Текст книги "Как я был чиновником"

Нашлись и егеря, вместе со старшим егерем – одноруким Кузнецовым, попадающим с одной руки из карабина в десятикопеечную монету на полста метров. Появилась новая машина и деньжата на ремонт старой. Стало на что покупать корм для зверей. Шушинов то и дело приносил протоколы на пойманных браконьеров: район вышел на первое место в области по борьбе с браконьерством. Местная печать регулярно публиковала информацию о рейдах егерей и о задержанных ими браконьерах. Это не нравилось. И не только тем, кого ловили на незаконном. Сам начальник отдела прямо ничего не возражал, но время от времени нехотя, но назидетельно, вставлял: «Охота – дело тихое, лесное. Кому какое дело до того, что там за деревьями делается…»

Успешная работа отдела объяснялась просто: расходы на его деятельность взял на себя бюджет – от зарплаты до всего остального. Охотобщество же держалось только на членских взносах. А их, при разразившемуся в стране хаотическому разносу и задержек зарплат, платить стало не из чего и нечем. Почему-то это очень простое обстоятельство не очень чётко доходило до тех, кто изо всех сил возражал против взятия охотничьих угодий и отдела охоты под крыло администрации.

И явилось как-то однажды некое ответственное лицо из числа областных руководителей высокого звена. Очень вежливое, но весьма значительное, высокое не только должностью, но и своим физическим ростом. Явилось и попросило о маленьком, таком, одолженьице, сущем пустячке – выдать ему лицензию на отстрел кабанчика. Как раз в то время, когда действовало запрещение на охоту на всех копытных сроком на три года. В маленькой просьбе важному лицу было отказано. Лицо посуровело и насупилось. Взглянуло эдак многозначительно и, уже стоя в дверях, прежде чем их закрыть за собой, бросило спокойно, надменно и зловеще:

– Ты здесь долго не проработаешь…

Оказалась нарушенной одна из заповедей мэра и правил межадминистративной игры: отдел охоты нужен не только для ухода за животным миром, в который рано или поздно всё равно будут стрелять, но и для ублажения высоких чинов. Не для отстрела, разумеется, (возможно, и к сожалению) а для того, чтобы район от них чего-нибудь поимел. Но не любой же ценой. Но и добропорядочные многоопытные сказали так: «Ну и чёрт бы с ним, с тем кабаном! Россия не заметила бы потери одного». Ну, так ведь и «отряд не заметил потери бойца» – в России многого не замечают. Но должен же кто-нибудь и замечать. Иначе и Россию как-нибудь «не заметят» среди других стран.

Егеря трудились не покладая ног при не так уж и высоких зарплатах – получили разряды по тарифной ставке положенные. Не как муниципальные служащие. Заслуживали они гораздо большего, но пробить позиции финансистов всегда было труднее, чем башенную броню таких неохотничьих скотин, как «Тигры» и «Пантеры». Особенно в то время, когда у них самих «финансы поют романсы». И всё же брешь со временем была найдена. Однако результат находки оказался юмористически – драматическим… Но об этом потом.

«Многоуважаемый Знающий! Скажи мне, пожалуйста: как называется книга, в которой мы с тобой живём?» – с постным видом прикрыл левый глаз веком Любопытный. «А ты будто не знаешь». «Да вот забыл намедни, и всё тут». «Напоминаю: называется книга «Клёвская свара и первый мэр». «Вот – первый мэр! То есть, о нём, первом мэре клёвском. А этот, как его там – Афонский, кажется, пишет о чём ему угодно, только не о мэре! Вот и охоту приплёл, и своё умопомрачительное удэмэсто пришпандорил. А где мэр Волик? Я о нём, может быть, соскучился изо всех сил, как существо прямое и бескомпромиссное. Давайте мне Волика на страницы!» «Будет Волик, будет. Он и сейчас есть», – усмехнулся Знающий. «Ну, так покажи его мне, если он есть!» «Он подразумевается. За всё происходящее в городе и в районе отвечает мэр в первую очередь. Как цари в России за всё в России отвечали. Даже за дурь других. Вот и мэр Волик, хоть и не царь-батюшка, но принцип тот же. Всё происходящее в районе – по его воле и согласию. А поскольку о человеке судят по делам его, особенно мэра, то перед нами его дела и предстают… Часть дел. Читаем дальше».

Глава X. История УДМСТО Продолжается или кое-что о цветочках и ягодках

Управление ДМСТО начало работать, менее или более успешно преодолевая те или иные препоны на своей стезе, не имея перед собой никакой колеи… Если Волик о себе писал, что путь его, как мэра, не был усеян розами, то на пути управления даже ромашки очень редко встречались, а лютики так из поникшего состояния и не выходили… Кстати, розы имеют колючки, очень даже острые, поэтому то, что они не валяются на дороге – не плохо – меньше шансов уколоться… Так вот о ромашках. Простенькое растение с незамысловатым цветком. Но именно его выбрали люди для гадания «любит – не любит». Так и об настроении мэра приходилось гадать. Начинать на пустом месте совершенно новое дело, которым никто ранее не занимался, трудно само по себе. А тут ещё и действия обещавших всяческую поддержку и помощь вселяли уверенность в том, что они явно преувеличивали свои грядущие благодеяния. В начале слово хоть и было, но оно должно было бы подкрепляться делами, праведными, разумеется, а ни того, ни другого не брезжило даже в конце туннеля, к тому же никто не знал, куда он выведет.

Для выделения средств из бюджета прежде всего необходимы сметы: что нужно и сколько это стоит. Казалось, составить их не требует сверхнапряжений. Берётся лист бумаги, пишется на нём перечень того и сего, напротив проставляется стоимость, в конце обозначается сумма, приносится, с гордостью, всё это в кабинет главного бухгалтера администрации, он бросает бегло-небрежный взгляд на ваш замечательный труд и безапелляционно заявляет: это – не смета… Как это – «не смета»? А что же это? «А это – не смета и больше ничего, кроме ничего». Приходится уходить, не унося с собой ничего, кроме того, что принесли плюс недоумение и, честно признаться, обиду.

Снова – позиция за столом с доской вместо ножек, снова составление того, что вы считаете сметой, снова несёте «это» неведомо что в кабинет главбуха, уже со страхом в душе, и получаете всё тот же ответ, полностью оправдывающий ваши страхи. И никто, даже мэр. Никто не даёт ответ: как же правильно? А ведь смету, кроме вас, составлял и ваш главный бухгалтер, имеющий соответствующее образование, но… не имеющий опыта работы в бюджетной организации. А это – специфика. Наконец, после пыткоподобных раздумий, в покрытую шишками от столкновений с финансистами голову приходит простая, до идиотизма, мысль: да ведь в бухгалтерии администрации должны, наверное, быть бланки официальных смет! Ваш избитый придирками главбух идёт на слабеющих ногах в бухгалтериюадминистрации и – получает там чистые бланки смет! На неё смотрят чистые же от невинности глаза тех, кто заявлял, что ваши сметы – не сметы, не говоря ни слова о бланках… Если это – не скрытое издевательство то, заявляю с полной ответственностью за сказанное: слон – рыба. Вот такая помощь.

К объективным сложностям дела прибавилась ещё и политика. Это – нечто вроде погоды: то пасмурно, то переменно, то ураганы со смерчами, то затишье, то засуха, то погоже, то ещё какие-нибудь сюрпризы. С той разницей, что если «у природы нет плохой погоды», то всякую погоду в политике готовят политики, а её результаты обрушиваются на головы населения и никакие зонтики здесь не помогут.

Не прошло и года после создания УДМСТО, едва оно начало обрастать перьями и расправлять крепнущие крылышки, как в них вцепилось не что иное, как Земкское собрание, всё более олютевающее по отношению к мэру. Интерес к действующему в пользу молодёжи подразделению можно было бы считать делом хорошим: глядишь и помогут чем-то. Вспомнился опыт работы Городского завета, с чьей подачи и появилось УДМСТО. «Преемственность же» – подбадривала мысль.

Что такое перекрёстный огонь на фронте боевых действий – хорошо знают фронтовики: ничего хорошего. Начальника управления держали под ним два часа, со всех сторон сидящих суровых депутатов, уличая и разоблачая его в различных грехах, о коих он даже не подозревал. Самый страшный из них – непомерное и чудовищное «раздутие штатов».

– А сколько у вас в управлении штатных единиц? – ехидно прищурясь в предвкушении саморазоблачающего ответа прицелился взглядом один из депутатов, славящийся непримиримой принципиальностью.

– Шестнадцать человек.

– И кто же они, эти шестнадцать? Послушайте, товарищи, целых шестнадцать чиновников! Кто они? Перечислите.

– Да пожалуйста: начальник управления, секретарша, водитель, четыре начальника отделов по делам молодёжи, спорта, туризма и охоты, два бухгалтера и егеря… Это на сегодняшний день. А завтрашний потребует ещё дополнительно служащих в отделы, они пока недоукомплектованы…

– Та-ак, – угрюмо понурился принципиальный депутат, многозначительно оглядывая монолитную рать депутатскую. – А сколько числится в штате департамента культуры, например?.. Есть тут кто-нибудь из департамента культуры?.. Есть? Так сколько у вас штатных работников?

– Три человека.

Всеобщее депутатское: «Ах!» В департаменте культуры с его клубами, домами культуры, библиотеками, методистами, отделами, музыкальной школой и… и…и – всего три человека, а в каком-то управленьишке целых шестнадцать! Немедленно разогнать это дикое управление во все шестнадцать шей, а освободившиеся единицы передать сельским администрациям для организации спортивной работы в них. Доведшие себя до благородно белого каления депутаты Земкского собрания напрочь позабыли, должно быть, что решение о создании органа по делам молодёжи принимала сессия Завета народных депутатов и одним из членов Малого Завета его состоял не кто иной, как сам ныне действующий председатель Земкского собрания.

– А как у них со спортом? Что делается в этом направлении в сельских администрациях? – медленно и солидно подал свой голос Святослав Плохин.

– Как как… Никак – нет спорта на селе. Заглох там спорт, – раздражённо бросил депутат, ведающий делами спорта.

– Почему же?

– Да ведь у чиновников всегда один ответ: денег нет.

– Не денег нет, а нет способностей их добывать! – резко вскинул голову Бодриков, бывший депутатом Зекства. – Убрать Козлова с должности начальника управления – это однозначно. Не помогает. Никакой поддержки. Ни копейки не даёт.

«Ах, ты… Дорогой мой человек, – глядя на пиратский затылок Бодрикова усмехнулся мысленно Козлов. – Не я ли опубликовал статью в поддержку твоего дела, когда чуть ли не все сомневались в том, что оно успешно окончится. Какие копейки могу дать я, если даже мэр не может этого сделать – денег в бюджете действительно не хватает даже на зарплату…»

На фоне этих мыслей депутаты, не глядя один на другого, медленно поднимали руки за ликвидацию административного подразделения, созданного для реализации молодёжной политики в районе.

– Историческое решение Земкского собрания явно политическое – ослабить позиции мэра, показать, что он неоправданно раздувает штаты и вообще не способен руководить районом, – стоя за своим столом сказал Волик и грустно-ироническая усмешка приподняла правую сторону его усов. – По принципу: если делает Волик – значит делает плохо, потому что плохо всё, что он делает. Логика: если плохо – прекратить то, что мы можем прекратить… Если начальник управления поддерживает мэра – убрать начальника… Однако – это решение представительного органа власти… А мы, так сказать, исполнительная…

«Слушай, Знающий, – оторопело развёл руками Любопытный, – в самом деле: солидный департамент культуры обходится тремя служащими, а только что испечён… Даже недопеченное, управление имеет только уже взятых на работу шестнадцать, да этот козёл, то бишь Козлов, говорит, что нужно ещё сколько-то добрать! Как же не раздутие штатного расписания?» «Да нет никакого „раздутия“, придумал же кто-то такую дурацкую формулу: что – штатное расписание – воздушный шарик? – изобразил этот предмет руками Знающий. – Ну, посуди сам: в районе одних только библиотек при департаменте культуры больше тридцати и в каждой – минимум по одному библиотекарю. Всего тридцать, выходит, не менее, человек. А штатных служащих только три. Может такое быть?» «Да, пожалуй, что и не может…. Но как же так – ведь отвечал на вопрос депутата чиновник – врал он, что ли?» «Нет, разлюбезный ты мой, не врал». «Вот я тебя щас по кумполу ошарашу! Издеваешься?!» «Не кипятись – не будь депутатом на горячих углях политики. Объясняю. Всё дело в том, что этот козёл, как ты его изволил назвать, провёл своих работников муниципальными служащими по муниципальной градации – они стали получать более высокую зарплату и у них пошёл стаж муниципальной службы. Этот факт поможет им при выходе на пенсию получать надбавку к ней… Если, конечно, их не уволят раньше, чем у них стаж накопится соответствующий. Но шансы есть. На то и другое: муниципальная служба рискованна… Вот таким образом. А директор департамента культуры сам, или его вынудили, сделал муниципалами только троих, а остальных провёл по другой тарифной ставке разными там техниками, рабочими – сэкономил на зарплате. Финансисты это дело, спору нет, одобрили, а Козлова стали называть „фокусником“. Вот так и получилось: на несколько сот должностей „в культуре“ три муниципала по штатному расписанию, а в управлении молодёжи шестнадцать – „раздутие“ штатов: надо сдуть – дырку в шарике воздушном сделать – пусть весь шарик дырой станет».

Управление после решения его ликвидировать почти замерло. Настроение служащих резко упало. Какой смысл что-либо делать, если не сегодня – завтра все окажутся уволенными. Кроме того, явно проявилось отношение депутатов Земкского собрания к делу решения проблем молодёжи: вместо поддержки – уничтожение. Как мыслил каждый из них – не ведомо, но ясно одно – вопросы политики местного значения и личная карьера оказались для них выше, чем что бы то ни было. Они приняли решение, и мэр обязан был его выполнить – переступить через себя, создавшего уничтожаемый орган по решению депутатов же… Вот здесь таилась надежда: мэр исполнял волю народных депутатов в количестве около ста человек, представлявших народ Клёвского района, а теперь ему противостоят два десятка депутатов, требующих ликвидировать волю народных депутатов… Но мэр пока молчал… Бояться испортить отношения с депутатами ему было нечего – они и без того были скверными. Поддаться их давлению – себя ослабить и унизить, и управление погубить. И УДМСТО осталось в прежнем виде. Но память о пережитом оставила свой коварный и неизгладимый след: доверие к депутатам Зекского собрания первого созыва оказалось сметённым на нет. Да и последующее не пробудило симпатий: увы, как писали в старинных романах…

Глава XI. История подросткового клуба «сирин» «кстовского экстрема» и «богатырских забав»
или «Все лучшие подвалы – детям!»

Одним из первых наиболее важных дел управления УДМСТО стало воссоздание подросткового клуба. К тому времени многие из них закрылись, и без помощи депутатов. Жил себе тот клуб да поживал на первом этаже дома под номером двадцать пять во втором мкрорайоне при общежитии белково-витаминного комбината, назывался «Восход» и принадлежал тому же комбинату. Имел хорошую репутацию, к ней отличную хоккейную площадку и превосходную команду хоккеистов. На хоккейной площадке после окончания тренировок хоккеистов катались на коньках ребятишки. Действовали различные кружки… Но. В 1991-м году комбинату стало то ли не по средствам его содержать, то ли не по желанию это делать – партийные органы исчезли – некому стало и требовать работы с детьми. А ежели не требует никто никаких отчётов, то и работать на эти отчёты не нужно – всё равно никто не оценит по достоинству, ежели оно есть. Клуб закрыли. Два года он бездействовал. Хоккейная коробка постепенно разрушалась. В сплошном деревянном заборе появились широкие бреши. Со столбов пропали провода… По досточкам, по проволочкам растаскивали хозяйственные мужички из соседних, и не очень, домов.

База всё-таки имелась – помещение свободно. Прежде всего – визит к его владельцу – руководству комбината в лице его генерального директора Ковалёва. Ждать приёма пришлось не долго. Узнав о цели визита Ковалёв встретил если не с распростёртыми объятиями, то очень доброжелательно. Буквально несколько минут разговора и вопрос был решён в пользу клуба: быть. И не откладывая:

– Это прекрасно! Нашёлся, наконец-то, желающий и способный возродить подростковый клуб. А то, ведь, ко мне уже подъезжали некоторые с «рацпредложением» сотворить в помещениях ывшего клуба какую-то коммерческую структуришку… И кто бы это мог быть, как вы думаете? – с усмешкой взглянул Ковалёв.

– Да какой-нибудь крутой предприниматель, – предположил я.

– Возможно и предприниматель, от слова предпринимать, но не так чтобы очень уж крутой. Раньше он иным делом занимался – был тренером хоккейной команды в том же клубе. Энергичный парень. Да вы его наверняка знаете.

– Знаю, разумеется… Он не раз ко мне приходил, когда я ещё депутатом на постоянной основе работал в горзавете. Просил помочь в организации работы того самого клуба «Восход», жаловался, что ему никто не помогает – не хотят помочь, а он все жилы рвёт себе на пользу дела. Он сокрушался изо всех сил о ликвидации клуба и позором клеймил тех, кто это злодеяние совершил. И вдруг… Предлагать вместо подросткового клуба устроить магазинчик…

– Он действительно многое сделал для того, чтобы прославить хоккейную команду клуба… А сейчас просто разочаровался, должно быть, в желании власти налаживать работу с молодёжью. Вот и родил идею: лучше коммерция, чем ничего. Не исключено, впрочем, что у него есть желание коммерцией поддержать спорт… Так что поторопитесь, на всякий случай…

Поторопиться действительно стоило хотя бы с тем, чтобы передать помещение клуба в муниципальную собственность. Затем, или одновременно, заполнить пустоту работающими и любящими детей людьми, мебелью и отремонтировать… Кстати сказать, в клубе не обнаружилось никаких хоккейных доспехов и прочего снаряжения. Из длинного ящика, где оно, как говорили, хранится, когда его открыли, под аккомпонимент визга работниц клуба, выскочила здоровенная крыса, оттолкнув задней лапой обломок хоккейной клюшки. Это было всё, что осталось от довольно богатого набора хоккейного снаряжения. До сих пор не известно, куда оно подевалось. Только предположения…

Может показаться странным, но самые затяжные бои за создание клуба пришлось вести с представителем администрации Клёвского района в образе директора департамента финансов Алексея Васильевича Рассолина или «мистера Нет», как его называли те, кто получал от него шишки на своих надеждах. Того самого, кто с помощью депутатов стал тем, кем он стал, и того же самого, кто обещал всевозможную помощь в работе УДМСТО. «Мистер Нет» яростно настаивал на том, чтобы клуб был взят у комбината вместе со штатными единицами, у него имеющимися. По-своему он бы прав: зачем создавать заново то, что уже создано было раньше? В пример ставилась директор департамента образования Светлана Пряморотова:

– Вот она – молодец! Просто умница она! – сверля моё лицо выпуклыми глазами громоподобно извергал мысли Рассолин, – Она, когда брала под своё начало другие подростковые клубы, использовала прежние штатные расписания, а ты корячишься новые зачем-то создаёшь, созидатель! Сходи к ней, да поучись, как надо правильно работать!!

Верные мысли вежливо излагал финансист. Да вот только расходились они с действительностью, и в этом его долго невозможно было убедить. Дело в том, что у подросткового клуба «Восход» штатного расписания не существовало никогда от рождения до исчезновения, и он, клуб сей, официально не существовал: «нет» работников – «нет» и клуба. Но клуб был. Мистика? Нет – самая всамделишная реальность. «Просто» все его работники, включая и заведующего, числились на комбинате кто кем: кто кочегаром, кто дворником, кто плотником, кто ещё кем – нибудь из рабочего класса. Соответствующую и зарплату получали, по разрядам. Лишь только после того, как лично Рассолину лично Ковалёв по телефону разъяснил суть дела, вопрос был с повестки дня снят: пришлось раскошеливаться на содержание клуба из закромов бюджета. Закрома, надо сказать, оказались в очередной раз скудными… Даже чересчур.

Новому созданию, новорождённому, пусть и в чужих пелёнках, нужно было и название новое. Хотелось, чтобы оно было русским. Типично русским. Варианты отбрасывались один за другим. Всплыло в памяти: мифическая птица русского фольклора и живая сова, похожая на ястреба, летающая днём – сирин. «Сирин»! И стало так.

Изначально задумывалось сделать клуб молодёжным, а не подростковым. Подростковых клубов в то время город имел с десяток. Молодёжных – ни одного. Мечталось: будет молодёжь приходить в свой клуб, устраивать интересные вечера, дискуссии, поэзия, музыка… «Нет! – сказал „Мистер Нет“, – нельзя. То есть, можно – то можно, но финансировать его из бюджета нельзя – нет такой статьи. Есть только на подростковые. Не будет финансирования – не будет и клуба. Или из своего кармана плати. Большой у тебя карман?.. Вовсе кармана нет? Ну и имей то, что можешь». Спорить с финансистом об его финансовых делах – всё равно что учить ерша ходить по сухому песку на лыжах. И «Сирин» стал клубом подростковым. Предназначенным для всех, к сему возрасту причисляемых, желающих его посещать. Желали, тем не менее, не все…

От имени, но вряд ли по поручению, некоторой части клёвских недорослей на меня написана была жалоба… президенту Российской Федерации. Я злодейски посягнул, по мнению автора жалобы, на комнату, где собирались от души для очень интересного времяпровождения подростки. А я вознамерился приспособить её под городской клуб служебного собаководства. Комната имела отдельный вход, пустовала и действительно – в ней ежедневно, ежевечернее и даже еженощно собирались… бомжи. Ну, и подростки – пообщаться с замечательными образчиками человеческих натур. После их досуга на полу оставались шприцы и остатки бутылок: цельные реализовались через пункты приёма посуды. Экзотическим диваном служило внушительных размеров бревно – останки какого-то дерева неизвестной породы. Возле него как-то нашли пепел и угли романтического костерка. И вот я агрессивно и бессовестно захватил это замечательное помещение «для своих эгоистических и, возможно, коммерческих, нужд».

Жалоба не осталась неизвестной и мэру: о ней его добросовестно информировали из администрации Президента. Злодея, то есть меня, затребовали пред его, мэра, грозные очи, но потом передумали, перепоручив разборку со мной его заместителю, Леонтию Анатольевичу Наёмову:

– Это что же такое, Станислав Николаевич? Вы, с одной стороны, радеете, кажется, о подростках, клубы им делаете, а с другойстороны что?.. Что мне отвечать господину президенту страны? Впрочем, ответ писать будете вы сами… Так что там произошло, чёрт побери!?

Объяснить было не сложно. Добавил: клуб «Сирин» находится буквально сотнях в двух метров от той злополучной комнаты. Каждый, кто хочет, может туда свободно придти. Без шприцов, бутылок и бомжей – вот кого я действительно обидел.

– А кто жалобу написал, Леонтий Анатольевич?

– Да, понимаешь, некая дама… Как её там?… Лаврентьева – она как раз в том доме живёт.

– Угу… Понятно. Знаю такую «даму». Её сын стоит на учёте у психиатра, длиннющий такой фитилёк. А сама она просила меня принять её на работу воспитательницей в клуб «Сирин». Но дама показалась мне странноватой. Навёл справки у медиков. Оказалось, была главным бухгалтером… Не помню где. Была и на какой-то почве свихнулась. Очень серьёзно. С работы её уволили. Шизофрения.

– Ясно, – постучал карандашом по столу Наёмов. – Но ответ на жалобу ты всё-таки напиши.

Написал, куда денешься. Дама, невысокая толстушка со странным выражением глаз, пытавшаяся довести до глаз президента страны рассказ о моей вредоносной персоне, оказалось, пыталась тем самым вынудить меня взять её на работу – сама призналась в откровенном разговоре.

«Романтикам» из злополучной комнаты пришлось искать другой приют. А в ней обосновался городской клуб служебного собаководства, о котором мечтало несколько поколений обездоленных «собачников».

Клуб «Сирин» начал свой нелёгкий путь. Первым его проводником стала Елена Кужилева. Её убедительно порекомендовал помощник мэра по экологии Виктор Ляпин и оказался прав. Клуб она повела сначала не вполне уверенной, но крепнущей рукой. Даже сумела справиться с группой «трудных подростков девиантного поведения», центром досуга которых на некоторое время стал «Сирин»…

Что такое марафон известно, наверное, многим, но можно и напомнить: это беспрерывный бег на сорок два километра плюс, кто не очень устал, ещё сто девяносто пять метров в довесок. А вот о туристском марафоне до появления УДМСТО в Клёве не знал никто. Кроме Ларисы Кореневой, стройной спортсменки с прямыми волосами и таким же взглядом, фанатки горного туризма, чемпионки России в этом интереснейшем виде спорта. Став начальником отдела туризма управления, она и явилась инициатором первого в области, если не во всей стране, суточного туристического марафона «Клёвский экстрем»… (Некоторые называют его «экстримом», должно быть, потому, что так «красивше», но это не верно: есть слово экстремально и не экстримально). Первый поход турмарафона свершился в первые выходные дни октября 1994 года при великолепной погоде и при выстреле ракетницы во время старта.

Сутьэтого специфического марафона в том, что его участники под рюкзаками весом в 10 килограмм для взрослых, и семь для не очень, должны, если хотят и выдержат, пройти в течение суток как можно больше километров. Побеждает «накрутивший» больше всех. В любую погоду во все времена суток от утра до утра. Ночью можно с фонариками, чтобы не получить фонарей при столкновении с препятствиями в тёмном лесу, можно и без – как ни странно, но без фонарика лучше видно.

Лариса утверждала: за сутки человек способен пройти больше ста километров. Не верилось. Самому пешему и горному туристу, мне приходилось делать переходы, но в день не более тридцати километров на равнине и ещё меньше в горах. Правда с весом рюкзака далеко за десяток килограммов. После двадцати пяти километров горного похода за один день усталость впечатляла. Но чтобы сто, пусть даже и по равнине… такого не может быть. Чтобы доказать это хотя бы самому себе, решил стать участником марафона и я.

К десяти часам утра солнечного октябрьского дня я стоял в строю двухсот сорока участников под своим хоженым станкачом на плечах и спине (весом в 13 килограмм), и с газовым пистолетом на поясе с насадкой для запуска миниатюрных ракет. На ногах – испытанные во многих походах горные туристические ботинки, польские. Думалось: не подведут.

Так и было первые тридцать километров… Потом появились мозольчики, затем мозоли, вот они лопнули прямо на ходу и последний, для себя, круг маршрута я проделал, опираясь на какую-то жердину, подобранную ночью по пути в лесу. Боль была терпимой, но с трудом. Всё же с дистанции не сошёл – необходимо же было форс держать: как никак старый турист, да ещё и начальник управления с туризмом. Сошли два офицера, обутые в сапоги. Они наверняка посчитали, что им, офицерам – профессионалам, какие-то там марафончики – раз плюнуть. Сошло несколько подростков – не выдержали: всё-таки семь кэгэ в рюкзаке. Некоторые схитрили – на тропе остались горки камешков, высыпанных из рюкзаков после взвешивания на контрольных пунктах, их поставили на маршруте три.

Ракеты, в том числе и визжащие сатанистски, запускались ночью для поднятия настроения. С этой же целью из моего рюкзака неслись по лесу и полю песни Юрия Визбора, Владимира Высоцкого и множество других песен. Особенно эффектно они звучали в ночном лесу: казалось – сами деревья поют.

По кольцевому маршруту протяжённостью в двенадцать километров прошёл семь кругов, с коротким отдыхом возле костра и сном часа в два. Да, нашёлся человек, нашагавший даже более ста километров! Даже бегом пробежавший – профессионал-марафонец. Он и стал победителем. Но не турист. Туристы бегом под рюкзаками не бегают – шагом бы пройти необходимое. Потом я настаивал на увеличении веса для взрослых до пятнадцати килограммов: с таким грузом вряд ли побежишь. Победитель после преодоления своей сотни заявил с досадой: «Рюкзак мешает – ноги в коленях болят». Ноги – да: в таком марафоне главное – обувь. Лучше всего кроссовки на три носка – обычный набор альпинистов: хлопчато-бумажный, шерстяной и синтетический сверху – чтобы не порвался. И – хитрость: на места появления возможных мозолей налепить заранее лейкопластырь. Ещё никому не довелось видеть мозоли на лейкопластыре…

Мэр турмарафон одобрил и приветствовал – реклама району – старт по телевидению показывали. Но однажды… Лариса Коренева – человек пунктуальный: если старт назначен на десять часов – он и будет в десять часов, если к этому времени даже солнце не взойдёт. А мэр Волик имел не то, чтобы привычку опаздывать, а уж так у него довольно часто получалось. И не потому, что он не был пунктуальным лидером, а потому, что не мог окончить разговора с кем-нибудь из посетителей раньше, чем не выскажет ему своё мнение или не разъяснит что-нибудь очень важное. Опаздывая, он раздражал тех, кому приходилось его дожидаться. Прерывая разговор, чтобы не опоздать, мэр приводил в ярость тех, кто не дождался от него полного объяснения…

С утра раннего у Волика состоялось какое-то совещание, оно затягивалось, мэру грозило сорвать начало старта, он очень хотел всё-таки прибыть вовремя и сказать напутствие, и я приказал Ларисе ни в коем случае без мэра старт не давать, а перенести финиш на ровно столько минут, на сколько отложится старт… Стоя в приёмной мэра, я припрыгивал на одной ноге от нетерпения, – минуты стремительно приближались к десяти и как бы Лариса Германовна не… Когда мы с Воликом, запыхавшись, выскочили из машины у «Вечного огня», места старта, то единственное, что нам удалось увидеть из марафонского строя – рюкзак последнего участника, исчезающий за углом… Лариса старт откладывать не стала. Подхватив свой «Ермак», терпеливо дожидавшийся меня возле «Вечного огня», на плечи, я догнал Кореневу и «обрадовал» её реакцией мэра: он очень недоволен, больше того – разгневан и при случае попомнит. Не убедил. Лариса строптиво отрезала: «Старт всегда должен быть дан вовремя, и мэр обязан вовремя к старту быть». Поспорь тут с женщиной, да ещё с чемпионкой… В недалёком будущем Ларисе её выходка действительно зачлась – не в её пользу…