Текст книги "Холостяки и женщины, или Что сказал крокодил?"

На Руси, когда-то, женщин оберегали от возможных посягательств и искушений. Для замужних имелись особые традиционные головные уборы. Как знак холостякам: просьба не беспокоиться – мы не такие… Теперь, видимо, такие все… Но всё же, отличать свободную от вышедшей замуж мы умели. С одним только условием: девушка должна была быть хоть в какой-то степени нам знакома по внешнему виду. Далеко не все девушки нашего завода, где трудилось двенадцать тысяч человек, были знакомы нам по именам. Но лица их и фигуры узнавали издали. Даже со спины. Особенно тех, кого каждый из нас считал особо выдающимися по симпатичности. Они же сами, зная и памятуя ежеминутно, что находятся в мужской среде и стихии, являлись на работу в наиболее возможном привлекательном виде: платье, костюмчик, причёска, губки, глазки, походочка… Во всеоружии, одним словом. Весёлые, по мере характера, и кокетливые, – в силу способностей. Такими и запоминались… И, с некоторых прекрасных дней, вдруг всё меняется. Постепенно, но довольно быстро. Исчезает упругость и кокетливость походки, особенно амплитуда колебаний нижнего бюста. Тускнеют глазки. Губки ещё подкрашены, но не настолько изящно, как недавно прежде. Строже становится одежда… Всё ясно – вышла замуж. Проверяли, для чистоты эксперимента, спрашивая знакомых с изменившейся: в чём, ребята, дело? Ребята подтверждали: да – вышла замуж. Цель достигнута – можно и не обольщать, и не беспокоить посторонних и потенциальных – свой есть, уже обольщённый.

– Да что мы всё о кошмариках да страшилках? Многие живут со своими женщинами хорошо. Не безупречно, конечно, но вполне терпимо. До разных драгоценных свадеб доживают, серебряных и золотых, – попробовал урезонить друзей положительный Константин.

– Многих мы не видим и ничего о них не знаем, кроме как по кино и книжкам. Они живут себе в четырёх своих стенах… Ладно, пусть в шести, разрешаю, так и быть… И пускай им повезёт. А мы говорим о том, что видим воочию. Видим и дрожим, – Вяч изобразил жуткую дрожь, – О хорошем пусть газеты пишут. Эту их писанину всё равно не читают – не интересно потому что. Гораздо интереснее о плохом почитать. Потому и детективы так популярны – нервы пощекотать хотя бы слегка и поразвлечься… А для нас кошмарики семейные потусторонних от холостяцкой жизни товарищей – урок на будущее, светлое, надеюсь. Чтобы избежать ошибок. Мы, можно сказать, исследователи – наблюдатели и активные практиканты.

– А не кажется ли нам, что иногда лучше не знать, чем знать? Перегрузишься плохим – оно и будет потом мерещиться там, где его и нет. Подозревать без вины – это, знаете, фобия, она же мания, – продолжил свою версию мысли Костя.

– С гражданкой Фобией не знаком, Маню не встречал и «мыслю» твою не одобряю. Предупреждён – значит, вооружён, – лязгнул словами, как горячей сковородой, Вячеслав.

– Скучно так жить, мужики, – всё время ожидать подвоха, обмана, притворства, – вздохнул печально Константин. – Чем так существовать, а не жить, лучше немедленно после свадьбы развестись или не жениться вовсе.

– Многие так и делают. Одни, как ты, – не женятся, а другие скоренько разводятся, – поддержал товарища Фёдор, высокий плечистый лысоватый человек, единственный из компании, имевший опыт женитьбы, печальный, как его глаза и вислогубый рот.

– Да ладно вам… Не всё так грустно, как подумала отрубленная голова: главное – зубы топором не вышибли, – мрачновато изрёк Гена.

– Ага, всё гораздо печальнее, подумало туловище: на что теперь шляпу надевать? – подхватил Фёдор.

– Смеяться можно? – осведомился Вячеслав. – Это шутка, надо полагать?.. Предлагаю сменить тему.

Компания молчала, оторопело осмысливая дикую логику рассуждений головы и туловища.

– Можно и сменить. Только к чему? Всё равно на баб свернём. Все темы ведут к ним, как и все дороги вели к коммунизму, – возразил Гена.

– Попал в цель, как задницей в очко. Коммунизм твой – фантастический бред после похмельной полуночи, а женщины – реальная на самом деле всамделишность… А интересно бы знать: при коммунизме, если бы мы его на самом деле построили, в среду, скажем, женщины тоже были бы по потребности? – философски озадачился Виктор.

– Если бы да, то это было бы ещё пол-беды. Вот если бы женщины требовали от мужиков по своей, женской, потребности, то как бы мужикам с ними справиться, если их, мужиков, в природе меньше, чем баб, а? – ехидно прищурился Костя.

– Вопрос, конечно, интересный… Здесь, думаю, должен был бы сработать другой принцип: от каждого – по способности. На какое количество женщин мужик способен – столько ему и давай. Вообще не способен – ходи на стриптиз, – внёс рационалистическое предложение Вячеслав.

Помолчали, обдумывая и такой вариант развития событий при коммунистическом обществе, случись оно на самом деле.

– А мне, знаете, вот что интересно бывает. Идёт, допустим, девчонка по улице… Или в компании сидит, или в ресторане – где угодно. Бюстик показывает едва не до сосков, ножки дальше некуда… Будто себя подаёт: возьмите меня. Что мужику её взять или потрогать, хотя бы, хочется и за бюст, и за ножки, и за всё прочее, – это яснее ясного. Но ей-то самой, должно быть, тоже того же хочется – иначе не показывала бы все свои соблазнительности. Не при всех, конечно, и не каждому желающему дать себя потрогать, а в удобном месте и в подходящей ситуации как бы уступить, – предположил Генка.

– Ребята, кстати вспомнил! В газете какой-то недавно стих прочитал, типа частушки: «Ах, милка моя – шевелилка моя! Сама ходишь шевелишь, а мне трогать не велишь». Ясно чем шевелит, когда ходит, его милка, а трогать не велит – это как раз по теме.

– Попробуй, тронь. Такой визг поднимется, что у самого всё шевеление мигом пропадёт. Они, при всей своей демонстрации, боятся, что на них нападут, – проговорил, глянув исподлобья Виктор.

– Один очень древний мудрец однажды сказал: боязнь подвергнуться нападению говорит о тайном желании подвергнуться нападению, – глубокомысленно вспомнил Вячеслав. – Недавно газеты писали о женщине, убившей ножом мужика…

– Как так? Сами, понимаешь, как ты говоришь, боятся и желают подвергнуться нападению и сами же с ножами ходят? Где логика, сэр? – придрался Гена.

– Это не я говорю, а мудрец древний сказал. Здесь же и логика. Она пырнула этим ножом таксиста за то, что тот хотел её изнасиловать… Но тут одна маленькая деталь. Перед подвигом своим она с мужем поссорилась. Ночью, часов около двенадцати. И выскочила на улицу. Прогуляться, мол, и успокоиться. И не куда-нибудь, а в парк. И не где-нибудь, а минутах в двадцати ходьбы от дома. Погуляла там, приключений на свою… не знаю что там, не нашла, успокоения, похоже, тоже и собралась домой вернуться. Вышла к дороге, остановила такси. Дамочка внешне была очень даже ничего, и таксист здраво рассудил: женщина, симпатичная, одна гуляет по парку глухой ночью… Кем она, скорее всего, может быть? Вот он и решил попользоваться. Но как только приступил к решительным действиям, мадам вытащила длинный ножик из своей сумки и воткнула его в мужика. Она же, говорят, и скорую потом вызвала, гуманистка… Наглядный пример: хотела и боялась. Хотела – пошла одна ночью в дальний от дома парк. Боялась – прихватила с собой нож. Можно предположить: просчитала возможную ситуацию. То есть, заранее готовилась. Но попало мужику – насильник. А вот ещё случай. Тоже из милицейских историй – не выдуман. Некий милиционер надумал жениться. Невесту выбрал – во всех внешних отношениях – мечта сексуального идиота. Свадьба вот-вот состоится… Едет по шоссе его лучший друг. В машине. Один. Глядь, невеста друга на обочине руку поднимает. Почему бы и не подвезти, тоже мент. Остановил, посадил. А невеста в очень минимальной юбке. И ножки у неё… Их надо видеть – рассказать невозможно. Он их и видел, когда она рядом с ним села. А представляете, как выглядят ножки под мини-юбкой в сидячем положении в машине, где они приподняты?.. Правильно – так, будто юбки нет совсем. И она сидит, рядышком, смеётся, глазки строит. А теперь поставим себя на место этого друга: девушка словно себя преподносит и явно соблазняет. Плоть взыграла, произвела то, что бывает у мужиков автоматически и мужик, при таком мощном стоянии, не устоял. Свернул в лес и совершил акт. Половой. При её, вроде бы, сопротивлении. Почему вроде бы – потому что установить от неё самой было уже нельзя. После акта она, опуская юбочку на место, возьми и пригрози, что теперь всё жениху расскажет. «Друг» её и прикончил. О чём говорит история? О том, что сила женского обаяния – превыше может быть всех устоев. Что от него голова теряется, словно под ножом гильотины – при сохранении мужской силы. Что женщины порой не сознают силы своего невольного, или в тайне вольного, обольщения. Что же, скажете: им и мини-юбок не носить? Непременно носить и как можно чаще, и короче. Но при этом сохранять бдительность. О глупости той невесты тоже говорит: промолчала бы – осталась бы жива. Донести могла жениху и потом, или и не донести. Тот, якобы насильник, тоже дурак: девчонка, скорее всего, жениху ничего не сказала бы. Её во всяком случае можно было уговорить не делать этого – она и сама виновата, отчасти. Если девушка перед вами поднимает юбку до пупа с одной стороны, а декольте до того же пупа с другой – что вы можете подумать?.. А потом и сделать?.. Вот именно. Кроме того, я твёрдо убеждён: женщину в одиночку мужик изнасиловать не сможет, если она не захочет сама. Конечно, если только он – не маньяк. У психов совсем иная психика и потенция. Нормальный мужик пока силы тратит на преодоление сопротивления дамы, настолько переключается, что если и сломит волю так сказать жертвы – на другое сил уже не останется. Сломил, полежал, извинился и удалился, оставив даму в неудовольствии, но в утешительном сознании честно выполненного долга…

– Ты, Вяч, думаю, не прав. Мужик сильнее женщины и изнасиловать её всё-таки сможет. Насилуют же, в конце-то концов, – возразил Геннадий.

– Я ведь не женщина, откровенно говоря, – с деланной скромностью потупился Вячеслав, – и как там у них дела обстоят при изнасиловании не знаю. Не пробовал ни с той, ни с другой стороны. У меня только теоретические предположения… Разумеется, женская честь для многих – дело чести, достоинства и борьбы не на жизнь… Только жизнь, как мне кажется, всё же дороже… Ладно, я не прав – согласен. Спор только для спортивного интереса. Я пошёл – у меня в ванной рубашки замочены. Постирон сегодня затеял.

Ошибались женщины, принимавшие участие в дискуссии о холостяцком образе жизни и о них самих. Неухоженность? Сущая ерунда. Рубашки и брюки гладились регулярно и безупречно. Малейший след запачканности воротника – немедленная и беспощадная стирка. Те, кто служил на флоте, обладали искусством так отглаживать стрелки брюк, что они сзади точно сходились в одной точке в строго означенном месте и остры были бритвенно. Ботинки начищены до сверхъестественного сияния и до зеркального состояния. Затылки аккуратнейшее подравнены бритвой. Щёки, подбородки и шея – выскоблены в двух направлениях: сверху вниз и снизу вверх. Стирали сами, ничуть этим не тяготясь. Особенно после появления нейлоновых рубашек. Их и гладить не требовалось. Простирнул и, не отжимая, повесил на плечики. Часа через два – надевай абсолютно сухую снежно-белую с лёгкой голубизной без единой складочки рубашечку.

А пожилые женщины не унимались: женитесь – будет кому и постирать, и еду приготовить, и, если заболеете, воды стакан принести… Что? Жениться ради того, чтобы жена носки стирала да щи варила, да пресловутый стакан воды подавала? Нет и нет. Это не цель и не смысл. Романтические рассуждения смешили многоопытных дам, настроения пугали: эдак вы никогда не женитесь, несчастные. Почему же «несчастные»? Жизнь холостяка по сравнению с бытом женатого почти то же самое, как пора детства – самая счастливая – потому что беззаботная. «Это всё до той поры, пока вы не полюбите какую-нибудь красотку» – возражали озабоченные нашими судьбами пожилые коллеги. «Каких-нибудь мы не полюбим никогда», – вставали в гордую позу мы и продолжали свой «образ жизни».

Он состояли и из приготовлении еды. Правда, этим занятием мы себя не очень утруждали. Зачем, если есть на белом свете столовые? Домашняя еда вкуснее? Да что вы говорите? Это зависит от того, как её приготовить. Даже и женатым целесообразнее в столовую ходить – вместе с женой. Когда ей заниматься кухней, если она работает? Естественно – после работы вечером. Но ведь она устала уже днём. Ей отдохнуть нужно, а тут муж, якобы голодный, еды требует. Запрягайся, жена… Нет, леди и джентльмены, жена должна быть отдохнувшей и свежей – так она симпатичнее, добрее и ласковее – это для мужика главнее, чем еда. «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок» – одно из глубочайших заблуждений женщин. Не у всякого мужчины он находится в голове.

«А вы должны бы быть хорошими мужьями, – с любопытством и одобрением поглядывали на нас замужние, – у вас есть несомненные плюсы». Одним из них считалась наша абсолютная неприхотливость в еде. Всеядны, кроме несъедобного изначально. Один из нас, женившись, в конце концов, поражал даже жену способностью в течение месяца питаться дома только щами – это было единственное первое блюдо, которое она могла приготовить без опасности для жизни едока. «Самой надоело до тошноты, а он ест и нахваливает!» А он признавался нам, конфидециально: « Щи и на самом деле у неё очень хорошо получались. Поднадоели, конечно, но я же знал, что она до замужества вообще ничего не готовила, и не хотел её обижать своим «не нравится» или «надоело». Я ей и в столовую предлагал ходить вместе: зачем, говорю, время тратить на кормёжку дома. А она обижается: мне хочется тебя самой покормить. Да в столовой и дороже получится, чем дома приготовить. Вот она, главная причина… Однажды, правда, казус случился. После работы жена поставила вариться вермишель, а пока она там варилась, мы с ней… полежали немножко. И забыли про своё варево. Надолго – поинтереснее дело нашлось. Продукт сварился и сгорел. Полностью. И очень своеобразно. Когда подняли крышку, то под ней увидели… Даже не сразу поняли что – антрацитовой черноты аккуратную вещицу. Каждая отдельная вермишелина сохранила свою персональную форму. Получился ровной окраски цилиндр с фантастическим узором извилистых линий. Жена, конечно, расстроилась, хотела выбросить продукт: брак, мол, а я запротестовал: это же такое украшение! Вбил в стенку гвоздь и насадил на него наше произведение. Жена обидеться собралась: издеваешься, на смех выставил. Ошибаешься, говорю: никто ни за что не догадается что это такое. Спросят, скажу: это, дескать, абстрактное произведение искусства под названием «Змеиная ночь». Там, действительно, вермишелины, как чёрные змейки клубком. Если догадаются – на себя возьму, будто я проглядел – мне простительно. Долго у нас эта «абстракция» висела. И в самом деле – никто не понял, что перед ними находится. Хвалили и восхищались: оригинально и эксклюзивно… Жаль, но однажды шедевр свалился и разбился вдребезги».

– Повезло той жене с тем мужем, да и мужику тоже… Хорошая, должно быть, пара получилась, – сказал Вячеслав. – А вот нашему приятелю не подфартило… Валерой его звали, а её Эльвирой. Дело у них к свадьбе шло, как по маслу катилось. Гладко и неотвратимо. Нашёл наш Валера сокровище такое, какое и искал, и не захотел его терять. Надо полагать, и сокровищу понравился искатель. «Презентацию» своей драгоценности Валера приурочил к новому году – привёл её в нашу компанию на новогоднюю ночь. Компания восхитилась и было, поверьте, чем. Исподтишка осмотрев девушку со всех сторон и в допустимых ракурсах, «жюри» изъянов не обнаружило – одни достоинства. Особенно по сравнению с Валеркой. Он был толст, рыхл и неуклюж. Что-то вроде Пьера Безухова в современном варианте. И такой же добродушный… Застолье началось… Главное украшение стола – «кубинский» ром. Он, скорее всего, кубинским не был, но назывался «Хавана рум», и имел на этикетке негра с веслом. Тёмно коричневая жидкость, запах шоколада, приятный вкус и – шестьдесят градусов убойной силы… В моде тогда были смеси. Водка, «Столичная», с шампанским называлась «Северным сиянием». Водка «Московская» с шампанским – «Флажок»… Водка «Сучок», тоже с шампанским, – «Белый медведь». Тот самый «рум» с шампанским – «Бурый медведь». А Валера наш водку не пил даже в чистом виде, не говоря уж о «руме»… Идеальный был для женщин мужчина: не пил и не курил. Следствие: не знал свойств и последствий. Особенно «медведей». Ему одного из них и поднесли – «бурого». Фужерчик граммов на двести или побольше. Валерик его эдак ухарски в себя и выплеснул тот коктейль взрывчатки с фейерверком – перед своей дамой, видимо, хотел блеснуть. Как там у него внутри полыхнуло сказать трудно, но внешне блеск выглядел так. Когда начались танцы, Валерий, пошатываясь, подошёл ко мне, сказал «залепетающимся» языком: «Вяч! Помни про бурого медведя!» и рухнул на пол. Без собственного сознания. До конца. Конец оказался многосторонним. Одна сторона – Валеру вынесли в другую, необитаемую, комнату. Другая сторона: выпадением, в буквальном смысле, из рядов активных участников вечеринки Валеры воспользовался другой боец – Эдик, явившийся без пары. По правде сказать, правильно сделал: Эльвире одной стало немножко не уютно в обществе, где каждый кавалер занят своей дамой. Возможно, будь она менее привлекательна, очаровательна, улыбчива и… не попробуй она того же «медведя», всё только танцами и ограничилось бы. Но она была тем, что была – смесь себя с «Бурым медведем», которому кое-чего явно не хватало… Не в таком объёме, как Валерий, но всё же. Через некоторое время Эдик её, вместе с что-то там вытворявшим внутри Эльвиры животным, куда-то увёл… Появились они вместе примерно через час. Эдик самодовольно светился, обнимая Эльвиру за талию, и даже пониже. Она шла несколько смутившись, заметно растрёпанная и, кажется, тем не менее, какая-то расслабленная… Причину своего сияния и всех других явлений Эдик объяснил почти сразу же: «Неустойчива оказалась валеркина невеста». А вот и следующая сторона: не свались Валерка – не состоялось бы испытание его невесты на «устойчивость»… Верно, Костя, говоришь: сам и виноват – проморгал. Пусть так, но что это за невеста, за которой глаз да глаз необходим, да ещё и не моргающий. А тот Эдуард мог бы, по-джентльменски, и промолчать о своём подвиге, а он язык распустил, как пожарный шланг перед огнём. Валере о неустойчивости стало известно всё и даже в деталях, и сколько раз… Женитьба не состоялась. Эльвира с Эдиком тоже не встречались больше… Глупейшая история…

– И никто тому Эдику морду не сделал неустойчивой? – поинтересовался Геннадий.

– А, собственно, за что? Разве только за то, что поступил не по-джентльменски – растрезвонил. Но «сучка не захочет – кобель не вскочит». Он же её не изнасиловал… Кажется, они поразвлекались в той же комнате, где Валера спал – другой не имелось в нашем распоряжении, и на соседней с ним койке… Не женился? На такой – правильно сделал. Рано или поздно она всё равно себя проявила бы. Трагедия. А так – расстались и дело с концом, – окончил повествование Вячеслав, состроив безразличную физиономию.

Призадумались ребята… Каждый примеривал на себя. И всем казалось: не исключено… Выпивка виновата? С ног свалила она только Валеру. Другие пили в меру. На сверх меры, даже при желании, выпивки не хватило бы – закупали в пределах средств, не слишком беспредельных. В том-то и была причина популярности смесей: качеством заменяли количество – выпить меньше – развеселиться больше. Не напивались, что называется «вусмерть», никогда. Не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь назюзюкивался до невменяемости, до потери координации и ориентации в пространстве и времени. Даже удивлялись, видя субъекта, мотаемого из стороны в сторону, нечленораздельно мычащего и облик человеческий утратившего: сколько же надобно выпить, чтобы в такое состояние впасть? Может быть, притворяются или разжижение мозгов происходит… Выпивали для поднятия настроения, не всегда жизнерадостного, – «налаживали жизнь». Главным образом в компаниях по случаю каких-нибудь праздников. Накануне старались найти женское общество – на вечерах отдыха и на танцах. Старания и хлопоты часто оказывались напрасными. С кем попало общаться не хотелось, а с кем хотелось – не попадалось. Результат – изображение веселья в сугубо мужской компании за «рюмкой чая» градусов в сорок.

«Не может быть», – не верили матери семейств, имевшие дочерей. – Врёте, небось, а если не врёте, то что – вам женщины не нужны?“ „Нужны, да ещё как!“ „Почему же их у вас нет? Вон их сколько вокруг – цветники и клумбы каких хочешь цветов. Берите хоть охапками“. „Кому чего хочется. Тех, кого хотим мы, вокруг нет и охапки нам не нужны. Нам бы каждому по цветочку. Пусть не экзотическому, но приятному“… „Кого же вы хотите? И чего вы хотите?»… «Ах, если б я сам это знал»…

– Мне тут книжица в руки попала. «Без нас вы – ничто», – странно усмехаясь, рассказал Константин. – Автор её, разумеется, женщина. Вы – это мы, мужики то есть. «Без нас» – это без женщин, стало быть.. А «ничто» – хорошо, что не прибавилось «жество» – «ничтожество» получилось бы… Спасибо и на том. Не прибавилось, но подразумевается. Вот такое о нас мненьице и такое отношеньице. С ничем и считаться не нужно. Хоть «Интернационал» запевай: «кто был ничем – тот станет всем».

– Вот когда станем всем – тогда и запоём. Станет – время будущего. Если мужики так себя перед бабами поставили – сами и виноваты. Ладно, будем снисходительны. Если и в самом деле «без женщин жить нельзя на свете – нет», и «в них – радость жизни, как сказал поэт», то без радости жизнь действительно ничто, – благодушно сказал Сергей, спортивного вида тридцатилетний брюнет, только что вернувшийся со свидания, явно счастливого.

– Мужчинов в России хоть и меньше, чем женщинов, «потому что на десять девчонок по статистике девять ребят», но всё-таки много. Разнообразных. И это – хорошо для женщин. Различных. У разных особей разные вкусы. Здесь и спасение для обеих сторон… Естественно, вкус каждого отдельного мужика – дело персональное и на эталон. Если дама высока, но при этом очень симпатично и не стандартно сложена, то она вполне восхитительна, – высказался Вячеслав, мысленно представив себе описанный образ.

– Не стандартно сложена – это как: талия шире попы и бюст на животе? – с серьёзным видом задал вопрос Витя.

– Нет. Это когда… Осу видел?

– Не только видел, но и кусался с ней. В смысле она меня.

– Так вот, когда она кусает, то очень изящно изгибает свою талию, заметь на будущее.

– Спасибо за совет – непременно обратю… обращу, обрасю на это внимание, – приложил ладонь к груди Витя.

– Не стандарт – это когда талия осиная, а… попа…

– Лошадиная, – подсказал Костя.

– Умный человек ты, Константин, а глупый… Хотя, гибрид осы с лошадью – это интересно. Нет, нестандарт талии с попой – это когда талию можно обхватить двумя пальцами, а другое только обеими руками. И бюст тоже. Вот такая, на мой взгляд и осязание, может стать эталоном женского сложения.

– А что важнее: взгляд или осязание?

– Осязание взгляда. Понятно?

– Нет. Зачем тогда свет выключают перед самым что ни на есть осязанием?

– Во– первых, не все его выключают. Во-вторых, при таком осязании, всё-таки, важнее само осязание… Но перед ним взгляд непременно обязателен… Если ты предмет раньше не как следует разглядел, – присоединил свой опыт Федя.

– Вообще, мужская мудрость гласит что? Она гласит то, что не красивых женщин не бывает: бывает много света и мало водки, – вставил Сергей.

Вячеслав иронично пожал ему руку.

– Нестандарт ещё и женщины небольшого росточка, – мечтательно возвёл глаза к потолку Геннадий. – У них ножки чаще бывают очень женственными. И вообще, они такие аккуратненькие, компактненькие, симпатичненькие – цимус и пэрсик, как сказал кавказский крокодил, глотая лилипутку…

– «Цимус» да «цимус»… А что такое цимус? Кто знает? – обратился к обществу Витя.

– Ну… Цимус – это… А чёрт его знает, что это такое, – после краткого раздумья признался Вячеслав.

– Какого же чёрта его употребляем?

– Лысого, наверное. Если красивая, особенно, женщина – значит цимус и всё тут, – положил конец неизвестности Костя.

– Стандарт, не стандарт, талии, лошади, попы, цимусы длинные, короткие… Вкусы меняются. Сходите в художественный музей… У художников вкус на женскую красоту не скажешь, что пошлый. А посмотрите: Кустодиев таких не стандартных толстух писал, что его симпатии сразу видны. И те, которые в эпоху Возрождения писали женщин: у них главным образом очень полные дамы на полотнах… На картинных, Витя, на картинных, а не на постельных… В те времена такие вкусы были у мужиков. Да и не только в те. И сейчас в арабии арабы уверены: чем дама полнее – тем она лучше… Там такие жиры висят на телах – аппетит у нас начисто пропадёт, а их мужики облизываются…

– Люблю женские окорочка, как сказал крокодил перед ужином, – вставил вдруг Генка…

– Но, опять же, не все: среди стандартных вкусов есть и не стандартные. Один и тот же мужик сегодня хочет, скажем, пресный блин, а завтра – бифштекс с кровью… А Сальвадор Дали? А Пикассо? Оба не от мира сего, а какая разница в изображении женщин! Сальвадор показал свою обожаемую Галю, русскую, кстати, так, что её хочется так же обожать и зрителю. А если посмотреть на полотно Пикассо «Авиньонские девушки», то вряд ли нормальному холостому мужчине ехать когда-либо в тот Авиньон захочется: жуть и ужас его девушки. Хуже кошмарного сна безумного орангутанга, висящего вниз головой на хвосте… Но нужно подумать… Нет, Витя, не об орангутанге на хвосте… Нужно подумать: так великие ценители женской красоты лишь изливали на полотна то ли своё действительное восприятие видимых образов, то ли намеренно хулиганили – стремились к оригинальности – так легче эпатировать обывательскую публику. Пикассо это, несомненно, удалось. В жизни же своей, мужицкой, и не художественной, влюблялся он в вполне нормальных симпатичных женщин: и в пышных, и в стройных, и в интеллектуалок, и в проституток. Трудно сказать, как они относились к тем портретам, которые он с них художественно писал. Но его самого они, говорят, любили. Он их, надо полагать, тоже – иначе не за что было бы его любить… О любви художника, помнится, Аркадий Васкберг писал, что художник любит не так, как все: его любовь находит воплощение в созданным им шедеврах, имеющих вполне определённую цену, отнюдь не метафорическую и не виртуальную… Если это так, то у меня, слава Богу, вкус совсем не художественный. Ни одну из «шедевров» девушек, которые авиньонские, я не смог бы полюбить даже в невменяемости от выпитого – мигом бы протрезвел от ужаса такого… Впрочем, Пикассо – особый случай… Да, пожалуй, и Сальвадор Дали тоже… Пикассо где-то писал, кажется, в своём дневнике, почему он принялся писать свои «шедевры». До них он занимался вполне традиционной живописью. На его картинах можно было легко узнать реальный мир и его живописные детали: вот вам глаз и вот вам нос. Но как-то однажды ему пришло в голову похулиганить, собственного развлечения для. Взял, да и нарисовал что-то там абстрактное, сюрреалистическое и намеренно безобразное – нос вместо глаза и наоборот. Нарисовал и выставил на какой-то, не помню, выставке. Заранее уверенный в том, что его работу поднимут на смех и изругают. Не тут то было! Публика приняла его хулиганство за нечто новаторское в искусстве живописи, критики расхвалили, все в восторге… Он и продолжил в том же духе… Вот вам и «шедевры любви художников»… – Вячеслав еле перевёл дух после длинной речи.

После этого разговора в нашей компании так и вошло в обиход слово «шедевр»… Даже «шедевра» – для обозначения кого-нибудь особенно не симпатичного субъекта. Шедевр, если речь шла о мужском, и «шедевра», если о женском. Когда появлялась необходимость дать краткую характеристику и дающий её произносил: «Эх, и шедевра» – всё становилось понятно: объект внимания не достоин в силу своей выдающейся и шедевральной непривлекательности.

– Какие женщины самые симпатичные? – Озадачился злободневным вопросом Виктор после длительной и вдумчивой беседы о новейших технологиях холодной обработки металла.

– Красивые, – кратко отрезал Костя.

– Неправда ваша, дяденька Костя, – возразил Генка, – красивые не всегда бывают симпатичными.

– А симпатичные – красивыми, ты хочешь сказать?

– Не так чтобы хочу, но это на самом деле так. Бывают лица безупречные по правильности – как чертёж – всё чётко, пропорционально, симметрично и непогрешимо, но чертёж есть чертёж. А возьми тот же чертёж и нарисуй его от руки, с соблюдением всех размеров, – вид будет такой же, но живее – симпатичнее, – потому и симпатичнее, что живее. Прямую линию можно провести по линейке и просто рукой. Она тоже будет прямой, только живописнее, что ли, смотреться. Снежная королева красива, но холодна – поэтому милой, симпатичной быть не способна. Красота может быть холодной, симпатичность, я уверен, – никогда, – с трогательной теплотой поделился мыслями Гена. – Поэтому мне, лично, ближе симпатичные девушки, а мой эталон, так сказать, технической красоты – артистка Ирина Скобцева.

– Что же, красивых стороной обходить нужно? Они разве виноваты, что красавицами родились? И среди них есть очень тёплые, добрые, симпатичные дамы, – примиряющее сказал Сергей.

– Серёга, дай пять: очень хорошо сказано – и среди красивых могут быть симпатичные. – улыбнулся Костя, – то есть, обаяние всё же приятнее и выше красоты.

– Это если иметь ввиду только внешние признаки. Есть, ведь, ещё и красота обаяния, – заметил Вячеслав.

– И обаяние красоты, – не удержался дополнить Костя.

– Каждая женщина по-своему обаятельна…

– Как сказала баба Яга, сняв бигуди и садясь на помело, – немедленно продолжил фразу Генка, подняв к потолку гвоздеобразный палец.

– Я, вообще-то, не то сказать хотел. Вопрос не правильно поставил. Точнее так: какой национальности женщины красивее? – продолжал любопытствовать Витя.

– Ну, ты даёшь, Витек. Если бы такой вопрос всерьёз поставить на международном форуме – не далеко бы и до межнациональных конфликтов, – изображая серьёзность заметил Константин. – Каждая нация отстаивала бы свой приоритет.

– А кто именно стал бы его отстаивать? – Уперев руки в бока спросил Сергей.

– Тебе что – по именам назвать или по должностям? – покосился на него Костя.

– Нет, по принадлежности к полу.