Текст книги "Еще один день"

Таня

История эта произошла три года назад. Таня лежала на своей общежитской койке, подперев голову ладонями, и читала книгу. Книга была неинтересная, она взяла ее у подруги, чтобы убить время. Верки не было, она ушла за покупками. Завтра они должны были ехать на преддипломную практику. Верка в Курган, Таня в Среднесибирск. Обеим предстояло практиковаться в областных газетах. Путь в Курган лежал через родное Веркино село Киприно. В нем она хотела на денек задержаться и поэтому вчера долго обсуждала с Татьяной, какой подарок купить матери. Татьяна посоветовала шерстяной плед. Уж слишком красиво он смотрелся, и цена была вполне терпимая. Верка засомневалась: все-таки дороговато.

– Чего там, – возразила Татьяна, показывая на плед. – Ты только потрогай его. Он же мягкий, как котенок. – Татьяна погладила плед ладонью и подняла глаза на подругу. – Твоей командировочной сотни на практику все равно не хватит. В редакции наберешь побольше заданий. Проси в основном очерки, за них хорошо платят. Вывернешься.

Верка, не отрывая взгляда от пледа, нерешительно сказала:

– Ты думаешь, там нет очеркистов?

– Ну и что? Они сами по себе, ты – сама по себе.

Татьяна была искренне уверена, что если ехать на практику, то сразу надо выдать такой материал, чтобы о тебе все заговорили. Лучшим жанром в этом случае, конечно, является очерк. Хотя и статья, и фельетон тоже будет неплохо. К тому же эти жанры оплачиваются приличными гонорарами. Верка, подумав, согласилась. Сегодня пошла в универмаг. Как всегда, там было не пробиться, к каждой кассе стояла большая очередь. Кошелек Верка положила в левый карман жакета. Когда подошла к кассе, сунула руку в карман, но вместо кошелька нащупала лишь носовой платок. У нее екнуло сердце, и она со страхом начала шарить руками по карманам. Но кошелька не было ни в одном из них. Еще не веря в худшее, Верка прошла вдоль очереди, внимательно глядя на пол. Повторно прошла туда-обратно. Кошелька не было. Она отошла в сторонку и снова ощупала карманы. Вконец растерявшись, спросила у нескольких человек, не поднимали ли они небольшой коричневый кошелек: «Потертый такой, на молнии. У молнии вместо ушка канцелярская скрепка». Никто, конечно, кошелька не то что не поднимал, но и не видел.

Поняв, что случилось, Верка в ужасе кинулась в общежитие. Толкнув плечом дверь, она как слепая прошла через комнату, и рухнула на кровать. Ее разрывали рыдания. Плечи ее тряслись, она размазывала слезы ладонью и, захлебываясь ими, не могла вымолвить ни слова. Таня бросилась к ней, пытаясь узнать, что случилось, но та только отмахивалась. Наконец, шмыгнув носом и в очередной раз утерев слезы, произнесла:

– Все. Теперь надо уходить из университета. Где взять деньги? У матери пенсия сорок рублей…

Таня поняла, что она потеряла командировочные. И тут же стала лихорадочно соображать, как выручить подругу.

Татьянин отец был полковником, мать – учительницей. Получали они прилично, и деньги для нее особой проблемы не представляли. Поэтому она обозвала Верку дурочкой (так и сказала: не будь психованной дурочкой) и предложила:

– Возьмешь мои командировочные. Я смогу обойтись без них.

Верка перестала плакать, села на кровати и, не мигая, долго смотрела на Таню. Потом обняла ее за шею, поцеловала мокрыми губами в щеку и снова заголосила с такой силой, словно это был последний день ее жизни. Таня отдала ей деньги, а самой пришлось заезжать к родителям. Крюк был немалый – четыреста километров. И поэтому на свою практику она опоздала на два дня. Она была уверена, что просто так ей этого в «Приобской правде» не оставят. Но пугало не это. Больше всего не хотелось с первого шага зарекомендовать себя человеком необязательным.

Весь путь от вокзала до редакции Татьяна думала, какую причину привести в свое оправдание. И ни одна не казалась ей правдоподобной. Причем самой нелепой выглядела та, что была правдой. Поразмышляв об этом, она все же решила не врать. А там будь что будет. Правду надо выдержать, за нее не может быть стыдно.

И уж никак она не ожидала, что на ее опоздание никто не обратит внимания. Словно она была не из университета и ее вообще никто не посылал на практику.

По крайней мере, такое впечатление у нее осталось от встречи с секретаршей редактора. Когда она назвала свою фамилию и попросила сказать редактору, что она, Ростовцева, приехала, секретарша, даже не удостоив ее взглядом, равнодушно спросила:

– А вы по какому вопросу?

Татьяна повторила:

– Я – Ростовцева.

Секретарша пожала плечами, и по недоумевающему взгляду Татьяна поняла, что ее фамилия этой «фифочке» ничего не говорит. Тогда она назвала себя полностью:

– Ростовцева Татьяна, из Уральского государственного университета (на слове «университет» она сделала особое ударение), приехала в «Приобскую правду» на практику. С Александром Николаевичем я говорила по телефону еще перед выездом из Свердловска.

Неизвестно, то ли секретарша на самом деле что-то вспомнила, то ли сделала вид, что в курсе дела, но уже по-другому посмотрела на Таню и сказала:

– Да, да, я вас соединяла.

Таня смутилась и хотела объяснить причину задержки, но секретарша торопливо нырнула за дверь, обитую черным дерматином, и через несколько мгновений показалась обратно:

– Александр Николаевич вас ждет.

Она переступила порог, оставив дверь открытой. Татьяна вошла. Не очень просторный кабинет выглядел уютно и как-то очень обжито. На улице стоял яркий ноябрьский день. Солнце заливало комнату светом через широкие, хорошо промытые стекла. За столом, обложенным папками, отдельными бумагами и бумажками сидел крупный мужчина лет пятидесяти с немного продолговатым лицом и гладко зачесанными назад волосами. Увидев Таню, он улыбнулся такой широкой улыбкой, словно давно и с нетерпением ждал ее. Таня шагнула к его столу, но в это время задребезжал телефонный аппарат. Александр Николаевич взял правой рукой трубку, а левой указал на одно из двух кресел, стоявших перед столом, приглашая Татьяну садиться.

Татьяна, мучившаяся опозданием, думала, что как только закончится телефонный разговор, Александр Николаевич сразу же спросит ее, почему задержалась. Но вместо этого он, все так же улыбаясь, добродушно продекламировал:

– Итак, она звалась Татьяной… – И, положив на стол длинные руки, сказал: – Ну что, с приездом. Как добралась, где устроилась?

Татьяна, считавшая себя уже сложившимся журналистом, посмотрела на редактора, не зная, как себя вести с ним. Его обращение к ней как к девочке-школьнице не понравилось ей. Тем не менее она тоже улыбнулась и ответила:

– Добралась нормально. А об устройстве еще не думала. С вокзала прямо к вам. – Она задвинула ногой под стол сумку, с которой вошла в кабинет редактора. Теперь поняла, что ее надо было оставить в приемной у секретарши.

– Как тебе Среднесибирск? – спросил редактор.

– Я его не рассмотрела, – откровенно призналась Таня. – Я ведь ехала не в город, а в газету на практику.

Снова зазвонил телефон. Александр Николаевич минуту-другую слушал, потом сказал раздраженно:

– А это позвольте решать нам. – И решительным тоном добавил: – Да, да, печатать материал или не печатать, мы решим самостоятельно. – Положил трубку и, видимо, не в силах сдержать раздражение, сказал не Татьяне, а себе под нос: – Дожили, еще начальник облторга не указывал газете, что ей печатать, а что нет. – И тут же обратился к Татьяне, но уже почему-то на «вы»: – Вы уже думали над тем, как бы вам хотелось построить свою практику?

Татьяна, конечно, думала об этом. Для нее было все равно, в каком отделе практиковаться, главное, чтобы удалось написать несколько значительных материалов. Поэтому ответила, помедлив:

– Я бы хотела поработать в отделе культуры. Хочется познакомиться со здешней театральной жизнью. В прошлом году на практике в Оренбурге я написала несколько рецензий. На летучках говорили, что получилось неплохо.

Сказав это, Татьяна посмотрела на редактора. Его лицо не выразило никаких эмоций, но в глазах, как ей показалось, мелькнули хитрые огоньки.

– Рецензии – это хорошо. – Он с опаской посмотрел на телефон, явно не желая, чтобы тот зазвонил снова. – Но если сказать честно, мне не хочется, чтобы вы начинали с нашего театра. В этом году у нас новый режиссер. Первый спектакль его оказался просто провальным. Боюсь, что и второй будет таким же. Думаю, не следует разбивать кулаки о лежачего, у него ведь впереди целая жизнь. – Он вдруг резко оживился и спросил: – А не хотели бы вы слетать на Север? Посмотреть на геологов, на то, как живут там люди?

Татьяна, не ожидавшая такого предложения, растерялась и медленно произнесла:

– Вообще-то о производственной теме я не думала.

– А зачем вам производство? Для газетчика главное – люди. Вы о них пишите. Через них читатель увидит и производство.

Татьяна растерялась совсем. Лететь к геологам, да еще на Север у нее не было и в мыслях. Она и не думала, что геологи живут на Севере. Там сейчас, наверное, уже морозы, а у нее даже теплых колготок нет. С другой стороны, кто из ее сокурсников может привезти с практики материал о геологах Севера? Да никто! Они же умрут от зависти, когда Татьяна покажет им полноценный северный очерк.

– Ну так что? – Редактор изучающе смотрел на нее.

Татьяна, всегда любившая повторять, что риск – благородное дело, при этом старавшаяся никогда не рисковать без особых причин, махнула рукой и решительно произнесла:

– Где наша не пропадала! – и внимательно посмотрела на редактора.

Александр Николаевич понял, что с этого момента сам назначил себя ее опекуном. Татьяна была стройненькой девушкой с очень приятным личиком и выразительными серыми глазами. К тому же она была не чужда юмора, а это верный признак острого ума. Глядя на нее, редактор подумал, что из-за такого личика и длинных стройных ног многие могут сойти с ума. В том числе и редакционные ловеласы. Свеженькая всем бросается в глаза. Поэтому он решил непосредственное шефство над ней возложить на серьезного человека.

– Вы, поди, еще и не завтракали? – спросил редактор.

– Нет, – мотнула головой Татьяна.

Александр Николаевич нажал на кнопку селектора, негромко сказал:

– Люся, пригласите ко мне Семена Петровича. – И обратился к Тане: – Сейчас я познакомлю вас с нашим завхозом. Он покажет буфет, кстати, весьма приличный, и устроит в гостиницу. С гостиницами, говоря на бытовом жаргоне, у нас напряженка. Сегодня отдыхайте, а завтра к девяти утра будьте любезны ко мне. Будете жить в режиме штатного сотрудника. Ни дня без строчки.

Он подвинул к себе стопку машинописных страниц и потянулся за ручкой. Татьяна поняла, что аудиенция закончилась. В кабинет вошел пожилой, сухощавый мужчина, слегка припадающий на левую ногу. Редактор поднял на него глаза, сухо сказал:

– Семен Петрович, это наша практикантка Татьяна Ростовцева. Накормите ее и устройте с жильем. – И снова склонился к своим бумагам.

На следующий день в девять утра Татьяна была в кабинете редактора. Там уже сидел мужчина средних лет, одетый в серый костюм и модный, в узкую полоску, галстук. Он внимательно смотрел на нее, пока она шла от двери кабинета к столу. Александр Николаевич показал ей рукой на стул напротив мужчины. Татьяна села.

– Николай Макарович Гудзенко, заведующий промышленным отделом, – представил редактор незнакомого человека Тане. – Лучше его никто в нашей газете Север не знает. Во время практики он будет вашим наставником. Слово это мне не нравится, но опекун, по-моему, еще хуже. – Редактор посмотрел на Таню.

Ей было все равно – опекун или наставник. От перемены названий ничто в ее судьбе не менялось. Она уже настроила себя на поездку на Север. Завтракая в гостиничном буфете, Таня встретила двух летчиков. Она взяла себе бутерброд с сыром и стакан чаю, а они по мясному салату, бифштексу с гарниром, стакану сметаны, пирожному и чашке кофе. Таня с удивлением смотрела, как они молча уминали гору еды, и думала: неужели это оттого, что они летчики? И тут же согласилась с этим: для того, чтобы летать, нужно отменное здоровье. А выходя из гостиницы, снова столкнулась с ними. Они садились в машину, очевидно отправляясь на аэродром, потому что были уже в теплых меховых куртках и красивых то ли ондатровых, то ли норковых шапках. Таня подумала, что все летчики ходят в такой форме. И ей сразу захотелось на Север. Она даже удивилась, что еще вчера сомневалась: стоит ли лететь туда? Обязательно стоит.

Сейчас она смотрела на Гудзенко и думала, что вместе с редактором они предложат ей несколько маршрутов командировки. Обсудят, какой интереснее, и скажут: лети. Но редактор ошеломил ее неожиданной фразой.

– Вы никогда не работали в районной газете? – спросил он.

– В районке, что ли? – не поняла Таня.

– Ну да, в районке. – Он слегка улыбнулся, произнося это слово.

– А зачем? – искренне удивилась она. – У меня этого никогда в мыслях не было.

– Районная газета – замечательная школа. Почти все известные журналисты начинали с нее.

– Вы что, хотите послать меня в районку? – На лице Тани появилась неподдельная обида.

Александр Николаевич заметил это и сказал, чтобы успокоить практикантку:

– Вчера мне звонил редактор районной газеты «Северная звезда» Тутышкин, спрашивал нет ли у меня на примете безработного журналиста. Я сказал, что нет, но от нашей газеты к ним в командировку летит практикантка. Он Христом Богом стал просить, чтобы я уговорил вас поработать у него недельки две. Я думаю, вам бы это пошло на пользу. Крупные материалы будете посылать нам, а всю оперативку гнать в районную газету. Он, кстати, обещал взять вас на эти две недели на ставку и жилье бесплатное предоставить.

Таня сразу оценила выгоду ситуации. Чтобы написать хороший очерк, нужно подольше побыть с героями, вжиться в их образ. В «Северной звезде» материал можно собирать не торопясь, а тем временем работать и на нее. Тут ведь и деньги будут играть не последнюю роль. Родительских на всю практику не хватит, а гонорар выдают один раз в месяц. К тому же, чтобы получить его, надо успеть напечататься. А в областной газете журналистам всегда тесно. Она выпрямила спину, положила руки на стол и сказала:

– Я согласна.

Гудзенко откровенно улыбнулся, и это смутило Таню.

– Может, я все это не так поняла? – Она перевела растерянный взгляд с редактора на заведующего отделом.

– Все так, – сказал Гудзенко, не пряча улыбки. – Но сначала вам придется поработать у меня.

Он встал, Таня поняла, что надо подниматься и ей. На всякий случай она посмотрела на редактора. Тот уже уткнулся в свои бумаги. Александр Николаевич посчитал, что он сделал для практикантки даже больше, чем мог.

В отделе промышленности Тане пришлось задержаться на целую неделю. Всю неделю она читала материалы собкоров, которые они присылали в отдел, правила авторские заметки, знакомилась с людьми, однажды побывала на редакционной летучке. И когда Николай Макарович пригласил ее к себе, чтобы обсудить план будущей командировки, она поняла, что провела это время не зря.

– Ну что, подруга. – Николай Макарович ласково посмотрел на Татьяну, а при слове «подруга» у нее даже екнуло сердце. Если заведующий отделом обращается к ней так, значит, окончательно признает за своего сотрудника. – Пора тебе делать самостоятельную вылазку. В Андреевском районе, куда полетишь, всего два крупных предприятия – нефтеразведочная экспедиция и рыбозавод. Леспромхоз я не считаю, в нем пока нечего делать. Прилетишь в Андреевское, сразу иди к Тутышкину. Постарайся подружиться с местными газетчиками, полистай подшивку «Северной звезды». Может, зацепишься за что-то. Тебе ведь хочется написать очерк. Так?

Таня молча кивнула. Она только сейчас поняла, что пускается в далекое и непредсказуемое плавание. И никто не может сказать, удастся ли ей благополучно вернуться из него. Ведь одно дело иметь желание написать очерк и совсем другое – осуществить его. Хватит ли у нее способностей? Не переоценивает ли она себя? Все эти мысли шквалом пронеслись в ее голове, пока она слушала Гудзенко.

– За основу очерка бери какое-нибудь событие, – продолжил Николай Макарович, все так же ласково глядя на нее. – Не стесняйся подробнее расспрашивать об этом событии людей. Как они к нему шли, что думали? В общем, собирай факты, осмысливай, составляй их воедино, чтобы отразить в них человеческую судьбу. Вернешься, поговорим об этом конкретно, выстроим в одну линию. Ты девочка умная, у тебя все получится. С богом.

Прожив на свете почти двадцать один год, Татьяна ни разу не летала на самолетах. На ее родном Урале люди в основном передвигаются на поездах и автобусах. А в те места, куда «только самолетом можно долететь», пути у нее не было. И вдруг сразу отправиться за восемьсот километров, куда, как сказал Николай Макарович, самолет Ан-2 летит почти пять часов.

Татьяна видела много раз в кино и по телевидению, как проходит посадка в самолет. Сначала диктор объявляет об этом по радио, потом девушка в красивой темно-синей форме ведет пассажиров, вытянувшихся длинной цепочкой, по летному полю к самолету. И они по трапу поднимаются в салон. Она думала, что точно так же будет и на этот раз. Но все оказалось настолько будничным, что даже расстроило ее.

К сбившимся в кучку пассажирам подошел невесть откуда взявшийся высокий парень в летной форме, спросил, все ли они до Андреевского, и, указывая на каждого пальцем, пересчитал вслух. При этом задержался на Татьяне взглядом дольше других. Она давно привыкла, что мужчины обращают на нее внимание, и не придала этому значения. Пилот сказал, чтобы все шли за ним, и Таня направилась вслед за остальными.

Самолет, к которому они подошли, совсем не походил на красивый и могучий лайнер. Это был обычный кукурузник. Татьяна, съежившись, залезла в его железное брюхо и села на холодное металлическое сиденье, прижавшись спиной к такой же холодной стенке фюзеляжа. Пилот закрыл дверь и направился в кабину. И тут Таня заметила, что в левом кресле кабины уже сидит еще один пилот. Вскоре затарахтел мотор, и весь самолет затрясся мелкой дрожью. Подпрыгивая на кочках по неровному полю, он выкатился на бетонную полосу, разбежался по ней и легко оторвался от земли. Таня повернулась к иллюминатору, чтобы запечатлеть в сознании набор высоты. Но ни восторга, ни ощущения невесомости в душе не появилось.

В самолете Ан-2 лететь на большое расстояние можно только по самой острой нужде. Таня поняла это уже через час. Сначала она с любопытством смотрела вниз на проплывающий под крылом пейзаж, но вскоре начала ощущать внутренний дискомфорт. Иногда ей казалось, что машина не парит в воздухе, а катится по огромным волнам, проваливаясь между ними. И тогда у нее возникало чувство, что кто-то большой и сильный подбрасывает ее, как, играя, подбрасывал в детстве отец, но не ловит, не дав испугаться, а заставляет падать до тех пор, пока она не ухватится за что-нибудь сама. В эти мгновения Таня сжимала края сиденья с такой силой, что у нее белели косточки на пальцах.

Сколько было таких провалов, она не помнит, но каждый следующий давался ей тяжелее предыдущего. Но еще больше ее донимал холод. Самолет был грузовым, и пассажирам, как десантникам, пришлось сидеть друг против друга вдоль фюзеляжа на откидных сиденьях. Холод шел от металлической стенки, проникал в тело, и у Тани возникало ощущение, что спина, руки, ноги становятся деревянными и она теряет способность двигаться. Вскоре она замерзла настолько, что ей стало все равно. В голове промелькнула мысль: «Вот сейчас умру, и никому в самолете до этого не будет никакого дела».

Додумать эту мысль помешал испугавший ее толчок. Люди, только что сидевшие в сосредоточенном молчании, вдруг разом заговорили, а самолет уже, чувствовалось, не летел, а катился по снегу. Провалы кончились, наступило расслабляющее облегчение.

С момента вылета прошло меньше трех часов. А говорили, что до Андреевского лететь больше четырех. Значит, где-то сели, не долетев до пункта назначения. Но Таня уже не думала об Андреевском. Она была счастлива от одной мысли, что сейчас ступит на землю. Счастьем хотелось с кем-то поделиться. Не молча, а вслух, чтобы насладиться нормальным человеческим голосом, который слышится, а не угадывается в изнурительном гудении пропеллера. Но заговорить ей не пришлось, потому что из кабины вышел командир корабля, невысокого роста, кругленький, в непомерно широких унтах, и самым заурядным голосом сообщил:

– В Андреевском метель, поэтому приземлились в Никольском. Будем ждать погоды.

После этого он открыл дверку, и в самолет ворвался свежий воздух. Все пассажиры поднялись и начали с шумом, подталкивая в спину друг друга, выходить наружу. Таня последовала за ними.

В деревянном здании аэропорта, куда она прошла вместе с пилотами, было полно народу. Увидев, что здесь негде сесть, Таня вышла на улицу. Над аэродромом светило солнце, и ей показалось невероятным, что где-то может бушевать метель.

Недалеко от аэропорта виднелось небольшое деревянное здание, к которому вел тротуар из обветшалых, кое-где проломившихся досок. На стене здания она увидела надпись «Столовая». Поправив на плече сумку, в которой лежали чистые блокноты, зубная щетка и паста, да пара свежих трусиков – все, с чем она поехала в командировку, Таня направилась по деревянному тротуару к столовой. Есть не хотелось, но, чтобы подавить неприятное чувство в желудке, оставшееся от полета, она решила выпить стакан горячего чая. К ее удивлению, чай оказался хорошим. Из маленького фарфорового чайника ей налили свежую крепкую заварку. Отхлебнув несколько глотков, она решила, что на всякий случай надо бы немного поесть. Кто знает, когда откроется Андреевское и сколько еще придется сидеть в этом аэропорту. Есть особо не хотелось, поэтому она взяла лишь небольшую пачку вафель.

Когда Таня вышла из столовой на улицу, погода заметно изменилась. По небу поползли низкие серые тучи, из-за аэродрома, со стороны тайги потянуло пронизывающим холодом. В воздухе появились крупинки снега. Поправив беретик и подняв воротник своего тоненького демисезонного пальто, она повернулась спиной к ветру и чуть не налетела на второго пилота, шедшего из здания аэропорта.

– Поворачивайте назад, – сказал он, остановившись перед ней и тоже повернувшись спиной к ветру.

– А что такое? – с удивлением спросила Таня.

– Андреевское закрылось до завтрашнего утра.

– Как закрылось? – не поняла Таня.

– Погодные условия там такие, что самолет не сможет произвести посадку, – пояснил пилот.

– И что же нам теперь делать? – На лице Тани появилась искренняя растерянность.

– Устраиваться в гостиницу. – Пилот улыбнулся, его развеселил неподдельный испуг пассажирки.

– А как остальные? – произнесла Таня, представив себе битком набитое пассажирами здание аэропорта. Ведь закрылось не только Андреевское, но и все соседние с ним аэродромы. Поэтому большинство самолетов приземлились в Никольском. Значит, попасть в гостиницу будет невозможно. От одной мысли, что всю ночь придется простоять на ногах в аэропорту, Таня почувствовала, как по спине пробежал легкий холодок.

– Кто как сможет. – Пилот пожал плечами. – Мы отвечаем только за безопасную перевозку пассажиров.

– И вы, как и все остальные, проведете ночь на ногах? – спросила Таня, оглядывая пилота.

– Ну почему же? У нас для таких случаев всегда предусмотрена бронь. – Он посмотрел, как она ежится от холода, и добавил, улыбаясь: – Я могу помочь вам с гостиницей.

Таня впервые посмотрела ему в глаза. У пилота было открытое лицо, и смеялся он без ехидства, желания показать свое превосходство, а по-доброму, от избытка хорошего настроения. Ему было приятно стоять около этой красивой, не по сезону одетой девушки.

– Ну так что? – спросил пилот. – Будете стоять здесь, замерзнете.

– Пойдемте, все равно ничего лучшего не придумаешь, – ответила Таня, поднимая повыше воротник своего тоненького пальто.

Они вышли на чистую заснеженную улицу, по обе стороны которой стояли небольшие деревянные дома с высокими поленницами аккуратно сложенных у заборов дров. Укатанный снежок слегка скрипел под ногами, и Таня не могла понять, как всего за несколько часов из прекрасной поры последних дней бабьего лета она оказалась в настоящей зиме. Пилот все время поглядывал на нее, потом спросил:

– Как же вы решились в такой одежде лететь на Север? Замерзнете ведь.

– А мне не холодно, – сказала Таня, мотнув головой. – У меня под пальто теплая кофта. А потом, я сюда всего на неделю. Как-нибудь выдержу.

– В гости? – спросил он, снова оглядывая ее.

– Нет, в командировку. От газеты «Приобская правда». – Таня специально сделала ударение на последней фразе, чтобы дать понять, что он имеет дело с человеком, занимающим не меньшее положение, чем пилот северной авиации. – Между прочим, меня зовут Татьяна… А вас?

– Андрей.

Татьяне показалось, что Андрей даже посмотрел на нее иначе. То ли с удивлением, то ли с уважением, сказать она не могла. Но, во всяком случае, не с той легкостью, с какой смотрел раньше. И потому, придавая себе еще больший вес, небрежно сказала:

– Задание дали – написать очерк. Можно и фельетон. У вас там есть субъекты, достойные внимания? – Она улыбнулась, глядя на Андрея. Этот парень ей чем-то нравился. Она не могла сказать, чем именно, но ей доставляло удовольствие смотреть на него.

– Субъекты есть всюду, – ответил Андрей, замедлив шаг. – И тут же спросил: – Как ваша фамилия?

– Ростовцева.

Он помолчал несколько мгновений, потом сказал:

– По-моему, в «Приобской правде» я такой не встречал.

– А я там еще не печаталась. Я только неделю как из Свердловска, – сказала Таня. – Это моя первая командировка.

– Решили поменять Свердловск на Среднесибирск? – спросил Андрей, и Таня заметила, что его взгляд еще больше потеплел.

– Никогда не было такого желания, – ответила Таня. – Я сюда на преддипломную практику. Заканчиваю факультет журналистики Уральского университета.

– А почему вы выбрали такую профессию? Вам нравится работать в газете?

– А вы не любите газетчиков? – спросила Таня.

– Вранья в газетах много. – Андрей натянуто улыбнулся, чтобы не обидеть собеседницу. – Пишут об одном, а в жизни все другое.

– Я вранья не пишу, – решительно сказала Таня. – Вранье мне претит. Я пишу только правду.

– Так уж и правду? – засмеялся Андрей, и по его тону она поняла, что он неслучайно настроен против газет.

– А вы в это не верите? – Таня тоже улыбнулась.

– Вы действительно пишете только правду? – удивился он.

– Правду. Только правду, и ничего, кроме правды…

Оба рассмеялись, и после этой шутки Таня почувствовала, что контакт с Андреем налажен окончательно. Поэтому она спросила:

– Вы давно летаете?

– Четыре года. Но в Андреевское перебрался прошлой зимой.

– Это что? Повышение по службе или наказание? – В Тане говорил уже не столько профессиональный журналистский интерес, сколько женское любопытство.

– Сюда, скажу я вам, попасть не так-то просто, – с оттенком обиды сказал Андрей. – Сейчас на Север стремится каждый.

– Почему? – спросила Таня. Ей казалось, что жизнь на Севере нечто вроде ссылки.

– Во-первых, деньги неплохие, – ответил Андрей. – Пять лет прожил, и получаешь двойную зарплату. А во-вторых, здесь интересно. Природа красивая. Такой уже мало где осталось. Я охоту люблю. В Андреевском охота прекрасная.

– Ну, допустим, мужчины свободное время проводят на охоте, а женщины чем занимаются? – сделала невинные глазки Таня.

– Женщины? – Андрей на мгновение задумался, потом сказал, рассмеявшись: – А здесь женщин нет, здесь – специалисты. – Еще помолчал, скорее всего, перебирая в памяти знакомых, и сказал уже утвердительно: – Точно. Женщин нет. Бухгалтеры, экономисты, продавцы, учителя, все при деле. Так что на улице днем редко женщину встретишь. – Предупреждая Татьянин вопрос, который мог и не последовать, произнес с притворным вздохом: – Если придется жениться, не знаю, какую специалистку выбирать.

Таня поняла, что последнюю фразу он произнес специально для нее. Красавцу показалось, что он очаровал ее, и теперь закидывает крючок в надежде на то, что она клюнет. Клевать Таня не собиралась, поэтому, опустив голову, молча пошла дальше. Пилот, еще минуту назад казавшийся ей симпатичным, сразу стал неинтересным.

– Вы что-то замолчали? – спросил он, по всей вероятности, поняв причину перемены в настроении попутчицы.

– Вы когда-нибудь читали поэта Николая Рубцова? – спросила Таня.

– Нет, а что? – Андрей уставился на нее, ожидая услышать что-то необычное.

– У Рубцова есть такие строчки: «Филя, что молчаливый? А об чем говорить?»

– Ну, так уж и не о чем? – искренне обиделся Андрей. – Я же не имел в виду вас, когда говорил о специалистках.

– Я так и поняла, – ответила Таня.

Завернув за угол, они оказались перед длинным деревянным, похожим на барак зданием с небольшим крылечком. Над крыльцом висела табличка с надписью «Гостиница». Едва войдя туда, Таня поняла, что гостиницей это заведение мог назвать лишь человек с очень большой фантазией. Прямо у дверей висел прибитый к стене умывальник. Под ним на табуретке стоял таз с грязной мыльной водой. В коридоре вдоль стен были расставлены раскладушки. Под каждой лежали какие-то вещи. «Значит, ночлежка забита до отказа», – подумала Таня. Название «ночлежка» родилось само собой, но ей показалось, что оно точно отражает характер заведения.

Заведующая гостиницей оказалась на месте. У нее был просторный кабинет с большим письменным столом посередине и высоким сейфом, стоящим у стены. Она сидела за столом под застекленным портретом Л. И. Брежнева и помешивала ложечкой чай в стакане.

– Здравствуйте, Надежда Семеновна, – произнес Андрей, остановившись у порога. Таня встала за его спиной и поглядывала на заведующую из-за плеча своего нового знакомого.

– И ты здесь, – не скрывая досады, произнесла заведующая.

– Почему – и я? – не понял Андрей.

– Да что-то больно много вас сегодня собралось.

– А что поделаешь – погода, – развел руками Андрей.

Она достала из стола небольшую тарелочку, на которой лежало печенье, с хрустом надкусила одну печенюшку и, чмокнув губами, отпила из стакана глоток чаю. Затем подняла глаза на пилота и спросила:

– Когда назад полетите?

– Пока не знаю. Дай бог добраться завтра до Андреевского. А что? – Он посмотрел на заведующую гостиницей, которая снова размешивала ложечкой чай в стакане.

– Мне кое-что из области привезти надо, – ответила она. – Как полетите, скажи. Я позвоню, вам принесут прямо в гостиницу. Вы ведь ночуете в городе?

– Да, в городе, – ответил Андрей.

– А это кто с тобой? Жена, что ли? – с ехидной ухмылкой кивнула в сторону Тани заведующая.