Электронная библиотека » Станислав Буркин » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 12 марта 2014, 00:05


Автор книги: Станислав Буркин


Жанр: Юмористическая фантастика, Фантастика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
 
И меркнет свет, в ночи текут ручьи в узор,
Ну, кто сказал, что энурез – «ночной позор», —
 

«пропели» мы, и в этот миг я краем глаза заметил, как из-за кулис с моей стороны высунулся Перескоков и вытянул руку с чем-то вроде телевизионного пульта. И тут же у меня между ног забулькало, и мощная струя облила три передних ряда зала. Нет! Две струи! Со Стасовой стороны выглянула плутовская рожа Шпулькина и его рука с пультом. Я глянул на Стаса. Он стоял с выпученными глазами, расставив ноги и выпятив живот, словно боялся испачкать колени, и поливал зрителей из «дистанционного мочеиспускателя», как из шланга.

Продюсеры исчезли, и наши струйки тут же иссякли. Мы снова стали танцевать и «петь». Но что-то было уже не так. Что-то подсказывало мне, что шоу пошло наперекосяк. И я понял, в чем дело. Зал перестал хлопать. Люди в передних рядах брезгливо утирались и морщились. Я подумал, что нужно как-то дать знать Перескокову, что номер не прошел, что больше его повторять не надо... Но как раз тут-то на сцену и прилетела первая бутыль.

Стукнувшись о дощатый пол, она разбилась вдребезги, и в воздухе отчетливо запахло сивухой. Мы продолжали «петь», но еще одна бутыль, не задев меня только чудом, пронеслась возле уха и влетела внутрь большого барабана, а другая угодила в софит, и сверху посыпались стекла и искры. Сразу стало сильно неуютно. Кто-то с первого ряда прорычал:

– Ах вы, сволочи столичные! Ишь, чего удумали!

– Нахалы! – вторил визгливый женский голос. – Бей похабников!

Через десять секунд в душном зале мало уже кого волновало наше музыкальное шоу. Мужики повскакали с мест и, держа в руках кто ножку стула, кто бутыль, ринулись к сцене. Бабы истошно вопили, а дети швырялись в нас всем, что попадалось им под руки.

– Костя, они не добрые! – крикнул мне Стас. И я понял, что он, наверное, прав. Неужели в эту глухомань песенки Леокадии еще не добрались? А ведь тогда мы этих людей кровно сейчас оскорбили. И они нас сейчас убивать будут... Надо делать ноги! Но именно они, эти самые ноги, перестали с перепугу слушаться меня, и я все продолжал прыгать под дурацкую музычку, улыбаясь приклеенной улыбкой.

Тут с первого ряда вскочил председатель Ядрышников, повернулся к зрителям и закричал:

– Спокойно, спокойно, товарищи! Ну, погорячились наши гости, ну, такие нынче в столице веяния! Давайте смотреть на вопрос ширше!

Но обиженные до глубины души колхозники не пожелали «смотреть на вопрос ширше» и, подмяв председателя под себя, полезли на сцену.

– Костя, блин! Бегом отсюда! – взвизгнул Стас и схватил меня за рукав.

Я тут же опомнился, и мы сломя голову бросились за кулисы.

Глава шестая.
Про страшный амбар и про поющие гранаты

Мы влетели в гримерку, и я захлопнул дверь. Тут отдыхали Самогудова, Лелик и Грелкин. Они вспоминали эпизоды своего выступления, давились со смеху и, похоже, находились в состоянии легкой эйфории.

– А я им, а я им, – уже почти шептала задохнувшаяся от хохота примадонна, – «конечно же, вы узнали нашего талантливого пародиста»...

– А они... А они... – вторил ей Грелкин, но ЧТО они, выговорить уже не смог и перепрыгнул на другое. – А Комбинезонов себя по лысине... – но и эту мысль закончить не сумел.

Что касается Лелика, то тот просто лежал животом на столе и только слегка подергивался, повизгивал и постанывал.

– Хватит ржать! – закричал Стас, как и я, отстегивая проклятый «пояс шахида» и швыряя его в угол.

– Вы почему покинули зрителей? – строго спросила певица. – Разве можно уходить со сцены до конца фонограммы? Вы что, хотите нам концерт сорвать?

– Он уже сорван! – выпалил я.

Тут в дверь раздался такой чудовищный удар, словно в нее врезался настоящий средневековый таран.

– Выходите!!! – послышалось из-за нее.

– Что значит «сорван»?! – воскликнула прима. – Вы видите, как вас любят! Одна песня – и ваши фанаты готовы сломать двери, чтобы с вами пообщаться.

– Дура! – заорал Стас. – Они хотят нас убить!

– Надо бежать через окно, – перешел я к конструктивному решению, – но сперва нужно забаррикадировать дверь. – Я вцепился в громадный шкаф, но не смог сдвинуть его с места. – Да помогите же мне кто-нибудь!

Но, кроме Стаса, никто и не шелохнулся. Дверь хрустнула под очередным могучим ударом, и со стен посыпалась штукатурка. Вдвоем мы все-таки придвинули шкаф на нужное место.

– Зачем это им нас убивать? – спросил Лелик, слегка придя в себя и повернув к нам малиновое от смеха лицо. – Мы же их кумиры, мы их фавориты и любимчики...

– Уже не любимчики! – выкрикнул Стас. – Сматываться надо!

– Открывайте, уроды московские! – донеслось из-за двери. – Открывайте, а то хуже будет!..

– Конечно, надо открыть! – воскликнул Лелик, садясь. – Общение со зрителем – часть нашего тяжкого артистического труда.

Раздался еще один удар, замок не выдержал, и выбитая дверь с грохотом уперлась в заднюю стенку шкафа.

– Черт с ними, с дураками! – крикнул я Стасу. – Бежим! – и бросился к окну. Распахнув створки, мы, не раздумывая, сиганули в душистые заросли черемухи.

Но тут нас уже поджидали колхозники. И они сцапали нас, что называется, тепленькими...

* * *

Примерно через полчаса все мы, со связанными за спиной руками и, словно альпинисты, сцепленные одной веревкой, двигались куда-то к окраине села под конвоем вооруженных кольями и вилами сельчан. Но утратившие всякую связь с реальностью звезды воспринимали это как некую веселую забаву, вроде свадебного похищения.

Они то и дело порывались плясать то ламбаду или летку-енку, то сиртаки или макарену, но суровые конвоиры подгоняли их, и танцы быстро затухали. Тогда артисты начинали о чем-то оживленно друг с другом щебетать. Один только Перескоков, более других информированный об эффекте подобрения, явно понимал всю степень нависшей над нами опасности и непрерывно причитал у меня за спиной:

– Костик, Стасик, простите меня за то, что я вас в это втянул... Это я, я во всем виноват... Но я не хотел... Я хотел как лучше! Вы ведь сами просили... А как еще было найти Леокадию? Но здесь-то про нее, выходит, даже не слышали...

– Хватит, Веня, – сказал я ему, в который уже раз дивясь его сообразительности. – Мы и сами хороши...

– А интересно, что они собираются с нами делать? – вывернув насколько возможно шею, с неуместным любопытством перебил нас идущий передо мной Стас.

– Кто их знает, – ответил я сдержанно. – В деревне нравы жесткие.

– Жалко, что у нас оживителей нет, – сказал Стас, и мы надолго замолчали.

Когда нас подводили к какому-то неказистому ржавому строению, Перескоков задергался и беспокойно спросил:

– Что это такое? А?

– Элеватор это, темнота столичная, – отозвался кто-то из конвоиров.

– Какое-то очень нехорошее и неприятное это слово – «элеватор», – сказал Перескоков тихо. – Я всегда говорил, что нужно бороться за чистоту русского языка, искоренять из него всю эту неуместную иностранщину... А что там делают, в этом элеваторе? Правда, он похож на огромную волшебную мясорубку?.. Нет-нет! Только не элеватор! – вдруг взвизгнул он.

Но, слава богу, эту штуку мы обошли стороной, и нас подвели к воротам огромного, с пятиэтажный дом, деревянного амбара. Там нас встретил отряд суровых пенсионеров с мятыми красными знаменами и большими пожелтевшими от времени портретами вождей, видно хранившимися с древних времен в кладовке Дома культуры.

– Дело плохо, – сказал Стас.

Очнулся.

– Да уж. Встряли, – согласился я. – Надо срочно что-то предпринять.

Но самым предприимчивым оказался не я. Перескоков за моей спиной вдруг истерически завопил:

– Власть – народу! Землю – крестьянам! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Даешь коллективизацию и индустриализацию!.. Пятилетку в три года!..

Но старики и глазом не моргнули, лица их оставались по-прежнему непроницаемыми.

– Звезды эстрады за возрождение сельского хозяйства! – продолжал вопить Перескоков. – Народ и партия едины!

– Заткнись! – замогильным голосом откликнулась бабка, державшая на палочке, как хоругвь, вымпел ВЛКСМ. – Раньше о народе думать надо было. А теперича он судить тебя будет, контра...

– От контры слышу! – огрызнулся Перескоков. – Э-э... – напрягся он, вспоминая слово: – Кулачка!

От такого выпада лицо суровой бабки окончательно окаменело.

– Это я-то кулачка? – глухо вымолвила она. – Да я пятьдесят лет на государство... Эх...

Она замолкла и поджала губы.

– Что это за самосуд?! – осмелев, воскликнул Перескоков. – А где представители закона? Где совхозное начальство? Где, например, наш дорогой Петр Петрович Ядрышников?!

– Вышел председатель из нашего доверия, – презрительно процедила бабка. – Слабый оказался. Молодой еще. А вот ты, ты – наш, народный, – сказала она Комбинезонову – последнему в связке, и, рубанув громадным кухонным ножом, отсекла его от остальных. – Ты, Комбинезонов, с нами останешься. С нами судить их будешь.

– Но ведь это мои коллеги! – пискнул тот.

– Какие они тебе коллеги?! Они «Землянку» поют? Нет. А ты поешь. «Там вдали за рекой» поют? Не поют... Они тебя самого и на сцену-то не выпустили, пародиста за тебя послали – передразнивать... А ты бы стал на народ трудовой мочиться? А? Стал бы?

– Не стал бы, – честно сказал он.

– Так-то, – сказала старуха. – Мы с тобой одной крови, товарищ заслуженный артист... Отойди-ка в сторонку.

Пинками и зуботычинами нас загнали внутрь, ворота со скрипом затворились, и брякнул железный засов.


...Во мраке амбара звезды как-то сразу притихли. Видно, и до них, наконец, стало доходить, что переплет-то нешуточный. Снаружи доносился приглушенный говор сразу нескольких голосов, но, как я ни напрягал слух, разобрать ничего не сумел. Лишь однажды неожиданно четко прозвучало слово «бензин», и оно мне сильно не понравилось.

Стас же, услышав его, наоборот, отчего-то чрезвычайно оживился.

– Костян! – зашипел он. – У тебя зажигалка есть?

– Откуда? – раздраженно ответил я, окинув взглядом свой блестящий сценический наряд, на котором и карманов-то не было. – И зачем тебе? Тут же сплошная солома! Поджариться хочешь?

– Может, у Перескокова? – продолжал Стас. – Он ведь хоть вредные привычки до конца и не доводит, – забормотал он, – но все, что для них надо, у него есть...

В этот момент за стеной отчетливо прозвучал знакомый голос председателя Ядрышникова, который, по-видимому, стоял прямо вплотную к воротам. Я цыкнул на Стаса и весь обратился в слух.

– Ну, товарищи, – увещевал Петр Петрович. – Ну, хватит уже самоуправничать! Ведь это же шутка была. Наши гости просто пошутили.

– За такие шутки в зоне – головой в парашу! – крикнул кто-то.

– А ты нас, Заплаткин, тюремными порядками не стращай, – отозвался председатель. – Не сбивай с панталыку сознательных колхозников.

– Ишь, сознательный! – раздался из толпы злобный старушечий голосок.

– Ведь это ж ананасовый сок был, а не что-то!

– А ты пробовал, что ли?

– Что пробовал? – замялся директор.

– Вот и мы спрашиваем, что ты у них пробовал? – вырвался из гама грозный мужской бас. – Я, например, ничего у них не пробовал и пробовать не собираюсь. А ты, председатель, как я погляжу, так уже напробовался, что всякое рабоче-крестьянское достоинство потерял!

– Правильно! Правду говоришь! – зашумела толпа. – Они нас за людей не считают, издеваются, оскорбляют и словом, и делом, а он, понимаешь... Защитничек нашелся!..

Когда вопли чуть поутихли, кто-то добавил:

– Да чего его слушать-то, прихвостня столичного? Туда же его! В амбар!

– А ну, не лезь! – вновь рубанул голос Ядрышникова. – А ну, руки-то прибрал! – и в тот же миг снаружи громыхнул мощный выстрел. – Кто тронет, тут и ляжет!

– Зря ты это, Петрович, – опять раздался все тот же бас, но на этот раз он стал помягче. – Мы же к тебе с уважением. Только народ-то, народ – он завсегда прав. А ружья и у нас есть...

– Ладно, ладно, – откликнулся председатель. – Стрелять друг в друга мы погодим, не в тире! Отойду я пока, подумаю. Но и вы покаместь не спешите...

Умница Ядрышников! Не зря он мне сразу понравился.

Голоса вновь превратились в неразборчивое гудение, и Стас зашипел опять:

– Костик! Помнишь, как Индиана Джонс веревку пережигал, когда его с отцом фашисты к стульям привязали?

– Но у него же не получилось ничего, – возразил я, припоминая. – Он зажигалку выронил, и пожар начался.

– А мы осторожнее будем! Мы его ошибку учтем. Веня! – обратился он к продюсеру. – У тебя зажигалка есть?

– Конечно! – воскликнул тот бодро. – Она у меня всегда с собой. В заднем кармане.

Хоть и не нравилась мне Стасова затея, но просто стоять, как коровы в стойле, и ждать, пока с нами разделаются, я не мог тоже.

Длина веревки, связывавшей нас вместе, позволила мне повернуться к продюсеру спиной и, плотно прижавшись к нему, вытащить из его джинсов фирменную «Зиппо». Перескоков при этом глуповато похихикивал.

– Дай мне, – сказал Стас, – а сам веревку к огоньку подставляй.

Я кое-как передал ему зажигалку, и он почиркал колесиком о кремень... Через минуту мы с ним были свободны друг от друга, а наша альпинистская связка разделилась на две половины. Стас продолжал держать огонек, и я попытался подсунуть к нему узел на своих руках. Но ни он, ни я огонька при этом видеть не могли, ведь руки у нас были связаны за спиной, и процессом руководил Перескоков.

– Левее! Правее! Ниже! – кричал он мне.

Я пару раз обжегся, отдергиваясь, но упрямо повторял попытки, и в какой-то момент продюсер забормотал:

– Вот так, вот так... Тлеет! – наконец обрадованно сообщил он. И тут же Стас вскрикнул:

– Ай! Я ее уронил!

Все, блин, как в кино! Солома вспыхнула, и мы принялись топтать ее, чтобы затушить.

– Фу-у, пронесло, – сказал Стас, когда нам это удалось. – Накалилась, гадина!..

– А веревка все еще тлеет! – заметил продюсер.

– Тихо! Не шевелись, – приказал мне Стас и стал легонько дуть на искру. Но она от этого только потухла.

Тогда, усевшись на пол и корячась самым неимоверным образом, мы нашарили зажигалку, подняли ее и повторили все заново. На этот раз у нас получилось, и через пять минут я оказался свободен. Я попробовал распутать Стаса, но у меня ничего не вышло: узел был мастерский. Тогда я его тоже пережег.

Потом таким же образом освободили Перескокова и принялись за остальных. Зажигалка пошла по рукам... И мы сами не заметили, как в амбаре все-таки начался пожар. Видно, огонек угодил на участок особенно сухой и густой соломы, и полыхнуло так, что пытаться огонь затоптать даже не стоило.

Спасаясь от огня, мы бросились в противоположный угол помещения. Свободны были уже все. Краем глаза я заметил, как зарыдали братья «Наталипортман», обнявшись с носатым коротышкой, и мне не в чем было их упрекнуть. Что может быть глупее смерти в вонючем амбаре, да еще если сам себя подпалил?..

Как раз в этот миг снаружи запели:

 
Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...
 

Солировал Комбинезонов. Я уже решил проститься со Стасом, но вдруг послышался рев мотора и оглушительный треск. Это прямо сквозь заднюю стену, ломая бревна и доски, в амбар въехал огромный желтый трактор «Кировец», таща за собой длиннющий прицеп. Двигатель хрипло сбросил обороты, и машина, качаясь на пухлых колесах, остановилась посередине полыхающего амбара. Из кабины высунулся директор Ядрышников.

– Живо на платформу! – скомандовал он, перекрывая хриплым командирским голосом холостой рокот двигателя.

Звезды бросились на площадку прицепа. Машина надрывно взревела и ринулась на ворота. Миг – и с грохотом снеся их, «Кировец» вырвался из горящего амбара, как желтый огнедышащий дракон из пещеры.

– Ура!!! – закричали звезды в едином порыве.

«Кировец» натужно рычал, выбрасывал из трубы клубы черного дыма и гремел прицепом. Разгоняя сельчан, он двинулся вдоль поселка. Из его кабины доносилось заливистое председательское пение:

 
...Прокати нас, Ванюша, на тракторе,
До око-олицы нас прокати-и-и...
 

Но к гонкам эта мощная тяжелая машина была явно не приспособлена. По ухабам и выбоинам сельской дороги трактор был вынужден идти медленно, километров пятнадцать – двадцать в час. Так что вскоре разъяренные колхозники, опомнившись, кинулись за нами.

Не успели мы вырулить на трассу, как, обгоняя вооруженных чем попало преследователей, к нам стали приближаться мотоциклы с колясками и радостные мальчишки на велосипедах.

– Костя, если догонят, нам хана! – крикнул мне Стас. – Они больше тянуть не станут!

Я в этом не сомневался, но ответить мне было нечего.

– Слушай! Это ведь Киреевск, так? – вдруг быстро заговорил Стас. – Точно Киреевск?

– Точно! – отозвался я, не понимая, к чему он клонит.

– Я где-то читал про иных села Киреевска! – воскликнул Стас. – Про светлых иных. Они могут помочь нам! – Он уставился в придорожную тьму и заорал: – Выйти из сумрака! Именем чего-то там, выйти из сумрака и помочь нам!

Он явно перегрелся в этом амбаре. Никто, естественно, ни из какого сумрака не вышел, а вот мотоциклисты и велосипедисты стали заметно ближе.

– Не получилось, – грустно протянул Стас и тут же воспрял: – Еще идея! Надо сбросить балласт, и трактор пойдет быстрее! Предлагаю сбросить Перескокова!

– Это неправильная идея, – поспешно заявил, как оказалось, внимательно прислушивавшийся к нам продюсер.

– А какая правильная? – с интересом спросил Стас. – Считаю до трех. Если не скажешь, какая правильная, сбрасываем. Раз!

– Надо, надо, надо, надо... – быстро затараторил Перескоков, вытаращив глаза...

– Два!

– Надо, чтобы... Надо, чтобы...

– Три! – рявкнул Стас, и мы подхватили беднягу под руки.

– Надо, чтобы они подобрели! – крикнул тот с гримасой озарения на лице. – Надо, чтобы они услышали Леокадию!

– Е-рун-да! – сказал Стас. – Может быть, у тебя с собой радио есть или телевизор? Костя, сбрасываем бестолкового продюсера... Бестолкового продюсера сбрасываем. Ты – за? Против? Воздержался? А я – за. Продюсера надо сбросить...

Я понял, что он тянет специально, надеясь, что перескоковская сообразительность с перепугу все-таки что-нибудь сгенерирует. И он оказался прав.

– У нас есть телефоны! – возопил тот.

– Точно! – воскликнул я. – Стас, собирай у всех трубки! Там в настройках есть опция «звуки»...

– Не успеем! – сказал Стас. Действительно, ближайший мотоцикл был уже метрах в пяти от нас, за его рулем зверски скалился здоровенный колхозник, а в коляске сидел Комбинезонов и хорошо поставленным голосом кричал:

– Э, нет, друзья мои гламурные! От народа не уйдете!!!

– Идея! – воскликнул Перескоков и выдернул из кармана трубу. – Я сейчас ему позвоню!

«Кому?» – не сразу понял я. Но он, тыкая в кнопки, бормотал:

– Так... «Контакты»... Комбинезонов...

Теперь я все понял. Но если мобильная связь не работает? А если тут вообще нет сети? А если у того не Леокадия на звонке?! Но – о чудо! – миг спустя со стороны преследовавших тихо, но отчетливо послышался звонкий голосок певицы:

 
Милый, милый, милый,
Поцелуй меня...
 

Колхозник за рулем тут же расплылся в улыбке, и мотоцикл отстал.

– Сработало! – прошептал Стас.

Наш продюсер вновь поспешно набрал номер, и песенка заиграла уже где-то на платформе.

– Коллега! – от волнения визгливо обратился Перескоков к Шпулькину. – Это я вас набрал, не отвечайте! Бросьте свой телефон нашим сибирским друзьям! Подарите его народу, не жадничайте!

– Легко! – отозвался Шпулькин и швырнул свой поющий «сименс» в толпу.

Несколько мотоциклистов замедлились и свернули на обочину.

– Лелик, Лелик, Лелик! – заорал Перескоков. – Я тебя очень прошу, будь так добр, позвони Клавочке!

– Так вот же она, – глупо хохотнул тот, но принялся послушно набирать номер.

– Кролик! Кролик! – суетился Перескоков, параллельно отбирая у примадонны уже поющий голосом Леокадии телефон и передавая его Стасу. – Мармеладный мой! Позвони мне. Ну, пожалуйста!..

Через минуту несколько пиликающих дурацкие мелодии «сименсов», «самсунгов», «нокий» и «моторолл» поочередно улетели в народ. Бегущие впереди остальных начали останавливаться, те, что неслись следом, стали спотыкаться о них и падать... Вскоре погоня превратилась в кучу-малу, и мы от нее оторвались.

Немного спустя мы увидели, что сельчане, побросав колья и вилы, радостно машут нам вслед.

– Ур-ра!!! – снова закричали миролюбивые звезды.

Как раз в этот момент трактор выбрался на трассу и пошел по ней уже с приличной скоростью.


Отдышавшись, мы со Стасом протиснулись в начало прицепа – к кабине. Оттуда раздавался зычный голос Петра Петровича, проникновенно распевающего:

 
А напоследок я скажу!
А напоследок я скажу...
 

Я заглянул в окошечко. Одной рукой директор совхоза вертел баранку, в другой держал ружье, а в зубах его дымилась здоровенная папироса.

– Петр Петрович! – что есть силы замолотили мы по кабине. – Петр Петрович, стойте! – Наконец Ядрышников нас услышал, оглянулся и смущенно замолк. «Кировец» сбавил обороты, сошел на обочину и остановился.

– Здорoво, хлопцы! – выбрался директор из кабины. – А я тут, понимаете ли, песней увлекся... Все ли живы? Самогудиха, главное, цела?

– Еще как цела! – жеманно отозвалась примадонна и встала в соблазнительную, по ее мнению, позу: выпятив грудь и отклячив зад.

– Ох-х ты! – восхищенно хлопнул себя по ляжке председатель.

– Петр Петрович, – отвлек я его внимание от непотребного зрелища, – от погони мы ушли, спасибо вам огромное...

– Да не за что! – махнул тот рукой. – Мне одно удовольствие! Не каждый день простому человеку случается таких знаменитостей спасать...

– А куда мы едем теперь? – спросил Стас.

– В Томск мы едем, куда ж еще? В славный город Томск, в центр наш областной, – ответил директор с явным благоговением. – Вот доедем, сдам вас с рук на руки губернатору, тогда и назад в деревню отправлюсь. Народ-то у нас хоть и буйный, но хороший, сам воспитал. Побузят, побузят да и успокоятся. Они вообще-то добрые...

«Теперь-то уж точно», – подумал я, но промолчал. А Стас попросился:

– А можно тогда к вам – в кабину?..

– А чего ж нет?! – обрадовался Ядрышников.


...Двигатель «Кировца» гудел монотонно, уютно, убаюкивающе.

– Сибирь-то она большая! – перекрывая этот гул, продолжал развивать свою мысль Петр Петрович. – Не то что Россия. Здесь люди правильные живут. Бесхитростные. Вы зла на них не держите. У меня-то взгляды поширше, я в техникуме учился... А они подумали, вы их обидеть хотите. Кто ж знал, что в Москве теперь так модно? – тут он лукаво глянул на меня и резко сменил тему: – А правда, кстати, что в Москве люди хлеб маслом снизу намазывают?

Честно говоря, я не понял, шутит он или нет, и посмотрел на Стаса.

– Бывает, что и с обеих сторон намазывают, – серьезно ответил тот. – А случается, и без хлеба масло едят, прямо ложками.

– Во народ! – искренне изумился Ядрышников.

– А я вот тоже хочу спросить, – сказал Стас. – Правда, будто бы у вас в Томске прямо по улицам медведи ходят, а?

– Конечно, правда! – и глазом не моргнул председатель. – И по улицам ходят, и в дома заглядывают. Бывает, что ужинаем вместе, выпиваем... Бальзам они кедровый любят, с пельменями. А я вот что еще хотел про Москву выяснить...

– Сами-то мы не москвичи... – попытался я пресечь их соревнование, кто кого переврет.

– Но в Москве-то небось бывали? – спросил, борясь с рулем, директор со знакомой уже наивно-мечтательной интонацией. Так он при первой встрече спрашивал нас, кто из артистов прилетел в Киреевск. Мы кивнули, а он расплылся в улыбке, и глаза его блаженно затуманились. – И президента небось видели?

– Не видели, – честно признались мы.

– А премьера?

– Нет, – помотали мы со Стасом головами. – И премьера не видели. Только по телику.

– Вот и я – только по телику, – сладко вздохнул Ядрышников. – А как думаете, правду говорят, что на дачу он на истребителе летает, а водку редькой закусывает? И даже не морщится.

– Мы не в курсе, – признался я. Но мне стало интересно. – А что еще про него говорят?

– Много говорят. Например, как, бывает, увидит его женщина брюхатая в метро, так сразу от бремени и разрешится. Прямо на эскалаторе. А он-то поднимет дите на руки, посмотрит на него да и говорит, к примеру: «Мальчик! Мужики нам нужны!» Поцелует дитятку в пупок и дальше идет – в Кремль, на работу.

– Так он же туда на самолете летает, – напомнил Стас.

– Не-не-не, – уверенно отмахнулся Ядрышников. – На МИГе, это он – на дачу, а на работу – на метро, прямо под землей. Чтобы, значит, пробки на улицах не создавать. И, говорят, никогда не опаздывает. Уж очень он у нас правильный. Ленин, так тот все-таки соврал один раз. Про вазу. А этот даже и не пробовал. Бывало, захочет, а совесть не позволяет. Вспомнит Россию-матушку, поля ейные бескрайние, Байкал полноводный, и все! Не может. Не поворачивается язык. Так сразу всю правду в глаза и выкладывает. «Носки, – его спрашивают, – на дворе кто с веревки свистнул?» А он вздохнет да и ответит: «Я свистнул...» «В бане, – спрашивают, – кто свет погасил да баб щупал?» «Я!» – говорит. – Петр Петрович рубанул рукой воздух. – И так завсегда: бензопилу пропил так пропил! Наследил на ковре сапогами погаными так наследил, запираться не станет! «Ты нашкодил, гад? – спрашивают. – Ты ночью по Москве шакалил, стекла бил?» «Я, – говорит, – я шакалил!..»

Да-а... Много, оказывается, нового можно узнать в народе о нашей политической элите.

– Петр Петрович, – перевел я, от греха подальше, разговор на более животрепещущую тему, – а вы слыхали о такой певице – Леокадии? – не оставлял меня вопрос, почему в Киреевске народ раньше не подобрел.

Ядрышников задумчиво свел брови.

– Нет, не слыхал про такую. А что, красиво поет?

– Красиво-красиво, – покивал я. – А как же это получилось-то? Вы что, телевизор не смотрите?

– Как это не смотрим?! – возмутился тот. – Только телевизором-то от тоски и спасаемся. А! – шлепнул он себя по лбу. – Она небось недавно, эта ваша Леокадия, появилась?

– Ну да, – кивнул Стас.

– Так тут дело такое, хлопцы. Что-то нам нынешний телевизор совсем нравиться перестал. Всякая там «Бандитская братва» да «Сиськи-письки под стеклом»... Стыд-позор, да и только! Самим смотреть противно, а ребятишкам показать и вовсе нельзя. Вот мы тогда на сельсовете и постановили – отключить трансляционную точку к ядрене фене. Слава богу, свое есть вещание – кабельное. Запаслися кассетами лет на пять вперед да и смотрим. «Волга-Волга» – раза два в неделю, «Веселые ребята» – каждый вечер. Новенькое кое-что – «Ихтиандер», например, «Песня-87», «Песня-88»... Ну и иностранные фильмы бывают, конечно – Блондин, там, с ботинком, «Просто Изаура»... Радио, правда, тоже теперь нет, но нам оно и без надобности.

– А новости? – поразился я.

– У нас свои новости, местные. Паренек один наш в городе выучился, каждый день теперь программу делает. По будням. Так и называется: «Будни Киреевска». А еще есть одна программа, так мы на нее не нарадуемся. «О тех, кто в запое» называется. Люди теперь и пить аккуратнее стали, кому ж охота в таком виде на экране показываться?..

– Ну а что в мире творится, неужели не интересно?!

– А это мы из газет узнаем. На бумаге – не так страшно.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации