Текст книги "Как я был чиновником"

Но, тем не менее, всё оставалось по-прежнему: мэр находился в полной информационной блокаде. Бодриков держал глухую и немую оборону: не желал ничего ни слушать, ни говрить. Официальные запросы со стороны аппарата администрации – ноль внимания. Запрос за подписью мэра – фунт презрения. Под фигурным вопросом оказалось даже приглашение главы администрации на церемонию открытия чемпионата.

Бодриков демонстрировал свою полную независимость от города. Гарантией её был могущественный генеральный директор Завода – главный спонсор «Академии». Его славным именем Бодриков даже назвал своё детище: долгое время на нём красовалась броская вывеска: «Всемирная академия румбо имени Егорищева». К искренней потехе губернатора Ефима Немцына. Он даже сфотографировался на её фоне. Этот повод для иронии губернатора вряд ли следует отнести на счёт наивности директора академии. Это был его тонкий дипломатический ход – польстить тщеславию того, чьим именем академию назвали. Егорищев мог бы и потребовать снять вывеску с его фамилией, но этого не сделал. В трудное время ручку дающего можно и поцеловать – для пользы дела, чтоб щедрее была и не оскудевала.

Волик, утратив терпение и наплевав на личные амбиции ради престижа страны, решился приехать на территорию «Академии» в сопровождении начальника милиции сам, без приглашения. Их обоих… не пустила охрана «Академии», довольно грубо показав от ворот поворот в буквальном смысле. (В скобках: охрану своей территории директор академии подчинил только себе, как внутреннюю охрану Ватикана. Некоторые «Всемирную академию» так и называли: клёвский Ватикан). Оба потрясённых первых лица города едва не потеряли свои лица и с трудом оправились от шока: не впускать куда бы то ни было внутри им подопечных территорий! Возмущению, казалось, не будет конца и края. Но нашлись и конец, и край: мэра всё-таки милостиво на открытие чемпионата пригласили…

Кстати сказать, в упоении от своих мировых достижений, и титула всемирной, команда Бодрикова вполне искренне считала: все, без исключения, политики мира, региона, области и района выступают на открытиях крупнейших спортивных соревнований только лишь с единственной тщеславной целью: примазаться к грандиозным лаврам великих спортсменов, прилепить на себя хоть единый листочек с их венков сияющей славы, как банный лист после парилки.

Пучились и вскипали клёвские страсти вокруг чемпионата и прочие бои местного значения, в Москве решалась судьба страны… Параллельно им клёвские депутаты должны были как-то прореагировать на поражающую ситуацию в верховной власти…

«Дневник. 22. 09.1993 г. В 10 часов назначено расширенное заседаниеМалого Совета. приглашены руководители предприятий, ФСБ, милиции… Вёл заседание Постин – заместитель председателя горзавета, уехавшего развеяться в Китай. Зал заседаний почти полон.

Постин и начал. Усунув взор во вспомогательную бумажку, изложил, как смог, то, что и как понял на вчерашнем заседании областного Завета. За ним говорил Волик. Его речь была гораздо более содержательна и аналитична. Видно: он хорошо ориентируется в происходящем. В частности, депутаты Верховного Совета от нашей области намеренно не поехали в столицу на съезд, хотя машины им были забронированы.

Да, чуть было не забыл… Уж если на заседании присутствовал, а он присутствовал – как пропустить такое, легендарный депутат Липин, то уж он-то взять слово первым был просто обязан перед «лицом своих избирателей, стоящих за его спиной». Разумеется, по повестке дня. Естественно – опять о мэре. Конечно – опять о доверии к нему, злодею. Депутаты предложение не приняли.

После Волика на трибуну поднялся эмоциональный Денис Николаев. Пытался на чём-то подловить мэра, настаивал на признании неконституционности указа Ельцина и на необходимости чуть ли не поклясться в верности Верховному Совету.

Выступил и взвешенно мудрый, как всегда, Постригуч. Предложил поддержать решение сессии областного Совета: ввиду пагубного для страны двоевластия указы сверху исполнять только после их ратификации в областном центре.

В зал пришли активные коммунисты: Матушкин, Подставников, Черепахов и другие «штыки» клёвской когорты верных ленинцев. Было сразу видно: рвутся в бой и дискуссию… Но что может решить дискуссия в данном случае? Ничего ровным счётом. Только нервы взвинтит и неизвестно, во что выльется – в помойку, унитаз или бензин в костёр. Ясно только: будет что-то хреновое и не серьёзное. Но резолюцию какую-нибудь несусветную надискуссировать смогут. Не взяли бы потом Клёвский район за шиворот… Вывод и выход? Элементарно: никаких прений не проводить.

Отбросив все сомнения, быстро выхожу на трибуну. Говорю: в газете «Аргументы и факты» Гдлян предсказывал развитие событий именно так, как они и происходят «по первому варианту». Он предположил и итог: кровопролитие во всех странах СНГ, или Ельцин не удержит власть. Нам дорога Россия и мы не должны допускать кровопролития. Поскольку конституционность указа Ельцина очевидна, то не стоит дискуссировать на эту тему: «Предлагаю прения не проводить, решение областного Совета поддержать». Сел.

Взлетел донельзя возмущённый Николаев Денис. Казалось, трибуна сейчас вспыхнет от его пламенности: «Страшные здесь вещи говорят! Ишь он, какой умный, а все остальные дураки и их нечего слушать – это те, кто слева сидит (Слева от него сидел я). Эти слова меня, признаться, удивили. При чём тут «умный, не умный» я только, всего лишь, предложение внёс, а его можно и не принять, и послать…

По регламенту, как положено, моё предложение поставили на голосование и – приняли при одном голосе против. Кто-то в зале вскрикнул: «Как же так?!..»

И в самом деле: все собрались именно высказаться и послушать о происходящем в стране и вдруг, на тебе – прений не будет… Я даже усомнился: правильно ли сделал, внеся такое предложение? Может быть, лучше бы было выпустить пар?.. Нет, наверное, не лучше. Он мог бы и скопиться и взаимный раскол усилить. А так – собрание тихо и мирно вошло в деловое русло. Малый Совет моё предложение одобрил».

«Всё ясно, как дно пустой тарелки под ярким солнышком, – сдрейфил наш депутат. Вот и придумал такое предложение: ни да, ни нет, и взятки гладки. Кто бы ни победил – мы ни при чём, мы – помалкивали», – изобразил пренебрежение Любопытный. «Думаю, не так всё примитивно, как ваша милость изволит изречься, – отвесил шутовской поклон Знающий. – Политические дискуссии на уровне райцентра по вопросу лояльности к одной из враждующих сторон высшей степени власти абсолютно никакого решающего значения для судеб страны не имеют. Но вполне могли бы стать веской причиной для скверных последствий для района. В зависимости от того, которая из сторон в Москве пришлёпнет другую. Поговорить можно было бы, если бы разговор так и остался только разговором „по душам“. Но, скорее всего, кто-нибудь из разговаривающих предложил бы принять некую резолюцию: слушали, мол, – постановили, дескать. Противников Ельцина в зале находилось предостаточно для решения в пользу Веховного Совета. И появился бы документ – вещественное свидетельство: город Клёво противостоял президенту Ельцину – со всеми последующими результатами для города и его жителей, большинству которых на все дискуссии наплевать. Не в смысле репрессий тех или иных депутатов, а в другом: в выделении средств из федерального фонда, предоставления льгот Заводу… Избежав дискуссий – к ним особенно рвались именно противники Ельцина, депутаты исключили саму возможность появления опасного для города документа. Никто, ведь, не мог заранее знать, как поведёт себя президент после такой вздрючки. Мне кажется, депутаты поступили мудро». «Кажется, кажется, – пробурчало то, во что превратилось видение Любопытного. – Перекрестись, если… Посуществу трусы всегда мудрее смелых – больше шансов уцелеть…» «Да и смелость мудра, если смысл в ней виден, а не „пустые хлопоты“ ценой собственной головы… Я, вот, тоже не всё понимал в Ельцине и не во всём с ним согласен был. Но ещё больше был не согласен с действиями Хазбулатова, Руцкого и иже с ними… „Хазбулат удалой, бедна сакля твоя…“ Видно же было: действия депутатов – угроза гражданской войны в России. Их необходимо было остановить любым путём… А насчёт перекреститься, то чего уж там – дело прошлое и уже давно как историческое, намотанное на ус: полезно знать и учитывать».

«Я лишаю тебя звания знающего! Что ты знаешь, если всё талдычишь „не всё понимаю“, „думаю“, „кажется“, – величественно вперил указующий перст в Знающего Любопытный. – Знающий, настоящий, должен быть твёрд в знаниях своих и уверен – в них и в себе». «Всё знать – ещё не значит всё понимать. Ты можешь зазубрить какую-нибудь математическую формулу наизусть и написать её, но не понимать её назначения. Можно читать книгу книг – Библию, знать её на память и не понимать смысла… Кстати, довольно широкое явление даже среди верующих. Она настолько универсальна, что каждый способен толковать её по-своему. „Я знаю, что ничего не знаю“ – так откровенно сказал один из самых знающих людей на земле». «Вот и тебя не назвать ли самым не знающим из всех знающих?» – ехидно осклабился Любопытный. «Возможно, ты прав, но от этого ничего не изменится», – добродушно кивнул Знающий.

Глава VIII. История борьбы без правил (продолжение борьбы по правилам)

Клёвские болельщики могли удовлетворяться созерцанием воочию или слухами и о борьбе политической, и на спортивных аренах, иногда напоминающих цирковые. В Клёвском районе обе борьбы переплелись в сложный узел, развязать который представлялось занятием заковыристым. Главным спортивно-политическим борцом продолжал оставаться заслуженный тренер СССР, заслуженный же клёвский гражданин Геннадий Михайлович Бодриков. Эта незаурядная во всех отношениях личность приложила масимум усилияй для того, чтобы опорочить мэра с ног до головы, и наоборот, применив для этого занятия всё возможное из неисчерпаемого арсенала болевых приёмов и поз, вплоть до перевёртывания в стойку на голове, без подпорок.

Когда-то Бодриков, когда Волик был судьёй, обучал его тактике невооружённой борьбы с численно превосходящими силами преступного мира не только силой закона и логики головы, но и рук. Отношения между ними казались нерушимо стойкими, как пирамида Хеопса. Но вот Волик стал мэром и, в силу уже не дружбы, а службы, стал интересоваться не только приёмами борьбы, но и соблюдением законности. Тем более, что сам по профессии был судьёй, сохранив в душе, и действиях, профессиональные черты характера, присущие сей специфической специальности.

Пришло время вплотную заняться хозяйством города в целом и отдельными его сооружениями, в частности. И тут вдруг новость – государственный технический надзор установил: строительство школы румбо производится с массой нарушений множества нормативов и солидным возом недостатков. Руководство же школы не даёт ни администрации города, ни гостехнадзору ровным счётом никаких документов письменных, ни объяснений устных – полная анархия. Дело сие определилось ещё до начала работы Волика главой администрации. К выяснению обстоятельств привлечены были депутаты Горзавета – вошли в состав специальной комиссии, посвятившей себя проверке законности строительства. Проверка заглохла в самом начале своих потуг, не имея документации ни для начала своего дела, ни для окончания. Попытался и мэр: запросил у Бодрикова документы и – не получил их. Просто не получил – и всё – без всяких объяснений – как и не просил.

Вместо документов на Волика обрушился камнепад упрёков и обвинений в «оказании преднамеренных помех строительству спортивного сооружения под формальным предлогом бюрократических требований каких-то бумажек», в преднамеренном подрыве здоровья клёвской молодёжи, дискредитации спорта вообще во всей России и полного уничтожения его в Клёве – в частности… Обвинения и уличения сыпались публично и в средствах массовой информации в залихватском стиле разоблачений «врагов народа» тридцатых годов прошлого века. Логика Бодрикова была проста и могуча, как натренированный мускул атлета: если требования мэра тормозят строительство школы румбо, в будущем Всемирной Академии, то таким образом наносится ущерб даже не только спорту России, но и всего мира. Как тут не требовать немедленного и самого жестокого наказания всемирному злодею. Многие верили: Геннадий Михайлович приводил факты один страшнее другого, журналисты их охотно выносили на публику с огоньком, публика воспламенялась порохом и весь этот трам-тарарам производил жуткое, но эффектное, впечатление.

Чемпионат мира открылся с помпой, фанфарами и кордебалетом бедристых девушек в белых «гусарских» костюмах и белыми же барабанами на животе, красиво махавших палочками почти в такт с фонограммой барабанного боя. Мир представляли собой десятка три команд спортсменов с тем же количеством национальных флагов. При сём присутствовали и произносили соответствующие речи губернатор Немцын и мэр Волик, «примазавшиеся» к грандиозному спортивному событию. Сражения на коврах, благополучно и пышно начавшись, так же и окончились. Новые чемпионы мира получили каждый своё: звания, медали, кубки, призы и памятные подарки – всё, положенное в таких гротескномасштабных случаях.

Мэр призадумался… Награждали призёров все, кому это положено, кроме города, принимавшего спортсменов.

– Не гоже, господа, не гоже… Надо и нам грязью в лицо не ударить. Средств у нас, правда, не очень-то густо… Но наградить и нам – наше святое, – и мэр нажал кнопку звонка на столе своём, требуя сию же секунду секретаршу. – Позовите-ка мне немедленно, Наташа, директора департамента финансов.

Главный финансист Рассолин, легко вписав своё объёмистое туловище в дверной проём, предстал перед столом мэра. Как всегда в таких случаях лицо его озаряла обаятельная улыбка. Финансисты умеют обаять при случае, особенно не из приятных.

После тщательного обследования сусеков казны, мэрия наскребла довольно приличную сумму. Не очень роскошную, но и не нищенскую. Составили список. Волик распорядился включить в него не только призёров только что отгремевшего чемпионата мира, но и тех, кто добился высоких званий в боях предыдущих чемпионатов. Без них не бывать бы ни высокого статуса спортивного Клёва, ни самого чемпионата, да и новых чемпионов его.

Казалось бы, всё справедливо и закономерно. Мэр был доволен: наконец-то к нему придут прославленные спортсмены одной из враждующих сторон, получат из его рук награды и, возможно, положат начало примирению…

Не тут-то было. Дело стопорнулось в некоей заморочке, на которые очень горазд был неповторимый Бодриков. Незадолго до чемпионата он, по каким-то одному ему ведомым причинам, выявленным его засекреченной разведкой, буквально выгнал из подопечной ему лично школы румбо шестерых заслуженных, высоко титулованных спортсменов, работавших там тренерами. Среди них и чемпионов мира прошлых лет. И четырёхкратного не пощадил – за ворота с запрещением переступать их порог ныне, присно и во веки веков…

Потеряв работу и с ней средства к существованию во всемирном масштабе – за порогом большого спорта, бывшие тренеры взялись за предпринимательство. В свою очередь и этот шаг послужил причиной публично объявить их шайкой бандитов – мафией: «Это же проще пареной репы: если предприниматель, то – мафиози. Какие сомненья?». И вот в списке мэра на премирование оказались и чемпионы настоящего чемпионата 1993 года, и чемпионы прошлых лет, изгнанные Бодриковым.

– Да это же самые настоящие мафиози! – потряс воздух над Клёвом и планетой возмущённый клич заслуженного тренера. – Чтоб ни один. Слышите, ни один! призёр чемпионата, работающий у меня, не смел ни копейки получать от этой го…..й администрации. Иначе!.. Ну, вы знаете, что будет иначе, – вдруг снизил тон.

Бывает такое у него: взрыв, а потом тишина… Только кое-кто после неё не возвращается из боя… Главное ведь не столько тон, сколько то, что за ним кроется.

За ним, несомненно, раскалённым клеймом светило увольнение, если не исполнится приказ Бодрикова. Премия от мэра – явление разовое, а зарплата в вотчине Бодрикова – постоянная. Кому захочется поменять твёрдое постоянное на шаткое временное? И не променяли – не пришли за премией. Получили её только изгнанники – им терять было нечего.

Вскоре по областному телевизионному каналу «Бредень-ВС» выступил сам Бодриков. Крупным планом на экране – список премируемых спортсменов, подписанный мэром, и их росписи. Против фамилий чемпионов мира текущего года – чисто. Следующий крупный план: благородно возмущённое лицо заслуженного тренера России Бодрикова. Затем его рука, потрясающая документом с фамилиями. Гневное: мэр Волик награждает крупными премиями тех, кто не имеет никакого отношения к прошедшему чемпионату мира – преступников и мафию, а настоящих чемпионов – не хочет. В газетах залпы статей, разоблачающих нечистоплотность клёвского мэра и его покровительство преступому миру бандитов. Многие опять поверили – как не верить заслуженному человеку, радеющему за российский спорт и вступившему в самоотверженную борьбу с могущественным мэром и вездесущей длиннорукой мафией один на один

Появился ещё один интересный вопросец. Список награждаемых и указанная в нём сумма – бухгалтерский документ районной администрации. Отдавать его в посторонние руки кому ни попадя, даже заслуженным тренерам, категорически нельзя – только с разрешения того, кому главный бухгалтер подразделения подчинён. Как мог секретный документ очутиться в чужеродных руках, да ещё и использоваться против мэра? Волик, понятное дело, заподозрил начальника подразделения администрации, руководящего спортом – только я мог заставить главбуха пойти на такой возмутительно и недозволительно преступный шаг.

Обсуждая пакостный этот вопрос на оперативке мэр так и сказал, на меня не глядя:

– Мне шпионы не нужны.

Намёк более чем понятен и прозрачен.

Но главный бухгалтер управления, Елена Ивановна, женщина опытная и порядочная, в её честности не было никаких сомнений, клялась и божилась: никому никаких документов не то что не давала, но и не показывала, да и некому было, кроме своего непосредственного начальства… В конце концов, при дотошном допросе секретарши кто к ней приходил и что делал, выяснилась полукомичная и в то же время драматическая, ситуация, достойная коллег самого Штирлица. Действительно, заглянул как-то раз к Валентине, так секретаршу звали, школьный дружок её – вместе в одном классе учились. «По совместительству» со званием дружка добрый молодец работал тренером во «Всемирной академии» и был чемпионом мира последнего выпуска. В этот злополучный момент на столе у секретарши лежал тот самый список – «лицом» верх: большая ошибка – все официальные документы должны лежать на общевидимом столе текстами вниз – не доступные взглядам любопытных. «Лицо» документа случайно попалось на глаза дружка, либо глаза его невзначай упали на него. Ба! Знакомые всё фамилии! Что бы это такое значило? Взял – посмотрел… Секретарша суровых правил бухгалтерии не знала и вообще трудилась на секретарском поприще без году неделю: ну, читает человек – что такого – не ворует же? Может, даже завидует. А человек эдак простецки попросил подружку школьную… Ни много ни мало – снять с этого документа ксерокопию. Извольте, дорогой друг. Подлинник доблестный чемпион вернул секретарше, а копию незамедлительно вручил своему шефу. Тот со злорадным восторгом за случай такой ухватился, подумав при этом: какие же дураки в мэрии работают. Мэру о деталях дела пришлось доложить, куда денешься, а секретаршу строго наказать за непростительную оплошность.

«Послушай, всезнающий ты мой: чья же это „непростительная оплошность“ – разве секретарши, если она ничего не знала о делопроизводстве в мэрии и её никто не предупреждал об элементарных вещах? Это начальника её оплошность. Или незачем было брать неопытную, или нужно было учить, как следует», – изобразил безмятежную сощуренность Любопытный. «Тут ты прав, – кивнул головой Знающий. – Только секретарша эта была племянницей вице-мэра, каковой и предложил начальнику взять её в секретарши, уверив, что она где-то там уже работала в этой должности и дело знает. А начальник и сам-то не слишком опытен был в аппаратных интригах и каверзах – работал на производстве, а там народ почестнее чинуш в администрациях и некоторых тренеров по борьбе». «На этот раз и ты не прав насчёт тренера. Он просто помог своему шефу», – построил невинную рожицу Любопытный. «Нет – не просто – он же знал, как было на самом деле… А, может быть, его и подослали?.. Под ковёр, знаешь ли, голову лучше не совать – без неё можно остаться, а толком так и не узнаешь, кто тебе её оторвал», – пригрустнул Знающий. «Угу, – соорудил серьёзную рожицу Любопытный, – если бы знал – совсем другое дело было бы – оно как-то приятнее, когда твою голову отрывает не кто-то посторонний, а хороший знакомый».

Деньги, причитавшиеся спортсменам – чемпионам и не полученные ими, сколько их ни просили придти и получить, долгое время лежали на счету управления по делам молодёжи, спорта, туризма и охоты неприкосновенно. Всё-таки ждали: вдруг придут в один распрекрасный день спортсмены и получат. Когда стало ясно: не придут никогда, а управление сохнет и дохнет от безденежья, как саксаул в пустыне, решено было попросить мэра использовать законсервированные деньги на проведение спортивных мероприятий. Волик махнул рукой – разрешил. Бодриков каким-то образом и об этом немедленно узнал («Штрилицев» у него хватало, очевидно, и в администрации) и – немедленно выступил с новым разоблачением: мэр расходует деньги, предназначенные для премирования спортсменов нецелевым образом – «на содержание административного аппарата», сосущего кровь из всемирного спорта и лишает тем самым спортсменов заслуженной награды!

«А мне он нравится, этот ваш… как его? Бодриков? Знатная фамилия: бодрая… Какой изощрённый ум – любой ход мэра поворачивает против него же в свою пользу!» – изобразил приём подсечку Любопытный. «Никто и не отрицает, что он ловок в борьбе. Только бы его энергию в мирных бы целях», – урезонил Знающий. «Так ведь Бодриков – борец, а где ты видел борца с мирным характером?» – торжествующе погрозил пальцем Любопытный. «В гробу, – отозвался Знающий и тут же себя одёрнул. – Впрочем, он же и в мирных целях трудился – школа румбо, ставшая академией, не волшебной палочкой сделана, а его, Бодрикова, палкой, а то и дубиной, воли, когда надо хитростью, нервами. А нервы у него, вопреки молве, не из стальной проволоки свиты, а обычные человеческие ниточки – способны напрягаться и изнашиваться. Иногда трещать. Иногда взбрыкивать. Порой рваться. Человек же и ему ничто человеческое не чуждо». «Только он не „впрочем“ работал, а для людей», – вставил Любопытный. «Ага», – согласился Знающий.

Прошло некоторое время и нечуждый ничему человеческому Бодриков пригласил вернуться на тренерскую работу в академии «злодеев мафиози» Евгения Веснягина и Владимира Медвянина. Дела предпринимательские у первого шли не очень – кто-то поджёг его киоск и превратил в дым и пепел всё, в нём находившееся. Погорелец Васягин подумал – подумал, сдул с рукава пепел надежды, и предложения не принял – не поверил непредсказуемому. Медвянин поверил – вернулся и вновь, как ни в чём ни бывало, начал тренировать молодёжь. Это было призванием его жизни. Третий «член мафии», Евгений Ясин, был назначен председателем комитета спорта и физической культуры при администрации Клёвского района. Но это случилось уже после Волика.

С Ясиным дело оказалось посложнее, чем с другими «мафиози», и интереснее. К юбилею клёвского румбо вышло роскошное издание книги о его зачинателе – Бодрикове. И не только о нём. Была глава, целая глава, о Евгении Ясине. Называлась она жутковато: «Грабитель и душегубец». Описывала невероятно страшные злодеяния действующего председателя спорткомитета. Казалось бы – бомба! Кто в администрации работает! Кто молодёжь воспитывет!? Но удивительно – никто: ни прокуратура, ни милиция, ни районная администрация, доверившая герою этой главы работу с молодёжью, ни сам «герой», не придали написанному никакого значения. Ни протестов, ни расследований. Так себе: художественная, дескать, литература – что возьмёшь с фантазий? А глава в книге так и осталась…

Так отзвенело одно из звеньев бесконечной цепи странностей, неисчерпаемый кладезь которых таился в воображении строителя клёвской Академии. И завязалось другое…

Как-то кто-то из тех, кто хорошо знал характер Геннадия Бодрикова, сказал о нём: «Ему скучно, если нет борьбы, если он с кем-нибудь не схватывается. Нет причин – придумает. Так вот и живёт: без фонтана адреналина – «ни туды и ни сюды». Нанёс этот оригинал раны не одному Волику, а многим, да ещё и посолил кровоточащее. При этом было бы удивительно не иметь врагов…

Во время очередных выборов в земкское собрание Бодриков сумел убедить избирателей: лучшего депутата, чем он, просто не может быть. Это свершить было не так уж и трудно: все везде знали, кто такой Бодриков и без пиарских хлопот. Многие серьёзные граждане верили: с чиновниками, наводнившими все администрации, необходимо только бороться и бороться нещадно. Кто, как не профессиональный борец, сможет свершить акцию такую успешнее всех? Бодрикова избрали, и Бодриков засучил рукава.

С ними и явился однажды на представительное заседание. Борьбы, однако, не последовало. Вместо неё прозвучал рассказ о страшном и невероятном покушении, случившемся в лесу с мастером спорта, похожем на Бодрикова внешне. Не будь этого сходства – не было бы и посягательства на его здоровье, а, возможно, и на саму жизнь. Человека, сходном с Бодриковым, в буквальном смысле во время этого покушения могли покусать, не исключено и сожрать, и кости обглодать и выплюнуть, или проглотить, чтобы следов не осталось, кроме естественных.

Спортсмен, как всегда, для поддержания физической нормы и формы, совершал утреннюю пробежку по привычным окрестным лесам и полям. Бежал хоженой тропой, дышал свежим воздухом и придумывал на бегу очередной приём против лома. За поворотом показалась какая-то легковушка, припаркованная к большому пню. Стоят иногда такие за кустиками в лесу пригородном, ритмично покачиваясь и издавая сладострастные женские стоны. На этот раз машина стояла неподвижно и не стонала. Ничего интересного. А то, бывает, выходят на траву такие ножки, обнажённые по самое оно… Не до ножек, тем более, что их не видно. Пробежка – дело святое. И целомудренное.

Машина осталась позади, как вдруг бегун услышал за спиной чьё-то частое, кровожадное и могучее дыхание, дробный топот. Оглянулся. Мощными прыжками его преследовал огромный пёс, на вид породы собаки Баскервиллей. Только морда не светилась в полутьме лесной. Сверкали оскаленные острые клыки. Горели кровожадностью глаза. Клочьями слатела с драконьего языка ядовитая слюна… Не убежать. Вот сейчас прыгнет и… Опытный боец встречает противника лицом к лицу. Или к морде, если таковая имеется вместо лица. Мастер спорта остановился. Принял боевую стойку. Прыжок! Длинные клыки, как ножи, нацелились в шею заслуженного тренера. Врёшь, собака, не возьмёшь! Бросок через бедро и пёс с визгом катится в дорожную пыль. Вскакивает и снова прыжок, вытянув лапы и ощерив пасть. Пинок в брюхо и бросок через плечо. Собака хряскается на спину, задрав все четыре лапы вверх. Медленно поднимается на передние лапы. Тупо смотрит… Нет – этого так просто не скушаешь. «Ну, собачка, давай. Давай!» – манит спортсмен пса, вывалившего потускневший язык чуть не до земли. Потомок чудовища Баскервиллей раздумывает, приседает на задние лапы, навостряет уши и зубы… И тут слышится со стороны машины свист. Зов хозяина. Пёс повернулся к спортсмену, похожему на Бодрикова, хвостом, заковылял к машине, ввалился в её раскрытую дверь и, не попрощавшись, уехал.

Потрясённые депутаты молчали. Нет слов. Каждый представлял на месте спасшегося себя и каждому было не по себе – не каждый владеет приёмами борьбы и самим собой даже на заседаниях, а не только перед пастью зверя.

Побледневший от воображаемого ужаса Любопытный выглянул из-под стола, куда скрылся на всякий случай: «Так ты хочешь сказать, что собака покушалась на постороннего человека только потому, что приняла его за Бодрикова?» «Ты об этом лучше у той собаки спросил бы», – посоветовал Знающий. «Это же просто символично получается! – воскликнул Любопытный. – Собака Баскервиллей – символ администрации; спортсмен – символ Бодрикова… А чья машина-то была? Хоть бы номер её посмотрел тот парень». «Он и пытался это сделать, но задний бампер был забрызган чем-то красным, похожим на кровь», – насупил брови Знающий. «А не выдумка вся эта жуть?» – проявил естественную недоверчивость Любопытный. «Нет – на том пне, к которому была припаркована та машина, остались следы клыков той собаки», – сурово отрубил ладонью кусоквоздуха Знающий…

И впредь почти каждая попытка со строны администрации города получить какую-либо информацию о легальной работе Бодрикова, руководителя крупнейшего в городе, и уникальнейшего во Вселенной, спортивного сооружения, встречали не только штыковой отпор, но и нападение – как лучшее средство защиты. По-прежнему атаки велись через всевозможные средства массовой информации. Чаще всего через телеканал «Бредень». Статьи, как правило, отличались тем, что называется «чем больше приврёшь – тем лучше поверят». Во время выборных кампаний, когда в них участвовал Волик, а он участвовал во многих, Бодриков являлся чуть ли не самым активным поставщиком обширнейшего компромата на него. Делалось это со знанием наиболее эффективных и неотразимых болевых приёмов – компромат вбрасывался в город, умы и настроения избирателей в предпоследний день перед голосованием: ни возразить, ни ответить уже не успеть ни коим образом. Болевой приём проведён и шлепки по ковру не помогут. Победителей не судят.