Текст книги "Париж с изнанки. Как приручить своенравный город"

«Exlusez-moi, oú est le…»[50]50
  Прошу прощения, где находится… (фр.).


[Закрыть]

Особой достопримечательностью парижских тротуаров можно назвать kiosques. И, поскольку гостям города приходится мучительно разбираться в том, какое же название улицы все-таки правильное, многие из них полагают, что киоски, торгующие картами города, почтовыми открытками и газетами, это мини-туристическое бюро. Как же они ошибаются!

Kiosquier, конечно, знает округу как свои пять пальцев, потому что киоски в центре Парижа решением городских властей достаются лишь самым умелым продавцам газет, с многолетним опытом работы на парижских улицах. Но даже это не гарантия того, что киоскер (редко – киоскерша) захочет поделиться своими знаниями с заблудившимся туристом.

Продажи ежедневных газет страдают от наплыва дармовой прессы, и за последние несколько лет доходы парижских kiosquiers (а их в городе около трехсот) резко упали. Труд киоскеров оплачивается за счет комиссионных – они получают 18 процентов от каждой продажи, но эта цифра уменьшается до 10 процентов чистой прибыли после жестоких поборов французской налоговой и социальной системы. Из этой суммы они должны заплатить за аренду киоска около 500 евро в год. При этом они не получают ни цента доходов от рекламы, размещенной на стенах киоска, если только постер не рекламирует журнал, который пользуется повышенным спросом. Так что киоскерам не до улыбок, даже если всем вокруг весело.

Спросить у киоксера дорогу – это все равно что попросить Карла Лагерфельда пришить пуговицу или укротителя тигров – поймать мышь. Это оскорбление его глубокому знанию окрестностей и их обитателей, к тому же у него есть миллион других способов заработать на жизнь.

И, подобно Карлу Лагерфельду и укротителям тигров, киоксеры зачастую обладают железным характером. Простоять одному в уличной палатке, с рассвета до заката, – это испытание не для слабонервных.

Kiosquiers самовыражаются не только в манере обслуживания покупателей, но и в мастерстве подачи товара. На самом видном месте, разумеется, выкладывается то, что лучше всего продается, но присмотритесь внимательно, и вы увидите, что среди популярных «Ле Монд» (Le Monde) и «Пари Матч» (Paris Match) притаились более скромные издания. Зачастую они носят политический, даже анархистский, и почти всегда сатирический характер – так киоксеры выражают свое «фи» истеблишменту. Мой местный kiosquier вырезает самые едкие антиправительственные карикатуры и наклеивает их над прилавком с ежедневными газетами.

Киоксеры – одиночки, как водители-дальнобойщики, разве что им сложнее делать остановки по нужде. Они не могут вот так запросто закрыть киоск и уйти в туалет (кстати, именно по этой причине так мало женщин выбирают эту работу). Моя знакомая однажды попыталась купить газету сразу после утреннего «часа пик», протянула деньги и услышала просьбу «подождать минутку». Заглянув в киоск, она увидела, что продавец газет мочится в пластиковую бутылку из-под минеральной воды. Разумеется, она не стала забирать у него сдачу.

Вот почему лучше все-таки спросить дорогу у прохожего, а не устремляться к более компетентному источнику информации. Если только вы не углядели в витрине киоска большой рекламный постер журнала «Пари Матч», разоблачающего подробности громкого скандала с Карлой Бруни, Джонни Халлидеем или другой знаменитостью. Тогда kiosquier, возможно, будет пребывать в достаточно благодушном настроении и укажет вам верное направление.

Армия чистоты

Если верить карте города, в Париже 5975 улиц. И стало быть, количество тротуаров вдвое больше, а то и не вдвое, потому что некоторые широкие улицы имеют островки садов посередине или площадку для рынка – разумеется, с тротуарами по обе стороны.

Для поддержания всех этих тротуаров в чистоте задействована целая армия уборщиков – около 4950 рабочих, которые опорожняют урны, выметают сточные канавы, поливают землю, собирают пустые бутылки, вывозят покореженную мебель, выметают мусор после рыночного дня и вообще следят за тем, чтобы густонаселенный Париж не превратился в одну большую свалку.

Согласно городской статистике, эти рабочие ежедневно выскабливают более 2400 километров мостовых, выбрасывают около 30 тысяч прозрачных целлофановых мешков с мусором, которые пришли на смену зеленым корзинам, некогда подвешиваемым к фонарным столбам (затем парижские власти решили, что непрозрачные урны – идеальное место для закладки бомб террористами).

В Париже трудятся без малого 380 уборочных машин разных размеров и конфигураций, которые бойко расправляются с мусором на городских улицах и тротуарах. Модельный ряд поражает воображение. Есть, к примеру, крохотные одноместные модули, которые крадутся по улицам, словно сгорбленные роботы, орудуя двойными щетками. Есть цистерны с водой на колесах, дающие возможность зеленому «робокопу» окатывать щиколотки парижан из брандспойта[51]51
  Подробнее о щиколотках в главе 3. – Примеч. автора.


[Закрыть]. Еще есть грузовички, которые выполняют обе эти функции одновременно. И вся эта техника моет-чистит-драит под дружную брань парижан, недовольных возникающими пробками и замоченной обувью, но без техники город стал бы необитаемым.

Меня всегда завораживает зрелище, когда наш местный продуктовый рынок закрывается в два часа пополудни по воскресеньям и четвергам. Толпы рассосались, шатры собраны, торговцы упаковали или бросили нераспроданный товар. А тем временем армия «зеленых» бойцов приступает к работе. Картонные коробки загружаются в дробилку. Деревянные ящики укладываются в стопки. Не пригодный для переработки мусор подметается машинами и вручную и выбрасывается в кузов поджидающего грузовика. Меньше чем через час уже ничто не напоминает о том, что здесь шумела торговля, разве что мокрый асфальт на площади.

Рынок как таковой практически не изменился за столетия своего существования (если не считать присутствия экзотических фруктов и диковинных рыб), но вот уборка рынка – это уж точно XXI век. И она проходит одинаково на всех семидесяти с лишним городских продуктовых рынках раз или два в неделю.

То же самое бывает и после политических демонстраций – когда десятки тысяч активистов собираются в Париже и маршируют по его улицам, разбрасывая листовки, бутылки с водой, воздушные шары, плакаты, обертки от еды – и так в течение нескольких часов, – превращая бульвары в скопище мусора. Но едва замыкающие колонны прошествуют с песнями по заранее оговоренному маршруту, следом за ними устремляются полки уборочной техники и подметальщиков в куртках ядовитых расцветок, и весь этот мусор исчезнет быстрее, чем появился.

Бытует стереотип, что французы лентяи, но я еще не видел людей, которые работали бы более усердно, чем французы на уборке улиц в день всеобщей забастовки.

Я писаю, значит, я существую

К сожалению, загаживают улицы не только рынки и марши протеста. Основная масса нечистот имеет куда менее благородное происхождение.

Я, наверное, больше, чем кто-либо, написал на тему собачьих безобразий на парижских тротуарах. Но самое ужасное – во всяком случае, для меня, – что парижане-мужчины так же активны, как и собаки. Я говорю не только о пьяных, которые лишены возможности контролировать любой из своих внутренних органов, а уж тем более мочевой пузырь. Я имею в виду трезвого, взрослого парижского буржуа практически любого возраста, который найдет тихий уголок, даже на относительно оживленной улице, быстро оглянется через плечо – нет ли кого поблизости? – и выпустит струйку мочи на стену, дерево или один из бесчисленных серо-зеленых металлических заборов, ограждающих участки ремонта дорог и стройплощадки. Потом он застегнет молнию брюк и покинет место преступления, а его дымящийся ручеек аккуратно потечет по тротуару, чтобы замочить подошвы ничего не подозревающих прохожих. Тот рекламный ролик газеты Le Parisien, описанный в первой главе, не был преувеличением.

У парижан есть оправдание такому антиобщественному поведению – впрочем, оправдания у них находятся для всего на свете. Они винят во всем городские власти, которые убрали с улиц старые добрые металлические urinoirs[52]52
  Писсуары (фр.).


[Закрыть]. Их называли vespasiennes, в честь древнеримского императора Веспасиана, который обложил налогом общественные туалеты (надеюсь, парижанам известен сей исторический факт). Vespasiennes появились в Париже в 1834 году, хотя долгое время в городе действовал закон, запрещающий «справлять естественную нужду» на улице. До vespasiennes общественными туалетами служили бочки, кои – 478 штук, – будучи расставленными на улицах, вероятно, больше привлекали крыс и мух, нежели туристов.

Vespasiennes были исключительно стоячими туалетами, и некоторые из них были полностью открыты для обозрения. Другие, более интимные, прятались в высоких зеленых тумбах, оклеенных театральными афишами, так называемых «колоннах Морриса» (Colonnes Morris), получивших свое имя в честь местного печатника Габриэля Морриса, который в 1860-е годы добился разрешения расклеивать выпускаемые им афиши на тумбах, или же размещались группами на открытом воздухе, за высокими, в человеческий рост, металлическими перегородками.

Очень скоро анклавы vespasiennes стали местом сборища геев, и, поскольку дело было в Париже, родилось небольшое литературное сообщество, членами которого стали такие писатели, как Жан Жене и Роже Пейрефитт, которые с удовольствием описывали сценки из жизни в этих стенах. Полиция тоже стала проявлять повышенный интерес к указанным злачным местам, регулярно совершая облавы. Во время Второй мировой войны vespasiennes использовали для своих тайных встреч участники Сопротивления, но после освобождения города стремление парижан к моральному очищению вылилось в борьбу против vespasiennes, и постепенно их стали убирать с парижских улиц. Единственный уцелевший экземпляр я увидел на бульваре Араго (Boulevard Arago) в Четырнадцатом округе, у стен Prison de la Santé[53]53
  «Тюрьма здоровья» стала местом последней в истории Парижа публичной казни на гильотине, когда в 1977 году были обезглавлены двое мужчин. Названа она так не потому, что здешние охранники подают заключенным исключительно органическую пищу и обучают пилатесу. Rue de la Santé – название улицы, на которой стоит тюрьма; раньше, в XVII веке, на этой улице размещался госпиталь. – Примеч. автора.


[Закрыть], хотя временные пластиковые vespasiennes до сих пор устанавливают в Бассэн де ля Вилетт во время пляжного сезона Paris Plages.

В 1980-е годы vespasiennes заменили большими запирающимися платными sanisettes[54]54
  Платный общественный туалет-автомат (фр.).


[Закрыть], и их очень быстро облюбовали бродяги для своих ночлежек и проститутки для коротких встреч с клиентами.

Результатом уничтожения традиционных отхожих мест, где мужчины могли облегчиться бесплатно, не покидая пределов тротуара, предсказуемо стала возросшая популярность набегов «в кусты». Отчаявшись в борьбе с этой напастью, городские власти сделали sanisettes бесплатными, но стоять в очередях парижанам не пристало, к тому же процесс открывания дверцы кабинки для многих превращается в неразрешимую проблему (часто можно видеть, как туристы с остекленевшим взглядом вчитываются в длинные многоязычные инструкции).

Все это объясняет причину появления новой полицейской бригады, объектами интереса которой становятся мужчины, справляющие нужду на улице. Это так называемая Brigade des Incivilités de la Ville de Paris, и, наряду с наказанием тех, кто мусорит, а также нерадивых владельцев собак, ее 88 сотрудников могут выписать штраф размером до 450 евро за épanchement d’urine sur la voie publique («мочеиспускание на общественную дорогу» – замечательная формулировка для вынесения приговора), хотя максимальный штраф обычно приберегают для злостных нарушителей.

Согласно докладу, опубликованному в еженедельном издании Courrier International, в 2008 году примерно 56 тысяч квадратных метров парижских тротуаров ежемесячно заливалось мочой. Для тех, кому трудно представить, как выглядит такая площадь, скажу, что это равноценно тому, чтобы залить мочой 500 двухкомнатных парижских квартир.

У этой истории сразу две морали. Во-первых, прогуливаясь по Парижу, старайтесь не наступать ни на что мокрое, если только не будете полностью уверены в том, что это вода.

И еще: до появления sanisettes никого почему-то не волновало, где могут справить нужду парижские женщины.

Прочие препятствия

Тех, кто собирается фланировать по городу задравши голову, чтобы полюбоваться архитектурой, сразу хочу предупредить: парижские тротуары напичканы металлическими капканами, многие из которых установили сами власти.

Самые опасные – столбики вдоль обочины, выкрашенные в темно-коричневый или темно-серый цвет. Они похожи на вытянутые шахматные пешки, и можно подумать, что город разыгрывает сложную гроссмейстерскую партию. Причем эти пешки вырастают у вас под ногами даже посреди широкого тротуара, где вы должны чувствовать себя в безопасности. Парижане называют их les bittes de trottoir. Это название им самим очень нравится, потому что оно точное по сути и одновременно непристойное. Bitte означает «швартовая тумба», но вместе с тем и очень грубое название пениса, и bitte de trottoir звучит как «тротуарный жиголо».

Поначалу, основываясь на собственном болезненном опыте, я решил, что эти bittes предназначены исключительно для того, чтобы травмировать коленные чашечки прохожих, тем самым обеспечивая стабильный доход городской медицине. Мне казалось, что они имеют какое-то отношение к пушечным ядрам, которые иногда приваривают к краю тротуара на очень узких улицах, чтобы заманивать пешеходов в ловушку и/или отдавливать им ноги.

Впрочем, на самом деле все эти изобретения предназначены исключительно для того, чтобы не допустить на тротуары автомобили. Даже притом что парковки на тротуарах запрещены и караются солидным штрафом, для свободолюбивых парижан это не помеха, и плевать они хотели на закон, если б не столбики и пушечные ядра.

Так что капканы охраняют спокойствие пешеходов. Просто помните об этом, когда в следующий раз скорчитесь от боли, налетев на металлический столб, невесть откуда возникший у вас под ногами во время прогулки по оживленной улице.

Не такие опасные, как bittes, и куда более живописные – останки велосипедов, некогда посаженных на цепь у оград, фонарных столбов и дорожных указателей и настолько изуродованных вандалами, что хозяева даже не удосужились забрать их. Эти уродцы тоже своеобразный символ парижского стиля жизни – как я уже говорил, в большинстве жилых домов попросту негде хранить велосипеды без риска получить жалобу от соседей. Любой владелец особо ценного двухколесного средства передвижения вынужден тащить своего любимца к себе на этаж и парковать в собственной квартире или на балконе. А «беспородным» экземплярам приходится выживать на улице, на цепи, в одиночестве, в мире пьяниц и хулиганов, которые воруют сиденья, колеса и все, что можно открутить, – если не удается украсть целый велосипед.

Самые хитрые и изобретательные велосипедисты раскрашивают своих железных коней в нелепые цвета, чтобы отпугнуть воришек, промышляющих товаром на перепродажу, или используют сразу два-три замка, запирая каждую деталь велосипеда. Но даже эти ухищрения не спасают беззащитные велики от автобусов или грузовиков, которые, срезая угол, безжалостно вдавливают их в ближайший столб.

В результате уличный пейзаж оживлен ржавыми рамами без колес, цепей и руля. Если сравнить, скелеты ободранных велосипедов напоминают груду костей повешенного преступника времен Средневековья.

Печально, но эти свидетельства крепости велосипедных замков и хищнической натуры человека теперь объявлены вне закона. В марте 2010 года в Париже был принят новый регламент, согласно которому épaves — бесхозные вещи – могут быть изъяты, если у соответствующих служб достаточно оснований полагать, что они действительно брошены, а не оставлены владельцем, который решил временно припарковать велосипедную раму, пока не прикупит к ней колеса и руль.

Парижские чиновники вдвойне счастливы от своей затеи. Мало того что они получили возможность очистить городские улицы, им еще удалось обогатить французский язык. Работа по эвакуации велосипедных останков поручена армии épavistes — для выполнения столь важной миссии было придумано новое слово.

Городские джунгли

Парижские тротуары обсажены деревьями. В большинстве своем это серебристые платаны, любовь к которым привил Наполеон Бонапарт, маршируя со своей армией по всей Франции. Вторая по численности разновидность – липы, хотя, к сожалению, не те, что годятся для приготовления mojitos[55]55
  Мохито (фр.).


[Закрыть]. Парижские – из подвида Tilleuls, и их липовый цвет широко используется в производстве вкуснейшего французского травяного чая.

Как утверждают в парижской мэрии, в городе высажено примерно 484 тысячи деревьев, по большей части в парках, садах, Венсенском и Булонском лесах. Из них около 96 500 украшают тротуары, и каждый год этот парк деревьев обновляется на 2400 саженцев, которые подрастают в питомнике Ранжиса (Rungis), по соседству с крупнейшим оптовым продуктовым рынком.

Это вовсе не означает, что Париж постепенно превращается в городские джунгли (хотя и жаль), потому что ежегодно в городе гибнет до 1500 деревьев – от старости, болезней или неблагоприятной экологии.

Более того, в ствол каждого дерева из тех, что обрамляют улицы (так называемых arbres d’alignement), вживлен микрочип с данными о возрасте, сделанных прививках и общем состоянии здоровья. Они, может, и не выглядят таковыми, но на самом деле все эти деревья – настоящие роботы с электронной начинкой. Что ж, очень по-парижски – с виду вроде бы натуральное и непринужденное, а внутри все организовано с научной точностью.

А вот живность, которая не поддается такому строгому контролю, – это парижские голуби. Большинство парижан ненавидят их – почти так же, как ненавидят сумасшедших, подкармливающих этих «летающих крыс», высыпая хлебные крошки на тротуар прямо возле скамеек и созывая стаи пернатых на пир[56]56
  Кормление голубей – как и любой другой дикой живности (за исключением собственных детей) – в Париже запрещено законом и карается таким же штрафом, как за выгул собак на тротуарах: 183 евро. – Примеч. автора.


[Закрыть]. Парижане знают, что раз в году наступает сезон, когда лучше не задерживаться под этими 96 500 деревьями на улицах и в садах. Когда осенью плодоносят платаны, голуби набивают себе утробы их плодами и осыпают город ярко-зелеными какашками, превращая тротуары и припаркованные автомобили в полотна Джексона Поллока.

Для борьбы с голубиным нашествием – а голубей в Париже около 80 тысяч, примерно по одному на каждые двадцать пять жителей, – городские власти устанавливают большие голубятни в парках и садах. Чиновникам пришлось объяснять горожанам, что они вовсе не собираются увеличить популяцию птиц, делая их жизнь более комфортной, – наоборот, это так называемые «контрацептивные голубятни». Самкам разрешено высиживать одну партию яиц – если они откладывают больше (а за год эти птицы могут делать по шесть – восемь кладок), яйца хорошенько встряхивают, делая их бесплодными. Голубки, конечно, этого не понимают и продолжают высиживать яйца, вместо того чтобы откладывать новые.

К тому же голубятни позволяют птицам возвращаться в одно и то же место, где их экскременты легче собирать. Работа, само собой, не из приятных, и, вместо того чтобы нанимать специальных рабочих, город поручил это одной частной компании. Остается лишь посочувствовать невезучим предпринимателям.

В поисках уличных развлечений

Пару-тройку раз в году на тротуаре возле моего дома разворачивается удивительное зрелище. Я с трудом открываю porte cochère[57]57
  Ворота (фр.).


[Закрыть] и оказываюсь в толпе торговцев барахлом и глазеющих покупателей, на так называемом празднике vide-grenier.

В буквальном переводе vide-grenier означает «уборка чердака», хотя в очень немногих парижских домах эти чердаки имеются. Но зато во многих есть caves (погреба), как и чуланы, забитые старыми вещами, книгами, которые уже никто никогда не возьмется читать, и игрушками, из которых выросли дети. Теоретически, местный vide-grenier подразумевает товарообмен барахлом, но парижане слишком любят ломать устои и не склонны запирать себя в рамках теории, так что на практике эти блошиные рынки предлагают как личные вещи, так и готовую продукцию из магазинов. Рынки работают в любое время года (парижане по натуре оптимисты насчет погоды и свято верят в то, что матушка-Природа не обманет их ожидания), обычно по воскресеньям, и лучшего места прикупить задешево частичку настоящего Парижа не найти.

Недавно я прошелся по местному vide-grenier и посмотрел, какие вещицы могут привлечь гостей города.

Первое, что мне бросилось в глаза, это контраст среди продавцов. Район, где я живу, разношерстный, так что здесь можно увидеть и отцов семейств, разложивших на клеенках старую спортивную обувь, приставки PlayStation и видеокассеты, и торговцев антикварной мебелью, больше соответствующих кварталу Марэ. Немало и жуликоватых brocanteurs (старьевщиков), торговцев почтовыми открытками (на любом французском блошином рынке найдется хотя бы один), затейливыми электрическими приборами из далекого прошлого, а один парень в фирменной куртке с эмблемой Aéroports de Paris продавал подозрительно новую одежду.

Но vide-grenier – не просто срез парижской уличной жизни. Это ценный источник для тех, кто стремится увезти домой что-то оригинальное, типично французское.

Вот примерный перечень objets parisiens[58]58
  Парижские штучки (фр.).


[Закрыть], подмеченных мною на vide-grenier: жандармский жетон старого образца; сувенир 1950 года с изображением Сакре-Кёр на кусочке ствола дерева; винтажные черно-белые почтовые открытки с видами парижских улиц; кувшины для вина, подносы и пепельницы (разумеется, с эмблемами Pernod Ricard и менее известных марок, таких как Marie Brizard, Saint-Raphaël и Cusenier); мудреные штопоры (французские инженеры постоянно придумывают революционные способы открывания бутылок, чтобы быстрее добраться до содержимого); жестяная банка Nescao образца 1960-х годов с фотографией обреченной французской домохозяйки, явно не убежденной феминистки; несколько старинных миниатюрных моделей автомобиля «ситроен 2CV»; книга, однозначно утверждающая, что именно французы изобрели авиацию; подборка журналов «Пари Матч» 1940-х и 1950-х годов с сенсационными подробностями смерти Матисса и неудачной помолвки принцессы Маргарет и Питера Таунсенда (с подзаголовком на английском «Sad Princesse»[59]59
  «Грустная принцесса» (англ.).


[Закрыть]); и издание 1949 года, предсказывающее, что les males vont disparaître («мужчины скоро исчезнут»), правда, без указания конкретных сроков.

Среди моих фаворитов – фарфоровый кувшин, представляющий экс-президента Миттерана, который позволил мне задать вопрос: «Сколько вы хотите за голову Миттерана?», и маленькая свинцовая фигурка Наполеона, из-за которой я отчаянно торговался и все-таки купил за пять евро, заметив французскому антиквару со своим английским акцентом: «Я избавлю вас от Наполеона… в очередной раз». Кажется, он не нашел мою шутку забавной.