Текст книги "Каштановый человечек"

28

Понедельник, 12 октября, наше время

– Я больше не желаю повторять. Я вернулся в мотель и лег спать. А теперь я хотел бы знать, когда мы с Магнусом сможем вернуться домой.

В ярко освещенном помещении в конце длинного коридора душно. Ханс Хенрик Хауге, едва подавляя рыдания, заламывает руки. Одежда на нем изрядно измята, от него несет по́том и мочой. Прошло шесть дней с тех пор, как было найдено тело Лауры Кьер, и два дня назад Тули́н решила ходатайствовать о предварительном заключении ее сожителя. Судья дал убойному отделу сорок восемь часов для обоснования обвинения, но пока что сделать это не удалось. Найя убеждена, что Хауге знает больше, чем говорит, однако чувак вовсе не глуп. Он программист, образование получил в Южно-датском университете, и пусть как профессионал он старомоден и предсказуем, но в способностях ему не откажешь. Хауге якобы долгое время был фрилансером и, только встретив Лауру Кьер, устроился на постоянную работу в средней по размеру компьютерной фирме, с офисом в здании с видом на порт на Кальвебод Брюгге.

– Никто не может подтвердить, что вы находились в мотеле вечером в понедельник, и никто не видел вашу машину на стоянке мотеля до семи часов утра следующего дня. Где же вы находились все это время?

Попав в камеру предварительного заключения, Хауге воспользовался своим правом на помощь адвоката по назначению. И теперь слово берет эта молодая дама, особа не без гонора, источающая запахи прекрасного парфюма и одетая так, как Тули́н никогда не смогла бы за отсутствием необходимых для этого средств…

– Мой клиент утверждает, что провел в мотеле всю ночь. Он повторяет, что не имеет к преступлению никакого отношения, так что если вы не располагаете новой информацией, я требую его немедленного освобождения.

Найя не отводит взгляда от Хауге.

– Дело в том, что у вас фактически отсутствует алиби. А в тот день, когда вы отправились на ярмарку, Лаура Кьер сменила замок в вашем общем доме, не получив с вашей стороны согласия. Почему?

– Я уже говорил. Магнус потерял свои ключи.

– А может, потому, что у нее появился другой мужчина?

– Нет!

– Но вы же почему-то рассердились, когда она сказала вам по телефону, что сменила замок.

– Она не говорила, что сменила замок.

– Может быть, болезнь Магнуса повлияла на ваши отношения в худшую сторону. Я прекрасно понимаю: вы разгневались, когда она внезапно заявила, что ее теперь утешает другой мужчина.

– Я не знаю никакого другого мужчины. И я никогда не сердился на Магнуса.

– Так, значит, вы рассердились на Лауру?

– Нет, я не сердился на нее.

– Но она сменила замок, потому что не желала больше вас видеть, и именно это и сказала вам по телефону. Вы почувствовали, что вас обманули, а ведь вы сделали так много и для нее, и для мальчика, и тогда вы отправились домой…

– Я не поехал домой…

– Вы постучали в дверь или в окно, и она открыла вам, потому что не хотела, чтобы вы разбудили ребенка. Вы попытались поговорить с нею, напомнили о кольце у нее на руке…

– Но ведь ничего подобного не было…

– …о кольце, которое вы ей подарили, но она осталась холодна и равнодушна. Вы выманили ее в сад, но она все повторяла, чтобы вы проваливали к чертям собачьим. Что между вами все кончено. Что у вас нет никаких прав. Что вы не сможете видеться с мальчиком, потому что больше ни фига для нее не значите, и в конце концов…

– Да ведь не было ничего подобного, я же говорю!

Тули́н чувствует на себе взгляд сгорающей от нетерпения адвокатессы, но не отводит глаз от Хауге, который вновь заламывает руки и теребит свое кольцо.

– Нет-нет, так мы ни к чему не придем. Мой клиент потерял невесту, да и интересы мальчика надо принять во внимание, поэтому мне представляется совершенно бесчеловечным подвергать его дальнейшему задержанию. Мой клиент хочет как можно скорее вернуться домой, чтобы иметь возможность позаботиться о парнишке, когда того выпишут из…

– Мы просто хотим возвратиться домой, черт подери! Сколько еще вы пробудете в нашем доме? Вы должны наконец оставить нас в покое!

Что-то в этом нервном срыве Хауге представляется странным. Сорокатрехлетний айтишник уже не в первый раз выражает неудовольствие тем, что полиция все еще продолжает следственные действия в их доме и никого туда не пускает. Хотя по логике вещей, считает Тули́н, Хауге должен быть заинтересован в том, чтобы полиция позаботилась о сохранности оставленных там следов. С другой же стороны, дом на этот предмет эксперты осматривали вдоль и поперек столько раз, что давным-давно уже выявили бы то, что Хауге попытался бы скрыть. И ей приходится смириться с мыслью, что на самом деле он заботится только о благополучии мальчика.

– Мой клиент, разумеется, с пониманием относится к необходимости проведения дальнейших следственных действий. Однако может ли он быть свободен?

Ханс Хенрик Хауге устремляет напряженный взгляд на Тули́н. Она понимает, что ей придется отпустить его и затем проинформировать Нюландера о произошедшем. А еще сказать, что в деле об убийстве Лауры Кьер следствие по-прежнему топчется на месте. Нюландер, вне всякого сомнения, вспылит и потребует, чтобы они пошевелились, больше не тратили впустую время и не отвлекали зазря сотрудников от выполнения действительно насущных задач. И к тому же еще спросит, где обретается этот гребаный Хесс. На этот вопрос Найя по вполне уважительным причинам ответить не сможет. Начиная с вечера вторника, когда они расстались в глострупской больнице, он мало чем помогал следствию, да и вообще приходил и уходил, когда ему заблагорассудится. В последний уик-энд позвонил по телефону, чтобы узнать, как идут дела, с какого-то, как она поняла, строительного рынка.

Во всяком случае, она слышала в трубке разговоры о краске и маркировке цвета и решила, что Хесс появляется на работе лишь для отвода глаз, чтобы просто создать впечатление, будто он тоже участвует в расследовании. Рассказывать об этом Нюландеру она, разумеется, и думать не думала, но при этом прекрасно понимала, что отсутствие Хесса на работе вызовет у него не меньшее раздражение, нежели не принесшее никаких результатов заключение под стражу Ханса Хенрика Хауге. Ни то ни другое не давало Тули́н лишних очков, а ведь в конце разговора она собиралась напомнить собеседнику о рекомендации для НЦ-3, о которой тот, несмотря на предварительную договоренность, так и не нашел времени поговорить в прошлую пятницу.

– Ваш клиент может быть свободен, но дом будет опечатан до окончания следственных действий, и ему придется пока пожить где-нибудь в другом месте.

Адвокат с довольным видом кивает, застегивает папку для бумаг и поднимается с места. Тули́н кажется, будто Хауге хочет что-то возразить, однако взгляд адвоката вынуждает его промолчать.

29

Вокруг парковки перед главным входом в экспертно-криминалистический отдел, куда подъезжает Хесс, раскачиваются, грозя падением под напором ветра, высокие березы. Подойдя к дежурному на первом этаже, он, не дожидаясь вопросов, показывает ему свой полицейский жетон и объясняет, что договорился о встрече с одним из сотрудников. Вскоре к ним подходит одетый в белый халат Генц и с удивлением взирает на Хесса.

– Я хочу провести эксперимент, и мне нужна помощь. Много времени это не займет, но мне понадобится более или менее стерильное помещение и эксперт, умеющий обращаться с микроскопом.

– Большинство из нас умеют. О чем именно речь?

– Сперва мне хотелось бы спросить, могу ли я довериться тебе. Есть большая доля вероятности, что все это ерунда на постном масле и не стоит потраченного на нее времени, но я не могу рисковать и хочу, чтобы об этом знали только мы вдвоем.

Генц, до сей поры весьма скептически взиравший на Хесса, расплывается в улыбке:

– Если ты намекаешь на то, что я сказал тебе в прошлый раз, то, пойми, я вынужен был соблюдать осторожность.

– Ну а теперь соблюдать осторожность вынужден я.

– Ты серьезно?

– Да, вполне.

Генц посмотрел чуть в сторону, точно вспоминая, какая груда бумаг ждет его на письменном столе.

– Что ж, если это имеет отношение к нашей работе и не выходит за рамки закона…

– По-моему, все условия соблюдены. Если только ты не вегетарианец. Куда мне подъехать?

Последние из расположенных на первом этаже здания автоматических ворот открываются, и Хесс задним ходом загоняет служебную машину внутрь. Генц снова нажимает на кнопку, и ворота закрываются. По размеру помещение не уступает автомастерской. Это одна из лабораторий отдела, в которой производится обследование транспортных средств, и хотя осматривать придется вовсе не автомобиль, Хессу оно вполне подходит. Здесь на потолке мощные неоновые лампы и решетка водостока в полу.

– Что будем осматривать?

– Помоги, пожалуйста. – Хесс открывает багажник, и Генц вскрикивает от неожиданности, увидев на его дне мертвую бледную массу, завернутую в прозрачную одноразовую простыню.

– Что это?

– Свинья. Ей примерно три месяца. Я приобрел ее на Мясном рынке. Еще час назад она висела там на крюке в холодильной камере. Давай перенесем ее на стол.

Хесс берет тушу за задние ноги, а Генц, слегка помедлив, – за передние. Вместе они переносят свинью на стоящий у стены металлический стол. Брюхо хрюшки вспорото, все внутренности удалены, а безжизненные глаза уставились в стену.

– Я что-то никак не врублюсь. Какое все это имеет отношение к нашей работе? Ты что, шутки шутишь? Поверь, на забавы у меня просто-напросто времени нет.

– Ничего я не шучу. Хрюшка весит сорок пять кило, то есть столько, сколько ребенок в дотинейджерском возрасте. У нее голова и четыре конечности, и хотя хрящи, мышцы и кости несколько отличаются от человеческих, все равно мы получим базу для сравнения при исследовании орудия убийства. Но сперва хрюшку надо расчленить.

– Расчленить? – Генц недоверчиво смотрит на Хесса, который, вернувшись к машине, достает с заднего сиденья папку с делом и какой-то продолговатый предмет в матерчатой упаковке. Сунув папку под мышку, он вскрывает упаковку с подкладкой и вынимает из нее мачете длиной почти в метр.

– Вот что нам предстоит исследовать, когда закончим с хрюшкой. Мачете более или менее соответствует найденному у осужденного по делу Хартунг, и я хотел бы расчленить свинью точно так же, как он, судя по его показаниям, расчленил тело девочки. Я возьму фартук, ладно?

Хесс кладет оружие и папку с делом на стальной стол, рядом с которым стоит Генц, и надевает один из висящих на вешалке фартуков. Генц переводит взгляд с папки на Хесса и обратно.

– Но зачем? Не думаю, что это может иметь отношение к тому делу. Тули́н говорит, что…

– А оно и не имеет. Если кто-нибудь войдет, мы разделываем поросенка для рождественского обеда. Ты возьмешься или мне начать?

* * *

Если б еще несколько дней назад кто-нибудь сказал, что ему придется расчленять свинью, он ни за что не поверил бы, однако случилось нечто, что заставило его посмотреть на расследование по делу об убийстве Лауры Кьер под другим углом зрения. И вовсе не то внутреннее беспокойство, которое он ощутил после разговора с Магнусом в глострупской больнице, было тому причиной. Если каштанового человечка с отпечатками пальцев Кристине Хартунг оставили на месте преступления, грубо говоря, одновременно с убийством, можно, конечно, вести речь о выходящей из ряда вон случайности. Но, уже сидя в электричке на пути домой из Глострупа, Хесс постарался переосмыслить весь ход расследования. В принципе, он не подвергал сомнению, что почти год назад дочку Хартунгов убили, а тело ее расчленили, как рассказала ему Тули́н. Да, работать в датской полиции – не самое легкое на свете дело, это он на собственной шкуре испытал, но если судить по тому, как основательно сотрудники убойного отдела расследуют преступления, и принять во внимание высокий процент раскрываемости, отдел вполне можно отнести к лучшим во всей Европе. Человеческая жизнь все еще что-то значит в этой стране – и в первую очередь когда речь идет о жизни ребенка, а уж тем более о жизни дочери известного парламентария. И тот факт, что Кристине Хартунг была дочерью министра, однозначно предполагал полномасштабное расследование с привлечением работавших круглосуточно многочисленных следователей, криминалистов, судебных медиков, оперативников и даже контрразведчиков. Преступление против девочки, по всей видимости, рассматривалось как атака на демократию, и, конечно, именно в связи с этим была дана команда «свистать всех наверх!». В общем, Хесс доверял результатам расследования. И когда он добрался до своей берлоги в Парке Одина, оставался без ответа лишь вопрос, случайно ли появился каштановый человечек на месте преступления или был подброшен с какой-то целью. И все так же тревожило его ощущение внутреннего беспокойства.

По прошествии нескольких дней следствие пришло к вполне логичному выводу: выдвинуть подозрение в адрес сожителя убитой Ханса Хенрика Хауге, с чем примирился и сам Хесс. Направление расследования определяла Тули́н, а она действовала энергично и оперативно, но при этом явно нацелившись на уход из отдела и продвижение вверх по карьерной лестнице. К тому же она вела себя довольно сдержанно по отношению к Хессу, хотя, с другой стороны, его участие в процессе, если не считать спонтанной и проведенной по его инициативе беседы с Магнусом Кьером, было весьма и весьма ограниченным, в том числе и потому, что сам он не раз и не два пользовался каждым удобным случаем, чтобы остаться в тени. В основном Хесс занимался составлением на пару с Франсуа рапорта для своего начальника в Европоле. Многажды отредактированные документы были отправлены по назначению, и в ожидании решения своего немецкого патрона Хесс продолжил приводить в порядок квартиру.

Надеясь на скорое возвращение к лихорадке буден в Европоле, он даже связался с риелтором. Вернее – с несколькими. Первые три маклера, которым он позвонил, не захотели даже заносить его собственность в свои картотеки. Четвертый же согласился, но заранее предупредил, что период ожидания может затянуться, ибо район проживания Хесса пользуется дурной славой. «Если только не отыщется какой-нибудь исламист или просто уставшее от жизни существо», – добавил риелтор. Назойливый управдом, разумеется вмешался в ход ремонта, и Хессу пришлось наслушаться от невысокого росточка пакистанца всякой белиберды, пока он орудовал малярной кистью, но, несмотря ни на что, работа продвигалась.

Однако вчера вечером кое-что произошло. Сперва ему позвонили из Гааги, и некий секретарь холодным голосом сообщил по-английски, что Фрайманн желает переговорить с ним по телефону в пятнадцать часов следующего дня. Перспектива прямого общения с шефом приободрила Хесса. И придала ему дополнительных сил, достаточных для того, чтобы взяться за покраску потолка, что он вообще-то предполагал отложить до лучших времен. На его беду, у него закончились листы картона, взамен которых он получил от управдома целую кипу старых газет из подвала и расстелил их на полу, чтобы не запачкать его. И как раз тогда, когда Хесс закончил красить потолок на кухне, он глянул вниз с высоты стремянки – и встретил взгляд Кристине Хартунг, смотревшей на него с газетной страницы.

Соблазн был слишком велик, и Хесс тут же поднял с пола заляпанными краской руками газетную страницу с фотографией девочки. «Где Кристине?» – вопрошал заголовок. Вскоре ему понадобилось продолжение статьи, и он нашел его среди газет, расстеленных на полу туалета. Автор так называемого очерка, датированного десятым декабря прошлого года, подводил итоги на ту пору безрезультатных поисков тела Кристине Хауге. Собственно расследование преступления было прекращено, но автор нашел хороший повод ради сенсации мистифицировать кончину Кристине Хауге.

Во время состоявшегося за месяц до этого допроса преступник Линус Беккер признал себя виновным в том, что изнасиловал и убил Кристине, а затем расчленил ее тело, однако останки так и не были найдены. Очерк сопровождался весьма впечатляющими черно-белыми фотографиями команды поисковиков, прочесывающих лесные пространства. Кроме того, приводились высказывания нескольких анонимных источников в полиции, заявивших, что лисы, барсуки и прочие звери вполне могли откопать и просто сожрать останки, почему найти их и оказалось невозможно. Впрочем, шеф убойного отдела Нюландер высказывался в более оптимистическом ключе, хотя и он намекал, что погодные условия не споспешествовали поискам. Журналист задал ему вопрос, можно ли доверять признательным показаниям Линуса Беккера – дескать, не оговорил ли он себя, – однако шеф убойного отдела отверг эту версию. По его словам, помимо признательных показаний Беккера, есть надежные доказательства убийства и расчленения; впрочем, углубляться в детали Нюландер в интервью не стал.

Хесс попытался продолжить ремонт, но в конце концов решил заехать в управление: во-первых, чтобы забрать служебную машину, в которой он на следующий день собирался перевезти домой купленную в магазине стройматериалов сети «Сильван» машину для циклевки полов, а во-вторых, чтобы обрести душевное спокойствие.

В управлении было безлюдно – ведь дело происходило воскресным вечером, и короткая стрелка часов приближалась к десяти, – однако ему посчастливилось застать на рабочем месте последнего еще не ушедшего с работы сотрудника административного отдела. Хесс объяснил, что ему необходимо просмотреть материалы по делу Лауры Кьер, и тот помог ему войти в базу данных на компьютере в кабинете в самом конце коридора. Но как только благодетель Хесса улетучился, он тут же отыскал в базе дело Кристине Хартунг.

Материалы его оказались весьма объемны. Были допрошены почти пятьсот человек. Осмотрены сотни мест, бесчисленное множество предметов подверглись криминалистической экспертизе. Хесс, однако, искал лишь доказательства, уличающие Линуса Беккера в совершении преступления, что облегчало задачу. Проблема была лишь в том, что прочитанное не приносило ему душевного покоя, какового он алкал. Скорее наоборот.

Во-первых, его насторожил тот факт, что Линус Беккер оказался в центре внимания следствия благодаря наводке некоего анонима. Да, конечно, его и до этого допрашивали – таков порядок, ибо он ранее был судим за преступления на сексуальной почве. Но тот допрос ничего не дал, и только когда поступил анонимный звонок, в ходе следствия произошел прорыв. К тому же анонима этого так и не удалось разыскать. И еще Хесса заставило засомневаться то, что Беккер не уставал утверждать, будто не помнит точно, где захоронил останки, так как дело происходило в темноте, а сам он находился в состоянии помутнения рассудка.

Но зато если говорить об уликах против Линуса Беккера, то именно благодаря наводке анонима была сделана главная находка: в гараже рядом с его квартирой на первом этаже дома в Биспербьерге полиция обнаружила орудие, с помощью которого, судя по всему, он и расчленил тело Кристине Хартунг. Явно убедительное доказательство, однако Нюландер почему-то предпочел умолчать о нем в газетном интервью. Орудие, девяностосантиметровое мачете, было подвергнуто тщательному исследованию, и эксперты-генетики со стопроцентной уверенностью констатировали, что кровь, оставшаяся на его лезвии, принадлежит Кристине Хартунг. И после того как результаты генетической экспертизы были предъявлены Линусу Беккеру, он признался в убийстве.

Беккер рассказал, как он на своей машине поехал за девочкой в парк, где напал на нее, изнасиловал и задушил. Затем упаковал тело в черный пластиковый мешок, лежавший в багажнике его автомобиля, и заехал домой за мачете и лопатой, хранившимися в гараже. Правда, при этом он утверждал, что у него в тот день несколько раз случалась потеря памяти, из-за чего ему помнились лишь отдельные отрывочные моменты. По его словам, пока он разъезжал с мертвым телом, сгустилась тьма, и Беккер оказался в леске где-то в Северной Зеландии. Там он расчленил тело, выкопал яму и захоронил в ней какую-то его часть, предположительно торс. Другие останки зарыл в том же леске, но в другом месте. Однако результаты генетического анализа неопровержимо свидетельствовали, что мачете было использовано для расчленения тела именно Кристине Хартунг, и это дало основания считать преступление раскрытым.

И все же именно результаты исследования оружия заставили Хесса отправиться на Мясной рынок сегодня утром. На обратном пути к центру города он остановился на Старой площади у магазина охотничьих и рыболовных товаров, который знал по тем временам, когда работал следователем в убойном отделе. В магазине по-прежнему продавали экзотическое для Дании оружие, и Хесс удивился, что делалось это на законных основаниях. Там он и нашел мачете, которое, разумеется, не было полностью идентичным тому, что применялось в деле Кристине Хартунг, но тем не менее имело примерно ту же длину, приблизительно тот же вес и изгиб и выполнено было из того же самого материала. Поначалу Хесс не мог решить, к кому из криминалистов обратиться за помощью в проведении эксперимента, но поскольку знал, что Генц пользуется репутацией прекрасного специалиста и уже давно признан таковым экспертами Европола, выбор пал на него. К тому же, приняв такое решение, Хесс избежал общения со своими старыми знакомцами.

* * *

Расчленение свиньи почти закончено. Хесс отделил от туши еще одну ногу – на сей раз переднюю – двумя тяжелыми точными ударами под лопатку, вытер пот со лба и отошел от металлического стола.

– И что теперь? Мы закончили? – Генц, придерживавший свинью, отпустил ногу и тушу и посмотрел на свои часы, а Хесс оглядел клинок на свету, чтобы выяснить, какие отметины остались на нем после разделки хрюшки.

– Еще нет. Его надо почистить. И, кстати, надеюсь, у тебя найдется действительно хороший микроскоп.

– Для чего? Я так и не понял, что мы собирались делать.

Хесс не ответил. И самым кончиком указательного пальца провел вдоль лезвия мачете.