Текст книги "Секрет старой фермы"

Спенсер Куинн
Секрет старой фермы

Я ПОСВЯЩАЮ ЭТУ КНИГУ ПЯТЕРЫМ МОИМ ЮНЫМ ЧИТАТЕЛЯМ —

ВИВИАН, ТОРИ, ГАБИ, НОРЕ И ДЖОРДЖУ

Spencer Quinn PAWS VS CLAWS

Copyright © 2019 by Pas de Deux Corp This edition is published by arrangement with The Friedrich Agency and The Van Lear Agency

© Касьяненко М., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

1. Принцесса

– Плохие новости, киса, – сказала Берта. – Сегодня сливок не будет.

Сливок не будет? Я не ослышалась? Это, конечно, риторический вопрос. Разумеется, я прекрасно слышу. Собственно, всё, что касается меня, – всё прекрасно. Выгляжу я, к примеру, великолепно. Я воплощённая красота: от кончика носа, похожего на блестящую бусину, и до самого хвоста – пушистого и белоснежного. А мои глаза! Я скажу, не скромничая – стоит вам только посмотреть в них, и вы уже не сможете отвести взгляд. Со мной это случается довольно часто – по сути, каждый раз, как я смотрюсь в зеркало.

В кухне у нас тут, в гостинице Блэкберри Хилл, зеркал нет. Мне больше нравятся комнаты с зеркалами, но для кухни я делаю исключение. Каждое утро, проснувшись, я совершаю небольшую прогулку, шествуя в высшей степени элегантно – совсем не так, как ещё один здешний обитатель, с которым вам, должно быть, ещё предстоит познакомиться – тут уж ничего не поделаешь. Так вот, я соскальзываю с верха дедушкиных часов в прихожей и иду сюда. Наша кухарка Берта в этот момент уже наливает свежие сливки в прекрасное китайское блюдечко с золотой каёмочкой. Это блюдце все так и называют – Принцессино блюдечко. Принцесса – это я, если вы вдруг не поняли. Вы за мной поспеваете? Впрочем, не надейтесь, что я стану под вас подстраиваться.

Я застыла в дверях, ожидая… Чего, собственно, я ждала? Объяснений? Того, что Берта опомнится? Нет! Я ждала своих сливок. Точка. Что в этом сложного? Я, Принцесса, по утрам пью свежие сливки, подаваемые на специальном блюдце. Ясно как день.

Берта смотрела на меня. Я смотрела на Берту. Берта – крупная, крепкая женщина с круглым лицом, довольно симпатичная. Она вполне сносный представитель человеческого рода, и мы с ней неплохо ладили до сегодняшнего дня.

– Что такое с тобой? – спросила она.

Я не шелохнулась. Разве что пара усиков подрагивала на лёгком ветерке, дующем из прихожей. Усы у меня очаровательные – своего рода завершающий штрих ко всему облику. Кроме того, они очень чувствительны. Я бы, пожалуй, не стала упоминать, что они подрагивали, но… зеркала нет. Настроение у меня – столь благодушное в момент пробуждения – быстро портилось.

– Не сердись, – сказала Берта. – Я не виновата.

И что? Какое это имеет значение? Разве я ищу виноватых или допытываюсь о причинах? Или, может…

В этот момент в кухню из двери, ведущей в жилые помещения, вошла мама.

– Доброе утро, Берта, – поздоровалась она, оглядываясь. – Ты с кем-то разговари– вала?

Кухарка кивнула в мою сторону. Не стану спорить – у некоторых людей есть милые движения, и вот этот кивок подбородком – одно из моих любимых.

Мама рассмеялась:

– Я тоже так постоянно делаю.

Я не поняла, в чём соль. Ну да – мама со мной разговаривает. Что в этом смешного? Мы с ней подруги. Она рассказывает мне много такого, чего никому больше не стала бы. Вот почему я знаю, что Блэкберри Хилл – это принадлежащая нам гостиница. Когда я говорю «нам», я имею в виду себя, маму и двойняшек Хармони и Бро, у которых сейчас что-то вроде каникул, и, наверное, ещё одно существо, которое я уже упоминала, хотя уж оно-то этого точно не заслужило, потому что только и делает, что нас объедает и… Так на чём я остановилась? Ах да: гостиница. Дела идут плохо – мне мама недавно вечером так сказала, когда мы сидели у камина в небольшом кабинете. Деньги, которые должны поступить на наш счёт, всё ещё заблокированы судом, и с каждым днём всё только сильнее запутывается.

– Нам нужны постояльцы, Принцессочка. Много постояльцев. Ну ты сама пони– маешь…

Да, понимаю. Сейчас конец зимы. Снег тает, превращаясь в слякоть и грязь. В кухонное окно мне видно то, что осталось от большого белого снеговика, которого слепили Хармони и Бро. Сейчас он осел и скособочился, а его бок весь расписан жёлтыми зигзагообразными линиями – следами гигиенических повадок одного типа. Сама я довольно редко выхожу из дома, а уж в слякоть – тем более. Позволить грязи облепить мою шубку? Что может быть ужаснее?!

Пошёл дождь. Он забарабанил по крыше, по стеклу потекли струйки воды.

– Думаю, Принцесса на меня сердится, – пояснила Берта. – Сегодня нет сливок.

– Как так? – удивилась мама.

– Понятия не имею. Когда я ухожу днём, я выставляю пустые бутылки на заднее крыльцо, а Уолтер всегда меняет их на полные ещё до моего появления здесь утром: два галлона парного молока и пинту сливок.

– А кто такой Уолтер?

– Это наёмный работник мистера Дуна. Ну, скорее, наёмный ребёнок: ему всего-то лет семнадцать-восемнадцать на вид.

Мама открыла заднюю дверь. На крыльце стояли две большие и одна маленькая стеклянные бутылки. Они были пусты. И что теперь? Если мы куда-то и продвинулись, то это совсем не заметно. Мама закрыла дверь.

– Может, у коров выходной, – проговорила она.

Берта засмеялась. Видимо, это опять была шутка такая. Мама тоже рассмеялась. Иногда она смеётся над собственными шутками. Мама, когда смеётся, очень красивая. Да, собственно, она вообще очень красивая. У неё изумительные глаза – большие, тёмные и задумчивые. Разумеется, до моих им далеко – надеюсь, вы понимаете. Я рада вам, но не ждите, что я буду всё разжёвывать.

– Вообще-то у него всего одна корова, – сказала Берта. – И выходных у неё не бывает.

– У мистера Дуна всего одна корова?

– Зато она Эмсворт.

– Эмсворт? – переспросила мама. – Это такая порода? Никогда не слышала.

Кухарка покачала головой.

– Нет, не порода. Она пра-пра-пра-пра… не знаю, сколько «пра» нужно там вставить… одна из праправнучек Леди Эмсворт, самой знаменитой коровы, когда-либо жившей в наших Зелёных горах. Её зовут Сладкая Леди Эм – такое уж у неё молоко сладкое.

Покосившись на меня, Берта добавила:

– …и сливки.

Да, мои сливки. Спасибо за напоминание. Где мои сливки? Что с ними сделала эта Сладкая Леди Эм? У меня очень небольшой опыт общения с коровами. Честно говоря, я с ними всего один раз контактировала, и это нельзя назвать приятным общением.

Случилось это в те времена, когда я бывала на улице чаще, чем теперь. Они закончились после нашего визита к одной старушке из организации со странным названием типа «Общество защиты птиц». Защищать птиц? На мой взгляд, это бессмыслица. Птицы и сами прекрасно себя защищают – например, стремительно вспархивая и взмывая в небо. Нужно быть ещё быстрее, чтобы поймать кого-то из них. И я с гордостью могу заявить, что мне не раз удава– лось…

Но вернёмся к тому случаю с коровой. Я выслеживала мышь, обнюхивая её след, шедший через крошечную дыру в стене хлева невдалеке от речки Блэкберри Крик, которую я никогда не пересекала. Речки отвратительно мокрые. Маленькие отверстия для меня не проблема. Я буквально просочилась внутрь хлева, где впервые увидела саму мышку – мою толстенькую маленькую подружку, копошившуюся в соломе на полу. Судя по всему, мы оказались в стойле, где, кроме нас, была ещё рыжая корова, занятая пережёвыванием чего-то вонючего. Она всё жевала, жевала и не проглатывала. Но это не моя проблема. У меня проблем не было. Жирная мышка – задача несложная. Необязательно даже быть лучшим в мире охотником. Хотя я-то как раз лучшая.

Я сделала бросок. Какое же это наслаждение! Выражение ужаса на мышиной мордочке не сопровождается ни единым писком, и в то же время она сохраняет абсолютное благодушие – одна из нас толкает другую от лапы к лапе, а другая шныряет между ними. Никакого членовредительства, никакой боли. Ни намёка на то, чем всё закончится – и это делает игру ещё занимательней! Мы с подружкой-мышью так увлеклись, что не следили за коровой, а она тем временем, видимо, сменила положение, потому что внезапно я ощутила, что мой хвост жутко отяжелел. Я попыталась вырваться, но безуспешно. Это был кошмар. Мышь тем временем быстро взглянула на меня, затем бросилась в сторону и скрылась из вида так, будто кто-то позволил ей самой решать, когда нам пора закончить эту игру. От такого с ума можно сойти! И ещё больше сводило с ума тяжёлое копыто. Я развернулась и решительно впилась в него зубами. Кстати, мне, наверное, давно нужно было предупредить: зубы у меня острые, как иголки. Корова слегка наклонила голову и посмотрела на меня, продолжая жевать так же отвратительно. Ничто не свидетельствовало, например, о боли, причинённой моими острыми зубами.

Я попробовала зашипеть. Шиплю я громко и резко – так, что сама иногда пугаюсь. Но она продолжала жевать как ни в чём не бывало. Жвачка? Это же так называется? Думаю, да. Следующий момент был самым гадким: корова сплюнула эту жвачку прямо на меня! На мою нежную блестящую шёрстку! Я понимаю, каким сочувствием ко мне вы сейчас преисполнились, и ценю это. Уверена: вам никогда не доводилось слышать ничего более жуткого.

Но вернёмся ко мне. Не знаю почему, но корова медленно подняла голову и перешла на другую сторону стойла. Я опрометью выскочила из хлева и умчалась назад в гостиницу, где взмыла на дедушкины часы и просидела там до тех пор, пока отвратительный запах не выветрился полностью. Это, если я ничего не путаю, заняло несколько дней.

И вот – снова коровы, и снова неприятности. Где мои сливки? Я требую сливки! Слив-ки! Слив-ки!

– У неё что, шерсть дыбом встала? – спросила мама.

– Похоже на то, – кивнула Берта.

– Интересно, что это с ней?

– Что-что? Сливок своих она хочет, что ещё.

– Думаешь?

– Даже не сомневайтесь.

Мама посмотрела на меня:

– До чего же забавное ты существо, а!

– Можно и так сказать, – хмыкнула Берта.

– Да ладно вам! Я же знаю, как вы её любите.

– Хмм, – промычала кухарка. Это она так подтвердила, что любит меня – если вдруг вам не ясно. Мама никогда не ошибается, когда дело касается чего-то важного.

Мама открыла дверь в нашу часть дома и крикнула, подняв голову к лестнице:

– Бро? Ты проснулся?

– Нет.

– Сходи, пожалуйста, к Дунам. Узнай, когда они принесут молоко.

– И сливки, – добавила Берта.

Конечно, она меня любит. Очень сильно любит. Это так мило с её стороны, хоть и не удивительно.

– А почему не Хармони? – крикнул Бро.

Бро и Хармони – двойняшки, не близнецы. Я так много раз слышала, как это объясняли разным людям, что это прям бесит. Когда я злюсь, шерсть у меня встаёт дыбом. Как сейчас. День выдался отвратительный. А ведь ещё только утро!..

– Я тебя попросила, – откликнулась мама.

– Почему я?

– Так карта легла. И захвати с собой Артура. Ему полезно размяться.

2. Артур

Мне снилось, что я на пикнике. Я обожаю пикники, так что сна лучше и не придумаешь. Бро следил за мангалом, на котором жарились бургеры. Когда бургеры переворачивает Хармони, они переворачиваются, а когда Бро – то время от времени падают. Я это сам заметил. Может, вам уже говорили, будто старина Артур мало что смыслит в том, что происходит на втором этаже, где живёт наша семья. Не верьте этому! Я на втором этаже каждую ночь провожу, сплю под кроватью у Бро. Так что у меня есть целых две крыши над головой – днище кровати Бро и настоящая крыша. Что может быть лучше? Так что и сон мне снился очень приятный, суливший скорое угощение. И сквозь него я услышал мычание коровы. Было ли это мычание частью сна? Или чем-то, что происходит в мире, когда я погружаюсь в сон? Вау! Какая глубокая мысль. Я предпочитаю мысли попроще. Вся эта неразбериха прогнала прочь мой замечательный сон про пикник, так что от него остался только аромат жарящихся бургеров. Я почти проснулся, тщетно попытавшись в последний момент урвать свой кусочек. Пуля миновала старину Артура! Кстати, однажды буквально так и случилось, и эта история потрясла всех обитателей нашего дома, хотя подробности постепенно стираются из памяти. Вот уж что я умею делать прекрасно – это сохранять чистоту ума. Мозг, вычищенный от всяческих мыслей, – вот настоящее сокровище. Он готов к любому повороту событий.

Прямо надо мной Бро тихо что-то забормотал во сне. Мама говорит, что как минимум одну вещь в жизни он делает великолепно. И она, несомненно, права. Мы с Бро – чемпионы по сну. До моего слуха вновь донеслось мычание, в этот раз – где-то совсем далеко, уже почти неразличимо даже для моего слуха – не то что для вашего. Ведь ваши уши существенно меньше моих, так что куда уж им. Это отдалённое мычание, как и стук капель дождя по стеклу, прекрасно вписалось в мою дремоту. День начинался замечательно.

И он, пожалуй, мог бы и дальше быть прекрасным, но тут откуда-то снизу донёсся мамин голос:

– Бро? Ты проснулся?

С кровати надо мной послышалось утробное ворчание. Потом Бро ответил громче:

– Нет.

О! Это ему повезло. Если бы он проснулся, то у него вряд ли получилось бы уклониться от того, что мама собиралась ему поручить. Понятия не имею, что бы это могло быть, но это, несомненно, хуже, чем лежать вот так, как мы сейчас. В этот момент на меня нахлынула огромная любовь к Бро. Не знаю почему. Ну, и я вообще-то всегда его люблю – не только сейчас.

Похоже, у нас возникла небольшая проблема. Мама не поняла Бро.

– Сходи, пожалуйста, к Дунам, – прокричала она. – Узнай, когда они принесут мо– локо.

Затем послышался голос Берты:

– И сливки.

Меня ни молоко, ни сливки не интересуют. Зато иногда по утрам Берта жарит колбаски. От этой мысли я резко проснулся и начал принюхиваться и прислушиваться, надеясь услышать, как шипят и пузырятся на сковородке эти колбаски. Но дальше последовал лишь какой-то обмен репликами о Хармони (я не уловил), а потом ни с того ни с сего:

– И захвати с собой Артура. Ему полезно размяться.

На кухне внизу не было ни сковороды на плите, ни Берты, ни колбасок. Были только мама, одетая в джинсы и свитер, Бро в пижаме и я в клетчатом ошейнике. Ещё у меня есть светящийся ошейник и рождественский ошейник с бубенчиками, но от них я становлюсь немножко дёрганым. Не настолько, чтобы в прямом смысле дёргаться: это слишком уж утомительно. Но, думаю, вы это и сами знаете. Мама что-то долго объясняла про молоко, сливки и ферму Дунов. Бро почесал подмышку и пере– спросил:

– А?

У меня ничего не чесалось, но тут я внезапно ощутил острый, непреодолимый приступ зуда. Жизнь полна сюрпризов! Я почесал за ухом одной задней лапой, потом за другим ухом – другой, потом перешёл к…

– Артур! – осадила меня мама. – Прекрати немедленно!

Я замер, одна лапа (а может, и не одна) застыла в воздухе. Мама совсем не страшная, но она вполне может быть и страшной. Я как следует встряхнулся, отгоняя наваждение. Между тем, мама, похоже, вновь вернулась к вопросу о молоке.

– Ладно-ладно, – кивнул Бро, – я понял.

В следующее мгновение мы уже были в прихожей: Бро надевал сапоги и жёлтый дождевик. А я старался не смотреть в направлении прихожей – особенно – на дедушкины часы. Но всё-таки не удержался и взглянул туда. И там, разумеется, сидела она, глядя на меня своими надменными золотыми глазами, словно говоря: Я выше тебя во всех отношениях. Я тоже взглянул на неё не менее красноречиво, чтобы она чётко поняла, чего стоит. Она в ответ широко зевнула.

– Артур! – окликнул меня Бро. – Что это ты рычишь? Ну-ка, спокойно!

Я разве рычал? Не слышал ни звука.

Он открыл входную дверь:

– Ну, давай, покончим с этим скорее.

И мы вышли на улицу.

Ого! А здесь, оказывается, дождь! Это застало меня врасплох. Но тут я вспомнил, что сейчас сезон дождей. Сезон дождей! Моё любимое время года – хоть я и не могу вспомнить, какие ещё они бывают. И вспоминать мне недосуг – потому что я уже заметил в конце длинной дорожки для разворота автомобилей огромную замечательную грязную лужу. Она так и манила к себе, так что я устремился в ту сторону – может, и не совсем бегом, но точно быстрее, чем если бы стояли неподвижно. По пути я ещё сделал небольшой крюк к нашему снеговику. Мы получили столько удовольствия, пока его лепили – я, Бро и Хармони. Чтобы сделать снеговика, надо скатать три снежных кома – большой, поменьше и совсем маленький, а затем поставить их один на другой, откусывая от них по кусочку при каждом удобном случае. Хармони и Бро катали и собирали комья, а я взял на себя всё кусание. Это называется «командная работа», и мы с двойняшками – отличная команда!

Но сейчас наш бедняга-снеговик выглядел не ахти. Он осел и сморщился, а его лицо поблёкло. Я поднял лапу и пометил его. Это – важная часть моих обязанностей тут, в гостинице. Не случайно Берта часто говорит: «Эй, кто-нибудь, выпустите Артура на улицу, пусть сделает свои дела!» Думаю, вы и сами знаете – когда помечаешь что-то, нужно ненадолго сосредоточиться, так что, когда я закончил, мне было уже трудно вспомнить, чем я занимался до этого. Но тут меня осенило: грязная лужа!

– Нет, Артур!

Когда вы двигаетесь, уши у вас мотаются туда-сюда. Это очевидно. А я сейчас мчался на максимальной скорости и стремительно приближался к этой грязной луже. Уж к обеду-то наверняка поспею. Но вернёмся к ушам. Мотающиеся уши хлопают вас по голове, так что получается такой звук «хлоп-хлоп», и вы из-за этого можете что-то не расслышать. Скажем, крик «Нет, Артур!». Это звучало именно так, но разве можно быть в этом уверенным? Может, это было «Вперёд, Артур! Сделай это, дружище!». Совершенно не ясно, правда ведь? В общем, я честно постарался правильно понять, что мне сказали.

– Что ты наделал!

Мы двинулись по тропинке мимо сарая и старой ржавой спортивной машины, которую папа не успел починить перед уходом, – кажется, она называется «Триумф». Папа исчез вскоре после моего появления здесь, но я в этом не виноват. Может, это случилось из-за Лейлы Фэйрбенкс, дизайнера интерьеров: мама наняла её, чтобы сделать гостиницу более уютной и современной. Всё, что мне известно – это то, что я очень давно не видел ни папу, ни Лейлу Фэйрбенкс, а обстановку мама менять передумала. И, как по мне, так гораздо милее. Проходя мимо «Триумфа», Бро как-то странно на него покосился. И, кажется, его фигура немножко скукожилась под плащом. Почему? Понятия не имею, но видеть его таким мне не нравится. Он стал похож на скукожившегося снеговика. А этот мальчик не из тех, кто кукожится. Он же Бро! Хотя на самом деле он, разумеется, никакой не Бро. Это его так все называют, а по-настоящему его звать… как-то иначе. Думаю, я попозже вспомню. Возможно, имя для Хармони придумала мама, а для Бро – папа? Ничего себе! Моя голова сегодня, похоже, отлично соображает. А ведь день только начался!

Но сейчас у нас другие дела. В первую очередь – надо что-то делать с этим скукоживанием. У меня очень много дел здесь. Слишком много, чтобы браться перечислять их все, и это хорошо, потому что всё сразу очень трудно упомнить. Но одна из главных моих обязанностей в Блэкберри Хилл – не допускать никаких скукоживаний. А первая мера, которую я предпринимаю против подобных вещей, – это потереться о ногу того, кто вздумал скукожиться. Потереться нежно, но изо всех сил: чтобы напомнить, что я здесь, рядом.

– Артур! Ну что ты творишь?

Бро отпрянул в сторону. Что-то не так? Застёжки на его плаще, похоже, расстегнулись, а пижама почему-то стала очень грязной. Неужели Бро вместе со мной вывалялся в грязной луже? Ну до чего же классный парень! И то, как он сейчас пытается отряхнуть одежду, в моих глазах делает его лишь более восхитительным. Так что я ещё раз потёрся о его ноги – на сей раз даже энергичнее, чем в первый.

– Артур! Ты… как же это называется?.. Харм на моём месте точно бы вспомнила. – И, чуть тише, повторил: – Да, Харм бы вспомнила.

Взгляд у него стал задумчивым, а рука, словно сама по себе, опустилась и почесала меня по голове – как раз там, куда мне самому тяжело дотянуться.

Мы пошли дальше. Дождь продолжался, и его капли текли по щекам Бро. Помолчав, он сказал:

– Неисправимый! Вот как это называется. Ты, Артур, неисправим.

Неисправимый? Этого слова я раньше не слышал. Но оно мне нравится. Артур Неисправимый! Я прибавил ход.

Но это продолжалось недолго. Прибавлять ход бывает очень утомительно. Я немножко отстал, и Бро поджидал меня впереди, под старым, видавшим виды забором в конце нашего луга. За ним, если я всё правильно помню, идёт лес, а потом – ферма Дунов. Я был там всего однажды, тем странным летним днём, когда отправился на разведку и в итоге заблудился. Ну, то есть, на самом деле, конечно, не заблудился, потому что, когда мистер Дун позвонил маме, она сразу отвезла меня домой, а Хармони сказала: «Разумеется, он не мог заблудиться – ему же, чтобы найти дорогу домой, достаточно было просто пройти назад, ориентируясь на собственный запах». Вау! Жаль, что мне эта мысль не пришла в голову раньше!

Зато я размышлял об этом сейчас, на тропинке, всё ещё на некотором расстоянии от забора. Я поднял нос и принюхался. Разумеется, я ощутил запах мокрой шерсти и грязи, чего-то вроде ушной серы и ещё чего-то, что описать трудно. Пожалуй, назовём этот аромат «настоящий Артур». Но что это? Нотка коровьего аромата? Корова пахнет довольно похоже на лошадь, но в её аромате больше молочного. Что происходит? Я никак не могу пахнуть коровой. Даже сама мысль об этом…

– Артур! Мы не можем тут целый день торчать!

Правда? Разве у нас нет в запасе целого дня? Причём всегда, каждый день? Я, например, живу именно так. Но мне совершенно не хочется расстраивать Бро. Я одним рывком догнал его. Он перешагнул через сломанную перекладину в заборе и направился в сторону леса. Я тоже подошёл к этому месту и даже присел, чтобы перепрыгнуть, но подумал – и в последний момент прополз под ней. Я очень сносный гимнаст: думаю, надо было вам раньше расска– зать.

– Ну, Артур, давай уже! К ноге! Я тебе уже сто раз объяснял – это значит, что ты должен идти рядом со мной!

К ноге – значит идти рядом с Бро? Как интересно! Я подошёл и несколько раз энергично потёрся о его ногу. По узкой грязной тропинке мы похлюпали к лесу. Но только мы вошли в него, как впереди кто-то вышел из-за поворота и направился в нашу сторону.

Увидев нас, он остановился. Это ребёнок. Чуть крупнее Бро. Это же Джимми Донн! Может, они с Бро и не друзья, но точно знакомы. Он, случаем, не в одном классе с Хармони учится? Вроде я что-то такое слышал. А ещё вроде Хармони учится на класс старше, чем Бро.

Бро с Джимми тем временем поздоровались. Джимми подошёл ближе. На нём были джинсы, футболка и кроссы-сникерсы без шнурков. Ни плаща, ни шапки, ни сапог – и он вымок до нитки.

– Что с тобой? – спросил Бро.

– Ничего, – буркнул Джимми.

– А с глазом что? – не отставал Бро. – Он заплыл.

Ого! Я тоже заметил! Один глаз у Джимми был почти полностью закрыт, кожа вокруг покраснела и даже чуть-чуть кровоточила.

– Э-э-э, – замялся Джимми. – В дверь врезался.

– Чего?

– То, что слышал, – отрезал Джимми и отвернулся.

– Хмм, – пожал плечом Бро.

Джимми ничего не ответил и молча смотрел вдаль.

– Мы тут типа… – Бро запнулся, потом начал сначала: – Мама послала нас за… эмм… за молоком.

Джимми резко обернулся:

– Не будет молока!