там же, с. 35.


[Закрыть].

Когда Вирджиния впервые повстречалась с Жермен, обе проявили настороженность. Француженка была горда, яростна и патриотична; она инстинктивно отказывалась от присоединения к формально организованной сети и особенно от идеи подчиняться приказам иностранки. У Вирджинии уже были ее преданные монахини в Ла-Мюлатьер; но теперь она понимала, что пытается вербовать людей с противоположной стороны морального спектра. Даже жажда приключений никогда раньше не приводила ее в мир, столь далекий от добропорядочной домашней жизни, в мир, где женское тело покупалось и продавалось за деньги. Ни одна из двух женщин никогда не стремилась к тесной женской дружбе, но, несмотря на очевидные различия между ними, Симпсон наблюдал, как постепенно они обнаруживали, что у них было много общего. Они обе любили играть с опасностью, у обеих было колкое чувство юмора, они обе могли «сделать что-то из ничего»[86]86
  Там же, с. 37.


[Закрыть]; и они разделяли «презрение к собственному чувству страха». Жермен понравились очевидные честность и мужество Вирджинии, и она поняла, что связь с Лондоном значительно поможет ее стремлению к свободной Франции. Она быстро согласилась предоставить часть своего публичного дома и три других помещения в качестве конспиративных квартир (отапливаемых ее незаконно добытым углем), хотя обе женщины сначала делали вид, что Жермен понятия не имеет, зачем они нужны. Жермен суждено было стать опорой всей лионской операции Вирджинии и одним из ее самых героических агентов – хотя Вирджиния сразу же осознала, что ей придется командовать новой подругой и пытаться научить ее хотя бы основам безопасности. Как и предупреждал ее Симпсон, богемные и щеголеватые манеры Жермен привлекали и мужчин, и женщин, но она также могла быть «беспечной» в своей храбрости и «до смешного опрометчивой»[87]87
  Там же, с. 35.


[Закрыть].

Тем не менее, благодаря Вирджинии Жермен стала неким «опорным пунктом»[88]88
  Полковник Габбинс, из личного дела Жермен Герен (SOE. HS9-631/2).


[Закрыть] для многих агентов УСО, проезжающих через Лион, а также для евреев, спасающихся бегством из оккупированной зоны, отправляющихся воевать поляков и беглецов, движущихся на юг, в Испанию. Она говорила, что хочет помочь «революции против немецких оккупантов», воссоздать то, что она называла «мужественной Францией», поэтому она находила им всем укрытие, снабжала едой, одеждой и поддельными документами и отправляла в путь к свободе. Риск, на который она шла, казалось, ее забавлял, но, несмотря на всю ее кажущуюся беззаботность, вербовка Жермен ознаменовала совершенно новый этап в миссии Вирджинии. Ее сеть «Хеклер» становилась, по описанию УСО, «надежно установленной», со списком исключительно полезных и преданных делу новобранцев, – и в центре нее стояли эти две уникальные женщины.

Власть Жермен над высокопоставленными французами оказалась совершенно исключительной и открывала все двери. Она завербовала некоторых из своих самых преданных поклонников, чтобы помочь Вирджинии. Одним из них был богатый лионский инженер по имени Эжен Жене, вдовец с тремя детьми, у которого был ценный пропуск на пересечение тщательно охраняемой демаркационной линии между двумя французскими зонами. Он предложил передавать сообщения Вирджинии в подпольные организации Парижа и обратно, а это означало, что теперь она могла расширить свою сеть далеко за пределы базы в Лионе. Он также предоставил транспорт, бензин, жилье и еду для агентов, а также тайники на своей территории для хранения оружия, взрывчатых веществ и радиопередатчиков. По счастливой случайности зять Жене был начальником местной полиции: его уговорили предупреждать Вирджинию, когда его офицеры собирались устроить рейд или произвести арест, и следить за тем, чтобы никто «не смотрел слишком пристально» на то, что она делала. Его предостережения не раз спасут жизнь Вирджинии и ее самых важных агентов от ареста.

Однако именно «девочкам» Жермен предстояло пойти, возможно, на самый большой риск, чтобы добыть для Вирджинии бесценные сведения. С одобрения своей мадам они подсыпали клиентам в напитки порошки, развязывающие языки, и рылись в их карманах в поисках интересных бумаг, чтобы сфотографировать, пока их хозяева спали. Годом ранее в отчете американскому посольству в Лондоне Вирджиния с особым презрением описывала проституток, развлекающих немецких клиентов, но теперь она ласково называла таких женщин своими «подружками легкого поведения». Благодаря своим «постельным товарищам», как она выразилась, девушки знали «чертовски много!»[89]89
  Личное дело Вирджинии Холл. Отчет от 04.12.1941.


[Закрыть] и передавали все Вирджинии. Некоторые «подружки» пошли еще дальше, используя для своих целей героин, контрабандой перевезенный из Лондона в американской дипломатической почте. Они предлагали пьяным немцам «просто немного понюхать» наркотик, «чтобы посмотреть, что произойдет». Цель состояла в том, чтобы посадить на крючок своих клиентов и лишить их способности работать, а также повредить их зрение, которое было особенно важным для полетов[90]90
  де Вомекур Ф., с. 82.


[Закрыть].

Жермен также познакомила Вирджинию с другой важной фигурой полусвета, доктором Жаном Руссе – пухлолицым весельчаком с молодецкими усиками. Его очень любили городские filles de joie, которых он почти каждую неделю навещал как профессиональный гинеколог. Множество его «дьявольских идей, направленных на то, чтобы нанести урон клиентам Жермен»[91]91
  Симпсон У., с. 38.


[Закрыть], похоже, включали в себя заражение как можно большего числа мужчин сифилисом или гонореей. Он выдавал специальные белые карточки, обозначающие, что девушка здорова, и у нее нет никаких инфекций, когда на самом деле это было далеко не так. Прежде чем обратиться за лечением, один-два человека передавали заболевание примерно дюжине клиентов – немцев активно поощряли посещать публичные дома, полагая, что это повысит их мотивацию к борьбе. Другим способом навредить было класть вызывающий зуд порошок в одежду клиентов, чтобы вызвать дискомфорт. К счастью, у доброго доктора была удивительная способность выгораживать себя во всех сложных ситуациях – талант, который в конечном итоге спасет ему жизнь.

Руссе проводил свои гинекологические и дерматологические операции за внушительными деревянными дверями дома под номером 7 на площади Антонен-Понсе. Старое каменное здание медового цвета вскоре стало личным командным постом Вирджинии. Это было очень удобно, так как давало возможность прикрывать свои посещения врачебными консультациями по поводу реально имеющейся у нее сыпи. Здесь доктор Руссе ухаживал за ранеными или больными агентами, получал сообщения, знакомил ее с десятками других полезных людей и устроил на верхнем этаже фальшивую психиатрическую лечебницу в качестве еще одной конспиративной квартиры. Немцы вряд ли пришли бы сюда с проверкой, поскольку их учили бояться психических заболеваний и избегать ситуаций, потенциально связанных со смирительными рубашками, визгами и воплями. Армейский резервист с тех пор, как был демобилизован в 1940 году, Руссе уже укрывал евреев и беглых военнопленных. Тяжелая мебель в его кабинете скрывала запас подпольной литературы, и он ждал возможности любым способом помочь делу союзников. Теперь наконец-то появился кто-то из Лондона, кто мог заниматься организацией Сопротивления и его снабжением с помощью извне. Когда Вирджиния познакомилась с Руссе, они сразу нашли общий язык: ей нравились его оптимизм, энергия и обширная сеть друзей-единомышленников. В свою очередь, он, как и многие другие, был поражен силой ее характера. В ней всегда чувствовался какой-то стержень, что бы она ни делала и где бы ни находилась. Ее авторитет, ее знания и харизма были очевидны с первых произнесенных слов, но также нельзя было не заметить и ее самоотверженность. Оба они признавали, что в военное время благородство можно найти в самых неожиданных вещах. Но режимом Виши и немцами они и их коллеги отныне были причислены к террористам.

Руссе не видел причин не рисковать своей головой, выполняя приказы иностранки. В конце концов, она рисковала своей жизнью ради его страны, в то время как многие его соотечественники этого не делали. Его готовность была еще более исключительной, если учесть, что реакционный режим «Нового порядка» в Вишистской Франции, взывая к патриотическому долгу женщин, требовал, чтобы они сидели дома, выходили замуж и имели как минимум четырех детей. Аборты были запрещены и карались гильотиной. (Неудивительно, что уровень рождаемости в департаменте Рона, окружающем Лион, вырос на тридцать пять процентов[92]92
  Личное дело Вирджинии Холл. Без даты.


[Закрыть].) Реакция на эмансипированных парижанок 1930-х годов была решительной и резкой. Женщины теперь были вассалами, которые по-прежнему не могли голосовать, были по закону обязаны подчиняться своим мужьям и которых, согласно режиму Виши, «очень нервировали резкие звуки»[93]93
  Комб Г. Lève-toi et marche: Les conditions du Français. – Privat, 1941, с. 62; Коллинс Вайц, с. 50.


[Закрыть]. Однако Руссе игнорировал подобные ограничения и посвятил себя тому, чтобы стать «самым ценным помощником»[94]94
  SOE. HS0-647-4. Личное дело Вирджинии Холл.


[Закрыть] Вирджинии. Она дала ему кодовое имя Пепен, что в переводе с французского означает «зернышко», и назначила его своим главным лейтенантом.

Вирджинию также представили Роберту Лепрово, бывшему офицеру французской разведки и еще одному ключевому игроку, который ранее помог нескольким сбитым пилотам британских ВВС бежать из Франции через Марсель. По счастливой случайности он стал экспертом по контрабанде британских офицеров, которые не говорили по-французски и не были похожи на французов. Они ели, пили и даже ходили иначе, чем их галльские хозяева. Они также, как правило, были выше, шире в корпусе, бледнее и имели больший размер ноги, что создавало проблемы для Вирджинии и других, когда они пытались подобрать им гражданскую обувь. Одно только появление на улице представляло опасность для них и для тех, кто им помогал. Позже, когда в войну вступили американские военные, задача стала еще серьезнее. Пришлось отдельным приказом запретить жевать жевательную резинку; ходящих широко расставив ноги техасцев старательно учили двигаться по-европейски и не класть руки в карманы, что считалось типичным признаком «янки». Опыт Лепрово сослужил им хорошую службу.

Уиттингхилл из консульства также тайно присоединился к работе Вирджинии по оказанию помощи беглецам. В течение войны он много раз залезал в свою кубышку, чтобы помочь эвакуировать через Испанию несколько сотен пилотов Королевских ВВС и еще двадцать британских и бельгийских агентов. Через несколько недель после прибытия Вирджинии во Францию британским летчикам советовали обратиться в американское консульство в Лионе и назваться «другом Олива» в случае, если они будут сбиты. Это был пароль для связи с Мари Монен, псевдонимом Вирджинии, имя, которое она выбрала с одобрения Лондона. С помощью Жермен и друзей она могла спрятать и накормить их всех, а затем организовать побег из Франции. Слухи о чудотворной Марии Лионской начали распространяться повсюду.

Дни Вирджинии были долгими и насыщенными. У нее практически не оставалось времени, чтобы подумать о собственных проблемах. Вместе с Руссе и Жермен ей удалось создать ядро   своей сети, но Вирджиния хотела выйти за границы Лиона, расширив сеть на остальную часть юга Франции, а вскоре и за его пределы. В качестве офицера связи ее работа заключалась в том, чтобы координировать различные цепочки агентов (а не руководить ими), но отчаянное стремление УСО к развитию в сочетании с ее энергией и инициативой заставило американку выйти далеко за рамки первоначального задания. Она завербовала пятидесятилетнего производителя парфюмерии Жозефа Маршана, который предоставил агентам убежище в Лионе и впоследствии возглавил сеть УСО; пару добропорядочных старых дев, Мадемуазелей Фелло, в подвале антикварной лавки которых хранились припасы для Сопротивления, а в квартирах – укрывались беглые агенты; владелицу лионского магазина нижнего белья La Lingerie Pratique по имени Франс Пежо (впоследствии ставшую матерью французского музыканта Жана-Мишеля Жарра и свекровью Шарлотты Рэмплинг), которая хранила оружие под кучами кружевных бюстгальтеров и устраивала жаркие диспуты Сопротивления в своих подсобных помещениях; и нескольких парикмахеров, которые укрывали беглецов и помогали участникам Сопротивления в бегах изменить внешность. Мадам Альберт принимала сообщения от других лидеров Сопротивления в своей прачечной: когда поступало сообщение, она выкладывала на витрину два заштопанных чулка, лежащих близко друг к другу. Если они лежали далеко друг от друга, это означало, что ничего не пришло. Друзья Вирджинии со времен колледжа в Бостоне, Жан и Мари-Луиза Жулианы, бывшие теперь владельцами фабрики недалеко от Ле-Пюи, прятали беглецов в горах Верхней Луары и одалживали деньги Вирджинии, когда из Лондона с почтой денег не поступало. Она также завербовала блестящего фальсификатора, очень уважаемого гравера, в элитном торговом пассаже под названием Passage de l’Hôtel-Dieu. Месье Шамбрийяр стал экспертом по подделке официальных документов для Вирджинии – его фальсификации вводили в заблуждение даже самых внимательных инспекторов. Однако он, как и все остальные ее сторонники, знал, что вероятной ценой ошибки будет смерть.

УСО раньше, чем сами французы, осознало: чтобы эффективно действовать против врага, разрозненные нити Сопротивления должны быть связаны друг с другом, формируя дисциплинированные и сплоченные тайные армии. Большинство групп ничего не знали друг о друге и поэтому были изолированы, не имея общего эффективного плана. Вирджиния не оставляла без внимания ни один потенциально полезный контакт и много путешествовала, чтобы установить необходимые связи под эгидой УСО и, прежде всего, дать французам надежду на будущее и помощь извне. Она разработала план, как лучше организовать совместную работу разных групп участников Сопротивления (взрослые, молодежь, католики, протестанты, евреи, атеисты, мужчины и женщины); она готова была выступать как посредник. Благодаря личным рекомендациям и собственному осмотрительному подходу к незнакомцам Вирджиния привлекала в свою сеть все больше и больше агентов. Понемногу приоткрывая свои мысли и чувства по поводу войны и свое страстное желание увидеть Францию свободной, она располагала к себе людей. Но где бы ни была Вирджиния, она также ясно давала понять, что только войдя в схему работы УСО и выполняя ее приказы, участники Сопротивления гарантированно получат последующие поставки оружия, взрывчатых веществ, продуктов питания, денег и лекарств. Только УСО могли и в конечном итоге должны были предоставить тысячи тонн припасов, но для этого ее новобранцам нужно было выполнять свою часть работы. Проблема заключалась в том, что многих людей по-прежнему больше интересовала их собственная фракционная борьба – между коммунистами, радикалами, бывшим офицерским составом, аристократами и все растущим числом сторонников генерала де Голля, – чем следование приказам из Лондона.