Текст книги "Солёный хлеб. Рассказы и стихи о казачестве и на военную тему"

Путь самурая

Я читаю книгу с конца.

Я давно уже умер.

Я знаю, чем всё закончится.

Меня интересует, как заполнить середину.

Я экономлю свою жизнь, не растрачивая её по пустякам.

Я спокойно и беспристрастно заполняю середину, зная конец всего.

Потому совершенно не важно, что я делаю.

Я могу ставить перед собой любые цели.

Я совершенно спокойно отношусь ко всему что делаю.

Не имеет значения даже оценка окружающих.

Я-то знаю то, что в результате будет.

Я никогда не испытывал состояние страха.

Страх это отрицательная память вперёд.

Страх придумали наши враги, дабы не дать нам достигнуть победы.

Я не испытываю ни страха ни надежды.

Всё это сплетаясь, борется за то, для чего существует моя жизнь.

Страх и надежда соревнуясь между собой, то уничтожают, то создают несбыточное.

Я умер, когда отказался от их борьбы, когда перестал верить.

Когда разрешил проиграть.

Я и сейчас разрешаю себе проиграть.

Потому что выиграю я или проиграю, не имеет никакого значения.

Я все равно выиграю.

Я так решил.

Я знаю это.

Мне не надо ни перед кем отчитываться.

Я живу для себя.

Только жизнь для себя помогает мне оставить след в вечности.

Помогает воспитать и создать сотни самураев.

Нет смысла спасать другие души, если вы не спасли свою.

Когда цветёт сакура, никто не видит цветков моркови.

Я самурай.

Я делаю это ради того, что цветёт сакура.

Я сам становлюсь сакурой.

Я знаю, чем закончится моё цветение.

Оно принесёт свои плоды.

Неважно как оценят мою жизнь, я живу для того чтобы цвела сакура.

Я просыпаюсь утром, понимая, что никогда не спал, меня разбудили, тогда когда я умер, это было давно еще вначале. Теперь я горд за то что я самурай. Теперь я живу лишь для того чтобы цвела сакура.

27 мая 2013 г.

Танк

Ещё было темно, когда меня разбудил лязг траков. Что за странный звук, подумал я. И разрешил ему быть просто моим просоночным состоянием. Так бывает, что часть сна как бы натягивается на уже наступившие события реальности. Мы и видим сон, и он мягко вплетается в то, что происходит вокруг. Так часто происходит, когда реальность всегда серая обычная обыденная, а сон ярок и цветаст, или очень эмоционален.

Самый сладкий сон, в котором мы всё ближе к своей цели, к желаниям иногда прерывается звуком извне. Да я долго спал. Я так расслабился, что не мог подумать, что что-то может прервать это блаженное состояние. Вечное и уютное хорошо.

Лязг продолжался, шум нарастал, вытесняя все другие окружающие его звуки. Постепенно он становился главным. Чужим до оскомины неприятным и отвратительным. Но открывай не открывай глаза, звук все равно существует. Придётся входить в тот мир, в котором уже что-то не так.

Лязг со скрипом, стал сопровождать какой-то хруст, вероятно, от объектов, попавших под гусеницы. Всё что угодно можно было ожидать, основывая эти ожидания на своей памяти, но только не… ТАНК.

Чужой… Громадная башня. И ствол осматривающий периметр. Я ближе всего. Мой дом проще раздавить, чем тратить на него снаряды. Я не представляю для них ничего. Меня просто нет. Но как такое смогло произойти в центре моего государства, без объявления войны… с чьего-то согласия? И на танке?

Вероятно, для этого нужно самое высокое согласие. Не может быть, что вся преодолённая им территория разрешила это. Или нас просто не существует. Может эта первая «ласточка» как раз и показывает, насколько мы беззащитно открыты и доступны. То самолет на Красной площади сядет, то танк в Нске по улицам жилых спальных кварталов.

Начинка танка оказалась произведённая на Северном Кавказе, все кроме «командира» не русскоговорящие. Но… у них уже всё решено. Танк, как воплощение силы, доказательство, того что они здесь главные. Они… больше никого нет. Никто не пойдёт против танка.

Толерантнее надо быть, постоянно звучит с экрана. Неужели на территории всей моей необъятной Родины с помощью этого слова, можно втаптывать в грязь, то, что существовало здесь многие лета.

Многие лета, теперь отдаётся эхом внутри моей головы, словно напоминание о сладком сне. А сейчас мне нужно выходить навстречу танку… хотя мы и в разных весовых категориях.

Понедельник, 17 февраля 2014 г.

Тишина

Лежу и вслушиваюсь в тишину. Неожиданно понимаю, что её не существует. Слышу множество живых и отраженных звуков. Тысячи колебаний, постоянно долбят мою голову, но я их почему-то не замечал. Начинаю фиксировать дальность источника, направление по углам отражения, усиление или поглощение различными материалами, окружающими меня.

Как такое можно не замечать? Тишина не существует! Но с другой стороны, как же тогда я живу, не замечая этого и слышу, именно то, что мне надо слышать. Вероятно, я просто выбираю наиболее значимые для меня объекты и настраиваюсь на них. Сейчас мысленно настраиваясь и меняя фокус, я ловлю себя на мысли как легко определить место расположение родника звука. Место, где он рождается, также легко находится, как и расстояние до него. Интересно, по звуку я могу определять расстояние. И не только по тому живому звуку от его места происхождения, но и фиксируя его отражения, а также анализируя деформации волны в этот момент.

Иду по улице, по снегу прыгают «немые» воробьи, замерзли, думаю, и тут как резанёт слух их чирикание. – Что это, думаю, разорались?

Еду на коне, приостанавливая ход, говорю: – Шагом! Но конь продолжает гнать рысь. Повторяю, та же история. Меня поправляют, что конь не слышит, надо говорить медленно. – Шааааагоооом! – произношу я, и конь пошел медленно.

В Европе когда-то был священник, который принимал своих прихожан при условии, что они будут говорить медленно. И о чудо, когда они это делали, они вдруг слышали себя. Они настраивались на себя и сами понимали, как им добиться результата, что нужно сделать для этого.

Не знаю, как теперь ложиться спать, когда я знаю то что я слышу, когда внимание скачет с анализа одного звука к другому. Мало того я пытаюсь понять как именно возник этот звук и почему. – Спаааать! Спааааать! – говорю я сам себе и слышу себя, и понимаю откуда и для чего возник это звук. Приятных снов.

Четверг, 13 декабря 2012 г.

«Мне доверяют»

«Тушка» медленно и печально заходила на посадку в Минводах. Военный борт никто не объявляет и не встречает. Десятку на выходе разбили на три и семь. Я в тройке. На мне смешанная зелёно-синяя форма, но новая. Нас обещали переупаковать, но это не важно. По служебному выходу ведут нас к «соболю», семерку к «Икарусу». При посадке в авто, получаем первый инструктаж. Типа, где находимся, что будет, ближайшие часы, как себя вести, что «зя» и что нет. Ничего не слушаю, этот ликбез не для моих ушей, главное скажут после. Часы тянутся, чередуясь сном и дремотой. «Соболь» движется к своей цели. Из ближайших достопримечательностей река Терек, а с ним и Моздок. Почему здесь всегда какое-то тревожное ожидание. Много таких же как мы, проходящих пересортировку, переупаковку. Пока решают как дальше «по железке» или в колонну? Хочу на паровоз, чтоб не качало. Желание сбывается. Идём занимать места «согласно купленным билетам». Ещё многочасовой отдых. Вроде отдыхаешь, а что-то не отдыхается, всё тяжелее и тревожнее как-то. Выгрузка в Гудермесе. Всем спасибо.

Вот он окончательный инструктаж и наша роль в этой командировке. «Всего то» вывезти из одного населенного пункта А в пункт Б несколько гражданских семей. Ну так всё легко и красиво, хотя нас троих «назначают» на контроль выполнения задания другой группы, плюс непонятное одновременное наличие в подозрительной близости от нас взвода ОМОН, группа ФСБ и спецназ неизвестного происхождения. Последние напрягают больше всего, сами по себе, без идентификации, но упакованы… С грустью смотрю на свой «арсенал».

Да так и есть грузимся одновременно. В суете сборов, пытаюсь «навести мосты» с «конкурирующими организациями». Кто откуда. Семьи, дети, кошки, собаки… все вроде о чем-то говорят, одновременно ни говоря, ни о чём. Гебефренический смех. Типа все такие наивные простачки, а в глазах просвечивается не один такой заброс. Такое усиление не может не напрягать. Кто-то успевает показать фотки своих родных. Не покидает чувство сценарийности этих процедур. Но бдительность постепенно засыпает. Думаю, сколько хороших мужиков и как хорошо, что у меня есть такая возможность с ними общаться.

На вопрос о моей роли, путаясь, говорю консультант я… по экспертизе. В ответ многозначительное «А…». И как-то охлаждение в общении. Почему? Я сам не всегда и везде четко представляю себе свою собственную роль. Иногда кажется, что командованию важно лишь моё присутствие. Есть и ладно, или наоборот всегда необходим.

Всем меняют «прикид». Меня специфичнее всего… я местный. Неплохо было бы и говорить чего-нибудь, но я как в известном фильме «глухонемой иностранец». «Арсенал» изымают, чудом оставляю себе пару «металок» в сапоге.

По коням. Нас троих опять везут отдельно, на «пятёрке». Ни чем не примечательный «аул». В основном большие дома, наш двухэтажный. Рокировка. Нас троих пускаю первыми. Я первый из троих. Наши семьи на втором этаже обе, плюс еще родственники. Я спокойно начинаю разговор «за жизнь», присаживаясь у окна, выходящего во двор. Один остаётся на лестнице, другой контролирует виды на калитку и сарай. Во времени я не ограничен, как мне пояснили. Главное чтобы они согласились ехать с нами.

Стараюсь ни о чём, а точнее ничего лишнего не говорить. Долго обдумываю каждое слово, иногда просто зависая, смотрю в какую-нибудь точку. Это вызывает у «подопечных» противоречивые чувства. Вроде растёт авторитет, но вроде и за счёт того что я сам становлюсь не совсем в адеквате. Я словно нахохлившийся зверь, сижу, жду, коплю силы, для смертельного прыжка. В моих глазах стал нарастать звериный блеск. Дети затихли. Все ждут моего окончательного слова, а точнее приказа.

Я посмотрел на небо и обнаружил, что сегодня два светила дневное и ночное находились максимально близко друг от друга. Луна была полной. Не к добру, подумал я, ещё больше «заводя» себя. Важно. Всё максимально важно, всё имеет своё значение и влияет на всё происходящее, нужно только поймать и просчитать эту цепь. Надрывно завыли псы… Сигнал. Делаю жест указательным пальцем обращая внимание. Никаких слов, просто показываю всем «сворачиваемся» и направление выхода. Придётся брать всех. Удивительно, но не проронив ни звука, все бесшумно двинулись к выходу. «Мне доверяют», подумал я. Второй замкнул группу. Тут же к входу подъехал тонированный фолькс. И уже через несколько секунд исчез за поворотом, оставив только пыль.

Я остался в доме продолжая зависать над анализом ситуации и дальнейших своих действий. Тихие, но уверенные шаги по лестнице напрягли мой слух и тело. Металки, моментально оказались в руке, а уже через секунду в шее двух лиц «конкурирующей организации». «Свои», в ужасе подумал я. На первом я обнаружил своих напарников, аккуратно положенных возле двери. Подготовили к вывозу, мелькнуло. Вот так замесик. Иду на вой собак, прямо на их вольеры, хотя понимаю, что они вроде бы меня и выдают, но выбираю место схорониться до поры именно у них. Псы – «добрые» кавказцы и среднеазиаты, пена брызжет с губ. Слышу звук подъехавшей метров за сто газели, кого-то высадили. По времени стояния около десяти, сдает назад уходит в переулок. «Спецназ», вот и вы красавчики. Зачистка того, кто сам участвовал в зачистке своих. Делаю шаг в клетку и смотрю на собаку так, чтобы она поняла «у меня вариантов нет, только вперед». Недоуменно продолжая рычать, пёс отходит, соседи на время умолкают. Я залезаю в будку. Лай и вой возобновляется, и «мой» пёс уже лая то на соседних, а то просто в сторону, вероятно от обиды, что он ничего не сделал. Человек в очередной раз доказал что он сильнее.

Звери. Как бы может было бы проще зная некоторые законы животного мира, вот так выходя на прямой контакт, мирно решать необходимую иерархию. Человек, это другое. Не всегда так получается, из-за того что слабые они не подчиняются, они готовят укус исподтишка, сзади. И нет конца этим разборкам за своё положение, всегда есть ущемленные и недовольные, способные на любые подлости…

Всё сейчас не до этого. Слышу переговоры, по результатам зачистки, приказ найти меня. Вместо меня достается моему псу, который громче и протяжнее всех лаял и выл. Хлопок и он смотрит стеклянными глазами в темноту своей будки, которая укрывает меня.

Опыт транса или жажда самосохранения, позволили мне пробыть в положении эмбриона полтора суток. С сумерками следующего дня я с очень большим трудом вытащил своё онемевшее тело. Ещё минут тридцать стоял на четвереньках, восстанавливая кровообращение и ожидание прохождения боли по всему телу. Потом в таком же положении начал передвигаться к заднему двору, попутно ища и продумывая план собственной эвакуации.

На объездной я оказался около одиннадцати вечера. Решил встать, чтобы в прыжке пересечь «препятствие». В этот момент ко мне на скорости подскакивает девяностодевятка, открывается дверь и меня ловким движением грузят на заднее сидение. «Алес» промелькнуло.

– Что герой добегался? – слышу на «родном рязанском», – устали искать!

– Да уж в курсе, как вы ищете, – огрызаюсь в ответ.

– Ладно, не ссы! Тебя решили сохранить. Хорошо сработал!

Наша «тушка» плавно и грустно заходит на посадку в аэропорт Толмачёво…

Суббота, 27 февраля 2010 г.

Традиция казачества

Эх, трудна жизнь у казака, да некому и не принято о том жалобиться. Плещут буйные чувства, да из реки без берегов, да по разные стороны. Аж голова чубами да кудрями завилася. На постриге как-то сказали мне, что злость мою состригают. А оно да в усы, да в бороду. Да под папахой не укрыть необузданной страсти. А выдать на-гора хочется, да чтоб последних соседей своей «правдой» не разогнать. Эмоции эмоциями, а и мирно жить хотелось бы.

Хочет казак, что сказать, а слова льются из него в песню. Накопилось и себя подбодрить, и другим показать, что ты чувствуешь. Состояние получается иное. И на душе спокойнее и увереннее. Не принято жаловаться, а попел, да и отлегло от сердца то. А много душ на распев поёт, так и вовсе хорошо. Единение… не один я такое чувствую, да думку такую думаю.

Слова мешают, путаются да спотыкаются. Каждый все по-своему стремиться выдать. Гонор на гонор. Характер на характер идёт. А тут и бабы повоют, да и мужики душу отведут. Я так думаю, что и всё нутро казака созревает через песню, через её дух. Дышим мы все одинаково… сильно, мощно.

«Нам песня строить и жить помогает». Да и в походе с песней, как с открытым забралом, смотрите, слушайте мы идём, идём честно, по своему пути, по своим убеждениям. Уверенно идём и не собираемся сворачивать с путей своих.

Среда, 3 июля 2013 г.

Туша

Это тема. Если посмотреть. Я на чеченской машине. Трофей. Не обливать же бензином. Не убивать. Все живы здоровы. Цена-трофей. В гаи я оцениваю его как тушу, с которой не зачем спорить. Все видели меня, знали. Фрукты, бензин, мне как «другу» «Ахмеда-Мусы».

Я не бандит, – наверное. На чистой воде нету ряби. Вариантов нет. Поперек, все не повдоль. Деньги при мне. Но это половина. Я на другое писался. Командиров много да у каждого своя голова… Ни одна не назовет себя Тамерланом. Пока есть те кто дорог тебе. Чтобы назвать так себя, надо быть одним. Быть только самим собой, а не…

– Всем слушать только меня. Нет никакого Тамерлана кроме меня.

Кафе-рестораны – это тоже часть нашей Родины. Никто не смеет мне угрожать. У меня нет никого… я детдомовский.

Бабок море, а зачем им? Жрут что ли? Хозяину на пряник.

Мир из генералов. Все из себя. а внутри туша. Лишь формой прикрывается.

Ой, ой, да зовут, тянут, реки полные… Утякут без меня, утякут. Ей, да ей, а она промеж ног, да мимо меня, да в другую степь, аль море утячет.

И я туша, тушей, вроде живу, ем, сплю, да сны про казаков смотрю…

2 ноября 2013 г.

Что мы наделали

Трудная и непростая судьба досталась людям этого роду-племени. Противоречиво, сложно и непонятно как-то всё. Не могли они покою себе найти. А так хотели жить комфортно и счастливо. Жадные до этого стали. Типа настрадались пора для себя пожить. Вот с этого «для себя» всё и началось.

Стали для этих белых людей дети в обузу. Мешают они жить да развлекаться, а потом может и последний кусок хлеба забирают. И поменяли многие своих детей на джипы разные заморские, чтоб везде хорошо да богато выглядеть. Не детьми гордиться стали, а шмутками, да квартирами, коттеджами да машинами.

И прочуяли это басурманские страны. Да решили планы свои на освобождающуюся естественным образом территорию создать. Так одно правительство чужестранное назвало нашу страну «Fifty», пятьдесят значит по-нашему. А другое еще лучше «арши», то есть двадцать. И сидят, слюною истекая, на земли ничейные поглядывают.

Да чтоб время зря не терять решили и те и эти трубу к нам провести, чтоб по ней выкачивать из страны глупых людей богатство их народное, заплатив одному лишь разрешаюшему расхитительство по стране. Южные соседи так и назвали это на карте страна-труба, с временным правительством, обслуживающим трубу. А чтоб не поняли люди белые да люди глупые написали это своими закорючками, только им известными.

О счастье да комфорте мечтали люди белые, да вот настало время, когда они в болезнях от еды поганой чужестранной стали мучаться, когда бусурман на улице стало более чем своих. Может оттого всё, что народ наш в постелях своих комфортных после очередного обжорства да пивопития попрятался. Сидит да в окно боится глянуть. Как бы чего не вышло, как бы счастье моё мышиное не отобрали.

И настала мгла над страною. Запоганенная всякой нечистью. Повылазили вурдалаки на улицы, так и ходят гордо щёголем, да плевали на землю русскую. А в садах да во школах всё не так. Изучают свои предметы там. И историю правят новую.

А народ оглох да и онемел. Не поймёт в округе что деется. Да сказать о том уж и не кому. Брат на брата только щерится.

Стоят в пробке сотни машин дорогих да красивых, а в них грустные да злые пенсионеры.

Вторник, 18 февраля 2014 г.

Что-то узнать!

Нас начали собирать с утра. Четверых во главе со старшим. Я в группе сопровождения. Почему я – не спрашиваю. Каждый в своих раздумьях. «Целых» полдня на сбор. Собираюсь медленно, молча. Даже и не знаю, что мне нужно. Оделся… разделся… принял душ, на дорожку. Никто ни с кем, ни о чем не разговаривает. Абсолютно поровну цель нашего въезда на территорию. Полдня на еще подумать… как будто кто-то когда-то сказал «нет». Все просто выполняют «свою задачу».

Раздолбанней «буханки» я не встречал. Даже дверь в «салон» с трудом висела на нижней петле с помощью продетого и загнутого гвоздя. Верхняя петля давно вырвана крупным осколком, после минометного дождя. Хотя пардон у уазика «благородный гражданский цвет» – серый. Думают так мы закамуфлируемся под местное население. Ага, местные давно на такой рухляди не ездят. Хоть старый, но джип, у любого чабана, никогда не видавшего асфальта. На худой конец «Нива».

Я не знаю своего звания, сержанто-лейтенант какой-то. Мои погоны никогда не украшали ни лычки, ни звезды. Форма выглядит так, будто её стирают прямо на мне, вместе со мной. Причем портной специально оставляет отверстия для вентиляции. Для обуви главное подошва, тут в кедах не походишь. Да и для авто тоже…

Запасного баллона не было никогда (при мне точно). А на переднем правом «красуется» «грибок», пытающийся сдержать боковой разрыв покрышки. На переднем…

Неспешно грузимся около полудня, планируемое время прибытия около пяти, чтоб только смеркаться началось. Я в салон, моя позиция возле двери, которую придется всю дорогу держать, учитывая её вывес и давно разбитый замок. Снимаю бронник и вешаю на приваренные петли, прикрывая свой правый бок, так спокойней, да и дышится легче.

Никто никому не смотрит в глаза. Наверное, боясь там увидеть себя. Да зеркало нам ни к чему. Мы боимся не их, не друг друга… себя. Я никогда абсолютно точно не знаю чего от себя ожидать. Даже когда падает планка, нет четкой уверенности буду ли я героем, бросившимся на дзот противника, или трусом, сбежавшим и спрятавшимся в каком-нибудь гроте. Я не знаю.

Наша коробочка, тем временем матерясь и спотыкаясь, ползет по склону. Время стоит, ничего не происходит, ни одной живой души. Не нравится мне это. Гнетёт. Навязывает разные мысли. И ни одной хорошей.

Пошли под горку, после перевала, словно другая территория. Не я один так думаю. Водила решил довериться тормозам и «по-тихому» скатиться вниз. Решил… да машинка не решила. На закрытом повороте, толи ногу не задрал (уазик отличается ОЧЕНЬ высокой посадкой педалей), толи не подхватило с первого раза и пришлось резко давать лево руля… «Грибок» не выдержал…

Всё к одному. Кто так рулит? Но по самому грустному сценарию нам уже можно было лежать в ущелье, а мы всего-то зависли по диагонали от моей двери до заднелевого колеса и мирно помахивая моей дверью. И именно правое пробитое колесо стало нашим естественным тормозом.

Вряд ли вы бы что-то посоветовали стоящее в этой ситуации. Выпрыгнуть? Или попытаться закрыть дверь? Водитель пытается завести двигатель. Может включить мост, мелькает мысль. И тут же исчезает, ведь надо с улицы провернуть замки. Из всех я один грузом тяну всех вниз. Решай всё сам. В этот момент при очередном помахивании двери я увидел метров в двадцати ниже нас и по ходу движения группу чехов, которые были так увлечены отрезанием голов нескольким славянам в камуфляжной форме стоящим на коленях в один ряд, что явно пока не до нас. Слышались множественные крики на чеченском языке подбадривающие друг друга и восхваляющие Аллаха.

Я тихо но жестко требую перестать заводить коробку. Начинаем противовес, грузим левый передок, нежно снимая, передаю свой бронник. Надежда на склон, что он затянет. План потихоньку срабатывает, санитарка делает несколько неуверенных движений к отвесу.

И? что дальше? Никто не смотрит друг на друга. У нас задание. Я абсолютно не в теме какое, да и нет интереса узнать. Я группа сопровождения. Надо ехать, не смотря не на что. Предложение выдвинуться по зелёнке до ближайшего аула, оставив водилу химичить над буханкой, принято без оптимизма.

Начинаем новый подъем по уступам, пытаясь не вызывать камнепад. Я нарушая запреты иду без брони, семь кг, мне сейчас ни к чему, мотор надо поберечь. Я третий. Глаза на затылке. Все чувства сканируют пространство метров на 100—150 позади меня. Тихо. Не нравится, даже птички не поют.

Прежде чем выйти к Кара-юрту, нужно пройти километра два по чистому. Хуже нет. Идём чтобы что-то узнать. Что-то для чего-то. Нас заметили издалека и словно цыгане высыпали на встречу с криками, возгласами, воплями толпа местных женщин. Каждая из них толкала, щипала, что-то орала в виде проклятий в свойственном только им колорите. Мы словно во сне продолжали движение через ожесточенную массу.

Ненавижу…, наверное, если не абстрагируюсь и не переключусь на что-то своё. Думаю, каким образом и когда я сюда попал. Помню выселение из служебной комнаты на подселении меня и моей семьи, за неподписание контракта. Помню ДТП с полным уничтожением моего автомобиля, за который ещё платить и платить кредит. Помню военкомат и себя согласного на всё… да ещё громадный плакат, с улыбающимися десантниками, сидящими на броне.

Я у калитки в виде прикрытия, группа цепью проникает во двор, затем, в необходимый нам дом. Забор и калитка высокие цельнометаллические… тяжёлые. Я с трудом сквозь оставшуюся щель слежу за своими боковым зрением. Вдруг удар и почему-то дверь снимается с петель.

Не могу подняться и понять, что происходит, всего трясет, так что зуб на зуб не попадает. Да вытащите же меня кто-нибудь! Нет вокруг гробовая тишина. Что происходит? Мы же шли «просто узнать».

Я начинаю ползти на руках. От дома одни развалины. Сколько же они тут заложили? Даже металл выгнуло в виде пузырей. Пытаюсь встать, но не держат ноги, сами складываются. Взываю о помощи, но аул словно вымер вместе с моей группой. Ползу в сторону ручья, чтобы погрузить в него всего себя.

Никого. Лишь исподнее покачивающееся на ветру. До буханки поперёк километров пять. Ползи, говорю себе и своим трясущимся рукам.

Меня подобрали где-то на половинке. Я уже не мог говорить, отключились и ничего не чувствовали ноги, лишь одна мысль долбила в голове вместе с пульсом «ползи, ползи, ползи…»

Пятница, 25 февраля 2011 г.