Текст книги "Цветы века"

Цветы века
Станислав Викторович Хромов

© Станислав Викторович Хромов, 2024

ISBN 978-5-4490-6392-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

***

В книгу стихов величайшего русского поэта начала 21 века Станислава Викторовича Хромова включены стихотворения сборника «Цветы века», посвященные проблемам экологии.

Стихотворения Станислава Хромова проникнуты тонким мироощущением и интригой.

Они радуют многочисленных почитателей творчества поэта, стали основой для популярных песен.

Вечерняя картинка

 
На опустевших перекрестках
Мигают желтые глаза,
Лоснятся воды в ярких блестках,
И раздаются голоса.
Под сенью липовой аллеи
Мерцают искры сигарет,
Ущербный месяц, пламенея,
На крест обители надет.
Летят ночные самолеты
Среди качающихся звезд,
На одряхлевшие пролеты
Опорам жалуется мост.
Вдали над городом зеленым
Зари подобие висит,
Запечатлев непосвященным
Свой необъявленный визит.
А на окраинах залива
Качая юные года,
Непринужденно и тоскливо
Вздыхает черная вода.
 

В мастерской

 
Над слоем классической пыли
Носились в неубранной зале
И где-то в сознании плыли,
И в сторону вдруг ускользали…
Тогда, обращаясь к любому,
Я спрашивал что-то несмело,
И мне отвечали: «Слепому
Какое до этого дело?»
Пустыни, сады и гробницы
Являлись из далей, как чудо,
Кружили заморские птицы,
Пытаясь кружить ниоткуда.
Я спрашивал, мне отвечали
Так тихо, что я их не слышал,
А птицы в неубранной зале
Взмывали все выше и выше.
И там, где просторы лазурны,
Где нет никакого засилья,
Гремели торжественно зурны,
И легкие хлопали крылья.
И в этом чаду откровенья
Сливались так чудно и мило
Разбитого разума звенья
И хаос – гармония мира!
 

Военный фильм

 
Там голод, несчастье, разруха
Провалы дымящихся ям,
И смерть, не сломившая духа,
По огненным бродит полям.
Снарядами дали прошиты,
И беженцы падают ниц,
Заходят с боков «Мессершмидты»,
И «Юнкерсы» валятся вниз.
С экрана, зловещи и жутки,
Летят над твоей головой,
И где-то в окне кинобудки
Истошный скрывается вой.
Горят, оседая, строенья,
Но гром и удары, и хруст
Не в силах создать настроенья,
И зал, как всегда, полупуст.
Здесь бьется в сознании каждом,
Что это лишь съемка, обман —
С погибшими выпить за кадром
Придет сценарист – графоман.
Как ночью на сонном вокзале,
Здесь люди спокойны вполне,
А те, кто отсутствует в зале,
Убиты на этой войне…
 

В осеннем парке

 
Осенний холод
на целом свете
И в тучах рваных,
Сухие листья
закружит ветер
В пустых фонтанах.
Качнутся липы,
вздохнут уныло
В чугунной вязи,
И оборвутся
со всем, что было,
Земные связи.
Пруды на месте
следов огромных,
И дрожь акаций,
И глыбы камня —
остатки темных
Цивилизаций,
И лип холодных
прощанье с летом,
И тяжесть неба —
Все мне напомнит,
что в мире этом
Я словно не был.
Мы спим и бредим,
мы где-то между
Блуждаем тенью,
И бесполезно
храним надежду
На пробужденье…
Сетей прозрачных
не видим этих
В теченьи Леты,
Мы существуем
в каких-то нетях
Другой планеты,
Где белый мрамор
на отраженье
Глядит картинно,
Уйдя под воду
на три сажени
В покои тины,
Где нет ни разума,
ни желаний
Чужих и странных,
И кружит ветер
воспоминаний
В пустых фонтанах…
 

Вий

 
Храня, внимательные слуги
Ведут его! И вот он здесь…
Он занимает красный угол,
Отодвигая все, что есть.
Вполне загадочного вида —
Большеголов, приземист, дик —
Лукавый монстр,
Квартирный идол,
Он в душу каждую проник.
Откроет медленное веко
И ищет, ищет… И найдет!
И словно нету человека,
И человек уже не тот.
Его, встречая каждый вечер
Погибнешь ты, в конце концов…
Он души светлые калечит,
Он воскрешает мертвецов.
Он расправляется жестоко
С любым, в ком теплится душа,
Вперяя мертвенное око
И мысли здравые круша.
Из нетей вышедший недавно,
Свою высматривает сыть,
И ты, как кролик на удава,
Глядишь, не в силах возразить.
Не примет он чужого мненья,
Мольбы, признания грехов,
Не видит крестного знаменья,
Не слышит первых петухов.
Застыл недвижным истуканом,
Раздвинув круг на целый мир,
В тебя уставился экраном
Твой князь, наставник и кумир!
 

Восточный шатер

 
Россия! – Храм туманно отраженный
В зеркалах времени!..
Печально – светлый лик!
Заря, мессия, странник прокаженный,
Клич боевой и вымученный крик!
Они уйдут незримой бечевою —
Народы, не принявшие границ,
И в далях за повозкой кочевою
Осядет пыль разрушенных гробниц.
Но с новой их, неведомою песней
Воскреснут из минувшей темноты
В архипелагах будущих созвездий
Твои, Россия, светлые черты.
И мутный взор кочевника степного,
Мужавшего на битвах и крови,
Преклонится, разгадывая снова
Высокие знамения твои…
В веках сгорая пламенем свободы,
На пьедестале правды и добра
Воздвигла ты готические своды
Под куполом восточного шатра!
 

Время ночи

 
Как пробьет на часах полночь,
Расстаюсь я с привычной маской,
Не зову никого на помощь,
Озираюсь вокруг с опаской.
После часа гляжу в окошко,
Чтоб не видеть, как озверело
Начинает метаться кошка,
Словно где-то отравы съела.
В два я слышу, как стонут липы,
Как стучатся ветра о крышу,
И шаги, и глухие всхлипы
Из прихожей и кухни слышу.
К трем чужой становлюсь и грустный —
Что творится тогда со мною,
Когда входит, большой и грузный,
И стоит за моей спиною!
Нехороший ледок в четыре
Пробивает, плечи сутуля —
Расходившись в пустой квартире,
Он вокруг ворочает стулья.
А к пяти набегают тени
И в углах незаметно тонут,
Изо всех потайных видений
Остается небесный омут.
Отрешенность приходит к кошке —
Засыпает, в канат извита,
И оранжевый шар в окошке
Исчезает вдали из вида…
 

Второй Потоп

 
Сойдет с небес последний из закатов,
И над землей, над сенью утлых дач,
В дыму застынут мачтами фрегатов
Конструкции электропередач.
И в час, когда на дремлющих равнинах
Сквозит луна по чащам ивняка,
На перекрестке линий аварийных
К рубильнику потянется рука.
И вздрогнет мир в сетях своей неволи,
И, разгоняя тени по углам,
Без стона покаяния и боли
Планета вспыхнет, как ненужный хлам.
В единый миг в огне займутся жарком
Дома, леса и даже воздух сам,
Разрушит ткани смертоносный вакуум,
И океаны хлынут по лесам!
И вся земля, как знак предупрежденья
Иным мирам, галактикам любым,
Из тьмы тысячелетий на мгновенье
Окутается ярко-голубым.
 

Гонки по кругу

 
Несемся по кругу,
Не видя дороги,
И ставим друг другу
Подножки под ноги,
Вбираем планеты
Набатные звоны —
Трезвонят газеты,
Звонят телефоны.
В суетности круга
Мы жизнь свою гробим,
Толкаем друг друга,
Друг друга торопим —
В обставленных будках,
В неоновых чащах,
В огромных желудках
Автобусов мчащих.
Мы день ото дня
Проклинаем и учим,
Как злая родня,
Если в случае лучшем,
А то, зачастую,
Приветствуем лаем,
Зачем-то пустую
Толпу оскорбляем.
Навстречу планете
Несемся быстрее,
Нам звезды не светят,
Нас солнце не греет,
Царит над кругами
Предельная скорость,
Миримся с врагами,
С любимыми ссорясь.
Пантеры и тигры,
Волки и удавы,
Ведь это все игры —
Куда вы, куда вы?
Черту временную
Не стронешь,
Не сдвинешь,
И где-то вплотную
Приблизится финиш…
 

Дождь в городе

 
Снова лужами скверы залиты,
И простуженный парк нездоров,
Из-под ног потемневшие плиты
Разбегаются в жерла дворов.
По-язычески высечен грубо
Над землею ощерился вождь,
И гремят водосточные трубы,
Превращая в симфонию дождь.
Город, город… Твои монументы
На гробницах великих идей,
И текущие в сторону ленты
От широких пустых площадей,
И бетонные туши заводов,
И старинных кварталов уют,
И безумные толпы народов
С Вавилона осевшие тут,
Все какой-то бесовской любовью
Охраняемо в недрах твоих —
Будто вежи чужого становья
Пролегли территории их…
В темноту выгребаю без цели,
Раскрывая потрепанный зонт,
Слушать ночью аккорды капели,
В бесприютный смотря горизонт.
Заливает – вчера и сегодня,
И назавтра рассвет отменен!
Неизменна одна преисподня
Под улусами диких племен.
В ней сплелись напряженные нервы,
В ней бушуют потоки воды,
И повсюду железные черви
Выгрызают к проспектам ходы.
Прохожу, озираясь на храмы,
И гляжу, как из темной ночи
Тянет Стикс в водосточные ямы
Ниспосланные небом ручьи…
 

Дурачок

 
Миражи, миражи, миражи —
Я устал и хочу отдохнуть,
Только ты наперед укажи
До ближайшего кладбища путь.
Я открою калитку, войду, —
Ах, какая вокруг тишина! —
На могилке стакан украду,
Откупорю бутылку вина.
Не привыкший в пути к багажу,
Опущусь на скамейку в тени,
И совсем невпопад заблажу,
Словно с кем-то из близкой родни.
И когда, словно праведный Н ой,
Встрепенусь и открою зрачок,
Скажут люди, склонясь надо мной:
«Да ведь это же наш дурачок!»
ЗАТЕРЯННЫЙ МИР
В зыбкой пространственной нише,
В тесных проходах квартир
Он существует и дышит —
Этот затерянный мир.
Вдруг, отрешен и непрочен,
Ловит рассеянный взор,
Виды знакомые очень…
Слышен глухой разговор.
Явятся, словно из бреда,
Где-то вокруг бытия,
Лица, дома, парапеты,
Сонную память будя.
Вспомнив все прошлое смутно,
Будто седой старожил,
Скажешь себе и кому-то:
«Верно! Ведь я же здесь жил!»
Видишь, что делают люди,
Только их речь неясна…
Свежестью веет оттуда,
Как из забытого сна.
Так хорошо и не страшно
Станет свободной душе!
А подсознание наше
Нас покидает уже.
Как нелегко и не сладко
Вновь возвращаться к делам —
Жизнь бы отдал без остатка,
Только остаться бы там!
Кажется то неподдельным,
Вечным уходом грозя…
Видно, они в параллельном
Знают, что дальше нельзя.
 

Ива

 
Ива забытая, ива плакучая,
Ветер затеет игру —
Словно во сне тебя крутит падучая,
Гнет на холодном ветру.
Кажется, нет для тебя пробуждения,
Тихий доносится звон.
Нежно покоят цветы и растения
Твой летаргический сон.
Что тебе снится над чахлой осокою? —
Нищие наши поля,
Где с довоенной поры невысокие
Пухнут весной тополя.
Где лишь царят над усталой дорогою
Ветер да небо, да тишь…
Ты у канавы старухой убогою
Мирно и праведно спишь.
В позднюю осень без ропота клонится,
Стынет седая листва…
Кто тебя бросил одну на околице,
Ива, солдатка, вдова?
 

Инерция Земли

 
Где Вселенная бродит немая,
Млечный путь завивается в жгут,
Шлемофонов своих не снимая,
Наши братья по разуму ждут.
Словно вовсе о прочем забыли,
Отрываясь от собственных дел,
Ловят шум галактической пыли
И удары блуждающих тел.
И быть может, ручаться не будем, —
Век настанет озлоблен и лих,
Позывные о помощи людям,
Распознают шифровщики их.
На сигналы тревожных событий
Снарядят поскорей корабли
И откликнутся даже открытей,
Чем земляне представить могли.
Бескорыстней, честнее и проще,
Чем толкуют у нас до сих пор,
Сквозь пространство космической ночи
Устремятся в межзвездный простор.
Пробуравят бескрайние дали,
И сжигая последнюю смесь,
Вереница тарелок из стали,
Наконец, остановится здесь.
Над великой бедою народа
Под обломками хищных армад
Бесполезною будет работа
Розыскных аварийных команд…
Не поверю, чтоб так оно было!
Чтобы жизнь потонула в крови!
Есть на свете инертная сила
Красоты и высокой любви —
И к мирам над родною планетой,
И к земле в поминальной горсти…
И они без инерции этой
Никого не успеют спасти.
 

Краеведческий музей

 
Здесь все разложено по полкам,
В углы, за ширмы, на столы —
Беспечный заяц рядом с волком,
Иконы, пушки, кандалы.
Любую мелочь на витринах
Администрация учла —
Лоснятся холки шкур звериных,
Парят и реют чучела.
Сквозит прохладою по залам,
Вдали стихают голоса,
И недовольно, и устало
Глядят звериные глаза.
Но день окончится законный
Без всяких страхов и забот,
Спеша домой, смотритель сонный
В дверях ключами заскребет.
И мир, любуемся которым,
Вновь обретает естество,
Спешат по дуплам и по норам
Ручные жители его.
Под сводом тенью пролетая,
Мелькнет бесшумная сова,
И в лунном свете волчья стая
Свои почувствует права.
Во сне, пути не разбирая,
И не решаясь зареветь,
Хозяин сумрачного края —
По залам шастает медведь.
И за людей поднявшись драться,
Среди полотен кумача
С ружьем скелет неандертальца
Отплясывает, хохоча…
 

Лунные ирисы

 
Возвращаюсь, как верный слуга,
Как паломник из Мекки далекой
В заливные под небом луга,
К костерку над речною осокой.
Поднимает белесая мгла
Из воды одинокие ирисы,
Где закатная даль пролегла
За погасшие в сумерках пирсы.
Неподвижно застыла река,
Черный лес за спиною не тронется,
Словно в бакене, в лоне цветка
Фосфорит отраженная бронза.
И в такие же вот вечера,
Не считаясь с отмеренным сроком,
Я сижу, еще словно вчера,
На моем берегу одиноком.
Сколько было поведано там,
И с годами в душе не пропало!
Из оврагов по темным кустам
Изначальная Русь проступала.
Сколько вышло и втуне живет
Неизвестных мечтательных гениев —
Из ночи, из туманности вод —
Это верно подметил Тургенев.
Вот и я, отходящий ко сну
От последнего, может быть, пирса,
Положу в золотую казну
Отражение лунного ириса…
 

Мотоциклист

 
Не тревожит, а может, привыкли, —
Но кого же теперь удивит
Человек на своем мотоцикле,
Устремленный, решительный вид.
А на полную, было, катушку,
Как с крючка оборвавшийся ерш,
Посадив за спиною подружку,
Без оглядки по трассе рванешь.
И таращась вперед ошалело,
Невесомый затянешь полет,
Когда вдруг ее гибкое тело
К твоему монолитно прильнет.
Проносясь по окраинам мглистым,
Ощущаешь, пространство свербя,
Не простым уже мотоциклистом,
А былинным героем себя!
Позабудешь печали мгновенно,
Кутерьму незаконченных дел,
И любая беда по колено,
Если сотня еще не предел.
Разве это не сущая глупость —
В неизвестность лететь на авось,
Ах, наивная девочка юность,
Слава богу, что все обошлось!
Что сегодня, отчаянный житель,
Не гоню, за подругу дрожа,
Что покуда в иную обитель
Не ушли мы еще с виража…
 

Из поезда

 
Всю дорогу из окон видна
Бесконечная наша равнина —
Перелески, низины, вода —
Ни конца и ни края не видно!
Сколько можно смотреть и молчать,
И мечтать о каком-то уюте…
Я давно уже стал замечать,
Как мрачнеют от этого люди.
Здесь как будто легенда бледней
О грядущем всемирном потопе —
Сколько жизней и судеб людей
Унесли эти ржавые топи!
Безысходная зыбкая жуть…
Нет душе никакого оплота!
Я люблю их не больше ничуть,
Чем гниющие в сельве болота.
Чем тяжелый навязчивый сон,
Возникающий вдруг ниоткуда,
Я предам их за всякий резон,
Как небесное царство Иуда!
И слагая грядущему гимн,
Я поклясться готов на иконе,
Что хочу пробудиться другим
На каком-то другом перегоне…
 

Непогода

 
Пляшут яростные искры,
Разгораются сильней,
Неотчетливы и быстры
Очертания теней.
Не видать ни зги за тыном,
Тьма сгустилась над селом,
Вдоль по улицам пустынным
Хлещет снежным помелом.
Попадаешь в небыль словно,
Или чудится тебе —
Угрожающе и злобно
Кто-то возится в трубе.
И за белой поволокой
Неизвестностью страшны
В дикой ночи волоокой
Наши дни отражены!
Там в сугробах мчатся тени,
Продираясь по кустам,
Бред навязчивых видений
Оживает ночью там.
И заря не смеет брезжить
В той безлюдной стороне,
И поет лесная нежить
Акафисты сатане.
Неспокойно в поле белом,
Воют ветры, кружит снег…
Разлетятся по пределам
Из далеких лесосек.
Заворачивают с круга,
Покидают бурелом.
Только вьюга,
вьюга,
вьюга
Машет белым помелом.
 

Несостоявшаяся встреча

 
В скитаниях, в неведенье, в тревогах
Промчалась тройкой молодость моя,
И вот на нескончаемых дорогах
Я снова вспомнил отчие края!
Вернуться б мне!
Да нет былой отваги,
Давным-давно рассеялись мечты,
И выжигая душу на бумаге,
Я сжег назад последние мосты!
Как это жаль!
А я все жаждал встречи,
О ней одной лишь Господа просил,
Но слишком откровенны были речи,
И слишком мало в сердце стало сил.
В чужом пиру и в жизненном застолье
Я прокутил все чувства до креста,
И понял я,
смиряясь поневоле,
Что всех трудней последняя верста!
И потому, как только вспомню снова
Окрестности, где молодость цвела,
Душа моя так страшно и сурово
Закусывает удила.
Осталось все —
растерянность и нежность,
И сосны за туманами полей,
И красота, и утренняя свежесть
Разросшихся у школы тополей.
И первые признания под сенью
Дрожащих и полузакрытых век,
И все, что по пятам несется тенью,
Что свято помнит каждый человек.
Осталось там!
И чувствуя усталость,
Я не тоскую в жизни ни о ком,
И лишь она в душе еще осталась
Единственным и светлым маяком.
Кружу вдали, как раненая птица,
Как в холостом режиме магнето,
И я боюсь!
Боюсь я убедиться,
Что все не так,
и все уже не то…
 

Ночной звонок

 
Оклемаюсь от сонного плена
И в прихожую брошусь к нему,
Опущусь в темноте на колено
И испуганно трубку сниму.
Может, новость настигла плохая?
Может, нужно кому-то помочь?
А за окнами бродит глухая
По бульварам осенняя ночь.
Где-то лесом, полями, болотом
Между нами протянется нить —
По каким неотложным заботам
В это позднее время звонить?
С нехорошим предчувствием зыбким
Ошарашенно трубку рвану —
Может, кто-то набрал по ошибке,
Или нам объявили войну?
Может Смерть, проходящая мимо,
На углу с автомата звоня,
Озабоченно так, без нажима,
О здоровье расспросит меня?
Или нервы уже на пределе —
И когда же я их подлечу?
Машинально срываюсь с постели
И в бездонную пропасть лечу…
 

Облака

 
Облака, облака,
Ваша поступь вольна и легка!
Вы мечтою моей запредельной
Проплывите в иные века!
Облака до гряды!
И над нами свободны, как птицы,
Я бы тоже хотел превратиться
В эти горы, деревья, сады!
Я бы тоже хотел воплотиться
В чей-то образ над крышами зданий,
В невесомую жажду скитаний,
И лететь, как летят облака!
С детства мне эта песня знакома,
Я хочу, чтоб она не кончалась,
Даже если уйду я из жизни
Далеко от родимого дома…
Облака! Все равно
Вы останетесь частью моею —
Только эту я думу лелею,
Только ей и храним я пока!
Облака промолчат,
Но кому-то покажутся снова
Берега океанов безбрежных
И края, что не выразить словом,
И закаты над озером Чад.
И когда они это увидят,
Этот мир, отраженный на небе,
И почувствуют жажду к свободе,
Понимая, что это не сказка,
То пусть знают, что я уже там!
Что я жду их, надеюсь и верю,
И еще, что мне там хорошо!
 

Прадед

 
Встрепенется испуганно птаха
И от страха замрет на лету…
Повернется надгробная плаха,
Отворив за собою плиту.
С неземною, чудовищной силой,
Разгребая наваленный гнет,
Встанет он над пустою могилой
И устало костяк разомнет.
Оглядится вокруг на деревья,
Поднимаясь в недюжинный рост,
И увидит родную деревню
Уходящую в старый погост.
Перепутавши запах могильный
С ароматами сладкими нив
Нелюдимый, огромный и сильный,
Он ввалится, проход заслонив.
Скажет, чтоб не кудахтали бабы,
Чтоб еды и вина принесли,
Опустив на столешницу лапы
Заскорузлые, цвета земли.
И не слушая, как над поляной
Расточают свой пыл соловьи,
До утра понесет, полупьяный,
Непонятные речи свои…
 

Пробуждение

 
Веет свежестью зеленой
От газонов и аллей,
Чешет стайер закаленный
Вдоль высоких тополей.
Под окошками шиповник
Расцветает в краткий миг,
И бредет себе любовник
Через площадь напрямик.
И лохматая дворняга
Скачет с лаем молодым,
В небо утренняя влага
Поднимается, как дым.
Вот свернул он к автомату,
На дворнягу поглазев,
А на клумбах ароматы
Источает львиный зев.
Люди тянутся на дачи,
Сунув ноги в сапоги,
Пожелав себе удачи,
Уезжают рыбаки.
Алкоголик на скамейке
Мрачно пьет одеколон,
Набухают, точно змейки,
Вены мраморных колонн.
Оперся, худой, на сваи
Позабытый виадук,
Выгребаются трамваи,
Распыляя звон и стук.
И шуршат негромко шины,
И железо дребезжит,
От поливочной машины
Мини-радуга бежит.
Все знакомо, все похоже,
Все в очерченном кругу,
И, наверное, я тоже
По-другому не могу…
 

ПРУД

 
Ночь тяжела, болотной тянет влагой,
Вздохнут деревья, будто невзначай,
На берегу разбойною ватагой
Между кустов маячит иван-чай.
И отливает вычищенной медью
Недвижных ив поникшая листва,
Наверное, и в прошлое столетье
В нем так же звезды двигались едва…
Стояла ночь такая же немая,
Как и теперь, чарующе нежна,
Когда судьбы своей не принимая,
Здесь утопилась юная княжна.
И в лунный час бесшумно выплывая
Из темноты туманной и сырой
Прохожим запоздалым, как живая
Она оттуда чудится порой.
А ночь исходит пряным ароматом,
Дрожит воды прозрачная слюда,
И присмирев под жизненным набатом,
Душа невольно тянется сюда.
Из любопытства просто, или чтобы
Побыть одной, любуясь в старый пруд…
Пока его холодные сугробы
До следующих весен не запрут.
 

Реликтовый лес

 
Там жесток нескончаемый бой,
И от смерти там нету отбоя,
И безумные твари гурьбой
Без оглядки бегут с водопоя.
Вдалеке очертания скал
Заслонили края горизонта,
И доносится в полный оскал
Раздирающий крик мастодонта.
А из гор, как из мощной пращи,
Выбивает пещерные своды,
И гигантские с неба хвощи
Тяжко ломятся в мутные воды.
И невольно бываешь пуглив,
И становится не до идиллий,
Как представишь коварный извив
Неизвестных огромных рептилий.
И сплетенье чешуйчатых тел,
И гнилые болотные хмари —
Даже в пьяном бреду не хотел
Очутиться бы в этом кошмаре!
Где весь мир челюстями зажат
И наполнен одними врагами,
И ползучие гады кишат
В темноте у тебя под ногами.
Где ветвей прихотливая вязь
Белый свет навсегда поглотила,
И вмонтирован в топкую грязь
Выжидающий глаз крокодила…
 

Реставраторы

 
Мы в этот дом пришли не как враги,
Но и не гости званые, однако —
За всякий хлам цеплялись сапоги
Среди развала общего и мрака.
Утратив назначение свое,
Он изнутри казался нищ и жалок,
Давно жильцы, не вывезя старье,
Покинули квадраты коммуналок.
И страх забился в каждый уголок,
Храня следы ушедшего вандала,
Седая пыль, взлетев под потолок,
Висела и уже не оседала.
Там радио расплющено, как блин,
Здесь шкаф пророс железной арматурой,
Вот пианино старое «Берлин»
С оскаленной в проем клавиатурой.
Сквозь сетку исковерканных перил
Глядело ясно небо голубое…
Я будто бы минувшее открыл,
Когда срывали грязные обои.
Отец народов вперился, как сыч,
В пустой провал заброшенного скита,
Глядел непонимающе Ильич,
И простодушно щерился Никита.
И все они, забыв дела свои,
Со стен дивились странной этой встрече,
Спрессованной истории слои
Ложились мне обрывками на плечи.
Газет пергамент хрупкий…
И с любой Желтели чьи-то взлеты и невзгоды —
«Разбита жизнь безжалостной судьбой!» —
Ах, чья-то жизнь пятнадцатого года…
«Немецкий сбит вчера аэроплан!»
«Погиб такой-то прапорщик героем!»
А нынче мы, выдерживая план,
Их жизнь и смерть панелями закроем.
И так, пока не велено снести,
Стоит в пыли ковчег разбитый Ноев,
Прости, что потревожили…
Прости
За скудость духа, веры и устоев!..