Текст книги "Василий Сталин. Письма из зоны"

В один из ночных разговоров я сказал, что от Ионова знаю, что Александр Александрович состоит в антисоветской военной организации. Новиков посмотрел на меня и сказал, чтобы я говорил тише. Он высказался также, что война с немцами назревает, этим приближается время, когда организация должна будет действовать активно».

Выписка из протокола очной ставки с Рычаговым

от 31.08.1941 г.

Вопрос к Левину: – Подтверждаете ли вы ранее данные вами показания о своей враждебной работе?

– Полностью подтверждаю.

– По враждебной работе вы были связаны с Рычаговым?

– Нет, с Рычаговым по враждебной работе я никакой связи не имел.

Вопрос к Рычагову:

– Правильно ли показывает Левин?

– Нет, Левин говорит неправду. Он был непосредственно связан со мной по совместной враждебной работе в ВВС.

Вопрос к Левину:

– Почему вы скрываете заговорщицкую связь с Рычаговым?

– Я ничего не скрываю. Я полностью признался в совершенных мною преступлениях, но с Рычаговым, повторяю, я действительно не был связан.

Вопрос к Рычагову:

– Откуда вам стало известно о принадлежности Левина к заговорщицкой организации?

– От Смушкевича в апреле 1938 года.

Вопрос к Левину:

– А со Смушкевичем вы были связаны по антисоветской работе?

– Да, с 1940 года.

– Как же Рычагов мог узнать о вашей причастности к заговору в 1938 году?

– Я уже показывал, что участником заговора являлся с 1934 года и Смушкевич мог об этом знать раньше, но я лично с Рычаговым связи не имел.

Вопрос к Рычагову:

– Уточните, когда вы связались по заговорщицкой работе с Левиным?

– В сентябре 1940 года во время отъезда Смушкевича в отпуск Левин был у меня с докладом по делам Управления. По докладу выходило, что положение в Управлении неважное: не хватало горючего, матчасть была недостаточна. Выслушав, я сказал Левину, что неудовлетворительное положение в ВУЗах мне в основном понятно, т. к. Левин является участником заговора и ведет вредительскую работу.

Вопрос к Левину:

– Так это было?

– Нет, Рычагов показывает неправду. Он со мной заговорщицкой связи не устанавливал.

– А вы знали, что Рычагов является участником заговора?

– Нет, не знал.

Вопрос к Рычагову:

– В каком направлении вел враждебную работу Левин в ВУЗах?

– В основном вредительская работа Левина заключалась в том, что он создавал условия для снижения качества подготовки летного состава и уменьшения количества, выпускаемых из школ летчиков и пилотов.

Вопрос Левина к Рычагову:

– Если вы имели со мной заговорщицкую связь, то при назначении моем в Ленинград должны были дать какие-либо указания по враждебной работе?

– Да, такие указания я вам дал.

– Скажите, какие?

– Ознакомиться с обстановкой на месте, присмотреться к людям и при первом приезде в Москву сообщить мне.

Заявление Левина:

– То, что Рычагов показывает неправду видно из того факта, что марте месяце я находился в Москве три дня в связи с работой комиссии. Комиссия работала в здании Управления ВВС.

Вопрос к Рычагову:

– Верно ли это?

– Да. Я не знал, что в это время Левин приезжал в Москву.

– Как же это могло быть?

– Я не предполагал, что эта комиссия будет работать с участием Левина, в отношении которого, как мне известно, комиссия должна была открыть ряд «грехов».

11.06.1941 года в деле Левина появилось «собственноручное признание» и генерал-лейтенанта авиации Я. В. Смушкевича. «В подготовке летчиков, летнабов и стрелков, – заявлял он, – положение обстояло очень плохо до последнего момента. В этом виноваты кроме меня Левин, Локтионов и Котов (Управление кадров)».

И вот один из пунктов обоснования ареста Левина: «ВУЗы ВВС, руководимые Левиным, из года в год не выполняли плана по подготовке кадров ВВС КА, а выпускаемые из школ летчики имели низкую подготовку, в силу чего в строевых частях увеличивались летные происшествия». В том же документе была ссылка на показания бывшего начальника Липецкой высшей летно-тактической школы Н. Я. Котова, который на допросе еще в декабре 1937-го показал, что генерал Левин «проводил и поощрял очковтирательство в школах, узаконил лозунг «Судят не за то, что занимаешься очковтирательством, а за то, что неумело его проводишь».

В руках следователей был еще ряд показаний, среди которых ссылка на допрос бывшего начальника штаба эскадрильи 20-й авиашколы капитана И. И. Яроцевича. С начальником вузов, в то время комбригом Левиным, Яроцевич встретился в 1934 году в Ворошиловоградской школе: комбриг приехал туда с целью инспектирования. И вот начальник штаба эскадрильи припомнив беседу с начальником вузов ВВС, заявил, что тот давал ему вредительские установки по летной подготовке курсантов: «Не надо выполнять те программы, которые утверждены Наркомом, это все чепуха», – ссылался на указания высокого начальства капитан Яроцевич и заметил при этом, что главное – «научить курсантов взлету и посадке и полету по кругу над аэродромом». Затем Яроцевич сделал такой вот вывод: «На основе этих установок Левина курсанты – выпускники их школ являлись неполноценными летчиками по объему подготовки для частей ВВС РККА».

Протокол Особого совещания № 6-м от 13.02.42 г. зафиксировал постановление: высшая мера наказания. Через десять дней Левина расстреляли – в день Красной Армии.

Во все этой истории была куча свидетелей, которые изобличали Левина, как заговорщика. Среди них Рычагов, Шахт, Ионов, Опарин, Никитенко, Писманник, Котов, Бажанов, Хрипин, Яроцевич… Смушкевича и Рычагова, известно, тоже расстреляли. Только Василий Сталин к этому никакого отношения не имел. Когда они действовали в строю авиаторов, Вася еще в пионерах ходил…

Антисоветская настроенность В. Сталина

Так-то оно так. Но проблема для ленинского Политбюро оставалась – как избавиться от Васи… Скажем, можно было объявить, что сын Сталина сожрал всех мамонтов: «Мы понимаем, что не вы всех мамонтов съели. Но, гражданин Сталин, куда-то они делись…» Нет, для Лубянки такое дело не подходило. И тогда специалисты по приговорам пошли в атаку на Васю широким фронтом. Сначала ринулись на дачу – считали там: один поросенок «Борька», десять кур-несушек, три индюка, яблони, вон, из Мичуринского питомника… Насчитать-то насчитали, но никак не тянул поросенок «Борька» на смертную казнь.

Наконец, придумали. «В. Сталин неоднократно высказывал резкое недовольство отдельными, проводимыми Партией и Советским правительством, мероприятиями… – это уже из Приговора Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР. – Антисоветская настроенность В. Сталина ярко выявилась и в том, что он в своем озлоблении допустил выпад террористического характера в отношении одного из руководителей Партии и Советского правительства». Да, именно так. Коммунистической партией сын Сталина, выходит, был недоволен, как нынче известный всем ее генсек Горбачев. И террористический акт против одного из партийных вождей Василий учудил якобы, как в наше время – против любимца партии и народа Толика Чубайса.

Мало этого? Нет проблем – следователи Влодзимирский и Козлов пошевелили мозгами и двинули Василию Сталину еще оно обвинение – в намерении встретиться с иностранными корреспондентами «с целью изменить Родине». Улики? Пожалуйста – портрет в американском журнале. Как он там появился? В ресторане «Метрополь» с кем сидел?.. Это, по выводам следователей, «было первым шагом к сближению с иностранными корреспондентами для последующей измены Родине».

Уже отсидев в тюрьме два года без суда, Василий Сталин обратился с письмом в Президиум ЦК КПСС. По поводу обвинения в намерении изменить Родине Василий Иосифович писал: «Клевета от начала до конца! В «Метрополь» я пошел на свидание с Васильевой. У меня много пороков, в которых не особенно приятно сознаваться, но они были. В отношении же чести и Родины я чист. Родина для меня – это отец и мать».

Все предвидели следователи по особо важным делам. И как на охоте волка обкладывают красными флажками, так и Василия сбивали с толку, пугали, шантажировали, загоняя под пулю…

Вскоре Влодзимирского с компанией вслед за Лаврентием, как и следовало ожидать, арестовали. Но с какой легкостью новый министр внутренних дел С. Н. Круглов в письме от 8 августа 1953 года Маленкову повторил обвинение, состряпанное бериевскими палачами!

«В процессе следствия арестованный Сталин В. И. признал себя виновным в том, что он… систематически допускал незаконное расходование, разбазаривание казенного имущества и государственных средств, а также использовал служебное положение в целях личного обогащения», – пишет министр, откровенно додумывая и без того сфальсифицированные факты, добытые в камерах пыток. Он словно и не заметил в протоколе допроса от 9 мая 1953 года ответ обвиняемого: «Расхищения государственных средств и казенного имущества в целях личного обогащения я не совершал и виновным в этом себя признать не могу». Круглов ссылается на показания соучастников «преступлений Сталина В. И.», его адъютантов – Полянского, Капелькина, Степаняна, шофера Февралева и штабной парикмахерши Кабановой.

Как рассказывает сын адъютанта Полянского, его отцу тоже предъявили целый список обвинений, из которого по любому пункту грозила смертная казнь. «Когда отец отказывался подписывать предъявляемые ему обвинения, его били (выбили почти все зубы, отбили почки и легкие), а затем бросили в карцер, – вспоминает он и отмечает, что на очной ставке «хозяин» выручил отца, заявив, что Полянский только дублировал его – Сталина – распоряжения и приказы».

Да, «хозяин»-то выручил. Боевой генерал отводил беду от своих вчерашних сотоварищей, прикрывал, как бывало в воздушных боях. А они?..

«Теперь уже его никто не защищал, только подливали масла в огонь, – с горечью в письмах к другу пишет Светлана Аллилуева. – На него «показывали» все – от его же адъютантов до начальников штаба, до самого министра обороны и генералов, с которыми он не ладил…» И все, как могли, накручивали сыну Сталина обвинения.

…Василий переоборудовал переданное под штаб ВВС округа здание Центрального аэропорта – зачем?

…Василий построил здание контрольно-пропускного пункта в Куркино – оттуда руководство авиацией округа управляло пролетами боевой техники в ответственные дни государственных праздников и воздушных парадов. Чем же не устраивал он следователей с Лубянки? Да, пожалуй, одним – дурацкая изгородь тоже не тянула на расстрельную статью, чтобы сразу, без особых хлопот, прихлопнуть сына Сталина – свидетеля темных дел рвущихся к власти кремлевских холуев.

Так что заборишко тот к «особому делу» приписали. Так, для общего счета. Для общего счета командующему ВВС округа приписали и строительство спортивного комплекса. А это – водный бассейн для тренировок олимпийцев, манеж для конников, мотовелобаза, охотничье хозяйство. Обвиняя Василия Сталина – без защитников, без видимости адвокатуры, члены Военной коллегии Верховного суда Зейдин, Зайдин и Степанов записали в своем приговоре: мол, занялся он тем строительством прихоти ради – «в целях популяризации своего имени и создания мнимого авторитета». Ну, скажем, имя обвиняемого вряд ли нуждалось в «популяризации». А для авторитета 30-летнего человека разве мало командования полком и дивизией в годы войны, своих личных побед в воздушных боях, вообще работы летчиком-истребителем?..

И вот еще какое обвинение: «Сталин В. И. не занимался вопросами боевой и политической подготовки соединений округа, месяцами не появлялся на службе, в соединениях и частях округа почти не бывал…» – это все из письма Круглова. Министр опять ссылается на адъютантов, на того же Полянского.

Не знаю, что показывали по поводу боевой работы авиационных соединений, которым командовал генерал Сталин, шофер Февралев и парикмахерша Кабанова, но министр внутренних дел, обвиняя командующего, заключает в письме к Маленкову: «Следствием совершенные им преступления полностью доказаны».

Однако при желании следователи Лубянки могли бы найти свидетельства совершенно иные. Стоило лишь обратиться к архивным документам.

Так, например, после войны, командуя боевым коллективом авиационной дивизии, Василий Сталин провел 22 летно-тактических учения – и ни одного происшествия! Командир корпуса генерал Е. Я. Савицкий, отмечая, что дивизия Сталина по всем видам учебно-боевой подготовки занимает первое место в соединении, не мог нарадоваться молодым комдивом.

«Сам генерал-майор Сталин обладает хорошими организаторскими способностями, оперативно-тактическая подготовка хорошая, – писал Савицкий и подчеркивал, как умело молодой генерал передавал летному составу свой боевой опыт: – В работе энергичен и инициативен, этих же качеств добивается от подчиненных… Большое внимание уделяет новой технике, нередко подает новаторские мысли и настойчиво проводить их в жизнь. Летную работу организует смело и методически правильно».

С такой характеристикой был согласен и командарм С. И. Руденко. Опытный военачальник считал, что Василий Сталин достоин продвижения на должность командира корпуса – не случайно же его дивизия занимала ведущее место не только в корпусе, но и во всей 16-й воздушной армии!

После года работы командиром авиакорпуса Василия Сталина назначают помощником командующего авиацией Московского военного округа по строевой части. Замечу, помимо всех прочих дел в обязанности такого помощника входила физическая подготовка личного состава округа.

Василий Сталин физически и сам был хорошо подготовлен – иначе его не приняли бы в летную школу. Он серьезно занимался конным спортом. Чемпион страны среди юношей Сергей Маслов рассказывал мне, как до войны Василий выступал на манеже под фамилией Волков и показывал хорошие результаты. После войны он вернулся к старым друзьям. Коновод Ораз Мамралиев подготовил Василию коня по кличке «Ледок». Потом у него появилась «Астра», которая управлялась буквально ниточками – так была выезжена.

Но помощник командующего по строевой подготовке думал не только о собственных конных выездах. Василия избрали председателем Федерации конного спорта СССР, а практически он возглавил всю спортивную работу авиаторов округа. По его инициативе началось сооружение спортивного комплекса на Ленинградском проспекте, ныне принадлежащего ЦСКА. Из веллинговского ангара сделали манеж, затем построили бассейн, заложили фундамент первого в стране катка с искусственным льдом – это в Чапаевском переулке. Под личным контролем Василия Сталина началось формирование спортивных команд ВВС. Футбольная команда летчиков, где были В. Бобров, А. Акимов, К. Крижевский и другие мастера мяча, в 1947 году перешла в высшую лигу.

В состав «преступлений» В. И. Сталина спецы из Военной коллегии включили 60 квартир, предоставленных командующим ВВС МВО лучшим спортсменам. Не забыли слуги Фемиды на счет «преступлений» приписать и премии, которыми генерал Сталин отмечал победы спортсменов. По его инициативе у авиаторов округа были созданы команды: конноспортивная, хоккейная, мотоциклетная, конькобежная, велосипедная, баскетбольная, гимнастики, плавания, водного поло и другие. Подсчитали, что командующий поощрил премиями 307 спортсменов. Вот, пожалуйста, – и «враг народа». Хорошо бы расстрелять.

«Им незаконно присваивались офицерские звания», – строчили в приговоре Зейдин, Зайдин и Степанов, и словно не ведомо было бериевским прислужникам, как опекал своих «динамовцев» Лаврентий Павлович, а «команде лейтенантов» – футболистам ЦДКА – покровительствовал сам министр Вооруженных Сил СССР Николай Александрович Булганин. Еще до Победы в Великой войне лейтенантские-то звания получили Анатолий Тарасов, Иван Щербаков, Владимир Демин, Владимир Никаноров. Задержек с присвоением званий у футболистов не было, за команду ЦДКА играли и капитаны и майоры. Своих любимцев министр Вооруженных Сил СССР одаривал квартирами без всяких оговорок!

Судьи нашли незаконно израсходованными Василием Сталиным деньги и на сооружение бассейна. Для окончания строительства требовалась еще какая-то сумма и ту работу на время законсервировали. Вот и приписали, мол, по вине Сталина «крупные средства омертвлены»… И уже никого ни интересовало, что всего через несколько месяцев тот бассейн был открыт. Что там сразу была организована команда для занятий плаванием и прыжками в воду, начала функционировать детская школа плавания (школа резерва). Это тогда росли и набирали силы замечательные пловцы – чемпионы мира и Олимпийских игр Владимир Сальников, Дмитрий Саутин, Ольга Гусева, Алексей Акатьев, Евгений Безрученко, Галина Прозуменщикова, Марина Мухина, Елена Войцеховская.

Трудно сейчас представить, как бы сложилась спортивная судьба этих прославленных мастеров, если бы у входа в тот бассейн стоял дядька с оттопыренным карманом и требовал: «Гони бабло, пацан! Если хочешь плавать…» Сколько нынче таких алчных дельцов качают деньгу в Дворцах спорта и спортивных залах, построенных народом в советское время. Впрочем, чему удивляться, если народное достояние – нефть, газ, золото, алмазы, лес оказались в загребущих руках кучки пронырливых авантюристов. А в Кремле все спорят, сколько нынче в этой стране беспризорников – 600 000 или 700 000. Дети наши тоже стали товаром!..

Уже как командующий ВВС Московского военного округа, в 1949 году Василий Сталин был избран депутатом Верховного Совета СССР. Раз в неделю он аккуратно являлся в приемную, встречался там со своими избирателями и, как правило, решал многие их проблемы.

Да и жизни штаба ВВС округа невольно передавалась энергетика молодого командующего. Бывало, штабисты до полуночи торчали в кабинетах, на скучных партсобраниях, заседаниях, травили анекдоты, часами курили махорку. Василий запретил протирание штанов. Только начальникам отделов было позволительно задержаться на полчаса после рабочего дня. Но зато офицерам штаба вменялось в обязанность присутствие на всех спортивных мероприятиях – морально поддерживать команды ВВС округа. Сам хорошо владевший мотоциклом, Василий обычные мотокроссы преобразил в праздничные фестивали.

«Зимние мотокроссы на приз имени Чкалова проводились в Химках, – вспоминал Борис Арсентьевич Морозов. – Раньше спортсмены выступали в диких телогрейках, кирзовых сапогах или валенках. Смотреть – жуть! И вот раз является наша команда по-спортивному подтянутая, на каждом вместо шапки-ушанки – летный шлемофон. Мотоциклы мы умудрились покрасить под наше авиационное знамя – в желто-голубой цвет. Все это, конечно, создавало у людей хорошее настроение. За команду летчиков болели почти все москвичи!..»

Василий Сталин ввел за правило коллективные посещения театров, концертов, вечеров отдыха в Центральном Доме Красной Армии, выезды на охоту. В штабе ВВС его распоряжением открылся книжный киоск, затем театральная касса. Воинство начало приобщаться к культуре.

Однако главным для командующего авиацией округа оставались полеты, боевая подготовка авиационных частей и соединений.

В 1947 году ВВС МВО среди других военных округов и воздушных армий по боевой подготовке занимали лишь 10-е место, в 1948 – уже 2-е, а в 1949, 1950, 1951 гг. они по всем видам боевой подготовки стали первыми! Скажут, подхалимы сыну Сталина те места приписывали. Но-но… При Ельцине российский генералитет как на дрожжах рос. Один веселый пилотяга даже в министрах обороны походил – маршалом стал. А летчики при нем месяцами к самолетам не подходили. Сторожами да водилами у «новых русских» работали! До чего дожили: суммарный налет 689-го истребительного авиаполка имени А. Покрышкина за целый год еле дотягивал до налета одного пилота в «застойные-то времена» (за такой же год)…

Так вот при командующем Сталине московское небо охраняли бойцы высочайшего класса. У каждого был аж тройной налет годовой нормы! Именно тогда, в конце сороковых, авиационные полки приступили к полетам в сложных погодных условиях и ночью. Для такой работы предстояло освоить систему так называемой слепой посадки – ОСП-48. И летчики Московского военного округа успешно справились с той задачей. Это было событие! Всех, освоивших систему, наградили боевыми орденами.

Серьезно работали штурмовики Василия Сталина. Так, экипажи Ил-10 научились не только летать ночью, но и стрелять, и бомбить. Полковник Олег Васильевич Лазарев, инспектор дивизии, летавший на штурмовиках, вспоминает, как осваивали те ночные полеты:

– Два месяца безвыездно я находился на аэродроме Малино. Ночь делили на две смены. В первую – с восемнадцати до двадцати четырех часов летал один полк, а во вторую смену – с часа до семи – другой. По пятьдесят полетов приходилось выполнять порой за эти часы: инструкторов-то не было. Сильно уставал. Летать вынужден был с открытой форточкой кабины, а через нее попадали отработанные газы двигателя. Ну и надышишься. Во рту вкус какого-то металла – потом выяснили, что это свинец. От него аппетит пропадал, есть не хотелось совсем. Желудок начал болеть. От постоянного гула мотора в ушах стоял шум. Словом, весело было. Из кабины вылезешь – лицо к концу смены как у шахтера или кочегара паровоза. День спишь. Ночь подошла – опять на аэродром. Кто не знает работы летчика – не понять всего этого…

Стало притупляться чувство осторожности в полете, – признался как-то Олег Васильевич. – Но зато я мог точно определить, насколько быстро вылетит самостоятельно тот или иной пилот. Через два месяца всех летчики дивизии уже летали ночью. А через месяц – в составе эскадрилий да еще с боевым применением! Взлеты и посадки производили одновременно всем звеном. И вот за все те ночные полеты – за весь зимний период – у нас не произошло ни одного летного происшествия, ни одной предпосылки к такому. В конце марта почти все летчики сдали на второй класс, – а это ли не событие!

Летно-тактические учения дивизии как бы подвели итог нашей работы. Все полки произвели ночью вылеты на решение учебно-боевых задач с ударами по целям. Ударили как следует, как бывало в дерзких атаках моих однополчан-фронтовиков. А ведь среди штурмовиков было уже много ребят, не нюхавших пороху. Помню, после нанесения удара все сели на других аэродромах, там заправились и снова отработали по целям. И опять: никаких происшествий, никаких помарок. Наш командующий Василий Сталин конечно был доволен. Его задачу мы выполнили. О нашей дивизии заговорили на всех аэродромах – подобного не было еще ни в одном военном округе.

Тут заметим, что в округе успешно осваивались и реактивные самолеты МиГ-15, Ил-28, вертолеты Миля. На «мигах», например, бойцы отработали взлет сразу всей эскадрильей. В то же время – это с 1948 по 1953 год – в округе были созданы авиагарнизоны, где размещались полки с новой боевой техникой, в том числе Кубинка, Подольск, Калинин, Брянск, Рязань, Тула…

Вот что передал мне с просьбой когда-нибудь опубликовать его записки, старший офицер отдела боевой подготовки ВВС МВО полковник Иван Павлович Галей: «Я прослужил в округе более пяти лет. За этот период мне не раз доводилось участвовать в летно-тактических учениях, на штабных занятиях, работать в составе воздушных парадов, которые проводились три раза в году – 1 мая, в День Воздушного Флота и 7 ноября.

От встреч с командующим, от каждого его поручения остались только добрые и поучительные воспоминания. Василия Иосифовича отличала высокая организаторская способность, умение вовремя оценить обстановку и принять грамотное решение. Мне часто приходилось участвовать в подготовке материалов для подведения итогов работы за квартал, за полугодие, за год. Командующий, как правило, и сам заранее готовился к таким совещаниям, а затем, используя схемы, таблицы, диаграммы, часа по два-три говорил о делах и людях авиационных полков и соединений. Он по памяти называл имена многих командиров и начальников – вплоть до эскадрильи и звена, удивляя точностью и глубиной знаний о состоянии дел в частях округа.

А как-то командующий вызвал меня к себе, в кабинет, где уже был начальник аэродромной службы, и спрашивает: «Помнишь, как на аэродроме Дальгов, в Германии, были расположены взлетно-посадочные полосы?». Я ответил, что не только помню, но и знаю, сколько труда мы вложили на их дооборудование. Тогда Василий Иосифович предложил мне изобразить схематически на чертежах их конструкцию. «Мы хотим оборудовать такие полосы на наших аэродромах, в первую очередь, на аэродроме Кубинки и в Мигалово, потом в Сейме», – сказал он и вскоре работа закипела.

Генерала Сталина, – подчеркивал Иван Павлович, – отличало то, что он терпеть не мог лодырей, приспособленцев и ловкачей. Их он наказывал, причем, самым строгим образом. Один командир эскадрильи, например, был наказан за невыполнение плановой таблицы полетов, а летчик получил взыскание за то, что прибыл на полеты неряшливо одетым, небритым. Но с каким моральным удовлетворением наш командующий вручал награды командирам-передовикам, чьи части успешно выполняли задачи боевой подготовки. Помню, среди них были С. Долгушин, А. Куманичкин, П. Чупиков. Душевность и заботливость Василия Иосифовича проявлялась и в жизни рядовых летчиков, техников самолетов, офицеров штаба. Он следил и добивался, чтобы пилотам своевременно оформляли и выдавали вознаграждения за полеты в сложных метеорологических условиях, за освоение новой авиационной техники, чтобы всем не задерживали присвоение воинских званий. А сколько семей с его помощью улучшили жилищные условия, получили квартиры… Он ведь выполнял и обязанности депутата Верховного Совета СССР…»

А шутка ли – в мирное время три «боевика» заслужить! Так вот у нас, в Черниговском военном авиационном училище летчиков-истребителей, начальником «огня и дыма», то есть заместителем командира полка по огневой и тактической подготовке, был летчик 1-го класса майор И. И. Клюкин. Перед выпуском, на государственном экзамене, я слетал с ним в зону и страшно гордился тем событием – сам Клюкин мой пилотаж проверял!

А на выпускном вечере мы, зеленые лейтенантики, поддали как полагается, я тогда отважился – подошел к Ивану Ивановичу и принялся расспрашивать, за что же у него те три ордена. Одна из наград оказалась за пролет 1 мая 1947 года на реактивных истребителях над Красной площадью. Тогда боевые машины вели три летчика – И. Полунин, И. Клюкин и И. Кошель.

Не знаю, доступны ли мои восторги нынешнему деловому читателю. Бизнесмены, брокеры-рокеры, мэры-пэры, киллеры и профессиональные проститутки… Устремленные к новым заветным рубежам светлого капиталистического будущего, поймут ли они то состояние души, которое выше суеты вокруг толстого кошелька! Выше хотя бы потому, что полет человека – он ведь сродни поэзии. А когда он впервые – это как первый вальс, первый снег, первая любовь. Такое не покупается.

Конечно, рождение всего нового, как и рождение жизни человека, идет не так-то просто, не под мелкую барабанную дробь. На первых наших реактивных «мигах» и «яках», которые в мае 1947-го прошли над Красной площадью, стояли еще немецкие двигатели. И вот на первомайское торжество в Георгиевском зале Кремля собрались руководители страны и гости – участники парада. Среди них был летчик-истребитель дважды Герой Советского Союза А. В. Ворожейкин. Спустя годы, он мне рассказал о той встрече, передал ситуацию, в которой оказался, и ряд моментов, которые как-то приоткрывают взгляд на взаимоотношения Василия Сталина и Лаврентия Берии.

– Значит, сижу за столом. – У Арсения Васильевича неискоренимый волжский говорок. – Вдруг кто-то положил мне на плечо руку. Оглянулся: вижу – стоит невысокий такой, рыжеватый. Это был Василий Сталин. «Мы с папашей просим тебя выступить от летчиков, – говорит Вася и предлагает: – Давай, подойдем к отцу.

И вот пошли. Между столами. Столы стояли в два ряда, а на одном конце стол – поперек. Там сидели Иосиф Виссарионович и Молотов. А перед ними устроились Берия и Абакумов. Когда мы подошли туда, Берия неожиданно протянул руку, преграждая путь. Василий как ударит по ней – и пару слов Лаврентию: «П..! Вечно ты лезешь!»

Ну, а дальше с Ворожейкиным произошло следующее. Иосиф Виссарионович попросил его сказать принародно то, что он думал о наших первых реактивных самолетах. «Только свое мнение», – подчеркнул Сталин. Арсений Васильевич сел за стол собраться с мыслями, но тут к нему присаживается пожилой опричник из команды Берии и заявляет: «Не выступай! Прошу, как отец сына, не выступай!..» Полковник этот исчез, и Ворожейкин оказался в такой нештатной ситуации – хоть на Луну вой!

Вскоре снова подходит Василий: «Ну давай». И тогда боевой пилот, дважды Герой принялся разыгрывать театр да такой, что не поверить ему было нельзя.

– Не могу, еле слышно говорю Василию. Голос потерял. От волнения, – смеясь, рассказывал Арсений Васильевич. – Вася короткой как из пушки очередью прокомментировал случившееся, спросил: «Кого посоветуешь?» – и ушел. Но выступать тогда никто так и не стал, – закончил тот рассказ Арсений Васильевич. – Очевидно, боялись сказать Сталину правду о технике, которая совсем еще была не готова для частей. Я перед этим выступал на конференции и прямо заявил, что МиГ-9 и Як-15 – откровенная бутафория. Они не были даже вооружены…»

Ну и еще добавлю к рассказу генерала Ворожейкина. Свою реактивную машину Ла-15 пробивал тогда и конструктор С. А. Лавочкин. Когда на ней разбился летчик 32-го гвардейского истребительного авиаполка Александр Шишкин, бывший командир полка Сталин дал бой! Он доказал конструктору, что такой самолет никому не нужен! И «летающий гроб» сняли с производства.

Несколько слов насчет пилотажа на реактивных машинах.

Вообще искусство пилотировать – не самоцель, этого требует и современный воздушный бой. Маршал авиации Е. Савицкий в книге «Я – «Дракон». Атакую!..» рассуждает по этому поводу: «Лично я был убежден, что опыт минувшей войны нам еще пригодится, что высокая тактическая выучка воздушного бойца во многом будет зависеть от его техники пилотирования, умения в совершенстве владеть самолетом. Поэтому, отстаивая свою точку зрения, на одном из совещаний у главкома Вершинина предложил, как некоторым показалось, шальную идею: к воздушному параду 1948 года, планировавшемуся на 18 августа, подготовить группу из пяти человек и показать высший пилотаж на реактивных истребителях. Таким образом, думалось мне, будут продемонстрированы не только возможности нашей боевой техники, но и дан достойный ответ оппонентам маневренного воздушного боя.

– Как же вы представляете себе такой пилотаж? – поинтересовался Вершинин.

Я принялся подробно объяснять то, что мы уже обсудили пятеркой, в состав которой, кроме меня, вошли подполковники Н. Храмов, В. Ефремов, П. Середа и майор П. Соловьев…