Текст книги "Холостяки и женщины, или Что сказал крокодил?"

Холостяки и женщины, или Что сказал крокодил?
Станислав Афонский

© Станислав Афонский, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нечто вроде предисловия

Возможно, мы не такие уж все и «сво…», как нас окрестили в одном из сериалов нашего прославленного телевидения, да будет ему эфир пухом. Во всяком случае ни один из моих собеседников, чьи слова и мысли будут здесь озвучены, никакими такими «сво» себя не считали в прошлом, не считают в настоящем и надеются на такое же мнение о себе других в будущем. Во всяком случае, клиническими. Может быть, с точки зрения прекрасных дам, происходят эпизоды, подобные анекдотическому «кто хочет, но не может – тот импотент, а кто может, но не хочет – тот сволочь», однако это всего лишь иногда, кое-где, порой, к сожалению, местами и в виде редкого исключения. Кстати, сволочью на Руси называли мелкие деревца, сучья и валежник, которые сволакивали, как ненужный и не кондиционный хлам для сожжения…

Восемнадцать лет, прожитых в рабочем общежитии, и столько же лет работы в почти абсолютно скромном и целомудренном, то есть без примеси женского, мужском обществе, даёт автору право считать себя хоть в какой-то, да степени, пусть даже и относительной, знатоком мужских вкусов и пристрастий, и мнений о женщинах. Впрочем, он не претендует на знание, и провозглашение, истин в последней инстанции и на глубочайшую глубину познания психологии обеих полов, тем более женской. Всякий, претендующий на это, – либо безнадёжно самоуверенный тип, либо нахальный враль – женскую психологию не способен до конца постичь никто. Даже сами женщины. В любом случае самый что ни на есть конец окажется где-нибудь глубоко запрятанным или замаскированным. Автор не собирается делиться опытом собственных похождений. Не намерен преподносить сказанное, как несомненную непререкаемость и вообще не будет пытаться встать ни в одну из поз – они бывают очень неприличными…

Не, не, не… А что же да? Да – это, кроме длительного плавания по штилям, зыби и штормам на корабле по имени «Жизнь» в команде, где женщины были очаровательными, но единицами, не нарушавшими мужской гармонии, общение с множеством настоящих мужчин, подлинных девушек и всамделишных женщин, и, наконец, холостая жизнь, простиравшаяся до возраста Иисуса Христа, к моменту распятия его на кресте… При деликатном намёке на предбрачный возраст естественно типично женское: «О—о—о, у этого много чего и кого побывало». Отнюдь. Никак не могу сказать, что много, но и не поскромничаю излишне, что очень уж мало. Что было – то было… Впрочем, настоящему мужчине всегда мало…

Понятие много или мало, в этом отношении, относительно. Для донжуанов и прочих классических ловеласов послужной список в несколько сотен покорённых дам вполне нормален и даже скромен. А у князя Владимира, «Красна солнышка», крестителя Руси, до его личного крещения женщин в интимной собственности, и употреблении, имелось под тысячу, и даже выше, да он ещё и посторонних не упускал, при возможности. Вот это был мужик… Наверное, потому и с крещением поспешил – многовато грешных подвигов получалось: успеть бы покаяться. Окрестившись, грех свой осознал, покаялся и остепенился. Возможно, вовремя – силы мужские не беспредельны. Не исключено, конечно, что он сначала несколько притомился, а уже потом остепенился. Впрочем, последовательность не важна – важен результат.

Холостяки

Наша холостятская братия к подвигам донжуанским, а уж тем более владимирским, не стремилась, практически. Не потянули бы. Кормёжка не та. И «доходы» не те. Да и времени свободного не имелось для занятий с такой прорвой женщин. Работа, сами понимаете, учёба, то, сё… В холостяках последние десять лет свободной жизни в нашем общежитии «квартирного типа» пребывало около тридцати человеко-душ на своих койко-местах. Все – примерно одного возраста. И все – примерно одного общественного статуса: инженеры, технологи, мастера, рабочие. Многие учились в вечерних институтах, многие их уже окончили. Почти все непрочь были когда-нибудь своё лихое холостяцтво оставить позади, как славный, но подзатянувшийся, эпизод. Да как-то всё не получалось. При горестных раздумьях, таковые очень редко, но всё же случались, вспоминали старые добрые русские дворянские обычаи, когда мужчины решались обременить себя брачными узами в возрасте около сорока лет. В свои около тридцати мы ещё не доросли и не дозрели.

Однажды, и когда-то в семидесятые годы прошлого века, «Литературная газета» разразилась серией статей о холостяках. Автором был некто, если не ошибаюсь, Зорин. Кажется, «В»… Но не ручаюсь, да это и не суть важно – не в алфавите дело. Важно то, что холостяки в его сочинениях предавались анафеме. Смысл статей сводился, помнится, к следующему: холостяк – эгоист и даже эгоцентрик, думающий и заботящийся только о себе, любимом, не желающий брать на себя заботу о женщине, семье, детях, обществе, государстве, препятствующий воспроизводству населения и способствующий геноциду оного своей зловредной пассивностью… Злодейства холостяков были неисчислимы. «Сво…» их ещё не называли, в то время избегали резких выражений в печати, но смысл был ясен: «сво» – могут, но не хотят… Тему, естественно, подхватили женщины. Холостякам досталось и с их позиций: несчастные опустившиеся субъекты, не стираны, не бриты, не ухожены, не выглажены и не глажены, не кормлены и ещё какие-то множественные не. Злодеи и «сво…», несмотря на своё жалкое существование, не желающие жениться ради аморальных, низменных, развратных и сомнительных удовольствий. Трусы, боящиеся взять на себя заботу о сирых и несчастных женщинах, и детях как вообще, так и своих, в частности.

Посмеялись, сочинили ответ, напоминающий ответ запорожцев турецкому султану, только без нецензурных оборотов речи и мысли. Отправили в газету и примерно через месяц… получили его обратно, существенно потрёпанным. Должно быть, послание с удовольствием прочитало не малое количество читателей из числа сотрудников редакции. Но опубликовать не решились. Содержание письма не во всём соответствовало их представлениям о советском рае. Вернули его с приложением ответа редакции: к сожалению, мол, опубликовать не сможем, но возвращаем – в виде исключения и правилам вопреки. Что они этим хотели сказать – осталось не известным, но мы могли быть довольны: наше мнение, хоть и всё-таки, хоть и ограниченно, но услышали..

Писали мы вот что. Не пошлый и похотливый эгоизм тормозил наши помыслы о семейном счастье, и их материальное воплощение в жизнь. Собственно, помыслы эти не терзали нас денно и нощно, как мечты о светлом будущем всего холостого человечества. Мы его, светлого будущего то есть, для себя не видели. Его заслоняли более реальные вещи – наши «койко-места» в общежитии. Это был даже не индивидуальный шалаш, рай в котором мы могли бы предложить своим суженым в холодные времена года. Даже однокомнатным шалашом мы не обладали. И в перспективе его не наблюдалось, даже имея в ретроспективе пятнадцатилетний стаж работы на родном заводе в родимом цехе.

Правда, единичные представительницы прекрасного пола – коллеги, цветущие в поголовно мужском коллективе, как хризантемы среди чертополоха, с этими нашими доводами не соглашались: нет квартир – найдите себе жён с квартирами. Чего, мол, проще: одним махом два зайца. Резонно. Но не для нас. Никто из нас, членов славного племени холостяцкого, не ставил себе цель женитьбу ради рационального решения своих квартирных проблем. В этом случае женщина – приложение к квартире. Или квартира – приложение к женщине. И это приложение может в любой момент выставить чем-нибудь не угодившего ему приложившегося мужика… Да и просто претил нам всем даже намёк на какую бы то ни было корысть при женитьбе. Каждому из нас была нужна… Некая не очень внятная мечта неопределённой, но обязательно прекрасной, внешности, обаятельного характера и всех других пленительных достоинств, как внешних, так и внутренних. Таких пока не встречалось. Могло и никогда не встретиться. Некоторым и не встретились… Некоторым встретились… Но совсем не такие… Поди угадай при первых встречах. И при вторых тоже.

Один из нас так никогда и не женился до самой смерти своей. И совсем не потому, что не хотел или был невероятно привередлив. Очень хотел. Можно сказать, даже бредил. И не только женитьба являлась ему в бреду его. Но и дети, как результат. Холостяк, он даже своё койко-место украсил вырезанными из журналов фотографиями… А вот и не обнажённых бюстов, бёдер, животов и коленок, суммирующихся в соблазнительный образ женщин. Над его койкой смеялись, улыбались, стояли на четырёх точках и лежали на животе маленькие дети. Очень хотел иметь детей. И всё-таки не женился… Но об этом потом.

Есть такая старая грустная притча о том, как некий молодой человек, преисполненный уверенностью и надеждами, отправился в путешествие по всему миру в поисках идеальной женщины. Много лет пришлось ему скитаться, преодолевая всевозможные препятствия, лишения и опасности. Во многих странах побывал. Множество женщин встретил… И, наконец, вернулся на родину. Один. Уже стариком. «Что же ты? – спросили его тоже постаревшие друзья, окружённые своими детьми и внуками. – Так и не нашёл идеальную женщину?» «Нашёл», – грустно вздохнул старик. «Где же она? Почему её нет с тобой?» «Увы, она тоже искала идеального мужчину…»

Итак, мы были холосты. На стенах нашей общежитейской квартиры висели два самодельных плакатика. Один не то, что гласил, а голосил – «Это вам – романтики, это вам – влюблённые!» и изображал сердце, прорванное кукишем. Подразумевалось, что его показывает нам государство вместо жилья и зарплаты, удовлетворившей бы наши романтичность и влюблённость. На другом красовалась надпись: «Нас – 16 миллионов!» Такова была официальная сумма всех холостяков страны. «Так почему же вы не женитесь?» – время от времени домогались от нас женатые соседи, с некоторой тоской в голосах. Тоска была понятна: иметь в соседях, дверь в дверь, здоровенных холостых мужиков – могло быть чревато в перспективе – мало ли что… Жёны-то невольно погладывают… И здоровенные мужики скромно, с достоинством отвечали: «Я не трус, но я боюсь».

Мы боялись. Это была почти фобия. Нет, не свободу утратить. Она, признаться, уже начинала оскомину набивать. Свобода быть одиноким радует не всегда. Общество друзей и товарищей – не совсем то, что необходимо всегда и без разнообразия. Но то, что мы слышали от своих женившихся соратников, знакомых и коллег, и чему свидетелями были сами, – не прельщало, не вдохновляло – ужасало. Не дай Бог, упаси и помилуй, отведи и избавь нас, грешных, от того же. Чур нас, чур… Спаси нас, сила крестная от нечисти бесовской. Мы, разумеется, все были закоренелыми атеистами, как считали, но страх был почти суеверный. Каким же образом ангелы, встретившиеся нашим приятелям, превращались в мегер неистовых и нечисть несусветную, если верить их словам? А мы, конечно, верили. И не только словам…

– А как не бояться, Назар Семёнович? – говорил Вячеслав соседу, имевшему молодую жену с очень выразительным, можно даже сказать многозначительным, вырезом на впечатляющей груди. – Вот послушай историю. Наш общий друг Арнольд Аристов являл своей внешностью почти точную копию легендарного артиста кино и покорителя сердец, и воображений большинства дам всех стран и народов удалого Василия Ланового. Находиться с ним в одной компании с девушками означало неизбежное поражение в их внимании, впадение в уныние и закомплексованность. Все они – ему единственному. Забыв о зловещем «зачем вы, девушки, красивых любите», девушки его любили или мечтали любить – кому как повезёт. Ему оставалось только выбирать уже заранее готовых к безоговорочному пленению поклонниц. Он и выбирал. Но не любил. Очередная отвергнутая задним числом вспоминала пророческие слова песни и страдала. Арнольд позволял вплотную восхищаться собой очередной жертве. Так и продолжалось до поры. А когда пришла пора – ахнули и его друзья. Она была идеальна и, в свою очередь, очень похожа на актрису Ларионову. Арнольда поздравляли и завидовали: «Ах, какая женщина – мне б такую». (Песни этой тогда ещё никто не сочинил, но мысль носилась в воздухе и в наших воображениях). Внешне пара смотрелась потрясающе.

Арнольд был счастлив и влюблён, и даже больше того – влюблён и счастлив. Она выглядела такой же. Холостяцкое общество наш общий друг покинул. Это всегда происходит автоматически: «женатики» переставали интересовать нас, мы – их. Семейных мы не приглашали даже в праздничные компании. И не даже, а тем более – чтобы не возникало незапланированных сцен ревности. Женатая пара в холостяцком кругу – явление взрывоопасное. Мало ли что супруге или супругу померещится… Или не померещится, а на самом деле случится – чрезмерное, по мнению супруга, внимание к супруге со стороны свободного «джентльмена удачи» или супруги к джентльмену… Извини, Семёныч, не в твой адрес… О присутствующих не говорится, как говорится…

Но вот прошло года два и наш «Лановой» вновь начал появляться в холостятской общаге… Да ты его, наверное, помнишь: высокий такой и сутуловатый на спину… Вот – вот – он самый. Грустный весь, а иногда и вовсе расстроенный приходил. Откровенно поведал: раскрасавица жена по вечерам зачастила к подругам. Подруги, видимо, действовали на неё очень благотворно: после общения с ними «Ларионова» приходила чувствительно навеселе и оказывалась абсолютно равнодушна к своим супружеским обязанностям и к его подвигам. Не говоря уж о добровольном и воодушевлённом их исполнении. «Лежит, – рассказывал Арнольд, – ручки на груди скрестивши, и мух на потолке считает. А первое время очень даже азартно лежала и не до мух ей было… Кроме этого, всем не довольна, всё ей не так, издевается….И дочери внимание уделять у неё времени нет – с „подругами“ общаться нужно». Вскоре развелись… Призадумаешься… От такого мужика жена гулять начала, а нам, серым, чего ожидать, если женимся?.. Мы ещё не разбираемся в лабиринтных сложностях женских симпатий и характеров. Не знали, что внешность лица мужика для женщинов – не самое главное: он, мы – мужики то есть, по их мнению, должны быть чуть посимпатичнее обезьяны – с нас и того довольно… А, стало быть, и для них. Мы о них со своих позиций… Поразмысливши, впрочем, так и с наших позиций бывает, что красота лица не всегда соответствует красоте головы…

А вот другая история… – Вячеслав закурил вторую сигарету. – Пара на пляже играет в бадминтон. Супружеская, очевидно, пара. Женская её половина хороша настолько, что наша группа, «великолепная пятёрка», на других почти обнажённых девушек, лежащих, сидящих, бегающих и ходящих вокруг, почти и не смотрит. Бюст, талия, попа, ножки… Но мужская половина пары ведёт себя как-то странно, на наш взгляд. Нас, впрочем, он совершенно не интересовал. Бросалось в глаза её недовольство своей половиной. Чем-то. То и дело просит его прекратить что-то делать, что ей очень не нравится. А он не прекращает. А она всё больше злится. Он всё больше её чем-то злит… Понаблюдав и уже влюбившись, я, помнится, прокомментировал: «Ну, ребята, этот мужик от своей половины когда-то чего-то дождётся. Доводить женщину до слёз чревато и глупо». Только не понятно было: чем же он её доводил? Ничего вызывающего с его стороны, вроде бы, не замечалось. Играет себе и играет… Молча. Но только, кажется, подчёркнуто молча…

Прошло недели две. В тот день я работал во вторую смену и наслаждался свободой действий до трёх часов дня. То есть, сидел на своей койке, как на самом комфортном месте в комнате, читал книгу и пополнял пепельницу новыми окурками. Время первый час. Стук в дверь. Иду открывать. Открываю и… Застываю в шоке. За дверью. Прямо передо мной – она. Та самая с пляжа. Во всей, только одетой, красе и без ракетки. Мгновенно утрачиваю способности говорить, мыслить и все остальные рефлексы. Мистика! Она, увидев моё состояние, улыбнулась так очаровательно, что я и устоять уже мог только с усилием. В этот критический момент из-за её роскошных волос появилась физиономия моего лучшего друга. Физиономия улыбалась, на мой взгляд, довольно-таки глуповато.

– «Привет… Войти-то можно? Что остолбенел?»

– «Да… Здрасьте, ребята… Проходите, конечно, чего спрашиваешь?»

– «Чего». Сам встал в дверях, как часовой возле винного склада или памятник командору».

Она вошла первой, пройдя мимо меня вплотную и пронзив насквозь током – мимолётным прикосновением своей упругой и напряжённой груди. Невзначай, разумеется…

Усадив её на стул перед неработающим последние месяца два телевизором, лучший друг отозвал меня на кухню, притворил поплотнее дверь и конфиденциально, вполголоса:

– «Слушай, ты бы не мог пойти прогуляться с полчасика – с часик, а? Пока у нас, понимаешь, обеденный перерыв, а?»

– «А на стол вам накрыть не нужно? Чего будете изволить откушать?»

– «Кончай ерничать. Некогда минут терять дорогих. Откушаем по плотски. Прогуляешься или нет, короче?»

– «Если короче, то как-то совсем не хочется… Но так уж и быть – валяй „закусывай“. Чем запивать будешь?.. А откуда закуска-то? Ты как с ней познакомился, каналья ты эдакий? Где?»

– «О подробностях джентльмены не говорят. Если только в общем, то чисто случайно: она к нам в институт устроилась на работу. Инженером по технике безопасности».

Сказать, что я позавидовал, значит не сказать ничего: я ревновал. Я же влюблён был в неё с того самого дня на пляже. Ну почему я не работаю там, где работает друг, или почему она не поступила к нам на работу? Что там царство? Его у меня всё равно нет. Что там все сокровища земли, при моём окладе о них и помышлять нечего. Что там… Да хоть жизнь свою заложить готов, чтобы на месте друга очутиться… Но пришлось уступать ему своё. Койко-место… И – тут же мысль о том, другом мужике – муже этой дамы. Вот уж на чьём месте никак не хотелось оказаться. Моя будущая жена должна была быть ничуть не хуже внешностью, чем обеденная подруга моего друга. Но внутренне – душой и прочими морально-нравственными качествами!.. Но как можно узнать неанатомические качества внутренностей? Я не знаю, чем досадил этой женщине её муж. Не смогу узнать и я тайных причин своей рогатости. Замычишь эдак, ненароком, а почему – так и не узнаешь. Не исключено, ведь, что и моя будущая «половина» способна будет пойти «пообедать» с чьим-нибудь другом в чьё-нибудь общежитие… Половинки – не всегда одно целое, порой и разделяются… И даже чаще, чем соединяются.

Подозревать наперёд неведомо какую женщину и неведомо за что – не хорошо. Но вот же – пример перед глазами. А вот и следующий.

За ней как-то само собой закрепилось прозвище «Чудо-юдо». По сходству поведения персонажа сказки «Аленький цветочек»: существо чудищное есть, но его не видно. Может быть, она и не была таким уж чудовищем. Очень может быть, что очень симпатичная была дама. Но мы её не видели никогда. «Чудо-юдо» и всё. Сравнение, конечно, не ахти. Однако прижилось.

Наш товарищ хранил строжайшую конспирацию. Перед её приходом его одолевала сильнейшая нервозность. Он, как говорят индейцы племени маскишеев, терял лицо и хладнокровие. И требовал нашего немедленного исчезновения из квартиры. Куда угодно, но исчезните. Нашего – это четырёх человек. И мы исчезали. Ненадолго. Визиты Чуда были всегда краткими, как извержение гейзера. Краткими, но, вероятно, такими же бурными. После её ухода, такого же таинственного, нервозность товарища сменялась штилевой успокоенностью и томностью. Лица Чуда мы так и не увидели никогда. Из этого обстоятельства сделали выводы: или она щадит нас, не показывая своего страхолюдного личика, или кто-то из нас знает её, или её мужа. Да – она была женщиной семейной. И жила в соседнем доме, сопредельном с хлебным магазином… Вот в «него» -то и бегала «за хлебом», по пути заскакивая к нашему шалашу. В нём и познавала райские наслаждения со своим любовником на минутку. Заскоки случались и вечером. Но под каким предлогом – нам не известно. Женщины всегда что-нибудь придумают… Семёныч! Ты не бледней – это не про тебя, а про твоего знакомого, ей-ей… Я же говорю: о присутствующих не говорится. Давай-ка ещё пива выпьем…

Пока любовники наслаждались друг другом, мы, покуривая где-нибудь неподалеку, размышляли. Воображение рисовало нам и наше будущее… «Магазинов», хлебных и прочих, всегда больше, чем одна жена, плюс ещё и подруги, и прочие школьные друзья. Ей всегда есть куда сбегать. Окончатся «магазины» – размножатся «подруги». Если и эти исчезнут – другое что-нибудь появится…

Не живи мы в общежитии – никогда не знали бы некоторых деталей семейной жизни других мужчин… Утешала не вполне твёрдая мысль: ну не все же такие, да и мы – не из тех, которые бодаются… Уж мы-то, уж нам-то, уж с нами-то такого не произойдёт… С нашим-то опытом… Может быть. Но: «Всё быть может, всё быть может. Всё, конечно, может быть. Но одно лишь быть не может – то, чего не может быть»… И мы не спешили с действиями. Иногда торопились с выводами или выводы торопили нас… Семёныч! Да не бледней ты, говорю. Не бледней. Чего ты? Ей-ей. Мы же договорились: о присутствующих не говорится… Давай-ка ещё пива дерябнем…

А вот история поскучнее. В ней нет ни беганий «за хлебом» насущным, ни хождений «на обед» на койко-место в общежитие. Жена верна. В этом твёрдо был уверен Колька Соколов. Твёрже, чем таблица умножения с раз и навсегда установленным результатом. Если уж трижды восемь – так уж непременно двадцать четыре… Или срок восемь?.. Ах, нет – это восемью восемь… И требовала того же от мужа. А он курил. И ничего с собой поделать не мог. Что бы ни поделывал – всё равно курил. И не мог бросить. Ни жену. Ни курево. Правда, и особых причин не имелось бросать – здоровье вполне позволяло справляться с тем и другим… Иногда только пел старинную песню запорожских казаков – своих предков, про то, как некий казак променял жену на трубку, люльку, с табаком, тютюном, перед походом: «Мэни с жинкой не возиться, а тютюн да люлька казаку в походи пригодится». Однако, в походы не ходил. Разве только за куревом к соседнему киоску, метрах в пятидесяти от квартиры, где жил с женой и тёщей. Купив любимых сигарет «Прима», при хорошей погоде, закуривал на чистом воздухе и отдыхал, любуясь пейзажем и свежим дымом.

А вернувшись домой, заставал любимую жену в горючих слезах, а ненаглядную тёщу в истерике: «Изменщик! Бросил жену и семью! Куда ходил?! Чего делал?!!» Человека, прожившего в свободном духе общежития десять лет, вгоняли в шок и человек, не выйдя из него до начала трудового дня, делился своими впечатлениями о семейном счастье своём с нами… В итоге в шоке оказывалось уже несколько человек…

– Должно быть, он преувеличивает и утрирует, – раздумчиво усомнился Костя, тридцати с четырьмя годами возраста слегка полноватый черноглазый мужчина с кавказского типа лицом, трудно переваривая жуткий этот рассказ, после того, как Вячеслав пересказал его и в общежитии. – Не может того быть, чтобы по такому ерундовому поводу, да уж так убиваться.

– Может быть, и преувеличивает, – согласился тридцатитрёхлетний высокого роста плечистый Вячеслав, пригладив усы «бабочкой» и приподняв куцые брови над большими глазами. – Он же свои впечатления нам выложил, а они часто ярче бывают, чем само событие… Да, возможно, бабы эти не так уж и убивались, а спектакль разыгрывали – для острастки и внушения для. На будущее. Думал чтобы и осознавал: в семье, мол, живёшь, а не вольным волком на охоте за каблучными.

– Это с их стороны какая-то логика возможно возможна, специфическая. А с его стороны логика другая потенциально вероятна, – предположил Константин, слегка заплутав в терминах.

– И какая же? – поинтересовался Гена, тридцатилетний холостяк небольшого роста с рыжеватыми волосами ёжиком, курносым носиком и хулиганскими глазами.

– Очень простая: с какими же я дурами связался. И не в форме вопроса, а уже с готовым ответом. Ещё несколько таких «сцен» и можно опускать занавес: актёры разбегутся. Один-то во всяком случае… Он вполне может подумать, что от него таким образом хотят избавиться.

– Зачем же тогда устраивать спектакль? Прямо так и сказать можно: пошёл вон, – корректно предложил Геннадий.

– Так ведь спектакль интереснее. А потом это мы с тобой рассуждать можем, а женская логика – это в своём роде – нечто абсолютно не постижимое и не понятное. И логики в той их логике совершенно нет и быть не может, как сухости в воде, – авторитетно и образно заявил, как припечатал, Костя.

– А ты почём знаешь? – полюбопытствовал Вяч, – Или ты в прошлой жизни своей женщиной был и сохранил об этом нежные воспоминания, или в семейной жизни преуспел?

– Если бы преуспел, то среди вас, женострадателей, не находился бы. Я вообще женат не был… Навсегда, наверное, – пожал плечами Костя. – Просто слушаю, смотрю и анализирую. Чтобы потом не попасться, как мух в керосин.

– Что это за мух такой?

– Как что? Муха – она, а он – мух.

– А почему в керосин?

– Потому, что керосин на плаву не удерживает никого. Даже мух. Они, если в него попадают, – сразу на дно и не трепыхаются. Лучше и не попадать, а принюхаться заранее: не пахнет ли женитьба на таких бабах керосином…

– Между прочим, мужики, не так уж и нет логики в той истерике бабьей. Очень даже есть. Он, значит, за куревом ходил. А зачем ходило «Чудо-юдо», а? Говорило, что за хлебом оно ходило. А куда приходило?.. Вот то-то. А закати ей муж её благоверный скандал по этому поводу: заподозрил, допустим, мужик неладное что-то в поведении, благоверной же, супруги. Что бы она ему сказала? Возмутилась бы, надо полагать, до слёз – своих, уточним, для начала, а потом бы и его до них довела. И доказала бы ему, что логики в его словах нет ни на крошку. Отсюда, братцы мои благоверные, вывод, логический, или вопрос: не ходила ли и сама та, которая мызгала мужа своего за выход к киоску табачному, куда-нибудь «за хлебом», и опыт свой переносит на другого? Распространённое, кстати сказать, стремление: в чём грешен сам – в том и другого подозревать, – сказал Вячеслав, притушив при последнем слове сигарету в крышке от консервной банки вместо пепельницы.

– Почему рогатыми только мужиков называют? – после продолжительных раздумий резонно поинтересовался Гена. – А если мужик не со своей женой переспит, то у жены его рога не вырастают? Мужики, ведь, тоже «за хлебом» похаживают. Как и в молитве сказано. Православной: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Не буханку же и не батон она ввиду имеет, а нечто в переносном смысле. Женщина для мужчины – даже больше, чем хлеб. И уж ежели «даждь», то я прежде всего женщину себе и представляю, а не батон с изюмом. Хлеб можно и не есть, и ничего плохого с тобой от этого не случится. А вот если с женщиной слишком долгое время не… общаться, то возможно обессиливание от детренированности и полная дегенерация личности в целом и атрофия в частности. Это вам не корочку пожевать… Так бывают бабы рогатыми или не бывают?

– Я таких не видел. И под волосами у них не прощупывал. Но и мужиков рогатых не наблюдал. Но это не значит, что их нет. Выходит, и женщины рогатыми бывают, – с железной логикой установил двадцатидевятилетний Витя по прозвищу Слон, незадолго перед разговором освеживший свои извилины кратковременным сном, среднего роста плотный мужичок с лицом положительного киногероя и беспорядочной шевелюрой. Прозвище он получил не за величину объёма тела, а за медлительность его и толстокожие.

– Рогатость или комолость обеих полов зависит от традиций и опыта. А опыт – от возраста. Вот поэтому мужики в России в прошлые века, даже в девятнадцатом, жениться не торопились. Лет до сорока. Или около того. Имеются ввиду потенциальные рогоносцы дворянского и прочего служивого люда, – сотворил краткий исторический очерк Вячеслав.

– И что же: они до преклонного возраста в святости и кротости ангельской пребывали? – поинтересовался Витя.

– Сорок лет для мужика не такой уж и преклонный возраст. А насчёт ангельства, то, вон, Генка только что сказал: если мужик слишком долго постится, то потом до скоромного ему уже и дела не будет. Конечно, каким-то образом они из положения выходили, надо полагать. И опыт в том имели не малый. И рожки у их жён вполне могли прорасти. А вот каким именно образом и способом – у них спросить бы, опыта поднабраться.

– Не обязательно спрашивать. Тут в каждом веке у каждого свои секреты и приёмы. У кого хлеб в магазине, у кого совещания, у кого день рождения школьного друга…

– У кого публичный дом, – дополнил Витя.

– Совершенно верно: у кого публичный дом или просто бескорыстная… та самая. У кого и обеденный перерыв. Он ведь не только у той красавицы был, но и у её партнёра тоже, а им мог оказаться и женатик – от такого противоположного пола и плода запретного вряд ли кто отказался бы. Всё взаимосвязано, – подвёл итог Генка, почему-то грустно вздохнув, – как сказал крокодил, закусывая стреноженной зеброй…

– Почему, собственно, женский пол непременно противоположный? Женщина – не наш противник, а даже наоборот – всяческий союзник, помощник, подруга, жена, сестра, спутница, любовница… Она предназначена природой для соединения с нами даже анатомически. И вдруг – противоположный. Почему? Молчать, я вас спрашиваю, – не совсем логично вопросил вдруг Костя, вспомнив, должно быть, армейские приколы.

– Наверное, потому, что с параллельным полом нормальному мужику просто не интересно, и даже противно, соединяться. Сочетаться возможно только с противоположным. Физиологически. А во всём остальном Костя прав: женщина – вполне дружественный пол… За исключением тех, кто противоположный. Но исключения, как мы знаем, не опровергают правила… – не без хитринки в глазах и интонациях сказал Вяч.

Вы сможете отличить в толпе прохожих только по внешнему виду холостого мужчину от женатого, а незамужнюю женщину от замужней?.. В общем-то, этого и не требуется. Проходящим это как-то ни к чему. Идёт каждый по своим делам, внимания не обращая на статус встречных и поперечных женщин. Можно, впрочем, по возрасту: если старше тридцати – то, скорее всего, замужем; если моложе восемнадцати – скорее всего, что нет. Ну, определили: что с того и что дальше? В современном обществе не помеха для знакомства ни тот, ни другой случай. Так что – вопрос праздный. Но не для холостяков, давших себе обет с замужними дел половых не иметь. Именно таковыми и были несколько человек из нашей компании. Не только из мужской солидарности зареклись мужики: встречи с замужними отнимали бы наше время от встреч со свободными – с теми, кто мог бы стать нашими жёнами.