Текст книги "Осенняя поездка в прошлое"

С завода он привёз угля и дров, так и прожили зиму. Материально, конечно, было очень тяжело прожить на неполную зарплату мастера, а жена не могла устроиться на работу, без прописки. Зимой они зарегистрировали брак, у Ивана Петровича оказались сразу и жена и ребёнок и он стал просить жильё на заводе: его поставили на очередь и летом обещали комнату. Это была какая-то надежда на перемены к лучшему, и быт как бы наладился, хотя жена потом постоянно говорила ему, что всю жизнь прожила в нищете, а это одно из худших оскорблений для мужчины, что в итоге и сыграло свою роль в их дальнейших отношениях.

На работе всё шло своим чередом и достаточно успешно, но Иван Петрович уже понимал, что такая оперативная работа и с людьми не соответствует ни его характеру, ни наклонностям – в общем, не по душе.

На ежедневных оперативках у начальника цеха, Ивана Петровича всегда удивляла его оперативная память. Например, без бумажки, по памяти начальник цеха спрашивает мастера, как у нас с деталью 1М1М9263184? И тот без запинки отвечает: сделали 43 штуки, 12 из них на термообработке, 15 в покраске, остальные на сборке. А таких деталей десятки и сотни. Иван Петрович мог ориентироваться только по записям в блокноте, но всего не запишешь, поэтому иногда он и путался, хотя память вроде бы приличная, но, оказывается, на заводе нужна другая. А вот посидев и подумав над какой-нибудь проблемой, он находил хорошее решение – лучше многих других, бившихся над этой же проблемой.

Но пока он работал, как мог, привлекли и к общественной деятельности в комсомоле – как бывшего офицера. Тогда и сделал Иван Петрович попытку вступить в партию – КПСС. Рекомендации ему дали в цеху, но в парткоме сказали: чтобы принять его нужно, для равновесия, принять и рабочего, вот когда он приведет в партию рабочего, тогда и его примут.

Но если руководителю на предприятии членство в КПСС было необходимо, то рабочим партия была уже не нужна. Иван Петрович как-то поговорил с рабочими в курилке, мол, никто не хочет вступить в партию? Один вроде бы согласился и даже написал заявление, но когда узнал, что нужно платить членские взносы с зарплаты и подсчитал, что это обойдется ему в десять рублей в месяц, тут же отказался и забрал своё заявление.

Был случай в цеху, когда рабочий попал в вытрезвитель, его должны были наказать, так он написал заявление в партию, проступок тут же замяли и его приняли кандидатом, а через год он отказался, но это было ещё до прихода Ивана Петровича на завод. Так что в партию в те годы вступали те, кому это было нужно по должности и всякие проходимцы, которые сделали из своей партийности способ извлечения благ и привилегий. Ну а партийной деятельностью, как работой, занимались почти исключительно проходимцы. Впрочем, всем вступающим в 70-е годы в партию были безразличны уже идеалы социализма, заключающиеся в равенстве, справедливости и благополучии всего народа, а не отдельных категорий граждан.

Один старый рабочий на заводе как-то рассказал Ивану Петровичу, что в 30-е годы в партии регулярно проводились чистки примерно следующим образом. Собиралось общее собрание цеха или завода, если небольшой, избирался президиум из уважаемых людей, в том числе и беспартийных и вызывали членов партии по одному в президиум. Каждый партиец выходил, клал на стол свой партбилет и отчитывался, что он сделал полезного как член партии, потом отвечал на вопросы, потом выступали, кто хотел и давали свою оценку этого партийца, а уж если он врал, то конечно находились люди, которые его знали и уличали во лжи. Затем открытым голосованием всех решался вопрос оставить этого человека в партии или нет. Если да, то партбилет ему возвращали, если нет, то человек уходил без партбилета, и это решение коллектива было окончательным.

Ещё в те годы существовал партмаксимум, по которому член партии не мог получать зарплату больше установленного максимума. Иногда получалось, что директор завода, член партии, получал намного меньше, чем рядовой инженер этого же завода, но беспартийный. То есть и материально членство в партии не давало преимуществ. Были, конечно, небольшие привилегии, но пользовались ими осторожно, потому что все были на виду.

В войну эти идейные большевики пошли на фронт, где погибло более половины лучших членов партии, а их места заняли другие, уже не всегда лучшие. Они, при Хрущёве отменили чистки и партмаксимумы и членство в партии стало поплавком для посредственностей и приспособленцев. В 70-е годы на партработу шли уже исключительно демагоги – приспособленцы, которые не умели и не хотели заниматься реальным трудом, и именно из таких вышли Ельцин, Горбачев и им подобные, которые были уже предателями идей социализма и партии.

Больше о приёме в партию Иван Петрович уже не настаивал – пусть идёт своим чередом, а тем временем наступило лето, завод построил очередной жилой дом, в котором ему, наконец, дали комнату в трёхкомнатной квартире, где была ещё одна семья с двумя детьми-двойняшками.

Это было первое собственное жильё в его жизни. Формально всё жильё в СССР, кроме частных домов, являлось собственностью государства или предприятия, или колхоза-совхоза, но фактически было собственностью проживающих, так как никто это жильё не мог отобрать, выселить людей на улицу, и это жильё переходило по наследству тем, кто был там прописан. Единственное что нельзя было сделать, это продать жильё, полученное бесплатно, но можно было обменять, в том числе и на другой город.

Иван Петрович с семьёй прописались, жена получила возможность устроиться на работу и пошла работать на этот же завод: вроде бы для начала, но так там и осталась. Он впервые в жизни получил возможность выбрать работу не по необходимости, а по призванию, вот только призвания этого не наблюдалось. Через знакомых стал наводить справки, приглашение в аспирантуру оставалось в силе – к небольшой стипендии аспиранта можно было подрабатывать, и он склонялся к этому варианту.

И тут случайно, в электричке встретил своего однокашника, который учился с ним два года, а потом перешёл на заочное обучение. Тот и предложил идти работать к нему в НИИ гражданской авиации – и зарплата больше аспирантской стипендии и ездить на работу ближе: в аэропорт, где и находится этот НИИ. Иван Петрович съездил в институт, поговорил: работа вроде бы живая, можно и наукой при желании заняться. Так и решил.

Сообщил на заводе, что уходит. Сначала на заводе стали искать зацепки, как его оставить. Оказалось, что таких оснований нет: в партию не вступил, а из комсомола уже выбыл по возрасту. Тогда стали предлагать должность замначальника цеха, где работал, потом инженера – конструктора в заводском КБ, но он от этих предложений отказался и с ноября перешёл на работу в НИИ авиации старшим инженером. При приёме на работу, в НИИ долго разбирались, является ли должность мастера инженерной, чтобы взять его на должность старшего инженера – оказалось что да, можно.

Так и началась его работа в НИИ авиации, которая продолжается до настоящего времени.

Закончив уборку квартиры, Иван Петрович закончил и свои воспоминания об армейских и последующих мытарствах, а внучка, наигралась с котом, побегала, попрыгала, исчеркала несколько листов бумаги каракулями первокласницы и убежала домой.

VI

День незаметно и быстро шел в мелких бытовых хлопотах. Иван Петрович не переставал удивляться быстрому бегу времени на вечернем склоне жизненных лет. Помнится, в детстве день, особенно летний, тянулся неимоверно долго. Он успевал всё: выполнить домашние обязанности, предаться ребячьим играм и хлопотам, почитать книгу и послушать радиопередачу для детей из черного круглого репродуктора, висевшего в улу комнаты бабушкиного дома. Потом, сбегать на край городка по каким-то делам к приятелям, и еще совершить множество дел и поступков, хороших или плохих – день всё длился и длился. А сейчас: встал утром, повернулся туда-сюда, сделал какую-то мелочь и всё – день кончился. Кажется, должно бы быть наоборот и, приближаясь к неотвратимому небытию, человеческое жизненное время должно замедляться и замедляться, но это не так. Оказывается, в каждом человеке природой заложен ритм времени, который в детстве тикает значительно медленнее, чем в старости – отсюда и ощущение с годами ускоренного бега времени.

Вечером, расположившись с котом на диване у телевизора, Иван Петрович стал щелкать пультом, пытаясь найти на каком – либо канале ТВ удобоваримую передачу, но ничего путного не попадалось. Всё-таки и на ТВ в СССР был разумный компромисс для зрителей: две программы центрального ТВ, местный канал и учебно – познавательная программа. В перспективе предполагались: спортивный канал, природа, киноканал и всё – никакой, конечно, рекламы: вполне достаточно для любых интересов, если ТВ не является единственным способом проведения досуга, а есть ещё книги, увлечения, любительский спорт и прочее. Но разумное устройство жизни осталось в прошлом, а сейчас только ТВ и компьютер или компьютер и ТВ. Безумное множество программ ТВ призвано скрывать убогость нынешней жизни большинства людей и отсутствие у них выбора, поскольку, содержание программ ТВ на различных каналах почти одно и то же, но только почти. Поэтому, обсудить завтра, на работе, просмотренную сегодня передачу будет невозможно, так как твой собеседник, наверняка, смотрел другую программу ТВ из десятков возможных. Это общий принцип действующей демократии: отсутствие выбора при формальном наличии возможности выбора. Кстати, такое мнимое разнообразие вариантов выбора касается и продуктов питания, одежды, бытовой техники, прессы и развлечений: кажется, есть много всего и разного, а на поверку выходит одно и то же, другими словами – подделка. Приходишь в магазин: десятки сортов колбас, сыра, масла, хлеба и прочих продуктов, но невозможно из них выбрать именно то, что желаешь по вкусу, тем более, что одни и те же сорта продукции, но разных производителей – всех этих ООО, ЗАО и прочих акционерных и спекулятивных сообществ, имеют совершенно различное качество и вкус. Да, в СССР было всего несколько сортов этих продуктов, например колбасы, но каждый из них имел свой особенный вкус и этот вкус и качество были одни, что в Москве, что во Владивостоке. И такой подход был во всем: разнообразие небольшое, но вполне определённые вкус и качество.

Наконец, Иван Петрович остановил свой выбор ТВ на выпуске новостей по какому-то каналу. Повторились утренние страшилки, а потом сообщили о каком – то криминальном происшествии в родном ему Сибирском крае. Что там случилось, Иван Петрович пропустил, но упоминание о малой родине вызвало легкую грусть и ностальгию о давно прошедших временах детства и юности и о последних своих посещениях родных мест.

Родные края он покинул около 50-ти лет назад, уехав на учебу в Москву, однако почти каждый год приезжал в свой городок: сначала на каникулы, а потом в отпуск – один или с ребенком. Погостить у матери, отдохнуть от забот, встретиться с друзьями детства, да и просто знакомыми, из тех – кто ещё оставался там, а не уехал в другие края большой страны СССР. Но вот несколько лет назад матери не стало и некуда стало приезжать, потому что никаких родственников: ни близких, ни дальних на родине не осталось– кто уехал, а кто-то уже ушел в мир иной. Правда, два года назад он приезжал летом на неделю в родные края: поклониться могиле матери, хотя и была она в другом городке, куда мать переехала на жительство – поближе к своему второму сыну, сводному по матери брату Ивана Петровича.

В тот раз он заехал, проездом, и в свой городок: побродил по улочкам и переулкам, заглянул к своим знакомым, с которыми наскоро вспомнили прошедшие времена, события и людей из общей юности, как живых, так и ушедших из этой жизни.

Тогда, он вернулся домой умиротворенным и освободившимся от всех гнетущих мыслей и забот, истинных и мнимых. «А почему бы не съездить, на недельку, на родину, по тому же маршруту – только более обстоятельно, без суеты и спешки. Попытаться восстановить и упорядочить в памяти дела и чувства давно минувших лет, прямо там, на местах этих событий и с теми же людьми, если это возможно? – подумал вдруг Иван Петрович – Действительно, почему бы и нет? Срочных дел и текущих обязательств у него нет, а потребность в отдыхе есть и насущная».

С этой мыслью он улёгся спать и, ворочаясь и засыпая, продолжал думать о поездке на родину, пока пелена сна не погасила его сознание.

VII

Впервые за много дней он спал спокойно без сновидений и внезапных ночных пробуждений, а потому, проснувшись утром, был бодр и свеж – как может быть бодр и свеж человек, приближающийся к 70-летнему возрасту.

Ненастье кончилось и за окном светило утреннее солнце, прорываясь сквозь остатки туч, спешащих куда-то на север вслед за ушедшим дождем.

Иван Петрович встал, выполнил утренние процедуры, позавтракал и стал собираться на работу. Сборы заключались в подборе бумаг, разбросанных по письменному столу и укладывании в судок своего обеда на работе. Дело в том, что как профессор и доктор наук он уже не зарабатывал на полноценный обед в столовой или кафе – такова современная Россияния – поэтому он, как и большинство его учёных коллег, приносили обед с собой из дома. Этот обед обычно состоял из котлеты или куска мяса, или курицы с гарниром, помидора, огурца или яблока и всё. В течение дня удавалось ещё попить чаю: благо чайник и холодильник стояли тут же в углу рабочей комнаты, так сказать в кухонном закутке, отгороженном книжными шкафами. Нет, конечно, он мог бы пообедать и в кафе, но это стоило бы ему трети дневного заработка профессора.

Так сбылись планы Гитлера: русский человек поставлен демократами на грань выживания.

Снарядив портфель бумагами и едой, Иван Петрович вышел из дома, оставив кота одного в пустой квартире. Надо сказать, что кот всегда ревниво относился к его уходу. В начале кот пытался заигрывать с Иваном Петровичем, хватал его за ноги, ложился у двери и кувыркался, как бы показывая, что уходить не надо, вот же я, оставайся и ты – вместе подремлем на диване. Потом поняв, что Ивана Петровича не остановить, кот стал демонстративно вскакивать на подоконник и, отвернувшись, внимательно вглядываться в окно, показывая спиной свою обиду на уход хозяина. Его возвращение с работы кот также встречал возмущенными криками, до тех пор, пока Иван Петрович не погладит его и не пристроит возле себя на диване. И такой ритуал повторялся всю рабочую неделю.

Выйдя из дома, Иван Петрович заспешил к электричке. Было восемь часов утра. Вместе с ним, в том же направлении, двигались другие люди с выражением постоянной озабоченности на лицах. В этом городке, как и в других подобных подмосковных городах, какой-либо приемлемой работы, почти не осталось, и люди вынуждены ездить в Москву, где возможности трудоустройства всё же были, впрочем, тоже только в сфере обслуживания, к которой Иван Петрович относил и свою нынешнюю, так сказать, научную деятельность.

Путем нескольких ловких махинаций, предатели и проходимцы захватили власть в стране, а потом и саму страну, превратив её из второй мировой державы в захолустье развивающейся страны третьего мира. С разрушенными и уничтоженными промышленностью и сельским хозяйством и деградирующим населением, вынужденным в поисках средств существования ездить на работу в большие города, чтобы обслуживать чиновников, воров и нуворишей, распоряжающихся страной как своей личной собственностью, но без всякой ответственности за содеянное.

Раньше, при Советской власти, особенно через 10-15 лет после Войны, обеспечивалось развитие всех территорий и поселений так, чтобы человек, где родился там и мог бы, при желании, прожить всю свою жизнь, имея такую же работу и её оплату, как и другие окружающие его земляки. Ну а если были какая-то цель и призвание то любой мог уехать туда, где эти цели и желания можно было реализовать. В общем, люди жили по принципу: где родился там и пригодился. Потом скрытые враги стали отрыватьлюдей от своих корней, укрупняя деревни и сёла и небольшие города, стягивая производство в крупные центры областей, краёв и республик. Ученые социологи и экономисты обосновывали это неэффективностью мелкого производства, а мелкие поселения – оторванностью от культурных центров страны и низкими бытовыми условиями. Уже тогда, миллионы людей сменили места жительства вслед за работой, но работы тогда ещё хватало всем.

Потом наступили торжество и разгул демократии, и большинство производств было просто уничтожено или разворовано, появилась массовая безработица, особенно на селе и в маленьких городах, и люди были вынуждены искать работу в крупных городах. Так и появились потоки людей на работу в крупные города: утром туда-вечером обратно. Жизнь людей превратилась в челночные поездки: из дома в город на работу и назад, как говорится – от хомута к стойлу и обратно.

С таким потоком людей, спешивших впрячься в хомут, слился и Иван Петрович. С трудом втиснувшись в переполненный вагон электрички, он, стоя почти на одной ноге, вышел через полчаса на нужной остановке, чтобы пересесть в автобус, следовавший до самого места работы. Однако, до автобуса ещё надо было пройти минут 15, но в хорошую погоду – а погода сегодня стояла хорошая, такая прогулка была и приятна и полезна.

В автобусе ему удалось сесть на свободное место, что бывало не часто, и до своей работы он доехал с комфортом.

В прежние времена тоталитаризма, молодежь уступала сидячие места в общественном транспорте пожилым людям, но сейчас, во времена полной и окончательной демократии, когда все равны, уступить место другому – значит ущемить свою свободу: можно было рассчитывать только на свободное место, хотя сам Иван Петрович, по привычке, ещё уступал своё место какой – нибудь ветхой старушке, которая еле стоит под равнодушными взглядами сидящих молодых, здоровых и окончательно свободных от всяких норм и правил, демократически настроенных людей.

Сидя в автобусе, Иван Петрович размышлял о своей работе в институте, куда он и направлялся.

VIII

В этот отраслевой институт авиации он поступил на работу около сорока лет назад.

Отраслевая наука это изобретение советской власти, при которой всё народное хозяйство страны представляло собой единый организм. В условиях бюджетного финансирования всех отраслей и всех предприятий и организаций, предполагалось, что академическая наука делает открытия, а отраслевая наука находит применение этих открытий и достижений для конкретных отраслей, например авиации, и конкретных предприятий. За рубежом крупный бизнес финансирует перспективные исследования через университеты, при которых существуют лаборатории и целые институты, и эти результаты поступают только туда и тем, кто эти разработки финансировал. Не случайно, после уничтожения советской власти и передела собственности страны в пользу частных лиц, большинство отраслевых институтов самоликвидировались, а уцелевшие стали выживать за счёт подачек частных фирм, решая сиюминутные задачи этих фирм.

А тогда, в 70-е годы, отраслевые институты в СССР вполне успешно занимались научной деятельностью в интересах соответствующих министерств и ведомств и были под опекой специального комитета СССР по науке и технике, который полностью удовлетворял финансовые потребности этих научных учреждений. Остается только удивляться, как тогда в СССР на всё хватало денег, ведь этих отраслевых институтов было сотни в Москве и тысячи по всей стране. Работа в НИИ была достаточно престижной: хотя зарплата и была ниже, чем в промышленности, зато не было штурмовщины по выполнению плана, и можно было заниматься научной деятельностью профессионально и с личной пользой. Например, защита кандидатской диссертации обеспечивала увеличение зарплаты в полтора раза и переход на более высокую должность. Поэтому в НИИ шли работать выпускники ВУЗов, которые надеялись найти своё место в науке. С другой стороны, в НИИ можно было работать спокойно всю жизнь: ни на что, не претендуя, и не имея никаких способностей, и сюда шли все, кто не хотел и не умел работать и таких было большинство. Всё сказанное, в полное мере, относилось и к конструкторским бюро, лабораториям и прочим учреждениям подобного рода, в которых, из каждых десяти сотрудников только два – три человека достойно выполняли свою работу, а остальные были на подхвате или откровенно бездельничали. Именно такие люди, ничего не делая, были всем недовольны и сыграли решающую роль в развале Советской власти, достаточно вспомнить всех этих младших научных сотрудников типа гайдаров и чубайсов.

Так и Иван Петрович, волею случая, но добровольно, поступил на работу в институт авиации, зная об авиации только как пассажир, да ещё со слов своих однокашников. Работа началась с ознакомления с институтом в целом, его задачами и своими служебными обязанностями. В институте оказалось более 1000 сотрудников, которые определяли как безопасно и эффективно возить пассажиров и грузы на самолётах и вертолётах поставляемых авиационной промышленностью СССР, поскольку иностраная авиатехника тогда не закупалась – это было бы позорно для страны, первой вышедшей в космос.

Институт решал, какие самолёты и вертолёты нужны стране. Авиапромышленность по этим данным разрабатывала и строила самолеты и вертолеты; институт испытывал и исследовал пригодность этих самолётов и вертолётов – далее они поступали в эксплуатацию, а институт определял, как их правильно эксплуатировать, когда и что с этими самолётами делать, чтобы они не ломались и могли безопасно летать. Всем этим потом пришлось заниматься и Ивану Петровичу, а начал он помощником ведущего инженера по эксплуатации новых самолётов, которые только что стали поступать в гражданскую авиацию СССР – в Аэрофлот. Эти самолеты летают и по настоящее время, уже около сорока лет: таков срок службы удачного самолёта – почти с человеческую жизнь. И как у человека, у самолётов тоже есть юность, зрелость и старение.

Сначала он с месяц изучал нормы и правила гражданской авиации, научные основы и практические методы проведения исследований авиационной техники, потом на два месяца был направлен в учебно-тренировочный отряд по практическому изучению самолётов, их документации и особенностей эксплуатации. Сдал экзамены и вернулся в институт готовым приступить к работе, но работы никто не поручал. Так прошло месяца три – четыре, но никаких реальных дел никто от него не требовал. В этом, как пришлось убедиться потом, и заключается особенность работы в НИИ: рутинную работу специалист выполнит в разы быстрее и лучше, чем новичок, которому многое надо объяснять, контролировать, проверять результаты и т.д., в общем, одна морока. Именно поэтому, в отраслевых НИИ было много бездельников, так и не ставших специалистами – если сам не будешь искать работу, то никто заставлять не будет. Пришлось Ивану Петровичу настаивать, чтобы дали реальную работу и в конце концов такая работа нашлась: надо было ездить в командировки, чтобы оценивать состояние самолётов и определять что и когда ремонтировать на этих самолётах.

Поездки совершались по своему усмотрению или по вызову с мест, если возникал какой-то вопрос. Надо сказать, что сотрудники института имели право на бесплатный пролёт к месту командировки и даже за границу – везде, куда летали самолёты Аэрофлота. И считалось большой удачей, если давалось разрешение проехать поездом: в Киев, Минск, Ригу и прочие близкие города, чтобы пожить вагонной жизнью. А если самолетом, то можно было на выходные вернуться домой, чтобы в понедельник снова улететь туда же. Можно было придумать себе какую-то научную работу, включить её в план института и потом, по желанию, летать в командировки куда хочется, якобы для выполнения этой работы. Дополнительно, можно было летать в составе экипажа для снятия каких-то параметров работы систем самолёта в полёте, тогда это время полёта засчитывалось как испытания в стаж лётной работы, предоставлялся дополнительный отпуск и через 15 лет инженер получал право на оформление лётной пенсии с 50-ти лет. В общем, условия работы в институте оказались очень благоприятные, а при наличии учёной степени ещё и высокооплачиваемые: именно поэтому, здесь было много представителей славного еврейского племени.

Но Ивану Петровичу тогда было не до сплетен и интриг, которые процветали в институте, как и везде, где было много бездельников: ему надо, наконец, становиться специалистом – возраст приближался к 30-ти годам. И что-то стало получаться. Через год интенсивной работы удалось самостоятельно выполнить и внедрить нужную авиации работу – это было замечено руководством отдела и ему предложили должность начальника сектора, что означало не только самостоятельную работу, но и наличие подчиненных. Правда сразу занять эту должность не удалось – пошли жалобы в партком: вот, только пришёл и его повышают, а рядом сидят люди, члены партии, которых не повышают много лет. Жалобщики даже не понимали что пишут: надо не сидеть, а работать, тем не менее, его повысили только до старшего научного сотрудника, а через два года стал и начальником сектора. Это было уже стабильное положение, возможность самостоятельно работать и главное, самому планировать работу и не зависить от чьих-то прихотей. Иван Петрович так и остался в этой должности, но это был уже его личный выбор. Получив самостоятельную работу, он оформился в заочную аспирантуру, стал пробовать писать научные статьи по материалам выполненных исследований, с намерением когда-нибудь написать и диссертацию. Работать в НИИ и не думать о диссертации, значит не думать о будущем. Как здесь говорили: учёным можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан.

В целом, 70-е годы оказались наиболее благополучными в его жизни, да наверное и в жизни страны тоже. Была квалифицированная работа с элементами творчества и научного поиска. Полученные результаты не ложились на полку, а внедрялись в практику, тем более что гражданская авиация СССР в эти годы развивалась ускоренными темпами, появлялись новые типы самолётов, в создании и испытаниях которых ему удалось принять участие.

Действующая пропаганда обзывает 70-е годы застоем в экономике, хотя какой же это застой, если производство в стране выросло за десять лет почти в два раза, по уровню жизни людей СССР вошёл в двадцатку, а по качеству жизни в десятку передовых стран мира и это не пропаганда, а данные ООН. Качество жизни учитывает не только благосостояние, но и образование, медицину, уверенность в завтрашнем дне, отдых и другие потребности людей. Сейчас, через 20 лет после фашистского переворота 1991 года, Россия находится на 70-ом месте по уровню жизни, а о качестве жизни вообще говорить нельзя, если страна вымирает со скоростью около миллиона человек в год. Это и есть настоящий фашизм, когда страну захватывает кучка проходимцев, организующаяся в класс воров, ростовщиков и чиновников, которые, под демагогические вопли о свободе и борьбе с тоталитаризмом, осуществляют геноцид всего остального населения страны. Особенность фашизма России в том, что властная группировка не считает себя частью нации, а Россия для них только объект грабежа. Недаром одним из первых действий демократов было принятие закона о двойном гражданстве и изъятие графы «национальность» в паспортах российских граждан.

Но вернёмся в 70-е годы. Застой, конечно, был, но не в экономике, а в людских головах. Люди считали свою жизнь неизменной: всё, что им давалось они воспринимали как само – собой разумеющееся, зато во всех недостатках ругали власть, чтобы она сама, без их участия, устраняла эти недостатки и улучшала жизнь.

Вот и Иван Петрович с семьей: без кола, без двора, зацепился в Москве, получил работу и скромное, но собственное жильё и некоторые перспективы в жизни. Подрастал сын, ходил в садик, хотя из-за работы и учёбы приходилось отдавать его на продлёнку – родственников никаких не было. Материально конечно было трудновато: зарплата небольшая, имущества никакого. Когда уже совсем стало туго, он съездил летом в отпуск на шабашку: организовал бригаду из инженеров и поехали что-то строить в совхоз в Тверскую область.

Худо – бедно что-то построили, и заработали за полтора месяца как за три месяца на работе в НИИ. Кстати, многие сотрудники НИИ и КБ в те времена сделали шабашку основным своим заработком. Освоили специальности сварщика, монтажника каких-нибудь зерносушилок или доильных агрегатов и летом, за полтора-два месяца зарабатывали в деревнях больше, чем за год работы в своих НИИ. В своих НИИ они откровенно бездельничали, получая, впрочем, и квартиры и путёвки в санатории, как и те, кто усердно работает, а иногда и раньше этих работяг, завистливо ненавидя успешных специалистов и всячески хая советскую власть. Именно такие, несостоявшиеся инженеры и младшие научные сотрудники, подгрызли и опрокинули страну, как только предатель Горбачёв и негодяй Ельцин дали команду «фас».

И для сравнения. В 1990-е годы Иван Петрович был в командировках в Англии, в авиакомпании. Там, по ходу работ, познакомился с инженером. Разговорились. Англичанину было 35 лет, начинал тоже с нуля. После школы взял ссуду и учился в институте, после окончания которого выплачивал ссуду за учёбу в течении восьми лет, потом стали копить на жильё вместе с женой. Он говорил, что ещё года четыре – пять, будет некоторая сумма, они уедут в Австралию – там всё дёшево, купят квартиру или домик и заведут ребёнка. Жене его будет лет 35 – ещё не поздно. Так, где гуманней и справедливей была жизнь: в СССР 70-х годов или в Англии 90-х?

Через пять – шесть лет работы в институте, Иван Петрович уже состоялся как специалист в области эксплуатации самолётов. По результатам работ выпустил несколько документов, определяющих правила эксплуатации некоторых типов самолётов: были разработаны отраслевые стандарты, государственный стандарт СССР и настала пора заняться кандидатской диссертацией, чтобы получать достойную зарплату.

Доплату за учёную степень в СССР ввели ещё при Сталине, чтобы стимулировать занятия наукой и повышать квалификацию преподавателей ВУЗов. Многие должности в НИИ можно было замещать только при наличии учёной степени, да и в спорах по работе, когда не хватало аргументов, некоторые деятели ссылались на свою учёную степень, как на последний довод своей правоты.

Изначально предполагалось, что учёный или инженер, врач, педагог и т.д. занимаясь своей работой, получил какие-то новые результаты, имеющие научное и практическое значение, оформил эти результаты в виде диссертации и защитил эту диссертацию перед учёными, подтвердив тем самым свою квалификацию и самостоятельность своей работы. Со временем, всё это настолько забюрократили, что защита диссертации стала самостоятельным делом, иногда не имеющим никакого отношения к профессиональной деятельности диссертанта, которого называют соискателем учёной степени. А поскольку, к учёной степени прикладывались должность и зарплата, то многие именно их и жаждали, пытаясь получить учёную степень.