Текст книги "Демонстрация силы"

27‐я жертва
(1572)

23 августа он вместе со своим наставником покорно выслушал мать короля Карла IX, правительницу Франции Екатерину Медичи. И было сказано: всем добропорядочным католикам начать резню предводителей гугенотов под предводительством Гаспара де Колинья – этих собак, извращающих дух и основы веры. Потомственный ассасин, он приготовил оружие – узкий выкидной стилет и ножны, крепящиеся в рукаве правого предплечья. Тщательно затянул кожаные ремешки крепления. Надел расписной камзол, надвинул на глаза шляпу – обычный зажиточный горожанин. Никто ничего не заподозрит.

До цели добрался быстро, затерявшись в толпе. Отчасти ему помогли уже наступающие сумерки – конечно, вместе со старыми добрыми осведомителями, которые за тридцать сребреников сдали с потрохами правую руку Гаспара, Ричарда Фонлуэ. Последний с двумя слугами закупал на базаре дичь и фрукты.

Франко подошел вплотную к своей цели, почти вдохнул его запах. Неслышная ходьба, умение шагать так, чтобы даже сидящая рядом муха не взлетела – одно из самых сложных умений ассасинов. И именно в этой науке он преуспел лучше всех, даже оба помощника Ричарда ничего не заподозрили. Массивная спина, обтянутая засаленным кафтаном, ажурный, идеально чистый, прямо-таки сияющий белизной воротник, поросшая седыми волосами шея с тремя складками, все это вмиг промелькнуло перед его глазами, зафиксировалось, запомнилось. А потом тело действовало уже инстинктивно, сказывались и долгие годы тренировок, и те двадцать шесть убийств, которые Франко совершил за свои неполные двадцать шесть лет.

Вот он, стоя сзади, левой рукой мягко берет жертву за шею, зажимая двумя пальцами кадык. Вот подносит к сонной артерии правую руку. Вот отгибает запястье, позволяя смертоносному клинку пронзить горло врага. И вот все кончено – Ричард, так и не проронив ни слова, мешком валится вперед; на его слуг брызгает фонтан крови. Упавшее тело несколько раз дергается в конвульсиях, а затем остается лежать во все расширяющейся черной луже. Франко видит все это не столько глазами, сколько – опытом, ведь ноги давно уже несут его прочь. Ассасин вскарабкивается на ближайшее невысокое здание, прыгает с его крыши на карниз другого дома и…

В минуты этого бега Франко проваливается вдруг в медитацию, пытаясь поймать те ощущения, испытанные в момент убийства. Но ничего не чувствует. Пытается еще. Опять ничего. В детстве его часто пугали муками совести за куда меньшие провинности. Когда он уничтожил свою первую жертву, больше всего боялся, что не сможет есть и спать. Однако аппетит остался превосходным, сон – глубоким, как у ребенка, и даже женщины его интересовали по-прежнему. Двадцать седьмая жертва также не изменила положения дел. Франко де Ларуа опять не ощущал ничего – кроме разочарования, желания поесть, крепко выспаться. И некоторой усталости.

Дорожная
(2020)

Странно, но я часто ощущал в себе двух людей. Это не шизофрения, две половинки мозга, скажем так. Одна – рассудительная, добрая и порядочная. Та, что норовит помочь старушке перейти улицу, та, что ратует за непротивление злу насилием, та, что норовит пустить скупую мужскую слезу в финале драматической ленты. И вторая – жесткая, алчная. Она говорит: падающего толкни, призывает: набивай карманы, после меня – хоть потоп, чем больше возьмешь, тем счастливее будешь. Какая же из этих двух половинок истинная?.. Ни одна. Истина всегда где-то посередине, и разумный путь лежит между двумя противоположностями. Но между ними находится и еще что-то, более важное. Выбор.

«А что, если бы ты поступил иначе?» – эта фраза часто приходит в голову. В последние дни она живет в ней. Даже – царствует. Представьте, что по дороге на работу вы не перешли дорогу, а выбрали другой маршрут. Встретили других людей. Увидели другие мизансцены… Да все другое! Вдруг бы тогда пошел дождь? А диктор в новостях сказал совсем другие слова? Иногда кажется, что не фразы эти крутятся в моей черепной коробке, а моя голова живет внутри их. И я сам – тоже там, внутри. Мельчайшие детали – словно костяшки домино. Они строятся, создают длинную ленту связанных вероятностей, а потом вдруг падают. И что получается на столе? Замысловатый рисунок или хаотичная груда фишек? Можем ли мы на это повлиять своими действиями, своим выбором? И есть ли он у нас? Или это только иллюзия: какую дорогу ни выбирай, все равно придешь к тому самому рисунку событий, что предначертаны?

Реально ли изменить мир своими поступками? Или сколько мухе ни биться о стекло, оно не разобьется? Те великие, хозяева жизни, которым покорялись города и страны, достигли этого сами или следовали уготованной им судьбе? Может ли простой смертный изменить то, что предначертано? И как можно это изменить? Быть может, даже самые малые наши дела потом воплощаются в грандиозные перемены – и другой цвет рубашки сегодня может обернуться военными действиями завтра?

Я не знаю ответов. Мало того, я не знаю, должен ли я был звонить Кристине Станон. Должен ли был сейчас соглашаться на предложение Рамона Меркадера. И от этого особенно… больно? Нет. И даже не страшно. Незнание похоже на черную бетонную стену, которой нет конца, она опоясывает тебя кольцами, составляет лабиринт без начала и конца, вереницу тоннелей без выхода. Лабиринт разочарования и усталости. Интересно, смогу ли я «выйти из сумрака»? И что будет там, вне нашего мира?

– Девушка, девушка! – заорал Рамон, замахав руками. – Тормозите!

Я остановил машину – мы уже довольно долго плутали по узким проселочным тропам, до этого пару часов потратив на пробки, чтобы выехать из города. Все шло как-то наперекосяк. И до сих пор мы не встретили ни одной живой души. Надо ли говорить, что GPS привел нас туда, не знаю куда? И вот теперь, в лице двадцатилетней девчушки-блондинки в цветастом платье и накинутой поверх джинсовой куртке, появилась надежда, что возвращаться не придется.

– Простите, мы ищем здесь старый военный объект, типа склада техники, не слышали о таком? – спросила Кристина, высунувшись из машины.

– Склада не знаю. А военная зона тут рядом, вот же, поворот на нее, – сообщила девушка, показав на заросшую травой тропинку, уходящую вправо буквально в двадцати метрах от нас. – Проедете по ней метров пятьсот, упретесь в шлагбаум. Только там посты охраны. Все закрыто, не проехать. В начале двухтысячных никому этот полигон учений не нужен был, мы туда играть бегали, да всякие фотографы из Москвы приезжали. Потом ее заборами отгородили.

– Спасибо!

Мы осторожно заехали на тропинку. И действительно очень скоро уперлись в забор из металлической сетки, шлагбаум и надпись: «Опасно! Запретная зона!» Невдалеке располагалась будка охраны – Рамон вышел из машины и бодро направился к ней.

– Молодой человек, здесь проход запрещен! – заявил молоденький белобрысый солдат с автоматом, выходя из будки.

– Слышь, командир, нам бы поснимать для одного рекламного плаката… Нигде такой натуры нет. В Сети снимков‐то полно, комар носа не подточит, но надо разрешение повыше. Нам четверти часа с лихвой хватит. Может…

– Сказано же, нельзя! – рявкнул второй солдат, массивный казах с близко посаженными глазами, появляясь из КПП. – Вон отсюда, нам разрешено открывать огонь на поражение.

– Ну, по-плохому так по-плохому. А ну, смирно! Вы как со старшим по званию разговариваете?!

Рамон вынул из кармана удостоверение и помахал им перед носом опешивших солдат.

– Что же раньше, сразу не сказали? – пробурчал казах. – Фотографы какие-то… Езжайте все время прямо, не ошибетесь.

Солдаты отпрянули, и через пять секунд шлагбаум открылся.

– Охренеть… Что у вас за удостоверение, Рамон? – спросил я, когда мы заехали внутрь периметра.

– Читательский билет, – сообщил он и добавил: – Громким голосом и плохими манерами можно добиться очень многого.

– Ну что, может, сейчас найдешь все ответы на свои вопросы, – приободрила меня Кристина.

Но никаких ответов мы не нашли. Через пару километров редкий лесок кончился, и дорога вышла к обширной котловине. Больше всего она напоминала огромный… карьер? Нет, скорее воронку, метров пятьсот в диаметре. И, наверное, метров двести в глубину. Разрушения были свежими, разбросанная арматура не успела покрыться ржавчиной, а битый кирпич – обрести серо-бурый оттенок. Это все, что осталось от Центра.

– Взрыв такой силы рядом с Москвой не мог остаться незамеченным… – озадаченно проговорил Меркадер.

– Не взрыв, – сказал я. – Смотрите, деревья неподалеку уцелели. Да и вообще, тут бы пол-округи ударной волной снесло, если бы…

Мне подумалось, что Центр кто-то просто зачерпнул, как кусок торта ложкой, и убрал с глаз долой.

– Антиматерия? Аннигиляция? – грустно улыбнулась Кристина. – В общем, понятно, что здесь делать нечего.

– Погодите. Раз уж приехали. Давайте спустимся в воронку, может, чего найдем.

– Майкл, склоны достаточно крутые. Надо было веревки брать и альпинистский инструмент, – сумничал Рамон, словно я не предлагал ему подготовиться перед выездом. – Да и что мы сможем там найти? Битый кирпич? Так его и здесь навалом.

– Давайте хотя бы немного походим, осмотримся, – предложил я, чувствуя, что какая-то неуловимая, мелкая, но крайне важная деталь сокрыта где-то рядом, почти под носом, но тщательно замаскирована. И стоит ее открыть, как головоломка вмиг соберется в единое целое.

Но, сколько мы ни бродили, ничего не попадалось. Почти дойдя до КПП, я ощутил странное щемящее чувство. Словно что-то должно произойти или уже произошло. И действительно, будка была пуста – охранников и след простыл.

– Не нравится мне это все… – мрачно пробурчал Рамон.

Мы загрузились в машину, и я завел мотор. Пока никаких подвохов. По пути к шоссе тоже все было гладко, лишь когда выехали на трассу, стало ясно, что не так. Машин не было. Вообще. Ни одной.

– Друзья, мне только одному кажется, что мы на необитаемом острове? – решил я узнать мнение спутников.

– Нет, не одному, – откликнулась Кристина. – И правда, очень странно как-то… Ни людей, ни автомобилей…

Я притормозил на обочине. Включил мобильный телефон, проверил интернет. Увы, не то чтобы LTE, вообще никакого сигнала не было.

– Едем дальше? – осведомился я у спутников.

Погруженные в себя, они лишь молча кивнули. Я дал по газам, заметно превышая разрешенную скорость – ни ГИБДД, ни камер оснований опасаться не было. Прошло еще пять, потом десять минут. Ни встречных, ни обгоняющих, ни деревенских жителей, поскрипывающих на стареньких великах, ни пассажиров на остановках. Ничего вокруг, словно все вымерли. В три часа дня на Дмитровском шоссе не бывает так пусто! Страх липкими пальцами залез куда-то под ложечку. Быстрее бы в Москву… А вдруг сейчас заглохнем… И тут, конечно, как по закону подлости, двигатель Infinity начал издавать неприятное «чах-чах-чах», и мы остановились. Попытки реанимировать мотор ни к чему не привели. Завестись с толкача – мы с Рамоном толкали, Кристина сидела за рулем – тоже. Телефоны так и не ожили.

– Тут деревня рядом, – сказал я, махнув рукой в сторону белевших вдалеке домов. – Дойдем? Только у меня, коллеги, такое чувство, что я переживаю прошлые события во второй раз. Кстати, если следовать этой логике, мы там встретим зомби, и они вас, Рамон, съедят.

– Только я в такое не верю совсем… – откликнулся он. – Кристина, что ты чувствуешь, что видишь?

Меркадеру словно было все нипочем, однако и он начинал нервничать.

– Я бы советовала никуда не идти. Ждать здесь. Деревня может подготовить неприятные сюрпризы, прежде всего для Майкла.

– У меня жесткое дежавю. Будто я переживаю те же события, о которых недавно вам рассказывал, только немного при других обстоятельствах. Но чувствую, что мне надо идти в эту деревню. Можете здесь остаться, я один посмотрю, что там.

– Давайте сначала попробуем опять заняться машиной, – предложила Кристина.

Мы попробовали, но без толку. Все наши попытки реанимировать двигатель провалились. Начинало смеркаться. Меня не радовала перспектива заночевать на шоссе, по которому за добрых два часа так и не проехала ни одна машина? Нет уж.

– Ребята, вы как хотите, а я один до деревни пройдусь.

– Разделяться не стоит, идем вместе.

Мы дошли до какого-то хутора – темные, старые дома, казалось, вросшие в землю, накренившиеся сараи.

– Есть кто-нибудь? – спросил я, хлопнув калиткой, за которой раскинулся ухоженный сад.

На крыльцо вышла пожилая семейная пара – полные, седые, розовощекие дед с бабкой. Лет им было за шестьдесят, но свежий воздух, природа и правильный образ жизни сделали их образцами настоящих сельских граждан России. Или даже СССР: именно такими изображали крестьян на старых плакатах. Добрые, проникновенные, мудрые глаза, мозолистые руки, простая, но чистая одежда.

– Заходите, рады знакомству! – сказал дед, излучая радушие. – Меня зовут Евгений Сергеевич, а супружницу мою – Анна Владимировна… А вас как звать, гости дорогие? Перекусить не желаете?

Мы представились. Я буквально кожей чувствовал напряжение, исходившее от моих спутников. Кристина и Рамон явно были не в своей тарелке.

– Евгений Сергеевич, у вас телевизор работает? – спросил я, когда мы уже сидели за столом, на котором красовалась кастрюля с картофельным супом, миска со свежими огурцами и помидорами, чугунок с гречневой кашей и тарелка с вареными яйцами.

– Увы, милок, – откликнулся хозяин. – Давно уже не работает… Антенну надо бы починить, да недосуг… А что такое?..

– Да что-то ни одной машины на Дмитровке… И людей тоже не видно. В вашей деревне есть еще кто живой?

– Живой?.. – переспросила до сей поры молчащая бабка. – Эх, гости дорогие, нашли об чем толковать… Нет бы кино обсудить, о творчестве Теренса Малика поговорить, скажем…

– О «Тонкой красной линии»? – решил проявить я эрудицию, удивленный столь прихотливым вкусом хуторян.

К моему стыду, это был единственный фильм режиссера Малика, который я помнил. Да и тот мне не нравился.

– «Древо жизни» его не смотрели?.. Хорошее кино, – отозвалась хозяйка. – Немного дидактическое, но хорошее… В нем подростковые годы героя сравниваются с развитием и рождением Вселенной. Две противоположности борются в душе юноши – добрая, любящая мать и жесткий, требовательный отец. И, что ни говори, правильные вопросы ставятся в фильме. Почему несчастья падают и на праведников? Любит ли нас Создатель? Какое место мы занимаем в этом мире?

– Простите, а ответы на эти правильные вопросы он дает? – вскинулся я. – Или как в «Тонкой красной линии» – трехчасовое сотрясание воздуха и повторение прописных истин, да еще и с жирной росписью в конце «я тоже не знаю ответов»?.. Впрочем, о чем это я… Нам в Москву надо! Как бы это организовать? Есть тут кто с машиной? Наша заглохла напрочь. Смартфоны не работают, такси или эвакуатор не вызвать.

– Майкл, – укоризненно сказал Евгений Сергеевич, во взгляде которого промелькнуло что-то лазаревское, – более всего на свете вам сейчас нужно думать о тех вопросах, что Малик поставил в «Дереве жизни». Зря, что вы постоянно скатываетесь от общего к частному, погружаетесь в круговерть физического мира… Меняете «Тонкую красную линию» на «Трансформеров». Мы могли бы сейчас многое узнать. Впрочем, как изволите. Живые души? Нет здесь больше живых душ, кроме нас. Да и мы живые только с определенной точки зрения…

С этими словами дед взял столовый нож и быстро надрезал кожу на своем левом запястье. Крови не было, кожа соскользнула, как целлофан, – через аккуратное зияющее отверстие мы увидели набор светлых пластиковых стержней, которые шевелились в такт движениям пальцев.

Midgard Schlange
(1935)

Подземная лодка была собрана из отсеков – наподобие вагонов поезда метро. Каждый из них достигал шести метров в длину, был шириной почти семь метров и высотой три с половиной метра. Общая длина «поезда» была почти четыреста метров. Головную часть, где находилась кабина «машиниста» – пост управления, – венчала головка с четырьмя полутораметровыми бурами. Они, как и гусеничная ходовая часть, работали от двадцати электродвигателей, по полторы тысячи лошадиных сил каждый. Питание для всего этого бралось от дизельных электрогенераторов с тысячекубовым топливным баком.

Вы поняли масштаб системы? Скорость? До нескольких километров в час внутри скальной породы и до десяти в мягкой земле! Вооружение? Две тысячи мин и еще двадцать четыре шестиметровые подземные торпеды плюс двенадцать пулеметов. Гений инженера Риттера разработал машину в 1934 году, а спустя год мы уже испытывали ее в Альпах. Меня переполняла гордость и одухотворение. А страха не было совсем, ни капельки. В случае успешных испытаний будет построено не менее двадцати таких поездов. Секретное оружие, стальной кулак, «Змей Мидгарда» точно позволит переломить исход любого сражения. Искра, которая пройдет под землей через любое препятствие.

– Правый заклинило!

Ожидаемый результат – слишком быстро шли.

– Скорость один километр в час.

– Оба левых! – Панель управления стала почти вся мигать красным.

Я понял, что дело совсем дрянь. Шум. Треск. Дребезг.

– Капитан, все буры вышли из строя. Мы не можем двигаться.

Лицо боцмана, а мы были на мостике вдвоем, было не просто испуганным, оно казалось мертвенно-бледным. Впервые за пятнадцать лет совместной службы я видел этого седого морского волка в таком состоянии.

– Вальтер, ситуация в пройденной штольне?

– Обвал в пятидесяти метрах сзади, глухой.

– Задний ход, всю мощность на гусеницы. Включить задний бур.

– Электрогенераторы дают десять процентов. Лодку им не сдвинуть с места.

– Результаты проверки?

– Что-то с топливом. Не уверен, возможно, саботаж. Такое чувство, что половину пути мы прошли с нормальным баком, а сейчас в нем оказалась вода.

– Полная остановка всех систем. Перезапуск.

Пять минут в абсолютной темноте. Я пытаюсь думать о Германии, но в голову лезут лишь чулки Изабеллы. Три дня назад, обедая, познакомились с ней, вечером уединились в гостиничном номере. Она была… Слабое мерцание. Похоже, нет мощности даже для освещения.

– Капитан, генераторы дают два процента мощности. Система перешла в режим максимальной экономии энергии. Заряда аккумуляторов хватит на час. По протоколу…

– Вальтер, отставить. Помню протокол. Если через час не будет найдено решение проблемы, будьте уверены, подорву лодку. Жаль, конечно, что спасательные капсулы отсутствуют на борту, но в следующих версиях «Змея» они точно будут.

Право слово, я произносил все это с полной уверенностью, что смогу это сделать.

– Было приятно с вами служить.

– Мне тоже, – буркнул я.

Хуже всего ощущать себя запертым в каменной ловушке.

– Что говорим команде?

– Плановая часовая вентиляция.

Через минуту боцман вернулся и молча сел. Я достал бутылку и два стакана. Странно, но даже сейчас страха не было. Разлил двадцатилетний виски, почти всю бутылку – стаканы под самый край. Мы молча выпили. Разлил остатки.

– Капитан, можно с вами поговорить как с товарищем? – спросил боцман.

Ну вот, и старого морского волка пробрало – решил подушевничать. Впрочем, мы и раньше с ним вели умные беседы о смысле мироздания. Сейчас, пожалуй, самое время расставить все точки над «i».

– Что же нам еще остается? Или есть идеи, как нам вернуться домой?

– Идей нет. Зато пришло в голову совсем другое. Прошу прощения, если что…

– Да говорите уже.

– Капитан, с какого возраста вы себя отчетливо помните?

– А что?

– Вот если вы теперь оглянетесь назад – то изменилось ли ваше мироощущение? Я имею в виду не жизненный опыт, не вызубренные прописные истины, не набор заумных слов, а именно ваше мировосприятие и ощущение себя в мире. Есть ли различие с тем, что чувствуете сейчас?

– Нет. Никаких различий…

– Получается, что какими мы приходим в мир, такими же и уходим? Неизменными… В чем же смысл?

– Смысл, я думаю, в оценке ситуации. Пример – как вы сейчас воспринимаете происходящее?

– А разве от восприятия что-нибудь зависит? Взорву я лодку или нет, все равно обратного пути нет. Ну, отсрочим конец на несколько часов, на сколько воздуха хватит…

– Как сказать. Ведь своими действиями на исход мы повлиять не можем, зато можем изменить отношение к происходящему. Итак…

– Страха нет. Да и других эмоций – тоже. Сам себе удивляюсь, до чего спокоен.

– Ни малейшего?

– Ни капли…

– Пойду проверю генераторы, – пробормотал боцман и начал что-то крутить на панели. – Мощность растет.

– Что?! – вскинулся я.

– Уже тридцать процентов, нет… сорок. Похоже, было что-то вроде пузыря в системе подачи топлива… Пятьдесят.

– Включить бур.

– Мы снова двигаемся.

– Вальтер, это была проверка?

– Капитан, ваше восприятие запустило лодку, поверьте. Ваше бесстрашие.

– И ваши наводящие вопросы?

– Я был в отчаянии, как и вы, но я дрожал от ужаса.

– Почему-то я вам не верю…