Текст книги "Мясной Бор"

Степан Чекин мечтал и даже не предполагал, что курсантскую роту, составленную из лучших красноармейцев и сержантов Ленинградского фронта, в самый последний момент решили не посылать в Барнаул ввиду готовящегося наступления. Сочли целесообразным развернуть курсы младших лейтенантов в непосредственной близости от боевых действий, чтобы сразу заменять уже обстрелянными ребятами выбывших из строя взводных командиров.

Рота, с которой Степан прошел пешком от Осиновца до Кобоны, вошла в состав курсов, подчиненных Волховскому фронту. А Барнаульское училище помаячило-помаячило в сознании парней и затем исчезло навсегда. Усталые, промерзшие, наголодавшиеся на той стороне Ладоги, сейчас они торопливо поглощали горячее варево, которым их кормили после перехода, и не подозревали, что скоро пойдут снова к тому городу, который недавно защищали. Пойдут другой дорогой. Она будет трудной, невыносимо трудной. Но пройдут они ее до конца. Почти для всех дорога эта будет последней в жизни.

7

Александр Георгиевич Шашков, начальник Особого отдела Второй Ударной армии, перед началом войны возглавлял Управление НКВД Черновицкой области. Хозяйство ему тогда досталось беспокойное. Территория области еще недавно находилась в составе королевской Румынии. Среди ее пестрого населения – от вольнолюбивых, не признающих никакой власти вообще цыган до затаившихся русских белоэмигрантов – могла надежно укрыться законспирированная агентура потенциального врага. И хотя в тридцать девятом году с гитлеровской Германией был заключен Пакт о ненападении и любые критические выпады в адрес этого государства строго пресекались, чекисты прекрасно отдавали себе отчет в том, кто является их возможным противником, от кого им ждать удара.

Пыталась вести свою шпионскую игру и боярская Румыния, но деятельность ее секретных органов не шла ни в какое сравнение с работой германских тайных служб, обладавших высоким профессионализмом.

Работал Александр Шашков много и с увлечением. Недавно отметил свое сорокалетие, чувствовал себя более мудрым и сильным. Старые раны не беспокоили, могучее здоровье, которым он всегда отличался, взяло верх над давними следами ударов бандитского, басмаческого и белопольского свинца. а ведь был на волоске от смерти, когда при ликвидации банды братьев Блажиевских одна из шести пуль, доставшихся его большому телу, насквозь пробила сердечную сумку. Спасла его неистощимая жизненная сила да терпеливая Лариса, не отходившая три месяца от больничной койки Александра.

Плох он был тогда. Полдюжины дырок хоть кого в могилу сведут, а Шашков выжил. Пока выправлялся, его даже от оперативной работы временно отстранили. А теперь и забыл, как стреляли в него бандиты, в упор стреляли…

В тот субботний вечер Александр Георгиевич пришел со службы около двенадцати. Лариса не ложилась, прогуливалась рядом с коттеджем, в котором они жили, с их сеттером, премилой собакой по кличке Альма.

Озабочен был начальник НКВД. Третий день ему докладывали, что в городе ходят упорные слухи о скором приходе румынских войск. Расхватывают продукты в магазинах, резко поднялись цены на базаре, в одном из районов обстреляли машину с красноармейцами, жертв, правда, нет. Смутное чувство беспокойства не оставляло Шашкова.

А вот увидел жену – и будто осветило душу, заулыбался.

– Ужинать будешь, Саша? – спросила Лариса.

– Чай недавно с ребятами в управлении пили, не хочется ничего… Пойду наверх, на детишек взгляну.

Едва Шашков успел подняться, чтоб посмотреть на спящих уже Нину и Колю – за день набегаются, и сил дождаться отца уже не хватает, – внизу зазвонил телефон… Лариса взяла трубку. Вызывали, конечно, Шашкова. Звонил его заместитель, и голос у него был неестественно спокойный. Она сразу поняла: случилось неожиданное, знала характер Сашиного зама. Чем опаснее было положение, тем спокойнее внешне становился этот человек.

Шашков узнал о войне за три с лишним часа до того, как она началась… С другой стороны пришел его человек и передал неопровержимые доказательства того, что вскоре и случилось. Начальник НКВД срочно сообщил в Киев, но, кроме дежурного по комиссариату, никого разыскать не смог, руководство Наркомата внутренних дел проводило воскресенье за городом…

А потом все так завертелось, что до сих пор Шашков не может четко разделить события по дням и часам. Все смешалось в крутящийся и ломающий временные и пространственные перегородки ком. Слава богу, успел посадить Ларису с детьми в машину и отправить в Киев. На прощанье дал ей пистолет. «Ежели что – живыми не попадайтесь, – наказал Ларисе. – Помните – вы семья чекиста… Церемониться с вами не будут». Он знал, что говорит. Он вообще знал о войне и фашистах куда больше, чем те люди, от которых с тридцать девятого года, после заключенного с Гитлером Пакта о ненападении, неразумно скрывали, что за зверье воцарилось там, в бывшей цивилизованной Германии.

Александр Георгиевич вздохнул и потянул к себе папку, на которой значилось «Совершенно секретно». Усмехнулся, взглянув на гриф. Понимал, что любые документы, проходящие через аппарат его организации, должны быть секретными, вплоть до ведомости на зарплату штатным сотрудникам. А нештатным тем более… Но в этой папке хранились сведения о его новых противниках – руководителях абвера в группе армий «Север». Да, у немцев эти сведения секретны. Но если теперь они оказались у нас, от кого же теперь охраняет этот гриф? «Много рассуждаешь, товарищ Шашков», – сказал себе Александр Георгиевич, раскрыл папку и принялся знакомиться с материалами.

Документов было немного. Собственно говоря, у недавно сформированного Особого отдела фронта, которому он подчинялся, их вообще не было. Эти сведения передали им ленинградские особисты, они уже с осени прошлого года общались со службой адмирала Канариса. «Что ж, начнем с того, что добыли коллеги, – подумал Шашков, – а там примемся работать и сами».

Так, в группе армий «Север» отделом 1Ц, войсковой разведкой, руководит подполковник Лизонг, а в 18-й армии – майор Вакербард. Что о них известно? Почти ничего, кроме того, что резиденция майора – в деревне Лампово, недалеко от станции Сиверский, где находится штаб Кюхлера, командующего 18-й армией.

Начальник Особого отдела посмотрел на карту. Сиверский находится в направлении главного удара Волховского фронта, значит, деревня Лампово… Там находились армейские разведчики. Но главная опасность будет исходить не от них. Гораздо больших пакостей надо ждать от абверкоманд и абвергрупп, приданных войскам. В них более квалифицированные специалисты, умеющие моментально использовать любую допущенную нами слабинку.

Сначала посмотрим, кто там во главе абверкоманд при группе армий «Север». Шиммель… Подполковник Ганс Шиммель. Возраст – за пятьдесят. Шпионский стаж солидный – начал действовать на территории России еще в Первую мировую войну. До нападения на Советский Союз руководил разведшколой неподалеку от Кенигсберга. Сейчас возглавляет абверкоманду-104. Это разведка…

С Шиммелем более или менее ясно. А диверсионной работой руководит в зоне группы армий «Север» начальник абверкоманды-204 полковник фон Эшвингер. Фон Эшвингер… Хлопот нам доставит немало этот «фон». Находится его контора в Пскове.

Теперь посмотрим, что у них по третьему отделу – контрразведка. Так… Абверкоманда-304, майор Клямрот, заместитель у него Мюллер. Мюллер… Хорошая фамилия для контрразведчика, незаметная. Известно, что подчиненная Клямроту абвергруппа-312 находится в Гатчине. Одним из ее сотрудников является обер-лейтенант Розе. Сведения добыты из протокола допроса разоблаченного агента, которого вербовал этот самый Розе. Впрочем, это ничего не значит. Обер-лейтенант во время вербовки мог выдумать себе псевдоним. Вообще, подобное не в практике официальных контрразведчиков, им нет нужды скрывать подлинное имя.

Это все сведения по абверу. А что им обещает гехаймфельдполицай – тайная полевая полиция, это фронтовое гестапо? Тут вот еще ориентировка по абвергруппам, действующим непосредственно в расположении войск армии Кюхлера. Это нам поближе.

Но познакомиться со своими непосредственными противниками начальнику Особого отдела не дали. В дверь резко постучали. Шажков не успел произнести ни слова, как она отворилась и в комнате появился генерал-лейтенант Соколов.

– Не помешал? – спросил он Александра Георгиевича. – Да ты сиди, сиди… Чего вскочил? Я тебе уже не командир, нечего передо мной тянуться.

– Старший по званию, – улыбнулся Шашков. – И по должности…

Соколов махнул рукой:

– Не говори… Были когда-то и мы рысаками. Вот проститься с тобой пришел, Александр Георгиевич. Завтра улетаю. Отзывают в Москву. Вы, значит, в наступление, немцев бить, а меня… Справедливо разве?

Начальник Особого отдела пожал плечами. Что он мог ответить бывшему командиру, с которым прослужил во Второй Ударной – тогда она была еще Двадцать шестой армией – всего около двух месяцев? Посочувствовать разве…

– И чего он на меня взъелся? – спросил Соколов. – Чем я хуже других… В Гражданскую воевал – ценили, контрреволюцию после ликвидировал – был на хорошем счету. А теперь… в распоряжение Ставки. Нет, он просто-напросто не любит нашего брата, этот Мерецков, зуб у него на НКВД. Как твое мнение, Шашков?

– Видите ли, товарищ генерал-лейтенант…

– Да ты не величай! Давай по-простому, я ведь к тебе как чекист к чекисту пришел, Александр Георгиевич.

Генерал-лейтенант Соколов был раньше заместителем наркома внутренних дел, Шашков знал его и до войны. Человеком Соколов был энергичным – идеи и предложения так и сыпались, но что касается военного дела, то здесь кругозор Соколова закрепился на уровне командира эскадрона, которым он командовал в Гражданскую войну. Соколов не понимал, попросту не в состоянии был постичь современные методы войны, оперативные задачи, стоящие перед армией, были для него тайной за семью печатями. Генерал смутно представлял себе складывающуюся обстановку, плохо знал положение в дивизиях и бригадах, но твердо верил, что в решительную минуту он возникнет перед войском на белом коне и бросит армию в атаку. Суворов и Чапаев – с них брал пример генерал Соколов и считал, что, если подражать этим полководцам, дело пойдет.

Александр Георгиевич вспомнил знаменитый приказ командарма № 14 от 19 ноября 1941 года, превративший его автора в сомнительную знаменитость.

Генерал Соколов приказывал:

«1. Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный шаг – аршин, им и ходить. Ускоренный – полтора, так и нажимать.

2. С едой не ладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На войне порядок такой: завтрак – затемно, перед рассветом, а обед – затемно, вечером. Днем удастся хлеба или сухарь с чаем пожевать – хорошо, а нет – и на этом спасибо, благо день не особенно длинен.

3. Запомнить всем – и начальникам и рядовым, и старым, и молодым, что колоннами больше роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода – ночь, вот тогда и маршируй.

4. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцами и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом!»

Однажды Шашков застал своих сотрудников, когда они переписывали этот приказ себе на память и коллегам из соседней армии на потеху. Что он мог теперь сказать этому человеку, который был по-своему честен, только никак не хотел понять, что жизнь умчалась вперед, оставив его на захолустном полустанке…

– Должен вам сказать, Григорий Григорьевич, – начал Шашков, – дело впереди серьезное, и ответственность у Мерецкова огромная. Идем выручать ленинградцев. Трудно им там сейчас… И торопиться надо. А подготовились мы плохо. Это вы лучше меня знаете. А главное – немцам известно о наших намерениях.

– А ты куда смотрел, особист? Допустил, значит, утечку…

– Нашей вины здесь нет, товарищ генерал. Они узнали о Волховском фронте уже спустя десять дней после решения Ставки. И сейчас спешно готовятся отразить наши атаки. Только наступать мы все равно будем!

– Без меня, – угрюмо проговорил Соколов. – А ты не виляй, Шашков. Прямо скажи: правильно меня сняли?

– Вам бы трудно пришлось, товарищ генерал. Все эти годы, после Гражданской, вы были на другой работе.

– А Клыков? – спросил бывший командарм. – Он что – лучше?

Генерал-лейтенант Клыков командовал Пятьдесят второй армией. Она уже несколько месяцев воюет на Волховском направлении. Опыта ему не занимать…

– Понял тебя, Шашков, – сказал Соколов. – Поддерживаешь Мерецкова. Ну-ну… А я все-таки считаю, что он меня съел, потому как я из НКВД. И поставил успех выполнения приказа Ставки под угрозу. Где это видано, чтоб за два-три дня до наступательной операции меняли командарма? На тебя не обижаюсь, ты при своем деле, опять же остаешься в армии… Будешь с Клыковым служить. Но в Москве обо всем расскажу… Пусть прикинут, почему командующий фронтом нашего брата не любит.

– Но этот вопрос согласован с Верховным, – осторожно напомнил Шашков. Ему хотелось сдержать энергию Соколова, которую тот мог направить сейчас вовсе в нежелательную сторону.

– Ну и что? – запальчиво сказал генерал-лейтенант. – И на солнце бывают пятна…

Тут он осекся и недоуменно посмотрел на Шашкова, словно спрашивая: что я такое брякнул?

– Ты, это самое, – вдруг запинаясь, заговорил бывший командарм. – Я другое хотел сказать… Ну, значит, доложили Верховному не так. Или еще там что… Понимаешь?

Соколов заторопился и суетливо стал совать Шашкову руку:

– Значит, до свиданья, дорогой Александр Георгиевич. Авось и послужим вместе когда. Собираться пойду. Поговорили по душам – и ладно. Спасибо тебе… И, это самое… Не распространяйся про мои обиды. Все решено правильно. Отозвали – значит, в другом месте нужен, ну, бывай. Пошел я.

Пожав руку начальнику Особого отдела, бывший командарм вышел. Александр Георгиевич смотрел ему вслед и думал, что, конечно же, Мерецков прав. Сам Шашков уже хлебнул сполна, повидал похожих на Соколова командиров, когда вместе с украинской группировкой оказался в окружении. Четыре наши армии попали в «котел» у Киева! Полмиллиона пленных… Даже вспоминать тошно.

Шашков снова раскрыл папку и вдруг вспомнил, что хотел написать открытку Володе Степанову в Москву. Надо сделать это сейчас, не то замотаешься с делами и забудешь.

«Привет, дорогой друже Володя!» – начал было Шашков, но остановился, подумал, как сообщить Володе, где он и что собирается делать. Позабавила мысль о том, как он, чекист, будет сейчас обходить военную цензуру. Вспомнил, что Степанов знает, где служит брат Николай, и написал: «Настроение хорошее, нахожусь недалеко от Коли. Скорее бы начать бить этих гадов-басурманов. Скоро пойду выручать братуху…» Ну вот, Володя сам чекист, сразу разберется. «Как твои устроились в Свердловске? Напиши мне. Спасибо за весточку о моей семье. Ларисе написал, желаю тебе благополучия, мой дорогой товарищ-друг. Обнимаю тебя. Твой Саша».

Положив открытку рядом с письмом к жене, в Семипалатинск, Шашков поднялся и вышел в соседнюю комнату, где находился дежурный Особого отдела.

– Соберите сотрудников, – сказал Шашков. – Через полчаса совещание. У меня…

Разошлись далеко за полночь. Александр Георгиевич хотел еще поработать с документами, но сильно заломило спину, сказывалось перенапряжение.

«Почитаю лежа», – решил он и расположился с бумагами на деревянном топчане, прикрытом тюфяком, который набил сеном его ординарец.

Шашков изучал материалы об абвере еще с полчаса. Потом почувствовал, как обволакивает сознание туманом, и очнулся, когда рука с листками упала и безвольно свесилась вниз. Пересилив сон, Шашков поднялся, убрал папку в сейф, закрыл его и спрятал ключ в нагрудный карман гимнастерки, вытянулся на сеннике, вздохнул и стал размышлять о завтрашнем наступлении. Где-то на краешке сознания замаячило лицо Ларисы. Александр Георгиевич подумал: в Семипалатинске скоро наступит утро, и это было последнее, что воспринял еще осознанно.

Его доброе лицо, которое на людях Шашков стремился делать суровее, осветилось. Начальник Особого отдела армии во сне улыбался. Он играл сейчас с сыном в футбол.

8

Генерал-полковник фон Кюхлер в сентябре 1939 года, будучи еще в звании генерала артиллерии, командовал Третьей армией, вторгшейся в обреченную Польшу с севера из нависшей над Варшавой Восточной Пруссии. Имея перед своим фронтом польскую столицу, фон Кюхлер выходил левым флангом к демаркационной линии – будущей новой границе Советского Союза, к Белостоку. Назначенный командовать Восемнадцатой армией в группе армий «Север», фон Кюхлер 22 июня 1941 года нарушил государственную границу СССР и, встречая довольно незначительное сопротивление, быстро продвинулся через Елгаву в направлении столицы Советской Латвии. Через две недели гитлеровские полчища стояли уже у псковских земель. Когда пали Нарва и Луга, армия штурмом взяла Шлиссельбург и перерезала все сухопутные коммуникации, соединявшие Ленинград с другими районами страны. Местами дивизиям фон Кюхлера удалось подойти к окраинам города. В 13-м районе Стрельни и Петергофа они вышли к Финскому заливу, отрезав в Ораниенбауме части Восьмой армии Ленинградского фронта, которые так и остались там, не сдвинувшись ни на шаг и надежно прикрывая собою Кронштадт с суши.

На этом успехи немецких войск закончились. Не сумев взять Ленинград с ходу, противник подверг город блокаде. И вот теперь активные действия русских на Волховском участке серьезно беспокоили генерал-полковника. Это беспокойство усугублялось недавним разговором фон Кюхлера с Францем Гальдером. Начальник Генерального штаба Сухопутных войск сообщил, что фельдмаршал Риттер фон Лееб подал рапорт об отставке. Фюрер еще не принял решения, кем заменить его на посту командующего группой армий «Север», но ему, фон Кюхлеру, надо быть готовым – к тому, чтобы стать преемником фон Лееба.

Генерал-полковник поморщился. Он вспомнил о своем соседе Буше, командующем Шестнадцатой армией. Буш будет вне себя от ярости, когда узнает, что попал под его начало. Фон Кюхлеру известно напряженное положение, в котором находится армия Буша под Старой Руссой и у Демянска. Там русские постоянно контратакуют. Беспокойный участок… Теперь спрашивать за положение на этом участке будут с него, с фон Кюхлера.

Командующий потер чисто выбритую щеку длинного худощавого лица, достал белоснежный платок и тщательно протер монокль. Генерал-полковник никогда не пользовался им, но со стеклышком на шнурке не расставался, считая его неотъемлемой деталью генеральской формы.

Когда по его звонку вошел адъютант, то увидел, как командующий разглядывает на свет лампы стекло монокля. Не отрываясь от этого занятия, фон Кюхлер спросил:

– Собрались?

– Так точно, экселенц.

– Зовите всех.

Первым в кабинет вошел майор Вакербард, ведающий в Восемнадцатой армии войсковой разведкой. За ним появился зондерфюрер Майсснер. Потом подслеповатый, одетый в мешковатый мундир, поминутно подправляющий пенсне капитан Шот, начальник абвергруппы-112. Вошли представители вышестоящих организаций абвера при армии фон Кюхлера, чины из гехаймфельдполицай. Командующий Восемнадцатой армией проводил широкое совещание с представителями специальных служб, обеспечивающих его войска.

Все расселись и уставились на генерал-полковника. Майор Вакербард беспокойно оглядывался на дверь. Наконец, в дверях появился заурядной внешности офицер в полевой форме оберст-лейтенанта вермахта. Майор Вакербард оживился, встал навстречу вошедшему, подвел к фон Кюхлеру.

– Позвольте, господин генерал-полковник, представить вам нашего гостя. Оберст-лейтенант Ганзен, заместитель начальника «Абвернебенштелле-Ревал» фрегатен-капитана Целлариуса.

– О, – улыбнулся, обнажив крупные зубы, командующий, – я знаком с вашим шефом, оберст-лейтенант. Интересный, незаурядный человек…

– Совершенно верно, экселенц, – склонил голову Ганзен. – Всегда гордимся тем, что служим под началом фрегатен-капитана. Он большой специалист во всем, что касается Петербурга.

«Немудрено, – подумал фон Кюхлер. – Александр Целлариус в конце тридцатых годов возглавлял филиал абвера в Финляндии. Тогда Петербург можно было разглядывать в бинокль. Впрочем, я тоже видел этот город в бинокль… Только в бинокль…»

– Я собрал вас, господа, – начал он, – чтобы сообщить то, что вы должны знать лучше меня. Русские начали наступление на всем волховском участке. Одновременно стали активно заявлять о себе подразделения Ленинградского фронта, особенно в районе отрезанной от него Пятьдесят четвертой армии. Сейчас майор Вакербард кратко охарактеризует обстановку на последний час, а затем я хотел бы услышать от вас, какие сюрпризы приготовили русским ваши специальные службы. Говорите, майор.

– Прошло двое суток, – сказал начальник отдела 1Ц, – как с восточного берега Волхова противник принялся атаковать наши позиции. Это начал действовать новый, Волховский фронт под командованием генерала армии Мерецкова.

– Старый знакомый, – пробормотал фон Кюхлер. – Видимо, Сталин считает его специалистом по войне в этих забытых богом местах…

– Фронт состоит из четырех армий, – продолжал майор Вакербард. – Две из них нам известны по прежним боям. Это Пятьдесят вторая и Четвертая. В связи с тем что русские плохо соблюдают правила радиообмена, а также согласно показаниям первых пленных, удалось установить: из резерва прибыли на Волхов еще две армии – Пятьдесят девятая и Вторая Ударная. Фамилии командармов уточняются. В настоящее время русские атакуют по всему фронту, на расстоянии более ста пятидесяти километров, от озера Ильмень до левого фланга Пятьдесят четвертой армии. Надо отметить, что новый фронт действует пока без согласования с этой армией, нам это на руку, позволяет маневрировать резервами. Странно, что русские не подчинили эту армию Мерецкову… По истечении двух суток ожесточенных боев частям Второй Ударной армии и правого фланга Пятьдесят второй удалось вклиниться в оборону наших войск на Волховском рубеже. Разведка показывает, что русские определили направление главного удара перед фронтом, Сто двадцать шестой пехотной дивизии и перед правым флангом Двести пятнадцатой. Кроме того, отмечаются крупные сосредоточения сил против грузинского и киришского плацдармов, а также на северо-восточном участке армии по обе стороны Погостья.

Генерал-полковник слушал начальника разведслужбы и думал о том, что необходимо срочно произвести перегруппировку, заменить потрепанные в Тихвинской операции соединения, ведь им не устоять сейчас против массированного удара этого Мерецкова, в первую очередь надо пополнять людьми и техникой сильно ослабленные танковые и мотодивизии 39-го моторизованного корпуса, которые он вывел на отдых в район Любани. Здесь будет самый опасный участок. Если русские исправят свою ошибку и Пятьдесят четвертая армия генерала Федюнинского начнет действовать с Мерецковым согласованно, его войскам в Чудове, Киришах и Любани грозит окружение.

Кюхлер знал, что на киришском участке войска Восемнадцатой армии даже перешли в наступление и Четвертая армия противника вынуждена была занять оборону. Но это не успокаивало фон Кюхлера. После звонка Франца Гальдера из Ставки фюрера у генерал-полковника неожиданно возник блестящий план зимнего штурма Ленинграда. Командующий Восемнадцатой армией хорошо информирован о положении в городе. Силы его защитников были на пределе. Массированный налет в сочетании с артобстрелом – и все танки с мотопехотой двинутся на улицы Петербурга. Лишенный воды, тепла, электроэнергии и продовольствия, город не выдержит такого натиска. То, что не дали ему сделать осенью, он, фон Кюхлер, став командующим группой «Север», совершит зимой. На этот раз русский генерал Мороз будет воевать на его стороне…

И вот Мерецков спутал ему все карты. Судя по всему, русские решили наступать всерьез. Если они прорвутся в тыл армии Буша у Старой Руссы, а его самого сбросят с Волховского плацдарма, всей группе армий придется нелегко. Положение угрожающее. Главное сейчас – остановить Мерецкова…

Генерал-полковник слушал абверовцев и представителей других тайных служб, которые говорили о мероприятиях против русских.

Генерал-полковник не имел ничего против плана диверсионных акций, о них доложил начальник абвергруппы-212. Понравилась ему и идея лжепартизанских отрядов, которые должны были действовать в боевых порядках прорвавшего оборону противника. Одобрил фон Кюхлер и засылку разведгрупп в тылы Волховского и Ленинградского фронтов.

Украдкой наблюдавший за генерал-полковником посланец Целлариуса не смог разглядеть в лице фон Кюхлера ничего, кроме суровой сосредоточенности и вполне понятной озабоченности в связи с наметившимся изменением оперативной обстановки.

Командующий Восемнадцатой армией, который через три дня примет дела у фельдмаршала Риттера фон Лееба, внешне заинтересованно и деловито вел совещание специалистов по тайной войне с противником. И никто из них не догадался бы, что генерал-полковника преследует сейчас одна назойливая мысль, на которую фон Кюхлер не может пока найти ответа: чем ознаменует он вступление в должность командующего группой армий «Север».

9

– Ваша задача не совсем обычна, товарищ Одинцов. Необходимо будет убедить противника в том, что наши намерения на Волхове основательны и вполне серьезны.

– А разве это не так?

– Это именно так, Дмитрий Антонович. Но есть один нюанс, о котором вам не скажут и в Генеральном штабе. Вы знаете, как еще недавно развивалось наступление на центральном участке фронта. В результате немцы отброшены от Москвы, противник понес серьезные потери, как материального, так и психологического характера. Намечаются серьезные мероприятия на юге, в том числе и в Крыму. Но, к сожалению, этот, давайте будем откровенны, временный успех поверг нас в излишне благодушное состояние. Сейчас ряд наших товарищей находится под влиянием необоснованного убеждения: раз немцев побили под Москвой, то нам только этим и заниматься впредь.

– Они еще довольно сильны.

– Правильно. И мы, разведчики, знаем об этом куда больше других. Только наши задачи несколько иные, чем у полководцев, разрабатывающих конкретную операцию. Возьмите, к примеру, Волховский фронт, Дмитрий Антонович. Не буду играть с вами в прятки и сразу же предупреждаю: мы отозвали вас из Ленинграда для того, чтобы вы занялись этим самым молодым фронтом. Так вот. Послушайте, что говорится в директиве Ставки ВГК по поводу задач, стоящих перед генералом Мерецковым: «Войскам Волховского фронта в составе 4, 52, 59 и 2-й Ударной армий перейти в общее наступление, имея целью разбить противника, обороняющегося на западном берегу реки Волхов… В дальнейшем, наступая в северо-западном направлении, окружить противника, обороняющегося под Ленинградом, и во взаимодействии с войсками Ленинградского фронта окружить и пленить его. В случае отказа сдаться в плен – истребить!» Подписано: Сталин, Василевский…

– Серьезная задача. Хватит ли у нас пороху? Ведь одновременно наступает и Северо-Западный фронт, в направлении Остров – Псков…

– Да, это так. Речь идет о рассечении группы армий «Север» с последующим окружением за Чудским озером. И подобное осуществимо, если…

– Будет обеспечено достаточное количество резервов?

– Вот именно. К сожалению, сил у нас еще мало. Наши армии в состоянии добиться начального успеха, но закрепить его они вряд ли смогут. В то же время противник запасы свои еще далеко не исчерпал. Вы и сами это знаете по своим каналам, да и сообщения наших людей с Запада свидетельствуют, что потери немцев под Москвой на деятельности их военно-промышленного организма существенно не отразились.

– Второго фронта нет. И потому Гитлер может спокойно перебросить на опасный участок войсковые соединения из Европы.

– Для нас это нежелательно, Дмитрий Антонович. Начавший уже наступление Волховский фронт должен снять в первую очередь напряжение в Ленинграде. Положение там из ряда вон…

– Сам видел…

– Тем более. Командарм-18 генерал-полковник фон Кюхлер принял дела у фельдмаршала Риттера фон Лееба. У нас имеются сведения, что он намерен попытаться штурмовать находящийся сейчас в тяжелейшем положении Ленинград. Вам вменяется в обязанность сделать все, чтобы новый командующий группой армий «Север» и думать забыл об этом. Вы, Дмитрий Антонович, должны внушить немцам, что армии Волховского фронта, безусловно, способны дойти до Ленинграда. Это не должно вызывать у них никаких сомнений. И чем больше солдат они снимут с ленинградских позиций и бросят против волховчан, тем серьезнее мы облегчим участь ленинградцев.

– Понятно. Следовательно, мне предстоит…

– Отправиться в Малую Вишеру, вы перейдете к немцам через боевые порядки Волховского фронта. Там, среди болот, противник не держит сплошной линии обороны. Из Малой Вишеры вы попадете во Вторую Ударную. Обеспечивать переход будет майор государственной безопасности Шашков, начальник армейского Особого отдела. Он предупрежден, хотя и не знает вашего задания. О нем, впрочем, кроме нас с вами, вообще никто не знает. Обычные поручения вам, Дмитрий Антонович, подготовили уже сотрудники нашего управления. Вы меня понимаете?

– Понимаю, Василий Кузьмич. Связь обычным порядком?

– Не совсем. К Шашкову мы отправили особую группу связных. Они будут знать ваши почтовые ящики в Новгороде, Пскове и Сиверском и доставлять оттуда сообщения через линию фронта в Особый отдел Второй Ударной. Ни вы их, ни они вас знать, разумеется, не будут. И не старайтесь немедленно передать даже самое интересное, если есть хоть малейший риск. Вы, Дмитрий Антонович, стратегический разведчик. Не для вас стрельба и похищения, отмычки для сейфа и фотографирование карт. Порою вовремя подсказанная вами мысль может заставить большого человека на той стороне сделать шаг в нужном для нас направлении. А это уже наша общая победа. Будьте осторожны и берегите себя.

– Постараюсь. Один вопрос: может случиться так, что меня через некоторое время захотят отправить оттуда снова на нашу сторону. Где мне выбрать место для перехода?

– В зависимости от положения фронтов. Если операция по прорыву блокады не завершится, переходите снова у Шашкова. Кстати, передайте ему привет. Александр Георгиевич знает меня как Фокина. Мы встречались с ним на Туркестанско-Бухарском фронте в двадцать втором. Он руководил оперативно-разведывательным отделом в Третьей Туркестанской стрелковой дивизии, а я служил при штабе Фрунзе. В то время и заметил этого лихого парня. Отчаянный был рубака. Его тогда по нашему представлению Серебряным орденом Бухарской республики наградили… Да… С Шашковым вы не пропадете. Он из тех, что всегда прикроют тебя грудью. Так ему и скажите: привет от Фокина с Туркестанского фронта. И все… Ни пуха вам, ни пера, товарищ Одинцов.